Текст книги "Княжна Екатерина Распутина (СИ)"

Автор книги: Ольга Токарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Глава 21
Новые возможности Хромуса

Неспешно ступала я по парковой аллее, вдыхая пьянящий аромат прелой листвы, еще помнящей зиму, и нежный, травянисто-сладкий дух распускающихся почек. Весна, щедрая на тепло, раскрашивала май буйством красок, готовясь явить миру свою чарующую красоту.

Пролетел еще один год моей жизни в усадьбе Соловьевых, и я с нетерпеливым трепетом ждала отъезда в академию. Но стоило лишь вспомнить о ней, сердце начинало тревожно биться, а душу окутывала горечь скорой разлуки. Первая влюбленность – словно ураган, обрушившийся внезапно, пленивший разум и не желающий отпускать. Как целитель, я могла бы исцелить многие недуги, но против этой напасти оказалась бессильна. Наверное, такое чувство дается свыше, и нам не подвластно ни управлять им, ни приказать сердцу забыть того, кто неумолимо притягивает взгляд.

Сколько раз я прокручивала в голове тот поход в разлом, ту роковую цепь событий, что навеки изменили мою жизнь… Невольно коснувшись пальцем места, где бережно хранилось спрятанное от посторонних глаз колечко, я вновь погрузилась в пучину воспоминаний.

'Отойдя от пациентов на три сотни шагов, я укрылась за раскидистым кустом плакучей ивы. Необходимо было убедиться, что Хромус выполнит порученное.

В томительном ожидании меня бросало то в жар, то в ледяную дрожь. Перед глазами плясали черные мушки, к горлу подступала тошнота. Я судорожно пыталась направить остатки целительной энергии на себя, но лишь усугубляла свое состояние.

Впервые мне довелось бороться за жизнь сразу трех человек. И все бы ничего, будь то простые царапины или переломы. Но их балансирование на грани жизни и смерти заставило меня выложиться без остатка. И моё донорство не прошло бесследно. Мучила нестерпимая жажда, а живот, казалось, прилип к позвоночнику.

Хромус нашел мужиков, и вместе они погрузили раненых охотников на телеги и повезли их к целителю. Я верила, что их спасут.

Расправившись с кустами, выбралась на дорогу и, словно пьяная, побрела в сторону усадьбы, проклиная ее удаленность. Сколько времени прошло, не знаю. Тишину разорвал оглушительный хлопок, эхом прокатившийся по округе. Инстинктивно обернувшись, я едва успела зажмуриться от ослепительной вспышки, на миг превратившей вечер в день. Воздух словно загустел, налился тяжестью, ощутимо задрожал. И это была ударная волна.

Я поняла это, когда невидимые руки подхватили меня, бережно, словно в колыбели, приподняли над землей и понесли. Сопротивляться не было сил, да и смысла – меня словно выжали до последней капли. Оставалось лишь беспомощно наблюдать, как под напором невидимой силы пригибаются травы и молодые деревца, словно кланяясь неведомому божеству.

Вскоре тиски, сжимавшие меня, разжались, и я рухнула плашмя на накатанную колесами машин и телег дорогу. Подняться не было сил, тело налилось свинцом. В голове гудел рой растревоженных пчел, веки казались неподъемными, словно вылитые из чугуна. Осознание беспомощности, как ледяной ком, окатило меня с головой. Я свернулась калачиком, словно загнанный зверек, и провалилась в долгожданный, манящий омут небытия.

Я очнулась резко, словно меня грубо выдернули из глубокого сна, подбросив на невидимой кочке. Гул мотора и приглушенные голоса пробивались сквозь пелену забытья. Встрепенулась, чувствуя, как меня сдавливают горячие, сильные руки, держа в плену. Моя голова покоилась на твердом, мускулистом мужском торсе. Догадаться, кому он принадлежит, не составило труда. Легкий оттенок пота смешивался с дорогим, едва уловимым ароматом одеколона.

Любопытство – это мое все. Я с трудом приподняла голову и утонула во встревоженном, полном заботы взгляде Дмитрия, старшего наследника рода Соловьевых.

