Текст книги "Однажды в Манчинге (СИ)"
Автор книги: Ольга Зима
Соавторы: Ирина Чук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Голос за затылком стал вкрадчивым, а стол и сидящие исчезли. Зато появился Мэрвин, окровавленный Мэрвин на груде такого же окровавленного золота.
– Я не знал, что они решатся! Не знал! Клянусь жизнью дочери! – взвизгнул Алистер. Слишком явным холодом повеяло от картины, слишком реальным казался мертвый Мэрвин, слишком тусклым – золото.
Стало очень тихо и абсолютно темно. Он скорее понял, чем почуял, как обе теплые ладони на сей раз коснулись висков.
– Ты вправду любишь свою дочь, – прозвучало до ужаса монотонно, с толикой удивления. – И ты правда не думал. Предпочел не думать. Привык не думать.
На сей раз перед глазами встала другая картина, череда картин. Вот Уна умоляет его, как кожемяка, а потом превращается в старуху с клюкой. Вот – просит о милости и превращается в продажную женщину. Вот её подстерегают в гостевом доме ради наследства, а вот убивают потому, что она просто дочь Алистера.
– Нет! Не трогай ее! Она – все, что у меня есть!
– Теперь тебе хочется задумываться? – голос за спиной звучал с издевательским интересом. – А как же правосудие? Не трону. Твоя дочь невиновна в твоих прегрешениях. Ты же, – интонация снова переменилась и стала судейской, озвучивающей приговор. – Пока не исправишь все, что сломал… Вот тебе памятка.
Щеку обожгло, и все пропало. Даже ветки перестали стучаться в окно.
Алистер, преодолевая дурноту, резво обнажил нож, всегда лежащий под подушкой; сдернул колпак, смазал багровые потеки с лица и вгляделся в собственное отражение на честной стали… На щеке горело отвратительное пятно. Не царапина, не рана, не ожог – черная язва. Знак нарушенного слова! Символ замаранной чести!
– Только не это! – застонал Алистер, чувствуя, как он него медленно уплывает все то, чего он с таким трудом достиг. Сжимал лезвие все сильнее и сильнее, и лишь мысль о дочери остановила его от непоправимого.
Как сказал этот ши? Слова даже не понадобилось вспоминать, они всплыли перед внутренним взором огненными буквами.
«Пока не исправишь все, что сломал». Значит, есть надежда. Ши не лгут! Значит, надо попытаться исправить.
Глава 9. Такие, как я
После визита к судье Мидир надеялся восстановить силы, пользуясь остатком ночи – ковыряться в грязной памяти Алистера вышло делом крайне утомительным – да не тут-то было. Лейла, когда-то чрезвычайно спокойная после весьма своевременной смерти первого мужа, теперь ерзала и слабо постанывала. Повела кистью, будто пытаясь погладить макушку одного своенравного волчонка, нахмурилась, обнаружив пустоту, и что-то неразборчиво пробормотала. Может, со вторым супругом у Лейлы не все гладко?
Тени и сны близки волчьей натуре, но Мидир не любил бродить по чужим видениям: слишком велик был риск застать там самого себя, оставить в сознании спящего что-нибудь инородное или вовсе потеряться в дебрях не своих кошмаров. Однако он чувствовал муку сознания Лейлы, словно она страдала наяву, что не устраивало волчьего короля ни в каком виде. Сначала он пообещал надрать при случае остренькие самодовольные ушки Джареда – до чего женщину довел! аж рука подергивается! – затем глубоко вздохнул и прикоснулся пальцами к влажным женским вискам.
Ему стоило некоторых трудов отвести видения то золотистой Джаредовой, то незнакомой рыжей мальчишеской макушки от сознания спящей. Теперь, для полного умиротворения, нужно было найти что-нибудь доброе и светлое именно для Лейлы. Для одного человека это могло быть выигранным сражением, для другого – победой в любовной битве или турнире бардов, а что составляло счастье для этой женщины, стало интересно и волчьему королю.
Раннее детство, не слишком веселое, яркая влюбленность, мгновенно сменившаяся болью и стыдом. Одна сонная картина сменяла другую, образы перетекали, менялись, как менялась сама женщина, показывая то наслаждение от танца, то покой от свободы. Наконец однозначно выплыло видение сидящего на постели мужчины: со спины были видны крупные темные кудряшки и смуглое ухо. Галат с примесью южной крови, волчий король знал таких, по большей части живущих вдали от столицы.
