Текст книги "Княжна Екатерина Распутина (СИ)"

Автор книги: Ольга Токарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Глава 2
Между небом и землей

Я не сразу осознала, что дышу. Память услужливо подкидывала обрывки последних минут моей жизни. Но в ту же секунду сердце в груди затрепетало, словно бабочка, вспорхнувшая на ветру, от внезапной мысли: капитан нашел способ меня спасти. Открыв глаза в порыве радости, я мгновенно поняла, что лучше бы осталась в неведении. В метрах пяти от меня застыл монстр, напоминающий саблезубого тигра, но с одним отличием – весь он был черен и худощав, будто мумия, вырвавшаяся из древнего склепа. Хвост его нервно дергался из стороны в сторону, а на кончике, словно капля яда, сверкало жало.

Никогда мне еще не доводилось видеть в живую настолько страшных существ. Горло сдавил спазм ужаса, я внутренне завизжала, а в голове билась мысль: «Мне не спастись… Не хочу умирать… Не хочу». – Не хочу! – закричала я, закрывая лицо руками, не понимая, что происходит? Я ведь на доли секунды ощутила свою смерть, ужасающая боль, а дальше всепоглощающая тьма. Затем спасательный глоток воздуха и понимание, что я жива. Только какое-то непонятное чувство во всем теле, словно оно не мое.

Я ждала, что сейчас меня разорвут на части, но чудовище почему-то не нападало. Открыв глаза, я убрала руки от лица и замерла в изумлении, глядя на детские ладошки. В первое мгновение мне показалось, что кто-то из детей держит их перед моим лицом. Но тут раздался очередной злобный рык, и пальцы перед глазами непроизвольно дрогнули. Я пошевелила ими и пришла к обескураживающей догадке: это мои руки… И в то же время – не мои. Разберусь с этим позже. Сейчас нужно бежать.

Повернув голову, увидела надвигающегося на меня монстра. «Долго он не нападал», – пронеслось в голове. Я застыла, зачарованно наблюдая, как из моей груди, совершенно неощутимо, словно багряные змеи, вырываются длинные ленты. С молниеносной грацией они бросились вперед и, словно острые лезвия, рассекли монстра. Прямо на моих глазах он развалился надвое, и во все стороны брызнула черная, как смоль, кровь. В нос ударил тошнотворный запах горелого, протухшего мяса. Борясь с подступающей тошнотой, я в испуге огляделась, пытаясь понять, где нахожусь. Незнакомое место. Высокие, покосившиеся деревянные заборы, местами сломанные. В прорехах виднелись дикие кусты и деревья, а дома… Дома были странные, словно сошедшие со старинных гравюр, которые я видела, изучая древнюю историю России.

И тут меня окатывает волной леденящего ужаса, словно из глубин подсознания всплывает тошнотворное осознание: странная субстанция, которую я видела на Антириуме, здесь… тоже здесь. Память, словно безжалостный палач, выхватывает из мрака момент, когда одна из этих мерзких «лент» проникает в мое тело. Эта тварь была во мне, когда капитан отправил мою шлюпку в небытие. Как такое возможно⁈ Все, что со мной случилось, лежит за гранью непостижимого.

Бросив мимолетный взгляд на свое тело, я понимаю с пугающей ясностью: оно не мое. Я умерла… и каким-то непостижимым образом оказалась в теле девочки лет десяти. Вернее, не я, а моя душа, потому что я помню… всё. Помню свою жизнь, родителей, друзей, учебу – помню каждую мелочь, каждую деталь своей прошлой жизни.

Я попыталась проникнуть вглубь сознания девочки, отыскать хоть искру воспоминаний, но наткнулась на звенящую пустоту. Лишь одно теплое чувство, словно слабый огонек, теплилось в груди при мысли о женщине лет шестидесяти. Настасья… так ее звали. Она окружала девочку заботой, кормила, ухаживала, была ей няней. Это всё, что удалось выудить из глубин детской памяти, и от этого открытия меня пробрала дрожь. Значит, теперь я – Екатерина. Где же мои настоящие родители? Почему они оставили ребенка в такой опасности?

