Текст книги "Ласковый огонь"

Автор книги: Оливия Трейси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Тридцать лет – вот настоящая мужская зрелость, – любил повторять господин Кемаль, похлопывая будущего зятя по плечу.

Сильвия поспешила вниз, чтобы успеть перемолвиться с женихом хоть парой фраз, пока не собрались гости.

Ульрих сидел рядом с фрау Кемаль на диване, обитом золотисто-серым гобеленом, и что-то говорил ей приглушенным голосом.

При виде Сильвии Ульрих вскочил, лицо его озарилось откровенным восторгом, как и всегда, когда он смотрел на свою невесту.

– Сильви, дорогая, я ужасно скучал эти два дня, пока мы с тобой не виделись, – сказал он, целуя руку девушки. – У меня для тебя сюрприз, и я хочу, чтобы ты полюбовалась им, пока дома только свои.

С этими словами он потянулся к своей изящной кожаной борсетке, лежавшей на диване рядом с Мартой. Он расстегнул молнию и извлек на свет напоминавшую маленький ларец изящную коробочку, обтянутую красным бархатом. Открыв ее, Сильвия ахнула от изумления. Это был дивный перстень белого золота с крупным сапфиром. Глубокая синева камня завораживала взгляд, и в каждой грани его отражалась уменьшенная копия огня от пылающего неподалеку камина.

– Боже, какая красота! – воскликнула она, надевая на палец изумительное украшение. – Но это же, наверное, безумно дорого? Ульрих, милый, ну зачем ты так потратился?!

– Детка, эта милая побрякушка не дороже твоей красоты, – польщенно улыбнулся он. – А сапфир, как ничто другое, подходит к твоим бесподобным глазам. Правда, Марта? Ну, посмотрите же, теперь глаза Сильвии кажутся совершенно синими.

– Очень красивая вещь, – мило улыбнулась фрау Кемаль, поднося к глазам ладонь дочери и любуясь камнем с бликующими на нем каминными огоньками.

– Кстати, милые дамы, вы можете меня поздравить, вчера я выиграл процесс – затянувшееся дело, в успехе которого многие сомневались. – В голосе Ульриха звучала нескрываемая гордость. Теперь все свидетельствовало о его жизненном успехе: победа на профессиональном поприще, прекрасная юная невеста, которая совсем скоро станет его женой... И, наконец, подаренное ей дивное украшение, поразившее воображение девушки с глазами, похожими на два сапфира.

В эту минуту трогательная семейная сцена была прервана возгласами подруг Сильвии, показавшихся на пороге гостиной. Одна из них, толстушка Сабина, учившаяся вместе с Сильвией в школе, влетела в комнату раньше прочих с необычной для тучных людей быстротой. Сабина искренне любила Сильвию и восхищалась ею, признавая ее безусловное превосходство. С самого детства она помогала своей хорошенькой подруге во всем. Когда-то она даже решала за Сильвию задачки по математике, в которой та была не особо сильна. Потом, когда они стали старше, Сабина служила верным посыльным, передавая подруге записки от влюбленных мальчишек. Они вдвоем со смехом читали эти наивные признания в любви и приглашения па свидания. И вместе определяли, кого Сильвии следует удостоить своим вниманием, а кого нет. Удивительно, но в отношении Сабины к Сильвии никогда не было и тени зависти, которая так часто омрачает отношения между представительницами прекрасного пола. Хотя милая девушка с вьющимися рыжими волосами и симпатичным личиком, усыпанным мелкими веснушками, не могла не осознавать того, что она явно проигрывает в глазах парней на фоне своей яркой подруги. Сабина являла собой тот весьма редко встречающийся тип людей, способных радоваться за других и сопереживать бурно и искренне, если другому плохо.

Она подлетела к Сильвии, звонко чмокнула ее в щеку и воскликнула взволнованным голосом:

– Сильви, я так рада за тебя! – Чуть приглушив голос, она добавила: – Но мне немного грустно потому, что ты теперь не будешь свободна. Не будет теперь наших дальних поездок на природу, наших милых вечеринок, когда мы могли заболтаться и засидеться в твоей комнате до рассвета. Будь у меня сестра, я не могла бы любить ее больше, чем люблю тебя. Я знаю, что смогу общаться с тобой, как и раньше, но мне будет не хватать тебя, Сильви. Тебя, прежней, свободной, знающей мои самые сокровенные тайны.

