355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ольга Манскова » Мне снится дождь (СИ) » Текст книги (страница 4)
Мне снится дождь (СИ)
  • Текст добавлен: 6 июня 2018, 13:00

Текст книги "Мне снится дождь (СИ)"


Автор книги: Ольга Манскова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Ой! Что это? – встрепенулась вдруг она, поглядев на "попугая".

– Мой новый друг, – ответил ей Кролас, не покривив душой.

Зинка глубоко вздохнула, выпучив глаза. Но ничего ему не сказала. В конце концов, каждый из редакции имел свои странности. Не криминал.

– Ну да... Пикассо, например, с броненосцем везде ходил, – через некоторое время, задумчиво пробормотала Зинка себе под нос. А потом выхватила Иоганна из-за столика и куда-то потащила...

– Сальвадор Дали... С большим муравьедом, – слабо возражал Кролас, повинуясь Зинке.

В общем, конец статьи он дописывал у Феди в наборно-верстальной компании. Не хватало немного текста, чтобы заполнить пустоту. При этом его пихали и тискали со всех сторон, а импульсивная Зинка без конца расцеловывала Кроласа в обе щеки. И всё это время снизу доносился какой-то жуткий джаз.

Зато потом Зинка с одним из её приятелей, водителем редакции, парнем меланхолично-отстраненного вида, довезла его на пергазетном афишном бусе до самого дома. По пути они, к тому же, сдали прокатные флайеры. Зинка собственноручно впихнула Кроласа в подъезд его дома, видя, в каком он состоянии.

– Приятно, когда о тебе кто-то заботится, – подумал вслух уставший и замотанный за день Иоганн. Да, не каждый день ему выпадала честь проехаться на элитном транспорте первого яруса... Который передвигался по городу со скоростью черепахи.




Глава 4. Дом, уютный дом...


Только через пару минут долгого и затяжного разглядывания обоев, журналист, наконец, полностью осознал, что уже дома. Ещё некоторое время прошло так же на автопилоте. Ноги еще не болели, это с ними произойдёт завтра... Но были как не свои. И голова – как медный котелок... Надо было расслабиться и получить толику удовольствия. Ни на что другое сейчас он способен не был.

Усадив врана, сняв его с плеча, на мягкий армчеар, он некстати вспомнил, что Дорогуша называет "сию мебль" старинным словом "кресло". И даже "седлище". Но сам-то Иоганн точно знал, что кресло не имело откидной спинки, трансформирующей его в диван с помощью подлокотной кнопки, ручного управления и вибромассажера для спины. Он видал в антикварном музее так называемое "кресло".

Затем Кролас нажал на кнопку дверцы большого шкафа-купе, и она плавно отъехала. Двигаясь как в замедленной съемке, Иоганн медленно извлек из шкафа пушистый домашний анорак с капюшоном. Ему этот мягкий анорак, еще в эпоху ритзибойства, подарила одна симпатичная герла. И потому, он до сих пор пах устойчивым парфюмом.

Переодевшись в домашнее и нацепив хауз-бутсы с головами пушистых мягких крокодильчиков, Иоганн прошествовал в рейнрум. Опять некстати, он вспомнил, что Дорогуша зовет рейнрум и бас одинаково: баня. Вообще, его коллега очень любил щеголять старинными словечками. Нажав на "вом-плюс" и войдя вовнутрь, Кролас с удовольствием ощутил потоки льющейся сверху воды. Музыку, подсветку и вибромассаж в рейнруме он никогда не включал. Они его не расслабляли и не успокаивали. А, наоборот, сильно бесили, если кто-нибудь услужливо дополнял ими его уединение. Особенно, если он был в усталом виде.

"Музыка в рейнруме – это все равно, что телекс в пубе", – вспомнил он фразу Дорга.

"И вот в этом-то мы с Доргом, наконец, едины, – усмехнулся Иоганн. – Только, этот фрукт зовет этот самый пуб "отхожим местом". Это глупо. Все знают, что "пуб" происходит от слов "писсуар, унитаз, биде" – в одном флаконе, так сказать. От слова "публика" его производят в шутку".

Еще раз тщательно намылив спину, он подумал: "Что-то мне всякая непотребщина в голову прет: пубы там, Дорогуша... Вспоминает, наверное".