Но все вопросы мигом вылетели из головы. Рядом с поверженным чудовищем стояла «лента». Субстанция обрела подобие человеческой формы: выросли ноги и руки, но голова осталась лентой, на которой проступили глаза и рот. В тонких длинных пальцах она держала какой-то камень и, склонив голову, с усердием крутила его, внимательно рассматривая. Заметив мой взгляд, «лента» засеменила в мою сторону.

Я сглотнула, силясь привстать и отпрянуть, но спина уперлась в нечто твердое. Оглянувшись, я поняла, что прижата к покосившемуся забору. Значит, я нахожусь на окраине какого-то заброшенного поселения. Людей не видно, но это и понятно – наверняка все попрятались от чудовищ. Не успела я додумать эту мысль, как ко мне приблизилась «лента».

– О! – произнесла она, протягивая мне камень.

Ее попытка заговорить повергла меня в новый шок. Я, тряхнув головой, вжалась в шершавые доски, боясь даже взглянуть на то, что она мне предлагает.

– О! – не сдавалась она, настойчиво протягивая камень. – С-с-с… Ка-а-а, – вырвалось из ее маленького рта. Затем она зажала камень пальцами и повернула его к угасающему закату.

И страх мой мгновенно отступил, когда я увидела, как камень вспыхнул, заиграл переливами неземного голубого света. Прежде, в полумраке, я не разглядела его красоты, ведь он казался почти черным.

– Какой красивый… – вырвалось у меня невольно, и на губах расцвела улыбка.

– О! Класивый, – повторила за мной «лента», извлекла из себя еще два камня, повертела их в руках и положила к моим ногам. – Ня.

Я сглотнула, осторожно взяла камни, вытерла их о подол своего старенького грязного платья и, с искренним восхищением, прошептала: «Спасибо…»

Человек, вечный пленник инстинкта выживания, всегда ищет пропитание, опору. И я, повинуясь этой древней программе, а может, старенькому платью на мне, первым делом подумала о невероятной стоимости этих камней. Они мерцали, словно осколки застывшего света, ограненные самой природой, напоминая диковинные алмазы. Странное тепло, исходящее от них, обволакивало ладони.

– Где ты их взяла? – вопрос сорвался с губ, наполненный удивлением, адресованный существу, к которому я невольно обратилась как к девочке. Быть может, виной тому ее образ – «лента», женское начало, растворенное в самом названии.

– О… Тямь, – сказала она, указывая рукой на монстра, а ее лепет был похож на разговор маленького ребенка.

Я сразу напряглась, понимая, что камней три и, значит, если бы не это загадочное создание, то меня давно бы не было в живых.

– Ты меня спасла… Спасибо, – прохрипела я, ощущая обжигающий жар слез, хлынувших из глаз.

– Ню-ю-ю, – протянула «лента», и на ее плоской мордочке, словно по волшебству, проступили брови, сдвинутые в печальном унынии и сильно напоминающего в этот момент грустного смайлика.

Обрывки человеческой речи заставили меня насторожиться, словно дикого зверька, учуявшего опасность. Сердце забилось в исступлении, смешивая страх с мучительным любопытством. На какую неведомую планету забросила меня судьба? Похожи ли местные обитатели на людей, или же здесь правят бал чудовища, подобные тем, что пали от «ленты»? А вдруг они разумны, способны к речи, как эта удивительная субстанция, впитавшая мой язык за считанные мгновения? И если мы уничтожили их сородичей, какая кара нас ждет?

– Ваше сиятельство! – мужской голос, прозвучавший совсем рядом, чуть не заставил меня вновь разрыдаться от счастья – я слышала родную речь! Но тут же чуть не вскочила, охваченная тревогой за «ленту».

– Это люди, – зашептала я, пытаясь объяснить ей. – Их нельзя убивать… Они такие же, как я. Но любой человек страшится непознанного. Тебе нужно спрятаться. Никто не должен увидеть тебя в таком обличье. Помнишь, как нас убили? Может случиться непоправимое. Люди могут испугаться и уничтожить нас. Только вот сомневаюсь, что мне подарят еще одну жизнь… А что будет с тобой, я не знаю. До сих пор не понимаю, как ты перенеслась вместе с моей душой в тело этой девочки. Она… она умерла.

«Лента» внимательно выслушала меня и, качнув своей плоской головой, растворилась во мне. Не зная, что меня ждет впереди, я сжала в кулаке добытые камни, закрыла глаза и приготовилась к неизвестности.

– Ваше сиятельство, – прозвучал знакомый голос, полный тревоги. – Поберегли бы себя. Рана-то какая на боку…

– Яким! Хватит причитать, царапина, да и кровь уже остановилась. Ты лучше скажи, куда монстры побежали? Грубый баритон второго мужчины заставлял сердце замирать, я ловила каждое его слово. – Та-а-к, – протянул он, в голосе прозвучало явное изумление. – Говоришь, монстры бежали? Да видать, добегались, – усмехнулся он.

– Это кто же их так⁈ – в разговор вмешался молодой голос, полный изумления.

Любопытство взяло верх, и я открыла глаза. Возможно, это была наивная дерзость девочки, в чьем теле я оказалась.

– Ничего себе! – не скрывал он потрясения. – Кто же это с ними так?

– Не знаю, – покачал головой крепкий мужчина лет пятидесяти. В его черных волосах и бороде серебрились первые седины, лицо было хмурым, но сосредоточенным. От него веяло силой и уверенностью.

– И живых никого не ви… – молодой человек осекся, встретившись со мной взглядом. – Хотя… Бать… Кажется, одна выжившая есть, – произнес он, направляясь ко мне. – Ты кто такая⁈ – спросил он, удивленно присаживаясь на корточки. Я молчала, не зная, что ответить. В памяти лишь мое имя и больше ничего. – Хм… Молчит? – удивился он.

– Ох и дурень же ты, Яромир, хоть и сажень у тебя в плечах, – укоризненно произнес ему отец. – Девчонка чуть жива, а ты ее расспросами донимаешь.

– Да я ж не просто так, – промолвил Яромир с улыбкой, и в темно-карих глазах заиграли добрые искорки. Он бережно отложил в сторону свой грозный меч и, достав из кармана конфетку, протянул ее мне: – Бери, малая, не стесняйся.

При виде конфеты во рту мгновенно забурлила слюна, и меня пронзило осознание, насколько же я голодна. Бедная девочка, она, кажется, забыла вкус еды. Рука взметнулась сама собой, разжалась, выпустив голубые камни, и я, словно дикий зверь, схватила конфету и, не разбирая, запихнула ее в рот вместе с оберткой.

Нестерпимый стыд обжег меня, но голод опередил разум. Слезы хлынули из глаз, рот наполнился горьковатой бумагой и тающим шоколадом. Нужно было выплюнуть эту гадость, но я не могла заставить себя. Чтобы жить, человеку необходимо питаться, иначе его ждет неминуемая гибель.

– Интересно, из какой же семьи эта девчонка? – поинтересовался отец Яромира, не скрывая презрительной гримасы. – Ее будто месяц не кормили.

– Да кто их, деревенских, разберет, у них там мал мала меньше, – проворчал третий мужчина, лет шестидесяти, а может и больше. Я поняла, что это Яким.

– Я тебя не спрашивал, – рявкнул отец Яромира. – Разыщи старосту и приведи его сюда! Розгами изобью! Где это видано, чтобы так с ребенком обращались⁈

Яромир тем временем извлёк ещё одну конфету, бережно развернул шуршащую обёртку и протянул мне шоколад. Я, словно голодный волчонок, выхватила угощение и тут же отправила его в рот. Ничего не могла поделать – детские рефлексы брали верх. Шмыгая носом, я, почти не жуя, проглотила сладость и взглянула на парня с благодарностью.

– Прости, малая, больше нет. Знал бы, что встречу тебя, целый мешок припас бы, – виновато развёл он руками.

– Ещё чего выдумал, всякую шваль шоколадом кормить, – проворчал отец Яромира, бросив на меня презрительный взгляд.

После его слов я невольно съежилась. Мне почудилось, что мужчина добрый, готов за меня заступиться, а оказалось, что он себе на уме.

– Ваше сиятельство… Пётр Емельянович! – раздался встревоженный крик.

К нам спешил какой-то человек. Подойдя, он отвесил глубокий поклон, а затем заискивающе посмотрел на грозного мужчину. Рассматривая незнакомцев, их бедную и богатую одежду, оружие и экипировку, я поняла, что всех их отличает лишь одно – статус.

– Ну, Прохор, выкладывай начистоту, что за разбой у тебя в деревне развелся? Аль я мало казны на сирот отпускаю? Говори, какая такая семья девчонку чуть до могилы голодом не довела? – прогремел Пётр Емельянович, а его голос сотрясал округу.

– Да как же так, Ваше Сиятельство… У меня всё как на ладони, ни единой полушки себе в карман не положил. Хотите, ведомости сиротские покажу? Там все семьи, где они живут, записаны. Все они в холе и сытости содержатся, – залебезил староста, чувствуя, как под ногами зашаталась земля.

– Ни полушки, значит, не взял? – процедил его сиятельство, а в голосе плескался яд. – Тогда объясни-ка нам вот что, – он ткнул острием меча, который ни на миг не выпускал из руки, в мою сторону.

Прохор, округлив глаза, несколько долгих мгновений изучал меня, словно пытаясь выудить из глубин памяти, в какой семье я росла. Но его ответ обрушился на меня, как обухом по голове.

– Ну и напугали вы меня, ваше сиятельство, – выдохнул староста с облегчением, словно у него гора с плеч свалилась. – Чуть кондратий не хватил. Так это же не наша девка… Не деревенская.

– А чья же? – удивился мужчина, нахмурив брови.

– Так княжна Катька Распутина. Всю ее семью государь за темные дела извел, а на самую младшую руку не поднялась. Она ж с рождения блаженная, умом тронутая, дару у нее никакого нет. Одним словом, ничегошеньки не разумеет. Ее к себе нянька забрала, верная душа. Денег у нее отродясь не было, на работу никто не берет, вот они и скитаются по миру, словно неприкаянные. Все у храмов милостыню просят. Что люди подадут, тем и живут.

– Княжна Распутина, говоришь? – пророкотал Петр Емельянович, задумчиво поглаживая подбородок, и взгляд его впился в меня, словно хищный зверь высматривал добычу.

– Она самая, – заюлил староста, расплываясь в приторной угодливости. – И вы, Петр Емельянович, знайте, я исправно блюду за сиротами… У меня всё подотчетно, – зачастил он, словно заведенный.

– Хорошо… – рявкнул барин, одним своим видом заставляя его умолкнуть. – А где же ее нянька? – вспомнил он, и вопрос этот, словно ледяной ветер, коснулся моего сердца.

– Так это… – пробормотал Яромир, до этого хранивший молчание. – Там, чуть в стороне… Померла она, – закончил он, отводя взгляд и опуская голову.

И тогда я поняла: бедная женщина встала на пути этих чудовищ, пытаясь хоть на миг отсрочить неминуемую гибель девочки. Но мне не дали впасть в уныние, а всё потому, что теперь уже была угроза моей жизни, а принесли ее два мужчины, подошедшие к нам.

– Что-то вы долго, – проговорил один из них. Суровый светловолосый мужчина примерно одного возраста с Петром Емельяновичем.

– Да вот наткнулись здесь на одну диковинку, – проговорил он и пересказал все сведенья обо мне.

– Зря вы над ней стоите и раздумываете, – ответил второй из подошедших. – Правильно государь сделал, что все их семейство под нож пустил. И эту нужно добить, чтоб крови Распутиных в мире не осталось.

– Так вот и я к тому же мнению пришел, – сказал он, а у меня все в груди похолодело. Где я так провинилась, что все хотят лишить меня жизни?

– Бать!.. Смотри! – вдруг воскликнул изумленный Яромир, пристально глядя на камни и протягивая к ним руку.

– О-о-о! Мои! О, – взвизгнул голос, разорвав тишину на тысячи осколков.

Я остолбенела, глядя на зверька, возникшего словно из ниоткуда. Его серо-пепельный мех казался сошедшим с моего собственного рисунка. Помимо биологии, я находила отдушину в рисовании, создавая в воображении диковинных существ и бережно перенося их на бумагу. Этого зверька я прозвала Хромус, уж больно у него получились аккуратными рожки и взвинченная кисточка хвоста, как у разумных существ с планеты Хром.

– Матерь Божья! – воскликнули в унисон Прохор и Яким, спешно осеняя себя крестным знамением.

Остальные мужчины, словно по команде, отступили, судорожно сжимая рукояти мечей. Лишь Яромир остался сидеть на корточках, с нескрываемым изумлением наблюдая за зверьком. А тот, не теряя ни секунды, принялся поочередно запихивать камни в рот. Проглотив последний, он вспыхнул ослепительным голубым светом, от которого все невольно зажмурились.

– Ты посмотри, какой прыткий! – расхохотался Яромир. – Три сафира слопал, и хоть бы что!

В ответ мой Хромус, высунув язык, с шумом выпустил воздух, передразнивая его.

Широкие плечи Яромира и мужчин, стоящих за ним, затряслись от сдержанного хохота.

– Уел он тебя, сын, – сквозь смех проговорил Петр Емельянович. – Считай, на два миллиона.

– Да я и не в обиде, – отозвался молодой мужчина, но тень недоумения тут же омрачила его лицо. – Только вот понять не могу, кто же этих тварей изничтожил?

– Убить к чертям всё это дьявольское отродье, и дело с концом! – завопил Прохор, бросая опасливые взгляды на зверька.

– Да погоди ты рубить с плеча, – недовольно проворчал его сиятельство. – У девочки магия проснулась, вот она фамильяром и обзавелась. А они те ещё затейники. Иной раз такую личину примут, что монстры из разломов покажутся божьими одуванчиками. – К тому же каждый новоявленный маг в России у Его Величества на строгом учёте. Тронем девчонку, и наши головы с плеч долой.

– И что же нам теперь с ней делать? – промолвил один из подошедших, задумчиво почесывая висок.

– Не тревожьтесь, Савелий Лукич. Я девочку к себе в дом приму, – разрешил все вопросы барон, а затем обратился к другому мужчине: – А вы, Инокентий Агафонович, себе на ингредиенты будете брать монстров?

– На этих монстров я не претендую, а вот парочку, что мы с вами вместе одолели, пожалуй, прихвачу, – ответил тот, развернулся и зашагал вместе с другом в ту сторону, откуда они пришли.

– Яким, возьми девочку на руки, – приказал Емельяныч.

Мужчина перевел опасливый взгляд с хозяина на моего зверька, вздохнул, нерешительно шагнул вперед и тут же отпрянул, словно ужаленный, заслышав яростное шипение ощетинившегося фамильяра.

– Простите, Ваше Сиятельство, хоть убейте, боюсь я это исчадие, – понуро пробормотал слуга.

А меня тем временем скрутило от боли. Не только голова раскалывалась, но и живот пронзали острые колики. Изо рта вырвался стон, я съежилась, пытаясь унять мучительную боль.

– Ох и натворил я дел. Потерпи, малая, сейчас к целителю тебя отнесу, – взволнованно выдохнул Яромир, подхватывая меня на руки. – А легкая, словно пушинка! – удивился он и, приблизившись к отцу, тихо спросил: – Отец… А не лучше ли ее в сиротский приют отдать?

– Эх, много ли ты понимаешь, – ответил барон, похлопывая сына по плечу. – Ты же знаешь, что брат твой, Михаил, умом не блещет. Девочка вырастет, я их женю, а сам опекуном над ними буду.

– Но ведь Михаилу придется отречься от рода, предать фамилию Соловьевых, сменив ее на Распутина. Да и от княжества там лишь тень былого величия осталась, шептались, будто родовое гнездо их по бревнышку растащили, – не унимался Яромир.

– Глупый ты, Яромир, жизни еще не изведал, – отрезал ему отец, в голосе звенела снисходительность. – У нас столько золота, что мы сами могли бы давно княжеский титул купить. Да вот до такой высоты нам с тобой, увы, не дотянуться. А Мишка наш целым князем станет, заставит соседей локти кусать от зависти. Усадьбу Распутиных я из руин подниму, там такие балы закатим, такие приемы дадим, что у всех язык от зависти отнимется!

Пока Петр Соловьев грезил о райской жизни, тот еще хитрый лис, я, прильнув к холодной коже кольчуги, корчилась от мучительных колик. Хромус пристроился рядом, казалось, мирно дремал, наверно, переваривал мои два миллиона. Изредка он приподнимал голову, с прищуром оглядывал Яромира и снова погружался в сон, а я обдумывала свою новую, неизведанную жизнь.

Из обрывков чужих речей, словно из осколков разбитого зеркала, я собрала картину: я в России. Но эта Россия лишь эхом перекликается с той, где я родилась, разве что диалект выдаёт общее прошлое. В остальном – это два разных мира, как небо и земля. Здесь магия сплетается с реальностью, фамильяры, а по селеньям бродят ценные монстры. А вместо президентов – бароны, князья и сам государь.

Из горьких новостей: всех Распутиных истребили, и я осталась последней, в чьих жилах течёт их кровь. Но есть и светлые пятна: меня приняли в семью, избавив от забот о хлебе насущном и крыше над головой. И ещё один огромный, жирный плюс – все считают меня, Екатерину Распутину, блаженной. Что ж, не буду разрушать их веру.

Глава 3
Знакомство с семейством барона Петра Емельяновича Соловьева

Целители здесь оказались сродни волшебникам: достаточно было нескольких пассов руками, и мучительные колики в животе отступили, словно их и не бывало. До поместья мы добирались в угрюмом, тяжеловесном автомобиле, казалось, выкованном из цельного куска металла, с единственным, словно бойница, окном для водителя.

Имение Соловьева было раскинуто среди холмов, поросших вековым лесом, и, когда мы вышли из машины, я ощутила какое-то умиротворение и покой. Вертя головой, рассматривала каменный старинный особняк с величественными колоннами и резными балконами, хранящий в своих стенах отголоски минувших эпох, наверняка тихие истории любви и утрат, радости и печали. Воздух здесь был напоен ароматом цветущих лип и полевых трав, а вдали, словно тихая песнь, слышалось журчание ручья. Обязательно сбегаю к речушке, обожаю смотреть и слушать шум бегущей воды.

С рук Яромира я отказывалась слезать, любая попытка забрать меня вызывала бурю протеста: визг, слезы, и я, словно испуганный зверек, вжималась в его грудь. Так, бережно неся меня, он вошел в дом, а затем и в просторный холл. Любопытство, наконец, взяло верх, и я робко повернула голову. Беглый взгляд охватил огромное светлое помещение, обставленное с музейной роскошью и изысканным вкусом.

На мягких подушках необъятного дивана, словно изумрудный цветок, сидела дама лет сорока в платье цвета глубокой хвои. Смелый вырез открывал взору пышный холм груди, манящий и неприступный. Тёмно-русая волна волос вздымалась в высокой причёске, обрамляя лицо, где серые глаза метали колкие льдинки. Алые губы, чуть тронутые полнотой, надменно кривились над прямым носом. Красота почти безупречная, но острый подбородок, словно дерзкий штрих, нарушал гармонию, внося нотку холодной решимости. В мочках ушей томились тяжёлые серьги, мерцая отблесками драгоценных камней, а шею обвивало колье, вторящее их холодному сиянию. На коленях её, точно рыжий сноп солнца, примостился кот, утопая в ласковых движениях её руки, скользившей по шелковистой шерсти.

– Яромир… Что это значит? Явился в дом в таком виде, – недовольно сказала она. – И что это за грязное отродье у тебя на руках?

– Невеста, – расплылся он в улыбке до ушей, а в карих глазах заплясали озорные искорки.

– Какая ещё невеста⁈ – взволнованно вскрикнула женщина, хватаясь за сердце. – У тебя уже есть невеста!

– Так я и не говорил, что моя. Это невеста Михаила, – парень с удовольствием подливал масла в и без того разгоравшееся пламя.

– Что⁈ – взвизгнул истеричный голос за Яромиром, от которого у меня по спине пробежал неприятный холодок. Мне отчаянно захотелось увидеть обладательницу этого вопля, но она сама возникла перед нами, словно разъярённая фурия. – Яромир… Ты в своём уме⁈ – прошипела она, испепеляя меня взглядом. – Где ты откопал эту нищенку? Она грязная, словно свинья, и от неё разит за версту! Ты издеваешься⁈ Убери эту бродяжку с глаз долой! – её голос сорвался в фальцет.

– Софья, ну что ты, не могу я, – притворно посетовал Яромир. – Отец сказал, что лучшей партии для Михаила нам не сыскать.

