Текст книги "Мне снится дождь (СИ)"

Автор книги: Ольга Манскова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 12. Герой – спасатель.

«Быть может, зря я ввязался в эту историю. Тоже мне – герой – спасатель! Да и Линда вроде не в лапах чудовища. Только вот в чем дело: никто меня не отговаривал. Все признали нужность этого сумасшедшего предприятия: вран, дядя Ося, Шнобель... И всё-таки, а почему именно я „вляпался в этот навоз“ – как любил говаривать Дорг. Если от Тараканова не выходили даже ребята дяди Оси, то это говорит о многом», – Кроласа терзали довольно мрачные мысли, пока он шагал по бесконечному тоннелю.

Дорога была безопасной, но абсолютно темной. Кролас шёл на ощупь, вдоль стенки тоннеля. Не включал даже фонарик на журналистской авторучке. И был готов в любую минуту прилипнуть к стенке, если здесь поедет транспорт.

А в конце тоннеля была освещённая площадка. Тупик, стена... Дверь открытого гаража. Рядом – другая, небольшая, дверь. Ведущая, надо полагать, в подвалы загадочного института. С помощью набора отмычек Иоганн вскрыл замок, проник внутрь, и оказался в темном глухом коридоре, среди подземных коммуникаций и складов. На двери каждого склада стоял порядковый номер. Иоганн отмычкой открыл пару помещений. Ничего необычного за ними не скрывалось. В основном там находились приборы, никуда не подключенные, нераспечатанные ящики и небольшие груды хлама и старых халатов. Кролас еще раз добросовестно всё осмотрел, запоминая расположение дверей. Скорее всего, именно через подземный выход он и будет драпать...

Потом он снял с себя журналистскую жилетку, и припрятал её на одном из складов, в куче старого хлама: со всеми причиндалами, что хранились в огромных карманах. Закрыл снова помещения складов, и вернулся к двери, что была у самого выхода. На ней был небольшой значок: паук в центре паутины. Иоганн открыл отмычкой и эту дверь и осмотрелся: недалеко от входа, на вешалке, висело несколько парадных анкюлотов, которые он решил не трогать. Кролас имел малое представление об анкюлотах и не знал, как сделать так, чтобы они не заверещали при попытке их надеть, не будучи хозяином. Остальная часть небольшой по размерам комнаты пустовала, только на противоположной входу стене имелась дверь лифта. Иоганн подошёл к нему и нажал кнопку вызова. Лифт пришел, и Кролас нырнул внутрь. Лифт бесшумно поплыл вверх.

"Добро пожаловать в ад", – подумал Иоганн.

И вынырнул из дверей лифта. Теперь он оказался в небольшом коридоре. Открыв следующую дверь, Кролас попал в вестибюль. Там сидел дежурный, его от Иоганна отделяло сумрачное помещение с несколькими рядами колонн. Открытая дверь лифта бесшумно закрылась. Обернувшись, Кролас обнаружил, что её контур полностью слился с орнаментом общего рисунка на стене. Но он приметил, что красный глаз нарисованной желтой райской птички – это кнопка вызова лифта. На других частях сложного орнамента на стене тоже размещались ветви, цветы, другие звери и птицы. И отыскать кнопку, не запомнив цвет птицы, было бы сложно.

В пространстве вестибюля, он мгновенно пристроился за одной из колонн, и теперь осторожно выглянул, разглядывая помещение, в которое попал. Колонны были стилизованы под колонны Кносского дворца: сужались книзу. Кроме лестницы наверх и стола дежурного, на первом этаже была еще одна дверь, скорее всего, в административные кабинеты. Дежурный, в белых брюках и халате, с меланхоличным видом заполнял бумаги.

Долгое время в вестибюле ничего не происходило. Потом на столе у дежурного загорелась красная лампочка, раздалась дребезжащая трель звонка. К этому времени, Кролас маленькими перебежками достиг ближайшей к столу колонны. И видел, что телекс дежурного включился и показывал, что к воротам института прибыл медицинский бус. Из него вышли два санитара, бледный измученный человечек артистичного вида и весьма эффектная дама в длинном голубом платье. Дежурный нажал на пару кнопок и на панель: открыл ворота. Эффектная дама и её спутники вскоре были у дверей, прошли мимо двух одинаковых охранников с тусклыми тупыми физиономиями.