Потом он подставился под ветряк и вскоре высох.

Выйдя назад, к врану, Кролас от неожиданности вскрикнул. Его вран лежал (лежал!) лапками кверху, закрыв глаза...

Но Тенгу открыл левый глаз и прокашлял:

– Медетир-р-рую! Что, дружок, сел на понт?

– Странное выражение: "понт" – это по-французски "мост", вообще-то... Но, я здорово сбрендил от стрёма, – ответил Иоганн. – Лучше, не делай так больше.

– Пр-ривыкай! И...я тоже хочу в р-рейн-р-рум, – прокаркал вран.

Кролас, впихнув врана под струю, включил "контраст".

"Не знаю, как ему. Надеюсь, не осерчает", – подумал он.

Затем, рухнув в армчеар, Кролас "пультанул" телекс и, подъехав в армчеаре к тирвару, извлек из его ящика несколько шопснабов. Открыл первый попавшийся, на котором было написано, что он "придает хорошее настроение и обладает неизменным вкусом омлета с ветчиной". И, включив фильтр-воте на 60 градусов, запарил содержимое пакета, моментом получив что-то, обретшее форму высокого пирога. Да, его предки такого не жевали. И "пейзанское" происхождение до сих пор позволяло ему восторгаться подобными мелочами. Нацедив себе также стакан "холодненькой", то есть, чистой, отфильтрованной воды, он принял привычный дневной запас различных бадов и мутагенклиматиков.

По телексу, тем временем, шло какое-то нудное шоу, посвященное предвыборному тусняку. Анкюлотный "спикмаскер" (это, на пергазетном, спикмейкер, только абсолютно заказанный) вещал вдохновенно что-то о непревзойденных талантах "одного из наших достопочтенных Отцов Города... Сделавших большой вклад в усовершенствование Пирамиды Ростова". Ещё долго этот дядечка на экране распинался о том, что, да, мол, "Эхнатон – это наш символ, символ совершенного Города Солнца, каким и является наш Город, воплотивший самые дерзкие мечтания предков". Далее он заявил: "Эхнатон – это образ деятеля, избравшего, как и наш город, поклонение солнцу, а Пирамида – символ устойчивости и материальной незыблемости". От этих потоков речи спикмаскер плавно просочился к возвеличиванию "вновь переизбираемого на многие лета" товарищу Штык Феогниду Соломоновичу. За избрание мэром которого все должны дружно проголосовать в следующее воскресенье.

На другом канале, куда переключился Кролас, кто-то весь в желтом натужно блеял о том, что "нам будет весело всегда". "Это – так же отвратно, как и политика", – подумал Иоганн и снова нажал на кнопочку.

Он было остановился на передаче про дендрарий, где показывали новые редкие мутагенвиды. Но тут внизу экрана замелькал Зинкин номер, и бегущей строкой поползла просьба переключиться на Мега TV++. Кролас тут же набрал Зинку, которая выпучила на него глаза и быстро-быстро затараторила. Так быстро, что он даже не сразу въехал в тему. К тому же, обалдел от вида Зинки, переодетой уже по-домашнему: волосы у неё были заплетены во множество косичек, каждая из которых увенчивалась змеиной головой, а небрежно наброшенный ярко-алый халат с глубоким вырезом, расписанный драконами, весьма эффектно открывал некоторые её формы. На Зинкином лбу красовалась громадная магнитоброшь в виде фиолетового камня, а на шее висел амулет, стилизованный под старинный кинжал. Зинка пила какую-то невыносимую даже на вид бурду для похудания. Через золоченую коктейль-тьюбу.

"Хорошо, что кси-плэй-бавард не передает запаха", – подумал Кролас. Он специально не спешил устанавливать более совершенную программу.

И, наконец-то, он въехал задним числом, что Зинка говорила о том, что по Мега TV++ показывают "убойный шокдисэгри" с участием Дорогуши, который, по словам Зинки, "влип конкретно".

Кролас тут же переключился на молодежный "мега" и стал злорадно наслаждаться.

Картина была неприличной до своеобразного великолепия.

