355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Освальд Арнольд Шпенглер Готтфрид » Пруссачество и социализм » Текст книги (страница 4)
Пруссачество и социализм
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 03:31

Текст книги "Пруссачество и социализм"


Автор книги: Освальд Арнольд Шпенглер Готтфрид


Жанры:

   

Философия

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

о генеральных откупщиках, о расслоении го-

родской крупной буржуазии. Истинно фран-

цузское чувство равенства с давних пор прояв-

ляется в этой неспособности установить поря-

док социальных градаций. В Англии дворянст-

во постепенно стало денежным, в Пруссии же

оно превращалось понемногу в военное дворян-

ство. Французское дворянство никогда не до-

стигало такого единства социального значения.

Английская революция направлена была про-

тив государства, следовательно, против <прус-

ского> порядка в церкви и общественной жиз-

ни; немецкая революция – против <английско-

го> разделения на богатых и бедных, которое

проникло в Германию в XIX веке с промышлен-

ностью и торговлей и стало центром враждеб-

ных Пруссии и социализму тенденций. Только

одна лишь французская революция не была на-

правлена против чужого и потому безнравст-

венного порядка, а против порядка вообще: это

и есть демократия во французском понимании.

Здесь, наконец, выступает на свет глубоко

этический смысл лозунгов: капитализм и соци-

ализм. Это два строя человеческих отношений,

основанных один на богатстве, а другой на ав-

торитете; порядок, достигаемый путем сво-

бодной борьбы за успех, и порядок, устанавли-

ваемый законодательством. Для истинного анг-

личанина слушаться приказаний человека не-

имущего так же невозможно, как для истинного

72

пруссака преклоняться перед одним лишь бо-

гатством. И даже сознательный в классовом от-

ношении рабочий из прежней партии Бебеля

подчинялся партийному вождю с той же верно-

стью инстинкту, с какой английский рабочий

почитает миллионера как более счастливое

и явно отмеченное Богом существо. Такие глу-

боко коренящиеся в душе различия пролетар-

ская классовая борьба совершенно не может за-

тронуть. Все английское рабочее движение по-

строено на различии между благосостоянием

и нищенством в пределах самого рабочего клас-

са. О железной дисциплине внутри миллионной

партии, как в Пруссии, здесь нельзя и думать.

<Неравное распределение богатства> – тако-

ва истинно-английская пролетарская формула,

которая постоянно на устах у Шоу^; как она ни

звучит двусмысленно для нас, она истинна для

того жизненного идеала, который один пред-

ставляется цивилизованному викингу привле-

кательным. Итак, можно было бы – принимая

к тому же еще во внимание мощное развитие

этого идеала в типе янки – противопоставить

социализм миллиардеров социализму чиновни-

ков. К первому принадлежит такой тип челове-

ка, как Карнеги^, который сначала превратил

значительную часть общенародного достояния

в свою частную собственность, а затем блиста-

тельно раздает его на общественные цели по

своему личному усмотрению. Его слова: <Кто

умирает богатым, умирает бесчестно>, – выра-

жают истинное понимание стремления к гос-

подству над общественным целым. Не следует,

однако, упускать из виду глубокой связи между

73

этим <социализмом частного лица>, который

в своем наиболее ярком выражении представ-

ляет не что иное, как диктаторское управление

народным достоянием, и социализмом чинов-

ника и организатора (который может быть

очень беден), как он проявлялся в одинаковой

степени в лице Бисмарка и Бебеля.

Шоу представляет собой вершину <капитали-

стического> социализма, для которого богатст-

во и бедность всегда будут двумя организующи-

ми противоположностями хозяйственного орга-

низма. <Бедность – величайшее из зол и наи-

худшее из преступлений> (<Майор Барбара>)^.

Шоу восстает против <трусливой массы, кото-

рая держится за жалкий предрассудок, что сле-

дует предпочитать добродетель богатству>. Ра-

бочий должен попытаться стать богатым, это

с самого начала было политикой английских

профессиональных союзов, тред-юнионов. По-

этому в Англии за время между Оуэном^ и Шоу

будто и не было социализма в пролетарском

смысле – он по своему типу не отличается от ка-

питализма низших слоев. Мы же, пруссаки, все-

гда противопоставляем веление послушанию

в пределах строго дисциплинированного обще-

ственного целого, носит ли оно название госу-

дарства, партии, рабочего класса, офицерства

или чиновничества; слугой его является каж-

дый, принадлежащий к нему, без исключения.

Travaillerpour le roi de Prusse* – это значит ис-

полнять только свой долг, не стремясь к личной

выгоде. Жалованье офицеров и чиновников со

* Трудиться на благо короля Пруссии (фр.).

74

времени Фридриха Вильгельма I смехотворно

мало по сравнению с суммами, которые дали бы

возможность в Англии причислять себя хотя бы

к среднему классу. Тем не менее у нас работали

прилежнее, самоотверженнее, честнее. Чин да-

вался как награда. Так было и при Бебеле. Орга-

низованное им рабочее государство стремилось

не разбогатеть, а властвовать. Эти рабочие в сво-

их стачках, организованных партией, очень ча-

сто терпели лишения не ради увеличения зара-

ботка, но ради власти, ради своего мировоззре-

ния, которое казалось или действительно было

в противоречии с убеждениями их работодате-

лей, они боролись ради нравственного принци-

па, причем проигранное сражение все же оказы-

валось моральной победой. Английским рабо-

чим это совершенно непонятно. Они не были

бедны и при своих стачках получали сотни ты-

сяч, которыми жертвовал в этих случаях бед-

ный немецкий рабочий, полагая, что там, за мо-

рем, борются за то же, за что и он. Ноябрьская

революция была таким образом отказом повино-

ваться в армии и одновременно внутри рабочей

партии. Внезапное превращение дисциплиниро-

ванного рабочего движения в дикую погоню за

увеличением заработной платы отдельных,

не считающихся друг с другом групп, было побе-

дой английского принципа. Неудача этой поли-

тики проявилась в том, что в лице <рейхсвера>^

возник новый организм с внутренней дисципли-

ной. Единственным проявившим себя способ-

ным человеком оказался солдат. Немецкая ре-

волюция будет продолжаться в виде таких воен-

но-авторитарных успехов и неудач.

75

XVI

Те же противоположности царят и в хозяйствен-

ном мировоззрении обоих народов. Роковая

ошибка политической экономии заключается

в том, что она слишком просто и исключительно

материалистически, без малейшего внимания

к многообразию хозяйственного инстинкта и его

творческой силы, трактует о <ступенях челове-

ческого развития>, о <новом времени> и о <со-

временности>. В этом проявляются все слабости

ее английского происхождения, ибо как наука

она представляет собой произведение современ-

ного англичанина, с его самоуверенностью и не-

достатком психологии. Это его единственная

philosophy*, которая соответствует его любви

к борьбе, успеху и собственности. С её помощью

англичанин, начиная с XVIII века, внушал свое

чисто английское отношение к хозяйственной

практике всем умам континента.

Из мироощущения коренного жителя прус-

ской земли, поселенного духовным орденом во

время колонизации, с необходимостью вытекал

принцип хозяйственного авторитета государ-

ства. Каждому человеку дается особая хозяйст-

венная задача. Права и обязанности в производ-

стве и пользовании им точно определены. Це-

лью является не обогащение отдельных лиц

или каждого работника в отдельности, а про-

цветание целого. Такова была цель колониза-

ции восточных болотистых местностей, пред-

* Философия (англ.).

76

принятой Фридрихом Вильгельмом I и его пре-

емниками. Они смотрели на нее как на свою

миссию. Бог возложил на них эту задачу. Здра-

вый реальный смысл немецкого рабочего с пол-

ной определенностью развивался в этом направ-

лении. Только марксистские теории мешали

ему понять близкое родство между своими

и старопрусскими стремлениями.

Инстинкт морских разбойников-островитян

совсем иначе понимает хозяйственную жизнь.

Здесь дело идет о борьбе за добычу и притом за

долю в добыче каждого отдельного человека.

Норманнское государство с его утонченной тех-

никой собирания денег основывалось исключи-

тельно на принципе добычи. Для этого была

весьма удачно введена феодальная система. Ба-

ронам предоставлялось собирать добычу с пред-

назначенных им наделов, герцог требовал своей

доли от них. Конечной целью было богатство.

Бог даровал его дерзновенным. Из практики

этих ставших оседлыми пиратов образовались

современные способы коммерческого счета.

Из счетной палаты Роберта Дьявола из Норман-

дии (умер в 1035 году) происходят слова <чек>*,

<конто>, <контроль>, <квитанция>, <рекорд>

и нынешнее название английского казначейст-

ва (Exchequer). Когда Англия в 1066 году была

завоевана норманнами, родственные им по пле-

мени саксы сделались также предметом экс-

плуатации норманнских баронов. У их потом-

ков никогда не могло образоваться иного миро-

воззрения. Этот дух еще и сегодня составляет

*От шахматнообразного счетного стола. – Прим. пер.

77

отличительную особенность каждой англий-

ской торговой компании и каждого американ-

ского треста. Их целью является не планомер-

ное поднятие народного благосостояния, как

известного целого, а лишь достижение благосо-

стояния отдельных лиц, частное обогащение

путем победы в пределах частной конкуренции,

эксплуатации публики через рекламу, повыше-

ние и понижение цен, достигаемое искусным

регулированием взаимоотношений спроса

и предложения. Когда англичанин говорит

о национальном богатстве, он имеет в виду ко-

личество миллионов. <Нет ничего более чуждо-

го чувству англичанина, чем солидарность>

(Фридрих Энгельс). Даже в отдыхе англичанин

видит тоже проявление чисто личного, прежде

всего телесного превосходства. Он занимается

спортом ради установления рекордов и знает

толк в родственном его хозяйственным обыча-

ям боксе, который внутренне совершенно чужд

немецким гимнастам.

Отсюда вытекает, что английская хозяй-

ственная жизнь фактически тождественна

с торговлей, с торговлей постольку, поскольку

она представляет культивированную форму

разбоя. Согласно этому инстинкту все превра-

щается в добычу, в товар, на котором богатеют.

Вся английская машинная промышленность

была создана в интересах торговли. Она явилась

средством поставлять дешевый товар. Когда ан-

глийское сельское хозяйство своими ценами по-

ложило предел понижению заработной платы,

оно было принесено в жертву торговле. Вся

борьба в английской промышленности между

78

предпринимателями и рабочими в 1850 году

происходила из-за товара, называемого трудом,

который одни хотели дешево приобрести, а дру-

гие дорого продать. Все то, о чем с гневным

изумлением говорит как о продуктах <капита-

листического общества> Маркс, на деле отно-

сится лишь к английскому, а не к общечелове-

ческому хозяйственному инстинкту.

Властное слово <свободная торговля> отно-

сится к хозяйственной системе викингов. Прус-

ским и, следовательно, социалистическим ло-

зунгом могло бы быть государственное регули-

рование товарообмена. Этим торговля во всем

народном хозяйстве получает служебную роль

вместо господствующей. Становится понятен

Адам Смит с его ненавистью к государству

и к <коварным животным, которые именуются

государственными людьми>. В самом деле на

истинного торговца они действуют, как поли-

цейский на взломщика или военное судно на

корабль корсаров. Характерно также то, что он

переоценивает значение массы капитала для

хозяйственного процветания. Материалист не

замечает, что психологически, а именно поэто-

му и практически – ибо в практической жизни

проявляются душевные свойства – английское

понятие капитала с точки зрения торговца не-

что совершенно другое, чем это же понятие

в представлении французского рантье и прус-

ского администратора. Англичане никогда не

были психологами. То, что думали они сами,

они считали логически обязательным для всего

человечества. Вся современная политическая

экономия, даже если не принимать во внимание

79

взглядов Манчестерской школы^, зиждется на

основной ошибке отождествления смысла хо-

зяйственной жизни всех стран, следуя англий-

скому пониманию, с интересами торговцев;

марксизм, как чистое отрицание этого учения,

вполне усвоил себе его схему. Этим объясняется

полное фиаско всех предсказаний в начале раз-

разившейся мировой войны, когда единогласно

предрекалось крушение мирового хозяйства

в течение нескольких месяцев.

Только капитализм английского типа являет-

ся противоположностью марксистского социа-

лизма. Прусская идея управления хозяйствен-

ной жизнью со сверхличной точки зрения не-

вольно направлена германским капитализмом,

со времени введения покровительственных по-

шлин в 1879 году, в русло социализма, в смысле

государственного регулируемого экономическо-

го порядка. Большие синдикаты были хозяйст-

венными государствами в государственном це-

лом: <это было первой систематической, в ши-

роком масштабе выполненной, попыткой капи-

талистического общества постичь тайны своего

собственного производства и приобрести власть

над теми общественными законами, неиспове-

димой и естественной силе которых до сих пор

вынуждены были слепо подчиняться> (Ленч.

Три года мировой революции).

Немецкий либерализм, немецкое англофиль-

ство благоговеет не только перед свободой и до-

стоинством человеческой личности, но и перед

свободой торговли. Тут комизм немецкого либе-

рала достигает своего предела. Пока он во имя

непонятных для него инстинктов викинга, <не-

80

уклонно> отвергал авторитарное государство,

сверхличную волю, подведение единичного <я>

под <Я> сверхличное, он был метафизиком. Это

была позиция немецкого интеллигента, не на-

деленного практическими талантами, профес-

сора, мыслителя, поэта, словом всех тех, кто

пишет, а не действует. Другого либерализма

они не поняли и не признали его нравственным:

речь идет о разбойничьем принципе свободной

торговли, с которым связана философия борьбы

всех против всех. Соотношение между <авто-

номным я> в их абстрактных системах с <Я>

контор больших торговых домов лежало вне их

кругозора. Итак, немецкий биржевой либера-

лизм незаметно запряг в свою повозку немецко-

го профессора. Он посылает его на собрания

в качестве оратора и слушателя, он сажает его

в редакции, где он пишет основательнейшие

статьи, полные философского духа, чтобы вну-

шить толпе читателей, которая уже давно пере-

несла свое неограниченное легковерие с Библии

на газеты, желательные с деловой точки зрения

политические убеждения, он посылает профес-

соров в парламент и поручает им голосовать

так, чтобы, вопреки всем теориям и конститу-

циям, была постоянная возможность спекуля-

ции. Он превратил почти без исключения всю

германскую прессу, всю интеллигенцию, всю

либеральную партию в свое деловое орудие.

Профессор этого не замечает. В Англии либе-

рал – цельная натура, свободная этически,

а потому и в делах. Он вполне сознает эту

связь. В Германии это всегда двое: нравственно

либеральная и либеральная в деловом отноше-

81

нии личность, из которых одна предполагает,

а другая располагает, но только вторая с улыб-

кой сознает это двойственное положение.

Так противостоят друг другу два великих хо-

зяйственных принципа. От викинга произошел

сторонник свободной торговли, от рыцаря – чи-

новник-администратор. Примирения здесь быть

не может, и так как оба они, как германцы и лю-

ди фаустовского склада высшего порядка,

не признают границ своим стремлениям, и толь-

ко тогда почувствуют себя у цели, когда весь

мир подчинится их идее, то война между ними

будет продолжаться до тех пор, пока один из

них не победит окончательно. Должно ли миро-

вое хозяйство быть всемирной эксплуатацией

или всемирной организацией? Должен ли Цеза-

рем этой грядущей Империи стать миллиардер

или чиновник в мировом масштабе; должно ли

население земного шара, пока будет существо-

вать эта империя фаустовской цивилизации, ос-

таваться объектом политики трестов или людей

того типа, который был намечен в конце второй

части <Фауста>? Ибо тут дело идет о судьбе ми-

ра. Хозяйственные идеи французов ограничива-

лись пределами территории в такой же степени,

как и идеи деятелей эпохи ренессанса. В этом от-

ношении системы меркантилистов^ при Людо-

вике XIV и школы физиократов^ во главе

с Тюрго^ в эпоху Просвещения ничем не отли-

чаются от социалистических проектов Фурье^,

который хотел разложить <общество> на ма-

ленькие хозяйственные единицы, в виде фалан-

стер, описание которых можно найти в послед-

них романах Золя. Мировое хозяйство является

82

внутренней необходимостью только для трех ис-

тинно фаустовских народов. Рыцарственные ис-

панцы стремились к нему, когда присоединяли

Новый Свет к своему государству. Как истин-

ные солдаты, они не выработали теории расши-

рения своего хозяйства, но, расширяя географи-

ческий и политический кругозор западного че-

ловека, придали его хозяйственному горизонту

такую широту, которая вообще сделала впервые

возможной мысль о мировом хозяйстве. Англи-

чане первые построили теорию своего эксплуа-

таторского мирового хозяйства под именем по-

литической экономии. Как торговцы, они были

достаточно умны, чтобы понимать, какую

власть имеет перо над людьми самой доверчивой

к книгам культуры. Они убеждали их, что инте-

ресы народа морских разбойников – это интере-

сы всего человечества. Они прикрывали прин-

цип свободной торговли идеей свободы. Этого

практического ума не доставало третьему и по-

следнему, по своему духу чисто солдатскому на-

роду. То, что Пруссия осуществила в своем тес-

ном кругу, было возведено посредством чуждой

всему миру немецкой философии в систему со-

циализма. Но истинные творцы этой идеи не

признали в этом виде собственного детища, так

возникла ожесточенная борьба между двумя

мнимыми противниками, из которых один вла-

дел практикой, а другой – теорией социализма.

Ныне, наконец, пришло время обеим сторонам

познать себя и свою общую задачу. Должен ли

мир управляться на социалистических или ка-

питалистических началах? Этот вопрос не мо-

жет быть решен между двумя народами. Он про-

83

ник ныне в каждый отдельный народ. Если го-

сударства сложат оружие, он вновь возникнет

в гражданской войне. Ныне в каждой стране су-

ществуют английская и прусская хозяйствен-

ные партии. И если классы и слои населения ус-

танут от войны, то ее во имя идеи будут продол-

жать отдельные выдающиеся люди. В великой

решающей борьбе античного мира между апол-

лоновской и дионисовской идеей пелопонесская

война из войны между Спартой и Афинами пре-

вратилась в схватку между олигархией и демо-

сом во всех отдельных городах. То, что зароди-

лось при Филиппах и Акции^, в эпоху Грак-

хов^ залило кровью римский форум. В Китае

война между богачами Цинь и Чжоу^, между

мировоззрениями <Дао> и <Ли> длилась целое

столетие. В Египте такие же страшные события

скрыты в тьме загадочной эпохи гиксосов^,

господства восточных варваров. Были ли они

призваны или сами пришли потому, что египтя-

не исчерпали свои силы во внутренних войнах?

Призовет ли западный мир русских к той же ро-

ли? Наши тривиальные мечтатели о мире могут

говорить что угодно о примирении народов:

идеи они никогда не примирят. Дух викингов

и дух монашеских орденов доведут борьбу до

конца, хотя бы мир вышел из кровавых потоков

этого столетия усталым и сломленным.

xviI

Но тем самым англо-прусское противоборство

вступает в политическую область. Это высшее

и сильнейшее проявление исторической жизни.

84

Мировая история – это история государств.

История государств – это история войн.

Идеи, когда дело идет об окончательных реше-

ниях, воплощаются в политическом единстве -

государствах, народах, партиях. Они должны

решить борьбу не словами, а оружием. Хозяйст-

венное состязание превращается в борьбу между

государствами или внутри государств. Когда де-

ло идет о гибели или победе, религии конструи-

руются в государства, как иудейство и ислам,

гугеноты и мормоны. Все, что по своей внутрен-

ней сущности стало человеком или человечес-

ким творением, жертвует человеком. Идеи, во-

шедшие в кровь, в свою очередь требуют крови.

Война есть вечная форма проявления высшего

человеческого бытия, и государства существуют

ради войны. Они представляют собой символы

готовности к войне. И даже если бы усталое

и потерявшее душу человечество захотело отка-

заться от войны и государства, подобно антично-

му человеку последних столетий или современ-

ному индусу и китайцу, то оно превратилось бы

только из субъекта, ведущего войны, в их объ-

ект, из-за которого войну вели бы другие. Даже

если бы был достигнут фаустовский всесветный

мир, то люди высшего порядка, типа цезарей

позднеримского, позднекитайского или поздне-

египетского времени, сражались бы за власть,

как добычу, если бы как окончательная форма

жизни утвердился капитализм, и за первое мес-

то в нем, – если бы это был социализм.

Политические формы органически связаны

с тем народом, который их создал; он носит их

в крови, и только он их может осуществить. По-

85

литические формы сами по себе – это пустые по-

нятия. Провозглашать их может каждый.

Но воплотить их в жизнь, наполнив реальной

действительностью, не властен никто. В поли-

тической жизни также нет выбора: всякая

культура и каждый отдельный народ какой-ни-

будь культуры ведет свои дела и осуществляет

свое предназначение в формах, которые с ним

вместе родились и по существу неизменны. Фи-

лософские споры о монархии и республике -

пустое словопрение. Монархическая форма

правления сама по себе не существует, как не

существует формы облаков. Античная и запад-

ноевропейская <республики> – несравнимые

вещи. Когда во время великого кризиса, конеч-

ный смысл которого всегда нечто другое, от-

нюдь не изменение формы правления, провоз-

глашается монархия или республика, то это

всегда только возглас, одно название, выкрик

из мелодрамы, несмотря на то, что для боль-

шинства современников это является единст-

венно понятным и тем, что способно воодуше-

вить их. В действительности же каждый народ

после такого экстаза возвращается к собствен-

ной политической форме, для обозначения сущ-

ности которой в народе почти никогда не суще-

ствует выражений. Инстинкт не выродившейся

еще расы настолько силен, что каждую форму

правления, которую ему навязывает историчес-

кий случай, он очень скоро перерабатывает по

своему, причем никому не приходит даже на

ум, что от этой формы осталось одно лишь на-

звание. Не слова текста конституции, а неписа-

ные и неосознанные правила, по которым она

86

применяется, являются тем, что собственно

следует называть формой правления. Безотно-

сительно к какому-нибудь определенному наро-

ду понятия <республика>, <парламентаризм>,

<демократия> – лишь пустые термины.

Так, например, <парламентская форма прав-

ления> – это специфически английский про-

дукт, и без общих предпосылок викингского ха-

рактера англичан, островного положения Анг-

лии и многовекового развития, которое совер-

шенно слило этический склад этого народа с его

способом вести дела, парламентаризм не может

быть внедрен в жизнь другого народа, как невоз-

можно подражать его методам, хоть сколько-ни-

будь рассчитывая на успех. Парламентаризм

в Германии – или бессмыслица, или измена.

Англия сделала бессильными все государства,

которым она в виде лекарства привила яд собст-

венных политических форм. Наоборот, Англия

утеряла бы способность к плодотворной полити-

ке, если бы окончательное развитие западноев-

ропейской цивилизации, обнимающей ныне

весь земной шар, привело к тому, что такая фор-

ма правления стала бы вообще невозможна. Анг-

лийский социализм был бы предательством для

Англии, если бы он уничтожил парламента-

ризм. Речь идет о свободном обществе частных

лиц, которым островное положение их страны

дало возможность отказаться от государства

в собственном смысле, при помощи флота с на-

емным экипажем и бесконечного ряда войн, ко-

торые Англия за плату вела посредством других

государств и народов, ей удалось до 1916 года со-

хранить эту формальную предпосылку своего

87

политического существования. Этот безгосудар-

ственный парламентаризм заранее предполагает

прочную систему двух партий, взаимоотноше-

ния которых, организация, практика, интересы,

настроения, права и дух именно таковы и ни

в коем случае не могут быть иными. То, что мы

называем английскими партиями, – в каждой

стране это слово означает нечто иное – первона-

чально были группы старинного английского

дворянства, которые отделились друг от друга во

время революции 1642 года и в особенности 1688

года на почве различия исповеданий, англикан-

ского и пуританского, следовательно, по сущест-

ву вследствие определенного разногласия их эти-

ческих императивов. Из характерных черт той

старинной северной расы мореплавателей, о ко-

торых повествуют исландские саги, среди тори

господствует гордость благородной кровью, зна-

чительная приверженность ко всему унаследо-

ванному и законному, к землевладению, к воин-

ственным подвигам и кровавым решениям спо-

ров; среди вигов – упоение разбоем и грабежом,

радость легкого успеха, богатой добычи. Хит-

рость и смелость ценились больше физической

силы. Типы английских империалистов и сто-

ронников свободной торговли, благодаря все бо-

лее резкому выявлению этих двух мироощуще-

ний, благодаря все большему культивированию

путем воспитания фактически господствующего

класса, достигли своего нынешнего вида. То, что

демократизация Англии в XIX веке была только

кажущейся и что народ фактически, как

и в Пруссии, управлялся избранным меньшин-

ством, отличающимся цельностью и несокруши-

88

мостью своих практических качеств, доказыва-

ется не только высокими стремлениями,

но и способностью добиваться их в течение по-

следней войны до самого ее конца.

Ибо глубочайшая сущность этой политики

в том, что это чисто деловая политика пиратов,

независимо от того, находятся ли у власти тори

или виги. То, что и те и другие прежде всего

джентльмены, члены того же избранного обще-

ства, с его достойным удивления единством жиз-

ненного уклада, прежде всего делает возмож-

ным, что несмотря на возникающее временами

ожесточенное соперничество, крупные дела ре-

шаются в частных разговорах и частной перепи-

ске; таким образом, здесь происходит многое,

в чем лишь тогда признаются, когда достигну-

тый успех оправдывает средства, и что в каждой

другой стране света было бы испорчено шумом,

поднимаемым непонятными, но твердыми в сво-

их принципах народными представителями. Ан-

глийский партийный вождь ведет дела своей

страны тоже как частное лицо. Если его полити-

ческие предприятия оказываются удачными, то

значит это была <Англия>, которая вела такую

политику. Если же они хотя и приводят к успе-

ху, но имеют в практическом или моральном от-

ношении неприятные последствия, то вождь вы-

ходит в отставку, а страна с пуританской строго-

стью осуждает его частные дела, от последствий

которых она таким образом отрекается, но вмес-

те с тем благодарит Бога за милость, проявлен-

ную к Англии, в виде успеха этих дел. Все это

возможно только в том случае, если существенные

интересы обеих партий не расходятся. Правда, тори

89

свергли и заключили на остров св. Елены Напо-

леона после того, как он распространил идеи ви-

гов на континенте, но Фокс^ отнюдь не был бе-

зусловным противником войны с ним. И когда

Роберт Пиль^ в 1851 году утвердил окончатель-

ную победу системы свободной торговли Кобде-

на^° и таким образом предпочел хозяйственное

порабощение мира его превращению в военный

протекторат, тори безусловно нашли и признали

в системе вигов часть своих основных положе-

ний. Политика тори при Эдуарде VII^ привела

к мировой войне, однако виги, противники вой-

ны, допустив в свою среду либеральных импери-

алистов, молчаливо приготовились к этой воз-

можности. Именно это – <парламентаризм>,

а не то внешнее, не имеющее ценности и влия-

ния, что ныне в Германии считается им: то есть

распределение министерских портфелей между

партийными вождями или широкая гласность

парламентской техники. Окончательные реше-

ния партийных вождей остаются тайной даже

для большинства членов парламента. Внешние

события являются fable convenue* и образцовый

такт обеих партий заботится о том, чтобы види-

мость народного самоуправления охранялась

тем более тщательно, чем меньше реального зна-

чения имеет это понятие. Представление о том,

что партии, и прежде всего английские партии,

являют собой часть народа, есть дилетантская

бессмыслица. В действительности, если не счи-

тать государств, состоящих из нескольких дере-

вень, осуществить что-либо вроде народовластия,

*Условным сюжетом (фр-).

90

управления через народ совершенно невозмож-

но. Только безнадежно либеральные немцы ве-

рят в это. Правительственная власть во всех

странах, куда проникли английские формы

правления, находится в руках нескольких лиц,

которые внутри партии, благодаря своему опы-

ту, превосходству воли и своей тактической лов-

кости, занимают господствующее положение,

и притом с диктаторской полнотой власти. Та-

ким образом возникает вопрос, каково соотноше-

ние между народом и партией или какое собст-

венно значение имеют выборы в государствен-

ной жизни Запада. Кто избирает и что он избира-

ет? Смысл английской системы состоит в том,

что народ избирает партию, а не выразителя

своей воли, более или менее подчиненной пар-

тийному руководству. Партии представляют со-

бой крепко сплоченные, очень старые союзы, ко-

торые занимаются ведением политических дел

общества, именуемого английским народом.

Каждый англичанин в отдельности, хорошо по-

нимая целесообразность такого устройства, под-

держивает от выборов до выборов тех, чьи планы

на ближайшие годы больше всего соответствуют

его собственным мнениям и интересам. Он точно

знает, как безразлична при этом личность депу-

тата, назначаемого всецело по воле партии. Вы-

ражение <голосующая скотина> безусловно бо-

лее подходит для среднего уровня депутатов, чем

для их избирателей. Характерно, что рабочие

очень часто голосовали не за рабочих кандидатов,

а за предпринимателей, которых выставляла

кандидатами какая-нибудь старая партия. По их

трезвому суждению это было в данный момент

91

выгоднее. В Америке, где за этой системой уже

не скрывается истинный англичанин, вырабо-

тался обычай, по которому партии представляют

избирателям одну программу, а трестам, кото-

рые их содержат, – другую; одна из этих про-

грамм предназначается для опубликования,

а другая – для выполнения. Этим, наконец, за-

тронут решающий вопрос, в каких формах

в странах парламентского управления оплачива-

ется политическая работа. Наивные мечтатели

о демократических порядках не замечают, что

ныне, когда все народы сознательно или бессоз-

нательно, по собственной воле или же нет, ведут

политику интересов, от этой оплаты зависит не


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache