Текст книги "Любовь Сары Дезанж"

Автор книги: Оливия Уэдсли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Как вам понравился мой друг Гиз? – спросил он. – Мы, – он улыбнулся своей жене, – мы могли бы вам рассказать, какое впечатление вы произвели на него. Но он просил разрешения придти в нашу ложу, так что я предоставлю ему самому "рассказать вам это. Он очень славный, не правда ли? Он очень умен и замечательный адвокат!

– Он мне понравился, – сказала Сара, в первый раз за весь вечер вспомнив про Гиза. – Он производит впечатление очень умного человека.

– Юлиан дальний родственник Адриана, – заметила маленькая маркиза.

– У Юлиана есть старик отец. Они очень любят друг друга. Они бедны, но страшно гордые и не хотели нас признавать из-за нашего богатства. Только в прошлом году. Юлиан приехал погостить в наше имение. До тех пор он никогда не приезжал к нам из-за того, что у него не было подходящих костюмов, как он потом признался мне.

– Теперь Юлиан сможет их иметь сколько угодно, – весело сказал Адриан, – он сделает блестящую карьеру, уверяю вас.

– Он не производит впечатление человека, жившего в нужде. Он кажется немного ленив, неправда ли? – сказала Сара.

– Кроме того он немного разочарован в жизни, поскольку я заметила.

Дверь ложи открылась и вошел Гиз.

– Кто разочарован в жизни? – спросил он.

– Я говорю о вас, – сказала Сара, посмотрев на него. Их взоры встретились.

– Жизнью довольны лишь люди, лишенные воображения и тщеславия, или просто глупцы, – ответил он шутливо.

Маркиз де Клэв добродушно рассмеялся.

– После этого, мой друг, даже страшно признаться в любви к жизни.

Он вышел из ложи со своей женой, чтобы встретиться со знакомыми.

Сара осталась наедине с Гизом. Гиз первый прервал молчание.

– Мне повезло, что я снова увидел вас так скоро, – сказал он ровным голосом.

– Меня очень легко увидеть всюду, господин Гиз, уверяю вас, – с машинальной любезностью ответила Сара.

– Меня это очень радует.

Всякой женщине лестно слышать такие слова, доказывающие, что мужчина заинтересован ею. Сара немного оживилась и обернулась к Гизу, когда он сказал:

– Мое первое впечатление о вас было ошибочным.

– Что же вы думаете обо мне? – спросила Сара. Ее голубые глаза внимательно глядели на него.

Лицо его стало серьезным:

– Я думаю, что вы были несчастны и скрываете от всех ваши душевные переживания.

Сара улыбнулась:

– О, я должна бояться вас, – сказала она. – Я не подозревала, что вы умеете читать в чужих душах и разбираться в чужих мыслях, словно на суде.

Но ответ Гиза поразил ее. Он наклонился к ней и пристально посмотрел ей в лицо.

– Вы знаете, что я думаю о вас? – спросил он.

Она откинулась назад и инстинктивно подняла изящный веер, точно желая спрятать свое лицо от его наблюдательного взгляда.

– Думаю, что иногда лучше не знать многого и я часто предпочитаю оставаться в неведении. По вашему лицу я вижу, что вы порицаете меня за это, но вы ведь адвокат.

Он разочарованно усмехнулся и заговорил о спектакле.

Вскоре потухли огни и он ушел из ложи. В коридоре он встретил чету де Клэв, попрощался с ними, отправился в гардеробную и вышел из театра на широкий бульвар. Он свернул с оживленной улицы в узкий, темный переулок. Он шел медленно, держа цилиндр в руке и куря сигару.

Гиз вспомнил тот вечер два года тому назад, когда он также был в опере и в первый раз увидел Сару Дезанж. Тогда он не сидел в ложе, а на скромном дешевом месте. Он был еще беден в те дни и слишком горд, чтобы пойти в театр по приглашению какого-нибудь друга. Сейчас он уже мог разрешить себе это. Такая исключительная щепетильность была характерна для него.

До двадцати восьми лет он не знал веселия молодости. Его детство и юность прошли в нужде и лишениях, в упорной борьбе и стремлении к лучшей жизни. Он почти не помнил своей матери и сохранил о ней лишь смутное воспоминание, как о давно забытой картине, виденной в раннем детстве. Юлиан жил всегда с отцом, разделяя с ним нужду и питая такие же честолюбивые планы. Жизнь была для него нелегким испытанием. Но, наконец, Юлиан начал преуспевать и успех его был блестящим.

Юлиан был единственным сыном, последним отпрыском старинного, гордого, но бедного рода. Он слишком нуждался, чтобы начать дипломатическую карьеру, и у него не было другого исхода, как стать адвокатом. Юлиан избрал это поприще, на котором он, наконец, достиг успеха, Юлиан знал, что он очень многим обязан отцу, который был готов все принести в жертву ради сына. Юлиан был привязан к отцу, а старый Доминик Гиз, сухой и черствый по натуре, обожал сына, хотя не высказывал своих чувств. Он редко хвалил Юлиана, но успехи сына несказанно радовали его.

Старый Рамон, служивший у Доминика Гиза еще до рождения Юлиана, был в восторге, когда его молодой господин шутливо хлопал его по плечу и рассказывал ему случаи из своей судебной практики.

– Вы можете повеселиться теперь, м-р Юлиан! – говорил он, радуясь успехам своего питомца.

– Посмотрите, какие у меня теперь костюмы, Рамон, – дразнил его Юлиан.

Для старого Рамона было истым наслаждением помогать своему молодому господину одеваться, и он приходил в восторг при виде его костюмов, белоснежных жилетов, модных пальто, красивых галстуков, изящных ботинок.

– Да, – говорил Рамон, – вы умеете одеваться.

И он говорил правду. Юлиан был одет с безукоризненным изяществом.

Теперь, возвращаясь домой, он вспомнил слова Рамона. Два года тому назад он был одет скромно, почти бедно. В тот вечер шел дождь и Юлиан вспомнил тогда, что ему предстояло возвращаться домой пешком, а он был в сношенных ботинках и боялся простудиться.

Когда он в первый раз увидел Сару, он забыл обо всем остальном. С первого взгляда она произвела на него сильное впечатление. Она показалась ему очаровательной. Когда окончилось действие, Сара прошла мимо него и он услыхал ее голос, мягкий, ясный, чарующего тембра.

Он узнал у Адриана, что она была замужем. Конечно, он слыхал о Клоде Дезанже, который был известен всему Парижу и всем спортивным кругам Европы, интересующимся бегами и скачками. Юлиан разделял мнение общества и не сомневался, что Сара вышла замуж за Клода из-за его богатства. Тогда он еще не слыхал о болезни Клода, но когда узнал об этом, чувство симпатии и сожаления по отношению к Саре проснулось в нем. Когда он начал преуспевать в жизни, он приложил все старания, чтоб познакомиться с Сарой. Сегодня он встретился с ней два раза.

Он мог припомнить каждое ее движение, меняющееся выражение ее лица, чарующий звук ее голоса. Он был неопытен в отношениях к женщинам и никогда не был влюблен. Это происходило отчасти оттого, что он всегда был слишком занят, стремясь к достижению определенной цели, отчасти оттого, что он скучал в обществе хорошеньких пустых женщин и предпочитал им, умных и некрасивых.

С первой же минуты он знал, что мог бы полюбить такую женщину, как Сара. Не отдавая себе ясного отчета, он с первой мимолетной встречи был очарован ею, и это впечатление лишь усилилось, когда он встречал ее потом в театрах и на прогулках в Булонском лесу. Теперь, познакомившись с ней, он нашел, что она моложе, чем ему казалось раньше, и что по-видимому светский образ жизни мало удовлетворял ее. Юлиан был заинтересован, как она относилась к своему мужу, но эта мысль была ему неприятна. Сегодня он был немного взволнован долгожданной встречей, и его обычно уравновешенное спокойствие сменилось чувством смутной радости. К чему бы не привело будущее, он не мог бы отказаться от него.

Юлиан еще долго прогуливался по двору дома, где он жил. По темному небу неслись легкие тучи, но ночь была светлая и теплая. Во дворе в больших кадках цвели вечно зеленые деревья и ветер шевелил их густой блестящей листвой. В доме всюду были освещены окна квартир, в которых горел свет. С улицы доносился звук шагов и издали слышался шум проезжавших трамваев и автомобилей. Наверху открылось окно и кто-то поставил на подоконник вазу с нарциссами. Благоухание цветов донеслось к Юлиану. Он глубоко вздохнул и чувство легкой печали охватило его. Он обернулся и вошел в дом. Отец сидел в кабинете. Когда вошел Юлиан, он поднял взгляд с газеты, которую читал, и поздоровался с сыном. Юлиан просмотрел почту и сделал несколько заметок в приготовленном блокноте.

Отец следил за ним и по его лицу трудно было определить его мысли. Когда Юлиан окончил свое занятие, он посмотрел на отца и спросил:

– Я думаю, что пора спать, не правда ли?

Старик встал.

– Ты не хочешь выпить чего-нибудь?

– Нет. Спасибо.

Свет упал на фигуру отца. Он был еще красивый, надменный и спокойный. Юлиан походил на него. У отца был тот же ровный нос, резкий подбородок и красивый рот, те же светлые проницательные глаза с густыми ресницами. Доминик Гиз носил монокль, у него были серебристо-белые волосы. Юлиан некогда не носил монокля и волосы его были светлые и блестящие. И отец и сын производили впечатление далеко незаурядных людей. Юлиан был еще выше отца и его серые глаза были темнее. Старик легким движением руки указал на газету:

– Ты сегодня удачно защищал дело.

– Да, дело было нелегкое, – сознался Юлиан.

– Теперь я должен вести дело Лабона. Он сам написал мне письмо.

Старик снял монокль и снова надел его.

– Это будет самый громкий процесс сезона?

– Да, наверно.

– Ты самый молодой из приглашенных защитников?

– Да. Я не ожидал, что Лабон сам попросит меня, – заметил Юлиан, и достав портсигар, закурил папиросу.

Отец дотронулся к его плечу своей худой старческой рукой, и рука его чуть заметно дрогнула.

– Хорошо. Спокойной ночи, – сказал он своим бесстрастным голосом.

Он ушел в свою комнату. На щеках старика появился легкий румянец. Когда затихли его удаляющиеся шаги, мысли Юлиана приняли другой оборот и он совершенно забыл о деле Лабона. Он открыл окно и снова благоухающий аромат нарциссов, как облако благовония, донесся к нему. Он опять вспомнил Сару.

ГЛАВА 3.

Несмотря на то, что Сара поздно легла спать, она проснулась рано и вспомнила о предстоящей поездке верхом. Сара также, как и Клод, очень любила лошадей и прекрасно ездила верхом, чем гордился и восторгался Клод. Когда он бывал в Париже, они всегда катались вместе.

В это сияющее утро, когда все сверкало и цвело вокруг, Сара с глубокой тоской думала о том, что Клод был лишен теперь всех радостей жизни, и мысль о нем омрачала ей прелесть весеннего утра и удовольствие, которое ей всегда доставляла прогулка верхом. Если бы Клод мог быть теперь рядом с ней! Она вспоминала его милое некрасивое лицо, его прекрасные руки, его монокль на черной широкой ленточке и его безупречную посадку в седле.

В это прелестное благоухающее утро Саре казалось, что Клод находится рядом с ней, и она видела перед собой его лицо, густые Темные волосы, его удобный верховой костюм и блестящие коричневые сапоги.

– Проклятие, – невольно подумала Сара, и горькая, бессильная злоба проснулась в ней при мысли, что никогда больше несчастный Клод не сможет сопровождать ее на прогулку, никогда больше не будет смеяться и радоваться, как прежде.

Эти мысли отравляли ей жизнь. Ей казалось, что померкло сияющее утро и мрак окутывал ее душу. Она остановила свою лошадь и отправилась в обратный путь.

Дома в вестибюле ее встретила Хэкки.

Первая мысль Сары была о Клоде.

– Ему хуже? Он пришел в себя?

Она бросилась к лифту.

– Господину Дезанжу не хуже, – остановила ее Хэкки и в ее голосе прозвучала недовольная, почти враждебная нотка. – Приехала миледи! – на ее выразительном лице мелькнула гримаса. – Миледи приехала в автомобиле с целой горой багажа. Я была поражена неожиданностью, уверяю вас, мисс Сара.

– Я пойду наверх, – сказала Сара. – Где находится леди Диана, Хэкки? В белой комнате?

– Нет. Я устроила миледи в красной комнате, – ответила Хэкки, глядя в пространство.

У Сары дрожали губы. Она быстро обернулась, вошла в лифт и нажала кнопку. Мать Сары следила за тем, как ее горничная, молодая француженка, распаковывала вещи. Когда вошла Сара, она подняла голову и подставила надушенную щеку для поцелуя.

– Ты можешь приютить ненадолго бедную странницу, дорогая?

Мать всегда была откровенна с Сарой, которая не могла понять цели ее внезапного приезда.

Она сказала по-английски:

– Отошли свою горничную, мама, и об'ясни мне что случилось?

– Боже, – какая проницательность! – рассмеялась леди Диана. – Неужели даже такие матери, как я, не могут испытать сильного желания повидаться со своей единственной дочерью без всяких других низменных целей?

Сара тоже рассмеялась, нагнулась к матери и поцеловала ее. Когда вышла изящная горничная, она сказала:

– Итак?

Леди Диана неуверенно взглянула на дочь и немного рассеянно начала искать свой золотой портсигар, украшенный бриллиантами. Не найдя в нем папирос, она взяла папиросы из портсигара Сары и закурила, усевшись на низеньком диване с бесчисленными пестрыми шелковыми подушками.

– Главная причина в деньгах, моя дорогая, – сказала она, наконец, выпуская кольца дыма. У нее были большие глаза золотистого цвета с длинными темными ресницами, нежный рот и очень белая кожа. Она была необыкновенно красивой.

– Да, ты очень красива, мама, – спокойно сказала Сара. – Продолжай, пожалуйста.

– Я должна была остановиться здесь, потому что у меня не было денег. Теперь ты знаешь правду.

– Все, как по обыкновению, – горько заметила Сара. Она встала и подошла к окну.

После свадьбы Клод предоставил в распоряжение леди Дианы большую сумму денег и кроме того два раза оплачивал ее долги. После болезни Клода Сара давала матери много денег, и она знала прекрасно, что ей и впредь придется делать это.

Пожав плечами, она обернулась; она сама была голодна и вспомнила, что еще ничего не предложила матери, как это требовало гостеприимство.

– Ты, вероятно, очень голодна, – сказала она сухо, – я велю подавать завтрак.

– О, я уже отдала нужные приказания, – сказала леди Диана, – но их не торопятся исполнить. Между прочим, как поживает бедный, дорогой Клод? Я пойду посмотрю на него.

Яркая краска залила лицо Сары:

– Нет, пожалуйста, не делай этого, мама. Клод не вещь, на которую можно посмотреть.

– К сожалению, он также в тягость тебе и другим, как ненужная вещь, – заметила леди Диана.

Сара посмотрела на нее. Она рассердилась, но ее мать не заметила этого, как не замечала никогда ничего, не касавшееся или не интересовавшее ее.

– Во всяком случае, – продолжала леди Диана, – во всяком случае, я привезла с собой человека, который развлечет тебя! Угадай, кто привез меня сюда на автомобиле? Мы случайно встретились на пароходе, а в Булоне его ждал автомобиль... Чарльз Картон! – с ударением закончила она.

Из-под густых опущенных ресниц она внимательно следила взглядом за Сарой. Сара рассеяно повторяла это имя.

– Чарльз! Очень мило!

– Я говорила ему, что ты будешь очень рада, – смело продолжала леди Диана. – Ты знаешь, он прямо таки боялся приехать сюда! Я убеждала его, что это глупо! Ты ведь замужем и давно простила его. Я уговаривала его вести себя разумно и побывать у тебя!

– А что сказал Чарльз? Я ясно могу себе представить его в роли раскаивающегося грешника, внимающего твоим словам, но все-таки...

– О, он передал тебе поклон и знаешь?.. Он будет сегодня днем здесь с визитом.

– У тебя или у меня? – с невинным видом спросила Сара.

– У меня для виду, но в действительности он придет ради тебя – своей прежней любви, маленькой девочки, превратившейся в сказочную принцессу. Мужчины любят такие перемены и, поскольку я знаю Чарльза, он будет в восторге.

– Для чего приехал Чарльз? – спросила Сара, разглядывая ручку своего хлыста.

– У него какие-то дела, я думаю. У него есть дела и деньги во Франции. Он ведь француз, но я всегда забываю это и считаю его англичанином, потому что он живет в Англии и только иногда по делам приезжает во Францию. Он остановился в квартире своей сестры Корнелии, на улице Пасси.

– Значит, он останется здесь на весь сезон?

– Да, Сара.

Улыбка появилась на лице леди Дианы, казалось, она хотела сказать что-то забавное, но не решалась. Дверь открылась и вошла Хэкки в сопровождении лакея, несшего завтрак.

Леди Диана посмотрела на горничную, улыбаясь:

– Подумайте, Хэкки, м-р Картон здесь. Он будет здесь сегодня днем с визитом.

Хэкки посмотрела на нее со странным, не то удивленным, не то презрительным выражением, но ответила почтительно:

– М-р Картон? Это будет развлечением для мисс Сары, – и она добавила тем же бесстрастным тоном: – Мне очень жаль, что вы так плохо выглядите, миледи.

Прежде чем Диана успела ответить ей, она прошептала что-то на ухо Саре и вышла из комнаты. Но в душе верная Хэкки повторяла: „Лучше ей не видеть его, лучше ей не видеть его".

Она знала, какую трагедию пережила Сара. "Несмотря на то, что она никому не поверяла свои переживания, но Хэкки часто слыхала ночью ее заглушенные рыдания и видела, как Сара крепилась днем, чтобы не выдать своих настоящих чувств.

– Если леди Диана хотела поразить меня, я доставила ей неприятность моими словами, – сердито думала Хэкки, вспоминая маленькую сцену. Она знала причину внезапного приезда леди Дианы и была недовольна, но мирилась с неизбежным. Мысль о том, что леди Диана хотела ввести в дом Сары человека, предавшего ее и погубившего ее счастье, выводила верную Хэкки из себя.

Когда она помогла Саре переодеться и Сара отправилась вниз завтракать, Хэкки опять вошла в комнату леди Дианы, которая спросила ее:

– Хэкки, вы всегда говорите правду. Вы действительно думаете, что я изменилась к худшему?

Хэкки, зная, что имеет дело с опасным противником, не стеснялась быть откровенной. Она начала пристально и критически разглядывать леди Диану. Потом она решительно заявила:

– Только не волнуйтесь, миледи. Вам это пойдет во вред. Ничто так не портит красоту лица, как волнение и усталость. Я уверена, что переезд через Канал утомил Вас. Вы иначе причесаны, миледи, неправда ли? Из-за этого еще больше кажется, что вы изменились. А кроме того, на вас отразилась длительная поездка в автомобиле, что очень утомительно. Но вы все же еще молодо выглядите, миледи. М-р Картон будет сегодня у мисс Сары? Он найдет, что она переменилась. Я уверена, миледи будет приятно услышать, что все считают мисс Сару такой же красавицей, какой много лет тому назад была сама миледи.

Легкая краска появилась на лице леди Дианы. Она любезно отослала Хэкки и легла на мягкие подушки дивана. До этой минуты ей не приходило в голову, что Чарльз Картон мог найти перемену в Саре. Конечно, она очень изменилась, она стала красавицей и Чарльз Картон увидит ее.

Внезапно она встала и подошла к большому зеркалу.

– Что за животное эта Хэкки! Ужасное животное! – подумала она, сжав тонкие белые руки и разглядывая свою высокую стройную фигуру (слишком худую, как ей начинало казаться) и красивое лицо.

Всю жизнь леди Диана любила только себя и свою красоту. Мысль, что она начинала увядать, приводила ее в ужас. К этому чувству теперь еще примешивалось глухое раздражение, зачем она пригласила сюда Чарльза Картона. Он не настаивал на том, чтобы придти. Ее собственное извращенное чувство заставило ее пригласить его. Она не была жестокой по натуре, но считала, что встреча Чарльза с Сарой будет маленьким развлечением для нее. Кажется, она ошиблась в своих расчетах. У нее вырвалось сердитое восклицание и она позвонила своей горничной, с такой силой нажав кнопку, что резкий звонок раздался по всему дому.

Хэкки сидела в своей комнате, штопая шелковый чулок. Она с удовольствием прислушалась к звонку. „Я была права", подумала она с торжеством, „я доставила ей неприятность".

Настроение Хэкки еще улучшилось, когда к ней явилась изящная Лизетта, носившая шелковые чулки и туфли на поразительно высоких каблуках.

– Поторопитесь! Звонят! – упрекнула ее Хэкки.

– Я заблудилась, – заявила Лизетта ломанным английским языком.

Хэкки повела Лизетту в комнату леди Дианы. Постучав, она открыла дверь и мягко втолкнула Лизетту. Закрыв за ней дверь, она услышала громкий взволнованный голос леди Дианы. Хотя она не понимала по-французски, но по резкому тону произнесенных слов она поняла, что леди Диана расстроена и в плохом настроении. Хэкки с удовлетворением покачала головой и вернулась в свою комнату.

ГЛАВА 4.

Для Чарльза Картона Сара когда то была маленькой скромной девочкой, пугливой и затерянной в небольшом, уютном и шумном доме своей матери, где всегда бывало слишком много мужчин, из которых некоторые чувствовали себя, как дома.

Сара постепенно превращалась в прелестную юную девушку – подростка и Картона забавляло гулять с ней, возить ее в зоологический сад по воскресеньям, на утренние спектакли в театр, покупать ей подарки: конфеты, перчатки, изящные зонтики. Затем Чарльз однажды убедился, что Сара уже не была подростком, и она все больше и больше нравилась ему, а Сара обожала его. Сначала он был тронут ее чистым, пылким чувством, затем начал тяготиться им. Такие отношения между сорокалетним мужчиной и семнадцатилетней девушкой не могут долго продолжаться, если он не настолько увлечен ею, чтобы жениться на ней.

Чарльз Картон был светским человеком и пользовался большим успехом у женщин. Для людей такого типа любовь только мимолетное приключение, сменяющееся новым, как звенья одной цепи. Чарльз Картон был для Сары первой страстной любовью, для которой Сара была готова пожертвовать всем. Он был слишком осторожен, чтобы сделать решительный шаг, но любовь Сары была для него новым приятным развлечением, которое радовало и забавляло его. Когда же над ним начали шутливо издеваться в клубах, он испугался, что станет всеобщим посмешищем. Он начал тяготиться пылкой страстью девушки и решил положить этому конец. Он избегал бывать в доме леди Дианы и вместо писем посылал Саре подарки.

Будучи оптимистом, Картон утешал себя, что Сара поймет его. Но поведение Сары глубоко его разочаровало. Она не понимала или не хотела понять его и продолжала считать, что ничего не изменилось. Чарльз не приходил. Он не приходил так долго, что Сара, наконец, решила разыскать его. Его не было дома, когда она явилась к нему, и она осталась, желая дождаться его прихода.

Когда явился Чарльз с одним из своих друзей, он застал у себя Сару. Она увидела только Чарльза, который открыл входную дверь своим ключем и вошел первый, незамеченный лакеем. Лампы еще не горели и комната освещалась лишь пламенем камина.

Сара поднялась ему навстречу и сказала:

– Я не могла больше ждать. Я так хотела видеть вас.

Конечно, об этом потом столько говорили в обществе. Все были того мнения, что от нее всегда можно было ожидать что-нибудь подобное, „Дочь, достойная своей матери", и так дальше, и так дальше...

Леди Диана была вне себя. Она не терпела скандала и считала, что Сара погубила себя в глазах общества своим необдуманным поступком вызвав взрыв негодования, сплетен и осуждений, коснувшихся не только Сары, но и самой леди Дианы. Она отравляла жизнь Сары и не считалась с ее душенными страданиями. Клод приехал через год после этого. Он приехал погостить у леди Дианы, которая любила его отца, ненавидела его мать и уважала Клода из-за его богатства. Ей никогда не приходило в голову, что Клод может жениться на Саре, и она рассказала ему всю историю с Картоном, когда сидела с Клодом в своем уютном, ярко освещенном будуаре.

Клод встретился с Сарой во время обеда. Ему понравилась ей стройная высокая фигура и резкие манеры, при помощи которых она пыталась скрыть свое смущение. Клод не думал о женитьбе, после того как его бросила любимая женщина, но он очень жалел Сару, понимая, что она гибнет в такой обстановке. И потому он сделал ей предложение. Он сочувствовал ей и она нравилась ему.

У Клода было необыкновенно доброе сердце. Он знал Картона, но не питал к нему симпатии и с презрением относился к нему. Картон со своей стороны не был настолько благороден, чтобы понять благородство Клода, и в душе осуждал его и смеялся над ним. Но Картон был слишком умен, чтобы высказать свое мнение о Клоде и хранил молчание, когда речь заходила о нем. В глубине души он испытывал к нему чувство неприязни и раздражения, потому что Клод отнял у него Сару.

Если бы Сара вышла замуж за бедного человека. Картон охотно помогал бы ей. Но Клод был богат и занимал видное положение в обществе. Сару считали красавицей и общество признало ее. Картон не испытывал ни малейшего сожаления, когда узнал о болезни Клода.

Когда он теперь вошел в дом Клода, увидел всю роскошь и богатство обстановки, старое чувство неприязни к Клоду проснулось в нем. Лакей провел его в прекрасную комнату.

Вошла Сара и спокойно сказала, улыбаясь:

– Чарльз, вы?

В первое мгновение Чарльз не нашел что сказать и проклинал себя за свое смущение. Он намеревался соболезнующе спросить о здоровье Клода, но когда он очутился лицом к лицу с Сарой он настолько растерялся, что заговорил о погоде, о Париже и посторонних вещах. Его поражало самообладание Сары, которая беседовала с ним с вежливым спокойствием и безразличием светской женщины. Когда Сара нагнулась над серебряным чайником, он внимательно начал разглядывать ее лицо. Она была необыкновенно красивой и эта женщина когда-то страстно любила его.

С легкой усмешкой он внезапно спросил:

– Вы еще помните прошлое, Сара?

С некоторым удивлением он увидел, что краска залила ее лицо и белую шею, и его сердце забилось сильнее.

Сара спокойно посмотрела ему в глаза и ответила откровенно:

– О, да, – она остановилась, словно в нерешительности, затем продолжала: – Я часто вспоминаю прошлое, Чарльз, но эти воспоминания потеряли свою горечь и теперь не волнуют меня.

Картон понял, что она хотела сказать. Ее спокойный холодный взгляд говорил яснее слов, Что это была правда. Чувство разочарования проснулось в нем.

– Я рад, что играл такую небольшую роль в вашей жизни, – сказал он горько.

Сара не ответила на его замечание. Помолчав, она, как будто продолжая, заговорила о его пребывании в Париже и о его встрече с леди Дианой, которая в эту минуту вошла в комнату. Картон быстро поднялся ей навстречу.

Когда Картон разговаривал с леди Дианой, Сара внимательно взглянула на него. Она не могла определить какие чувства волновали ее, когда она смотрела на его красивое лицо. В глубине души она испытывала острую печаль, что любовь может пройти так безвозвратно, не оставив следа, кроме горьких, полузабытых воспоминаний. Когда-то она обожала этого человека, глядела в его темные, глубокие глаза, страстно целовала его высокий умный лоб, красиво очерченные тонкие губы. Как она могла любить его, радоваться его присутствию, быть счастливой в его об'ятиях?

Она прислушивалась к его мягкому красивому голосу, некогда так чаровавшему ее и думала с изумлением: „Я переживала все это, а теперь я сижу с ним здесь так спокойно, а прошлое ушло навсегда и воспоминание о нем стало мне безразличным". Но несмотря на это, ей хотелось доказать ему, как спокойна теперь ее жизнь.

Картон в разговоре осведомился о здоровье Клода. Новое чувство уважения к Саре, смешанное с завистью, проснулось в Картоне. Он должен был признаться, что Сара стала обаятельной женщиной. Хотя теперь она была недоступна для него, он не мог забыть, что когда-то она любила его. Картон невольно восторгался Сарой, но в его душе просыпалось смутное желание – нарушить покой ее счастливой жизни. Он был очень любезен с Сарой и вошел в роль старого друга.

Роберт, племянник Клода, быстро вошел в комнату.

Леди Диана, не знавшая его, бросила на него кокетливый взгляд и чарующая улыбка появилась на ее устах. Роберт расцвел при ее виде. Он немного походил на Клода. Он был очень молод, высокий, широкоплечий, с простодушным, но довольно красивым лицом. Немного смущенно он поздоровался с леди Дианой и Картоном и с мальчишеской улыбкой сел около Сары.

Роберту было двадцать лет и он должен был унаследовать большую часть состояния Клода. Он был сиротой и жил в Париже у Клода, но большую часть года проводил в имении Дезанж, которое должно было перейти к нему после смерти дяди. Он весело болтал, быстро кушая печение. С Сарой он был в большой дружбе с первого дня их знакомства.

– Вы читали газеты? – спросил он. – Какое чудное печение у тебя, Сара. Вы не читали газет? Жаль. Они переполнены отчетами о деле Люваля. Это громкое дело! Я уверен, что только Гиз спас Люваля. Вся зала суда гремела от аплодисментов после его речи, он сказал замечательную речь! Многие плакали. Я только что встретил Гиза с Адрианом. Он очень милый и вовсе не гордится своим успехом. Они выходили из суда и все смотрели на Гиза. Я поздравил его, а он рассмеялся. Он еще очень молод. Ему не больше двадцати пяти лет, неправда ли?

– Вы говорите о Юлиане Гизе? – прервал его Картон. – Умный малый! Я знаком с ним.

– Сколько ему лет, сэр? – осведомился Роберт.

– Кажется двадцать восемь или двадцать девять лет.

– Неужели так много! – наивно воскликнул Роберт.

– Что же мне остается сказать после этого, – рассмеялся Картон. Он держал руку Сары в своих и заглянул ей в глаза:

– Могу я еще придти к вам?

– Конечно.

Снова спокойная уверенная улыбка появилась на ее устах, что было неприятно Картону. Он пригласил Роберта к себе и молодой человек обрадовался приглашению.

– Он замечательно красив, – заявил Роберт, когда Картон ушел.

Леди Диана, увидев выражение лица Чарльза при прощании с Сарой, заметила, смеясь:

– Он когда то был влюблен в Сару.

Роберт тоже рассмеялся.

– У него не плохой вкус, – сказал он, с восхищением взглянув на Сару.

Закурив папиросу, он продолжал:

– Мы пойдем наверх теперь, Сюзетта? – Он взял Сару под руку и повел ее вверх по лестнице в комнату Клода.

– Я пригласил Гиза на обед, не спросив твоего разрешения. Но я уверен, что ты ничего не будешь иметь против. Я ведь собираюсь избрать карьеру адвоката и рад такому знакомству.

– Я рада, что он понравился тебе, – сказала Сара. – Я пошлю ему приглашение. В четверг, хорошо?

– Да, прекрасно! Благодарю тебя, Сюзетта. Я никогда не мог бы предположить, что леди Диана твоя мать. Она поразительно молодо выглядит. Сегодня я буду обедать дома.

– О, Роберт, – рассмеялась Сара. – Я позвоню Викгэмам и приглашу Памелу.

– Нет, не стоит, – энергично заявил Роберт. – У нас сегодня семейный обед и нам не будет скучно. Ты не находишь, что Памела еще так молода, почти ребенок?

– Конечно, между сорока восьмилетним и восемнадцатилетним возрастом существует некоторая разница, – серьезно согласилась Сара.

– Ты шутишь, – усмехнулся Роберт, но Сара заметила, как он внимательно прислушался к голосу леди Дианы, который донесся до них, когда она отдавала приказания своей горничной.

– Мы отправимся куда-нибудь сегодня вечером, – сказала она решительно. – Мы бы могли поехать в гости, но лучше пойти в театр. Франсуа по телефону закажет билеты.