Дорг, одетый в чёрную рясу, заправленную по бокам в журналистские джинсы, помахивал большим золочёным крестом и орал на высокого, атлетического сложения парня в розовом трико с длинной, пшеничного цвета, косой:

– Бога побойся, отрок! Почто явился сюда, мирных людей стращать!

Атлет выхватил со стола огромный кубок с водярой и плеснул прямо в пасть Дорогуше.

– Попский прихвостень! Так вы говорите, что все верующие должны водку жрать? Залейся! Только нет этого в Евангелии! И Христос не проповедовал!

– Ивановец несчастный, Порфирию молившийся! Это ты мне в укор ставишь? Бес тебя путает, пить тебе мешает! Как выпьешь стакан – бесы на тебя и нападают! А верующий человек – крепкий человек! Наш батюшка Амвросий хоть ведро водяры высосет, и на ногах только крепче стоять будет!

Дорогушу под хохот "золототысячников" пытались уже оттащить "свои": религиозные черносотенные ребята в рясах шли заткнуть ему глотку. Верзила Петроний, красный как рак, пытался дотянуться до Дорга через соседний столик.

Внизу, в четверть экрана оставленная Иоганном Зинка вещала ему бегущей строкой, ехидно улыбаясь:

– Наш Драгомир Свистлицкий, ты знаешь, оттягивается: отгул взял. Пошел в кафешке посидеть. На халяву. Не знаю, сладок ли на халяву уксус, но, видишь сам, в черносотенном кафе "Душистая акация" кроме постных рож ничего постного не наблюдается, а наш Дорг до того влез в образ черносотенца в газете, что и наяву вступил в их общество и имеет членский билет. Для внедрения способом погружения... Ну, а тут золототысячники пронюхали об "Акации" и решили сделать на "чернушников" компромат: о том, как они тратят пожертвованные на их общество средства. Этот, в розовом – из шок-дисэгри-плэй-юниоров. Переодетый в "золотого". Они сами решили пока не мараться. Выдвинули ритзибоя.

Тем временем, на экране Петроний завалил-таки, ухватив сзади за рясу, Дорга под столы. Всё смешалось в кучу. Кто-то опрокинул софит. По экрану пошла рекламная пауза. Так резко, что даже Зинка выключилась.

На весь экран теперь показали здоровенный двуспальный армчеар-сексодром и пристающую к молодому красавчику слегка потрепанную жизнью анкюлотную даму в пеньюаре. На этом фоне проговаривалось, что все, конечно, кто читает, слушает и смотрит... (деланная пауза) в курсе, что в городе, несмотря на некоторое закрывание глаз на проникновение части пейзан в него, а также на коммунятники и на искусственное выращивание младенцев, возможное с трехмесячного возраста плода вне утробы матери, количество детей с каждым годом падает, а население медленно, но постоянно сокращается.

"И дело не только в том, – вещал и далее бодрый голос, – что многие женщины не хотят испытывать даже малейшие неудобства, связанные с родами, а в том, что многие (согласно анонимному анкетированию, 80% жителей) не испытывают никаких приятных ощущений от занятия сексом или не способны на него совсем. Наш препарат – сексживит, в виде розовых конфет в прозрачной упаковке, сделает вашу жизнь интересней".

Парень на экране томным голосом обещает: "Я сейчас, дорогая!" Отходит в сторону и принимает пилюлю. Затем экран наполняется радужными световыми пятнами и недвусмысленными стонами и звуками. "Сексживит – это море любви!" – звучит голос за кадром.

А вот и снова, на весь экран, возник Дорогуша. И золотарь в розовом. Теперь они сидели по разные стороны стола. Сзади – "свои" обеих сторон, заломившие им назад руки.

– Вы хоть за речью своей следите! Сплошной новояз! Долой! – орал потный Дорг.

– А вы – устаревшие ретрограды! И для вас Шамбала – пустой звук, а Учителя Человечества – не существуют!

– А вы даже молиться разучились!

– А вы мантры петь не умеете!

– А вы – напустили таинственности! Жидомассонские правнуки! Церковь должна быть доступна всем!

– Да! Вы зато – всем доступны! Особенно в кафе "Душистая акация!" Разврат сплошной!

– Не согрешишь – не покаешься!

