Текст книги "Хрупкий лед (СИ)"
Автор книги: Ольга Горовая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 20
В голове звенело. И сознание уплывало, путаясь в какой-то липкой и густой темноте. Глаза не получалось открыть. Насте казалось, что она очень старается, напрягается изо всех сил, но веки какие-то неподъемные. И губы, язык, рот – тоже. Она пыталась ими шевелить, что-то сказать, однако и это не выходило. Даже слюну сглотнуть не удавалось. На какое-то мгновение ее охватила паника, что сейчас она захлебнется или задохнется.
Настя судорожно попыталась поглубже вздохнуть, слабо понимая, что все тело слушается ее очень плохо. Но ей все же удалось протолкнуть воздух вглубь себя. Горло почему-то болело. Будто бы она простыла. Или долго и громко кричала. И эта проклятая темнота, из которой ей никак не удавалось выбраться…
Руки и ноги не подчинялись, тело ватное. Хотелось поднять руку и растереть лицо, а мышцы не слушались. Попыталась хоть что-то сказать, как-то позвать кого-либо, но добилась только невнятного хрипа и нового ощущения боли в горле.
Еще и пищало что-то: противно, надрывно, отдаваясь в пустой голове пульсирующей болью.
У Насти никак не выходило понять и разобраться, где она и что происходит. Хоть бы глаза открыть, ей-Богу!
– Тише, егоза, тише. Все хорошо, не торопись, понемногу…
Валера… Она сразу узнала его голос. Глаза запекло почему-то. Под веками, которые никак не могла поднять, стало горячо и влажно. Слезы выступили. Попыталась повернуться к любимому, туда, где его голос слышала. Позвать…
Но вместо имени опять вышел какой-то сиплый хрип. И Настя всхлипнула.
– Все хорошо, – снова повторил Валера, и она ощутила, как он погладил ее щеку, провел рукой по лбу. Легкое касание губ любимого на своих губах. – Не волнуйся, Настенька. Все придет в норму. Сейчас медсестра посмотрит. Врач…
Любимый… Как ему удавалось ее понимать всегда? Даже сейчас, когда Настя и слова сказать не могла? От понимания, что он рядом – ей стало легче.
В этот момент вокруг начался какой-то шум, гам. Кто-то пришел, что-то спрашивали. Настя стала чувствовать, как ее начали трогать: что-то измерять, щупать, цеплять на пальцы и руки. Точнее она не могла понять и разобраться. Кто-то все же поднял ее веки и ослепил Настю ярким светом. Она поморщилась, ощутив жжение в отвыкших глазах. Слезы выступили сильнее. Но не от боли, Настя ее словно бы и не ощущала… Вообще мало что чувствовала в теле. Она ничего не увидела, кроме этой вспышки света. Люди вокруг говорили чересчур громко, слишком быстро. Совсем не так, как Валера. И она не успевала уловить смысл их разговора.
А от попыток сделать это – ощутила невероятную усталость, поняв, что вновь проваливается в ту темноту, из которой еще и не выбралась до конца. Так дико хотелось спать! Просто невыносимо. Но Настя еще раз попыталась открыть глаза. И в этот раз у нее вышло. Правда, почему-то только с правым. Но она смогла обвести пространство вокруг себя расплывающимся, мутным взглядом. Вокруг была какая-то мешанина из нечетких контуров, теней и света.
– Ва…лра… – хрипло позвала она любимого, понимая, что все равно говорит невнятно.
Но ей хоть что-то удалось, по крайней мере.
Один из темных силуэтов наклонился к ней. И Настя вновь ощутила нежное прикосновение к своей щеке, к уголку рта.
– Я здесь, егоза. Я рядом. Отдыхай…
Он говорил так твердо, так спокойно, с таким чувством уверенности и облегчения в голосе, что Насте стало легче. Глаза закрылись сами собой, и она поняла, что проваливается то ли в сон, то ли просто в эту темноту, прижимаясь к его пальцам губами.
Вновь Настя проснулась позже. Она не знала ни где она, ни какой сейчас день. О времени суток так же понятия не имела. С трудом сумела открыть глаза, вдруг подумав, что сейчас это хоть получилось нормально. И открылись оба. Пару секунд потребовалось, чтобы сфокусировать взгляд. Глаза слезились и все вокруг все же расплывалось. Но постепенно картинка пришла в норму. Настя лежала в кровати. Над ней был белый потолок. А сбоку, в пределах видимости без движения, она видела окно, из которого лился тусклый свет. Пасмурно. То ли раннее утро, то ли вечер, то ли просто сумрачный зимний день – непонятно. Несколько раз моргнув, Настя сдалась, поняв, что не сумеет угадать время по серому небу которое ей было видно. Вздохнула, с радостью осознав, что теперь ей это удалось без паники или того усилия, которое она запомнила. Но горло еще дерло, не совсем понятно для нее. Настя попыталась повернуть голову.
Ей плохо удалось. И в этот же момент она услышала какой-то скрип, словно металлом по чему-то твердому. Камню? Полу? И в пределах ее видимости появился Валера. Позади него она увидела стену, такую же белую, как и потолок. Но Настя сосредоточилась на любимом.
– Привет, егоза, – Валера скупо улыбнулся, нежно коснувшись ее щеки. – Проснулась?
Она медленно моргнула и снова посмотрела на него. Он выглядел таким усталым. Просто ужасно. Глаза будто провалились вглубь глазниц. И вокруг них огромные тени. И морщины, которые она не помнила такими глубокими. А еще Валера осунулся, словно похудел. И щетина темнела, которую он очень редко позволял себе оставить, не побрившись. Из-за этого щеки казались впалыми, а сам Валера изможденным.
– Я… спла? – язык и губы еще плохо слушались.
Она говорила очень невнятно. Нахмурилась… Или попыталась. Попробовала еще раз:
– Сплала… – выдохнула с разочарованием, напряженно пытаясь правильно выговорить.
– Не спала, Настя, – Валера пальцами накрыл ее губы, очевидно, заметив, насколько ее это расстраивает. И как сложно дается. – Тебя машина сбила. Помнишь? Задела. А ты, падая, еще сильно ударилась головой об лед…
У Валеры голос пропал, словно бы горло сжалось. И Настя вдруг поняла, почему он так выглядит. И что ему очень тяжело. Так, словно это все вдруг начало прокручиваться перед ней на пленке, она представила, почти ощутила сама все, что любимый вынес. Не помнила того, о чем Валера говорил. Помнила, что к нотариусу приехали. И как говорила с Вероникой: визгливый голос, глупые претензии. Что к Валере хотела подойти. А машину не помнила.
И не болело ничего, кажется. Она не чувствовала. Только какую-то «ватность» и вязкость в каждой мышце. Дикую усталость.
«Наверное, ей что-то вводят», догадалась, заметив вдруг какую-то повязку из эластичного бинта на руке в сгибе локтя.
У нее ученик болел в прошлом году, оперировали мальчика. Настя приходила его проведывать. И видела, как ребенку медсестра что-то вводила, сдвигая такую же повязку. Как же это называлось? Гибкая игла какая-то, которую надолго вводили в вену, чтобы не колоть постоянно…
Не могла вспомнить. Как и машину, про которую говорил Валера.
Но неожиданно подумала, что сама бы испытала, если бы на месте Валеры была… И у нее горло дернулось.
– Пости… Извини, любимый, – уже более внятно выдохнула Настя, зажмурившись от нахлынувшей душевной боли и страха.
От вины, которую действительно ощутила из-за его волнения, его муки, той боли, что он перенес.
– Боже! Егоза! Ты что?! – Валера наклонился близко-близко к ней, нахмурился, сжал губы. – Ты здесь – при чем, Настенька? Солнышко мое ясное…
Обхватил ее щеку ладонью, прижался своим лбом к виску. Настя ощутила, как он нежно и очень осторожно поцеловал ее кожу.
– Не хотела бы… расстраивать. Чтобы переживал, – говорить было все еще очень тяжело, но Настя старалась медленно проговаривать каждую букву, звук. – Люблю тебя… Очень.
Как учеников своих учила. И что-то получалось, кажется. Правда голова стала болеть от напряжения.
– Настенька, – выдохнул Валера очень осторожно погладив ее губы, вторую щеку. – Ну что ты…
Кажется, второй раз в их жизни видела, ощущала его таким растерянным и потерянным. Недоверчиво-радостным. Как тогда, когда звала его через весь двор, когда побежала за ним, поняв, что тоже его любит.
Где-то что-то снова заскрипело, но Настя не могла, да и не хотела поворачиваться. Ей было так хорошо, так тепло рядом с ним. Спокойно. И почти легче смириться со всеми теми странными ощущениями, которые делали тело чужим.
– Я люблю тебя, егоза, – прошептал Валера, тоже не отреагировав на шум.
Переместился и нежно-нежно коснулся губами ее губ. Настя попыталась ответить, прижавшись к его рту. И вдруг ощутила соленый привкус. Губы Валеры были влажными. И солеными. И глаза подозрительно блестели, совсем непривычно для любимого. Он плакал от облегчения. И у Насти самой навернулись слезы на глаза.
– Любимый, – всхлипнула она ему в губы.
– Тсс, егоза, хоть ты не реви. Хватит того, что я расклеился, – сипло хмыкнул Валера, продолжая нежно гладить ее лицо и волосы. – Тебе сейчас это вообще не нужно. Ты поправляться должна. За тебя знаешь, сколько людей молятся и переживают? – Валера коротко прижался к ее скуле губами. Глубоко вдохнул, будто успокаиваясь. Улыбнулся ей. И вдруг вновь прижался к губам. Только сильно и крепко. – Ты себе представить даже не можешь, как мне нужна, Настя, – отстранившись, прошептал он.
– И ты… ме… нужен, Валера, – прекрасно зная, что это чистая правда, прошептала она.
Поняла, что губы пересохли. Попыталась их облизнуть.
Валера это увидел.
– Пить хочешь? – тут же спросил он, уже выпрямившись и что-то взяв за пределами видимости Насти. – Вот, держи. Я тебе трубочек купил, как ты для своих учеников, разноцветных… – Валера усмехнулся, но Настя увидела, чего ему это стоило в глазах любимого мужчины.
А он уже протягивал ей стакан с водой, из которого торчала соломинка ярко-зеленого цвета, согнутая под углом, чтобы Насте было удобней пить.
– Валера… – у нее вновь сдавило горло. И глотнуть оказалось сложно. Взгляд слезами заволокло.
– Давай, егоза, пей, – с усмешкой напомнил Валера, сам приставил эту соломинку к ее губам. – Только понемногу. Медсестра сказала, что после интубации горло болеть у тебя может. Осторожно.
– Болит, – согласилась она с легким вздохом, теперь хоть поняв, отчего. И сделала маленький глоток. – А что… Еще что у меня? – вновь отпив, спросила Настя, опять ощущая накатывающую усталость.
У Валера улыбка только на губах осталась. Глаза потемнели, но он постарался сохранить веселое выражение.
– Левая нога сломана. Тихо, – словно предугадав ее порыв, Валера опустил руку Насте на плечо, не позволив даже пошевелиться. – Там не страшно, не сложный перелом. Но с гипсом попрыгаешь, конечно, егоза. Смещение шейных позвонков, – Валера провел рукой по ее щеке и по чему-то постучал, а Настя только сейчас поняла, что на ней какой-то странный воротник. Вот отчего так сложно поворачиваться. – И сотрясение, конечно. – Он тяжело выдохнул, будто и ему грудь давило тяжестью в тонну. – Ты почти четыре дня без сознания была, Настя… Я думал, умом тронусь, – Валера так улыбнулся, словно хотел ее развеселить. Только обоим стало невесело. – Священника сюда притащил… – Он хмыкнул.
А Настя тяжело вздохнула, закрыв глаза. Ей так больно было это слышать! Представлять, как трудно пришлось Валере, что он вынес… Раньше Валера только подшучивал над ее суевериями или попытками что-то решить в церкви, над ее уверенностью, что молитва или поставленная свечка могут помочь. А тут… сам позвал.
Не хотела, чтобы он видел, как снова слезы выступили на глазах. Ух, какая чувствительная стала. Ревет и ревет. А еще и усталость становилась все сильнее, давила ее.
– Любимый… – тихо позвала она, слыша, как Валера отставил стакан, из которого она пила.
– Что, егоза? – кажется, он вновь к ней наклонился.
Она ощущала тепло его тела. И от этого становилось легче. Но глаза уже почти не открывались.
– А, давай – повенчаемся… – облизнула Настя губы. – Знаю… ты не очень за это…
На самом деле, они даже никогда не обсуждали такого варианта. Да и Настя не предлагала, когда Валера уговорил ее расписаться, зная отношение любимого ко всему этому. Но сейчас… Появилось сильное желание. Правда, даже не представляла, какие аргументы ему привести и как убедить. Начала слова подбирать. Еще и это косноязычность нынешняя…
– Давай, – просто согласился вдруг Валера, заставив Настю оторопеть.
Она даже глаза вновь сумела открыть из-за удивления. А он стоял близко и с улыбкой смотрел на нее. Спокойно и уверенно.
– Что, егоза? – усмехнулся Валера.
Наверное, ее оторопь была очевидной.
– Удивил… – прошептала она, сумев улыбнуться в ответ.
– Я тебя чуть не потерял, солнышко. Это многое переоценить заставляет, – Валера оглянулся, взял стул, на котором сидел у стены, оказывается, и подвинул ближе к кровати. – На самом деле, я даже решил это со священником здесь, у них часовня тут, в больнице есть, приходят, молятся по палатам, службы служат, – пояснил он. – Договорился, что… – Валера отвел глаза, посмотрев в окно. – Что если все будет не так, как я надеюсь… Что если не… – было очевидно, что ему очень тяжело говорить. И больно от мыслей, от воспоминаний обо всем, что он пережил за эти дни. – Священник согласился нас повенчать здесь, если что, в общем. Богдан за справкой в ЗАГС ездил, за подтверждением, что мы заявление подали до того, как ты…
Он устало и как-то опустошенно растер лицо.
А Настя… Она попыталась протянуть ему руку. Но получилось только слабо дернуть. Однако Валера это заметил и перехватил ее ладонь. Сжал своими пальцами. Крепко, но и осторожно. Наверное, боясь ей боль причинить. У нее же даже слов не было, что рассказать, как сильно его любит. И как ей больно от того, что он вынес такую муку…
Но Валера опять это понял. Вздохнул, покачал головой.
– Егоза, ты – ни при чем. Даже не вздумай себя накручивать. Тебе сейчас отдыхать надо и поправляться, а не зацикливаться на том, что уже неважно.
Он даже нахмурился. Словно пытался повлиять на нее, оказать внушение.
– И, вообще, священник все еще не против, так что, хочешь, хоть сегодня обвенчаемся, – даже с некоторой иронией хмыкнул Валера.
Вроде и шутил, а не спрашивал даже…
А Настя вдруг поняла, до чего же ему страшно было все эти дни. Насколько сам не испытывал никакой уверенности. Но, ведь, наверняка, никому этого не показал, все тянул на себе. И за себя, и за нее, только бы все необходимое сделать, не упустить ничего. И сейчас ей пытается дать что угодно, лишь бы Настя не нервничала, отвлечь любые способом готов…
– А, давай, – улыбнулась она, вновь прикрыв веки из-за накатывающей новой волной усталости.
Захотелось и Валере дать эту поддержку. Часть тревоги и волнения любимого взять на себя. Подарить ему то, о чем Валера столько мечтал. Мало ли, когда и как оно все сложится с ЗАГСом? Когда ее отпустят – не представляла, как и то, успеют ли до назначенной даты? Вдруг, придется переносить…
А Настя в этот момент поняла, что очень хочет быть его женой – и перед людьми, и перед Богом. Морочила голову и себе, и любимому человеку столько лет. Боялась непонятно чего, стеснялась… А оно все настолько ненадежно вдруг оказалось! Настолько мимолетно. И гарантии нет. Никто не дает. Ни в чем, а она все искала каких-то подтверждений. И для чего еще и своими руками, своими глупыми страхами и решениями усложнять все настолько? В этот момент ей настолько глупым все показалось… Все страхи и опасения такими мелкими вдруг привиделись от понимания, как много имела, а не до конца ценила. Даже принижала их отношения своими сомнениям и комплексами, по сути.
– Егоза? – впервые в его голосе такую растерянность слышала. – Ты уверена?
Вновь открыла глаза. Теперь Валера смотрел на нее с оторопью.
– Да, любимый. Да, – могла бы, рассмеялась бы.
А так – только слабо улыбнулась, поняв, что все силы закончились.
Совсем-совсем.
– Давай, я сейчас посплю немного, – устало опустив веки, тем не менее, уверенно заявила она. – А ты со священником решишь. А как только выпишут – и в ЗАГСе распишемся. Прости, что столько лет глупостями тебя мучила… – с трудом приоткрыла один глаз.
Два уже не осилила.
Валера наклонился и тесно, плотно прижался к ее щеке лицом. Опустил голову на подушку рядом с Настей. И даже не сказал ничего – осторожно и нежно поцеловал пальцы на ее руке. Прижался губами к щеке, уголку рта… И это было настолько выразительно, так многогранно! Его чувства и эмоции просто-таки висели в воздухе, окутали ее. Слова – лишние. И так – все ясно.
О том, что все эти дни в палате находился еще и Сашка, Настя узнала, проснувшись в следующий раз. Валеры рядом не было, когда она открыла глаза. Это заставило ее беспокойно закрутить головой и попытаться приподняться.
– Подожди, там кровать поднимается, – голос Сашки прозвучал совершенно неожиданно для нее, заставив замереть и скосить глаза.
Тут в поле зрения появился и сам Верещагин. Подошел, нажал что-то на боковой панели кровати. Изголовье действительно приподнялось, открыв ей больший обзор на палату.
– Вот, – Саша передернул плечами и немного отошел.
Он тоже выглядел уставшим и, как и Валера, казалось, не брился все эти дни.
– Спасибо… – неуверенно прошептала Настя.
Верещагин коротко и криво усмехнулся.
– За что? За то, что довел тебя до такого? – саркастично хмыкнул он, как-то опустошенно растерев затылок.
Настя не поняла. И что ответить – не знала. Смотрела на него, не в состоянии сейчас подобрать слова. Честно сказать, она не представляла, что он здесь делает. И ощущала себя как-то странно, неуютно в его присутствии. Вдруг остро почувствовала всю неловкость ситуации и неуместность его нахождения здесь. Стало некомфортно, чего и близко не ощущала в прошлый раз, когда рядом находился Валера. А Верещагин… В общем, странно Насте как-то было, что он около нее, и даже повыше укрыться хотелось. Как-то неловко и неприятно.
Не было того безоговорочного принятия и доверия, спокойствия, как рядом с любимым человеком, на которого в любой ситуации рассчитывать можешь. Себя в любом виде показать, раз уж так жизнь сложилась.
Саша заметил этот ее порыв, кажется. Попытку Насти глубже вдавиться в матрас кровати. Помрачнел лицом и снова растер шею, затылок рукой.
– А где… Валера? – все еще с некоторым трудом, уточнила Настя, когда он так ничего и не сказал.
– Вернется сейчас. Пошел узнавать, что тебе есть можно. Решает этот вопрос с врачами, чтобы обед обеспечить. Он и сам не ел с ночи, по-моему, но вряд ли вспомнит об этом, судя по тому, как было в последние дни, – хмыкнул Верещагин.
И вдруг резко выдохнул:
– Слушай, Настя, прости. Наворотил я дел. Попортил тебе жизнь. Не хотел, правда, – неловко засунув руки в карманы джинсов, неожиданно признался он.
Настя растерялась. Она еще обеспокоена обдумывала, как бы Валеру уговорить поесть? И как отчитать за то, что себя до изнеможения доводит. А тут Саша с каким-то непонятными извинениями. И что он тут делает вообще?
– В смысле? – искренне не поняла Настя, растерянно посмотрев на него.
– Это же из-за меня все так вышло. Вероника эта… – Верещагин передернул плечами. – Она бы тебя не дергала, если бы я не полез. Ты бы под машину не попала… Прости. Искренне не хотел, – Саша посмотрел на нее исподлобья. – Я тебя когда увидел в том Дворце Спорта… Не знаю, даже. Как мозги вырубило, – вдруг начал торопливо и немного путано говорить он. – Показалось, что снова, как тогда, давно – есть что-то между нами. И ты – так открыто меня встретила, казалось, искренне рада… Что моя Стася…
Настя нахмурилась, потеряв нить в его рассуждениях.
– Я была очень рада тебя видеть, Саша. Ты мой друг… Всегда им был. Я гордилась тем, что мы знакомы были.
Он криво улыбнулся. Совсем невесело.
– Да, я теперь понял, что сам запутался, и тебя подставил еще. Знаешь, – Саша отвернулся к окну. – Мама приезжала, пока ты в коме была. Рассказала мне о том, что произошло в прошлом. Про ваш разговор. Да и этот твой тренер… поделился воспоминаниями и мыслями, – Верещагин скосил глаза в ее сторону. – Почему ты мне тогда не сказала про все?
Настя вздохнула. По правде сказать, у нее все еще болела голова. И нога начала ныть. Возможно, прекратило действовать обезболивающее, которое ей вводили? Да и все тело словно бы «ныло». И ей было не совсем понятно, почему Саша именно сейчас решил это все выяснить и узнать.
– Не знаю, Саш. Тогда мне ее слова показались очень убедительными, – Настя облизнула губы, чувствуя усталость, накатывающую на нее. – Да и жизнь все расставила по местам. Ведь ты стал великолепным хоккеистом, как всегда и мечтал, ведь так?
Могла бы, пожала бы плечами. Но тело еще плохо слушалось.
– А ты? – уже вновь в упор глядя на нее, спросил Верещагин.
– А что я? – улыбнулась Настя. – И я счастлива. Жизнь… она идет, Саша. Вперед. Прошлое, оно там, сзади. В него не стоит возвращаться. Мы уже совсем другие. Не только я – ты сам.
– Ты с ним счастлива? С Валерием? – как-то странно глянув на нее, спросил он.
– Очень, – Настя вновь улыбнулась. – Очень счастлива. Я люблю его. И он меня. Правда, помучила его своими комплексами ужасно, – Настя вздохнула, опять поразившись тому, каким несущественным сейчас, на больничной койке, показалось все, что раньше не позволяло любить спокойно.
– А меня… любила тогда? – как-то осторожно и неуверенно спросил Верещагин, заставив Настю еще с большим удивлением посмотреть на него.
– Саша… – Она даже вздохнула. – Любила, конечно. Просто… Это разное совсем, Саш. Не знаю, как сложилось бы все, не будь того разговора с твоей матерью, если бы ты не уехал… Правда, не знаю. Но это… – Она помолчала, пытаясь слова подобрать. Да и дыхание перевести заодно. – Вот ты играл в детстве в секции, много тренировался. Тебе говорили, что играешь хорошо. И ты же играл так… но для того возраста и периода, понимаешь. Это можно сравнить с тем, как ты в НХЛ играл? – спросила Настя, стараясь объяснить то, что чувствовала.
Верещагин растерялся. Но задумался, это было видно.
– Я тогда не умела так любить еще, возможно. Хоть и любила тебя всем сердцем, как мне казалось. И готова была на все… – Настя прикрыла глаза, улыбнувшись тем воспоминаниям. – Не знаю, правда, не знаю, Саш, как бы оно сложилось, будь все иначе. Но оно не сложилось. Жизнь распределила по-своему. Я очень Валеру люблю. Совсем иначе. Глубже, больше… Может, потому, что взрослее стала, понимаю и ценю больше. Да и у нас с ним столько всего за спиной… Простого и сложного, веселого и грустного… День за днем. Это как тебя спросить – любишь ли ты хоккей? Разве ты хоть на секунду усомнишься в ответе? Хоть и всякое бывало на льду. И сейчас ты из игры выпал…
– Нет, – Саша хмыкнул. – Не задумаюсь, даже. – Помолчал. – Прости, что влез и только усложнил все.
– Ты просто запутался, Саш. Так бывает, когда все в жизни меняется. Поверь, я знаю, – Настя попыталась взбодриться, но оно не получалось. Все-таки, она очень уставала. – Твоя невеста говорила, что беременна, может…
– Кто? Ника? – Верещагин даже рассмеялся, махнув рукой. – Да она на таблетках сидит, панически боится беременности. Это она тебе зачем-то наплела. Видно, побоялась, что я уйду. Извини, тоже моя вина. Я дал ей понять, что ты мой давний друг и много значишь…
– Саша, ты тоже мой друг. И это не изменится, – Настя все-таки открыла глаза и глянула на Верещагина. – А Ника… у нее странный характер, прости…
– Нормально все. Да и мы расстались. После этого… – Он обвел палату рукой. – И спасибо, – Саша усмехнулся. – Твоя дружба – это больше, чем я заслуживаю в данный момент. Но для меня – это очень важно. Особенно теперь…
Настя улыбнулась в ответ, вдруг заметив, что в дверях палаты тихо стоит Валера. У него в руках был какой-то непонятный… Поднос? Или что-то типа этого, накрытое крышкой. Интересно, как давно стоит? Точно ведь, не хотел мешать, любимый.
Увидев, что она его заметила, Валера улыбнулся и подмигнул ей.
– Саш, ну ты что, тебе еще столько работы в национальной лиге предстоит, сборную поднимать надо. Дел будет… А мы тебе игроков отправлять станем, – улыбнулась Настя, вдруг почувствовав радость и облегчение от того, что любимый вернулся.
– Вот-вот, Верещагин, работы – непочатый край предстоит. Включайся, – хмыкнув, согласился Валера, проходя мимо Саши к ней. – Давай, егоза, тебе поесть разрешили. Будем сейчас смотреть, что ты захочешь из того, что можно, – улыбнулся Валера.
И по этой его усмешке Настя поняла, что вкусного в том подносе не так и много.