– Да как ты смеешь! – продолжала бушевать женщина, ещё одна обладательница пышных форм, блондинка с голубыми глазами и, возможно, едва перешагнувшая тридцатилетний рубеж. Сиреневое платье облегало её фигуру, выгодно подчёркивая каждый изгиб тела и внушительный объём бёдер.

Пока Яромир своим язвительным напором доводил Софью до исступления, Хромус, словно сотканный из теней, возник на спинке дивана. С неподдельным любопытством, будто рассматривая невиданное доселе чудо, он уставился на кота с приплюснутой мордочкой. Любопытство пересилило, и он, грациозно спрыгнув, оказался прямо перед домашним питомцем. Маленькие пальчики, увенчанные черными острыми, словно иглы, коготками, вцепились в розовый нос. Кот, взвыв от испуга, впился когтями в ноги хозяйки, выгнул спину дугой, ощетинился и издал дикий, душераздирающий вопль. Мой фамильяр, словно молния, нанес стремительный удар лапой коту по морде и тут же растворился в воздухе.

София, вскрикнув от боли, сбросила с себя обезумевшее животное и, в панике оглядываясь, тщетно пыталась отыскать Хромуса. А в моей голове в этот момент прояснилось: у Петра Емельяновича явно был фетиш на женщин с пышной грудью и фигурой «песочные часы». Обе красотки были похожи, словно сестры, не лицами, а формами тела. Но если учесть, что у них разные сыновья, получается, что у барона две женщины, живущие под одной крышей и рожающие ему детей. «Неужели в этом мире многоженство?» – задумалась я, вспоминая, что на планете Аритарг у зеленокожих иномерян это тоже было распространенной практикой.

– Что это сейчас было?.. Монстр? – пролепетала она, в ее глазах плескался неподдельный ужас.

– Мам, не бойся, это фамильяр вот этой прелестной юной леди, – с кривой усмешкой парировал молодой боярин. – Девочка – магичка, и ее, по велению отца, подобрали на улице для Михаила.

– Замолчи! – взвизгнула Софья, едва сдерживая гнев.

– А как по мне, Петр принял весьма мудрое решение, – ехидно вставила старшая из женщин.

– Надежда!.. Да как ты смеешь! – воскликнула голубоглазая, судорожно глотая воздух. – Вы все заодно, чтобы поиздеваться надо мной…

– А ну цыц! – прогремел голос главы семейства, вошедшего в комнату, и хрустальные подвески люстры отозвались мелодичным перезвоном. – Раскудахтались, как клуши на насесте.

– Петр… Я не понимаю, – пролепетала Софья, переходя на жалобный, вкрадчивый тон. – Яромир говорит о такой нелепице, будто эта девочка – невеста Михаила, и будто это твое решение.

По его елейному голосу я поняла: она исподтишка пакостит сыну Надежды. Куда я попала… Змеиное гнездо…

– Все верно Яромир сказал, – отрезал Емельянович. – Решение мое нерушимо. Радоваться должна, дуреха, – промурлыкал он, бросив на нее взгляд, полный хищной нежности. – Сама княжна перед тобой, пусть и измазанная грязью. Отмоете, накормите, женским теплом обогреете, а это девочкам нужнее злата. Лучшей невестки тебе вовек не сыскать.

– Да как… Княжна… Это что, шутка? – пролепетала она, теряя дар речи.

– Самая настоящая Распутина Екатерина Михайловна, – с неприкрытой гордостью выдохнул барон.

И тут нервы Софьи, натянутые до предела, лопнули. Она обмякла и рухнула на пол, словно подкошенная, теряя сознание в зловещей тишине комнаты. Надежда, сбросив с себя оцепенение, метнулась к ней, бросив мужу укоризненный взгляд, полный невысказанных обвинений.

– Петр… Нельзя же так… Ты же знаешь, какая у нее хрупкая натура.

– А что мне прикажешь? Каждое слово шоколадом вымазывать? – огрызнулся он, раздраженный до глубины души. – Глупая женщина и представить себе не может, какая участь ее ждет. Яким! – рявкнул он, и словно тень из ниоткуда возник слуга, застыв в ожидании. – Целителя к Софье пошли, да поживее! Что с девкой делать, наверняка слышал. И Глашку к ней приставь, чтоб присмотрела.

– Будет исполнено, ваше сиятельство, – ответил Яким ровным голосом, словно всю жизнь только и делал, что исполнял подобные приказы, и тут же бесшумно исчез, растворившись в полумраке комнаты.

Минутой позже возник мужчина средних лет, худощавый, но с лицом, излучавшим добродушие. Он легко провел руками над распростертой на полу женщиной, и та тут же распахнула глаза. Взгляд ее, еще затуманенный, скользнул по лицам присутствующих, задержался на мне. Софья вздрогнула, и по щекам ее покатились слезы.

– Софья, глупенькая, – ласково проворковал Емельянович. – Ты же ничего не понимаешь! Твой сын княжичем будет! Всем соседям на зависть! А ты при нем – в своем доме, равноправной хозяйкой! Радоваться должна.

Софья, казалось, не ощутила ни грамма радости от этих слов. Поднявшись с пола, она закрыла лицо руками и выбежала прочь. В дверях тут же возникло другое лицо – зеленоглазое, девичье, усыпанное веснушками, с дерзко вздернутым носиком. Стройная, рыжеволосая девушка лет восемнадцати нерешительно переминалась с ноги на ногу, оглядывая меня с любопытством. Я же, в свою очередь, уже догадывалась, что это и есть служанка, приставленная ко мне. В голове еще теплилась мысль продолжить комедию, но, почуяв исходящий от меня зловонный дух, я смирилась с перспективой мытья и переодевания.

– Яким, – позвал барон слугу, – отправь Машку и Лину приготовить малые покои для Катерины, те, что Алена занимала прежде. – В его голосе звучала властность, и я поняла: у меня будет своя комната. – И вещи поищи детские, наверняка в сундуках на чердаке пылятся. Пусть княжна поначалу в поношенном походит, а там видно будет, – донеслись слова Петра Емельяновича, когда Яромир вынес меня из комнаты.

Глафира драила меня с усердием, граничащим с фанатизмом, я опасалась, как бы она не содрала мне кожу до костей. Дважды сменив воду, служанка, наконец, оставила меня нежиться в третьей купели, увенчанной шапкой пены. Сладкая истома разлилась по телу, и я, блаженно сомкнув веки, ощутила, как каждая пора жадно вдыхает свежесть. Идиллия была грубо нарушена – дверь распахнулась, впуская в ванную комнату юношу, сложенного богатырски. Из пены торчала одна лишь моя голова, так что приличия вроде бы не нарушены, но я все равно нахмурилась, скорчив недовольную гримасу, готовясь разразиться плачем.

– Михаил! – всполошилась Глафира, метая встревоженные взгляды между юношей и мной. – Ты ее напугаешь, она же голосить начнет!

– Не утерпел, – пробасил он ломающимся голосом. – До смерти любопытно стало на невесту поглядеть. Не понимаю, чего мамка расстроилась! Представляешь, Глаша, я князем стану! Особняк у меня будет. Обязательно тебя заберу, второй женой сделаю, – выпалил он, не сводя с Глафиры похотливого взгляда.

Стало очевидно: к молодому боярину приставили взрослую девицу для усмирения его бушующих гормонов. Что ж… Неглупо. Вот только юноша, и правда, похоже, не совсем в ладах с головой, не понимает очевидного: никто и никогда не позволит ему привести в дом вторую жену из простолюдинок. Во всех мирах у высшей знати свои неписаные законы.

– Ох, княжич, – проворковала Глафира, подслащивая голос патокой лести. – Вы же понимаете, Петр Емельянович да Софья Инокентьевна ни за что не благословят такой мезальянс, – прошептала она с притворной печалью, хитро поблескивая глазами. Ишь, лисица, на чувствах играет.

– Да плевать мне, – утробно прорычал он, сгребая ее тонкий стан в медвежьи объятия. – Я – княжич. Сам волен выбирать, с кем жизнь делить, – прошептал он, опаляя поцелуями нежную кожу ее шеи.

– Княжич! – взвизгнула она притворно, отстраняя его игриво. – Да что вы себе позволяете, на виду перед будущей женой!

– Да она, дуреха, ничегошеньки не смыслит, – прохрипел он, надвигаясь на нее угрожающе.