Текст книги "Искатель. 2013. Выпуск №9"

Автор книги: Ольга Морозова

Соавторы: Владимир Лебедев,Сергей Саканский,Алексей Зайцев,Николай Кокухин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Да, именно. И в этом нет никакого криминала.

– Так вот. Это – не корпоративная вечеринка.

Катерина вскинула брови:

– Вы спрашиваете или отвечаете? Впрочем, я никак не могу прокомментировать ваши слова, извините.

Она вдруг повернулась, чтобы уйти, но Жаров удержал ее за локоть. Сказал:

– Я ведь помню: на вас вчера лица не было, как только мы оказались в коттедже. Вы явно кого-то ждали.

Катерина коротко смутилась, но тотчас овладела собой:

– Здесь нет никакой тайны. Просто должны были приехать еще два человека. Я и подумала, что это они.

– Меня удивляете лично вы. У вас была такая странная реакция…

– Разве?

– Вы были сильно напуганы.

– Я услышала снаружи шум, увидела в окно, как одного человека буквально несут на руках. Вот и испугалась.

– Это значит, что один из тех, кто должен был приехать, вам особенно дорог?

– Это бестактный вопрос.

Жаров помолчал, разглядывая девушку. Спросил:

– Как вы думаете, почему они не приехали?

– Понятия не имею. Если бы работал телефон, мы бы все выяснили в шесть секунд. Мы весь вечер их ждали. Но они так и не появились, похоже, из-за пурги.

– А почему же вы не приехали сразу, все вместе?

Катерина вдруг повысила голос, почти завизжала, прижав руку к груди:

– Я не знаю что произошло, честное слово! Они должны были приехать, но не приехали. Это ужасно! Оставьте меня в покое, прошу вас.

Заметив, что Жаров больше ее не держит, Катерина повернулась и поспешно ушла. Он посмотрел ей вслед, на ее длинные загорелые ноги, едва прикрытые короткой юбкой. Не на черноморском пляже достигается такой цвет, а на других, более южных берегах.

Он достал из карманов и рассмотрел все собранные ингредиенты: темную бумагу, пакетик с мукой, кольцо скотча, маленькую пушистую кисточку. Задание следователя было выполнено, этот эпизод квеста закончен, что там еще впереди?

9

Эту самую беличью кисточку для марафета Пилипенко бережно взял двумя пальцами, повертел перед глазами.

– Катерина одолжила или у мертвой взял?

– У мертвой, – сказал Жаров. – Из косметички.

Пилипенко окунул кисточку в муку и осторожно обмахнул бокал.

– Катерину я, впрочем, встретил в коридоре, – добавил Жаров, наблюдая за работой следователя.

– Думаю, ты уже успел в нее влюбиться, – сказал он.

– Честно говоря, мне больше нравилась Наталья, увы.

Пилипенко налепил на бокал кусок скотча и разгладил ногтем.

– Интересно, доживу ли я до твоей свадьбы? – пробурчал он.

– Свадьбу закатим на весь Южный берег, – угрюмо ответил Жаров. – Только для этого нужен еще один человек – невеста. Так вот. Мне кажется, что девушка Катя в близких отношениях с одним их гостей, которые не приехали сюда.

– Начальник и его охранник?

– С чего ты взял?

– Об этом нетрудно догадаться. Весь верхний эшелон фирмы здесь. Все чем-то обеспокоены, кого-то ждут. Кого? Для Санта-Клауса рановато, до Нового года больше месяца. Ясно, что начальство. А где ты видел директора, по-настоящему любящего себя, чтобы он ходил без охраны?

Пилипенко быстрым движением отодрал скотч от бокала и тут же налепил его на кусочек темной бумаги.

Вот и всё. Отпечаток готов.

Он разложил на столе листы из блокнот#, на которых Жаров увидел отпечатки, снятые вчера. Рука следователя с квадратиком темной бумаги медленно двигалась над листами. Напротив одного из них его движение остановилось. Пилипенко вскинул голову:

– Катерина, говоришь? Именно эта женщина и оставила на бокалах отпечатки. Судя по положению пальцев, он несла оба бокала в руках. Именно она их и наполнила. Именно она и бросила яд в вино.

Через несколько минут Жаров уже стучался в дверь Катерины, запертую изнутри. Ответом было молчание.

В конце коридора появился доктор, прибежавший на стук и возгласы Жарова. Уяснив ситуацию, он посоветовал позвать Ивана.

– При чем тут Иван? – оглянулся Жаров.

Он спортсмен, занимается штангой. Вмиг сломает эту дверь.

– Я тоже спортсмен, – сказал Жаров.

Он отошел на шаг и ударил в дверь ногой. Дверь открылась только с третьей попытки. Жаров и ожидал увидеть нечто в этом роде. Аркадий и Иван также прибежали на звук. Жаров поставил им руку шлагбаумом: не стоило сейчас входить в комнату всем.

Катерина лежала в постели, под одеялом, будто просто прилегла отдохнуть на дневной сон. Доктор подошел к телу и осмотрел его.

Это невыносимо, – тихо проговорил он. – Опять цианид…

Он накрыл тело Катерины с головой. Внешние роллеты на окнах были опущены. На их ламелях гремела пурга. Мобильный пульт, который управлял этими роллетами, лежал на подоконнике, точно такой же был и в комнате для гостей, да и во всех других комнатах. За окном пурга сшибала с ног. В доме есть только те, кто есть: доктор, Аркадий, Иван. Убийца не мог проникнуть снаружи и уйти. Либо убийца один из этих троих, либо таинственный некто прячется в доме, либо…

Он сам, Жаров, и есть убийца! – мысль, от которой можно сойти с ума: так бывает в кино, когда герой не помнит, что творит, а мы видим реальность его глазами. Единственный бесспорно невиновный – это следователь Пилипенко. Не потому, что он не мог совершить преступление в духе художественного вымысла – нарушая один из главных законов детективного жанра, который заключается в том, что сыщик не должен быть убийцей, – а потому, что просто не мог встать с постели… Все это пронеслось в голове Жарова за несколько секунд, пока доктор, взяв со стола лист бумаги, не подал голос:

– Это самоубийство. Вот ее предсмертная записка. Может быть, лучше вообще ничего здесь не трогать до прихода полиции?

– Я здесь полиция, – автоматически ответил Жаров, выхватив у доктора листок.

«Я не хочу в тюрьму, поэтому во второй раз использую этот яд, теперь уже для себя. В моей смерти прошу никого не винить.

Быстрова Е. Н.»

Все было яснее ясного, даже слишком. Катерина отравила Наталью, потом отравилась сама. На столе лежала книга. Жаров бережно положил листок в книгу и захлопнул ее. «Агата Кристи. Романы». Этого еще не хватало.

Пилипенко долго, с недоумением рассматривал лист бумаги. Затем снова положил его в книгу, а книгу – на тумбочку возле своей кровати. Проговорил:

– «Быстрова Е. Н.» Николаевна? Впрочем, какая теперь разница… И мы понятия не имеем, что могло быть между этими двумя женщинами.

– Ревность, наверное, – сказал Жаров. – Возможно, Катерина была любовницей гендиректора. Сыпанула яд его жене. Затем поняла, что натворила, и сама последовала за нею. Тем же способом…

– Да уж… – пробормотал Пилипенко, о чем-то задумавшись.

– Странное дело, – продолжал Жаров. – Журналист и следователь оказались в самом центре криминальных событий, но все разрешилось само собой.

– Ты уверен, что разрешилось?

– А как же? Одна женщина отравила другую, затем покончила с собой. Конец истории.

– Не думаю. Ты знаешь, как действует цианид? В кино-то, небось, видел?

– Как же! – оживился Жаров, вновь подумав о том, что в мире, кроме каждодневной мутоты насилия, вообще существует кино. – Абдулов в «Негритятах» достаточно стильно поперхнулся. В «Коломбо» также нередко мелькают такие сценки…

– То-то и оно, что стильно… В жизни, вернее, в смерти, это выглядит несколько иначе.

– А ты-то сам когда видел? Разве бывает, что убийство происходит прямо на глазах у следователя?

– Не происходит. Но я тоже знаком с таким кино. Только не с художественным, а с документальным. В институте нам крутили… Так вот. Глаза отравленного выпучиваются, вылезают из орбит, как у Шварценеггера, когда у него на Марсе лопнул шлем. Лицо жертвы белеет, затем уходит в синь. Она пытается вдохнуть, но не может. Из глаз текут слезы, будто она и вправду плачет, но уже мертвая. Почти всегда происходит дефекация и отделение мочи.

– И что? – скривившись, спросил Жаров.

– Да то, друг мой, журналист, что Катерина все это видела. Она чувствовала запах смерти той, которую убила. Потому что смерть не могла не произойти прямо на ее глазах, ибо смерть от цианида весьма быстра. И ты можешь себе представить, что после такого впечатления девушка сама решила умереть точно такой же смертью? Лично я – нет.

Сказав это, Пилипенко щелкнул выключателем ночника. Жаров погрузился в сон почти мгновенно, проснулся от звука торопливых шагов. За окном уже была утренняя снежная муть. В комнате возник доктор.

– Вставайте, вставайте немедленно!

– Один из нас в любом случае не может этого сделать, – отозвался Пилипенко, который давно не спал.

Жаров вскочил с постели.

– Случай действительно ужасный! – воскликнул доктор.

– Кто? – только и спросил следователь.

Вопрос прозвучал спокойно и как-то буднично, словно он ожидал очередного трагического известия.

– Аркадий, – сказал доктор.

10

Труп лежал в ванне, на него лилась вода из душевого рожка. Внутри электрического водонагревателя сверкали голубые искры. Жаров выключил прибор.

Доктор и Иван перенесли тело на кровать. Жаров осмотрел помещение. Его внимание привлекла картина, которая висела на стене комнаты Аркадия. Это была «Смерть комиссара» – известное еще по школьному учебнику полотно Груздьева, призванное любить красных и ненавидеть белых.

– Явное поражение электрическим током, – констатировал доктор. – Несчастный случай.

– Само собой, – пробурчал Жаров, уже двигаясь к выходу.

– Подождите, – остановил его доктор.

Жаров молча исполнил его просьбу.

– Вы ничего странного не слышали ночью?

– Я сплю обычно крепко.

– Так это обычно… Я, представьте, тоже. Но вот ведь в чем дело, ситуация у нас несколько необычная. И сегодня я почти не спал.

– И что? – Жарову вдруг стало не по себе, поскольку он вспомнил если не прошлую ночь, то предыдущую.

– В доме работает какой-то механизм.

– Да неужели? – Жаров понял, что ночные звуки ему не пригрезились и образ муравья, попавшего меж часовых колесиков – некая существующая реальность, но он не хотел добавлять лишние детали в панику доктора.

– Не иронизируйте! – воскликнул тот. – Я внимательно слушал, выходил в коридор. Что-то непрерывно работает здесь.

– Генератор, – спокойно сказал Жаров.

– Что-то помимо генератора! Неужели и ты ничего не слышишь? – обратился доктор к Ивану.

– Не знаю, – помедлив, ответил тот. – Возможно, это просто пурга. Звук явно идет с улицы.

– Вот что, – сказал Жаров. – Думаю, настал момент, когда надо тщательно прочесать весь этот дом. И не столько на предмет таинственной машины, а сколько в поисках человека.

– Уверяю вас, – сказал доктор, – никакого человека нет. Все три смерти объяснены. Вот же он, неисправный водонагреватель. И с женщинами все ясно. Только вот этот звук…

– Хорошо, – сказал Жаров. – Тот, кто этого желает, будет искать генератор и слушать звук.

Втроем они достаточно быстро обошли коттедж. В цокольном этаже (можно назвать его полуподвалом) располагались кухня, тренажерный зал, кладовая, бойлерная и еще одно техническое помещение, где действительно стоял генератор. В данный момент он не работал, поскольку автоматика передала электропитание аккумуляторным батареям. Жаров понимал эту систему: вечером, когда в комнатах зажгут свет, или раньше, когда кухонный холодильник высосет весь запас, генератор заведется автоматически. Или когда некто захочет принять горячий душ…

Он представил себе несчастного Аркадия, который протягивает руку к вентилю. Что-то не вязалось с этой трагической случайностью…

На первом этаже были комнаты доктора, Ивана, Аркадия, гостевая комната, где лежал Пилипенко. Проводя мимо нее, Жаров приоткрыл дверь и коротко доложил другу, что произошло и чем они сейчас заняты. Тот одобрил идею тщательного осмотра дома.

Из гостиной, занимавшей оба этажа, они поднялись по кованой лестнице наверх. Второй этаж был значительно меньше по площади – как за счет гостиной, так и скоса крыши. Здесь были всего две спальни, одна напротив другой, ставшие теперь приютом двум мертвым женщинам.

Небольшой чуланчик в конце коридора, пустой. Люк на чердак. Жаров взобрался по лестнице, приподнял крышку и заглянул в помещение. Пусто, если не считать каких-то мелких предметов, которые обычно и пылятся на чердаке: сломанный стул, груда книг, привезенных какими-то постояльцами, зачем-то бамбуковая удочка и большой сачок… Вероятно кто-то из временных пользователей коттеджа всерьез полагал, что где-то в Крымских горах можно удить рыбу, причем крупную.

Здесь, под крышей, шум пурги был слышен сильнее. Слышен был и гул – тот самый необъяснимый звук. Жаров на несколько секунд замер. Покосился на доктора, чье выжидающее лицо белело среди перекладин лесенки.

– Нет, ничего нет, – сказал он этому перепуганному человеку, хотя только что сам понял: есть!

Коттедж был пуст, но странный звук работающего механизма в коттедже слышался. Теперь, двигаясь по коридору и дальше, вниз, Жаров прикидывал толщину стен. Машина не может прятаться просто в стене: здесь должна быть некая тайная комната, чтобы содержать что-то крупное, довольно сильно гудящее.

– Еще раз, на всякий случай, – пояснил Жаров доктору, который с удивлением глянул на него, когда он вновь распахнул дверь комнаты Катерины.

Нет. Обе верхние спальни имели самые обычные стены, толщиной в один блок ракушечника. Перекрытие между этажами также не вызывало подозрений.

Камин в гостиной был обычным камином в викторианском стиле. Жаров присел на корточки и заглянул в трубу. Довольно яркий фонарик, встроенный в его мобильный телефон, показал сетчатую паутину серебристого света – в совершенно пустой трубе.

Жаров двинулся дальше, Иван и доктор молча следовали за ним. Все помещения дома полностью совпадали друг с другом, никаких пустот, способных разместить мощный механизм, здесь не наблюдалось. Потолок в комнате доктора показался ему несколько ниже, чем в других, но Жаров не придал этому значения…

Возможно, что-то работало снаружи, в какой-нибудь пристройке к стене: недаром шум был яснее всего слышен именно на чердаке, но выходить в эту пургу было просто опасно: неизвестно, куда сдует и унесет.

Следователь молча выслушал рассказ Жарова, лежа в постели. Он в волнении грыз незажженную сигарету. Фильтр отломился, Пилипенко швырнул сигарету в пепельницу, где было полно таких же нераскуренных, но раздавленных сигарет. Жаров подумал, сколько уже месяцев его друг безуспешно пытается бросить курить? Где-то с начала года…

– Это и в самом деле похоже на несчастный случай, но… – начал было Жаров, но Пилипенко перебил его:

– В том-то и дело, что «но»! Очень большое «но». Ты не заметил, что вчера утром у Аркадия были мокрые волосы?

– Точно! – Жаров понял, что озадачило его самого. – Вчера душ был еще исправен. – И еще этот гул…

– Гул?

– Звук, который слышу не только я, но и доктор.

– Возможно у вас обоих чрезвычайно чувствительный слух, – пробурчал Пилипенко, который был слегка глуховат. – Значит, так. Будь я на ногах, то немедленно провел бы тщательный обыск в комнате Натальи.

– Почему Натальи? – удивился Жаров, но Пилипенко лишь выразительно посмотрел на него, не удостоив ответом.

Это означало: версия есть, но озвучивать ее он не собирается – то ли не хочет показаться идиотом, то ли есть еще какая-то причина…

– Понятно, – сказал Жаров, поднимаясь. – Что искать?

– Не знаю. Но уверен: что-то важное ты непременно найдешь.

Труп покоился на кровати, с головой укрытый пледом. Запах в комнате был отвратительный, и Жаров вспомнил рассказ друга о симптомах отравления.

Он осмотрел комнату, но ничего необычного не обнаружил. На подоконнике лежали какие-то бумаги, записная книжка убитой. Он просмотрел всё. Обычные какие-то счета, накладные… Среди них попался листок, который привел Жарова в изумление. Вот что там было написано, причем – что в наше время редкость – от руки.

Катерина – снотворное.

Аркадий – душ.

Иван – веревка.

Доктор – яд.

Наталья – приговор.

– Моя догадка подтверждается, – заявил Пилипенко, бегло рассмотрев листок, – смерть Аркадия не случайна. Если применить индукцию…

– Дедукцию? – не понял Жаров.

– Нет, именно индукцию. Дедукция – этот обобщение, вывод на основе анализа многих фактов. Индукция – это наоборот: на основе одного факта мы судим о других. Так вот. Если «Аркадий – душ», то остальные пункты записки должны говорить о способах убийства других. Таким образом, доктор должен быть отравлен, Иван – задушен веревкой. Допустим, Наталья была не просто убита, а ей был зачитан некий «приговор».

– Но что же значит: «Катерина – снотворное»? Получается, что по какому-то чудовищному, неизвестно кем написанному сценарию она должна была принять снотворное, но ошиблась пузырьком и приняла яд? К тому же существует ее записка…

– Где эта записка, кстати?

– В книге Агаты.

– Да уж.

Пилипенко раскрыл книгу и положил лист на лист. Беглого взгляда ему было достаточно, чтобы сделать вывод:

– Не совпадает.

– Я просмотрел записную книжку Натальи, – сказал Жаров.

– Ну и?

– План убийств написан ее рукой.

– Так, – сказал Пилипенко. – Надо найти доктора, Если он еще не отравлен. Только вот в чем вопрос. Кто должен проделать все это, если в документе перечислены все, кто присутствует в коттедже?

11

Доктор лежал на кровати с пробитой головой. По подушке расплылось значительное пятно крови. Жаров и Иван вломились в комнату после того, как ее обитатель не отозвался на стук. Жаров отметил, что на стене этой комнаты, так же как и везде, висела репродукция: хрестоматийная картина «Гибель Помпеи». Что-то нарочитое было в этих картинах, что-то важное и зловещее…

Жаров поймал себя на том, что смотрит на ногти трупа, хотя причина смерти очередной жертвы была налицо.

– Но по сценарию он должен был быть отравлен… – пробурчал Жаров себе под нос.

Иван вздрогнул, услышав эти слова, пытливо посмотрел на Жарова.

– Что? По какому сценарию?

Жаров не нашелся, что ответить. Иван сделал шаг к нему.

– Что тебе известно? Ты видел сценарий, да? Я все понял. Ты заодно с ними! Вы оба здесь не случайно. Да я ж тебя сейчас…

Он потянулся к Жарову, но тот ударил его по рукам.

– Остынь. Вспомни, что у моего друга сломана нога. Это не вписывается ни в какой сценарий.

– Но ты сказал это слово. Значит, ты знаешь о сценарии.

Жаров внимательно посмотрел на Ивана.

– Похоже, и ты знаешь о сценарии.

– Я? Я ничего… Не знаю… Ни о каком сценарии…

– Слушай. Всё это может значить только одно: кроме нас в доме есть кто-то еще.

– Но мы обыскали здесь каждый угол.

– А что, если тот, кого мы искали, ухитрился стать невидимым?

– Как это?

– Например, он мог передвигаться. Вслед за нами, вернее – впереди нас. Или же в этом доме все же есть какие-то потайные ходы, комнаты. Впрочем, не может их быть… В общем, давай еще раз обыщем дом, сейчас же.

Говоря, Жаров уже шел к выходу, но Иван не двинулся с места.

– Я никуда не пойду. Кроме тебя, меня и сломанного следователя в доме никого нет. Следователь не в счет. Доктора замочил ты!

Внезапно Иван набросился на Жарова, но тот успешно увернулся. Иван с размаху ударил Жарова по лицу, вернее, попытался это сделать, потому что Жаров резко присел, и кулак пронесся у него над головой. Иван хотел было ударить Жарова ногой в живот, но тот повернулся боком и ботинок скользнул по его бедру.

– Ты что – тоже качок? – спросил Иван с изумлением.

– Еще какой! – ответил Жаров и ударил его ребром ладони по уху,’ как бы смахивая со своего пути.

Иван упал. Жаров опять двинулся к двери, но вдруг увидел на полу вещь, которой там не должно было быть.

– А вот и орудие убийства, – сказал он.

Это была медная статуэтка Меркурия, которую Жаров еще раньше приметил в комнате доктора: она стояла на тумбочке. Так. Значит, первоначальный план почему-то не сработал, и убийца воспользовался первым, что попалось под руку… Мысль свою он не закончил, потому что сзади на него обрушился мощнейший удар. Жаров уронил статуэтку…

Открыв глаза, он не сразу понял, где и почему находится. Жаров лежал на полу у распахнутой двери комнаты доктора. Он сел, потрогал лоб. Где-то далеко хлопнула дверь.

Он соскочил с низкого старта, бросился по коридору, пробежал через холл, распахнул дверь прихожей…

На полу – кучка снежного песка. Жаров открыл наружную дверь: в лицо ударила пурга. Он попытался преодолеть снежный вихрь, но его отбросило назад, он упал. Снег, казалось, хотел похоронить его заживо, и сам снег был будто бы существом одушевленным, белым каким-то существом, яростно заталкивающим его обратно в прихожую. По другую сторону двери он увидел Ивана. Тот лежал, уже почти полностью засыпанный, снег таял на его затылке, поскольку из затылка текла кровь.

12

Жаров перетащил труп волоком по полу, затем уложил на диване в гостиной. Укрыл его лицо пледом, висевшим на спинке кресла. В комнату для гостей он ввалился весь мокрый, разделся до нижнего белья, заткнул свитер и джинсы за радиатор отопления. Пилипенко молча наблюдал за ним, казалось, зная все, что произошло. Он сидел на кровати, опершись на ее деревянную спинку и подтянув зацементированную ногу. Выслушал рассказ Жарова не перебивая, затем спросил:

– Ты уверен? Там не могло быть кого-то еще?

– Нет. Я рассмотрел ситуацию, насколько это было возможно. Иван ринулся навстречу снегу, потерял равновесие, упал и ударился виском о чугунную ступеньку. Прямо о завиток кованой резьбы.

– Что ж, наконец, это и на самом деле – несчастный случай.

– Меня самого сшибло с ног пургой. Что-то невообразимое творится с погодой. Никогда такого не было.

Пилипенко взял с тумбочки и рассмотрел книгу Агаты Кристи, полистал. В задумчивости поднял голову.

– Глобальное потепление. Глубокая ночь. Давай-ка просто ляжем спать. Утро вечера мудренее. Если в доме и есть кто-то еще, то он должен дать знать о себе.

Жаров запер и забаррикадировал дверь, придвинув к ней тяжелое кресло и стол. Если кто-то захочет войти сюда, то грохот разбудит их. Они и вправду вскоре уснули, а грохот и вправду раздался среди ночи. Жаров вскочил. Баррикада была цела. Эхо далекого звука все еще бродило где-то по коридорам коттеджа.

– Вот он и отметился, – спокойно сказал Пилипенко.

Жаров отодвинул свою импровизированную баррикаду.

– Сейчас я его поймаю, – сказал он с наигранной радостью в голосе.

– Особенно если он вооружен, – угрюмо отозвался Пилипенко.

Жаров схватил со стола чугунный подсвечник и вышел в коридор. Теперь весь коттедж был погружен в мертвую тишину, как это и должно быть в двухэтажном здании, где покоятся пять трупов и один полуживой следователь. Однако кто-то или что-то разбудило их, причем с таким мощным структурным шумом, что стены этого дома содрогнулись. Жаров отметил, что совсем не испытывает страха – ни физического, ни мистического. Храбрец, видишь ли… Между тем через несколько минут тебя могут убить.

Он стал медленно продвигаться вдоль стены, сжимая в руке свое жалкое оружие. В любом случае лучше идти навстречу опасности, чтобы узнать хотя бы, в чем она заключается.

Он осторожно выглянул из-за угла коридора в гостиную. Тело Ивана лежало в том же положении, в каком он его оставил. Жаров прошел по коридору обратно, отворил дверь комнаты Аркадия и там также увидел неподвижное мертвое тело. Дальше была комната доктора. Он представлял, что увидит его там, таким же, как и несколько часов назад, но зрелище превзошло всякие ожидания. Поначалу он даже не понял, что именно видят его глаза – настолько нелепой и фантастичной была эта картина.

Тело доктора лежало на кровати, но все оно было белым, да и сама кровать, и пол вокруг – также были обсыпаны какой-то пудрой, которая кое-где собралась в кучки… Жаров вспомнил странный снег в прихожей. Нет, не то… Он не сразу понял, что обломки, похожие на ломти халвы, – это фрагменты потолка, который обвалился прямо на кровать доктора и изуродовал его труп. Это и был тот самый грохот, который разбудил их. Вот почему комната доктора выглядела ниже, чем другие: часть ее объема занимал убийца – немыслимый, непостижимый, безмозглый, на несколько часов опоздавший со своим покушением… Одно было ясно вполне: здесь нет никого живого, каменный коттедж пуст, безжизнен, но сила, убивающая здесь, существует.

13

Жаров сидел на стуле посреди комнаты. Пилипенко посасывал пустую сигарету. Он уже не лежал, привыкнув к своему новому положению, а сидел на кровати, спустив на пол каменную ногу.

– Доктор умер дважды, – сказал он. – Не думаю, что потолок в его комнате обвалился сам по себе. Однако оба покушения не соответствуют плану.

– «Доктор – яд», – процитировал Жаров. – Вроде вертится какая-то мысль, но зацепить не могу.

– У меня их целая туча вертится. И ни одной на отлично. Так, троечки. Пять человек умерли насильственной смертью прямо перед носом у следователя. Пуаро отдыхает.

Пилипенко задумчиво посмотрел на книгу Агаты Кристи, лежащую на тумбочке.

– С одной стороны, существует некий странный план убийств, – продолжал он. – По этому плану совершено только одно – «Аркадий – душ». Этот душ был установлен в комнате Аркадия и рассчитан именно на него. В комнате доктора на его кровать обвалился потолок.

– И этот случай не совпадает с планом.

– Такое ощущение, что планов на самом деле было два, и они вошли в конфликт, – сказал Пилипенко.

Он встал, неуклюже сделал несколько шагов, волоча прямую ногу на шине, взял с тумбочки книгу. Проговорил, покачивая книгой на вытянутой руке:

– Помню, в восьмом, что ли, классе, русичка застала тебя за чтением на уроке.

– Ну и что? – отозвался Жаров. – Я ж все время читал. Читать на уроке программные произведения не возбранялось. Я и заворачивал книгу в бумагу и писал на ней: «Герой нашего времени». А книга-то была другая.

– «Лолита» какая-нибудь. Я не о том. Русичка, как сейчас вижу, взяла твою книгу вот так и наугад раскрыла. Ей хотелось посмотреть, над чем ты так хохотал.

– Не помню.

– Зато я помню. Я тогда на всю жизнь усвоил этот прием.

Пилипенко вдруг резко раскрыл книгу.

– Она должна раскрыться точно в том месте, где Катерина ее закрыла в последний раз. Ну вот. «Десять негритят». Здесь три романа. «Восточный экспресс» явно читан. «Эндхауз» не тронут». А «Негритята» до середины. «Десять негритят решили пообедать. Один вдруг поперхнулся, и их осталось девять…» Вот это да!

Пилипенко резко обернулся, посмотрел на картину на стене.

– Узнаю этот взгляд, – мрачно проговорил Жаров. – Тебя осенила какая-то бредовая мысль.

– Точно. Ведь эта комната предназначалась для директора и его шофера. Здесь «Охотники на привале» Перова. Ты случайно не помнишь, висят ли в других комнатах картины?

– Висят. Я сразу обратил внимание. В каждой комнате по картине.

– Все разные, все из классики, хорошо знакомые каждому школьнику?

– Нуда. «Гибель Помпеи», например.

– «Гибель Помпеи», часом, не у доктора?

– У доктора. Но откуда ты?..

Пилипенко щелкнул пальцами.

– Я все-таки поймал ее за кончик хвоста.

– Кого?

– Мысль. Думаю, что я уже могу идти, раз сумел встать с постели. Доктор наложил на меня хороший камень, и я теперь сам как житель Помпеи. – Он хлопнул себя по цементированной ноге.

– Куда ты собрался идти?

– Я хочу осмотреть этот дом своими глазами. Возможно, от твоего внимания ускользнуло что-то важное.

– Что ж, два глаза хорошо, а четыре лучше.

– Шесть глаз! – воскликнул следователь и поправил очки.

Пилипенко осторожно ступал своей каменной ногой, опираясь на плечо друга. В гостиной они остановились у дивана, на котором лежал мертвый Иван. Пилипенко мельком глянул на труп. Они двинулись дальше. Когда Жаров открыл дверь одной из комнат, Пилипенко схватил его за рукав:

– Стой, не говори, чья это комната! Попытаюсь угадать.

Он осмотрелся с порога. Сказал:

– С некоторых пор меня интересует исключительно живопись. Это классик советского ренессанса, Тихомир Груздьев. Картина называется «Смерть комиссара». В комнате, скорее всего, жил Аркадий, погибший от воды.

Холст изображал революционного матроса с камнем на шее, он стоял на обрыве, за ним теснились лица нарочито злых белогвардейцев.

– Доктора должно было завалить камнем… – задумчиво проговорил Жаров. – «Гибель Помпеи»! Ты хочешь сказать, что по одному из планов картины изображают смерть того или иного человека? Мне приходила такая мысль, но я отмел ее как идиотскую.

– В том и беда твоя. Мечешься между мистикой и идиотизмом. Я же порой приветствую собственный идиотизм – пусть плачет по мне симферопольская психушка… Смотри! Тут всё как в романе Агаты Кристи. Там была детская считалочка, здесь – гораздо изощреннее. Что за шедевры у женщин наверху? Мне по лестнице как-то не очень.

– У Натальи – «Смерть Сократа» Жака Луи Давида, что совпадает. Сократ как раз и был отравлен. У Катерины – «Жанна д’Арк».

– Та самая картина, где девушку сжигают на костре. Комната Ивана за стеной?

– Да. Там тоже какая-то работа, но я не помню.

На стене комнаты они увидели картину, где была изображена толстая металлическая статуя со страшным лицом. Двое людей в средневековых одеждах вели к ней жалкого голого узника.

– Это «Железная дева» Брейгеля. В такую статую засовывали приговоренного к смертной казни, и статуя сама перемалывала его в фарш.

– Кажется, я понимаю, что это значит, – сказал Жаров. – Ужас какой-то! Вчера я зашел в тренажерный зал. Хотел позаниматься, но тренажер показался каким-то странным: я такого никогда не видел. Не совсем понял, как им пользоваться, и оставил эту затею.

– Ну, ковыляем туда.

По пути Пилипенко вдруг остановился, потянул Жарова.

– Куда ты меня тащишь?

– В цокольный этаж.

– Но лестница же там! – следователь махнул рукой в противоположную сторону.

– Дезориентация, – усмехнулся Жаров. – Такое бывает с покалеченными.

Пилипенко недоверчиво огляделся, прислушиваясь к шуму пурги… В тренажерном зале они остановились перед неким механизмом с рычагами и грузами.

– Позаниматься он хотел, – ворчливо заметил следователь. – Это и есть железная дева. Смотри: как только ты двинешь рычаг, все эти грузы упадут прямо тебе на голову.

– Только одному человеку пришло бы в голову качаться в этом доме.

– Ивану. Но он сюда дойти не успел.

– Этот дом и есть убийца! – воскликнул Жаров.

– Вот-вот, – подтвердил Пилипенко, но безо всяких эмоций в голосе. – Давай и рассмотрим его именно с такой точки зрения. Неодушевленный, безжизненный и живой.

Они зашли в просторное помещение, которое было то ли складом, то ли мастерской. Здесь стояли лопаты, широкие веерные грабли, прочие инструменты. На полках выстроились банки с красками. Некий небольшой механизм непонятного назначения стоял в дальнем углу.

– Похоже на электрический генератор, – сказал Жаров. – Еще один, запасной?

Пилипенко сделал предостерегающий жест ладонью.

– Нет. Это взрывное устройство. Ты забыл, что я в армии сапером был?

Он сделал движение, будто собирается присесть на корточки, но вспомнил, что с ногой этого не выйдет. Наклонился над предметом. Проговорил:

– Это работает довольно хитро. С виду – часовой механизм. Но смотри: вот этот зеленый проводок идет не туда, куда должен бы. Тот, кто попытается завести часовой механизм, будет разорван на куски немедленно. Вместе со всем домом.