Затем Кролас увидел входящих воочию.

Дежурный стал навытяжку, и голубая дама поприветствовала его лёгким кивком головы.

– Лилойя, вы к себе или в приемник? – подобострастно спросил дежурный.

– К себе. В кабинет. Это – мой новый клиент, – ответила та и пошла в административную часть зала, к дверям на первом этаже. Следом плелась её бледная жертва и санитары.

Немного погодя, из дверей в первого этажа, показался маленький лысый человек с проницательными глазками, одетый в дорогой зеленый костюм.

– Сам – у себя? – спросил он издали, без предисловий, – мне нужно доставить в санаторий клиента... Ему необходим стационар. Там есть сейчас места?

– Да, он у себя. Можете его побеспокоить ненадолго, но предварительно позвоните , и только часа через два, – ответил дежурный, глянув на монитор компьютера, – а места в стационаре... Сейчас посмотрю: третий этаж – ага! Полным – полно мест.

Кролас, за его спиной, изучал теперь схему здания, что появилась на мониторе. "Линда, наверное, тоже в так называемом стационаре... Значит, на третьем этаже. Владения самого профессора Тараканова находятся, судя по схеме, на втором", – разглядел он.

Дежурный поднялся со своего места и направился вслед за маленьким человечком.

– Подождите, Бажан Эрнестович! Я пойду с вами, включу санобработку в холле, – и они вместе скрылись за дверью первого этажа.

– Включу санобработку? – пронеслось у Кроласа в голове. – Пора срочно линять отсюда, – и он, быстро передвигаясь от колонны к колонне, направился к лестнице наверх, и стал подниматься. А там его ждал неприятный сюрприз: лестница шла только до второго этажа. "Значит, наверх можно проникнуть только из владений профессора Тараканова", – догадался он: на втором этаже была единственная, огромная дверь с уже знакомым Кроласу знаком – пауком в центре паутины. "Быть может, в его владениях сразу будет лестница... И я проскользну", – решил журналист.

И он рванул дверь на себя. Безрезультатно. Слегка повернул ручку – и створка подалась в сторону. Кролас вошел внутрь.

И тут же на него сверху упало нечто, похожее на решётчатую клетку. Затем клетка стала передвигаться вместе с куском пола, и оказалась перед помещением, двери которого бесшумно отворились – и так же бесшумно закрылись, когда клетка въехала внутрь.

Сюрприз был весьма неприятным.

Таким образом, Кролас очутился посреди большого кабинета. Здесь, возле окна, стоял невысокий плотный человек с копной седых волос, зачесанных назад, и с крючковатым носом. Незнакомец издал воистину гомерический хохот.

– Добро пожаловать! Я уже минут десять вас наблюдаю по монитору, – заметил он. – И как вы пробрались ко мне, в институт? Впрочем, времени у нас много, и вы когда-нибудь мне это расскажете... Так кто вы и зачем решили повидать меня? – спросил он.

– Кролас... Я – журналист Кролас... Я хотел бы взять у вас интервью, – начал тот.

– Это мы тоже еще успеем проверить. Быть может, что так и есть. Вы, наверное, не в курсе, но я исследую всех, кто ко мне попадает. Не важно, каким именно способом. И вы последуете в кресло добровольно – или будем сражаться? Ох, уж эти газетчики! Везде проникнут – как тараканы! Суть исследования очень проста: я посажу вас... сюда, обмотаю приборами – и буду с вами беседовать. Чтобы изучить вашу реакцию. Затем, если всё пройдет, как надо, я вам дам интервью: впрочем, вы его, наверное, получите в процессе нашего разговора ... Ответив на некоторые мои вопросы, вы покинете стены моего института. Вы согласны? Если – нет, я поступлю с вами гораздо хуже...

– Согласен. Что мне остается? Или я похож на сумасшедшего? – ответил Кролас, уже догадываясь, что он имеет сомнительную честь лицезреть самого Тараканова.

Профессор снова засмеялся и сказал:

– Я знал, что мы с вами обо всем договоримся!

Затем он выпустил журналиста наружу: с помощью механизма, приподнял одну из стенок клетки. Потом усадил подопытного в мягкое кресло и подключил к нему множество приборов.

– Теперь вы полностью в моих руках, мистер Кролас, – заметил он ехидно. – И вам не страшно?

Иоганн посмотрел на профессора, и с ужасом осознал, что теперь это – совершенно другой человек. Тараканов сидел за пультом весьма сложной машины и был похож на жреца майя. Волосы у него были иссиня-черные. А в руках блеснул ритуальный нож...

– Как легко у вас смещается восприятие, – проворковал профессор, колдуя за приборами. – Пожалуй, у вас будет весьма высокая эмоциональная чувствительность. Надо только ненадолго включить сигма – поле... Вот так! Вы – интересный экземпляр, и меня забавляете... Кажется, теперь мы с вами поладим. Куда вы теперь без меня? На улицу? Да вас первый же прохожий сочтет за ненормального...

Но Кролас его уже не слышал. Он не слышал ничего. Он висел где-то в безвоздушном пространстве. Однако, где-то недалеко, казалось, капала вода. Затем Иоганн увидел, что внизу, на полу, сидит скрюченный человечек. Который что-то судорожно чертит. "Тараканов будет доволен, – услышал Иоганн его мысли. – Я найду способ регулирования приборов в условиях балансирующей гравитационной постоянной... Только ещё надо учитывать кривизну и нелинейность... Может, применим здесь уравнение Лобачевского... А, учитывая кривизну пространства..."

Но затем он услышал кругом и другие голоса... Кто-то пытался построить фразу на санскрите, кто-то писал поэму о звёздных мирах, кто-то – сонет, посвященный Лилойе Майевой... И всё это слилось в конце концов в единый поток невыносимого, раздирающего на части бреда...

– Кролас! Кролас! – внезапно и ясно услышал он голос врана, – Визуализир-руй изоляцию – колпак, держи защиту!

Иоганн, как ни странно, сразу понял, что должен сделать, и тут же воспроизвел то, что посоветовал ему далекий таинственный друг. И тогда, вновь оказался в комнате профессора.

– Быстро же ты восстановился, Кролас! Я уже думал, что переусердствовал – и у тебя теперь окончательно разжижились мозги... Добро пожаловать в мир чувств и ощущений! Ты будешь жить в моем пансионате! – злорадствовал профессор. – Разрешите представить: это называется "повышенная эмоциональная чувствительность". Обычно в эту крайность съезжают дамы – а ты довольно редкий психотип.

И всё же, он сразу освободил Кроласа от множества прилипших к нему проводочков.

– Я не знал, что вы содержите пленников! – огрызнулся Иоганн.

– Любая замкнутая на себя система существует, если её покой ничего не тревожит. Если она неизменна. Такой системой и является наш город. Те, кто затрудняется жить по его неизбежным законам и становятся слишком наблюдательны... Попадают, рано или поздно, или ко мне – если их уровень выше среднего уровня развития, или к профессору Золотусскому – если их уровень ниже среднего, или если они асоциальны. Но психика человека – такая, знаете ли, шаткая, непрочная и непредсказуемая вещь... Что уж и говорить о том, что понятие "асоциальный поступок" весьма расплывчато... И потому, иногда мы с Золотусским ведём сложную борьбу за того или иного человека. Она очень захватывает, как детективный роман. У меня моим подопечным здесь относительно хорошо. Они получают всё необходимое для творчества и духовного роста. А всегда то же самое им может предоставить мир за этими стенами? – риторически спросил Тараканов. – Молчите? То-то... У Золотусского всё грубее... Намного грубее. Хорошо для вас, что не к нему пошли брать интервью... Ведь любой мыслящий человек может быть потенциально опасен для закрытого общества. А опасные элементы вполне могут попасть не ко мне, а к моему сопернику-коллеге... А делается всё это, мой дорогой подопытный кролик, прежде всего для сохранности нашего повседневного мира, нашего прекрасного, идеального Города Солнца, о котором грёзили в прошлом... Не так ли? Город-мечта, высокоразвитые технологии, город, который обеспечивает себя полностью всем необходимым... Город, в котором нет дождей, вьюг, града... Наконец, город общества высочайшей структуры, которому не грозит перенаселение. Не об этом ли мечтали в прошлые времена? Комфорт, уют, полная предсказуемость завтрашнего дня... А раз так, то все наши достояния необходимо защищать. А это значит, всех контролировать. И всё новое в городе не должно превышать пятнадцати процентов от старого, традиционного: так велят законы Зигмунда Эрцвингена, великого экономиста конца прошлого столетия. Поэтому, все нетрадиционные люди города живут и творят ...у меня. Скучно просто убивать их... Я защищаю их от города, а город – от них. В то же время, если городу станет слишком скучно и он полностью лишится динамики, можно будет выпустить в свет парочку здешних гениев – и всё придет в норму. Думаете, что городом управляют только Отцы Города в белых тогах? Нет, голубчик, есть ещё так называемые "скрытые механизмы", и сила этих механизмов – воистину безмерна и безгранична. Мы: я и Золотусский – вот кто в действительности управляет Городом, – цинично закончил профессор.

– Вы не управляете городом. А убиваете его, – зло ответил Кролас.

– Вы, молодой человек, обратили внимание на мою входную дверь? Вот, поглядите ещё и на это, – и Тараканов указал на большой аквариум из прозрачного пластика, внутри которого сидел паук – тарантул. – Я считаю, что этим своим произведением природа создала воистину чудо... Какова у него реакция! Он будто бы нюхом чует все колебания внешней среды. Он просто телепат! А ещё, у него целых восемь лапок, а не две жалкие ручки. А какая гибкость конечностей! А как заманчиво устроить паутину, чтобы слышать и видеть всё происходящее на расстоянии... Нет, я хотел бы быть пауком! – мечтательно заявил профессор.

– И вы... Тоже создали паутину? – спросил Кролас.

– Да. И в неё сегодня залетела маленькая мушка. И теперь на меня злится. Но скоро она успокоится. Потому что, в моем институте люди не чувствуют никакого дискомфорта... И почти все попадают сюда по своему желанию. Почему я говорю: почти? В редких случаях, я поначалу произвожу легкий изоляционный жест – как в вашем случае, например... Но потом позволяю пациенту вновь прогуляться по городу, пожить там снова... И сравнить жизнь там – и жизнь здесь. И, вы знаете, все выбирают жить... у меня. Знаете, почему все возвращаются? У меня их ждут беседы с воистину талантливыми и умными людьми, вечера поэзии и музыки. О, вы еще поймете, что такое моя клиника! Разве это тюрьма? – и Тараканов рассмеялся гротескным раблезианским смехом.

– Ну и что вас привело сюда, в мой институт? – спросил он, резко и неожиданно прекратив смеяться. – Кто вы?

И Кролас чуть было не выложил ему всё: про себя, про врана и про Линду... Так хорошо он уже был обработан таракановскими приборчиками.

Но вдруг в глубине его сознания возник голос врана, который продекламировал:

– "Я тень из тех теней, которые однажды,

Испив земной воды, не утолили жажды!" Арсений Тарковский, стихи. А тепер-рь, Кр-ролас, посчитай до пяти!

Кролас посчитал в уме до пяти, и понял, что приходит в себя. Вран своей выходкой вернул снесенные мозги на место. Тогда, он ответил Тараканову:

– Я хочу написать статью об ученых института. А еще, хочу пройти диагностику у ваших сотрудников, например, у Лилойи Майевой... Чтобы решить свои личные проблемы.

– Ну что ж... Вы получите консультации моих специалистов... Только, никаких статей! И будете жить здесь. Вас ждет удивительный мир, мистер Кролас...

Через некоторое время, профессор включил телекс и вызвал по нему к себе некоего человека: того самого, лысоватого, с пронзающими глазами-буравчиками... Которого Кролас уже видел, когда прятался в фойе института.

– Бажан Вагиров, я долго буду занят. У меня сейчас переговоры с Золотусским. А потом – коррекция пациентов на дому, а затем – я займусь пациентом Лилойи. А потому, проведите, пожалуйста, новенького наверх – и разместите в свободной палате.

Тот удалился ненадолго, и через несколько минут белым ангелом спустился на землю: Бажан Вагиров теперь был облачен в белое нечто, среднее между туникой и кимоно, а также в плотные узкие белые брюки. Он подошел к Кроласу, и молча, взглядом приказал следовать за ним.

– Приятных вам сновидений, мистер Кролас! – почему-то пожелал профессор, мерзко при этом захихикав.

"Кажется, ещё не вечер. Странное пожелание! До сна еще долго", – подумал Иоганн.

Белый ангел проводил его до двери, за которой оказался лифт. Они поднялись на этаж выше. Здесь, вдоль коридора, располагался ряд закрытых комнат, но пару раз они проследовали мимо больших открытых залов, с множеством растений в кадках, армчеарами, телексом, игровыми автоматами. Наверное, это были залы для отдыха.

Бажан Вагиров препроводил Иоганна в небольшую, глухо зашоренную комнату, причем на шорах не было никакого рисунка, они были просто темно-жёлтыми. В комнате находился небольшой столик-тумбочка, армчеар и маленькое помещеньице в углу: по-видимому, пуб. Стены были гладкие, лимонно-желтые. Как говорится, никаких излишеств: типичная больничная палата.

Проводив пациента, Бажан Вагиров, по-змеиному молча, ушуршал. А Кролас остался один.

Внезапно, ему просто до смерти захотелось спать. Он прилег в армчеар, только слегка приопустив его спинку, и закрыл глаза.

И его тут же стали посещать странные, фантастические видения: жуткие, но удивительные животные, растения перемешивались с какими-то дикарями. Те пели убойный фольк и потрясали ритуальными музыкальными инструментами... Потом – снова дикие звери, на этот раз весьма жуткого вида. И все они пытались достать его и размазать по стенке ближайшей скалы. Что им мешало – он не знал, но они лишь протягивали к нему свои жуткие когтистые лапы...

– Кролас! Кончай смотреть астральные мультики! Астрал – классная штука, если только в нём не зависать! Давай лучше поговор-рим! Экранир-руй всё и сосредотачивайся на мне, – услышал он проступивший сквозь весь этот бред тихий голос врана.

Тогда он мысленно представил своего пернатого товарища. И сильно обрадовался, узнав знакомое ощущение его присутствия и предоставив свои мысли в его полное распоряжение.

– Кролас, – раздался более отчетливый голос, – поспи немного, только не зависай в астрале... Смотри свои сны. Не таракановские мультики. И... не депр-рессируй! Ты не виноват, что тебя сцапали. Это неизбежно. Главное, ты у Тар-раканова, и жив. Ищи Линду. Не р-раскасай. Я, Шнобель и Оливер – вместе, в монастыре. И Генрих с нами.

После этого, последнего и краткого сообщения, Иоганн погрузился в сон. И это был... его сон.

Ему снился город. Иоганн сразу узнал его. Это был Город Дождя...

Сейчас там действительно шёл легкий слепой дождик. И Кролас шёл по улице с разноцветными невысокими домами, самой разнообразной постройки. Посредине улицы протекала река или канал. С берегами, закованными в гранит. По реке плавали лёгкие, быстрые и длинные лодки. Иоганн подошёл к открытой широкой площадке, выходящей на берег реки, и в это время одна из лодок к ней причалила. В ней находился человек, сидевший на веслах, и две весёлые молодые девушки с лёгкими цветастыми зонтиками. Они пригласили его в лодку. Пригласили на незнакомом Кроласу языке. Но он, к своему удивлению, всё понял. Он даже ответил им что-то – кажется, о том, что у него нет денег. Девушки замахали руками и сделали повелительно-приглашающий жест. И вот Иоганн плыл с ними по реке, и мимо проплывали другие лодки, и вокруг раздавались веселые голоса, музыка и смех. Потом они причалили неподалеку от маленького кафе, куда его спутницы тоже пригласили его. Внутри кафе толпилась молодёжи. Одни танцевали танго, другие на них смотрели, сидя за маленькими столиками. Здесь пили фруктовый коктейль или кофе, ели мороженое и булочки со взбитыми сливками.

Это был...его город.

Часть II. Полет Коричневого Архангела

Глава 1. Сложный день Дорга.

Журналист Драгомир Свистлицкий, или просто Дорг, не обладал большой физической силой. Он имел несколько женоподобное лицо, большой животик, маленькие ступни и ладошки... И бегающие внимательные глазки. Только наблюдательность являлась его спасением. Как в центре, так и в спальных районах Города, в одном из которых он проживал, медлительным увальням всегда грозила возможность быть побитым в темной подворотне.

Но сейчас был разгар дня, а не вечер, когда обычно били на улицах. И Дорг совершенно спокойно и безбоязненно шел по знакомой улице к станции метро. Разве что озираясь по сторонам: совсем чуть-чуть. По прозрачной трубе скотч-фло, вертикальному подъемнику, он достиг второго транспортного яруса и устремился к вагону скоростного поезда.

Дорг всегда носил, несмотря на жару, пиджак, белую рубашку и галстук. И потому, с лютой ненавистью окинул взглядом разношерстную толпу, которая красовалась сейчас на платформе. Молодежь с афроприческами, с зелеными волосами, в ярких броских одеждах, с диким макияжем; кучка парней с длинными волосами, в джинсах, с бусами в несколько рядов; стайка девчонок в кроссовках с шипами, с черными длинными ногтями и с прическами в стиле вамп... И прочий сброд, который использовал одежду, как средство самовыражения.

Конечно, в костюме Доргу было жарко. Но он мечтал когда-нибудь сделаться Начальником – хотя бы таким, как их шеф, Корней Пузалов, главный редактор "Новостей дня"... И тоже приобрести серый анкюлот. Дорг вытер пот, его лоб покрылся испариной. Жара! "Постоянная, несносная, отравляющая жизнь жара, превращающая Город в филиал преисподней. Какой идиот прошлых времён повелел глобализовать Ростов, превратив его в крупный мега-центр, поглотивший в себя все мелкие городки в округе, сделав их своими районами? Новочеркасский район, Азовский, Таганрогский, Батайский", – подумал он.

Наконец, доехав до центра, Дорг пересел на литл-бус класса "заплати и лети", несколько облегчив пласткарту, по прибытии засунув её в автоматический счетчик. Преодолев последние десятки метров пешком, по пешеходной зоне первого яруса, Дорг, наконец, вошел в редакцию. И незамедлительно направился к дверям шефа.

– Вызывали? – спросил он, боком заходя внутрь. – Здравствуйте!

Корней Пузалов, важный господин в сером анкюлоте, развалился в редакторском армчеаре рядом с телексом, и общался по нему с неким Лицом Города, по всей видимости, представителем мэрии, одетым в белую тогу. Увидев это, Дорг подобострастно вытянулся у стены.

По-видимому, телекс сработал на контакт внезапно, а не сам Корней набрал абонента: на весь большой экран продолжала транслироваться реклама "сексживита", затем – женского нижнего белья, хотя и с выключенным звуком, а Отец Города важно вещал что-то, связанное с поступлением средств их газете. Отображаясь на малом квадратике в правом нижнем углу.

– Да, господин министр! Будет сделано, господин министр! – только и слышалось теперь со стороны Пузалова, мимолетным знаком приказавшего Доргу оставаться здесь, но молчать.

Через некоторое время шеф, наконец, освободился. Потом, прямо при подчиненном, не стесняясь, запарил себе свой любимый шопснаб, два в одном, со вкусом персика с беконом.

"По-моему, он извращенец, хуже только шопснаб со вкусом креветок и мармелада", – подумал Дорг.

Съев эту синтетику, Пузалов завершил завтрак бурдой, называемой "кофе", но ничего не имеющей общего с оным напитком, кроме цвета, и запихал себе в рот дневную норму бадов и мутагенклимайтиков. И, наконец, снизойдя до Дорга, посмотрел строго в его маленькие бегающие глазки.

– Поезжай сейчас вместе с Зинаидой Исламбековой. Будете освещать одно важное мероприятие культуры, – строго сказал Корней. – В Телецентре запланирован на сегодня круглый стол. Ты займешься вопросами касательно культуры и церкви, а Зинаида – социальными... А, вот и Зиночка! – лицо старого хмыря прояснилось.

Зинка Исламбекова влетела в кабинет шефа. Открывая дверь, потеряла накладной ноготь. Одета она, как всегда, была умопомрачительно и совершенно неузнаваемо. Цвет волос и теней сегодня был сиреневый, накладные груди создавали совершенно неженский противовес, а зеленое, предельно короткое, платье полностью открывало ноги, покрытые мерцающим автозагаром совершенно убойного коричневого оттенка, контрастируя с бледным напудренным лицом. Зинка наклонилась за ногтем, упавшим на паркет, и потеряла равновесие. И потому, вместо "здрасьте" выпалила нечто нецензурное.

И Дорг, сторонник "самостийности Великой Державы в одном едином, стоящем вертикально, Городе", как однажды он отрекомендовал сам себя в некоей статье, не мог не среагировать на это. Он принял величественную позу и сказал, стараясь соблюдать, по его представлениям, исконно-русский:

– Почто ты, дщерь человеческая, орошаешь уши наши непотребным словоблудием бранного характера!

Сказал – и восхитился сам себе: звучало, как музыка!

Зинка, постояв целую минуту (!) с открытым ртом, потом схватила Дорга в охапку и возопила:

– Драгомирушка! Поехали скорее! Нас бус-агитка граундфлошная уже на стрите давно как заждалась! Если порнуха не ввязнет – смостырим зашибейский материал!

У Дорга уши просто свернулись в трубочку от забойной Зинкиной пергазетной "мовы".

Агит-бус, что принадлежал газете, ехал медленно, зато по земному ярусу. "Медленно, зато – бесплатно", – подумал Дорг и улыбнулся. Мимо лениво проплывали универшопы, брэнчдогкиоски, витрины магов и шоры найт-клубов. Бус, в отличие от скоростных, второго яруса, самоуправляемых авто-бусов, не имел стекол, и лицо овевала приятная прохлада. Они проехали и Пирамиду, с надписью "Эхнатону – благодарные Ростовчане", и памятник неизвестному Коню, и универшоп "Солнышко", с изображением светила в несколько этажей, и прянично-розовое здание мэрии рядом со Сковородой – самым дешевым кафе в Городе... Затем, заехав на бусе на платформу-эскалатор, стали спускаться в нижний район центра, и по широкому фигурному мосту въехали на автотрассу, проносящуюся над жалкой грязной канавой, оставшейся от полноводной реки, носившей некогда славное имя Дон. Эта канава жутко воняла, но Дорг знал, что дороги не воды и не рыба – еще дороже память и гордость народная... И он, преисполненный патриотического чувства, громко запел:

– По Дону гуляет... Как его там? Казак ...молодой!

У Дорга не было ни голоса, ни слуха, однако петь ему это не мешало.

– Эта песня – наша, русская, родная,– гордо заявил Дорг скуксившейся от его пения Зинке. – Не какие-то там арфы, волынки, тамтамы... Да и скрипки, рояли, виолончели – тоже не исконное, не наше, а завезенное, заимствованное с Запада. Особенно сейчас от всего этого коробит, когда оно преподносится в стиле возрожденческого нью-эйдж! За державу обидно. В мусорник бы это всё заморское! – Дорг даже прослезился. – Другое дело, наше всё, исконное, этой земле присущее! Как их там? Сарафаны, кажется, кокошники – в музее видал, а еще дудочки и гусли-самогуды... Знать бы только, как всё это выглядело! Да, не важно! Ведь, самое главное – это чужое, западное с корнем вырывать, – и душа Дорга наполнилась крокодиловыми слезами патриотизма.

Наконец-то, они доехали-доползли до величественного здания с колоннами и красивой надписью по его вычурному рельефному верху с колосками и цветочками: "Телецентр". Где они с Зинкой вывалились, отослав прочь, назад в редакцию, рекламный бус, и вместе с другими приглашенными прошли в зал с бархатной портьерой. Миновав партер, уселись прямо на сцене за круглый стол, где собрались представители разных организаций и прессы. Ведущая, официальная дама представительно-анкюлотного вида, овладела микрофоном. И поднесла его настолько близко к губам, как будто намеревалась съесть или хотя бы надкусить.

– Итак, мы приглашаем всех, кто бы хотел присоединиться к обсуждению великого мероприятия: Дня Города! Вначале – подниму все заявления, поданные желающими маршировать...

– Итак, первая заявка – от лиц нетрадиционной ориентации, желающих провести маскарадное шествие-парад под девизом "Гей, славяне". Министр культуры лично приложил печать со своим наивысочайшим одобрением, и потому мы с вами это шествие разрешаем! – душевным тоном, заявила ведущая.

– Следующая заявка – от Коммуны Новых Граждан, разветвленной сети воспитательных заведений нашего Города. Детишки колоннами проследуют по улицам, под бдительным надзором воспитателей и полицейских, что является ежегодным дозволением и потому не обсуждается... Заявка из психиатрической клиники...Тоже – святое.

Далее последовали другие традиционные заявки, поданные на участие в шествиях различными правительственно учрежденными конторами, и одобренные Отцами Города.

– Ну, и последнее, – со вздохом выдохнула ведущая, – Вы знаете, что наше либеральное Правительство рассматривает абсолютно все заявки, на любое мероприятие, если только заявка подана в срок. Но мы оставляем за собой право ликвидировать любые заявления и любые другие проявления самонадеянности...То есть, самостоятельности. Вплоть до физического уничтожения. И потому, все остальные заявки я отправляю в мусорный контейнер! Вы, здесь присутствующие – все люди благонадежные, и потому я смело заявляю, что нам с вами бунты и беспорядки – ни к чему! Безопасность граждан – прежде всего. Это, конечно, не для прессы – это между нами, людьми понимающими, что важнее всего – стабильность. Это я к тому, чтобы здесь присутствующие были предупреждены – и сделали выводы. А материал, годный для опубликования и выдержанный вполне в либерально-демократическом духе, я думаю, вы состряпаете сами – не впервой! – и дама натянуто улыбнулась, обнажив белоснежные титановые зубы, вплоть до их корешков.

Когда она присела за стол, встала гламурная брюнетка в полупрозрачном газовом платье, с кружевным бельем:

– А теперь – вольная часть нашего обязательного собрания! – лучезарно-возвышенным голосом произнесла она привывающим от наигранного восторга голосом. – Мы потчуем вас, дорогие наши собратья, коктейлями и бутербродами! А в знак нашего дружественного, народного мероприятия – каждый из вас, конечно же, подпишет Высочайший указ о проведении будущего праздника и его финансировании из средств Города... Кушайте на здоровье!

Поставив размашистую подпись под документом, Дорг с удовольствием вцепился в даровые бутерброды. Каждый отгребал, сколько успеет, и потому ажиотаж стоял страшенный... В особенности, вблизи вазы с конфетами, поскольку их очень просто было нахапать впрок. К конфетам Дорг не успел пробиться, чего нельзя было сказать о его коллеге, более проворной Зинке. И потому, он пытался завернуть в хлипкие, рвущиеся салфетки как можно больше бутербродов. Покончив с этим, он схватил со стола свой строго нормированный коктейль, выданный по одной штуке на нос, и с удовольствием втянул прохладную, слегка охмеляющую жидкость через ярко-розовую коктейль-тьбу. Дорг был доволен быстрым концом мероприятия и даровым угощением.