– Очнулась, красавица, – прозвучал его бархатистый баритон, обволакивая теплом, и по коже пробежали тысячи мурашек. – Ну и напугала ты нас. Когда увидели этот столп света… Мощнейший удар, от которого земля содрогнулась, все сразу поняли – это в районе разлома. Гостей как ветром сдуло, мигом по домам разъехались. Мы стали пересчитывать домочадцев и обнаружили твое отсутствие. Бросились на поиски. Когда нашел тебя, лежащую без сознания на дороге… Невозможно описать тот ужас, что я испытал. Зачем ты одна бродишь по округе? Вдруг прорыв, а тебя и защитить некому. Хотя о прорывах в этих местах можно забыть, – Дмитрий обрушил на меня целый поток вопросов.

– Почему? – прошептала я, облизывая пересохшие губы.

– Да нет больше разлома. Исчез, словно его и не было. Феерическое, надо сказать, было волшебство, – усмехнулся он, и машина плавно остановилась.

Я отчаянно попыталась вырваться из его хватки, но словно попала в стальной капкан.

– Не дёргайся, – в его голосе прозвучали стальные нотки властной силы, против которой не хотелось и невозможно было устоять. Инстинктивно повинуясь, я обвила его шею руками, когда он легко вынес меня из машины.

Дмитрий бережно донес меня в комнату и, опустив на кровать, одарил такой обезоруживающе чистой и открытой улыбкой, что мои губы невольно расцвели в ответ.

– Сейчас пришлю Резника.

– Не надо Анатолия Родионовича, – пропищала я, в ужасе от мысли, что целитель увидит мой пробудившийся дар. Я была слишком слаба, чтобы скрыть его сейчас.

– Ну чего ты так его боишься? – серые глаза Дмитрия в этот момент согрели меня таким теплом, что щеки невольно вспыхнули от воспоминания о его стальной груди, к которой я только что прижималась. К счастью, он истолковал мою неловкость по-своему.

– Неужели стесняешься? – он окинул меня долгим, оценивающим взглядом, задержавшимся на моих едва наметившихся холмиках груди. Качнув головой, унося с собой рой только ему ведомых мыслей, добавил: – Ладно. Умойся и ложись. Завтра я приду и посмотрю на твое состояние. И если оно ухудшится… – он запнулся, словно слова застряли в горле, – … берегись! – И, пригрозив пальцем, выскользнул из комнаты, оставив после неповторимый мужской аромат.

Когда вернулся Хромус, он поведал, что охотников разместил в больнице Вологды и щедро оплатил лучшего целителя. Сочтя свой долг исполненным, он вихрем примчался ко мне, сердце его терзалось тревогой. Ослепительное зарево, словно прорвавшийся из преисподней свет, было видно за много верст.

Мы долго размышляли над природой этого явления и пришли к общему заключению. В самом сердце разлома пульсировало ядро энергии, заключенное в изменчивые объятия движущегося разлома, населенного феями. Когда же жизненная сила ядра истощилась (её поглотил Хромус), сама ткань разлома начала увядать и рассыпаться. А вспышка, озарившая небо, была не чем иным, как последним отчаянным аккордом рунного заклинания фей. Им удалось вырваться из цепких объятий нашего мира, но достигнут ли они когда-нибудь родных земель – останется для нас тайной навеки.

Долго ворочалась я в ту ночь, сон бежал прочь, уступая место жгучим видениям: горячее тело Дмитрия, опаляющее дыхание, словно клеймо на коже. Что-то древнее, забытое, пробудил во мне этот наследник рода, имя чему – томление. Возможно, виной тому – душа, накопившая мудрость, заточенная в хрупкой оболочке юной девы. Неосознанно тянуло меня к нему, зрелому, сильному. Разум твердил: он женат, и я для него – лишь дитя. Куда мне? Пятнадцать лет – возраст невинности. Да и не было в мыслях крамолы, лишь жажда тонуть в глубине его серых глаз, упиваться совершенством мужественного профиля, силой, что дышала в каждом движении крепкого тела".

– Опять мечтаешь? – пропищал Хромус, бесцеремонно восседая у меня на плече.