– А согрешишь единожды – продолжишь всё дальше и дальше!

– А вы считаете, что главное – здоровье телесное, а не дух, искра Божия!

– А вы – и то, и другое ко всем чертям послали!

– А вы...

Экран погас. Кто-то рубанул телекс. Иоганн обернулся. Рассерженный вран, весь всклокоченный и похожий на ежа, стоял сзади. С него капало, и он оставлял за собой мокрые следы. Это вран и выдернул шнур телекса. И теперь укоризненно молчал.

Иоганн, тоже молча, отнёс его назад, в рейнрум. И поставил под ветряк. Когда тот высох, так же молча принёс врана обратно и запарил перед ним ещё один шопснаб, который тот уныло склевал.

– Обижаешься? – спросил он затем как можно ласковей.

– Нет. Просто вечером враны не болтливы. – ответил Тенгу. – Закрой теперь шор-ры – и ложись уже спать. Утро вечер-ра мудренее...

Кролас закрыл шоры: в смысле, подошел к окну и нажал на кнопку.

Новенькие шоры были его гордостью. И одной из последних покупок. Он ненавидел пустые окна без шор: всё время что-то мигает, проносится, шумит и гремит. А шоры изолируют уличные звуки... Изнутри они смотрелись просто как ночное небо. А на внешней стороне его шор, на окне, расположенном очень высоко, вблизи второго яруса города, огромный леопард бежал по джунглям... Бежал до бесконечности.

Иоганну очень нравились его новые шоры.

– Ложись спать, – сказал вран. – Завтра будет трудный день.

И Кролас почему-то сразу послушался. Разделся и лег.

– Впрочем, я совсем не хочу спать, – сказал он при этом врану.

– Сейчас заснешь, и с легкостью... Дружок, хочешь, я расскажу тебе сказку? – передразнил вран какую-то детскую передачу. – А ведь правда же. Р-раскажу, – добавил он грустно. – И не одну.

– Валяй, – буркнул усталый журналист.

И вран, сев у него в изголовье, первым делом сказал самокритично:

– Враны отличаются одним редкостным занудством: они вечерами рассказывают разные истории. Итак, я пр-риступаю...

Кролас закрыл глаза и приготовился слушать.

– Из книги Алконоста, страница пятьсот тридцать восемь, – начал вран мелодичным заунывным голосом. На миг Иоганну показалось, что этот голос возник внутри его черепной коробки. А потом он ничего не воспринимал, кроме самой книги...


...Старой-старой видится мне эта планета. И были на Земле тысячи и тысячи войн, мор и глад... Пустыни стирали города с лица земли. Менялись континенты, разрушались берега, затоплялись острова. Тысячи людей сжигались в горнилах топок или закапывались живыми в землю. Другие несчастные убивались карой небесной, испепеляющей всё живое... Но всё это привело к тому, что вновь число людей стало мало и не известно им самим. Ибо нет для них более никакой возможности исчислить себя.

Ибо неисповедимы пути Господа, и не деяние это рук его, и нет ему необходимости оправдываться в не содеянном им...

Первые войны, о которых поведал нам шелест листьев, это войны за добычу и за женщин. Потом последовали войны территориальные, за землю и золото. Затем – кровавые войны за власть под знамёнами и лозунгами разного покрова и пошиба, которые переросли в войны политические, называемые "холодными": войны ненависти, предательства и лжи.

В конце старого мира, всем стали править деньги, уничтожая остатки совести и добрых чувств. Так возникли новые, внутренние войны, впоследствии названные почему-то "диснейлендовскими". Вечный праздник для одних, нищета и вымирание – для других, в пределах одной и той же страны... На смену им пришла великая война хакеров. Она закончилась гибелью интернет-сети и единого мирового пространства. Одновременно, возникли гиперпустыни, благодаря которым связь между отдельными участками земли, где остались люди, прервалась.

Но всё это – лишь присказка, прелюдия начала описания войн психологических, войн времени "бесконечного перехода" – последней из эпох. Началась эпоха психологических войн на замкнутых пространствах. Войн на поражение. Так обернулся полный круг истории.

Потом Иоган больше не слышал врана.

Он спал. Он был во сне. И шёл по улицам незнакомого города. С башенками и шпилями, с аккуратно подстриженными газонами... Города, мокрого от дождя. И сейчас шел легкий дождик...

Наяву ему ни разу в жизни не привелось видеть дождь. Он никогда не шёл на его памяти.

Воздух пропах озоном. С мокрых ветвей капало. Ласково и нежно светило меж облаками солнце, несмотря на косые нити дождя, и слегка веял бодрящий ветерок.

Иоганн знал, что был во сне.

Город был пуст. Работал фонтан, каскады струй воды спускались в небольшой водоем. Солнечные лучи искрились в каплях влаги на траве и цветах.

Внезапно, он услышал голос врана. Похоже, что вран имел способность проникать в чужие сны. Он незримо присутствовал здесь, в его сне.

"Посмотри на свои руки. Зафиксир-руй внимание", – сказал его хриплый голос.

Иоганн посмотрел на руки. Они были слишком длинные и какие-то зеленоватые.

Когда он посмотрел на них, то вдруг почувствовал что-то, похожее на ощущение, будто тебя вытаскивают из пруда за волосы. Затем его кинуло куда-то в пустынную, заброшенную местность, где валялся искореженный, занесенный пылью самосвал, обвеваемый песчаными бурями. Картина логично завершалась фиолетовым небом и красным светилом. Затем – его выкинуло вновь, но уже во что-то, отдалённо напоминающее родимый Ростов. И там его настигал, дыша ему в затылок, незнакомый тип, весьма напоминающий вчерашних серых людей. Иоганн обернулся и увидел, что "серый" был без глаз. На их месте явно обозначились два больших белых бельма. И он, заорав по сумасшедшему, с удвоенной скоростью вмазал по улице и перепрыгнул через забор...

За забором росли странные деревья с орехами, имеющими зеркальную оболочку. Он сорвал один из них и стал его рассматривать. Вдруг, неизвестно откуда, появилась старуха, потянулась к его ореху узловатыми, костлявыми пальцами и злобно зашипела:

– Отдай! Это – сад Владимира Тараканова!

– Тараканова...Тараканова..., – повторило раскатистое эхо.

Но Иоганн лишь глубже всмотрелся в орех. Он был похож на грецкий. Внутренность грецких орехов всегда напоминала ему... полушария мозга. Впрочем, через секунду это был уже не орех, а гранёный шар. И он вдруг увидел в одной из его зеркальных граней шпиль... здания... из Города Дождя...

Но тут всё закружилось, зашумело у Иоганна в голове, и его вышвырнуло долой из этого сна.



Глава 5. Коммунятник.


Иоганн лежал в своем армчеаре, тупо уставившись в зеркало на потолке. Вран, спавший у него в изголовье, уткнув клюв под крыло, тоже тотчас же проснулся. Он посмотрел на хозяина серьезно, и без всякого предисловия, с места в карьер, спросил:

– Ты знаешь Тараканова?

– Нет, – ответил тот быстро. – Кто это такой? Почему ты о нем спрашиваешь?

– Он сейчас пытался прощупать твой мозг, – прокомментировал вран. – И нам надо вычислить его. Вернее, то, как он на тебя вышел. Иначе – кр-ранты. Где ты берешь информацию?

– Какую? – спросил Иоганн. – Если общего характера, то – из редакционного компа.

– А – ещё? Всякую, – вран явно был чем-то напуган. – Нетрадиционную. Быть может, запретную в этом городе. Тобой заинтересовались...

Кролас задумался. И неожиданно вспомнил своего приятеля из хипков. Странного такого. Его "свои" звали Шнобель-Пещерник. А занимался он тем, что собирал старинные штуки, называемые книгами: теми, что сохранились из прошлого, не в электронном виде. В основном – на пластпапире. Их даже кислотные дожди не шибко испортили. Он собирал те книги, что когда-то валялись на мусорке. Их с помоек смывало в пещерно-канализационную сеть. А он эту сеть хорошо знал. Изучил именно тогда, когда начал собирать книги.

Кролас как-то проторчал на хате у Шнобеля месяца два. И читал без отрыва. Всё подряд. Он бы и ещё там застрял, но кончились все его шопснабы, и потому надо было срочно устраиваться на очередную работу.

"Вроде, про Тараканова там мне ничего не попадалось. Даже в книгах Шнобеля. А также – ни в газетах, ни в информационном справочнике, ни в комп-инструкт-пейджах, содержащих основную инфу о разных лицах, деятелях Ростова", – подумал он.

– Нет, я понял, что ты о нём ничего не знаешь. Меня интересует, что ему от тебя надо. Зачем он роется в твоем мозговом компьютере, – задумчиво прокаркал вран.

Иоганну стало не по себе. Будто холодок пробежал. От ног до корней волос.

– Ладно. Собирайся. Нельзя терять вр-ремя. Возможно, что вскоре и сюда нагрянут с проверкой сер-рые. А нам надо искать парнишку – твоего Оливера. И успеть найти. Возможно, Тарраканов заинтер-ресовался не тобой, а им – ну, и всеми Кроласами за компанию. Надо это выяснить. Опередить.

– Искать Оливера?

–Ты хотел отыскать сына? Пр-роведать?

–Да.

– У тебя сегодня выходной, после вчер-рашнего задания?

– Да, выходной.

– И ты можешь не появляться сегодня в р-редакции?

– Могу. Я работал ночью, строчил текст. Имею право на отдых.

– Воспользуйся этим вр-ременем. У нас его мало, – каркнул вран.


* * *

Иоганн в последнее время чувствовал себя так, будто полностью потерял реальность происходящего. А потом обрел новую. И в этой новой, иной реальности вдруг доверился врану. Он чувствовал, что эта птица полностью меняла его жизнь, его мысли...

"Он из журналиста превращается в человека. Постепенно, но верно", -думал тем временем вран, который сейчас мирно дремал вполглаза у Кроласа на плече. Для всех иных – в облике старого попугая. И они вновь были на улицах Ростова. Иоганн теперь невольно сравнивал его с тем городом, что приснился ему во сне. Сон был настолько ярок и отчетлив, что казался ему реальностью, а то, что в нем происходило – прожитым путешествием.

Он рассматривал, будто впервые видя, искусственные пальмы и ёлки, покрытые синтепоновым покрытием: для защиты от выгорания. А потому, всегда будто бы заснеженные. И редкие лавочки из пласторганики. И убитых жизнью, озлобленных людей, в их вечном блевотном скольжении то вверх-вниз, то по метро-тьюбам...

Кролас и сам сел в поезд метро...

А ехали они с враном в Новочеркасский район Ростова. Искать улицу Бирючья Балка.

Иоганну не нравился этот район. Когда-то, это был отдельный город, Новочеркасск. Потом насколько городов слилось с Ростовом, как ещё раньше Нахичевань. А ещё позже, Новочеркасский район стал запущенным и унылым. Ходили слухи, что там блуждают радиоактивные галлюциногенные сполохи и местами светится зеленовато-желтый газ.

Полузаброшенные, огромные, надтреснутые вдоль подъездов многоэтажные конструкции, заваленные хламом, и контейнеры с отходами, которые, казалось, никто и никогда не вывозил, соседствовали с пейзанского вида лачугами. Парадный центр сиял великолепием почти дворцовых построек, что не мешало пересекать даже его отстойным грязным канавам и проложенным поверх пластикового тротуара открытого типа трубам, обтянутым стекловолокном и грязного цвета жустером.

В то же время, именно здесь находилась большая часть детских учреждений и больниц, а также известный всему Ростову коммунятник на улице Бирючья балка – низинной и на редкость вонючей.

Вскоре он с враном на плече шел именно по Бирючьей балке. Вдоль грязно-желтого сооружения, которое было украшено надписью: "Эта сторона улицы опасна при кислотных дождях". Надпись, по-видимому, была оставлена недавним прошлым ростовского бытия. Теперь никаких дождей не было. Даже кислотных.

Иоганн двинулся вперед по улице. Её грязно-серый сумрачный колорит, ни с чем не спутываемый, и только этому району присущий запах болота, дешевых сигарет и рыбы не внушали ему оптимизма. Шарящие в темноте подворотен бездомные коты, непонятно на каких харчах отъевшиеся до невероятных размеров, то и дело презрительно сверкали на него бриллиантами глаз. Конечно, наличествовали и незжи. Они рылись в мусорных контейнерах... Кролас знал, что хипки эту категорию граждан, "не зарегистрировавших жительство" (сокращенно: незж), называли более верным словечком: нежить...

Он сам, к примеру, своё жительство тоже не сразу зарегистрировал, попав в город. Но незжем Иоганн не был никогда. Незжи – это только те, кто не регистрируется в принципе, да и к людям, в общем-то, давно не относятся. Зачем незжу паспорт?

Одна из таких особей, только что, на его глазах, удлинила свою руку, и, пошарив где-то в глубине контейнера, извлекла оттуда нераспечатанный бигпакет шопснаба. Остановив на Кроласе свои бельма, незж начал припевать, что-то нашептывать, булькать: завораживать. Иоганн, силясь оторвать взгляд от незжа, нашептывания которого обретали над ним силу, вяло чертыхнулся, переместился, показал дулю и проорал: "Незжу – незжево, богу – богово, а меня – поминай, как звали!" – и прибавил шагу, слегка при этом погрузившись ногой в канаву. Незж ухмыльнулся, показав гнилые зубы, и захохотал мерзко.

А Кролас с налету ворвался в первый попавшийся административный комплекс "Коммуны воспитания подрастающего поколения", обнаружив внутри претенциозно отделанный холл, пустой и гулкий. Далее – коридор, вдоль которого выстроились белые двери с ничего не значащими для него номерами. Он, постучавшись, вошел в первую попавшуюся. За столом, великолепно инкрустированным искусственными бриллиантами, томно развалилась в кресле и сидела, некрасиво расставив ноги, помятого вида анкюлотница. Она была занята: старательно расписывала свои ногти. С видом отрешенного благодушия и снисхождения до его персоны, она на краткий миг оторвалась от своего занятия и поинтересовалась:

– Что тебе нужно?

Кролас ткнул ей в нос пропуск второй категории и газетный папир и быстро выпалил:

– Я из газеты. И мне нужно найти мальчика или девочку по фамилии Иваненко. Она или он недавно выиграл (или выиграла) главный приз в передаче. В той, которая была организована городом на благотворительные средства и призвана...

Анкюлотница, не дослушав, мило улыбнулась официальной улыбкой и сказала, что ему нужно обратиться в отдел СФИНКСа (Службы Фиксирования Индивидуальных Номеров Классификационного Списка), кабинет ╧ 1012.

И Кролас мигом исчез, растворился в дверном проеме.

В 1012 просто стоял местный обшарпанный комп, содержащий все данные о коммунятнике. По запросу Кроласа, конечно же, не на тему девочки-мальчика Иваненко, а по другому поводу, высветился район 3, корпус 2, дом 14. Вроде бы, именно там жил Оливер Кролас...

Иоганн, с враном в кармане, тут же отправился по этому адресу.

В любом "доме" коммунятника, как он знал, на первом этаже располагался спортзал, столовая и тому подобное. На последующих – классы. Только верхние этажи здания были жилыми, именно там ютились "воспитуемые".

Прямо у входа в дом14, Кроласа встретила мощная вахтерша с голосом иерихонской трубы. Она как раз вышла покурить.

– Чё надо-то? – зло посмотрев на Иоганна, небрежно спросила она. И Кролас пустился долго и витиевато впаривать ей версию о том, что он – журналист, и ему необходимо осветить процесс преподавания правоведения во вверенной ей "резиденции" коммуны.

– Что-что освятить? – переспросила вахтерша, произнеся слово именно так, с буквой "я", и тщательно изучая его журналистское удостоверение.

И Кролас был вынужден снова повторить свою тираду. С дикой пристрастной подозрительностью вахтёрша всё же пропустила его внутрь, но проследила, чтобы он не просачивался в бесплатную столовку на первом этаже, а проследовал вверх, по лестнице.

Миновав этаж с классами, Иоганн поднялся на жилой уровень. Но двери с обеих сторон от лестницы оказались просто-таки замурованы изнутри. И ему пришлось вновь спуститься на уровень классов. Шли уроки, впрочем, большинство кабинетов было заперто.