Сильвия постаралась так же негромко заверить свою лучшую подругу, что ее сердце, как и двери ее дома, останутся навсегда открытыми для ее любимого Рыжика. Что ее «золотая девочка» всегда может рассчитывать на любую помощь, поддержку и совет.

– Не хочешь ли поздравить и меня, Сабина? – Ульрих подошел к подругам сзади. У него было обыкновение появляться каким-то образом совершенно бесшумно и незаметно. И было совсем непонятно, что именно ему удалось расслышать.

– Да, Ули, тебя я особо поздравляю. – Лицо Сабины озарила улыбка, от которой на щеках появились милые ямочки, а в глазах запрыгали задорные чертики. – Я вручаю тебе руку моей самой близкой подруги и тем самым возлагаю на тебя огромную ответственность. Ты должен любить ее не меньше, чем люблю я. И в какой-то степени ты обязан меня заменить. Я ее самая близкая подруга, а ты теперь должен стать ей не только мужем, но и лучшим другом. А в дружбе, как и в любви, очень важно доверие. А мне Сильвия могла доверять безоговорочно. К тому же со мной ей никогда не было скучно. – С этими словами Сабина взяла руку Сильвии и вложила ее в крепкую ладонь Ульриха.

– Ты можешь быть спокойна, Сабина, со мной уж Сильвия никогда не соскучится, – с веселым смехом сказал он и, видимо от избытка чувств, сжал тонкие пальцы невесты в своей широкой ладони так, что та едва не вскрикнула от боли.

Время от времени проявление сильных эмоций будущего мужа слегка пугало Сильвию. Чувственность еще не успела проснуться в ней по-настоящему и поэтому неожиданные всплески едва сдерживаемой страсти, которые проявлял зрелый мужчина, приводили ее в замешательство. Нежность, бесконечная нежность – вот о чем мечтала она, предаваясь своим довольно невинным эротическим фантазиям.

– Прошу всех поднять бокалы за жениха и невесту! – торжественно молвила фрау Кемаль, делая широкий приглашающий жест в сторону большой комнаты, где горничная Ута успела сервировать стол, накрытый крахмальной скатертью.

Возле каждого прибора горела витая свечка, поставленная в бронзовый подсвечник в виде трогательного крылатого купидона. Марта обожала эти сентиментальные немецкие штучки, над которыми порой подтрунивал отличавшийся более строгим вкусом господин Кемаль. На столе зеленели авокадо, природная форма которых позволяла изображать тарелочки, – их наполнили розовыми креветками. Был подан вкуснейший суп из лисичек, стейк из индейки с золотистым картофелем, фрукты. На десерт была клубника со взбитыми сливками. Словом, торжественность момента предполагала добротный немецкий обед. Господин Кемаль успел подъехать как раз в тот момент, когда гости заняли свои места. Он не без гордости водрузил на стол бутылку красного вина многолетней выдержки, которую приберегал для особо торжественных случаев, а сейчас приказал служащему одного из своих ресторанов извлечь из погреба.

Стелла и Магда, соученицы Сильвии по школе танцев, сидели рядом, похожие друг на друга своими балетными прямыми спинами, высокими точеными шеями, плавными жестами изящных рук. Обе были ужасными кокетками и обожали мужское внимание. Изредка они стреляли глазами в сторону Генриха, друга Ульриха. Впрочем, этого краснощекого крепыша в данный момент, похоже, больше интересовала индейка и салат.

Зоркий глаз преданной Сабины отметил даже тот факт, что эффектная блондинка Магда чувствует себя слегка не в своей тарелке. И все от того, что взгляды собравшихся устремлены сейчас лишь на Сильвию. Иногда она подталкивала в бок хорошенькую, стриженную под мальчика брюнетку Стеллу и что-то нашептывала ей с ироничной улыбкой.

– Главное, Сильвия, чтобы после замужества ты не забросила танцы, – с самым доброжелательным видом проворковала Магда, жеманно отправляя в рот крупную клубнику. – Если у вас с Ульрихом появится бэби, то о физических нагрузках придется забыть надолго.

– Предоставь судьбе позаботиться о карьере и счастье Сильвии, – с не менее сладкой улыбкой произнесла Сабина. – Полагаю, наша красавица со всем этим справится и школа не лишится самой талантливой своей ученицы...

Магда широко улыбнулась, блеснув мелкими белоснежными зубами, хотя по холодному блеску ее зеленоватых глаз было заметно, что слова рыжей толстушки ей совсем не по душе. Магда и Сильвия считались самыми способными ученицами школы танцев, но многие педагоги приходили к мнению, что именно у Сильвии в танце присутствует не только техника, но и душа – сочетание, позволяющее говорить об истинном таланте.

В самый разгар вечеринки, когда гости под влиянием хорошего вина расслабились настолько, что каждый мог говорить о том, что в данный момент взбредет в голову, не боясь непонимания или осуждения окружающих, Ульрих под покровом белой скатерти положил руку на колено Сильвии. Нога девушки слегка напряглась, и она отметила про себя, что прикосновение жениха вызывает у нее незнакомое ранее волнение. Очевидно, почувствовав это, Ульрих обхватил своими крепкими пальцами тонкое запястье невесты и увлек ее за собой. Голова Сильвии кружилась то ли от выпитого вина, то ли от близости мужчины, которому она скоро будет принадлежать окончательно и бесповоротно. В свете луны привычный сад, обсаженный по периметру серебристыми елями, приобретал таинственность и загадочность сказочного леса. Сама себя она чувствовала принцессой, заключенной в объятия влюбленного сильного рыцаря, подарившего возлюбленной волшебный перстень, способный снять вековое заклятье, наложенное злой колдуньей. Свет лился из окон дома и освещал часть сада, но половина участка оставалась погруженной во тьму. Как раз в эту темную часть, где стояла увитая диким виноградом беседка, Ульрих настойчиво увлекал свою трепетную невесту. Они оказались в маленьком укрытии, откуда им был слышен смех гостей и нежная восточная мелодия, очевидно напоминавшая господину Кемалю о его исторической родине.

Совсем близко Сильвия видела лицо Ульриха, освещенное слабым светом луны, ощущала на своей щеке его горячее прерывистое дыхание. Он относился к тому типу мужчин, чью внешность принято называть брутальной. Внешность, которую так ценят зрелые женщины и которая приводит в настоящий трепет неопытных девушек вроде Сильвии. Темные, слегка вьющиеся и коротко стриженные волосы оставляли открытым не высокий, но благородной формы лоб. Тяжеловатая челюсть и выразительная ямочка на подбородке довершали портрет истинного мачо. Глубоко посаженные стального цвета глаза смотрели в лицо Сильвии с откровенной страстью.

Он нашел в темноте полураскрытые губы девушки и буквально впился в них жарким поцелуем. Его язык настойчиво разжал зубы Сильвии, отчего она вздрогнула и слегка застонала помимо своей воли. Ульрих посадил ее на маленький столик, стоявший посредине беседки, и дал волю своим жадным дрожавшим рукам. Пальцы его скользнули вверх, по бедрам Сильвии, поднимая ткань ее шелкового платья. Языком, губами он ласкал ее лицо, шею, уши в то время, как руки гладили бедра и соски, вмиг затвердевшие от неведомого дотоле желания. Она поняла, что хотела бы принадлежать этому человеку целиком, без остатка. Она готова была отдаться ему прямо здесь, в беседке, невзирая на близость дома, где были сейчас ее родители и гости. Все могло случиться прямо в тот день, но... В этот момент совсем рядом раздался громкий и показавшийся Сильвии непривычно злобным лай Рича. Пес бегал вокруг беседки, чередуя лай со свирепым рыком. Время от времени он вставал передними лапами на решетчатую ограду беседки и, видя Сильвию, умильно поскуливал и вилял хвостом.

– Кто там, Ричи? – услышали влюбленные голос господина Кемаля, уже спешившего к своему любимцу.

Ульрих тихо чертыхнулся, а потом, как бы опомнившись, сказал Сильвии:

– Дорогая, прости, я потерял голову. Я не должен был делать это сейчас. Ведь совсем скоро ты станешь моей навсегда.

Он взял Сильвию за руку, тихонько вывел из беседки и повлек навстречу господину Кемалю. Ульрих прекрасно понимал, что отцу девушки едва ли понравится то, что он уединился с ней в темноте сада.

Шагнув навстречу хозяину дома, он молвил самым покорным тоном:

– Прошу прощения, господин Кемаль, что я похитил вашу дочь, но дело в том, что мы с Сильвией решили полюбоваться на звезды и обсудить в тишине кое-какие подробности свадебного путешествия. Представьте себе, я мечтал бы поехать с ней в Париж. Но Сильвия уперлась, так как во Франции она уже была. Ей не хватает экзотики, и она настаивает на Австралии...

Сильвия невольно открыла рот от удивления. Ни о каком свадебном путешествии они поговорить не успели, и ей оставалось лишь поражаться находчивости жениха, так ловко сумевшего выкрутиться из щекотливого положения.

– Ясно, – не слишком любезно пробурчал господин Кемаль. – Однако все, что касается предстоящей церемонии и материальной части путешествия, вам будет лучше обсудить со мной...

И молодые люди в сопровождении господина Кемаля и его верной собаки направились в гостиную.

В ту ночь Сильвия долго не могла уснуть. Вновь и вновь она мысленно прокручивала сцену в беседке. Смелые ласки Ульриха взбудоражили ее. Скорее всего, кровь горячих восточных предков вскипела в ее жилах, заставила потерять голову, забыть обо всех условностях и имидже правильной девочки из хорошей семьи.

Но все же какая-то малость удерживала Сильвию от того, чтобы назвать свое отношение к Ульриху любовью. При всех его положительных качествах что-то неуловимое настораживало ее в поведении будущего мужа, заставляло усомниться в искренности его чувств.

Нежность, о которой она мечтала и которая трудно поддавалась четкому определению, увы, не была свойственна ее жениху. Легкое прикосновение пальцев, мимолетные взгляды, заставляющие сердце трепетать, поцелуи, от которых поет душа и которые вызывают ощущение полета наяву. Где все эти фантастические моменты, о которых мечтает каждая юная особа?

Все дело в том, что ты, дорогая, начиталась слишком много классической литературы, сказала Сильвия сама себе, засыпая. Жорж Санд, Цвейг, Гюго с их описанием безумной, но часто платонической любви безнадежно устарели. Ты слишком многого хочешь от любящего мужчины, пылающего к тебе настоящей страстью...

Проснулась Сильвия в незнакомом месте. Она лежала на высокой и довольно жесткой кровати. Девушка хотела осмотреться, но не смогла это сделать, поскольку ощутила, что изо рта у нее торчит какая-то ужасная трубка. К тому же каждый вздох отдавался необъяснимой болью в груди. Невозможно было пошевелить ни рукой, ни ногой, поскольку конечности ее были чем-то закреплены, что вызывало ощущение полной беспомощности.

Что со мной? – подумала Сильвия. Где я нахожусь?

Она окинула взглядом казавшийся очень высоким белый потолок и, насколько позволяло боковое зрение, стены, окрашенные в бледно-голубой цвет. Все это как нельзя более напоминало больничную палату. Но такой поворот событий не укладывался у нее в голове. Она четко помнила, что заснула дома, в своей уютной и просторной постели на шелковой простыне, под любимым клетчатым пледом...

Сильвия застонала, и в ту же секунду на пороге комнаты появилась молоденькая девушка в форме медицинской сестры.

– О, фрейлейн, какая радость! – почти закричала она, молитвенно сложив ладони на груди. – Вы наконец пришли в сознание! Теперь все будет хорошо, главное не волноваться.

У девушки было фарфоровое личико с нежным румянцем, внимательные синие глаза и вздернутый нос, украшенный золотистыми веснушками. Из-под шапочки выбивались золотисто-рыжие кудряшки. Она была тоненькой, но неуловимо напоминала Сильвии ее добрую наперсницу Сабину, и это немного ее успокоило.

Сильвия уже хотела спросить девушку, что с ней случилось и как она оказалась в этой странной комнате, бывшей, по всей видимости, больничной палатой. Но сразу поняла, что сделать это решительно невозможно из-за противных трубок, которые, казалось, доставали до самого горла.

Она беспомощно округлила глаза и сделала слабый жест ладонью.

– О, фрейлейн, мы все за вас так переживали, – грустно промолвила девушка, – в вашем доме случился пожар. О, не беспокойтесь, ради бога, – добавила она, видя, что глаза Сильвии стали огромными от ужаса. – Все ваши близкие живы и здоровы. Вы одна были в доме, но вас, к счастью, спасли. А теперь вы поправитесь и отпразднуете свою свадьбу. А сейчас я позову врача, скажу ему, что вам лучше. Кстати, меня зовут Регина, и в больнице я работаю совсем недавно.

С милой улыбкой девушка дотронулась до руки Сильвии, как бы вселяя в нее уверенность в том, что все самое плохое позади, и направилась к выходу. Но тут же ей пришлось отпрянуть от двери, поскольку в проеме показалась Марта Кемаль. С глазами, полными ужаса, она ринулась в кровати, где лежала дочь, и едва смогла вымолвить плачущим голосом:

– Детка, какое счастье! Ты пришла в себя. Мы с папой чуть не умерли от страха за тебя. Каждый день я ходила в церковь и просила у Всевышнего, чтобы он дал тебе силы и здоровье вновь вернулось к тебе.

Сильвия слушала голос матери, доносившийся как бы издалека, и память возвращала ее в тот последний вечер. Она проснулась оттого, что кто-то стягивал с нее одеяло. Приподняв голову, она поняла, что это Рич. И тут ее нос уловил странный запах гари, который все больше наполнял ее комнату. За окном было уже светло, и Сильвия решила, что кто-то неподалеку жжет костер. В загородных домах люди имели обыкновение время от времени избавляться от накопившегося мусора. Рич тянул свою юную хозяйку к окну, подтявкивая жалобно и звонко. Но Сильвия бросилась к двери своей комнаты и открыла ее. Все вокруг было заполнено сизым дымом, мешавшим разглядеть даже ступени лестницы.

В ужасе она бросилась вниз, так как испугалась, что с ее родителями случилось что-то ужасное. Едкий дым наполнил легкие, и она зашлась в безудержном кашле. Сильвия метнулась было назад, судорожно пытаясь найти сотовый телефон, но комната уже наполнилась дымом. Она рванулась к окну, но потеряла сознание раньше, чем Рич успел выбить своей широкой грудью оконное стекло. Именно через этот спасительный ход собака смогла выпрыгнуть наружу. Рич метался и выл под окном Сильвии до самого прибытия пожарной команды, подоспевшей, к счастью, очень быстро...

Пожилой доктор, осмотревший Сильвию, сказал, что дела ее неплохи, но еще пару дней ее стоит подержать на аппарате искусственного дыхания. Он же сказал девушке, что ей пришлось сделать переливание крови, что одним из ее доноров стала фрау Кемаль, чья группа совпадала с группой дочери.

Через два дня Сильвия ощутила радость освобождения от жутких трубок, о недавнем присутствии которых напоминала боль в гортани.

Марта Кемаль сидела рядом с кроватью дочери, сжимая в руке слабую ладонь Сильвии, и от избытка чувств время от времени подносила к губам ее тонкие пальцы, покрывая их слезами и поцелуями.

– Мам, что произошло в тот день? – спросила она слабым голосом, – все ведь было так хорошо.

– Маленькая моя, – сквозь слезы проговорила мать, – дело в том, что ранним утром мы вместе с твоим отцом решили съездить в ресторан и обсудить со служащими свадебное меню. Ведь свадьба должна была состояться всего через две недели. Господи, ну почему я не осталась дома?! – Плечи сдержанной обычно женщины стали сотрясаться от рыданий. – Эта растяпа Ута – это она во всем виновата. Да и я хороша, не проверила, все ли в порядке в доме. Оказывается, она не погасила одну из свечей в столовой. А сама тем же утром отправилась домой навестить свою тетю. Дуреха потом призналась, что обожает смотреть на огонек свечки в темноте. Очевидно, что-то ее отвлекло и она начисто забыла о том, что оставила огонь без присмотра. Возможно, ничего бы не случилось, но она оставила открытой форточку. Видимо, от ворвавшегося в комнату ветра упала ваза, зацепив собой подсвечник. Горящая свеча упала на ковер, который начал тлеть, и конце концов дым заполонил весь дом. Правда, сильного возгорания не произошло, лишь чуть-чуть обгорели ножки стульев. Собственно, помог тебе Рич, чей лай привлек всеобщее внимание. Соседи быстро вызвали пожарных.

– Мама, а где же Ульрих? – спросила Сильвия. – Он тоже, наверное, ужасно волнуется за меня...

– Детка, он по делам уехал на неделю в Англию и еще ничего не знает, – сказала Марта, вытирая мокрые от слез глаза. – Сегодня должен вернуться. Мы пытались позвонить ему на сотовый, но он отчего-то недоступен.

– Да, я знаю, у Ульриха есть обыкновение отключать телефон, когда ему приходится решать какие-то важные вопросы.

Сильвия отправила мать домой, заверив, что чувствует себя нормально. Оставшись одна, она могла вновь предаться своим обычным мечтам. Силы возвращались к ней, а вместе с ними возвращалась и способность чувствовать и даже планировать свое будущее. Ульрих, его сильные руки, жаркие губы, умелые и настойчивые поцелуи. Совершенно очевидно, что после свадьбы она познает с ним все радости чувственных наслаждений, которые может подарить девушке зрелый мужчина, успевший многое пережить и знающий цену любви.

Сильвия взяла лежавшее на тумбочке маленькое зеркало, принесенное по ее просьбе фрау Кемаль, и посмотрела в него. Лицо ее было усталым, щеки слегка осунулись, но она не могла не отметить, что по-прежнему хороша. А бледность, вполне объяснимая ее нынешним состоянием и долгим пребыванием в больничных стенах, придавала ей даже некоторый шарм.

И в это самое мгновение из коридора донесся знакомый встревоженный голос:

– Сестра, ради бога, скажите, как Сильвия? Я только что из аэропорта – и сразу эта жуткая новость. Сильно ли она пострадала?

Сильвия хотела позвать Ульриха, крикнуть, что все в порядке, но голос подвел ее. Она совсем забыла о предупреждении доктора, что некоторое время она сможет издавать лишь слабые звуки, так как от дыма пострадали не только дыхательные пути, но и голосовые связки.

– О, ей уже лучше, – услышала Сильвия голос той самой молоденькой рыжеволосой сестрички. – Но лицо, ее лицо... Оно так сильно пострадало, что вам, пожалуй, будет трудно ее узнать. Боюсь, потребуется немало пластических операций, чтобы привести его в более или менее нормальный вид. О, я вам так сочувствую...

– Как?! Ее лицо, ее прекрасное лицо! – Крик жениха Сильвии походил на вопль человека, лишившегося рассудка. – Но это же невозможно! Она была так красива... И теперь все пропало. И что теперь делать? Можно что-то исправить?

– Думаю, вам лучше поговорить с врачом, – грустно молвила медсестра. – Но, насколько мне известно, доктор говорил, что лицо можно сделать, как бы это сказать, нормальным. Но той красоты, что была, не вернуть. Понимаете, повреждены глубокие слои кожи. Я очень сожалею...

Сильвии подслушанный диалог казался каким-то диким фарсом, кадром из фильма ужасов, участницей которого ей поневоле приходится быть. Вот сейчас все закончится, Ульрих войдет в ее палату и увидит, что ее лицо по-прежнему прелестно. Для того чтобы лишний раз удостовериться в этом, она вновь взглянула в маленькое зеркальце и вновь увидела там привычную картину. Нежнейшая кожа, огромные светлые глаза, загнутые вверх черные ресницы. Ни один сантиметр ее физиономии не пострадал. Так пусть же ее обезумевший от испуга жених скорее войдет и сам убедится, что его сокровище в целости и сохранности!

Стойте! Куда же вы?! – услышала она голос медсестры. Доктор Шульц ждет нас в своем кабинете...

Вскоре медсестра Регина вошла в комнату с сияющей улыбкой.

– О, фрейлейн, я смотрю, вы уже в полном порядке, – сказала она. – Значит, совсем скоро вы сможете отправиться домой. Сейчас приходил родственник одной пациентки, лежащей в соседней палате. Кажется, я его сильно напугала, нельзя было так сразу сообщать ему неприятную новость. Бедняжка тоже пострадала от огня, но гораздо сильнее, чем вы. У нее обгорело лицо. Узнав об этом, ее супруг убежал из больницы. Полагаю, он немного придет в себя и вернется...

Теперь в сознании Сильвии все наконец встало на свои места. По какой-то нелепой случайности Регина отчиталась перед Ульрихом не за ее самочувствие, а за состояние здоровья какой-то незнакомой женщины.

– О, Регина, – грустно промолвила она, – гот, с кем вы пять минут назад разговаривали, мой жених. Я сразу узнала его по голосу. Видимо, он только что вернулся из Англии и узнал от моих родных о случившемся. Это его вы так сильно напугали, что он сбежал...

Сильвия увидела, что лицо Регины стало медленно заливаться пунцовой краской. Она в ужасе округлила глаза и поднесла ладони к пылающим щекам.

– Боже мой! Что же я наделала?! – воскликнула она запинающимся голосом. – Я все напугала. Говорил же мне доктор Шульц, чтобы я была предельно внимательна. А у меня есть дурная особенность: я очень плохо запоминаю имена. А уж если они созвучны, я их постоянно путаю. Вас ведь зовут Сильвия, а ту женщину Сесиль. Она, кажется, француженка. К ней должен был приехать муж. Вот за него-то я и приняла вашего жениха. Он назвал ваше имя, а я подумала о фрау Сесиль Боне, которая лежит в палате рядом с вами. Что же я натворила?! Знаете, давайте позвоним вашему жениху по сотовому. Я все объясню и извинюсь перед ним. Он вернется, он сразу вернется... – Регина сокрушенно покачала головой. Казалось, она сквозь землю готова была провалиться от стыда и досады.

Сильвия сделала предупредительный жест ладонью и сказала:

– Нет, Регина, никуда звонить не стоит. Если мой жених оправится от потрясения, он вернется сам, без всякого звонка. В конце концов, его в первую очередь должно волновать состояние моего здоровья. Моя внешность – это уже второстепенно...

– Да-да, конечно, – послушно закивала Регина, – для любящего человека самое главное, что его возлюбленная осталась жива. Остальное все поправимо. Он вернется, он скоро вернется...

– Вот именно, для любящего, – очень тихо сказала Сильвия и положила свое маленькое зеркало на стоявшую в изголовье кровати тумбочку.

Тысяча мыслей проносилась у нее в голове в лот момент. Но главное, что тревожило ее, – это отношение к ней Ульриха. Неужели несть о се мнимом увечье могла так поразить его?! Неужели он мог так трусливо капитулировать перед предстоящими трудностями?! Едва ли он испугался предстоящих пластических операций. Если бы подобное несчастье, не дай бог, и впрямь случилось с Сильвией, родители бы не пожалели никаких денег для того, чтобы вернуть дочке нормальный внешний вид. Да и сам Ульрих достаточно богат, чтобы помочь своей любимой. Или он напугался перспективы пойти под венец с дурнушкой? Побоялся на месте бывшей красавицы увидеть монстра? Неужели се внешность для него изначально была дороже ее жизни и здоровья?

Сильвия отвернулась к стене, сказав Регине, чтобы та оставила ее одну, поскольку ей хочется отдохнуть.

– О, фрейлейн, еще раз извините меня за мою рассеянность, – пробормотала она, пятясь к двери спиной. – Уверяю вас, вы не успеете еще заснуть, как ваш жених уже вернется. Я непременно все ему объясню, скажу, что вы такая же красивая, как и прежде.

– Умоляю вас, Регина, – прошептала Сильвия, – даже если Ульрих – так зовут моего жениха – вернется, ничего не говорите ему. Слышите, ничего! Пусть это станет для него сюрпризом.

– Хорошо, – покорно ответила Регина. – Я все сделаю, как вы скажете...

Конечно же ни о каком сне не могло быть и речи. Сильвия лежала, уставившись в белый потолок, и думала об Ульрихе. Вспоминала его восхищенные взгляды, его прикосновения, его обещания сделать ее счастливой. Неужели все это было игрой? Нет, она чувствовала его страсть, его любовь к ней... Значит, все это было очень условно? То есть он любил ее лишь за ее красоту? Так вот, значит, каким нелегким испытанием может стать красота... Кого-то судьба испытывает богатством, кого-то властью. Для Ульриха таким вот тяжким испытанием стала ее красота.

– Может быть, он все-таки придет и все у нас будет по-прежнему? – в сотый раз спрашивала она себя.

Но Ульрих так и не пришел. Ни в этот день, ни в последующие несколько суток, проведенных ею в стенах больницы. Супруги Кемаль пребывали в полном недоумении.

– Что могло случиться с Ульрихом? – спрашивал отец Сильвии свою жену. – Его телефон по-прежнему молчит.

Когда Марта решилась позвонить домой жениху дочери, горничная Ульриха бесстрастным голосом сообщила, что хозяин приехал несколько дней назад, но очень занят и поэтому подойти к телефону не может.

Не желая расстраивать Сильвию, родители ничего не сказали ей о странном поведении Ульриха. Сама же она, к удивлению близких, ничего не спрашивала о нем.

Наступил долгожданный день выписки. К этому времени родители девушки постарались сделать так, чтобы ничто в их доме не напоминало о случившемся несчастье. Они сменили мебель в гостиной, и, глядя на обновленный и начищенный до блеска паркет, никому в голову не могло бы прийти, что совсем еще недавно здесь тлел злополучный ковер. Зайдя в свою комнату, Сильвия не смогла удержаться от восхищенного восклицания:

– Боже, к себе ли я попала?!

Прежние палевые обои на стенах сменил голубой атлас, отчего комната стала напоминать покои сказочной принцессы. Впечатление мистического перемещения в старину усиливала белоснежная с золотыми инкрустациями мебель. Картину завершали прелестные оконные занавески из синих кружев.

Очевидно, такого эффекта и добивался господин Кемаль, решивший произвести срочный ремонт к возвращению ненаглядной дочери.

– Ты наконец дома, малышка! – растроганно молвил отец, нежно целуя в лоб свою любимицу.

Впервые с того злополучного вечера Сильвия радостно засмеялась и обняла отца. Верный Рич, почувствовав, что без него происходит нечто важное, подошел к своей молодой хозяйке и, уперевшись передними лапами в ее плечи, быстро лизнул ее щеку горячим шершавым языком.

– Фу, Ричи, ты чересчур много себе позволяешь, – не слишком строго заметил господин Кемаль.

– Папа, он тоже хочет меня поцеловать, ведь именно он первым пришел мне на помощь, – с улыбкой заметила Сильвия.

В этот вечер они ужинали втроем – супруги Кемаль и их любимая, чудом спасенная дочь.

– А теперь, мама и папа, я хочу сказать вам что-то очень важное, – начала Сильвия, поднимая бокал темно-вишневого вина. – Есть одна вещь, о которой мы все почему-то не сговариваясь молчим. Как вы, надеюсь, понимаете, речь об Ульрихе. Должно быть, вы пребываете в недоумении, отчего это мой жених, вернувшийся из Англии и узнавший о том, что произошло в его отсутствие, до сих пор не дает о себе знать. Я так понимаю, что, боясь меня больно ранить, вы ничего не говорите о нем. Так вот, хочу вам сообщить, что я-то как раз знаю, в чем дело. Вы очень удивитесь, если я скажу вам, что он был в больнице. Я полностью слышала его разговор с медсестрой. Глупышка перепутала меня с некой Сесиль Боне и сказала ему, что огонь обезобразил мое лицо.