Плечи его были устало опущены, но спина оставалась ровной, а в произносимых им речах звучали веселость и восторг. Мидир настороженно прислушался вместе с Лейлой – нет, человек не играл, фальши в его голосе или манере говорить не наблюдалось. Наконец он закончил свой рассказ о путешествиях с глубоким вздохом:
– Прости меня, Лейла, кажется, я слишком устал. Ты не против, если мы будем горячо обниматься завтра с утра? – мужчина повернул голову, поблескивая в неверном свете одинокой свечи агатовыми глазами. – Сегодня я был бы счастлив просто уснуть возле тебя!
Мидир недоверчиво пригляделся. Муж Лейлы оказался тем самым купцом, бывшим наследником богатого рода, на которого ополчились собственные младшие братья после смерти родителя; тем самым купцом, которого чуть не зарезали в гостевом доме лишь за то, что он был первенцем, и тем самым, из груди которого скатывались с лезвия меча золотые монеты. Только выглядел он теперь старше и одет был попроще, чем в кошмаре Алистера.
Связь двух обиженных душ наводила на мысли о судьбе, всегда находящей тех, кому предназначена.
– Как пожелаешь, Фелан, – очень мягко произнесла женщина и пожала одним плечом, с которого медленно, привычным намеком слетел шелк ночной лейле; произнесла словно для самой себя: – Мы с тобой женаты, а по Договору ты имеешь право на ночные визиты. Чем мы будем заниматься, нигде не прописано.
Мидир подивился про себя, почему именно это воспоминание всплыло как счастливое, когда мужчина, Фелан – хорошее имя! – медленно стянул сапоги, а потом, похоже, уснул прямо сидя.
Волчий король на пару с Лейлой из сна сначала не поверил. Женщина подалась вперед, опершись на локоть, тревожно заглянула в лицо… Но её муж не прикидывался: голова его опустилась на мерно вздымающуюся грудь, веки сомкнулись, даже крупные кудри сонно поникли.
Лейла провела тыльной стороной ладони по выбритой щеке Фелана – по традициям купцов он носил только усы. Сердце её переполнили необъяснимая нежность, признательность, радость от того, что этот человек находится рядом и что ему достаточно для счастья не только обладать женой, но и спать в одной с ней постели. Впрочем, эти чувства не только делали Лейлу счастливой, но и пугали. Её пугала привязанность, страшила зависимость, ужасала возможность сломать с таким трудом обретенный стержень самостоятельности и силы. А рядом с Феланом в душе просыпалось нечто, обозначавшее пребывание возле него самым восхитительным, что может быть в жизни.
Женщина боялась и не хотела называть это единственно верным словом. Мидира же не держало ничего. Как он и думал, Лейла отвергала не просто возможность любви, она отвергала саму любовь, ярко горевшую в ее сердце!
Словно подтверждая его мысли, женщина во сне осторожно потянула мужа за плечи, укладывая подле себя на постель. Закутала в одеяло и принялась несмело перебирать темные пряди, откровенно любуясь супругом, получая наслаждение от одного присутствия Фелана рядом, наслаждение более острое, нежели чувственное.
Наутро она об этом не скажет, побоится признаться самой себе, однако во мраке благословенной ночи Лейла прижимается к боку мужа и с невероятной радостью чувствует его ответное бессознательное объятие. Мир становится счастливым и целым. Пусть ненадолго…
Мидир с трудом вынырнул из чужого сна, устроил голову спящей на подушке поудобнее и задумался, глядя на красавицу рядом с собой – красавицу даже по меркам ши, обладательницу легкого характера и жертвенного сердца. Всего того, что когда-то было использовано и обмануто. Подсунутая ему в подарок юная Лейла выглядела равнодушно-спокойной, хотя находилась на грани смерти или безумия. Но предупредить его об опасности успела. А он тогда, самую малость воспользовавшись магией, разговорил ее, добился правды, а затем свершил правосудие. Но, как видно, не до конца. Внезапное желание вернуться в недавнее прошлое и придушить-таки Алистера было отброшено как бессмысленное. А бессмысленных дел Мидир не любил. Но старые боги свидетели, стоило! Первый супруг, обаятельнейший подонок, и смешавший ее с грязью судья – они оба украли у Лейлы счастье даже во втором браке. Хотя к нынешнему мужу у Мидира претензий не имелось, как уже не имелось и к первому – в связи с его отсутствием. Лейла выстояла, но…
Женщина прошептала «Фелан», потерлась щекой о плечо Мидира. «Волк», ну надо же!