Я благодарно вздрогнула, будто очнулась от наваждения. Первая любовь, словно буря, ворвалась в мою жизнь, не спрашивая разрешения, и имя ей – Дмитрий. Вся душа, все мысли были захвачены вихрем новых чувств. Тяжело вздохнув, я машинально провела рукой по мягкой шерстке зверька, но Хромус вдруг взвился, заголосил, задергал лапками, болезненно впиваясь ноготками в кожу.

– Какая вкуснятина… Ты только посмотри! Посмотри!

Я растерянно огляделась, ища взглядом оброненный сафир – Хромус обожал эти камни энергии, – но меня тут же одернули.

– Да куда ты смотришь, ходячее недоразумение? Вперед смотри, да внимательней!

И точно, прямо на нас, бесшумно катясь по плитам аллеи, надвигалось инвалидное кресло. В нем сидел мальчик лет тринадцати. Его неестественно безвольная поза, скрюченные пальцы, пустой, словно выцветший взгляд не оставляли сомнений: судьба жестоко обошлась с этим ребенком.

Миловидная кареглазая шатенка с пухлыми губами катила коляску, словно везла драгоценную ношу. По левую сторону, не отставая, шла девушка лет двадцати, в чьей прямой осанке и гордом взгляде безошибочно угадывалась аристократка. Разница в их нарядах была разительной: на шатенке висело неприглядное пальто мышиного цвета, словно позаимствованное у тени, в то время как русоволосая дева была окутана легким, сшитым по последней моде плащом глубокого синего цвета. Маленькая шляпка кокетливо сидела на ее волосах, перчатки облегали тонкие пальцы, а сумочка и сапожки на каблучке завершали образ, полный изящества. Аккуратный носик, алые, словно нарисованные, губы и широко распахнутые большие голубые глаза, в которых плескалась тихая печаль, то и дело обращались к коляске. Взгляд, полный невысказанной любви и тревоги, был адресован брату – догадаться об этом было несложно, ведь они были удивительно похожи. Только его красоту безжалостно сжигала изнутри болезнь, оставляя лишь тень прежнего великолепия.

– Да куда ты всё смотришь⁈ – проворчал Хромус, продолжая недовольно тыкать лапкой в мою щеку. – Ты на его голову посмотри!

Послушно исполнив его просьбу, я дернула плечами, так и не понимая, чего он добивается.

– Вруби уже некродар.

Пришлось подчиниться. Давно я не видела друга таким взбудораженным. Открывшаяся картина заставила меня застыть, челюсть предательски поползла вниз, словно налилась свинцом.

На этот раз мы увидели не кляксу из разлома, а нечто зловещее, сотканное из самой тьмы. Это порождение кошмара напоминало химеру паука и мухи, чьи лапки, казалось, намертво впились в череп ребенка, словно когти демона. Множество глаз, усеивавших лохматую спину, вращались в безумном хороводе, выискивая жертву в полумраке. Вместо рта у твари виднелись лишь два длинных, пульсирующих хоботка, которые, словно пиявки, присосались к вискам мальчика, медленно вытягивая из него жизненную силу.

– Это… то, о чем я думаю? – прошептала я, ошеломленная открывшейся картиной.

– Если ты думаешь о проклятье, то да, это оно и есть, – подтвердил Хромус мою худшую догадку. Его взгляд, казалось, притягивало к чудовищу. – Хочу… хочу эту вкусняшку, – прошипел зверек, нервно подергивая лапкой. – Бегом за ту ель! – указал он, и я, не раздумывая, бросилась выполнять его приказ.

Едва я успела нырнуть под лохматые, колючие лапы елей, как замерла, пораженная вновь. Зверек словно растекся по мне, окутывая, облекая в человеческое естество. Я стала марионеткой в его руках, вернее, матрешкой, облаченной в чужую оболочку.

– Прости, Кисс… Некогда, – бросил он, выныривая из изумрудной тени ветвей и устремляясь к коляске. – Какая прелесть! – воскликнул он с неподдельным восторгом, занося руку над головой мальчика, но тут же отдернул ее, услышав взволнованный вопрос:

– Вы кто⁈

– Я леди Кисс, – провозгласил он и, не удостоив никого взглядом, вцепился в проклятье, потянув на себя.

