Текст книги "Похищенные часы счастья"
Автор книги: Оливия Уэдсли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
– Да, – сказала Виолетта; выражение лица ее сразу смягчилось, – я помогу тебе, Гюги.
– Спасибо, – радостно сказал он, схватив ее за руку. – А я сегодня же урегулирую твои дела. Я бесконечно благодарен тебе, Ви. Да, между прочим, у Дианы прекрасный голос. Я хочу, чтобы Линески давал ей уроки пения. Подожди одну минуту. Диана ждет меня в автомобиле, я сейчас приведу ее сюда.
С порога комнаты он снова вернулся.
– Прошу тебя, Ви, – воскликнул он совсем по-мальчишески, – будь ласкова с ней. И позаботься о ее туалетах и о всем прочем. Я надеюсь на тебя.
«Вот до чего мы дожили, – подумала Виолетта, поджидая возвращения брата. – Гюг способен на экстравагантные выходки. Он просит меня быть ласковой с этой девушкой и сам думает о ее туалетах. Это забавно. Он наверняка влюблен в нее», – решила она. Но затем, увидев входящих в комнату Диану и Гюга, быстро отбросила это предположение.
Виолетта вполне оправдала надежды Гюга и очень ласково встретила Ди.
– Идемте пить чай, – сказала она, – я познакомлю вас с моими гостями. Мой брат говорит, что вы поете. Я люблю музыку, но еще больше люблю пение. Если бы я могла испросить себе дар у богов, мне кажется, я попросила бы дать мне голос.
Она проводила их в прекрасно обставленную, полную цветов комнату. Гюг был знаком почти со всеми присутствующими; через минуту он был вовлечен в водоворот разговоров и пришел в прекрасное настроение.
Виолетта очень мило представила всем Диану. Гюг, чрезвычайно довольный тем, что смог отплатить Ди, позаботившись о ней, оглянулся, чтобы посмотреть, как она себя здесь чувствует. Она сидела в кресле, а у ее ног на пуфе поместился Лансинг, весьма приятный юноша, они весело болтали и смеялись. Гюг услышал, как Лансинг сказал:
– Вы должны разрешить мне, мисс Диана, научить вас управлять автомобилем. Вы позволите, не правда ли?
Лансинг, по-видимому, увлекся Дианой, и это доставляло ей заметное удовольствие.
– Я предложу вам загадку, Ланс, – обратилась к юноше одна из дам, но Виолетта, смеясь, ответила ей:
– Оставьте детей, пусть играют и будут паиньками.
– Мы не обращаем внимания на ваши насмешки, – отозвался весело Лансинг, – они продиктованы завистью к нашей молодости и непорочности!
Гюг заметил, как Диана покраснела в ответ на какой-то невинный комплимент, и неожиданно почувствовал острую бессмысленную ненависть к Лансингу за то, что тот был молод, за то, что так ярко блестели его волосы, за его жизнерадостность, за близость к Диане.
И он понял, почему все эти месяцы, с тех пор как исчезла Ди, его не покидало чувство беспокойства, и почему у него сейчас такое приподнятое настроение. Он понял, что любит Ди.
ГЛАВА VIII
Сердечные тайны
– Но ведь это не называется быть компаньонкой, дорогая миссис Драйтон, – сказала жалобно Ди.
Она сидела, прислонившись к груде покрытых кружевами подушек, а Виолетта Драйтон в удивительном ярко-красном с золотом капоте, закинув руки за голову, сидела на краю ее кровати.
– Мы не властны над нашими болезнями, – сказала она рассеянно.
– Но я чувствую себя настолько хорошо, что могла бы смело встать, если бы не запрещение этого противного доктора, – возразила Ди живо. – А когда я сегодня сказала ему об этом, он только улыбнулся со своей раздражающей манерой и сказал что-то о надорванной конституции. Начать с того, что, когда я была бедна, я даже не знала, что у меня вообще есть какая-то конституция. Бедняки вовсе не подозревают о ее существовании, они не могут себе позволить такой роскоши. Это все равно, что несезонные блюда: они слишком дороги для того, чтобы можно было их есть. Я уверена, что модные доктора приклеивают этот ярлычок ко всем своим пациентам: это избавляет их от лишних хлопот и в то же время увеличивает их доходы.
Виолетта рассмеялась.
– Примите более веселый вид, милая Ди, – сказала она, – и радуйтесь тому, что вы такая хорошенькая в постели. Многим женщинам это не к лицу и служит для них тяжелым испытанием. Но вы с вашими разметавшимися локонами, тоненькими ручками и нежной шейкой выглядите сейчас десятилетней девочкой. Между прочим, – и она пристально взглянула на Ди, – Гюг хотел прийти сегодня сюда выпить с нами чаю.
У Виолетты сжалось сердце, когда она увидела, что догадка ее подтвердилась. При имени Гюга румянец вспыхнул на бледных щечках Ди, глаза потеряли скучающее выражение и застенчиво загорелись. Виолетта поднялась и подошла к зеркалу.
«К чему это только может привести?» – спросила она самое себя. Она стала приглаживать свои мягкие, тонкие волосы; зеркало отражало ее глаза, выражавшие легкое беспокойство. «К чему это только может привести?»
И вдруг она приняла решение.
– Вы, конечно, знаете, Ди.., – начала она, но в эту минуту кто-то постучался в дверь.
– Да, – ответила Виолетта, сама не зная, обрадовалась ли она или нет тому, что невольно приходилось отложить признание, которое она готова была сделать.
Она услышала голос мужа:
– Ви, голубушка, ты мне нужна на минуту.
Она вышла к нему.
– Послушай, Ви, – обратился к ней Бевис с почти просительным выражением, – ты знаешь, я редко тебя беспокою, не правда ли? Но на сей раз для меня это очень важно. Я пригласил к завтраку француза-спортсмена и его жену – у нас с ним общие дела и все такое. Ты знаешь, он влиятельный человек, и я, как глава Скакового клуба, должен принять его. Не согласишься ли ты отложить все свои другие дела и поехать с нами в ресторан, приняв на себя роль хозяйки? Прошу тебя.
Виолетта взглянула на мужа и рассмеялась.
– Значит и для меня нашлась роль, – сказала она весело, – хотя и чисто декоративная.
Его красное лицо стало еще ярче.
Как все глупые люди, он был очень злопамятен. Всякое замечание, не имеющее отношение к скачкам, собакам и охоте, – единственным вещам, о которых он мог поддержать разговор, – вызывало в нем подозрение.
– Если ты будешь так много рассуждать.., – проворчал он.
Виолетта снова рассмеялась.
– Конечно, я поеду с тобой, Бевис, – сказала она поспешно.
Его лицо тотчас прояснилось.
– Это очень мило с твоей стороны, и знаешь, Ви, надень, пожалуйста, свое самое шикарное платье. Ты понимаешь?..
Она очень хорошо понимала. И легкая улыбка, мелькавшая у нее на губах в то время, как она одевалась, была не из веселых.
В течение всей своей замужней жизни Виолетта имела в глазах Бевиса лишь одно значение: ценного трофея. Он женился на ней только потому, что среди девушек, дебютировавших в тот год в свете, она имела наибольший успех, потому что столько других мужчин желали ее. Она полюбила его. Она приняла его вынужденную сдержанность за молчаливое обожание, его чрезмерную любовь к спорту – за чисто английскую мужественность, его неловкость – за недостаточное знание женщин.
Но уже во время свадебного путешествия он показал ей свое истинное лицо: напился и оставил ее одну на шесть дней ради каких-то скачек. Обладание Виолеттой свело ее в его глазах на уровень других ценных трофеев. Она не играла важной роли в его жизни. В браке он видел только доказательство своей ловкости в деле ее завоевания. Ви продолжала его любить, пока был жив их сын. С окончанием его короткой жизни угасла и ее любовь к Бевису.
И сейчас, надевая при помощи горничной свое лучшее парижское платье, Виолетта прекрасно знала, что Бевис требовал ее присутствия только для того, чтобы показать ее, и что, похваставшись ею, он перестанет интересоваться и ею самой, и той ролью, которую она будет играть в обществе этих знатных французов.
Но все же она признавала в муже известные достоинства: он был щедр и никогда не задавал лишних вопросов.
Одевшись, она зашла попрощаться с Ди и снова вспомнила о признании, которое собиралась сделать. Спускаясь по лестнице, она подумала: «Я непременно должна сегодня же рассказать об этом Диане».
На Хилл-стрит она встретила Гюга, он весело махнул ей рукой.
Свет падал ему в лицо, и Виолетта заметила, что он осунулся.
Неужели он действительно влюблен в Ди? Если это неверно, то почему у нее всегда является такое предположение, когда она видит его в обществе Ди?
Виолетта не решалась прямо спросить его об этом. И не потому, что боялась его гнева из-за того, что она вмешивается в его дела, – нет, она страшилась разбудить, может быть, им самим еще не осознанное чувство.
В том, что Ди любит Гюга, у нее уже не было сомнений. Но она смотрела на ее чувство, как на обычное девичье обожание знаменитости, и, кроме того, она так любила Гюга и так гордилась им, что влюбленность Ди казалась ей совершенно естественной. В ее глазах Ди была настоящим ребенком.
За завтраком Виолетта много говорила и смеялась. Она была очаровательна, по временам даже блестяща, но чувство легкого беспокойства все время не покидало ее. Она не могла отделаться от него, перед ней все время стояло лицо Гюга, его сосредоточенный взгляд.
В последнее время Гюг потерял присущую ему добродушную веселость. Но когда она спрашивала его, не чувствует ли он себя нездоровым, нет ли у него каких-нибудь неприятностей, он неизменно отвечал, что у него много работы и что сезон был страшно утомительным. Он очень вежливо, однако и очень решительно отклонял все ее тенденциозные расспросы.
И Ви вздохнула с облегчением при мысли о том, что скоро все общество разъедется из Лондона. Она предполагала взять с собой Ди в Блеварон, а Гюг, она знала, будет занят в течение двух месяцев в разных других местах. И тут она подумала, что, может быть, глупо с ее стороны придавать всему этому так много значения. Вскоре Гюг и Ди будут разлучены на долгие месяцы. Гюг забудет свое временное увлечение – она хотела верить, что с его стороны это было простым увлечением, а Ди – предмет своего обожания. Среди спортивных приятелей Бевиса, приглашенных ею в Блеварон, было несколько милых юношей и среди них молодой Лансинг, который уделял много внимания Ди, пока внезапное нездоровье не уложило ее в постель.
Болезнь Ди явилась непосредственным результатом месяцев, проведенных в магазине, когда ей приходилось много работать, мало спать и плохо питаться. Доктор, которого так осуждала Ди, быстро поставил диагноз ее болезни.
– Мисс Лестер будет всю жизнь возиться с легкими, если сейчас не принять серьезных мер, – сказал он Виолетте. – Она неоднократно простуживалась, и к тому же атмосфера в этом магазине...
Главным огорчением Ди было то, что она не может честно зарабатывать своего жалованья. До болезни она настаивала на строгом выполнении своих обязанностей, которые старательно придумывала для нее Виолетта.
Когда она говорила об этом с братом, он отвечал ей, что, конечно, впоследствии найдет Ди другую работу, но что пока просит Ви не оставлять ее своими попечениями.
Гюг редко посещал их, но Ви заметила, что он никогда не приходил в то время, когда Дианы могло не быть дома, а два раза они встретили его даже там, куда обычно он никогда не заглядывал.
Стараясь отделаться от своих мыслей, Виолетта обратилась к гостям с каким-то шутливым замечанием. Бевис пригласил мосье и мадам Ла-Виль проехаться с ними в Ранела. Виолетте пришлось против воли принять участие в поездке, хотя ее не покидала мысль о том, что Гюг обещал как раз в это время прийти пить чай с ней и с Ди.
Когда Виолетта ушла, Ди продолжала спокойно лежать. Впервые в жизни ее баловали и, естественно, ей это было чрезвычайно приятно. Она любила уют и тишину своей маленькой комнаты. Отсутствие шума в доме действовало как укрепляющее средство на усталые нервы.
Лучи солнца падали на вазу с белыми гвоздиками, их опьяняющий аромат наполнял комнату. Из груди Ди вырвался вздох блаженства. Вскоре горничная принесет ей завтрак – вкусные блюда, приятные на вид. Потом она примет лекарство, слегка вздремнет, а затем – затем придет Гюг...
Ее чувство к Гюгу уже не было для нее тайной. Она поняла истину, и эта истина наполняла ее дни и ночи робкой, но глубокой радостью, на которую не могли повлиять никакие внешние события. Среди каждодневных впечатлений и разговоров эта мысль не покидала ее. Она была запрятана в ее душе, словно бесценное сокровище, она горела в ней, как звезда в далеком ночном небе.
«Это – любовь», – шептала про себя Ди, и от одного этого слова у нее захватывало дыхание, оно приводило ее в трепет.
Она много читала о любви, но мало знала о ней. И любовь застала Ди врасплох, словно маленького ребенка, ничего не знающего о ее силе и могуществе, о ее сладких дарах. Охватывающий Ди трепет казался ей тайной, в которой она не могла бы признаться никому, даже любимому.
Когда Гюг брал ее за руку, когда он случайно прикасался к ней, даже при одном звуке его голоса сладкий восторг овладевал ею и минутами ей казалось, что она теряет сознание. Ей даже не приходило в голову, что Гюг может любить ее. Он был совсем особенным существом, перед алтарем которого она курила фимиам.
Окончив завтрак, Ди вскочила с постели, взяла вазу с гвоздиками и поставила ее на маленький столик возле кровати. Она стала переставлять цветы в букете, с восторгом вдыхая их аромат. Потом взяла несколько белых гвоздик и попыталась прикрепить их к волосам. Гюг застал ее за этим занятием. Она быстро обернулась к нему, цветы упали и рассыпались по ее груди.
– Кармен в белых цветах! – воскликнул Гюг. Он подошел к маленькому столику и взял Диану за руку.
Как всегда при виде Гюга, Диану сковал прилив застенчивости.
– Вы очень молчаливы, маленькая леди, – сказал ласково Гюг. – Не болит ли у вас голова?
– Нет, нет, – поспешно ответила Ди.
Гюг положил на столик связку книг и коробку конфет.
– Я хотел хоть немного порадовать вас, – сказал он.
– Прикажете развязать этот пакет для мадемуазель? – спросила Луиза из дверей соседней комнаты.
Старая Луиза знала свои обязанности и ревностно исполняла их. Она сидела вне поля зрения мосье Гюга, ее любимца еще со времен его детства, и маленькой леди, которая ей очень нравилась, но «все видела».
Гюг отказался от ее помощи и сам помог Ди перерезать веревку, которой был связан пакет. Пальцы их встретились.
– С этим покончено, – сказала Ди, с трудом переводя дыхание, когда «Белая птичка» Барри очутилась рядом с книгой стихов и коробкой шоколада.
– Можно мне закурить? – спросил Гюг.
– Пожалуйста, – ответила Ди, – и разрешите, пожалуйста, сделать это также и мне.
Он рассмеялся и, склонившись к Ди, протянул ей свою изящную золотую зажигалку.
– Теперь мы чувствуем себя уютно и совсем как дома, – сказала Диана, выпуская длинную струю аметистового дыма.
Гюг беспокойно вздрогнул. Слова «как дома» больно кольнули его. Перед ним мгновенно пронеслась картина того, как бы все могло быть, если бы слова Дианы были правдой. Его присутствие в спальне Ди как бы подтверждало эту возможность. Но усилием воли Гюг поборол себя. В ту же минуту он принял твердое решение и, боясь передумать, тотчас же сообщил о нем Ди.
– Я уезжаю через неделю.
Он увидел, как краска сразу же сбежала с ее лица, и сердце его болезненно сжалось. Но разве в глубине души не испытал он при этом жгучей радости?
– Уезжаете, – машинально повторила Ди. Она пыталась улыбнуться.
– Я еще не знаю куда – в Шотландию или в Норвегию, – продолжал он.
– Миссис Драйтон берет меня с собой в Шотландию, – сказала Ди. В голосе ее прозвучали трогательные нотки. – Не можете ли вы тоже приехать в Блеварон?
Он не мог противиться бессознательному призыву ее глаз.
– Это было бы неплохо, – ответил он неопределенно.
И в то же мгновение лицо Ди просияло.
– Как вы напугали меня, – воскликнула она весело. – Я подумала, что вы на самом деле уезжаете.
Он ощутил бешеное желание услышать от нее, что ей это не безразлично. Он жаждал, как каждый влюбленный, услышать слова признания, которые истинная любовь делает особенно трудными.
Старая Луиза внесла чайный прибор.
– Я сама разолью чай, – сказала Ди.
Луиза оставалась в комнате. Шутя и смеясь, они пили чай. Съедены были последние сэндвичи и пирожные, и Луиза забрала поднос.
– В первый раз в моей жизни я болею с комфортом, – сказала вдруг Ди. – Прежде, когда мы жили в меблированных комнатах, я бывала во время болезни всем в тягость. Вы даже представить себе не можете, как мне приятно, что обо мне заботятся и что меня балуют. Но мне будет очень трудно отплатить за это внимание. – Она остановилась на минуту. – И всем этим я обязана вам одному, – закончила она поспешно.
Ни Диана, ни Гюг не могли бы сказать, чья рука протянулась первая, но они сидели, крепко сжимая друг другу руки, и это прикосновение доставляло обоим несказанную радость.
– Вам не холодно? – заботливо спросил он ее.
– Нет, – ответила Ди, сознавая с отчаяньем, что не чувство холода вызывает в ней эту безудержную дрожь, а совсем иные ощущения.
Луиза дремала в кресле. В комнате, благодаря спущенным шторам, царил полумрак. Длинный жаркий день подходил к концу, легкий вечерний ветерок шевелил цветы, стоящие возле окна; замолкал шум движения на Парк-Лэйн.
– Нет, вам холодно, – сказал Гюг настойчиво. – Разрешите мне укрыть вас пледом или закрыть окно.
Магическая сила прикосновения Гюга лишила Ди свойственной ей сдержанности. Кроме того, она была еще очень слаба после болезни, молода и совсем неопытна в вопросах любви.
– О, не уходите, прошу вас, и не выпускайте мою руку из своей! – воскликнула она взволнованно. – Мне не холодно и не от этого я дрожу. Я дрожу от того, что вы так близко от меня, от того, что я чувствую ваше прикосновение.
Он взглянул на нее, лицо его побледнело, губы дрогнули.
– Ди, – воскликнул он внезапно севшим голосом, – ради Бога, не говорите мне этого. Я...
– Гюг, о, Гюг, не сердитесь на меня, – прошептала она. – Я не хотела вас обидеть...
Ее слезы закапали на их все еще соединенные руки, она вырвала свою и закрыла лицо.
Гюг вскочил с кресла. Он сделал последнее усилие овладеть собой и отвернулся от Ди. Она подняла на него полные слез глаза.
– Не уходите так... рассердившись на меня...
Он быстро обернулся.
– Рассердившись на вас! – воскликнул он. Теперь его глаза смотрели на нее зовущим взглядом, притягивая ее к себе, молили о поцелуе.
Будто поняв его, Диана подняла лицо.
Любовь, словно могучий поток, залила все ее существо. Не было больше застенчивости, робости перед Гюгом, она забыла все, кроме того, что он здесь, близко, рядом с ней. Она потеряла представление о времени, о месте, об обычных условностях и вся отдалась порыву своего сердца.
– Гюг, – прошептала она, задыхаясь.
Он схватил ее в объятия и, как человек, умирающий от жажды, приник к ее губам. Ди казалось, что это конец, что в этом поцелуе она отдает ему свой последний вздох. Она чувствовала себя жалкой былинкой, подхваченной вихрем страсти. Силы покидали ее, сердце бешено билось, готовое вырваться из груди.
Но вот она почувствовала, что опять свободна.
Она откинулась на подушки, обессиленная, слишком счастливая для того, чтобы говорить. Гюг стоял на коленях возле ее кровати; она положила руку на его темные волосы.
Оба молчали. Наконец Ди промолвила:
– Я не знала, я даже не предполагала, что могу вам нравиться.
Он поднял к ней взволнованное лицо.
– Нравиться, – повторил он горько. – Я весь охвачен любовью к вам, Ди, я весь измучен ею. Я знаю, что виноват. Ди, клянусь вам, я боролся. Умоляю вас, верьте мне. Я хотел уехать, уйти от вас, но не мог противостоять желанию увидеть вас в последний раз, и вот я пришел...
– О, если бы вы не пришли, – вздрогнула Ди. Она приподнялась и взяла его лицо в свои ладони. – Я не понимаю, в чем вы виноваты, – сказала она, – но я ничего не хочу знать кроме того, что вы любите меня. Повторите мне это еще раз. Я хочу услышать это от вас!
Ее пылкость снова зажгла в нем страстный порыв. Он поднялся с колен и обхватил ее руками.
– Ваше сердце бьется под моей рукой, – сказал он ей очень тихо; его губы нежно ласкали ее шею. – Неужели вы не чувствуете, как я люблю вас? Вы слышите? Я люблю вас, я так люблю вас!
В коридоре раздался голос Виолетты. Она, запыхавшись, вошла в комнату.
– Ты здесь давно, Гюги? – спросила она.
– Я пришел к чаю, – сказал он.
Виолетта взглянула на Ди.
– У Ди очень усталый вид, – сказала она. – Я думаю, лучше тебе уйти.
Она следила взглядом за ним, за тем, как он прощался с Дианой. Но не заметила ничего, кроме обычного рукопожатия, не услышала ничего, кроме обычных слов прощания. Взгляд, который Гюг бросил на губы Ди, его страстное пожатие остались незамеченными.
Когда он ушел, Виолетта села в кресло, которое он только что оставил.
– Бедный Гюг, – сказала она, – у него сегодня был очень расстроенный вид. Я думаю, он иногда чувствует себя неважно, хотя и старается не показывать этого.
Она остановилась и ждала. Ди молчала. Она вся ушла в воспоминания о поцелуях Гюга, о словах любви, о чудесной тайне, раскрывшейся перед ней.
– Вы, конечно, знаете, что он женат, – продолжала Виолетта.
– Кто? – спросила Ди, чувствуя, что от нее ждут каких-то слов. Она почти не слышала слов Виолетты.
– Гюг, конечно, – отвечала та. – Он женился шестнадцать лет тому назад на леди Гермионе Эпрель. Они уже много лет как разошлись, но Гермиона не хочет дать ему развод. Она, видите ли, католичка. Так что бедный Гюг одновременно и свободен, и связан. Большая неудача, не так ли?
ГЛАВА IX
Воспоминания
Ди лежала совсем тихо в темноте; она слышала, как часы пробили двенадцать, потом час, два; скоро взойдет солнце, и весь мир засияет новой красотой.
Теперь Ди все стало ясно, она все поняла; Гюг женат и никогда не сможет развестись со своей женой, а если бы это и стало возможно благодаря какому-нибудь чуду, развод погубил бы его карьеру.
«Я должна побороть в себе это чувство, – снова и снова в отчаянии твердила себе Ди. – Ведь перестану же я когда-нибудь мучиться – через год я не буду, просто не смогу уже так страдать, но только я не должна его больше видеть».
В одном она была твердо уверена: надо положить всему конец. Несмотря на свою молодость, она успела усвоить твердые правила жизни, и первое из них гласило: «Не покушайся на то, что принадлежит другому».
Ди откинула с лица упавшую на него прядь волос и села на кровати, обхватив руками колени.
Она должна уехать отсюда, избежать возможности встретить Гюга. «Если я его снова увижу, я не в силах буду уехать», – говорила она сама себе. Она вся трепетала при воспоминании о вчерашнем дне, пробовала забыть, не думать о поцелуях Гюга, о страшном могуществе его прикосновений, но это было выше ее сил. Несмотря на отчаяние, на тоску при мысли о предстоящем ей самоотречении, воспоминания сладкой болью сжимали сердце Ди.
Она упала на постель и спрятала лицо в подушки.
«О, Гюг, Гюг! – шептала она. – Я не могу отказаться от тебя, я хочу тебя, хочу тебя!»
Ди страдала так сильно, как это возможно только в молодости. Она растерялась в этом мире новых для нее ощущений, где восторг и горькое страдание шли, казалось, рука об руку. Она лежала, обессиленная, глядя прямо перед собой мрачными, еще не просохшими от слез глазами. Тонкие полоски света пробивались сквозь темные шторы – занимался новый день.
«День, который нужно как-то прожить, – с тоской подумала Ди. – Длинный день, в течение которого придется казаться веселой и скрывать от всех муки сердца. А затем настанет ночь и принесет только одни воспоминания. И такова будет моя жизнь в течение многих лет. Вспоминать и влачить жалкое существование – вот мой удел».
Комната наполнялась светом, стали вырисовываться контуры отдельных предметов. Через ту же щель в шторах, сквозь которую проникал утренний свет, ворвался луч солнца; он упал на вазу с гвоздиками, стоявшую у постели Ди. Она взглянула на цветы. Они стояли на том же самом месте, что и вчера, но тогда с нею был Гюг... Он прикасался к цветам, вдыхал их аромат. Горячие слезы снова полились из ее глаз. Горько рыдая, Ди спрятала лицо в букет белых гвоздик.
ГЛАВА X
Признание
Гюг шел домой. В бессильной злобе он проклинал и презирал себя. И в то же время в глубине его души светилась радость, радость, в которой он боялся признаться даже самому себе.
В этот день он был приглашен на обед, но сейчас испытывал ко всем людям сильнейшее отвращение, ему хотелось быть одному. Он приказал Тому говорить всем, что его неожиданно вызвали из города.
Расслабляющий зной, заливающий переполненные людьми улицы, казался чем-то осязаемым. Он повис над утомленными пешеходами, над беспрерывно движущимся потоком экипажей и автомобилей. Гюг открыл дверь квартиры английским ключом и бесшумно вошел в гостиную.
Мужская фигура поднялась с кресла ему навстречу: то был Виндльсгэм.
Гюг почувствовал досаду – ему так хотелось быть одному.
– Алло, – сказал он, стараясь придать своему голосу достаточно дружеский оттенок.
– Алло, – повторил Виндльсгэм. В голосе его не слышалось обычной бесшабашности. – Я знаю, что вы должны уйти, – сказал он, – но не задержу вас надолго. Мне очень нужен ваш совет.
Виндльсгэм был младшим товарищем Гюга по Итону. Между ними была разница в шесть лет.
– Я сейчас в большом затруднении, – продолжал он отрывисто. – Я хочу нарушить свою помолвку с Сесиль, но у меня не хватает мужества. Может быть, вы сочтете меня подлецом, но, по-моему, большая подлость отказаться от девушки, которую ты любишь и которая, ты знаешь, любит тебя, чем порвать с девушкой, на которой обещал жениться, но которую не любишь. Скажите мне откровенно ваше мнение.
Гюг мрачно взглянул на него.
– Кто та, другая девушка? – спросил он.
Краска залила лицо Виндльсгэма.
– Она всего лишь гувернантка, служит у Гортонов. Там я с ней и познакомился, она помогала хозяйке дома разливать чай.
Гюг усмехнулся.
– Чему вы улыбаетесь? – сердито спросил Виндльсгэм.
– Я смеюсь не над вами, – отвечал Гюг, – а над условностями нашей жизни. Как раз сегодня вы обращаетесь ко мне за советом! Это и смешно, и трогательно...
– Что же случилось сегодня?. Что вы хотите этим сказать? – спросил Виндльсгэм испуганно.
Гюг почувствовал внезапно желание открыть все о себе.
– Тэдди, помните вы мисс Лестер, девушку, которую мы встретили в Эгхэм Крессент? – сказал он быстро. – Это она помогла мне выбраться оттуда и спасти свое доброе тля. Она была в соседней комнате, когда вы в то утро на рассвете пришли ко мне. Я рассмеялся тому, что вы обратились сейчас ко мне за советом – ведь ваше положение аналогично моему собственному. Вы любите одну женщину и должны принадлежать другой. И если не считать того счастливого обстоятельства, что вы еще не связаны с ней, – это повторение моей собственной истории. Я люблю Диану Лестер, а Гермиона, как вы прекрасно знаете, никогда не согласится добровольно вернуть мне свободу.
Виндльсгэм сидел, опустив глаза. Наконец, он поднял голову.
– Но я по-настоящему люблю свою маленькую девочку, – сказал он недовольно.
– А вы считаете, что мое отношение к Диане совсем иного порядка? – спросил Гюг едва слышно. Он коротко рассмеялся, затем подошел к окну.
– Я не хотел уколоть вас, – сказал Виндльсгэм, – но Диана – ведь она, Гюг, еще совсем ребенок, и потом – весной у вас была эта Цинтия Ревель, полная ее противоположность...
Он сконфуженно замолчал. Гюг стоял, отвернувшись к окну.
– Я знаю, что могу показаться вам неделикатным, – сказал Тэдди с отчаянием в голосе, – но вы должны согласиться, Гюг...
Гюг быстро обернулся к нему.
– Да, я, конечно, должен согласиться, что в моей жизни были другие женщины, кроме Дианы. Вы думаете, я забыл об этом? Может быть, и хотел бы забыть, но это ведь не в нашей власти. Вы не думаете, что я по-настоящему люблю Диану, и намекаете на ту пропасть, которая лежит между ней и Цинтией Ревель. Да, между ними лежит глубокая пропасть, и я бесконечно рад этому. Мне все равно, верите вы мне или нет, но я хочу сказать, что до тех пор, пока я не встретил Диану, я никогда не любил, даже не знал истинного значения этого слова. Я лгал, когда употреблял его по отношению к другим женщинам. Любовь для меня была символом обладания, символом бурной страсти, на смену которой быстро приходили усталость и скука.
Вот к чему привели меня все те женщины, что клялись мне в любви. Гермиона вышла за меня замуж из-за денег, а когда увидела, что их меньше, чем она рассчитывала, то решила, что ее обманули. Меня же покорила ее прекрасная наружность. И когда я убедился, что ее холодность не исходит от темперамента, а является результатом сухой расчетливости, я тоже отошел от нее: мы оба заключили невыгодную сделку и оба раскаялись в этом. С тех пор все женщины, которые входили в мою жизнь, заключали со мной сделки в том или ином отношении. Бескорыстно они не давали ничего.
И вот я встретил Диану. Она с первой же минуты проявила свое полное бескорыстие, она не ждала награды за свои поступки. Даже тогда, когда я встретил ее в магазине, больную, измученную, даже и тогда она не хотела принять от меня услугу без того, чтобы чем-нибудь не отплатить мне за нее. Клянусь вам, Тэдди, я боролся с этим чувством так, что едва не сошел с ума. Вы упомянули о молодости Дианы, как об аргументе, говорящем против моей любви к ней. Вы думаете, я хоть на одну минуту забыл о разнице лет, лежащей между нами? Думаете, я не твердил себе тысячу раз, что, когда она будет еще молода, я буду уже стариком? Повторяю вам, я боролся, старался преодолеть свое чувство, но оно победило меня. Теперь я уезжаю...
– Но ваше будущее – пост в министерстве! – воскликнул горячо Виндльсгэм.
Гюг снова рассмеялся.
– Что значит власть, могущество, богатство, если любимая женщина тебе недоступна!
Гюг стоял у стола. Свет лампы ярко освещал его лицо.
– Теперь я уезжаю, – продолжал он очень тихо. – Но прежде хочу позаботиться о будущем Дианы; я думаю, Виолетта поможет мне в этом. Мне кажется, она догадывается обо всем и жалеет меня. Как только я это устрою, я уеду.
Виндльсгэм пристально посмотрел на Гюга.
– У вас очень измученный вид, – сказал Он сочувственно и не мог не прибавить: – Но несмотря на это, вы очень красивы.
Тэдди казалось, что он видит перед собой нового Гюга: с его лица исчезло выражение скуки, глаза больше не светились насмешкой; несмотря на бледность и усталость, Гюг выглядел очень молодым.
– Я хочу попросить вас об одной вещи, – сказал вдруг Картон. – Навещайте по временам Диану и пишите мне о ней.
– Обещаю вам это, – искренне ответил Виндльсгэм.
– Что же касается ваших невзгод, – продолжал Гюг, – то, заклинаю вас – не связывайте себя. Вы не имеете права так поступить ни по отношению к себе, ни по отношению к женщине, которую любите. Как бы вас сейчас ни осуждали за то, что вы нарушите свое слово, – не обращайте внимания. Лучше подвергнуться осуждению толпы, чем переносить презрение одной женщины, любящей и обманутой вами. Скажите откровенно всю правду Сесили, затем женитесь на девушке, которую любите, и будьте с ней счастливы, дружище.