Волчий король не мог отказаться от собственного наименования. Ухмыльнувшись двусмысленности фразы, он приобнял женщину за плечи, позволяя опираться на себя и представлять, что там, в сегодняшнем сне, она так же счастлива, как одним прошедшим непримечательным вечером. Пусть это и ограничивало его в движениях: все равно ходить куда-либо сегодня уже не хотелось. А если быть честным самим с собой – Мидир скривился – то просто не было сил. После необходимого, но излишне раннего визита к судье вновь болело все тело. Даже рука, откушенная когда-то драконом, болела меньше во время востановления. Мидир вновь подумал о том, чтобы упасть домой, черпнуть магии и предупредить Черный замок о собственном отсутствии. И наткнуться на очередной взбрык времени! Нет, не стоит. Люди как-то живут с подобной болью и неподвижностью, так и он сможет. Тем паче, пройдет все куда быстрее, чем у смертных.
Мидир потянулся мыслью к племяннику, спавшему не менее тревожно, чем Лейла, потратил остатки магии, стирая кошмары горящего родительского дома, и замер, не в силах ни заснуть, ни подняться.
На следующую ночь Лейла вновь была рядом с ним. Ши все же волшебные существа, и он как мог доказывал ей ее привлекательность и достоинство – как в первую она спасала его от невыносимой душевной муки. Возможно, это оттягивало процесс выздоровления, но оно того стоило. Лейла розовела, звала его неутомимым и яростным волком, который дорвался до нее как до вкусной добычи, Мидир рычал и нежил свою очаровательную подругу.
А под утро позвал других волков.
Вожак, толкавший носом толстопузых пушистых щенят – двух черных, трех серых – лизнул настороженную волчицу и оторвался для ответа. Новость порадовала: все те, чьи запахи им указал Мидир, были изловлены. Охотники и слуги, в одночасье уведенные магическим зовом, вкрадчиво шептавшим их имена, приняли смерть на разных дорогах. Но чуткие волчьи уши уже слышали шепотки, носы чуяли человеческий страх от вида разорванных трупов, от выпущенных без толку стрел и бесполезных мечей, рубивших воздух вместо вертких тел, потому серые души глодало беспокойство за детенышей – как бы люди, пока молодняк не вырос, не пошли войной.
Мидир успокоил вожака, поблагодарил за службу, приказал не нападать пока на людской скот, благо дичи в лесу было в достатке, и продлил защиту лесных жителей еще на год.
Почти закончив разговор, Мидир наткнулся на смущение вожака и заметил на рану в боку. Несерьезную, но рану, быть которой не должно. Вожак зарычал, прося – нет, требуя! – разрешения закончить, и волчий король коснулся его разума…
Белесый туман стелился в распадке, серебристые облака не скрывали растущую, очень узкую, мертвенно-бледную луну, черная трава впитывала черную кровь, а рядом с одним из тех, кого властно собрал его Зов, Мидир увидел серую фигуру. Существо было еле различимо, и оно не пахло. Совсем, что было странно, опасно странно.
Запахов вокруг хватало! Разило смертным страхом от умирающего с прокушенным горлом; ужасом и потом – от вздыбившегося коня, которого удерживала на месте запутавшаяся в упряжи рука; остро тянуло прелой влагой ночного леса, но существо, к которому человек тянулся за помощью, не имело запаха вовсе и смотрело только на волка. Конь яростно дернулся прочь, в запале опустил копыта на человека и тот, содрогнувшись в последний раз, притих. Рысак всхрапнул, рванулся еще раз, выдернул поводья и исчез. Туман задрожал, пошел волнами, словно существо потянулось к сознанию волка, и Мидир порадовался, что вожак из всех указанных противников взял на себя сильнейшего, оказавшегося в такой занятной, явно потусторонней компании. Будь на месте могучего зверя другой, поглупее и послабее, гость без запаха сумел бы дотянуться до намерений и того, кто послал за жертвами.
На это указывал и пущенный вслед убегающему зверю дротик: он не имел целью убить, лишь оцарапал бок, пытаясь коснуться мыслей, выведать, кто и зачем послал зверей по людскому следу.
«Этого не трогай! – бросил волчий король, и вожак, скалясь, опустил голову, признавая право сюзерена принести смерть. – Доложи только, если увидишь, и обходи дальней стороной. Твой долг выполнен, мой брат. Займись своей семьей. Пусть будет славен твой день и полна звёздами ночь».
Мидир, прокручивая в пальцах темно-рыжий локон Лейлы, призадумался. Он не заметил ни следа, ни намека на магический круг возле дома, однако это не значило, что брат не устанавливал защиту. Джаред дошел до пепелища легко, но он полукровка и родной сын. Мэрвин же, при всем его смирении, построил дом в глуши, подальше от человеческого жилья. Почему? Только ли потому, что жаждал уединения? Или все-таки еще и потому, что так он мог сберечь свою земную семью? Путь к его дому наверняка отводил глаза всем чужим. Тогда круг защиты мог выжечь лишь тот, кто владел земной магией. Возможно, друиды. А кто еще? Правда, для этого ими должна быть пролита кровь невинного. Она способна на многое, в том числе – открывать любые запоры.
Происки серых капюшонов, все больше претендовавших на единоличную власть в разобщенной стране галатов, и политические дрязги земных лэрдов, старавшихся возвыситься любыми средствами – то, от чего Мидир всегда шарахался и то, в чем он, похоже, увяз по самые уши. Найти бы того, кто был чист душой, кто мог повести за собой – и кто был бы достоин стать истинным королем… Тогда ему можно было бы помочь. Пока владыка Нижнего мира подобных людей не встречал. Может, потому что сейчас общался не с лучшими представителями смертных.
Значит, друиды поставили на Рагнара? Что-то он им пообещал в ответ… Узаконить жертвоприношения?
Кажется, друиды поняли: страдания укрепляют и усиливают хрупкую ткань магии, иначе с чего бы им сбрасывать своих жертв в колодцы – туда, где смертные умирали долго и мучительно.
Мидир поморщился. Похоже, в Верхнем мире силы отнимало еще и омерзение, иначе с чего бы ему ощущать себя настолько изможденным?
Волчий король пожалел, что не увидел непонятное существо магическим зрением, зато порадовался, что успел запомнить его ауру.
Небо светлело, а его ждала пара часов заслуженного отдыха…
А еще сильнее, чем страдания, магию давала добровольная жертва – пришло в голову Мидиру при пробуждении. Именно то, что сделал Мэрвин. Он знал, что шел на смерть, знал! Так почему? Зачем было позволять убить себя, когда одно движение руки, одно обращение, даже одно только пожелание – и убийцы лежали бездыханными. И жизнь Джареда была бы вне опасности.
Причем силу Мэрвина не получил никто, значит, она… она могла…
Мидиру показалось, он почти уловил суть, но тут раздался стук в дверь и дрогнувший голос племянника:
– Можно?
– Тебе, родич, я разрешаю проникать в любой мой дом, где бы он ни находился, – ответил Мидир. – Отныне и навсегда.
Такое он разрешал только брату.
Дрогнула земля, качнулись травы, зашевелился сам воздух двух миров. Ощутимо возмутился племянник.
– Я хотел лишь справиться о здоровье. А не получить пропуск куда я еще не уверен, что хочу попасть, – спокойно произнес Джаред, пропустив мимо острых ушек слово «родич».
Волчий король понял, что на дворе уже день, а племянник покрыт иголками не хуже ежика. Мидир оглядел себя, понял, что он в одной рубашке, нащупал валявшиеся рядом штаны и с трудом натянул их.
Племянник протянул лежащее на сундуке сюрко и повернул голову вбок и вверх – явно чтобы не стеснять его – забавно втянул воздух и сморщил нос. Мидир ухмыльнулся: запахи волчонок чуял хорошо, ночное присутствие Лейлы уловил без труда.
– Стараниями Лейлы мое здоровье все лучше, – хмыкнул Мидир.
– Лейла замужем, – сурово выговорил Джаред сундуку и поджал узкие губы. Сундук, обладай он разумом, сгорел бы со стыда.
– И я не собираюсь претендовать на место ее супруга!
– Ты ни одной красивой женщины не пропускаешь? – племянник продолжал сердиться на сундук.
Волчий король вздохнул, поняв, что объяснений не избежать.
– Добро, Джаред. Тебе кажется, что уже большой и знаешь все на свете. До тех пор, пока любовь небесная не упала… хм, не осенила ши, он волен познавать любовь телесную. Впрочем, как и галаты. Воздавать ей хвалу, особенно во время Лугнасада, осеннего праздника бога света и любви.
– Нельзя же, э-э-э… – Джаред старательно подыскивал слова, и Мидир насторожился, – так безответственно подходить к продолжению рода!
– Ах вот ты о чем тревожишься! – рассмеялся Мидир. – Лейле ничего не грозит со мной. Дети у ши не появляются лишь от близости телесной. Они рождаются только по любви. По большой любви!
– А как же я? – отвлекся от лицезрения сундука Джаред.
– Видимо, твой отец очень любил твою мать. Хочешь еще о чем-нибудь поговорить?
Продолжать делать замечания по поводу общения с женщиной Джаред не стал – или, что более вероятно, отложил на потом – и лишь сказал со всей возможной укоризной и осознанием несовершенства окружающего мира, заложив руки за спину и выпрямив её так, будто требовал ответа на незаданный вопрос:
– А еще ты выходил!
Мидир отогнал видение Мэрвина в подобной позе: старший брат тоже любил давить на собеседника, но у племянника получалось почти ненавязчиво.
– Навещал Алистера. Главный судья Манчинга принял приговор Главного Судьи ночи.
Интересно, укорит Джаред его методы, заподозрит в кровавой резне или промолчит?
– А я думал, ши не могут зайти без спроса, – племянник удивился сам и нашел, чем удивить волчьего короля.
Мидир этой непредсказуемости обрадовался.
– Иногда верхние дают разрешение, сами того не замечая. Иногда даже помереть могут незаметно, – заметил он, и больше почувствовав, чем увидев укоряющий взгляд Джареда, пояснил: – Жив он. Отныне ему будет о чем вспоминать вечерами! Или о ком! – пояснил он специально приподнявшимся светлым бровкам волчонка. – Оказывается, судья знал Мэрвина. Ещё один друг, – выдохнул Мидир, расправляя сжатый мех, торопясь перевести разговор в другое русло. – Не только мне брат вещал о любви, справедливости и свободе. Только в мире людей это ничем хорошим не аукается.
– Ты сказал, что вы долго не общались… – в тоне мальчишки звучало неявное сомнение. Он словно понимал, что подлавливает собеседника, но не стремился это сделать, давая шанс объясниться.
– Мэрвин редко извещал о себе…
Волчий король задумался, и тяжкий вздох вырвался против воли. Он скучал по старшему брату, не предполагая, но опасаясь, что их долгая разлука станет вечной. Как, собственно, и вышло.
– Но за без малого три тысячелетия писем накопилось немало, – закончил волчий король. – Целый сундук! Большой сундук. Хочешь почитать?
– Три тысяче… что?! – очередное удивление Джареда немало порадовало Мидира.
Племянник позабыл задирать нос и расцепил руки, невольно подавшись на шаг ближе.
– А ты думал, сколько лет твоему отцу? Мэрвину, сыну Перворожденного?.. Брат мало писал о себе и о том, что его вынудило покинуть Нижний мир, скорее, в письмах он упорядочивал свои размышления о жизни. Думаю, из них можно будет сделать замечательный трактат, особенно если бы им занялся кто-то из близких.
Мидир помолчал, припоминая последнее письмо, пришедшее всего месяц назад. Вспомнал, как он перечитывал ровные, строгие, будто сам Мэрвин, строчки выверенных слов; как чуть не опоздал на прием Домов Леса и Степи из-за того, что обратное письмо все никак не шло, а клепсидра чудила, выстукивая девять капель в один миг – значит, время опять ускорилось, Мидир промедлил, возможно, минуту, а наверху прошли годы…
– А что его заставило уйти? – Джаред нарушил тишину, вырывая из раздумий. Понял это, и сдержался, замолк, не желая беспокоить Мидира или опасаясь новых знаний.
Мидир вздохнул поглубже и решил начать издалека. Огорошивать всем сразу не годилось – Джаред и без того не слишком любил волков.
– Почему отец так назвал тебя? – вопрос не давал Мидиру покоя, а тут подвернулся повод его озвучить. Выбор имени не был похож на Мэрвина. Возможно, брат решил почтить память отца? Нет, вероятнее, дело было в другом.
– Назвала мама, пока отец был в отъезде, – Джаред нахмурился, как взрослый, поджал губы знакомым жестом. И хотя племянник был не очень похож на брата лицом, манеру воспроизводил почти один в один. – А отец почему-то был не очень доволен мной…
Мидир поспешил перебить мальчика, пока эти слова не были озвучены: магом Джаред был слабым, неудивительно – в Верхнем и без должного обучения – однако его голос уже имел силу. Не стоило придавать облик несбывшемуся.
– Тобой нельзя быть недовольным. Просто Джарет-т-т – вот так, мягко, глухо и чуть протяжно – звучало имя твоего деда, – уточнил специально для недоверчивых волчат. – Нашего с Мэрвином отца. Они сильно повздорили, когда Мэрвин… когда он… – Мидир запнулся, решив, что знание, сломавшее жизнь стопятидесятилетнему брату, рановато для юного племянника.
Однако Джаред решил по-иному.
– Договаривай! – с королевской требовательностью произнес он, вскинув подбородок. Что-то Мидир совсем разболтался тут, в Верхнем…
Алмазная крошка снежинок, горящая на боевой броне Дома Волка… Приход отца с требованием передачи власти. Ему, среднему сыну! Грязный ночной снег, собранный с подоконника, который не остужал пылающий лоб. Все произошло за день-два, но столетний Мидир осознал свершившиеся перемены много позже. Отец наотрез отказывался что-либо говорить о Мэрвине, а потом просто ушел. Сбежал в лес черным волком. И последняя точка – отрубленная голова прежнего, последнего советника, крутившего козни внутри своего же Дома. Это вспомнить, пожалуй, было приятно, но несвоевременно.
– Послушай, твой отец, он словно никогда не жил сам. Все во имя долга, во имя Дома. Ради высшей справедливости и чести он не жалел ни себя, ни других. Истинный рыцарь… И когда он посчитал, что его честь замарана…
Откровение давалось Мидиру непросто, вспоминать о брате оказалось неожиданно тяжело.
– Я уже большой! Не надо подбирать слов! Что замарало его честь?!
Джаред настаивал с полным правом, настаивал серьезно, жестко, как взрослый, каким он себя и считал. Как же быстро приходится расти детям во всех мирах!
– Мэрвин вырезал род белых волков во имя кровной мести. Он думал, что они повинны в смерти нашей матери. Мы все так думали. Когда он узнал правду, узнал о ложном навете, порвал с нами, уехал из Черного замка, обители волков.
– Ты врешь! – голос мальчика хлестнул фамильными яростными нотками.
Мидир поднял бровь. Джаред понимал – волчий король не лжет, только никак не мог принять это знание.
– Почему ты так решил?
– Да отец же… Он никого никогда не ударил! Он даже насекомых берег! Он берег любую жизнь, потому что… потому что!.. – мальчишка задохнулся словами и пониманием.
Волчий король кивнул, прикрывая глаза.
– Потому что понял ее цену.
– Мой отец такой же, как и ты! – горестно выкрикнул Джаред. – Там, в Нижнем, все такие, как и ты?!
– Таких, как я, больше нет, – самодовольно улыбнулся Мидир.
Зыркнув серыми глазами, Джаред обдал колдовским холодом и настоящей волчьей яростью. Он выбежал из комнаты, грохнув дверью.
– Ну вот и поговорили, – тихо сказал сам себе Мидир, рассматривая ледяные иглы на створке. – Магический волчонок, да. Земля или вода, интересно… Подскажи, Кернуннос, ближе мы стали с Джаредом, или дальше друг от друга?