Раздался встревоженный визг, настолько пронзительный, что я невольно задалась вопросом, каким же органом это существо производит звук, режущий слух, словно осколком стекла. Проклятье, казалось, намертво вцепилось в свою жертву.

Решение созрело мгновенно. Пропустив некроэнергию через руку Хромуса, я обрушила на тварь разряд черной молнии, угодивший точно в центр головы. В то же мгновение лапки проклятья разжались, а хоботки безвольно повисли, словно плети мертвых лиан.

Хромус, с довольным урчанием, поднес мертвое существо к губам и жадно втянул его в себя. Зрелище было отвратительным до тошноты.

– Да что ж вы творите⁈ – вскрикнула аристократка, обходя коляску. Присев возле брата, она встревоженно вглядывалась в его лицо, но тут же вскочила, пораженная увиденным.

Девушка, до этого безмятежно катившая коляску, теперь задыхалась, лицо ее пылало неестественным румянцем. Она жадно ловила воздух, ее посиневшие губы то и дело изрекали: «Я не виновата… Не виновата… Мне приказала Рина Георгиевна». В одно мгновение глаза шатенки закатились, и она рухнула на землю, тело ее содрогнулось в судорогах и замерло.

Хромус, принявший облик леди Кисс, склонился над телом. Я, проанализировав состояние несчастной, увидела черноту, расползающуюся по ее легким и мозгу. Вердикт был однозначен: мертва.

– Что происходит? – прозвучал тревожный голос незнакомки. Она озиралась по сторонам, пытаясь найти источник опасности, ища помощи. В ее взгляде читался неподдельный ужас перед незнакомой леди, словно она видела перед собой само воплощение смерти.

– Простите за вмешательство, но я не могла пройти мимо, – спохватился Хромус с виноватой улыбкой. – На вашем брате лежало проклятье, и я избавила его от этой ноши. Взгляните сами на него.

Девушка и, как бы странно это ни звучало, я под личиной леди Кисс устремили взгляд на мальчика, завороженно наблюдая, как проясняется его лицо и в глазах рождается понимание окружающего мира. Прошло, казалось, несколько мгновений, и он посмотрел на сестру. По щекам его покатились первые слезы.

– Ольга… – прошептал мальчик хриплым голосом.

Сестра, не в силах сдержать рыдания, бросилась к нему и крепко обняла.

Пока двое предавались своему долгожданному счастью, Хромус юркнул за ель, вновь собирая рассыпавшийся образ леди Кисс и превращаясь обратно в забавного зверька с рожками.

– Ну ты и выкинул коленце, – с укоризной проговорила я, но в голосе слышалось восхищение. – Однако мне понравилось. Теперь, под твоей тенью, я смогу спокойно лечить больных.

– Сам от себя такого не чаял сотворить. Видать, после впитывания энергии разлома во мне просыпаются неведомые доселе силы.

– Превосходно. Только вот сердце мое неспокойно за этих двоих. Надо приглядеть за ними.

– Будет исполнено, – зверек приложил крохотную лапку к голове и, метнувшись черной лентой, растворился в воздухе.

Я вышла из сумрака деревьев и поспешила прочь от брата и сестры. Не нужно, чтобы кто-то связал меня с этим происшествием.

Глава 22
Быстрые разборки

Не дождавшись друга, я покинула парк и тихой тенью скользнула по тротуару, погруженная в размышления о случившемся. Выходит, не только Хромус, но и я совершила скачок на новую ступень развития силы. Какой же потенциал таится во мне? Если опираться на книжные описания рангов, то в целительстве я, вероятнее всего, уже архимагистр. Некромантия же для меня – неизведанная земля. Книг по этому направлению у меня не было, и всё приходилось постигать интуитивно. Но обе магии пленили меня безраздельно. Силы, способные дарить жизнь и отнимать ее. И всё это заключено во мне. Это… невероятно!

– А чего это такая милашка одна по свету шастает? – прохрипел над самым ухом прокуренный бас, заставив меня вздрогнуть и поднять голову.

Передо мной выросли двое мужчин. Лет тридцати, не больше. Обветренные лица, словно высеченные из грубого камня, и злые, голодные взгляды выдавали в них тех, кто не гнушается подлым промыслом.

Вот ведь совпадение! Только мысли мои коснулись некромантии, как живые экспонаты сами собой материализовались. Хотя, с моим-то даром целительства, я и их, пожалуй, упокою в два счёта.

– Ну чего зыркаешь?.. Гони сумочку, – прохрипел второй, обнажив щербатый оскал беззубого рта. Вероятно, пал жертвой кулачного правосудия жадных до чужого добра бедолаг.

Я вскинула руку, словно фокусник, являющий публике неожиданный трюк. И, обнажив зубы в хищном оскале, исторгла из себя сгусток некромагической тьмы. Черная, змеящаяся дымка поползла к застывшим в параличе ужаса бандитам.

Они инстинктивно втянули головы в плечи, пытаясь уклониться от надвигающейся бездны. Один из них издал жалкий писк, и под ногами его предательски расплылась желтая лужа.

Брезгливо сморщив нос, я покачала головой.

– Парни, примите дружеский совет. Не стоит судить о книге по обложке, а о девице – по хрупкой внешности. В следующий раз рискуете не только штаны испортить. Можете и кое-чего более ценного лишиться.

Скривив губы в усмешке, я обошла их, пошла дальше, и ноющая пустота в животе становилась всё ощутимее, навевая мысль, что не мешало бы перекусить. Завернув за угол, бросила взгляд на противоположную сторону улицы и сразу же наткнулась на игривую вывеску «Вкусняшки от милашки». «Неужели Хромус и бандиты околачиваются в этом местечке? У одного – вкусняшки, у других – милашки?» – мысль пронзила сознание, и любопытство, как терпкий яд, растеклось по венам. Мне вдруг отчаянно захотелось увидеть ту фею, что умеет так легко завлекать мужчин в свои сети.

Эта фея и рядом не стояла с существами, которых я видела в разломе. Хозяйка заведения возрастом была под полсотни и походила скорее на оплывшую бочку. На лице – приторная приветливость, словно патокой намазано, да и как иначе лояльность изображать? А карие глазки, юркие, словно мыши, так и шныряли по сторонам, выдавая в ней матерого пройдоху.

А вот подавальщицы и впрямь казались феями. Две хрупкие, словно тростинки на ветру, девушки с лучезарными улыбками порхали меж столиков с подносами, исполняя желания гостей. Выходит, мужчины тянулись в это заведение, словно мотыльки на свет, чтобы полюбоваться на двух дивных бабочек. И не зря: девушки и вправду излучали неземное очарование, а их лучезарные улыбки обезоруживали мгновенно. Большеглазые сирены с невероятным изумрудным омутом в глазах, обе рыжие бестии, миниатюрные, словно фарфоровые статуэтки, сошедшие со страниц волшебной сказки.

Я выбрала одинокий столик у окна и, присев на податливый добротный стул, погрузилась в изучение меню. Тяжёлый лист с перечислением яств и указанием стоимости лежал передо мной, словно карта сокровищ. Мимо пронеслась официантка, и я, повинуясь инстинкту, украдкой направила ей искру целительной силы на проверку состояния организма. Ответ пришёл почти мгновенно, и я на миг застыла, охваченная неожиданным отчетом.

Когда-то левая голень девушки была сломана, и кость срослась криво. Под бременем ежедневных нагрузок боль, должно быть, терзала ее неустанно. В остальном здоровье не подводило, если, конечно, не считать вечного испытания голодом. Каково это, должно быть, – балансировать подносом с блюдами, от которых поднимается густой, дразнящий пар, и всё, что тебе остается, – судорожно сглатывать подступающую слюну. Девушка балансировала на самой грани голодного обморока, и остаться равнодушной к ее муке я была не в силах.

Я обернулась, уже приподняв руку, чтобы позвать ее, но хозяйка заведения, словно прочитав мои мысли, вмиг напряглась, словно гончая перед броском, и в голосе ее прозвучала теплая, почти материнская ласка. – Нина, деточка, десятый столик – твой. Девушка вихрем подлетела ко мне и, застыв у стола с приклеенной улыбкой, замерла в ожидании заказа. – Так, – пробормотала я, скользя взглядом по строчкам меню. – Два куриных супа… Два горшочка жаркого и… две чашечки кофе с маковыми булочками.

Официантка уже подалась было прочь, унося заказ в суете дня, но мой жест остановил ее.

– Я не выношу одиночества за столом, так что сегодня ты разделишь со мной трапезу.

– Но… – выдохнула она, растерянно оглядываясь на хозяйку заведения, словно ища там спасения от моей неожиданной прихоти.

– Я заплачу вдвойне за ее простой, – бросила я с нарастающим раздражением, пресекая любые возражения во взгляде, давая понять, что мой каприз – закон.

Возражать не посмели. Внешний лоск выдавал во мне особу знатную, родовитую, а с такими предпочитали не связываться. Нина, принесшая заказ, застыла у стола, не сводя с меня глаз. В ее взгляде читалось недоверие, смешанное с надеждой: уж не розыгрыш ли это?

– В ногах правды нет, – повелела я тоном, не терпящим возражений. – Присаживайся.

Девушка несмело опустилась на стул, нерешительно взяла ложку, зачерпнула суп и, с трудом проглотив, замерла.

– Не стесняйся, уплачено сполна, – произнесла я уже мягче. – Не отпущу, пока всё не доешь, – и, оставив тон повелительный, принялась за свой наваристый суп с сочными кусочками куриного мяса.

Едва девушка опустилась на стул и принялась есть, я устремила на нее целительный поток, намереваясь исправить то, что натворил горе-костоправ, не сумевший должным образом сопоставить осколки большеберцовой кости после перелома. Кость, будучи полой, не представляла серьезного препятствия для моей энергии в деле сращивания. Ломать заново, разумеется, не было и речи. Я провела деликатную манипуляцию, словно размягчая податливую глину, а затем бережно поставила кость на место, возвращая ей первозданную форму.

И хотя я позаботилась об обезболивании, в один момент девушка словно что-то почувствовала. Тогда я, склонившись к ней, прошептала с нажимом: «Если не хочешь влачить жалкое существование хромой, сиди неподвижно».

Нина насторожилась, наверняка прислушиваясь к отголоскам боли в ноге. Напряжение, словно тугая маска, медленно сползло с ее лица, когда она убедилась, что нога не болит.

Обе девушки чем-то тронули меня, и мимолетная мысль о том, чтобы принять их в свой род, уже зародилась в голове, но жизнь, как всегда, внесла свои непредсказуемые поправки.

В этот момент колокольчик над дверью зазвенел, возвещая о новом посетителе, и взгляды многих обратились к входу. Нина тоже посмотрела туда, и ее глаза вспыхнули таким ярким, таким трепетным счастьем, что мне стало нестерпимо любопытно: кто же удостоился столь пылкого, влюбленного взгляда?

В дверях возник худощавый юноша, едва ли перешагнувший двадцатилетний рубеж. Его взгляд, быстрый и цепкий, скользнул по залу, но не успел он и шагу ступить, как на него обрушился гнев хозяйки заведения.

– Павел… Сколько можно повторять, чтобы ты не отвлекал Нину от работы! Уйди отсюда.

– Да я только одним глазком, – виновато пробормотал он и нервно взъерошил копну кудрявых черных волос.

– Павел! – не выдержав, позвала девушка и, словно яркая бабочка, взмахнула рукой, боясь, что он не заметит ее в этом людском муравейнике.

Завидев любимую, Павел расцвел улыбкой, словно подснежник, пробившийся сквозь снег, и, не замечая никого вокруг, устремился к нашему столику. Его взгляд, как магнит, был прикован к ней, единственной и неповторимой.

– Присаживайся, – предложила я, когда он, наконец, оказался рядом. – Рассказывайте уже. Обо всем.

– О чем? – в унисон удивились они.

– Да обо всём! Кто вы? О чём мечтаете? Какие планы строите? Любопытство – мой порок, а сегодня у меня, ко всему прочему, день добрых дел. Вдруг смогу чем-то помочь? – подбодрила я, сознавая всю нелепость своего предложения, но сгорая от желания узнать их историю. Ведь люди, как книги, – порой за самой простой обложкой скрываются целые миры.