Войдя в мужской пуб, Кролас попытался "вспомнить молодость". У него когда-то был друг – "коммуняка". Иоганн лазил к нему в гости. И потому, он примерно знал, что ему сейчас делать.

Став на подоконник в пубе и полностью открыв окно, он увидел за его пределами, сбоку, железную пожарную лестницу. Становясь ногами на выступающие части стройблоков и держась руками за лепнину, он докарабкался до неё. По лестнице Кролас взобрался на следующий этаж и вышел там через окно в комнату отдыха. Оказалось, что он попал на женскую территорию.

Как раз сейчас, в коридоре, маленькая рыжая девчонка отбивалась от вцепившейся в неё зубами, руками и когтями юной особы постарше, с ангельской внешностью и с ярко накрашенными губками. Увидев незнакомца, этот ангелочек "понтанулся" и юркнул в ближайшую комнату. Рыжая осталась, поправляя одежду и причёску. С нескрываемым интересом оглядев Иоганна и сообразив, что он не принадлежит к племени "воспитов", она заинтересованно спросила:

– Вы – чей пахан?

Кролас знал, что паханами здесь называли "классных" отцов, любивших проникать в коммунятник тем или иным способом.

– Оливера, – признался он. – Ты его знаешь?

– А-а, ты – к бойзам, – удивленно протянула девчонка. – Повезло Кроту... А то его все инкубом дразнят, а он сильно дуется. Теперь никто не будет дразнить! Скажу – пахана сама видела, – и девчонка намерилась сдернуть.

Но Иоганн, ухватив маленькую озорную дрянь за конец юбки, спросил, где проход отсюда к "бойзам".

Девчонка указала на ветхий чулан, в котором хранилось чистое постельное белье, швабры и ведра. Кролас, пошарив в полутемном чулане, обнаружил там маленькую узкую дверь, закрытую на сломанный, висячий замок, в котором торчал ключ. Он снял замок и проник через этот лаз в такую же каморку, только на мужской половине. Чья-то проворная маленькая ручка тут же закрыла вновь проход на девчоночьи владения.

Выйдя на другой стороне двойного чулана, который там оказался тоже не запертым, Кролас вышел из него и пошел по длинному коридору, пахнущему мытым старой ветошью полом, котами и какой-то взрывной пиротехникой. На каждой двери был маленький звоночек и номер. На стене около дверей красовались надписи, процарапанные ножом по стеклопласту: "Хмыри", "хабарики", "шопснабы", "жирконтора", "бабы", "хамелеоны", и так далее... Он долго бродил по коридору, не решаясь вломиться в любую дверь, чтобы спросить Оливера. Пока не увидел надпись около маленькой комнатенки: "инкубы". Иоганн толкнул дверь и вошел без предупреждения, решив не привлекать внимание этажной "воспитки" звонком.

Комната была на двоих: здесь было две кровати. За столиком около одной из них сидел черноволосый парень с раскосыми внимательными глазами. Он читал книгу, но при появлении постороннего отработанным жестом спихнул её под кровать. После чего, Иоганн вежливо осведомился у него, где Оливер Кролас. На что пацан так же вежливо ответил, что он очень устал после урока физкультуры и сейчас спит.

Иоганн взглянул на кровать напротив. Действительно, там лежало что-то, полностью накрытое одеялом. Инстинкт подсказал ему, что это – нечто неживое. Подойдя к кровати, он сорвал одеяло и увидел "резиновую Зину" – секс-игрушку в рост взрослого человека.

Он ожидал смеха сидевшего за столиком подростка. Но тот почему-то вдруг начал плакать. Как-то тихо, безнадёжно.

Карман жилетки Кроласа зашевелился, и на свободу выпорхнул вран. Он залез вовнутрь перед тем, как Иоганн прошел вахту.

– Я скоро совсем задохнусь! Пора проветрить пер-рышки! – прокаркал он.

Пацан с удивлением уставился на врана.

– Враны никогда не врут! Он – пахан Оливер-ра! – лукаво щурясь, сказал вран, подлетев и сев на маленький столик, поближе к мальчику. Тот во все глаза уставился теперь и на Иоганна, и на врана.

– Скажи, где Оливер! Только, не ври, – прокаркал вран.

– Оливер должен был вернуться два часа тому назад, – честно признался тот.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю