Текст книги "Республика Святой Софии"

Автор книги: Ольга Кузьмина

Глава 1
Православная церковь в Новгороде (общий обзор)

1.1. Религиозное мировоззрение средневековых новгородцев

Своеобразие государственного устройства Новгородской республики вызывало и вызывает до сих пор многочисленные споры в исторической науке. Но при этом историки, теоретизируя и строя гипотезы, не предпринимают попыток взглянуть на исторические события глазами современников этих самых событий. А ведь именно человеческий фактор способен прояснить многие темные пятна средневековой истории. Историческая наука в настоящее время располагает богатой, постоянно пополняющейся источниковой базой, позволяющей привлекать свидетельства очевидцев для исторических исследований.

Главным источником, при помощи которого можно проникнуть во внутренний мир человека и сделать обоснованные выводы относительно его особенностей, являются произведения культуры. В письменном слове и устных преданиях, архитектуре и живописи, декоративно-прикладном искусстве и предметах быта находит свое выражение жизнь духа в ее волнениях, печалях и радостях, т. е. в непосредственной жизненной данности.

С культурой неразрывно связана религия. Логически понятия «культура» и «религия» связаны отношениями части и целого – религия есть часть культуры. Аксиологически (в сфере отношений ценности и оценки) культура и религия равноправны: не только религия может быть оценена с позиций культуры, но и культура – с позиций религии.

На первый взгляд, сохранившиеся до наших дней памятники культуры древнего Новгорода несут на себе печать христианства. Однако при детальном рассмотрении в них проступает языческая основа. Христианство, став государственной религией на Руси, стремилось полностью подчинить народную культуру, навязать ей свою систему ценностей. Но сама Русская церковь постоянно находилась под воздействием народной культуры. Представления и практики нехристианского происхождения проникали в самую плоть православия, и это неудивительно, ведь священнослужители на Руси (за исключением высших церковных чинов, которые долго «поставлялись» из Византии) были русскими людьми. В Новгороде священнослужителей от попа до архиепископа выбирали из своей среды сами горожане. И хотя церковная жизнь влияла на мировосприятие духовенства, стереотипы поведения и нормы жизни, воспринятые с детства, в значительной степени оставались неизменными. Именно поэтому, изучая историю новгородской церкви, так важно в первую очередь проникнуть в суть мировоззрения средневековых новгородцев.

О сохранении в XIV–XV вв. в Новгородской епархии языческих культов свидетельствуют многие письменные источники. К примеру, берестяная грамота № 317 (40–60 гг. XIV в.) сохранила обращение безымянного христианина (вероятно, священника) к язычникам: «слезы проливаюстя пред богом. За то гнев божии на васо меце, поганый, а ныне покаитеся того безакония. А на то дело окаянное немного поводит, а тых бы хоя и не постыдетися…» [46]46
  Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 2004. С. 558.


[Закрыть]

В Новгородско-Софийском своде XV в. «Слова святого Григория, раскрытого в толкованиях, о том, как, сперва язычниками будучи, народы кланялись идолам и требы им клали; то и ныне творят» приведен целый список славянских богов, которым «требу кладут и творят»: «вилам и Мокоши-Диве, Перуну, Хорсу, Роду и рожаницам, упырям и берегиням, и Переплуту, и, вертясь, пьют в честь его из рогов. И Огню Сварожичу молятся, и навьям баню топят… и Мокошь чтут… Чреву служащие попы установили прикладывать тропарь Рождества Богородицы к рожаничной трапезе… И недели день, и кланяются, написав жену, в человеческом образе тварь» [47]47
  Гальковский Н. М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Т. II. Репринт издания 1913 и 1916 гг. М., 2000. С. 17–25.


[Закрыть].

Упоминание своеобразных языческих «икон» есть и в других письменных источниках. В Паисиевом сборнике XIV в. находим: «Слово истолковано мудросью от св. апостол и пророк и отец о дни, рекомом неделе, яко не подобает крестьяном кланятис неделе ни целовати ея, зане тварь есть». В данном тексте обращают на себя внимание упоминания о неких изображениях, явно не христианских по своей сути: «а невернии написавше свет болваном и кланяются ему». То есть «неверные» поклонялись какому-то изображению «света», как божеству. Далее в этом же тексте читаем наказ «покланятися единому богу, сущему в троице, а не твари, написанеи во образ человеч на прелесть малоразумным» [48]48
  Там же. С. 78–79.


[Закрыть].

Основное качество язычников, отличающее их от почитателей других религий, в том, что они считают природу не «тварью», в принципе отличной от Бога-творца, а Божьим проявлением. В «Голубиной книге» – народном источнике сведений о мироустройстве – все явления мира «взялись», «стали», «пошли», «зачались» от тела Бога, от его дыхания и помыслов, то есть весь мир – это и есть Бог. Другие религии (христианство, иудаизм, ислам) утверждают, что Бог отделен от мира. Мир есть Божья, в принципе от Бога отличная, «тварь», творение. Верующие в «тварь», по мнению христиан, соблазнены дьяволом: «вельми завидитъ диавол роду человеческому… и в тварь прельсти веровати: в солнце и в месяц и в звезды». Впрочем, христиане верят, что Бог – воплощался, и этим чудесным фактом была освящена плоть, освящен тварный мир. Именно поэтому среди языческих народов христианство прижилось больше, чем ислам и иудаизм.

Выражение «чреву служащие попы» – это не что иное, как перефразированный термин «жрецы». То есть именно попы заменили жрецов, взяли на себя функции прежних служителей культа. Кормчии книги решительно запрещали подобный «симбиоз»: «не подобает священиком или клириком вълъхвом… быти» [49]49
  Кормчая Ефремовская XII в., ГИМ, Син., № 227.


[Закрыть]. Предусматривалась даже кара для священнослужителей, занимающихся ворожбой: «Аще обрящеться от свящньичьскаго чину кто… вълхвуя или обаивая… таковыи от цркви да издринеться» [50]50
  Кормчая Рязанская 1284 г. ГПБ., F. П. I, 1.


[Закрыть].

Тот факт, что в представлении новгородцев на служителей христианской религии в какой-то степени перешли функции языческих жрецов и волхвов, подтверждает в конце XV в. новгородский архиепископ Геннадий в послании своем к Нифонту, епископу суздальскому: «Привели ко мне попа, да диакона, а они крестьянину дали крест тельник: древо плакун, да на кресте вырезан ворон… а христианин, дей, с тех мест учал сохути, да не много болел, да умер» [51]51
  Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 5. Прим. 252.


[Закрыть]. То есть в Новгороде в конце XV в. были случаи, когда колдовством занимались священнослужители, являвшиеся, в народном понимании такими же посредниками между Богом и людьми, как и языческие жрецы, а следовательно, обладающие чудодейственной силой.

Еще в начале XVI в. в Новгородской епархии в городах и селах люди открыто собирались на языческие «игрища». В Псковской летописи под 1505 г. приводится послание игумена Панфила великокняжескому наместнику в Пскове. В этом послании игумен осуждает языческий праздник: «Егда приходит великий праздник день Рождества Предтечева, но и еще преже того великого празника, исходить обавницы мужие и жены чаровницы, по лугом, и по болотом, и в пустыни, и в доубравы, ищущи смертныя травы и привето чрева от травнаго зелиа на пагубоу человеком и скотом; ту же и дивия корениа коплют на потворение моужем своим: сиа вся творят действом дьяволим в день Предотечев, с приговоры сотонинскими. Егда бо приидеть самый празник Рожество Предотечево, тогда во святую ту нощь мало не весь град возмятется, и в селех возесятца в боубны и в сопели и гудешнием струнным, и всякими неподобными играми сотонинскими, плесканием и плясанием, женам же и девам и главами киванием и устами их неприязнен клич, вся скверные бесовские песни, и хребтом их вихляниа, и ногам их скакание и топтаниа; тоу же есть мужем и отроком великое падение, тоу же есть на женское и девичье шетание блоудное им возрение, также есть и женам мужатым осквернение и девам растленна…» [52]52
  ПЛ 1. С. 90.


[Закрыть]

Побывавший в России в XVI в. путешественник И. Д. Вундерер упоминает о языческих идолах под Псковом: «Перед городом мы видели двух идолов, которые были издревле поставлены жрецами и которым они поклоняются. Именно, Услада, каменное изображение, которое держит в руке крест, и Корса, который стоит на змее, имея в одной руке меч, а в другой – огненный луч» [53]53
  Вундерер И. Д. Путешествие по Дании, России и Швещии с 1589 по 1590 годы // Щит и зодчий (Путеводитель по древнему Пскову). Псков, 1994.


[Закрыть]. Хорс – это древний бог солнца. По поводу Услада у исследователей нет единого мнения. В виде креста у идолов изображали орудия высекания огня. Герберштейн называет одного из киевских идолов «Усладом». Комментатор Герберштейна трактует это имя как «Ус злат», считая, что это был идол Перуна. Но все известные по источникам идолы Перуна на Руси были деревянные – из дуба. Под Псковом же стоял каменный идол. Возможно, «Услад» – это одно из имен Ярилы, а крест в его руках – символ купальских костров.

Языческие обычаи на Псковщине смешивались с языческими еще в XX в. Этнографам доводилось видеть стоящий в поле каменный крест, одетый в женское платье.

Погребальный обряд в новгородских деревнях с православным населением сохранил древние языческие элементы. Митрополит Макарий, сподвижник Ивана Грозного, писал в Водскую пятину: «Молятся по скверным своим мольбищам древесом и каменью… Жертву и питья жрут и пиют мерзким бесом… и мертвых своих они кладут в селех по курганом и по коломищем… а к церквам на погосты тех своих умерших они не возят схраняти» [54]54
  Гальковский Н. М. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси. Т. I. С. 129.


[Закрыть]. Поклонение навьям – душам умерших – сохранилось в Новгородской земле до XIX в. К примеру, в Пондальском приходе был зафиксированы языческие обычаи: «Когда кто-нибудь помрет, родственники тотчас после смерти, умыв тело умершаго, выносят солому, на которой лежал больной, в поле и там сожигают ее, – и верят, если дым пойдет к верху, то душа покойного праведна, а если расстилается по земле, то грешна. И еще в продолжение 40 дней по смерти стелют под образа постель белую и ставят на окно пищу, которую более любил умерший, веря, что умерший ночью приходит спать в дом, и ест и пьет» [55]55
  Там же. С. 220–221.


[Закрыть].

Подобные свидетельства позволили Б. А. Рыбакову трактовать феномен народного православия как двоеверие. Термин «двоеверие», книжный по происхождению, изначально не обозначал христиан – продолжавших поклоняться языческим богам и исполнявших языческие обряды. Он был впервые употреблен в поучении Феодосия Печерского – «Слове о вере христианской и латинской» (1069) – в отношении христиан, которые колебались в выборе между греческим и латинским обрядами [56]56
  Петрухин В. Я. Древнерусское двоеверие: понятие и феномен // Славяноведение. 1996. № 1. С. 45. См. Понырко Н.В. Эпистолярное наследие древней Руси. XI–XIII. Спб., 1992. С. 16–18.


[Закрыть]. В первоначальной редакции «Слова некоего христолюбца», реконструированной Аничковым, также нет речи о язычестве. «Двоеверно живущими» объявляются «попы и книжники», не соблюдающие церковных предписаний.

В современной исторической науке термин «двоеверие» означает «религиозную систему, в которой языческие верования и обряды сохраняются под наружным слоем христианства» [57]57
  Левин И. В. Двоеверие и народная религия в истории России. М., 2004. С. 11–12.


[Закрыть]. То есть «это сознательная и преднамеренная практика христианства и язычества одним человеком» [58]58
  Там же. С. 34.


[Закрыть].

Живущие таким «двоеверным» образом новгородцы в исследуемый период, возможно, и встречались, но это не могло быть массовым явлением. Более обоснованной представляется трактовка русского православия в работах Н. М. Гальковского, Б. Д. Грекова [59]59
  Гальковский Н. М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси; Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953.


[Закрыть]. Исследователи писали о медленном слиянии православия и язычества: «Христианизация медленно шла… проникая в толщу народных масс, сливалась со старым, привычным образом мыслей и чувств. Под пером старых и новых русских книжников это были две веры, живущие рядом, двоеверие, но в подлинной жизни этого не было, и быть не могло: это была одна синкретическая вера, явившаяся результатом претворения христианства в русской народной среде, иначе – его обрусение» [60]60
  Греков Б. Д. Крещение Руси // Религия и церковь в истории России (Советские историки о православной церкви в России). – М., 1975. С. 40.


[Закрыть].

Фактически об этом же пишет и Ив Левин: «Там, где ученый мог бы видеть широко распространенные признаки двоеверия, средневековые русские миряне и приходские попы видели только свою правую веру, русское православие» [61]61
  Левин Ив. Двоеверие и народная религия в истории России. С. 78.


[Закрыть].

Христианизация Руси – это процесс религиозного творчества. Об этом говорил еще Е. В. Аничков [62]62
  Аничков Е. В. Язычество и Древняя Русь. СПб., 1914. С. 302.


[Закрыть]. Подобного рода творчество охватывало все сферы жизни русского средневекового общества. Именно в этом разгадка мировоззрения русского средневекового горожанина XIV–XV вв. – не жесткое противостояние «язычник – христианин», не двоеверие как тщательно сохраняемое язычество под личиной христианства, но стройная единая система миропонимания, в которой сливались воедино древние языческие представления и не противоречащие им христианские понятия. Отвергались в христианстве лишь те его предписания, которые слишком уж «обесцвечивали» жизнь, лишали ее природной естественности и радости.

Христианская религия оживила и во многом стимулировала дальнейший расцвет русской культуры. Дело в том, что язычество в своей основе традиционно. Разработанная, проверенная веками магическая символика повторялась из поколения в поколение, и внести в нее какое-то принципиальное изменение было для язычника опасно, немыслимо, как немыслимо было изменить хотя бы слово в заклинательном тексте. Христианство отвергло языческую магию и объявило крест фактически единственным оберегом человека. Теперь мастерам стало достаточно изобразить на своих изделиях православный крест – и вещь уже выполняла свою защитную функцию. Началось более вольное обращение с древней символикой, мистический принцип в декоративно-прикладном искусстве постепенно уступал главенствующее место эстетическому. Многие языческие символы получили новое переосмысление с позиции христианства. Это явление в исторической науке принято называть рецепцией, т. е. заимствованием из языческого наследия того, что соответствует христианским истинам.

Процесс религиозного творчества в Новгороде можно проследить не только на основе позднейших этнографических наблюдений, но и на основе средневековых письменных, изобразительных и археологических источников. К примеру, в летописи Авраамки находим языческое величание Бога: «Помилуй нас, Трисолнецьне, помилуй все православное християньство» [63]63
  Летопись Авраамки. Стб. 210.


[Закрыть]. Три солнца – излюбленный архаичный сюжет в русском декоративно-прикладном творчестве, символизирующий путь солнца по небу.

В Неревском конце Новгорода в слоях XIV в. археологи обнаружили амулет в виде окованного неолитического наконечника стрелы. Такие кремневые наконечники, находимые в земле, воспринимались средневековыми людьми как стрелы Перуна. Новгородцы верили, что такие «перуновы стрелки» можно найти в том месте, куда ударит молния, то есть молнии воспринимали как стрелы Перуна, наконечники от которых остаются в земле. В псковской летописи XV в. находим упоминание таких стрелок: «Иде дождь во всю нощь с громом и с молнию, и бысть пред заоутрени, неизреченно силно тресноу гром велми и велика молния, яко не мощно бяше и казной плоти человечи без оузясновениа быти, яко и земли потрястися, и вся поднебеснаа осеяла молнию, и тою молнию оу святого Пантелемона в монастыри на Красном дворе не на всех иконах золото поазгло еще до завутринеи, а церковь в многых местех находили стрелки, тако же и на лбоу много пощепало чешуи, а церкви бог оублюде, поне же камена» [64]64
  ПЛ 2. С. 172.


[Закрыть].

Новгородская «Кормчая» так повествует о громовых стелах: «Стрелки, топоры громовныи – нечестивая, богомерзкая вещь; аще недугы и подсывания и огненные болести лечит, аще и бесы изгоняет и знамения творит – проклята есть». То есть новгородцы верили, что с помощью обнаруженных в земле кремневых топориков и наконечников стрел можно лечить болезни, изгонять бесов и творить чудеса. «Жри, черт, кременье!» – говорит народная пословица.

Найденный в Неревском конце кремневый наконечник был оправлен в медный футляр с изображением «процветшего» креста. Амулет, вероятно, носили на груди. Крест, изображенный на футляре, своим основанием как бы повернут вверх. Показательно, что данный амулет был найден внутри сруба, построенного сразу же после пожара 1311 г. В устройстве сруба археологи обнаружили любопытную деталь: у южной стены дома, под четвертым нижним венцом, в специально вырытой ямке небольшой глубины лежали четыре детских черепа. Эта своеобразная «строительная жертва», возможно, была связана с магическими действиями владельца дома – колдуна-волхва [65]65
  Седова М. В. Амулет из древнего Новгорода // Советская археология. 1957. № 4. С. 166.


[Закрыть].

Очень наглядно характеризуют дух свободного творчества, господствующий в новгородской средневековой культуре, забавные бытовые сценки, изображенные на страницах новгородских рукописей. К примеру, в 1358 г. при архиепископе Алексии было написано Евангелие, в котором художник изобразил букву «Р» в виде приплясывающего гусляра. Приписка к миниатюре гласит: «Гуди гораздо», причем рядом с этими словами в тексте читается: «Рече Господь…». Инициал «М» в Псалтири XIV в. представлен в виде двух рыбаков, тянущих сеть и бранящихся между собой: «Потяни, корвин сын! – Сам еси таков!»

В Евангелиях 1323 и 1355 гг. в тератологическом орнаменте вплетены веселые фигурки скоморохов, в инициалах встречаются изображения языческих плясок и жертвоприношений [66]66
  Покровский А. А. Древнее новгородско-псковское письменное наследие // Труды XV Археологического съезда в Новгороде 1911 г. Т. 2. М., 1916. С. 273–276, 363.


[Закрыть]. Эти же миниатюры можно трактовать и с позиции христианской символики.

Изображение сплетенных растений, змей, невиданных монстров, озорных сценок из русского быта, согласно учению Дионисия Ареопагита о подобных и неподобных вещах, «самим несходством должны возбудить и возвысить ум наш так, чтобы и при всей привязанности некоторых к вещественному показалось им неприличным и несообразным с истиною, что существа высшие и божественные, в самом деле, подобны таким изображениям». Н. К. Голейзовский в этом контексте продолжает: «Русский тератологический орнамент представляет собой результат творческой разработки принципа неподобия с использованием на его основе как традиционных мотивов византийской (добавим от себя – и болгарской) символики, так и оригинального изобразительного материала, почерпнутого из окружающей действительности и литературных источников. Такими источниками, помимо книг Св. Писания, содержащих литературные прообразы и параллели ко всем основным тератологическим мотивам, служили для русских живописцев сочинения раннехристианских богословов… сборники вроде Толковой Палеи и… знаменитый Физиолог, возникший на александрийской почве в первые века нашей эры – обширный свод преобразовательных свойств животных и птиц. Многочисленные примеры творческого использования содержащейся в этих сочинениях прообразовательной символики встречаются и в древнейших оригинальных памятниках русской литературы, в частности, в дошедших до нас произведениях Кирилла Туровского и Климента Смолятича». Православие использовало образы языческой культуры, понятные современнику [67]67
  См. Стасов В. В. Картины и композиции, скрытые в заглавных буквах древних русских рукописей. – СПб., 1884. С. 19–25; Голейзовский Н. К. Семантика новгородского тератологического орнамента // Древний Новгород. С. 197–247; Смирнова Э. С. Иконография двух заставок в русских рукописях XIV века // Памятники старины. Концепции. Открытия. Версии. Т. И. СПб. – Псков, 1997. С. 263–271.


[Закрыть].

Приведем еще один пример, доказывающий данное утверждение. В 2003 г. в Новгороде на Никитинском раскопе археологами была найдена прорезная накладка с изображением гудца, играющего на гуслях-псалтире. Поза и одежда гусляра, как доказал В. И. Поветкин, подобны изображению гудца на створчатом наруче из Старорязанского клада рубежа XII–XIII вв. При этом на новгородской накладке в руках гудца не местные гусли псалтиревидного типа, а древний библейский инструмент – многострунный псалтирь царя Давида. Возможно, что на накладке изображен царь-псалмопевец. Показательно, что представители, а точнее, жрецы, двух различных религиозных миров – языческого (скоморох с браслета) и христианского (гусляр с накладки) изображены в едином каноне [68]68
  Поветкин В. И. Инструментальные музыкальные древности, открытые в Великом Новгороде в 2003 г. // НиНЗ. Новгород, 2004. С. 77.


[Закрыть].

Впрочем, к царю-гусляру Давиду на Руси было особое отношение. В народном понимании его образ сближался с русскими волхвами. Так, в «Голубиной книге» упавшую с неба книгу, содержащую все тайны мироздания, толкует либо царь Давид, либо вещий Калига. «Голубиная книга» в источниках на Руси упоминается с XIII в., но ее корни восходят явно к более древним временам [69]69
  Голубиная книга. М., 1991.


[Закрыть].

Отметим далее, что декор и технология изготовления предметов личного благочестия до XVI в. церковью не регламентировались, не было даже церковных постановлений, предписывавших всем христианам обязательно носить нательный крест [70]70
  Мусин А. Е. Христианские древности средневековой Руси IX–XIII вв. С. 11.


[Закрыть]. Даже в конце XV–XVI вв. в знатных русских родах женщины носили мониста, в состав которых входили кресты и иконки, как в древнее время – украшения-обереги. Удельная княгиня Юлиания Волоцкая, благословляя свою внучку, дала ей монисто на гайтане, в которое входили «четыре кресты золоты, да четыре иконы золоты, да три кресты камены з золотом, да восемь пронизок золотых» [71]71
  Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. М.-Л., 1950. С. 349.


[Закрыть]. В духовной грамоте углицкого князя Дмитрия Ивановича женское монисто описано ясно и четко: «манисто со кресты, и иконы, и прониски» [72]72
  Там же. С. 410.


[Закрыть].

Археологически найденные кресты-тельники Новгорода XIV–XV вв. отличаются большим разнообразием форм и материалов. По данным археологии можно сделать вывод, что ювелиры без особого трепета относились к изготовлению культовых вещей. То, что на литейных формах находились изображения креста или святых ликов, видимо, не имело для мастеров особого религиозного значения: углубления для отливок предметов христианского культа вольно сочетаются с углублениями для светских украшений.

Процесс религиозного творчества происходил и в монастырях: ведь даже приняв постриг, люди не могли сразу отказаться от существующих в обществе представлений. В этой связи интересен источник под названием «Два правила монахам» из сборника отреченных книг XII–XIII вв., принадлежавшего Троице-Сергиевой лавре. Сборник этот был создан на Руси и предназначался для чтения в монастырях. Привлекает внимание начало рукописи, в котором приводится диалог апостолов и Христа «о ядении»: «Вопросиша Господа о ядении, рече же Господь, иже есть на мя твьрд сердцем да ест мяса, и вино пиет, аще чует ся к Богу предан да в пьльце (войлоке, шкуре. – О.К.) будет ходя, они же реша, аще в пьльце ходя чьрнец съгрешати начнет… какы томоу заповеди соуть. Рече Господь: да идет к болоту, еже не течет аще обрящет е моутящеся без ветра, то благо томоу, аще ли ветр мутит е, то и что сьтворил есть грех то…» [73]73
  Платонов Е. В. Древнерусское «Правило монахам» и почитаемые родники // НиНЗ. Новгород, 2003. С. 330.


[Закрыть]

По этому источнику можно сделать вывод, что в русских монастырях бытовало снисходительное отношение к грехам и согрешившему (лишь бы в сердце был тверд к Богу), свободное отношение к уставу о питании, а также практиковалась проверка иноков на греховность у болота. Налицо перекличка с языческим почитанием водных источников, широко распространенным на Северо-Западе Руси. В христианский период традиция эта не исчезла, но трансформировалась – почитаемые родники (в том числе и в болотах) стали считаться святыми и около них нередко ставили часовню.

Прологи XIV в. донесли до нас упоминания о волховании среди монахов: «Рече игумен (монаху. – О.К.): „Изложи (из пояса. – О.К.) волшбу свою“. Отвеща: „Согреших, прости мя“. И рече игумен: „Измете волшьбы его“» [74]74
  Пролог Юрьевский сентябрьской половины, XIV в. РГАДА, ф. 381, № 153. 276 а-б.


[Закрыть]. Под волхованием в данном случае имеется в виду предмет языческого культа, талисман: «Вълхов есть и в поясе его вълхвование есть» [75]75
  Пролог сентябрьской половины, пер. четв. XIV в. (1313 г.). ГИМ, Син., № 239, 194 г.


[Закрыть].

Еще один источник, иллюстрирующий религиозное мышление монахов, – житие новгородского юродивого XV в. Михаила Клопского. Повесть начинается с появления Михаила в монастыре в ночь на Ивана Купала (по языческим представлениям, это колдовская ночь, в которую можно встретить существ из иного мира). Поведение необычного гостя, его зеркальное повторение молитв и вопросов, обращенных к нему, настолько усугубило атмосферу необычности, чуда, что только крестное знамение, которым осенил себя Михаил, убедило монахов, что он человек [76]76
  Повесть о житии Михаила Клопского // ПЛДР. Вторая половина XV в. С. 334.


[Закрыть].

Сохранившаяся северорусская церковная архитектура XVI–XVIII вв. позволяет нам представить, какими были деревянные храмы Новгородской земли в более ранний период. Большие деревянные церкви строились с широкими гульбищами, предназначенными для праздничных пиршеств, причем зачастую трапезные устраивались более обширными, чем само молитвенное помещение. В этих трапезных обычно устраивали посередине два массивных подпорных столба, напоминающих человеческую фигуру с воздетыми кверху руками. По мнению Б. А. Рыбакова, эти богато орнаментированные столбы являлись схематичными изображениями рожаниц – языческих богинь плодородия [77]77
  Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. С. 751–752.


[Закрыть]. Возможно, деревянные церкви строились с сохранением традиций древних языческих храмов, в принципе не противоречащих православию.

Погребальный обряд XIV–XV вв. также свидетельствует о творческом осмыслении в Новгородской земле византийских традиций. Археологами доказано, что курганная насыпь явилась следствием развития погребального культа в христианизируемом обществе. Курганный обряд погребения в Новгородской земле просуществовал до XV в. в соседстве с грунтовыми христианскими погребениями и православными храмами. Обряд этот вызвал нарекания со стороны церковной иерархии лишь после присоединения Новгорода к Москве, в условиях, когда сформировавшиеся там церковные обрядовые традиции стали восприниматься единственно христианскими [78]78
  Подробнее см. Мусин А. Е. Христианизация Новгородской земли в IX–XIV веках.


[Закрыть].

В христианском Новгороде среди горожан встречались и откровенные язычники, которые откупались от властей особым налогом– «зобожничьем». Новгородская первая летопись старшего извода упоминает об этом налоге под 1228 г.: «А к князю к Ярославу послаша на том: „Поиди к нам, забожничье отложи, а судити ти по волости не слати; и на всей воле нашеии на всех грамотах Ярославлих ты наш князь; или, того не хощещь, ты собе, а мы собе“» [79]79
  НПЛ. С. 273.


[Закрыть]. В Новгороде проживало немало язычников и в последующие века, доказательство тому – многочисленные пункты о языческих обрядах в различных законодательных актах, а также упоминание языческих имен в официальных документах и берестяных грамотах. К примеру, в договоре Новгорода с немецкими купцами о спорных делах от 17 мая 1338 г. упоминается новгородский купец по имени Волос [80]80
  ГВНиП, № 40. С. 71.


[Закрыть]. Имя для купца весьма подходящее, если вспомнить, что языческий бог Волос-Велес считался покровителем торговли. В берестяной грамоте № 215 (вторая пол. XIII в.) упоминается Домаслав-попович, то есть даже у сына священника было языческое имя.

В найденных берестяных грамотах XIV в. доподлинно распознаны 321 христианское имя и 113 языческих имен (в том числе неславянских). В грамотах XV в. – 144 христианских и 34 языческих имени [81]81
  Зализняк А. А. Указ. соч. С. 239–695.


[Закрыть]. В более ранних грамотах число языческих имен значительно больше.

Сохранился любопытный документ, помогающий полнее представить себе картину жизни новгородцев XIV–XV вв. – послание митрополита Фотия в Новгород 1410 г. [82]82
  НКЛ. С. 95–97.


[Закрыть], в котором митрополит дает новгородцам «наказ», как жить «по закону христианскому». Изучив этот источник, можно сделать определенные выводы о тех особенностях жизни новгородцев, которые митрополит считал недопустимыми для истинно православных христиан. Так, в Новгороде были популярны пиры-братчины, которые начинались с утра и на которые собирались не только миряне, но и священнослужители. Митрополита возмущал обычай пить на этих пирах до обеда, то есть до церковной обедни, во время которой совершалось причащение.

В новгородской былине о Садко сохранилось описание одной из братчин – «Николыцины», то есть посвященной празднику святого Николы:

 
У тово ли Николы Можайскова,
Те мужики новогородские
Соходилися на братшину Николынину,
Начинают пить канун, пива яшныя,
И пришел тут к ним удалой доброй молодец,
Удалой молодец был волжской сур,
Бьет челом – поклоняется:
«А и гой еси, мужики новогородские!
Примите меня во братшину Никольшину,
А и я вам сыпь плачу немалую».
А и те мужики новогородские
Примали ево во братшину Никольшину,
Дал молодец им пятьдесят рублев,
А и зачили пить пива яшныя.
Напивались молодцы уже допьяна… [83]83
  Новгородские былины. С. 178.


[Закрыть]
 

Видимо, новгородцы искренне считали, что, справляя языческий праздничный обряд во имя христианского святого и «напиваясь допьяна», они совершают истинно православное богоугодное дело.

Далее в своем послании Фотий требует от новгородцев строгого соблюдения постов. Вопрос о постах был для русских людей особенно болезненным. Запреты в определенные дни есть мясное были грубым вторжением в быт, в привычные устои жизни. Пиры в праздничные дни, сопровождаемые музыкой, проводились и в домах горожан («скомороха… и гудця и свирця не уведи в дом свой глума ради – поганьско бо то есть» [84]84
  Аничков Е. В. Язычество и древняя Русь. С. 188.


[Закрыть]), и в монастырях, и даже в палатах новгородского архиепископа. И зачастую пиры эти совпадали с христианскими постами. Кстати, Петров пост в июне православная церковь на Руси ввела именно для того, чтобы перекрыть им языческие праздники в честь Ярилы.

Особое внимание в своем послании митрополит уделяет семейной жизни новгородцев: «А которые не по закону живут с женами, без благословенна поповскаго понялися, темь опитемья три лета, как блуднику, да пакы съвокупити их. А учите их и приводите к православию: с благословением бы поймались с женами…» То есть в Новгороде еще в начале XV в. жили некрещеные люди, которые женились не по христианскому обряду, а, видимо, по древнему языческому обычаю. О том, каков был этот обычай языческого бракосочетания, повествует «Правило» митрополита Кирилла (конец XIII в.): «И се слышахом, в пред ел ех Новгородских невесты водят к воде, и ныне не велим тому тако быти, или то проклинати повелеваем» [85]85
  «Правило» митрополита Кирилла – 12 правил о церковных делах и исправлении духовенства, составленных митрополитом Кириллом III и утвержденных в 1274 г. во Владимире-Суздальском. «Правило» было найдено Н. М. Карамзиным в «Кормчей книге».


[Закрыть]. То есть в Новгородской земле в XIII–XIV вв. сохранился старинный свадебный обряд, включающий в себя «умычку» – похищение невест у воды. О таком обряде упоминал еще Нестор в «Повести временных лет».

Возмущало митрополита Фотия и то, что новгородские попы не запрещали многократные разводы среди мирян: «Который человек первую жену отослав или вторую, да и поймает третью или четвертую, а попови их благословляют…» [86]86
  Источники по истории еретических движений XIV – начала XVI века // Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV– начала XVI века. М.-Л., 1955. С. 249.


[Закрыть]К языческим же временам восходит и многоженство, которое обличает Фотий как страшный грех: «А который муж имет жити с четвертою женою, или жена за четврътым мужем, тех божественаа правила от святого причащения и от всякого освящениа отлучают, в церковь не ходити, ни причастиа не приимати, дондеже растръгнется безаконное его съжитие».

«Безаконное съжитие», видимо, никто расторгать не спешил, несмотря на запрет. Устав Всеволода устанавливал даже специальные нормы наследства для детей многоженцев: «Аще будеть полн животом, ино даст детем третиеи жене и четвертой по уроку, занеже теи от закона отлучене; а человеку ся получяет по грехом, занеже прелюбодеинии, а не благословении богом. И аз сам видех тяжю промежю первою женою и детей с третьего женою и с детми, и с четвертою женою и с детми; из велика живота дати урочнаа чясть по оскуду, а из мала живота како робичичю часть: конь да доспех и покрут, по расмотрению живота» [87]87
  НПЛ. С. 488.


[Закрыть]. То есть кроме детей от первой – четвертой жен у состоятельных новгородцев бывали еще и дети от рабынь. Жильбер де Ланнуа, побывавший в Новгороде в 1420 г., подтверждает, что «есть в их городе один рынок, где они и продают и покупают… своих женщин» [88]88
  Новгород и Псков в начале XV в. (Гильбер де Ланнуа) // Хрестоматия по истории СССР. С. 545.


[Закрыть].

Продолжая анализ грамоты митрополита Фотия, обратим внимание на его наставления по поводу сквернословия: «И еще учите своих детей духовных, чтобы престали от скверненых словес неподобных, что лают отцевым и материным, занеже того в христианех нигде несть». Естественно, что митрополит-грек пришел в ужас от русского мата, подобного которому он до этого не слышал нигде. Существует гипотеза, что корни русского мата – в языческих заклинаниях неба и земли о хорошем урожае. Матерная брань имела «отчетливо выраженную культовую функцию в славянском язычестве и широко представлена в обрядах, где она носит ритуальный характер» [89]89
  Успенский Б. А. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии // Успенский Б. А. Избранные труды: В 2-х т. Т. 2. Язык и культура. М., 1994. С. 57.


[Закрыть]. Показательно, что песни скоморохов названы в поучительской литературе не только сатанинскими, но и «всескверненными». Видимо, на обрядовых игрищах, где «скомраси и игрецы с личинами и позорными блудными орудии… ходящие и срамные в руках носяще» [90]90
  Цит. по: Власова З. И. Скоморохи и фольклор. СПб., 2001. С. 376.


[Закрыть], звучало священное сквернословие. После принятия христианства мат стал считаться преступлением. Мат, то есть «ругань по матери», оскорблял Богородицу и самого Бога. Если человек не молился, а матерился, это воспринималось церковью как отказ от Бога, то есть служение сатане.