Всё оказалось до оскомины просто и пропитано горечью. Рыжеволосые официантки, словно две осенние рябинки, оказались сестрами – восемнадцати и девятнадцати лет. Семья их – три души, младший брат еще. И светятся от счастья, что удалось ухватить работу в таком, по их меркам, приличном месте. Нина и Павел знакомы с колыбели, сплетают мечты о свадьбе, когда накопится звонкая монета. У Павла домишко свой, небольшой, да только сиротливый. Родители рано ушли в землю. Был еще брат, старший, да бес попутал – спустил в карты ремесленную мастерскую. Дело было зимой. С горя брат залил глаза, упал в сугроб, да так и остался там, замёрз навек. Павел, оставшись без ремесла, пошёл на завод, гнёт спину и каждый месяц отдаёт кровные, чтобы долговая расписка на мастерскую не ушла в чужие руки.

Пока он говорил, хозяйка заведения сверлила нас взглядом, полным нескрываемого раздражения, но возразить не посмела. Как бы ни грезили молодые о будущем, расцвеченном светлыми красками, я уже видела перед собой совсем иную картину. Чуяло сердце, что настанет день, когда хозяйка продаст девчонок бандитам, околачивающимся здесь. И тогда, опозоренные, сломленные, они навеки останутся в этом кабаке, прислуживая ей до скончания дней.

– Осмелюсь спросить, сколько тебе уже удалось собрать на выкуп закладной?

– Тридцать рублей, – с горечью признался он, опуская взгляд. – Осталось еще шестьдесят…

Виноватая улыбка тронула его губы, когда он взглянул на невесту.

– Вы с сестрой не имеете никаких долгов перед этим заведением? – спросила, бросив взгляд на тучную особу, которая, казалось, приклеилась ухом к нашему столику.

– Ни единого! – с вызовом ответила девушка, словно сбрасывая с плеч невидимое бремя.

– Превосходно, – с этими словами я поднялась и, ласково махнув рукой, позвала вторую официантку. – Эй, красавица… Подойди-ка сюда на минутку!

Я изучала девушку, когда она приблизилась, и меня поразила хрупкость ее красоты, словно цветок, чудом распустившийся среди камней. Наверное, их оберегал какой-то незримый ангел, раз они до сих пор оставались в этом гадюшнике чистыми и непорочными.

– Как я уже говорила, сегодня у меня день добрых дел. Предлагаю вам уйти из этого места. Увидев испуг, плеснувшийся в глубине их зеленых глаз, поспешила набросать эскиз их будущего: – Я добавлю нужную сумму на выплату долга, помогу с раскруткой вашей мастерской. И, вдобавок, дам вам обоим деньги на свадьбу и приданое. Поймите, я, может, и моложе вас, но вижу недобрые мысли, которые хозяйка заведения питает к вам. Если вас некому защитить, вас в любой момент могут использовать как инструмент, выжать все соки и выбросить. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.

– Что вы! – воскликнула Нина. – Светлана Никифоровна – душевнейшая женщина, всегда платит вовремя.

– Да-да, и поэтому вы ходите полуголодные, готовые упасть в обморок, – съязвила я.

Девушки покраснели и обменялись виноватыми взглядами.

– Я давно тебе говорил, что нужно бежать отсюда, – поддержал меня Павел.

Слава богу, хоть у него хватает ума понимать, к чему эта работа может привести.

– Но почему… Почему вы хотите нам помочь? – в голосе старшей звучало неподдельное изумление.

– Вопрос по существу, – отозвалась я с печальной улыбкой. – Сама сирота, понимаю, каково это – столкнуться с бездушием мира. Не могу просто пройти мимо, когда вижу зло и несправедливость. Считайте это моим маленьким капризом, если хотите. Бегите, одевайтесь. А я пока поговорю с любезнейшей Светланой Никифоровной и компенсирую ей ваши… Э-э… убытки от внезапного ухода. Хотя, по справедливости, это она вам должна заплатить за часы, отработанные сегодня.

Лицо хозяйки вспыхнуло багровым пламенем гнева, когда я отрезала, что девушки больше не станут здесь работать. Но пламя тут же погасло, не найдя топлива для возражений. Бросив ей на стол одинокий рубль, я вальяжно махнула рукой на прощание и, не оглядываясь, поспешила к выходу, где меня с нетерпением поджидала моя троица.

С вихрем восторга мы пронеслись по торговым рядам, облачив жениха и невесту в праздничные наряды, и помчались к церкви, словно на крыльях любви. Священник встретил нас с отеческой улыбкой, совершил обряд венчания с благоговением и пожелал новобрачным долгой и счастливой жизни, да пятерых детишек в придачу! От этих слов щеки молодых вспыхнули румянцем, словно спелые яблоки в саду. Таинство проводилось безвозмездно, но я незаметно скользнула сторублевой купюрой в карман батюшки, и мы, окрыленные радостью, разошлись, храня в сердцах тепло этого незабываемого дня.

Выйдя за церковную ограду, я увидела Володю, прислонившегося к нашей машине. Он махнул рукой в приветствии, но, заметив окружавшую меня троицу, лишь дернул бровью и вздохнул с красноречивым укором – мол, опять я ввязалась во что-то сомнительное.

– Знакомьтесь, – обратилась я к новым знакомым. – Это Володя Серый, своего рода мой фамильный телохранитель.

В двух словах обрисовав ему ситуацию, я увидела, как он окинул молодых людей пытливым взглядом.

– И каковы ваши дальнейшие планы? – спросил он у них, словно вынося решение.

Заметив их замешательство, я поспешила вмешаться: – Если у Павла есть дом, думаю, будет лучше, если к нему переедут не только невеста, но и ее сестра с братом.

– Я и сам собирался это предложить, – поспешно вставил он.

– Вот и прекрасно. Тогда собираем вещи и перевозим их в твой дом.

Возражений не последовало. Мы уселись в машину и через десять минут уже помогали переносить небогатый скарб в багажник. Оказалось, девушки снимали лишь одну комнату в доходном доме.

Младшего брата сестер звали Егором, и был он под стать им – таким же рыжим и зеленоглазым. Мальчишка, словно угорелый, метался по комнатам, не веря в перемену участи, пока мы таскали вещи. К моему немалому удивлению, дом Павла оказался каменным, добротным, в два этажа. Первый этаж занимала мастерская с запахом кожи и клея, царство обувных колодок и швейных машинок, перемежающееся с хозяйственными помещениями и просторной кладовой, где можно было хранить припасы. На втором этаже располагались три жилые комнаты, просторный зал и светлая кухня. Имелся и санузел – скромная роскошь с ванной и туалетом. Все удобства, как говорится, для человеческой жизни. Я отметила, что мебель, хотя и потемнела от времени, но хранила следы былого лоска и добротности. Павел жил один, но в доме царила чистота, каждый предмет знал свое место.

Положив на стол две сотни рублей, я без обиняков обратилась к хозяину: «Это обещанные. И называй адрес, где твоя закладная находится».

Он назвал улицу и дом. Названия эти мне ни о чем не говорили, а вот Володя заметно напрягся, недовольно дернув носом. Явно знаком с тем, кто не гнушается сорвать куш с местного люда.

Хромус настаивал поехать одному, но я даже слушать не стала его доводы. Уселась на переднее сиденье и безапелляционно заявила: «Трогай». Привез он меня в другой конец города. Дома здесь были куда презентабельнее жилища Павла, хотя до уровня аристократических особняков им было далеко.

Мы вышли из машины и приблизились к добротным деревянным воротам. На калитке висело тяжелое железное кольцо, явно предназначенное для вызова хозяина. Володя и воспользовался им.

На стук вышел хмурый детина, больше напоминающий разъярённого медведя, только что выбравшегося из берлоги. Такой же лохматый и свирепый.

– Чего надо? – прорычал он, но не успел договорить, как под напором кулака отлетел в сторону, будто пушинка.

Я часто заморгала, вопросительно глядя на друга.

– Достали, – процедил он сквозь зубы, толкая калитку. Я ринулась следом, обуреваемая любопытством и догадкой, что Хромус наверняка знаком с местными воротилами.