Текст книги "Пруссачество и социализм"

Автор книги: Освальд Арнольд Шпенглер Готтфрид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

хозяйство и дисциплину, он кладет конец эпохе

индивидуализма. Нация стала единым организ-

мом, и это ведет к пересмотру представлений

о свободах и правах. За лозунгами: <Свобода -

в организации! Равенство – в организации!

Братство – в организации!> – стояла полити-

ческая теория, восходящая к <закрытому госу-

дарству> Фихте и интерпретация марксизма

в духе правого гегельянства. Государство как

дифференцированная тотальность, плановая

экономика, требующая уничтожения идей ли-

беральной эпохи, – вот центральные положе-

ния Пленге. Им принадлежит универсальное

будущее: <Нам принадлежит 20 век. Как бы ни

завершилась война, мы являемся образцовым

народом. Наши идеи будут определять жизнен-

ные цели человечества>. Это предсказание

Пленге реализовалось лишь отчасти, в виде со-

ветского коммунизма – в своих статьях 1918-

1919 гг. Ленин откровенно писал, что образцом

для русского коммунизма должна служить не-

мецкая централизованная военная экономика.

Он ссылался в то время именно на нее, а не на

какие-то традиции русского <мира>. Вальтер

Ратенау был не только одним из организаторов

военной плановой экономики, но одновременно

ее теоретиком: его книги 1912-1917 гг. содер-

жат целый ряд положений, которые будут вос-

производиться практически всеми теоретиками

194

<консервативной революции> (включая теорию

индустриального общества и философию техни-

ки – идея <механизации> и плановой регуля-

ции не только экономики, но и всех сфер жиз-

ни). Ратенау пишет о том, что в условиях плано-

вой экономики государство перестает быть

классовым. Государство предстает как <второе,

расширенное и бессмертное Я человека>, как

воплощение воли Gemeinschaft. У Ратенау об-

наруживается даже основная идея Карла

Шмитта: определение политического через оп-

позицию <друга> и <врага>. Любопытный раз-

говор произошел впоследствии между двумя

участниками покушения на Ратенау, один из

которых говорит другому (Эрнсту фон Заломо-

ну): <По существу, мы убили одного из наших.

Он же был настоящим фашистом!> Ни фашис-

том, ни тем более национал-социалистом Рате-

нау, конечно, не был, и убили его за то, что он

был сторонником Erfullungspolitik, то есть вы-

полнения условий Версальского мира. Но как

практик он сыграл в 1922 году важную роль

в формировании той политики, которая полу-

чила наименование Ostorientierung – именно

он, будучи министром иностранных дел, подпи-

сал договор с Советской Россией в Раппало.

К <идеям 1914 года> имеют прямое отноше-

ние книги двух мыслителей, которые сыграли

значительную роль в формировании <консерва-

тивной революции>. Это <Гений войны>

и <Причины ненависти к немцам> Макса Шеле-

ра и <Герои и торгаши> Вернера Зомбарта.

В них мы находим ряд оппозиций, которые ста-

нут общим местом в сотнях книг и статей в 20-е

195

гг. XX века. Прежде всего это противопостав-

ление немецкой Kultur и англо-французской

civilization – оппозиция эта существовала

с конца XVIII века (впервые она была сформули-

рована Кантом), а также коррелятивная ей оп-

позиция Германия – Запад (впервые она полу-

чила выражение в полемике Гердера против

французского Просвещения). Эти оппозиции

были общим местом немецкой публицистики

начала XX в. – мы находим их и у авторов, ко-

торые были достаточно далеки от <консерватив-

ной революции>. Особенностью работ Шелера

и Зомбарта является антибуржуазность, анти-

капитализм, ибо капитализм, индивидуализм,

либерализм, утилитаризм, позитивизм, торга-

шество и т.д.– суть порождения <английского

духа>. Для Зомбарта немецкое мышление и не-

мецкое чувство заявляют о себе прежде всего

как решительное отрицание всего того, что хоть

как то напоминает английское или западноевро-

пейское вообще мышление и чувство, поскольку

немец отвергает утилитаризм и эвдемонизм,

пользу и наслаждение во имя воли и духа, долга

и преданности, самопожертвования и героизма.

Мировая война представляет собой схватку двух

человеческих типов: героя и торгаша. Капита-

лизм чужд немецкому духу. В докладе Шелера

<Христианский социализм как антикапита-

лизм>, сделанном вскоре после революции 1918

года, выдвигается идея <национального госу-

дарственного социализма>. Шелер пишет о не-

обходимости союза с Советской Россией в борьбе

против Запада, а целью Германии провозглаша-

ется <антикапиталистическая политика>. Ито-

196

гом войны является поражение не только Гер-

мании, но и всех европейцев – войну выиграла

Америка, а это на время дает господство <капи-

талистическому типу человека и хозяйства>,

тогда как все остальные нации делаются

<в большей или меньше мере рабами, даже про-

летарскими нациями по отношению к англо-

американскому капитализму>. Но время этого

капитализма завершается, ибо <капитализм

есть эпизод мировой истории, он пришел не так

уж надолго>. Это – идол Маммоны и извраще-

ние человеческой природы.

Самое яркое выражение <идей 1914 года> мы

обнаруживаем у великого немецкого писателя

Томаса Манна. Именно у него в <Размышлени-

ях аполитичного> этот комплекс идей впервые

увязывается с консерватизмом, который пони-

мается как противостояние Западу. На протя-

жении всей этой огромной книги Манн непре-

станно цитирует Достоевского, называет его

<пророком>; хотя Германия и Россия находи-

лись в состоянии войны, Манн пишет о союзе

Германии и России как о <мечте своего сердца>

(вопреки пропаганде того времени, в которой

Россия именовалась не иначе как <варварская

страна>). Этот союз, по Манну, должен быть на-

правлен против наступающего англосаксонско-

го мира с его прагматизмом и утилитаризмом

(в конце книги Манн пишет по-английски: The

worid is rapidly becoming English). Немцев

и русских роднит близкое понимание человека

и человечности, отличное от латинского и анг-

лосаксонского. Манн ставит вопрос о сходном

противостоянии традиций этих двух стран За-

197

паду и спрашивает: <Разве у нас нет наших за-

падников и наших славянофилов?> Тех, кого он

презрительно именует <литераторами> (вклю-

чая и собственного брата Г. Манна, с которым

были на несколько лет прерваны все отноше-

ния), Манн относит к <западникам>, т. е. к тем,

кто хотел бы разрушить Германию. Славяно-

фильство в России Манн оценивает по негатив-

ному содержанию как реакцию на Запад, а по

позитивному – как консерватизм. Именно та-

кова его собственная позиция – консерватив-

ное противостояние Западу. Английская

и французская пропаганда времен войны изоби-

ловала штампами: <цивилизация> – <варвар-

ство> (либо <цивилизация> – <прусский мили-

таризм> и т.п.). Еще в статье <Мысли во время

войны> (1914) Манн саркастически писал:

французы полвека кричали о реванше, но когда

дело дошло до войны, то вспомнили о <цивили-

зации>. Они сделали Реймс крепостью, распо-

ложили пушки рядом с собором, а после того,

как немцы стали отвечать на огонь этих пушек

и разрушили собор, то поднялся плач о <циви-

лизации>, которой грозят <варвары>. Но ведь

средневековые соборы давно перестали быть ча-

стью их <цивилизации>, с точки зрения кото-

рой церкви принадлежат к векам <фанатизма

и предрассудков>.

Эта <цивилизация> с ее демократией и <пра-

вами человека> насквозь фальшива и лицемер-

на. Национальная тема совпадает в <Размыш-

лениях аполитичного> с консервативной: <По-

литический дух демократического Просвеще-

ния и <человечной цивилизации> не только яв-

198

ляется душевно чем-то антинемецким; он с не-

обходимостью оказывается также повсеместно

враждебным Германии>. Истинным духовным

врагом Германии является даже не Франция,

реваншизм которой все же национален, а пото-

му хоть как-то оправдан; настоящий враг -

Англия и ее агенты, сторонники <гуманности>

и <цивилизации>. Этими агентами являются

и , которые желают то-

тального изменения национального характера

немцев. За образец берется <мировая демокра-

тия>, <империя цивилизации>, <общество че-

ловечности>, целью которых, однако, является

исчезновение немецкого духа. Война поэтому

определяется Манном как <консервативное со-

противление прогрессу>, который Манн ирони-

чески и с явной отсылкой к Ницше называет

<прогрессом от музыки к демократии>. Войну

Манн приветствует как открытую борьбу с этой

цивилизацией – с плоско-гуманной, тривиаль-

но-декадентской, феминистски-элегантной Ев-

ропой, <литературной как парижская кокот-

ка>, ставшей <слишком человеческой>; это

война с <цивилизацией танго и тустепа>, деля-

чества, прикрытого высокими словами о правах

и свободах. Эта цивилизация уже начала завое-

вывать Германию до войны, и война есть <вос-

стание Германии против западного духа>, до-

шедшего до нигилизма в результате Просвеще-

ния и демократического прогресса. Мир демо-

кратии, партийной политики, прав человека

и прочих <идей 1789 года> признается им анти-

немецким, ибо Германия по духу своему кон-

сервативна и аполитична.

199

Еще четче основные темы консервативной ре-

волюции проступают в его дневниках 1918-

1921 гг. Я приведу лишь две записи конца 1918

года: <Меня ужасают анархия, господство чер-

ни, пролетарская диктатура со всеми сопровож-

дающими явлениями и вытекающими из нее

следствиями a la russe. Но моя ненависть к ри-

тору-буржуа должна была бы привести меня

к желанию большевизации Германии, ее присо-

единения к России... Национально отчеканен-

ный социализм... Вот немецкая задача – найти

нечто политически новое in politicis между

большевизмом и западной плутократией>.

В дневниковых записях за 1918-19 гг. такого

рода рассуждения встречаются неоднократно:

ненависть к Антанте пересиливает неприязнь

к большевизму (которая у обитавшего в Мюнхе-

не в период Баварской советской республики

Манна была самой непосредственной). В даль-

нейшем Томас Манн отходит от этих идей, ста-

новится одним из виднейших защитников рес-

публики, даже сторонником социал-демокра-

тии, а в начале 50-х гг. XX века он чуть не стал

лауреатом Сталинской премии. Как идеи <кон-

сервативной революции> повлияли на литера-

турные произведения Манна – это отдельная

тема, причем речь должна идти не только

о <Волшебной горе>, но и о тетралогии <Иосиф

и его братья>.

<Пруссачество и социализм> Шпенглера сто-

ит в одном ряду с такими произведениями, как

<Третий Рейх> А. Меллера ван ден Брука, <Ре-

волюция справа> Х. Фрейера, <Господство не-

полноценных> Э. Ю. Юнга, <Рабочий> Э. Юнге-

200

ра – каждая из этих работ заслуживает деталь-

ного анализа, равно как экономические труды

В. Зомбарта, политическая философия К. Шмит-

та или философия техники Ф. Юнгера. Мне при-

ходится говорить о консервативной революции

в целом, а это предмет продолжительных дис-

куссий немецких историков. Начало этим спо-

рам положила книга Армина Молера, который

первым употребил это словосочетание в духе со-

циологии знания или политической науки для

обозначения не идей и лозунгов 20-30-х гг. XX

века, но как характеристику большой социаль-

ной группы – правых интеллектуалов, членов

множества небольших политических партий,

клубов, редакций нескольких десятков газет

и журналов. Конечно, мы точно так же употреб-

ляем слова либерализм, социал-демократия или

анархизм для характеристики не только идей

и программ, но и тех партий и групп, которые

являются носителями этих идей. Но в случае

<консервативной революции> ситуация являет-

ся куда более сложной, поскольку общим для

всех были только неприятие Версальского дого-

вора и Веймарской республики, критика эконо-

мического и политического либерализма и пар-

ламентаризма. Но кто только не критиковал

Веймарскую республику – не только коммуни-

сты или нацисты были ее врагами, но и Deutsch-

nationale Volkspartei Гугенберга, правое крыло

в католической партии Zentrum, да и социал-де-

мократов с их тогдашней ортодоксально марк-

систской программой трудно представлять

убежденными сторонниками либерализма

и парламентаризма. Веймарскую республику не

201

раз называли <республикой без республикан-

цев>, президент которой, Гинденбург, был

убежденным монархистом. Столь же мало гово-

рит о <консервативной революции> типичное

в нынешней леволиберальной историографии

обвинение в <национализме>. Сегодняшние ли-

бералы забывают о том, что немецкий нацио-

нал-либерализм конца XIX века – начала XX

века (с такими союзами как Alldeutsche

Verband, Flottverein или Kolonialgesellschaft)

можно в куда большей степени считать источни-

ком нацизма, чем немецкий консерватизм или

социализм. Националисты были во всех парти-

ях Веймарской республики, включая и маркси-

стов с их интернационализмом (Hofgeismarhreis

у <молодых социалистов>, <курс Шерингера>

у коммунистов), а идеология <консервативной

революции> отличалась и от нацистской, и от

DNVP Гугенберга именно тем, что <нация> от-

вергалась во имя <империи>.

Молер отнес к <консервативной революции>

пять групп: Volkisch, Bundnisch, Jungkonserva-

tive, Revolutionare Nationalisten, Landvolkbewe-

gung (впоследствии он исключил последнее -

движение крестьян северной Германии). Эта

классификация в дальнейшем не раз воспроиз-

водилась, уточнялась, подвергалась критике.

Сам Молер был вынужден релятивизировать да-

же свой центральный тезис относительно осно-

вополагающей философской идеи, которую он

поначалу считал общей для всей <консерватив-

ной революции>, – <вечное возвращение> Ниц-

ше. На мой взгляд, его классификация является

совершенно искусственной, поскольку практи-

202

чески все идеологи консервативной революции

в молодости были Bundnisch (предвоенное

Jugendbewegung), все они в той или иной степе-

ни были Volkisch и провозглашали Nation in

Gemeinschaft, все считали себя консерваторами

и революционерами в одно и то же время. Заслу-

гой Молера является то, что он собрал огромный

фактический материал и первым обратил вни-

мание на социальную и психологическую общ-

ность военного поколения. Типичным предста-

вителем <консервативной революции> был во-

обще не кабинетный ученый или партийный до-

ктринер, но <человек действия>, достаточно об-

разованный для того, чтобы в промежуток меж-

ду теми или иными схватками написать не-

сколько статей, роман, философское эссе, а за-

тем снова взяться за оружие. Среди сотен приво-

димых Молером биографий имеются просто по-

разительные по авантюризму и готовности

браться за оружие. Это поколение тех гимназис-

тов и студентов, которые добровольцами пошли

в армию во время войны, затем во Freikorps сра-

жались в Прибалтике и Польше, подавляли Ба-

варскую советскую республику, участвовали

в подпольных и даже террористических органи-

зациях. Небольшая часть их в дальнейшем при-

мкнула к национал-социализму, некоторые ста-

ли коммунистами, но в большинстве своем они

входили в небольшие организации и движения,

враждебные как коммунизму, так и нацизму. Я

приведу лишь одну характерную биографию:

Беппо фон Рёмер, глава военизированного Bund

Oberland, вернувшись с фронта, участвует в по-

давлении Баварской республики и в боях с поля-

203

ками в Верхней Силезии, но в дальнейшем со-

трудничает с национал-большевизмом Эрнста

Никиша (кстати, видного деятеля в Баварской

республике), затем поддерживает Landvolk под

знаменами крестьянской войны 1525 года, ста-

новится коммунистом, принимает участие в Со-

противлении, готовит покушение на Гитлера,

за что он и был расстрелян в 1944 году.

Среди представителей <консервативной рево-

люции> были как <левые люди справа>, так

и <правые люди слева>. Их объединяет не толь-

ко неприятие либерализма и парламентаризма,

но и прежнего консерватизма. У них нет ни ма-

лейшей ностальгии по монархии и кайзеру, со-

словные предрассудки им чужды – сословия

были отменены фронтовым братством. Они

охотно цитируют Гераклита: <Война – отец

всего>, – и говорят о борьбе, решимости, под-

линности – в трудах Юнгера, Хайдеггера

и Шмитта эти убеждения обретают черты фило-

софских и политических доктрин. Они убежде-

ны в том, что прежние немецкие элиты отжили

свое и должны освободить место новой.

От прежнего консерватизма их отличает не

только желание избавиться от сословий и клас-

сов, которые препятствуют Gemeinschaft,

но и отвержение обычного для консерватизма

обоснования земной иерархии ссылками на не-

бесную, на извечно установленный божествен-

ный порядок. Вслед за Ницше они отвергают

<удвоение мира> и трансцендентный мораль-

ный порядок. Идеи Ницше обретают черты ак-

тивистской идеологии, основой которой явля-

ется презрение к мирному буржуа с его прозаи-

204

ческим стилем существования, банальными эс-

тетическими вкусами и мещанской моралью.

Не только старые консерваторы и либералы,

но и вожди социал-демократии оказались тупы-

ми мещанами, на них лежит ответственность за

проигранную войну и позорный Версальский

договор, они являются <агентами Антанты>

в Германии. <Немецкую революцию осущест-

вили либеральные, а не революционные люди,

в этом ее проклятие>, – писал Меллер ван ден

Брук в <Третьем Рейхе>. Сразу после подписа-

ния Версальского договора он писал даже так:

<Когда 9 ноября по стране был спущен черно-

бело-красный флаг, то 10 ноября на его месте

должен был развеваться красный флаг, чтобы

вести на бой с капитализмом пролетариев и до-

вести борьбу до конца>. Шпенглер был совсем

не одинок в оценке ноября 1918 года как наци-

онального позора: революции ведут к подъему

жизненной энергии, к готовности вести борьбу

не на жизнь, а насмерть, тогда как в Германии

победили трусы, болтуны и предатели. В мо-

мент отречения кайзера будущий первый пре-

зидент Веймарской республики, марксист

Эберт, сказал: <Я ненавижу революцию как

грех>. Вожди социал-демократии оказались

лучшими слугами либерализма, который был

так изображен Меллером: <Либерализм хоро-

нил культуры. Он уничтожал религии. Он раз-

рушал отечества. Он был саморазложением че-

ловечества>. Немецкие консерваторы приходят

к мысли о неизбежности социализма, посколь-

ку либеральный капитализм означал для них

капитуляцию перед Антантой, тем мировым

205

порядком, в котором Германии было уготовано

место колонии.

Разумеется, за такого рода идеями стоят впол-

не реальные социальные противоречия того вре-

мени, например, пролетаризация значительной

части среднего класса и безработица среди моло-

дых выпускников университетов, понижение

социального статуса и зарплат у тех <белых во-

ротничков>, которые все же находили рабочие

места. Революционные идеи часто приходят

в головы молодых интеллектуалов, которые ли-

шены перспективы роста и карьеры. Инфляция

начала 20-х гг. XX века разорила бюргерство,

мировой экономический кризис, начавшийся

в октябре 1929 года, ударил сильнее всего по

Германии (встала работавшая на экспорт про-

мышленность) – голод и нищета стали уделом

миллионов безработных. Именно в это время

происходит окончательное оформление основ-

ных политических проектов <консервативной

революции>. Любая классификация страдает

односторонностью, но если брать исключитель-

но политическую ориентацию множества авто-

ров, кружков, печатных изданий и т. п. объеди-

нений, то хорошо заметны три различных тече-

ния. Каждое из них на свой манер сочетает цели

внутренней и внешней политики, в каждом из

них присутствует идея <немецкого социализма>

(<прусского>, <национального>, <народного>,

<солдатского> и т. п.). Каждый из трех проектов

был связан с конкретными политическими

группами и политиками последних лет Веймар-

ской республики. При общем стремлении лик-

видировать республику, разогнать парламент

206

(<говорильню> – Schwatzbude) и уничтожить

все партии, отменить Версальский договор, эти

проекты различались по социально-экономиче-

ским целям внутри Германии и по геополитиче-

ским целям вовне. Все они желали <Третьего

Рейха>, но представления о нем были весьма

различными, и, разумеется, все эти проекты от-

личались от национал-социализма и были ему

более или менее враждебны, хотя бы потому,

что расовая биология ими отвергалась как при-

митивный натурализм.

Первый из этих проектов иногда характеризу-

ется термином позднего средневековья – <ги-

беллины>. Работа Канторовича о Гогенштауфе-

не была прочитана всеми идеологами этого на-

правления, равно как и труд Л. Циглера о свя-

щенной империи. Германия изначально была не

нацией, но империей, а потому даже сам термин

<нация> подвергается критике – это порожде-

ние либеральной эпохи. <Консервативная рево-

люция> здесь мыслится как восстановление веч-

ной иерархии ценностей, а тем самым и истин-

ной земной иерархии. Главным идеологом этого

направления можно считать Эдгара Юлиуса

Юнга. Он дал такое определение: <Консерватив-

ной революцией мы называем восстановление

всех тех изначальных законов и ценностей,

без которых человек утрачивает связь с приро-

дой и с Богом и не может установить никакой

истинный порядок>. Всякое общество иерар-

хично, иерархии нет лишь в куче мусора; ста-

рые немецкие элиты привели страну к хаосу, но-

вая аристократия должна восстановить поря-

док. Либерализм здесь предстает как орудие

207

разложения и разрушения. Консерваторов и ре-

волюционеров объединяет враждебность не

только к либеральным ценностям, но и к самому

типу либерального человека – торгашу и пар-

ламентскому болтуну, ритору-буржуа, предста-

вителю <внутренней Англии> в Германии.

<Консерватизм есть исторически необходимый

революционный принцип, посредством которо-

го будет отменено либеральное столетие>, – пи-

сал Юнг в 1934 году. Консерватором является

вовсе не тот, кто хватается за настоящее или

мечтает вернуться в прошлое, но тот, кто сверга-

ет <неполноценных>, уничтожает разложивше-

еся общество ради вечных ценностей.

Работа <Пруссачество и социализм> положи-

ла начало не соединению идей консерватизма

и социализма вообще, но именно той его трак-

товке, которая господствовала среди так назы-

ваемых <младоконсерваторов>. Пруссачество -

вот немецкий социализм, где сам король го-

ворил о себе как о первом слуге или чиновнике

государства. Каждый индивид здесь и работ-

ник, и солдат, занимающий свое место в иерар-

хии. Промышленник или банкир является ме-

неджером, т.е. офицером или генералом в на-

ции-армии. Ответом на <восстание масс> явля-

ется новая аристократия, ценности которой

сверху вниз спускаются на массы. Хорошо из-

вестен взгляд Шпенглера на русский больше-

визм, который, по его мнению, вообще не имеет

ничего общего с марксизмом, но представляет

собой народный бунт против насильственно на-

вязанной верхами западной городской цивили-

зации – об этом подробно говорится во втором

208

томе <Заката Европы>, а политические следст-

вия выведены в докладе

Ruslands und die deutschen Ostprobleme>, про-

изнесенном 14 февраля 1922 года. Шпенглер

в молодости начинал учить русский язык, при-

давал огромное значение русской литературе -

еще в письме 1916 года он писал о том, что с До-

стоевского начинается новая культура, культу-

ра следующего тысячелетия (с которой <царизм

и великая держава – Россия – не имеют ничего

общего>), и сравнивал Достоевского с Данте

и с Вольфрамом фон Эшенбахом. К <рабочему

вопросу> на Западе происходящее в России не

имеет никакого отношения, поскольку Россия

представляет собой едва рождающуюся культу-

ру, тогда как Запад вступил в эпоху цивилиза-

ции. По существу, социализм для Шпенглера

равнозначен цезаризму, истинными социалис-

тами являются элиты, способные дисциплини-

рованно служить высшей цели. Социализм та-

кого рода не предполагает какого-либо особого

экономического принципа: <Социализм, – пи-

сал Шпенглер в 1932 году, – предполагает ча-

стную собственность и присущую древним гер-

манцам радость от власти и добычи>. В отличие

от некоторых других <младоконсерваторов>,

которые все же пытались представить сословно-

корпоративное государство как <немецкий со-

циализм> (ссылаясь то на Фихте и Гегеля, то на

О. Шпанна), Шпенглер высмеивал любой <кол-

лективизм> как потребность человека черни

раствориться в массе таких же слабых и недо-

развитых. В <Годах решения> (1933) он писал,

что его работа <Пруссачество и социализм> бы-

209

ла неверно понята многими представителями

<национального движения>: единственный со-

циализм, о котором он говорил, сводится к воле

и характеру, к прусской дисциплине.

Хотя Jungkonservative много писали об <ор-

ганической демократии> и <немецком социа-

лизме>, отличали себя от <реакционеров>, же-

лавших возврата к монархии, демократия здесь

на деле сводится к сословному представительст-

ву, а социализм лишен всякого экономического

содержания. Идеалом является авторитарное

государство, все партии распускаются. Сохра-

няются прежние отношения собственности,

но капиталистическая экономика регулируется

и направляется государством. Итальянский фа-

шизм подвергается критике за то, что идея кор-

поративного государства не была здесь реализо-

вана, равно как и за демагогическую мобилиза-

цию масс. Власть прежних элит не должна ста-

виться под угрозу партийным аппаратом фа-

шистской партии. Herrenklub Генриха фон

Глейхена на конец 20-х – начало 30-х гг. XX

века был клубом промышленной, военной

и дипломатической элиты, поддерживавшей

планы Гинденбурга и его окружения постепен-

но ликвидировать Веймарскую республику,

сменив ее то ли на президентский авторитар-

ный режим, то ли на монархию. Собственно го-

воря, не имевшие за собой парламентского

большинства кабинеты Брюнинга (он был чле-

ном <Июньского клуба> в начале 20-х гг.) и фон

Папена (члена <Клуба господ>) осуществляли

эту программу. Основные документы, вышед-

шие за подписью фон Папена, писались в 1932

210

году ведущим идеологом <Клуба господ> Шот-

те, в 1933 г. его секретарем стал Э. Ю. Юнг. Ге-

ополитические планы после восстановления

<закона и порядка> заключались в отмене Вер-

сальского договора, ремилитаризации, усиле-

нии роли Германии в Европе. При всей вражде

к Антанте это не исключало будущего союза

с Францией (сторонником его был фон Папен)

в совместном военном походе против Советской

России. Национал-социалисты после выборов

1930 года стали опасным конкурентом, и в этих

кругах не раз дебатировался вопрос об одновре-

менном запрете нацистской и коммунистичес-

кой партии. Но в нацистах видели и потенци-

альных союзников в борьбе с <системой> (как

именовалась Веймарская республика), их пы-

тались <приручить>. Хорошо известно, к чему

это привело в январе 1933 года: мечтавшие

о восстановлении своей власти старые элиты

оказались сметенными за пару месяцев

и в большинстве своем стали служить новому

порядку. Пытавшиеся противостоять были

уничтожены, как Э. Ю. Юнг. Безусловно, не-

мецкое сопротивление нацизму, ряд заговоров,

вплоть до покушения на Гитлера в июле 1944

года, были героическими деяниями представи-

телей этих элит, прежде всего прусского офи-

церства. Но на них лежит и огромная ответст-

венность за приход Гитлера к власти, а идея

христианского Запада как империи (при доми-

нирующей роли Германии) приобрела черты

<нового порядка> и невиданного в истории вар-

варства <расы господ>. Пересмотр прежних по-

зиций немецкими консерваторами начался

211

слишком поздно. Только в эмиграции Герман

Раушнинг мог написать в <Революции ниги-

лизма> (1938): <Консерватизм как старой, так

и новой чеканки стал жертвой ошибки, отожде-

ствив собственные политические принципы

с лозунгами крайнего шовинизма. Консерва-

тизм, конечно, национален, но не шовинисти-

чен. Шовинизм есть революционная по своему

происхождению форма якобинства. Консерва-

тизм и монархизм видят свою задачу в установ-

лении и сохранении долговременного порядка,

тогда как национализм в узком смысле слова

есть динамит, подрывающий всякий порядок.

В нашем нынешнем западноевропейском поло-

жении консерватизм возможен лишь как феде-

рализм, но никак не в смысле империи или ге-

гемонии>. Но к этим идеям немецкие элиты

придут лишь в итоге сокрушительного пораже-

ния в развязанной ими войне.

Второй проект – по аналогии с первым -

также часто называли, употребляя давнее слово

<гвельфы>. Хотя в прошлом оно означало пар-

тию, поддерживавшую папу в средневековых

итальянских городах, уместно оно хотя бы по-

тому, что представители этого течения считали,

что империя равнозначна федерации или кон-

федерации народов Центральной и Восточной

Европы. Основные идеи <гвельфов> были сфор-

мулированы еще в начале 20-х гг. в <Третьем

Рейхе> и <Праве молодых народов> Меллером

ван ден Бруком. Он был не только сторонником

Ostorientierung, но и сторонником <немецкого

социализма>, образцом которого и для него слу-

жила Пруссия. У каждого народа, – писал

212

Меллер в 1920 году, – свой собственный социа-

лизм. Большевизм есть русский социализм,

и столь же русским является то, что направля-

ющая это движение воля находится в голове та-

тарского деспота, засевшего в Кремле белых ца-

рей. Его стражу составляют азиаты, палачами

у него служат китайцы. Из тех же самых мил-

лионов, которые два года назад оставили войну,

ибо хотели мира и только мира, образовалось

новое войско. Из всей промышленности стра-

ны, которая встала вместе с революцией, рабо-

тают лишь те предприятия, которые произво-

дят оружие. Русский человек терпеливо сносит

тяжкую власть милитаризма новой автокра-

тии. Прежнюю полицейскую автократию ца-

ризма он воспринимал как петербургскую и за-

падническую, т. е. чуждую и враждебную наро-

ду. Но автократия социализма была избрана им

самим и он ей подчиняется, он готов сражаться

и умирать под красным знаменем. Вторгаясь

в Азию и угрожая Индии, большевизм вступает

в конфликт с Англией, воюя с Польшей, он бо-

рется с Францией. <Он нацелен на наших вра-

гов. Это связывает русский социализм с немец-

ким. Не должны ли они совместно вести эту

борьбу?>. Но немецкий социализм может всту-

пить в союз с русским только в том случае, если

большевики признают немецкий социализм

в его особости, в его собственном праве. Боль-

шевизм мог возникнуть в стране с тонким пра-

вящим слоем, но он невозможен там, где вся на-

ция вовлечена в организованный социальный

порядок, где нет неграмотных, где народ при-

вык к цивилизованной жизни, а пролетариат

213

управляет сложными станками. Большевизм

невозможен в Германии, но в ней возможен со-

циализм. Большевизм возможен только в стра-

не катастроф и разрывов, он динамичен. Социа-

лизм по-немецки – статичен, организован. На-

саждение монгольского ига и террора в Герма-

нии вызывает законное сопротивление. Разли-

чие двух социализмов, в конечном счете, упира-

ется в различие русского и немецкого человека.

Если признать это (и не навязывать непригод-

ное другим), то возможен союз и совместная

борьба с Западом.

Вывод Меллера таков: для нас возможна толь-

ко восточная ориентация, а тот, кто ныне про-