Текст книги "Княжна Екатерина Распутина (СИ)"

Автор книги: Ольга Токарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Глава 12
Первые друзья

Приезд из столицы главы рода Соловьевых, словно камень, брошенный в тихий омут, всколыхнул застоявшуюся провинциальную жизнь его семейства.

Лишь одного взгляда на мужа хватило Надежде и Софье, чтобы насторожиться. В их вымуштрованной годами совместной жизни женской интуиции проснулся хищный зверь, почуявший неминуемую бурю. Петр Емельянович одарил детей и жен подарками, бросил им дежурный, ничего не выражающий взгляд и кривую, словно прощальную, усмешку.

В этом пустом взгляде, как в зеркале, отразилась вся шаткость их благополучия. Надежда и Софья, закаленные опытом семейных баталий, обменялись настороженными взглядами. Впервые их соперничество отступило, уступив место общей тревоге. Горе, как известно, сближает. Они нутром почувствовали приближение перемен, словно надвигающуюся грозу.

– После ужина жду вас в кабинете, – небрежно бросил им Петр Емельянович, упиваясь своей властью над женами и их беспомощностью. – Яким… Следуй за мной, – бросил он дворецкому через плечо, словно отмахиваясь от надоедливой мухи. А взгляд, скользнув по новому лицу в доме, исказился гримасой такой мучительной, будто его вдруг пронзила зубная боль.

Меня ошеломило отношение Петра Емельяновича. Нет, он не питал ко мне отцовских чувств, но, в отличие от Софьи, не издевался, а возлагал надежды на наш брак с его младшим сыном. Интуиция подсказывала: что-то неуловимо изменилось в его отношении ко мне.

Юркнув тенью за дверь, я помчалась в покои. Влетев в них и едва переступив порог, закричала, увидев фамильяра, развалившегося на моей кровати.

– Хромус!

Зверек подпрыгнул к самому потолку и, грациозно приземлившись на четыре лапы, принял боевую стойку, выгнув спину и распушив хвост.

– Кисс! – прошипел он недовольно. – Ты меня до инфаркта доведешь.

– Не преувеличивай, – усмехнулась я, умиляясь его комичной позе. – У тебя и сердца-то нет. Слушай новость: Петр Емельянович вернулся из Москвы, и, мне кажется, привез целый воз новостей. Смотайся к нему в кабинет и подслушай, о чем он там говорит.

– О-о-о… – протянул довольно зверек. – Подслушивать я люблю, – и тут же исчез, проскользнув черной лентой сквозь стену.

Ожидание обернулось мучительной пыткой, время словно вязло в густом сиропе, тянулось бесконечно долго. Хромус возник лишь спустя долгих три часа. Совершив замысловатый кульбит в воздухе, он вновь обернулся зверьком и, словно пушистая молния, метнулся ко мне на плечо. Едва его крошечная лапка коснулась моей головы, в сознание хлынул поток образов, звуков, обрывков фраз – вся собранная и пережитая им за это время в кабинете информация.

– Я не знала, что ты так умеешь, – выдохнула я, пораженная, когда он отнял лапку и, спрыгнув на кровать, уставился на меня своими глазками-бусинками.

– Не умел, но решил рискнуть, и, как видишь, наша спонтанная телепатическая связь оказалась весьма… успешной. Видала, старый хрыч возомнил себя молодым павлином, распушил хвост, надумал жениться в третий раз! Двух жен ему, видите ли, мало, – фамильяр захихикал, завалился на кровать, закинул ногу на ногу и состроил мину мыслителя. – Не ожидал старый кобель, что его планы на тебя накроются медным тазом. Обломал его государь знатно! Только вот одно меня мучает: какое ему дело до тебя? Мало того, что княжеский род Распутиных под корень извел, так еще и твоей судьбой вздумал распоряжаться. Но это мы еще посмотрим, чья возьмет. Чует мое сердце – строит он на тебя коварные планы. Будет теперь следить, как ящерица за мухой. Как думаешь, я прав? – спросил он и перестал нервно дергать своим лаковым хвостиком.

– Не было печали, – отозвалась я в задумчивости, перебирая в уме слова друга. – Но меня вполне устраивает перспектива пяти лет, когда никто не будет дергать. Нужно только выяснить, что за академия, какие вступительные ждут и какова жизнь в ее стенах. Не хочешь ли со мной к реке? – обернулась я к другу, но он, свернувшись уютным калачиком, уже блаженно посапывал, всем своим видом демонстрируя, что нашел занятие куда более подходящее.

Выскользнув из комнаты, я неспешно поплыла по коридору, как вдруг за спиной отворились двери, и коридор пронзили два голоса, полных яда.

– Гляди, – Василиса словно плеснула кислотой в тишину, – наша оборванка намылилась куда-то.

– Наверное, бежит оплакивать свою участь, оставшись в этот раз без подарка, – подхватила Алёна, и их едкий смех, словно стая злобных птиц, взметнулся в воздух, преследуя меня.

– Две дуры, – пробурчала я, стараясь не обращать внимания на ядовитое шипение за спиной. Сбежав по ступенькам, я рванула к выходу, но едва ступила на крыльцо, как чья-то цепкая рука перехватила меня за талию. Меня вздернули в воздух, словно мешок с зерном, и понесли прочь.

– Пусти! – прошипела я, колотя по каменной мужской руке, но мои удары были для нее не более чем комариным укусом.

Меня доставили на полигон и поставили на землю. Оглядевшись, я столкнулась с недоуменными взглядами дружинников и пронзительными серыми глазами старшего наследника рода.

– Чего надо? – недовольно буркнула я, одергивая юбку платья.

– Прощения хотел попросить, – ответил он, и я заметила тень усталости в его глазах. Вероятно, его тоже не радовала перспектива третьей женитьбы отца. – Когда я говорил, что научу тебя биться на мечах, я не лгал, – попытался он оправдаться. – Признаться, испугался, что не рассчитаю сил и ненароком отниму у тебя жизнь одним неосторожным ударом. Я ведь никогда не тренировал таких мелких девочек… Не знаю, как с вами обращаться. Хочу, чтобы ты не держала на меня зла.

– Не держу, – ответила я и попыталась улыбнуться, но ледяной осколок обиды, оставшийся после того случая, не растаял, а затаился маленьким зверьком в груди. – Я просто была под впечатлением после встречи с монстрами, вот и загорелась желанием научиться защищаться. Сейчас немного остыла и понимаю, что тебе не до меня, у тебя своих забот полно. Да и не женское это дело – мечом размахивать. Ладно, боярин, побежала я. Прогуляюсь, – и я, оставив за спиной немного озадаченные взгляды мужчин, направилась прочь.

Извинения Дмитрия смутили меня, но в глубине души я осталась к ним равнодушна. Видно, тот огонек, что некогда пылал во мне, истлел, оставив после себя лишь холодный пепел, поразительно схожий с безразличием. Именно это чувство теперь поселилось в моем сердце по отношению к Дмитрию.

К речке я не бежала, а неспешно брела, упиваясь картиной, что разворачивалась передо мной: стрекозы, словно ожившие драгоценности, искрились над цветущим лугом, а бабочки, пестрые и легкие, порхали в танце, едва касаясь головок клевера. Порой я останавливалась, завороженная, наблюдая, как складываются в изящный веер их крылья, демонстрируя миру совершенство узора. Заливистая трель жаворонка лилась с небес, а в голове роились мысли о новостях и беседе со старшим наследником боярского рода Соловьевых.

Когда я подошла ближе к реке, к нежному шепоту ее вод примешались тихие всхлипы и испуганный шепот.

– Олег… Я ведь не умру? – дрожал плаксивый девичий голосок, словно надломленный стебелек.

– Даш… ну сама же видишь, я стараюсь, – отозвался кто-то глухим, ломающимся басом.

Медлить было нельзя. Инстинкт вопил о чьей-то нужде, и я, не раздумывая, ринулась в чащу камышей. Колючие, жесткие стебли хлестали по лицу, но я, не обращая внимания на их зелено-желтую ярость, продиралась сквозь заросли, раздвигая стебли и сплевывая назойливые семена-парашютики. Бархатистые коричневые початки рогоза уже налились зрелостью и торопились отдать ветру свое семя, осыпая меня невесомой пылью.

Раздвинув жесткие сухие стебли, я замерла. Передо мной, словно в ожившей картине, предстали двое подростков. Юноша лет четырнадцати склонился над бледной, почти прозрачной девочкой моего возраста. Что-то неуловимо роднило их лица. Он бережно прикладывал к ее окровавленной ладошке сочную зеленую кашицу, а девочка, съежившись, тихонько повизгивала, как загнанный щенок.

Оттолкнув мальчишку, я перехватила окровавленную ладонь девочки. Разрез, зиявший во всю руку, безжалостно обнажал глубину раны, откуда пульсирующей струей сочилась кровь. Собрав волю в кулак, я мгновенно вызвала в памяти калейдоскоп образов ран и, не обращая внимания на ошеломленные взгляды, принялась за дело. Словно дирижер невидимого оркестра, я мысленно повелела кровеносным сосудам сузиться, усмиряя кровотечение. Высвободив армию лейкоцитов, направила их к месту сражения, где они, словно преданные воины, отчаянно ринулись очищать рану от захватчиков – бактерий и микроорганизмов. Невидимые нити коллагена начали плестись, словно паутина, сращивая разорванные ткани, восстанавливая поврежденные сосуды. Края раны, словно испуганные зверьки, стали медленно сближаться. Клетки кожи, словно крошечные строители, начали свое триумфальное шествие, перебираясь через зияющую пропасть, чтобы возвести мост новой кожи, не оставив от раны и следа.

Залюбовавшись сотворенным, я замерла, чутко вслушиваясь в шепот камышей. Оторвав взгляд от затянувшейся раны, я встретилась с распахнутыми, полными изумления голубыми глазами девочки и чуть приоткрытым от удивления ртом.

– Привет, – тихо произнесла я.

– З…здравствуй, – медленно отозвалась она, словно пробуждаясь от оцепенения. Взгляд её метнулся к ладони, затем снова ко мне. Прошептав едва слышно: – Как ты это сделала?

– Дашенька… – предостерегающе произнес молчавший до этого юноша. – Поосторожнее надобно быть со словами… Перед тобой боярыня стоит.

– Не боярыня, а княжна Екатерина Распутина, да только что с этого. У меня ни кола ни двора, я сирота, к тому же бедная, словно церковная мышь. Петр Емельянович меня в дом взял из милости. Да только случилось мне уже и прислугой побывать, так что мы с вами, почитай, одного поля ягоды, – ответила я добродушно, подметив на них надетую простую одежду.

– Как же так? – искренне изумилась девочка. – Княжна – и по дому прислуживает?

– Так я ж говорю – сирота. А таких, как я, обидеть недолго. Государь всю мою семью к смерти приговорил, меня одну лишь помиловал. Только вот дома своего больше нет, скитаюсь по чужим углам. А вы откуда будете? – скрывать правду не было смысла, скоро весть обо мне расползется по всей России-матушке.

– Мы из соседней деревни. Черпалы свои пришли проверить. Раки нынче здоровые, – ответил юноша, перехватывая руку сестры и внимательно осматривая ее ладонь. – Это ты сделала? – спросил он с внезапной настороженностью.

Холодная волна накрыла меня. Я так отчаянно хотела сохранить свой дар в тайне… и вот стою на краю пропасти, у самой грани разоблачения.

– Я… – хрипло прошептала я.

– Ты… целитель? – продолжал допытываться он.

Я почесала лоб, судорожно раздумывая, как всё объяснить. Решила довериться им, но всей правды открывать не стану.

– Давайте покинем это место, и я вам всё расскажу. Мало ли кто подслушает… – для убедительности оглянулась по сторонам и ничего не услышала, кроме сухого шелеста камышовой листвы.

Мы подошли к речке и расселись на поваленное бревно, то самое, где намедни дед удил рыбу. Я, зачарованная синим течением воды, вкратце поведала им историю своей жизни, словно вылила душу на пологий берег. Рассказала о пробудившемся целительском даре, что расцвел во мне при встрече с чудовищами, и о том, что держу это в тайне ото всех, ведь истинное проявление силы ждет меня лишь в пятнадцать лет, в стенах академии.

– Теперь вы знаете обо мне всё. И у меня к вам даже не просьба, а мольба: пусть ни единое слово из услышанного сегодня не покинет пределы этого берега.

– А покажешь нам своего фамильяра? – сгорая от нетерпения, выпалила Даша, и в глазах ее зажглись озорные искорки.

– Хромус! – позвала я, и в то же мгновение на моем плече материализовался зевающий зверек.

– Чего тебе, бедовая? – проворчал он, тут же добавляя: – Новыми знакомствами обзавелась.

– Да… Это брат с сестрой из соседней деревни. Я Даше руку вылечила.

– Ты хоть понимаешь, к чему может привести твоя доброта? – Хромус нахмурился и метнул на детей подозрительный взгляд.

Они мгновенно отпрянули, едва не кувыркнувшись с бревна, и Олег поспешил его успокоить:

– Мы никому не расскажем.

– Нет у меня веры в людей. Можете сболтнуть лишнее, а потом по деревне слухи поползут, а там, гляди, и до Соловьева дойдут. Вы должны клятву произнести, а я ее магически закреплю, – медленно проговорил Хромус, погруженный в свои мысли.

– Мы согласны! – хором выдохнули брат с сестрой и вскочили с насиженного места.

– Повторяйте за мной, – скомандовал фамильяр: – Все, что слышали и видели из наших уст, да не сойдет. А если кто начнет пытать, память об этом мигом сотрется.

Едва слова сорвались с их губ, в воздухе взметнулись две золотых ленты и вонзились им в головы.

– Ничего себе! – ошарашенно выдохнул Олег. – Даш, ты это видела… Магия!..

– Ага, – восторженно пролепетала его сестра.

Они устремили взгляды на меня. Я встала и улыбнулась им. Понятия не имела, что именно сотворил Хромус, но твердо решила выведать у него всё позже. Деревенские ребята мне понравились. Наверное, своей простотой и добродушием. К тому же у нас появилась общая тайна, а это сближает.

– А давайте дружить? – предложила я, протягивая им ладонь.

Брат с сестрой переглянулись, и по счастливым улыбкам на их лицах я поняла, что они не против дружбы. Нерешительно пожали мою руку.

– Так чем ты так руку порезала? – спросила я у Даши, а она, вновь переглянувшись с братом, весело рассмеялась.

– Да ясно чем, камышом! Много раз уже резалась, но так сильно – впервые. Испугалась, когда кровь не хотела останавливаться, думала, умру. Спасибо тебе, спасла меня!

– От потери крови ты бы не умерла, рано или поздно она бы прекратила течь. Но вот последствия были бы тягостными. Покраснение, воспаление, нагноение и всякие неприятности, которые продлились бы долгое время. Теперь всё это позади. Иди руку в речке от крови помой. – Я проводила взглядом девочку, идущую к самому берегу, и, посмотрев на ее брата, спросила: – Когда теперь еще увидимся?

– Дня через два в это же время приходи. У нас по дому много дел.

– Хорошо, – ответила я и побежала к усадьбе. Из-за всех событий у меня разыгрался зверский аппетит.

Повариха, заметив мой голодный взгляд, едва сдержала слезы. Вложив мне в руку пару румяных пирожков с мясом, она вздохнула и ласково провела рукой по волосам.

– Ступай, дитятко, к себе. У Соловьевых что-то неладное. Кричат так, словно татарва нагрянула, – усмехнулась она и, приподняв крышку огромного казана, принялась помешивать аппетитное мясо.

Жареный аромат дурманил, заставляя ноздри трепетать. Я благодарно откусила пирожок и, поблагодарив повариху, помчалась прочь, сгорая от любопытства.

Дом, этот тихий уголок, до недавнего времени наполненный умиротворением, в данный момент был затоплен какофонией воплей, рыданий и пронзительных визгов двух сестриц, доносившихся из святая святых – покоев их дражайшей маменьки. Не удостоив эти душераздирающие звуки ни единой секунды своего внимания, я триумфально ворвалась в собственную обитель и немедленно обратилась к этому источнику мудрости и всеведения – своему зверьку.

– Хромус, ты, разумеется, в курсе, что эти невинные овечки опять не поделили?

– О, да как же можно не знать, – промурлыкал он, и его благородный черный носик презрительно дернулся, будто отражая всю комичность ситуации. – Я всего лишь подложил лифчик Василисы Алене, этой непризнанной королеве моды. Стоит, понимаешь, перед зеркалом, пихает всякий хлам в лиф и воображает себя Афродитой. Глупышка, всё ждет, когда же природа соизволит одарить ее своими щедротами. А Василисе, этой тонкой ценительнице прекрасного, я подкинул колье, которое Алене папенька привез из самой столицы. Ну, ты же понимаешь, это же просто верх коварства – тайком пробираться в чужие покои, доставать из шкатулки чужую драгоценность и любоваться собой, любимой. В общем, столкнул этих голубок лбами. За их ангельские перебранки они получили, естественно, выговор от самого главы семьи, а потом и от этой мегеры – матери. Как думаешь, знатно я им отомстил за все твои страдания?

Я сдавленно хихикнула, живо представив эту идиллическую картину, и разразилась искренним, неподдельным смехом, не забыв при этом выразить свою безграничную благодарность этому гению интриг и коварства нежным поглаживанием между двумя очаровательными рожками.

Глава 13
Переход на новый ранг

Знакомая тропинка лениво вилась меж поблёкших трав, уводя меня к реке. Лето, словно мимолетное виденье, кануло в Лету, унеся с собой буйство красок. Осенняя хандра коснулась всего вокруг: трава пожухла под натиском времени, а даже хвойный лес, что величаво возвышался на горизонте, утратил свою былую сочность.

Растирая зябкие плечи, разгоняя назойливый хоровод мурашек, я услышала в небе протяжный гогот гусей. Вскинув голову, я завороженно наблюдала, как вожак, словно опытный кормчий, ведёт свою стаю в тёплые края. «Везёт же некоторым, – промелькнуло в голове, – будут греться под ласковым солнцем». Я вздохнула и поёжилась.

Пора бы уже доставать из сундуков теплые вещи, но пальто мне пока так и не выдали. Тревожить Хромуса, отправляя его на чердак за старыми, ношеными девчоночьими вещами, не хотелось. Да и зачем? И так уже старые вещи Михаила обернулись для меня обидным прозвищем «воровка».

Подойдя к реке, я погрузилась в созерцание ее темных, задумчивых вод. Даже река, казалось, потеряла свой былой насыщенный цвет, теперь она несла свои свинцовые воды по течению, прочь, вдаль, навстречу неизведанному.

Сколько же тайн и чудес встречается ей на пути! Ах, если бы я могла стать водой, слиться с этим неудержимым потоком и устремиться навстречу новым, неизведанным берегам! Но это всего лишь детские грезы, мимолетные видения, что нет-нет да и посетят меня. Что уж тут поделать, мне всего десять лет, а десятилетним девчонкам свойственно мечтать и фантазировать.

С приходом осени переобразилось и имение Соловьевых. Михаил и Василиса отбыли в академию. Вместе с ними отправили и Глафиру, дабы блюсти чистоту в хоромах боярских отпрысков, а заодно спускать пар с барских штанов.

Двух младших дочерей Петр Емельянович спровадил в пансион. Обо мне же особо радел, нанял двух учителей. Математике учил Конюхов Савелий Михайлович, а русскому языку – Солнцегорова Рима Федотовна. Что тут скажешь, кадры еще те.

Конюхов и часу не мог прожить без глотка горячительного, его мясистый нос алел, словно сигнальная кнопка. Казалось, нажми на него – и взвоет сирена. Савелий Михайлович, мужчина лет пятидесяти, вызывал отторжение. Неопрятный, от него веяло затхлостью и немытым телом. Но я приноровилась, воздвигала в носу фильтры, исправно очищающие воздух. Математик он когда-то был отменный, но с каждодневным пьянством утратил интерес к работе. Хорошо хоть не забыл, что дважды два – четыре. От этих занятий меня разбирала тоска смертная, но я прилежно делала вид, что внимаю науке. К тому же, приняв на грудь, Конюхов тут же валился головой на стол и мирно посапывал. Поначалу храпел, но я быстро излечила его от этой напасти. Теперь могла в тишине предаваться мечтам или любоваться спящим на дереве котом Мотькой. Тот еще разбойник.

Рима Федоровна давно перешагнула восьмой десяток. Скрюченная старушка, сморщенная, словно печеное яблоко. Несколько раз за урок выдавала мне одно и то же задание. Порывалась было подправить ей мозги, но не рискнула, а потом поразмыслила, что так даже и лучше. Целый час выводила я палочки да крючочки в тетради… Благодать.

Подойдя к речке, я завороженно смотрела на стремительный бег воды, и в памяти, словно блики солнца на волнах, всплыли встречи с Олегом и Дарьей. Теперь они далеко, и уже успела соскучиться по друзьям.

Деревенька Вязькино, в которой они проживали, гнездилась на землях боярина Соловьева, и тяжкий крест зависимости лежал на каждом ее обитателе. Крестьяне были привязаны к земле, словно корни старых дубов. В каждой деревне восседал староста, блюдя порядок железной рукой и взимая с каждого дома непосильную дань. Мечта о воле, о лучшей доле теплилась в сердцах людей, но откупная цена – сто серебряных рублей – казалась неприступной стеной. Бедняки, скованные нуждой, не смели покинуть родные пенаты, понимая, что и под сенью других бояр едва ли найдут утешение.

Крестьянские дети обучались грамоте лишь краткие четыре года. Зачем же нищему мудреность? Умеют читать, считать да писать – и довольно с них.

Это произошло на самой кромке лета, когда предчувствие осени уже витало в воздухе, пронизанном запахом увядающих трав. Как обычно, я со своими знакомыми собирались у реки. Звук шагов разрушил тишину, и, обернувшись, я сразу почувствовала неладное. Встревоженный взгляд Олега, красные от слез глаза Дарьи говорили громче слов.

– Что случилось? – с тревогой в голосе спросила я, поднимаясь с бревна.

Олег избегал смотреть в глаза, а Дарья, всхлипывая сквозь слезы, начала что-то невнятно бормотать о матери и новом отце. Олег обнял сестру за плечи, словно стремясь придать ей сил, и, собравшись с духом, поведал их историю.

Оказалось, около двух лет назад их отец погиб на стройке – его убило сорвавшееся бревно. Горечь утраты кормильца надолго поселилась в их сердцах, но жизнь не ждет. Недавно к их матери посватался мельник. Осип, так звали вдовца, жил на отшибе, на землях, принадлежавших боярину, да только он давно откупился и жил вольным человеком. Мельник был зажиточным, овдовел, оставшись с четырьмя малыми детьми, требующими ухода. И решил он жениться вновь. Все сельчане завидовали ему. Мать тоже обрадовалась, надеясь, что с таким отчимом и ее дети станут вольными, смогут выучиться.

В княжестве имелась школа для простолюдинов, желающих обучаться дальше и способных оплатить учебу. Но после свадьбы открылась горькая правда. Осип напрямик заявил, что Олег достаточно взрослый, чтобы помогать ему на мельнице, таская мешки, а учеба Дарье ни к чему – пусть присматривает за малышней и помогает по дому.

– Теперь нам с тобой и свидеться некогда будет, – понуро произнес Олег.

В голове стремительно зрел план спасения друзей.

– Слушайте меня внимательно. В скором времени на вашу мельницу пожалует мой добрый знакомый, Серый Владимир. Привезет он откупные бумаги на ваши имена.

– Но откуда же им взяться? – с недоверием вопросил Олег.

– Не волнуйтесь, деньги у меня есть. Пока что довольствуйтесь этими вестями, остальное обсудим при встрече. На том и простились, разойдясь по домам, каждый в свою думу погружённый.

Войдя в комнату, я вся извелась в томительном ожидании Хромуса. А когда он появился, я напряглась, вид его был удручающий: какой-то понурый, шёрстка потускнела, а глаза – печальнее осеннего неба.

– Что случилось? – взволнованно спросила я, подхватывая его на руки.

– Не знаю… Слабость во всём теле, – прошептал он, закрывая глаза.

– Ну уж нет, брось ты это! – испуганно отругала я его и принялась лихорадочно анализировать его состояние. – Сердце… А где у тебя сердце-то? – изумилась я, застыв с округлившимися глазами.

– Нет у меня этого органа, – вяло ответил он. – И других органов жизнедеятельности, как у тебя, тоже нет. Не забывай, кто я.

– Ладно… Нет так нет… Пойдём другим путём, – пробормотала я под нос и направила поток своей энергии в его тельце.

Эффект меня поразил. По телу зверька побежали, словно светящиеся нити, дорожки голубоватой энергии, очерчивая его энергетические каналы. Я поняла, за счет чего живет эта «лента». И, получив жизненную силу, Хромус мгновенно приосанился.

– О-о-о… Как полегчало, – промурлыкал он затуманенным взглядом.

– Кажется, я поняла, что тебе требуется для жизни. Ваши сородичи, чтобы жить, питались энергией, вот и тебе следует иногда «глотать» сафиры. Помнишь, какой заряд бодрости ты получил, когда поглотил те три магических камня? И как только не подавился?

– Было бы от чего давиться, – буркнул зверек, спрыгивая с моих рук на кровать.

– Ладно, не обижайся, я ведь шучу, – оправдалась я и тут же озвучила пришедшую мне в голову мысль: – Получается, что сила этих трех камней служила тебе жизненной энергией все это время. А теперь беги на чердак, порывшись в своих закромах, попробуй поглощать сафиры. Думаю, эффект почувствуешь сразу. А потом дуй ко мне, разговор есть.

Когда Хромус исчез, я опустилась на край кровати, взгляд мой утонул в выцветавшем ковре, застилающим пол. Мысли обратились к зверьку. Эта крошечная сущность, не раздумывая, бросается мне на помощь. Помогает, защищает, дает советы. «Лента» так прижилась в этом мире, словно была рождена здесь, и чуть не довела себя до изнеможения. Хорошо, что мы вовремя спохватились. Страшно представить, что случилось бы, если бы он охотился на монстров. Они бы разорвали его на части. Тревога закралась в душу, но тут же развеялась, словно дым, когда передо мной возник бодрый зверек.

– Ты была права, – заявил он, глядя на меня черными пуговками глаз, в которых плясала благодарность. – Правда, три желтых О пришлось поглотить, – с легкой грустью добавил он.

– Не стоит жалеть. Ты ведь сам их добываешь. Считай, что тебе повезло. Не будь в этом мире монстров, ты бы наверняка погиб. Так что жуй и не грусти. Теперь, когда мы решили одну проблему, давай я расскажу о другой.

Пересказав нашу встречу с друзьями, я поведала о своём плане, и Хромус, внимательно слушая, нахмурил своё маленькое сосредоточенное личико.

– Кисс, – пробормотал он, почесывая свой острый рог, словно тот был антенной, улавливающей его мысли. – Ты неплохо придумала. И что же дальше? – Зверек присел на задние лапки, замер в ожидании, его глаза мерцали нетерпением.

– Знаешь, Хромус, я подумала… Может, устроим ребят в школу? Правда, им сначала нужен дом.

– Отличная идея! – Хромус не остался в долгу. – Нужно увезти их подальше от этого захолустья. В Вологду, например. Купим там небольшой домик, пусть живут да учатся. Тихо, спокойно.

– Мудро говоришь, – похвалила его, и тут же ее лицо омрачилось тревогой. – Только вот хватит ли у нас денег? Этот вопрос мучает меня больше всего. Я ведь еще совсем ничего не знаю о продаже сафиров. И сколько их ты, Хромус, добыл?

– Денег хватит на всё, и еще останется, не переживай. Но вот что я тебе скажу, Кисс, – задумчиво проговорил Хромус, машинально поглаживая свой нос, словно вспоминая что-то важное. – Тебе пора принять своих друзей в свой род. Ты же не вечно будешь десятилетней девчушкой. Вырастешь, поступишь в академию, а там и совершеннолетие не за горами. После него тебе нужно будет заняться возвращением родового гнезда Распутиных. Я тут кое-что узнал о нем. Соловьев был прав, разграбили его знатно. Земли соседи поделили, влиятельные княжеские роды. Придется немало сил приложить, чтобы вернуть своё.

– Как это – в род принять? – растерянно выдохнула я, чувствуя, как подступает волна неожиданности.

– Нужно сотворить нечто уникальное, – с жаром принялся объяснять он. – Враги, словно стервятники, уже точат когти, будут подкупать слуг, выведывать секреты. Этого допустить нельзя! Принятый в род должен стать неприступной крепостью тайн, чтобы даже самые искусные чтецы мыслей не смогли проникнуть в его сознание. Нам нужны верные люди, и искать их нужно уже сейчас, – он горделиво вскинул подбородок, купаясь в собственной изобретательности.

– Что бы я без тебя делала, – прошептала я, зачарованная его прозорливостью и согласная с каждым словом. – Итак, действуем по плану. Ты, в обличье Володи Серого, являешься к барону, представляешься дальним родственником Михайловых, жаждущим лучшей участи для племянников. Получаешь вольную для них, а затем отправляешься к мельнице, где и разыгрываешь наш финал. А чтобы мать не заподозрила неладного и не утонула в тревогах, подбросишь ей немного звонкой монеты и пообещаешь, что дети будут навещать ее на каникулах.

Всё сложилось наилучшим образом. Хромус, применив личину Володи Серого, обзавелся скромной обителью в Вологде. Олега же определили в гимназию, лелея надежду выковать из него незаменимого управляющего, а Дарью отослали в пансион, где утонченно обучали искусству прислуживания в домах знатных особ. Выбор пал на управление экономикой – превосходный плацдарм для моих будущих первых помощников.

Я тоже времени зря не теряла, усердно постигая навыки биомантии. Первые робкие шаги в обучении совершала на друзьях. Их руки и ноги, иссеченные шрамами и мелкими порезами, служили полигоном для моих экспериментов. И я ни разу не пожалела, что открыла им свою тайну. Теперь могла спокойно практиковаться, зная, что они в курсе моей особенности.

Поначалу, помня о способности биомантов лечить на расстоянии, я с разочарованием обнаружила, что мой предел – всего два жалких метра. Но упорство взяло свое, и вот уже радиус действия исцеляющей энергии достиг пяти метров.

Воодушевленная прогрессом, я за пару месяцев избавила всю прислугу от застарелых шрамов, украшавших их тела. Действовала исподтишка, прячась за дверями или делая вид, что любуюсь пейзажем за окном, втайне направляя целительный поток на людей, не подозревающих ни о чем. С каждым разом я справлялась со следами порезов и ожогов все искуснее и быстрее.

От слуг я перешла к дружинникам. Вот где открывалось поистине неисчерпаемое поле деятельности! Правда, приходилось прятаться в кустах, и это было лишь полбеды. Гораздо сложнее было лечить воинов, постоянно находящихся в движении, особенно во время спаррингов на мечах. Первая неделя превратилась в сущий кошмар. Но после долгих мучений я все же нашла оптимальный способ.

Выбирая одного из сражающихся, я отключалась от всего мира, сосредоточившись на потоке целительной энергии, направленной на исцеление его кожных покровов.

Однажды, увлекшись заживлением глубокой раны на спине старого воина Ливня, я вдруг ощутила, как моя энергия проникла в его почки, просканировав их и выявив наличие мелких камней. Бросать начатое на полпути я не могла, поэтому направила мощный поток энергии, удерживая ее в почках до тех пор, пока камни не растворились, а затем, направив их по мочевыводящей системе, завершила исцеление. Ливень вдруг замер, издал странный хрип и бросился в кусты. К счастью, не в те, где я пряталась. Я поспешила ретироваться, дабы избежать неловких вопросов и подозрений в подглядывании.

Еще немного полюбовавшись на умиротворяющее течение реки, я развернулась, чтобы брести домой, и даже не подозревала, какая новость обрушится на меня там, словно зимняя вьюга.

– Катерина, ты переезжаешь. На первый этаж, – объявил Петр Емельянович, вызвав меня в свой кабинет. – После крещения я женюсь. Твою комнату переделают для Софьи, а в ее покоях поселится моя третья супруга.