Текст книги "Ганзейцы. Савонарола"

Автор книги: Оскар Гекёр

Соавторы: Адольф Глазер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

XXVI
Вордингборгская башня

На следующий день Реймар отправился в Копенгаген.

Он очень неохотно уезжал из Визби, и, погруженный в свои думы, он ещё долго не мог оторвать взоров от исчезавшего в отдалении города и острова. Вот наконец город, со всеми своими башнями и остроконечными шпилями церквей, скрылся из виду за выступом высокого берега; вот виднеется уже только один скалистый мыс – крайняя оконечность острова Готланда – угрюмый утёс, над которым плавают в воздухе коршуны и соколы. Наконец, и он погрузился в волны, ярко окрашенные последними лучами заката.

Молодой человек увозил с собою из Визби чудные образы и светлые грёзы, и они до такой степени наполняли его воображение в течение всего шестидневного плавания, что, только уже подъезжая к Копенгагену, он снова стал думать о цели своего путешествия.

Общий вид датской столицы, плохо отстроенной, не украшенной ни роскошными храмами, ни причудливыми башенками городских зданий, произвёл на пылкого Реймара самое охлаждающее впечатление. По сравнению с Любеком и Визби, дома и улицы Копенгагена казались совершенно ничтожными, не заслуживающими никакого внимания, несмотря на то что город был заведомо богат. Товару и запасов всякого рода скапливалось в нём великое множество, и достаток смотрел, так сказать, изо всех углов; но нигде не выказывалось ни малейшего знакомства с искусствами, ни малейшего чувства красоты и стремления к изящному.

Как раз у самой гавани возвышалось мрачное здание – башня Вордингборгская, на шпиле которой был флюгер в виде огромного гуся. Реймар с удивлением посмотрел на этот странный флюгер: сколько ему помнилось, он его не заметил при последнем посещении Копенгагена.

– Не правда ли, г-н Стеен, – вдруг сказал кто-то за его спиною, – это всем нам на смех поставлено?

С удивлением обернулся Реймар к говорившему.

– Да разве вы меня знаете? – спросил он.

– Полагаю, – отвечал тот. – Ведь вы не раз изволили бывать на Шонене во время сельдяного лова. Или вы меня забыли – берегового сторожа Шрёдера, шурина бедного Ганнеке?

– А, вот оно что! – воскликнул Реймар. – Теперь признаю вас. Каким образом вы здесь?

– Да вот, – печально отвечал Шрёдер, – всё больше из-за сестры. Марика думает, что её Ганнеке всё же можно будет каким-нибудь образом освободить из плена, и потому время от времени она меня сюда и посылает. Я ей в этом не могу отказать, чтобы хоть как-нибудь утешить несчастную; да и отлучаться мне с Шонена теперь не трудно, потому, во-первых, что и делать там нечего, а во-вторых, и потому ещё, что Марика там теперь не одна – при ней и сын её Ян находится.

– Как? Ян? – повторил Реймар. – Да разве же он уже не в Любеке, не при конторе моего отца?

Шрёдер покачал головою и сообщил Реймару обо всём случившемся.

– Всё, что вы мне сообщаете, – для меня сущая загадка, – сказал Реймар, удивлённо пожимая плечами. – Но за разъяснением дело не станет. Если бы только оказалась какая-нибудь возможность возвратить Ганнеке его семейству! Неужели же ничего нельзя сделать для спасения его?

– Крепка эта башня, – сказал со вздохом Шрёдер. – Извольте-ка на неё посмотреть! Как вам кажется?

– И в этой-то мрачной тюрьме томятся наши пленные земляки? – с ужасом воскликнул Реймар.

– В этой самой, – подтвердил Шрёдер. – Они там еле перебиваются, в страшной нужде, а король-аттердаг в насмешку над ганзейцами велел ещё вздеть на флюгер башни этого гуся[6]6
  По-немецки гусь (Gans) – ганс; отсюда, от созвучия в выговоре слов Gans и Hansa (Ганза, Ганзейский союз), и происходило то, что враги ганзейцев дразнили их гусем.


[Закрыть].

Реймар гневно топнул ногою.

– Настанет время, – пробормотал он, – когда ганзейцы сумеют сломать спесь аттердага!.. Ей-богу, я готов рискнуть своей жизнью, лишь бы освободить этих бедняков из их тюрьмы.

– Э-э, сударь, – таинственно шепнул ему Шрёдер, – это теперь, пожалуй, и возможно...

Реймар взглянул на него вопросительно.

– Да говорите же! – сказал Реймар Шрёдеру, видя, что тот молчит.

– Здесь не место, – отвечал тот. – Днём тут толкается множество шпионов, и вот, – добавил он торопливо, – идёт самый страшный из них, Нильс. Пойдём отсюда; лучше будет, если он нас не заметит.

При этих словах добродушный Шрёдер подхватил под руку Реймара, гневно устремившего взоры на Нильса, и увёл его на берег, где они притаились за грудою тюков, стеною наваленных на взморье.

После того как они в этом укромном уголке поговорили и окончательно условились о том, где именно и в котором часу они должны сойтись, Реймар пошёл в город и направился в ту часть его, где находился торговый дом Кнута Торсена.

Сильно билось сердце Реймара, когда он вошёл в контору и приказал о себе доложить. Как раз в это мгновение мимо него проскользнула какая-то фигура и быстро юркнула по лестнице в тёмные сени, но Реймар всё же успел узнать в этой фигуре ювелира Нильса.

Тот неласковый и недружелюбный приём, который был оказан Реймару со стороны приказчиков Торсена, слишком ясно указал ему, что Нильс недаром забежал в контору до его прихода. Потому он и не удивился, когда ему очень грубо ответили на его расспросы: «Г-на Торсена дома нет!»

Однако же Реймар не смутился и спросил очень спокойно:

– А когда же мне можно будет переговорить с хозяином?

– А вот месяца через два! – отвечали ему насмешливо. – Теперь его нет в городе. А там, может быть, он и сам к вам заглянет в Любек, вместе с военным флотом аттердага.

Этого ответа было достаточно для Реймара. Он ясно понял из него, что Кнут Торсен дома, но, конечно, в ближайшую ночь попытается отсюда куда-нибудь тайно убраться, чтобы избежать встречи с Реймаром. И вот молодой купец решился во чтобы то ни стало этому воспрепятствовать, потому что он должен же был, наконец, достигнуть своей цели. По особому уговору с Шрёдером он решился провести следующую ночь в гавани, и, таким образом, Торсен, если бы и вздумал бежать, не мог бы миновать его рук.

Несколько часов спустя Реймар отправился в тот бедный и грязный квартал города, который служил главным местопребыванием матросов. Здесь, около покосившихся лачуг, приютились и жалкие харчевни. В одну из этих харчевен вошёл молодой купец, потому что знал, что там уже ждёт его Шрёдер.

– Он скоро придёт, – шепнул Реймару на ухо Шрёдер, одиноко сидевший в углу за одним из столиков. Шёпот был совершенно излишней предосторожностью: в харчевне такой был шум и гам, что не было возможности расслышать и своих собственных слов.

– Так он, значит, финн? – спросил Реймар.

Шрёдер кивнул головой.

– И прехитрая бестия, – добавил он, – даром что молод, ему едва ли минуло двадцать лет!

– Да как же это могло случиться, – продолжал расспрашивать Реймар, – чтобы датчанин, заведующий гаванью, которому в то же время поручена и охрана этой башни, принял финна к себе на службу?

– Торлен Скульсон, – отвечал Шрёдер, – так называется заведующий гаванью, и надо вам сказать, что это величайший скупец, какого только можно вообразить себе! Своим подчинённым и служащим он вообще старается вовсе не платить жалованья. Культа, тот молодой финн, о котором я вам говорил, служит ему, действительно, без всякого жалованья и довольствуется той дурной пищей, которая выдаётся пленным. Скульсон вследствие этого от него в восторге и готов всё сделать для того, чтобы удержать его на службе.

– Должно быть, этот финн очень беден, – заметил Реймар, – коли он может довольствоваться таким местом?

– Конечно, беден и потому всё готов сделать за золото, – отвечал Шрёдер. – Я совершенно уверен в том, что он согласится на наш план. Да вот он, кстати, и сам сюда идёт, – добавил говоривший, указывая на входную дверь, на пороге которой появился черноволосый молодой парень, очень невзрачный на вид.

– Смотрите, поосторожнее подходите к делу, – шепнул Реймар Шрёдеру, уже подзывавшему к себе финна.

Молодой купец не без удивления посмотрел на Культу, так как черты его лица показались ему необыкновенно знакомыми. Он приказал подать финну кружку мёду, за которую тот, конечно, сейчас же и принялся.

– Это штука хорошая! – проговорил Культа, опорожняя кружку и облизываясь и в то же время с признательностью поглядывая на угостившего. – Тут не каждый день приходится этакую диковинку видеть.

– Ещё бы, у такого скряги, как твой хозяин! – сказал, смеясь, Шрёдер, а затем, указывая на Реймара, добавил: – Вот этот барин – совсем не такой; он и золота для тебя не пожалеет, если ты сумеешь ему угодить.

Глаза молодого финна заблестели, когда он услышал о золоте.

– Скажите мне, что я должен сделать, добрый господин, и я с удовольствием всё выполню, – сказал финн, обращаясь к Реймару.

– Кто знает, ещё захочешь ли сделать? – осторожно намекнул ему Реймар. – Из-за услуги, оказанной мне, ты можешь, пожалуй, лишиться места!

– Это было бы скверно, – отвечал Культа, проводя рукою по своим густым чёрным волосам.

– Эх ты! – сказал Шрёдер. – Да ведь такое-то дрянное местишко тебе не трудно будет и опять найти.

– Только не в здешней гавани, – отозвался финн, – а я именно здесь-то и должен остаться.

– Почему?

– Этого я не могу сказать. Довольно вам и то знать, что это я по примеру отца поступаю.

– А отец-то у тебя жив? – быстро спросил его Реймар.

– Жив, – подтвердил Культа, – жив – благодарение богам! А чуть-чуть было не отправился на тот свет...

– Небось всё через датчан же? – спросил Реймар.

– А вы почём знаете? – с удивлением отозвался Культа.

– Я так предполагаю, – смеясь, заметил Реймар. – Не правда ли, ведь Нильс был ему верным другом?

– Другом? – злобно проговорил финн. – Негодяем, предателем – хотите вы сказать!

И, помолчав немного, дрожащим голосом добавил:

– Добрый господин, скажите, знакомы вы с моим отцом?

Реймар шепнул ему на ухо:

– Конечно, если только его зовут Петер Скитте.

Культа чуть не вскрикнул от изумления.

– Так вы, может быть, знаете, где он теперь находится? – спросил он после некоторого молчания.

Реймар опять шепнул ему:

– Он теперь служит шкипером на одном из грузовых судов, которые ходят между Новгородом и Ладогой, но теперь его зовут Фомою.

Молодой финн схватил Реймара за руку, испытующим взором посмотрел ему в глаза и сказал:

– Вы выглядите таким добрым и хорошим человеком, что, конечно, не выдадите моего отца?

– Мне это и в голову не приходит, тем более что твой отец оказал мне очень важную услугу, и если он не на шутку думает сделаться честным человеком, то я очень охотно помогу ему в этом.

Юноша горячо поцеловал руку Реймара, затем провёл рукою по влажным глазам и сказал:

– Говорите, что нужно сделать! Всё выполню!

– Ты это сейчас узнаешь, – сказал Реймар, – но сначала доверься мне и сообщи, почему ты поступил на службу среди народа, который так враждебно отнёсся к отцу твоему.

– Скажу, но только другой, кроме вас, не должен этого слышать! – шепнул Реймару Культа.

Реймар сказал Шрёдеру:

– Подождите нас у входа в харчевню, на улице. Мы недолго.

– Понимаю, – кивнул Шрёдер с довольной улыбкой, опорожнил свою кружку мёду и вышел.

Тогда молодой финн близко пододвинулся к Реймару и начал так:

– Я поступил на службу к Скульсону, чтобы отомстить за моего отца. Я ожидаю только благоприятной минуты, чтобы негодяю Нильсу воздать по заслугам.

– А что тебе в том? Ведь это же нимало не улучшит положения твоего отца.

– О! – проговорил финн, блистая очами. – Да ведь мщенье-то очень сладко!

– А плоды мщения часто бывают горьки, – заметил Реймар. – Нильс будет наказан за свои злодеяния – в этом будь уверен. Гораздо лучше было бы, если б ты с отцом (а ведь ты, кажется, его любишь?) поселился спокойно у себя на родине, между тем как при выполнении твоих планов мести весьма легко может быть, что ты будешь либо убит, либо захвачен и посажен в тюрьму.

Культа задумался, но через минуту утвердительно кивнул головой; однако же добавил:

– А чем же мы будем жить? То золото, которое отец добыл на море, ненадёжно.

– Так вот потому-то именно и начни лучшую жизнь, – сказал ему Реймар, – окажи мне сегодня ночью верную услугу, а я тебе, со своей стороны, помогу купить у тебя на родине маленький участок земли, на котором бы ты мог жить спокойно.

Лицо Культы засияло от радости. Он протянул Реймару руку и сказал:

– Я доверяю вашему слову. Так говорите же, что должен я сделать?

– В Вордингборгской башне, – сказал Реймар, – изнывают в неволе много честных людей, моих земляков, и я хотел бы их освободить. Мне сказали, что охрана башни и пленников поручена твоему хозяину и что у него хранится ключ, которым отпирается тяжёлая железная дверь.

Культа кивнул головой и тотчас ответил:

– Он только отворяет дверь и приходит туда с береговой стражей, которая и становится в дверях в то время, как я несу пищу пленникам.

– А в какое время дня твой хозяин в последний раз посещает башню?

– Тотчас после заката солнца.

– А где ключи прячет?

– На постели, под подушкой.

– А в той ли комнате он спит, в которой и день проводит?

– Нет, его спальня с той комнатой рядом.

Реймар, ожидавший последнего ответа с большим нетерпением, вздохнул с видимым облегчением.

– Ну, так если у твоего хозяина сегодня вечером соберётся весёлая компания, которая и его, и стражу щедро угостит вином и мёдом, решишься ли ты утащить у него на некоторое время ключи и передать их мне?

Культа подумал, подумал – и быстро кивнул головой.

– Ладно! – сказал тогда Реймар, – так знай же, что я теперь же обещаю тебе позаботиться о твоём отце и о тебе. Та шнека, которая около гавани будет приготовлена для принятия пленников, примет на борт и тебя, так как тебе, конечно, уж ни минуты нельзя будет оставаться в Копенгагене после этого побега. От того, кто будет править кораблём, ты получишь кошелёк с золотом и этим, на первое время, будешь избавлен от всяких забот. А затем отправишься на Ладогу и сообщишь своему отцу, чтобы он там ожидал моего ответа, а ждать ему долго не придётся. Согласен ли ты на моё предложение?

Культа снова пожал руку Реймару.

– Ну, так пойдём и о дальнейшем переговорим с береговым сторожем, который ждёт нас у выхода.

И финн покорно пошёл по пятам Реймара, как верный пёс идёт по следам своего господина...

Ночная тишина в гавани. Береговая стража только что обошла берег и вернулась в свой, построенный на самом берегу, блокгауз, где собралась весёлая компания. Кроме заведующего гаванью и его помощников компания состояла из иноземных корабельщиков, которые во время дня успели закончить загрузку своих судов, а на следующее утро собирались сниматься с якоря. Все они, по-видимому, были очень довольны своими делами, потому что выказывали себя накануне отъезда очень щедрыми, и, уплатив обычную пошлину, пригласили и управляющего гаванью, и других датских чиновников на попойку, которая и должна была происходить в блокгаузе. В запасах вина и мёда не было недостатка. Особенно охотно угощались все испанским вином, густым, тяжёлым и очень крепким, как могла это заметить и береговая стража, возвратившаяся из своего обхода. Но и та недолго занималась наблюдениями, потому что весьма охотно приняла участие в пирушке...

И вдруг среди общего разгула и веселья раздался с улицы пронзительный крик:

– Дверь Вордингборгской башни взломана! Все пленники бежали! Сюда, на помощь! Все сюда!

Крики всё приближались, а несколько мгновений спустя дверь в блокгаузе распахнулась настежь, и на пороге её явились Кнут Торсен и Нильс.

– Они хотят нас захватить с собою! – кричал Кнут. – Защитите нас, спасите нас!

– Бейте в набат! – приказывал Нильс.

Но обоим датчанам легко было приказывать... Хотя неожиданное известие об освобождении заключённых в башне пленников и быстро отрезвило пировавших дозорщиков, однако же прошло немало времени, пока они настоящим образом пришли в себя, собрались в полном составе и приготовились к исполнению своих обязанностей.

Смотритель гавани бросился в соседнюю каморку, чтобы оттуда захватить ключи, и вдруг разразился целым потоком проклятий и ругательств. Он стал звать Культу, но напрасно: тот не откликался на его зов. Между тем некоторые из сторожей поспешили к набатному колоколу, но оказалось, что он не звонит, потому что язык у него был туго обмотан паклей. Пришлось поднять тревогу криком и громкими призывами на помощь; сбежалось множество народа, зажгли факелы и с ними быстро направились к башне. Взломанная дверь открыта была настежь, и множество следов на прибрежном песке ясно указывали направление, по которому бежали пленники. С ругательствами и проклятиями пошли датчане по этим следам, которые шли вдоль берега к гавани и терялись в прибрежной тине. Нигде никого не нашли и только тут заметили, что по волнам Норезунда на всех парусах удаляется от берега лёгкое судно, которое успело уже отойти по крайней мере на половину морской мили.

– Это судно увозит пленников! – взревели датчане. – Скорее в погоню за ним!

И все бросились врассыпную к гавани, где вскоре несколько шнек отчалили от берега.

Но уходившее судно уже успело настолько выиграть во времени, что нагнать его было мудрёно.

Между тем как всё население гавани отыскивало на берегу следы бежавших пленников, в самой гавани разыгралась очень курьёзная ночная сцена.

Кнут Торсен, который, опасаясь преследований Реймара, укрылся было в блокгаузе, оставшись в нём один, вдруг пришёл в ужас... Он увидел, что Реймар, пользуясь отсутствием стражи, прямо вошёл в блокгауз и с возгласом: «Наконец-то ты попался мне, негодяй!» – устремился на своего трепещущего врага. Но тот, не теряя ни минуты, распахнул окно, выскочил из него на берег и скрылся из глаз Реймара среди мрака. Однако же Реймар пустился за ним в погоню. Благодаря своему острому зрению он различил вдали фигуру Кнута, который поспешно отвязывал от берега одну из шлюпок, чтобы избегнуть погони. С тем проворством, которое придаёт человеку только отчаяние и угрожающая опасность, Торсен вскочил в утлый чёлн и направил его к острову Амагеру. Но тотчас после того он уже придал своему челну другое направление, увидав, что и Реймар также последовал его примеру и гонится за ним на челноке. Вследствие этого датчанину ничего не оставалось более, как пуститься наудачу в Норезунд в надежде на то, что там окажется возможность ускользнуть от врага, пользуясь темнотой ночи.

Но осеннее небо, как на беду, было безоблачно, звёзды мерцали на нём ярко, а из-за берега показался краешек месяца.

– Врёшь, не уйдёшь! – кричал Реймар громовым голосом вслед Торсену, который грёб изо всех сил.

Но все его усилия к тому, чтобы скрыться от настигавшего врага, были тщетны. Уйти у него из виду он никак не мог, потому что вскоре месяц совсем поднялся над берегом и облил весь Норезунд своим серебристым светом.

Остроносые челноки быстро скользили, разрезая волны, и Реймар радовался, видя, как расстояние между ними всё более и более уменьшается; но радость его была несколько преждевременна. Торсен грёб ровнее, нежели Реймар, а потому и силы Торсена не так быстро истощались. Большим счастьем для Реймара было уже и то, что на море не было большого ветра; а то он, пожалуй, недалеко бы уплыл по Норезунду.

Оба челнока приближались к небольшой бухте, когда поперёк их пути двинулся от берега купеческий корабль. Судя по флагу, по мачте, судно было английское. Торсен стал подавать отчаянные знаки экипажу судна и направил свой челнок прямо к нему.

– Не примете ли вы меня на борт? – крикнул он кормчему. – За мною гонится какой-то негодяй.

– Мы идём прямым курсом, нигде не останавливаясь, через Каттегат, прямо в Лондон, – отвечали ему с борта.

– Всё равно! – крикнул Торсен. – Хоть на край света готов с вами ехать! Что возьмёте с меня за переезд?

И он с ужасом ожидал ответа, цепляясь за судно, так как чёлн Реймара был уже очень недалеко. Капитан корабля назначил какую-то ничтожную сумму, и вскоре после того Торсен уже вскарабкался на борт судна, которое быстро двинулось по волнам мимо Реймара, напрасно просившего принять и его также пассажиром на корабль. Словно в насмешку Реймару, на корме корабля блеснула крупными буквами надпись: «Надежда».

Да, надеждой окрылял этот корабль убегавшего врага! Но каково было положение, в котором очутился Реймар, об этом мы предоставляем судить читателю...

XXVII
Радость и горе

Наступили рождественские праздники. И в Любеке, и в других ганзейских городах святки в этом году встречены были очень тихо, так как всюду были заняты приготовлениями к новой войне с королём-аттердагом и его союзником, норвежским королём Ганоном.

В день святого Мартина ганзейцы собрались в Кельне для заключения общего оборонительного и наступательного союза и для совещания обо всём необходимом. Если уже и при первой войне с Вольдемаром ганзейский военный флот был весьма значителен, то ныне собранный ими флот как по численности судов, так и по численности экипажей далеко превосходил тот прежний. Совещания привели к тому, что решено было: вестерлингам выйти в море в Вербное воскресенье и собраться у входа в Норезунд, при Марстранде, одном из островков в шведских шхерах, против норвежского берега; остерлингам – выйти в море тотчас после Пасхи и собраться близ Геннека, узкого пролива, отделяющего Рюген от небольших островов, лежащих на западе. Оттуда уже вестерлинги должны были вступить в Норезунд на соединение с вестерлингами. На покрытие военных издержек открыта была общая подписка.

Союз вестерлингов и остерлингов побудил и многие из приморских городов, не ганзейских и притом не занимавшихся морской торговлей, увлечься общим течением и пристать к ганзейцам. Не имей возможности оказать им в войне с аттердагом поддержку своими кораблями, эти города обязались доставить известное количество ратников. Союзниками ганзейцев, сверх того, явились: граф Голштинский, герцоги Мекленбургские и многие, недовольные Вольдемаром, ютландские бароны.

Король Вольдемар через своих шпионов (среди которых Нильс по-прежнему занимал видное место) узнал о приготовлениях ганзейцев к войне, и, хотя ему даже в голову не приходило, что ему одновременно объявят войну семьдесят семь городов, в союзе с нижненемецкими купцами, однако же он ясно видел, что готовится что-то недоброе... Поэтому он отправил своего рейхсмаршала Геннинга фон Падебуска с двумя советниками в Любек, чтобы пригласить ганзейцев на съезд в Копенгаген, где он собирался уладить свои отношения с приморскими городами.

Но переговоры не состоялись уже потому, что аттердаг отказался уплатить вознаграждение за все те ганзейские корабли, которые были захвачены по его приказу, несмотря на перемирие и на полное прекращение всяких военных действий со стороны Ганзы. Впрочем, даже и выказанное королём действительное миролюбие едва ли привело бы к каким-нибудь положительным результатам, так как воинственный пыл ганзейцев был возбуждён в высшей степени. Когда Вольдемар узнал, что предполагаемый им съезд не состоится, то он пригрозил ганзейским городам, что будет на них жаловаться и папе, и императору германскому, и князьям, и баронам. Но и это ни к чему не привело, так как представители ганзейских городов отвечали ему: «И мы то же самое думаем сделать, да к жалобе нашей думаем ещё добавить, что датский король захватывает у нас корабли и похищает наше имущество, несмотря на то что он клялся нам соблюдать мир».

Аттердаг давно впал в большое заблуждение: он не умел оценить по достоинству возрастающее могущество Ганзейского союза. И вдруг он увидел себя вынужденным признать эту силу, так как известия, отовсюду доставляемые ему Нильсом и его сотоварищами, становились всё более и более грозными. Он струсил, тем более что и недовольство готландской знати стало высказываться довольно резко. И вот, собрав все свои сокровища, он назначил своего маршала правителем королевства, снабдил его и остальных членов королевского совета полномочиями для ведения переговоров с ганзейскими городами, а сам, пользуясь покровительством померанских герцогов, ускользнул через Померанию к императору Карлу IV, чтобы молить его о помощи в настоящем своём безвыходном положении. Но и сам император в данном случае ничего иного не мог сделать, как выразить своё неодобрение против врагов аттердага и снабдить его письмами к различным германским князьям; в письмах этих император просил князей разобрать распрю «мятежных купцов» с королём Вольдемаром. Но что проку было в этих письмах аттердагу! Князья не имели никакой власти, и никто из них, конечно, и не шевельнулся бы из-за того, что императору было угодно написать в письме.

А между тем настроение ганзейцев было очень спокойное и очень твёрдое. Они не предавались никакому воинственному шуму, потому что были уверены в своём успехе. В полнейшей тишине совершались все приготовления к важной борьбе, нимало не мешавшие даже обычному ходу торговых дел. Каждый город назначал от себя своих начальников на флот. В Любеке выбор пал на двоих: Бруно фон Варендорпа и Готшалька фон Аттендорна. Они значительно увеличили число ратников на судах и даже позаботились о том, чтобы иметь в запасе небольшую кавалерию на тот случай, если бы пришлось продолжать ведение войны на датском материке.

Озлобление, давно уже питаемое любечанами по отношению к аттердагу, возросло ещё более и достигло крайнего предела, после того как они узнали от возвратившихся из плена матросов, какое бедственное существование пришлось влачить этим несчастным в страшной Вордингборгской башне. Имена их избавителей произносились с восторгом, и Варендорп явился в дом Госвина Стеена, чтобы поздравить отца с новым подвигом его мужественного сына. Так как старый купец был не совсем здоров и никого не принимал, то Варендорп передал своё приветствие хозяйке дома и её дочери. Такое утешение, видимо, было очень кстати, так как их лица выражали скорбь и печаль.

В вечер рождественского сочельника в богатом доме Госвина Стеена не была зажжена ёлка. Неприветливая темнота царила во всех его окнах... Но зато тем более ярко горели немногие восковые свечи на крошечной ёлочке, около которой в бедной комнатке собрались три счастливца. Все трое сидели вместе, обнявшись, и с удивительно искренним чувством пели: «Христос нарождается! Мир им спасается!»

У них не было никакой способности к пению, голоса были самые обыкновенные, но они в своё пение вкладывали сердце и душу и глубоко чувствовали всё значение слов рождественской песни. Они утратили всё своё счастье, весь свой мир – злая судьбина их разлучила! И вот они снова сошлись все вместе, и снова вернулась к ним прежняя весёлость, с которой они встречают Рождество Христово. Все эти три счастливца были очень бедны; они не могли друг друга ничем одарить, и ёлка их не была украшена и увешана никакими дорогими лакомствами, но им ничего не было и нужно: они были счастливы, как никогда, они были довольны уже тем, что опять сошлись вместе, могли друг другу смотреть в глаза, обниматься и пожимать друг другу руки. Глаза их были, правда, влажны от слёз, но – то были слёзы радости.

– Неужели это я наяву тебя обнимаю? – спрашивала Марика, с любовью глядя в очи своему дорогому Ганнеке. – Иногда мне это счастье кажется сном...

– Ах ты моя разлюбезная жёнушка! Не сон это, а сущая явь. Я теперь опять с вами и уж больше вас не покину!

При этих словах он и Яна привлёк в свои объятия, и жену обнял.

Когда свечечки на ёлке догорели, Марика зажгла светильник и поставила его на стол. Затем она принесла две глиняные тарелки, на которые Ганнеке положил две большие селёдки.

– А вот и наш рождественский ужин! – сказал он с грустной усмешкой. – Разжиреть мы от него не разжиреем, а вкусен он нам всё же покажется. Эх, други мои! В Вордингборге у нас частенько и того не бывало, а ведь вот выдержали же!

Марика ещё раз крепко поцеловала Ганнеке, и крупные слёзы покатились по её щекам.

– И вы не тревожьтесь, други, – продолжал глава семейства, – эта наша нужда не долго продлится: и наш Ян, и я сам найдём себе скорёхонько работу. Я-то, положим, думал, что мы сразу будем приняты на службу к нашему старому хозяину, однако...

Он не договорил и печально замолк.

– Ступайте завтра ещё раз к г-ну Стеену, – сказала Марика, обращаясь и к мужу, и к сыну. – Авось вас к нему и допустят.

И тот, и другой отрицательно потрясли головою.

– И ходить не стоит, матушка моя, – сказал Ганнеке. – Не только сам г-н Стеен на нас за что-то сердится; но даже и дочь, и жена его, которые всегда бывали к нам так добры. Я думал, что они подпрыгнут от радости, так неожиданно меня увидавши; но оказалось на деле, что и они не пожелали меня видеть, так что уж я должен был через Даниэля передать то, что приказал мне при последнем свидании г-н Реймар, когда он меня из Вордингборгской башни-то освобождал.

– А что же он тебе такое приказывал?

– Да вот и немного сказал, да в слова-то свои много вложил. Приказал он своему отцу передать, что ему теперь вполне известно, как и в чём его проклятый датчанин оклеветал, и что, мол, он ранее не переступит порог своего дома, пока он похитителя своей чести (так и сказал, ей-богу!) не отыщет и не вынудит дать себе удовлетворение. Он бы, видишь ли, может быть, и больше приказал бы сказать, да времени-то не было у нас. Мы должны были спешить на шнеку, которая нас уже ожидала...

– Ну, и что же ты, – перебила Марика своего супруга, – разве не сказал старику Даниэлю, что тебя очень это удивляет, почему тебя госпожа Стеен и дочка ихняя на глаза не пускают?

– Само собою разумеется, тотчас и ему всё это высказал; но в том-то и дело, что этот самый Даниэль, который, так сказать, близкий мне приятель был всегда, вдруг так ко мне как-то важно и гордо отнёсся, так свысока на меня глянул, что я тотчас собрал паруса и даже совсем растерялся...

– И так странно относятся к нам не одни Стеены, – вступился Ян. – Детмары поступили точно так же. Они тоже меня к себе не допустили; сам Детмар избегал меня при встрече на улице, супруга его на меня даже не смотрит, а Елисавета, – добавил юноша с глубоким вздохом, – ту я никак не могу повстречать, как ни стараюсь!

– Да ты мне об этом ничего не говорил до сих пор, – с удивлением сказала Марика. – Ну, а с тобою как обошлись Детмары, муженёк?

– Эх, матушка! – сказал Ян с некоторым смущением. – Стоит ли этим огорчаться? Надо уживаться с людьми, каковы они есть, а не ждать от них чего-то чрезвычайного.

– Да ты куда же это клонишь? – допрашивала Марика.

– Куда? Куда? Ну, вот видишь ли, – начал Ганнеке, – я пошёл было к мейстеру Детмару и толкнулся к нему в мастерскую... Так у него там дела, что ли, очень много было... ну, вот он и не мог со мною так долго прохлаждаться, как бывало прежде...

– Да разве же ты в доме-то у них не был?

– Как не быть? Был! И фрау Детмар точно, что приняла меня... этак, в сенях... да ведь ты знаешь, что она никогда не бывала ко мне особенно ласкова... А впрочем, она извинялась, что в дом ввести меня не может, потому, мол, у них там разные приготовления идут – приданое Елисавете готовят, которая скоро замуж выходит за господина секретаря...