Текст книги "Хотеть не вредно!"

Автор книги: Ольга Тартынская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

До сих пор, когда прохожу мимо этого домика, сердце екает. Его потом кто-то купил, художник, кажется. Конечно, не обошлось без взятки. А что с меня было взять?

Еще одна эпопея, уже после перестройки. Мы жили во временном пристанище и ждали получения квартиры. Все дети уже родились. Тогда еще можно было что-то получить. Я попросила вместо квартиры дать нам какой-нибудь старинный домик из нежилого фонда, обещая его отреставрировать. Все это тоже носило характер авантюры. Однако кругом перемены, в исполкоме тоже. Мне предложили на выбор несколько домов посмотреть, даже адреса указали. Мы с мужем ходили по переулкам и "обживали" эти дома. Конечно, ни один из них нам не достался, но квартиру получили хорошую. Еще успели.

И совсем недавно я увидела объявление, что продается особняк девятнадцатого века, который охраняется государством. Точный адрес не назывался, но вычислить было нетрудно, к тому же в газете напечатали его фотографию. Мы с детьми ходили смотреть и опять "обживали" этот особнячок, оказавшийся совсем немаленьким. Антон "занял" мансарду, девочки поделили комнаты наверху, я скромно облюбовала весь первый этаж. Представляли, как обставим гостиную, сделаем камин…

У особнячка имелось несколько входов, внутри располагались старые коммунальные квартиры. Дом выходил в переулок скромным одноэтажным торцом, большая часть здания пряталась в глубине участка, окруженного заборчиком. Я узнала про этот особняк все: когда последний раз ремонтировался, какие перекрытия, лестницы, ручки, что было заменено со временем. Мне хотелось старины, настоящего, а не новодел. Конечно, жить в старом доме невозможно, но я вовсе неприхотлива в отношении быта! Что смешно, эта идея имела под собой реальную основу, в отличие от прежних. Я даже связалась с агентами и предложила обмен: нашу большую квартиру в хорошем доме после реконструкции – на старый, развалившийся особняк. Агент заинтересовался, дело пошло, но я сама дала отступного. Испугалась. Квартира наша сдается, кормит три семьи. У нас нет других денег, зарабатываю только я и то копейки. Поднять дом мы не сможем, а в него нужно вкладывать тысячи и тысячи долларов. Я рассталась с этой идеей, грустя и тоскуя. Теперь вот скитаемся по чужим квартирам, зависим подчас от каких-то полусумасшедших людей. А половину того особняка занял чей-то офис, там сделан евроремонт, все перекрашено, искалечено. Н-да.

Это я рассказала Борису, дети эмоционально подтверждали мой рассказ, мы увлеклись. Не заметили, как наступила ночь. Я погнала всех спать. Предстояло уложить гостя, вот только где. В гостиной живут девчонки, у Антона один узкий диван еле помещается в комнате. К себе я и не помыслила его впустить. Оставалась только кухня, а на кухне раскладушка не встанет.

Пока я в раздумье озирала пространство, Зилов мигом сообразил, что делать.

– Я лягу на полу, дай только матрас, если есть.

Девчонки притащили на кухню матрас, одеяло и подушку, я достала постельное белье. Борис задвинул поглубже в угол стол, вынес стулья, освободив место для матраса. Я стала расстилать постель, выяснив, во сколько ему вставать. Нам всем рано подниматься: кому в школу, кому в институт. Зилов прикрыл дверь и закурил.

– Присядь, поговорим, – предложил он.

Я боялась этого разговора. Мужчина, который сидел передо мной, был энергичен, красив, желанен, но абсолютно чужой. Наверное, я вконец одичала, что немудрено при моем образе жизни. Я боюсь чужих прикосновений. Мне хорошо одной. Я давно уже ничего не хочу.

Однако пауза опять затянулась.

– Так ты купил дом и устроился на работу в Коломне, или пока это только в планах? – спросила я, чтобы не молчать.

– Считай, что все решено. Комиссию прошел, на работу взяли не пикнув. Дом купил. Приехал за тобой.

– За мной? – удивилась я.

– Да. Я ведь сказал, что все это имеет смысл, только если ты будешь со мной. Нет – значит, брошу все к чертям и вернусь в Забайкалье.

Борис говорил, а я думала, что завтра привезут внучку, значит, рано вставать, что для меня всегда тяжело. Недосып отражается на нервной системе, на здоровье и, в конце концов, на внешнем облике. Господи, как я вся опутана, заморочена, как я постарела и опустилась! Рядом со мной мужчина моей мечты, а я думаю о бытовых мелочах, о суетном, каждодневном. Но вынырнуть из этого омута я не в состоянии. Я нужна детям, я у них одна. Они нужны мне, у них, кроме меня, никого нет. Кажется, рядом со мной нет места. Не судьба.

– Давай, поговорим завтра. У меня был трудный день, я устала, – прошу я помилования.

Зилов милосерден. Он только внимательно посмотрел на меня и пожал плечами. На кухню ворвался Фокс, который гулял с Антоном перед сном. Он требовал кормежки и чуть не затоптал постель Бориса. Я выдворила пса в ванную и туда отнесла ему миску с кашей. Еще нужно было достать из машины белье и развесить на балконе, чтобы наутро высохли футболки Антона и кофточки девчонок. Повозившись на балконе, потом, переодевшись в своей комнате в черный пеньюар, я зашла к Борису пожелать спокойной ночи. Он уже разделся до пояса и, стоя у раскрытого окна, курил последнюю сигарету. Стараясь не смотреть на мускулистый, загорелый торс и знакомую темную дорожку от живота вниз, я неверным, как говорили в девятнадцатом веке, голосом проговорила:

– Может, еще чаю хочешь?

Он отрицательно качнул головой и, загасив сигарету в пепельнице, притянул меня к себе.

– Я так соскучился, веришь?

– Не надо, Боря: дети за стеной. У нас слышимость, как в бумажном домике.

Я бормочу, а тело мое невольно отвечает его ласкам, тянется к нему. Тело не обманешь, у него своя память на запахи, ощущения, прикосновения. Однако я делаю невероятное усилие над собой и отрываюсь от требовательных губ, выбираюсь из крепких объятий и спасаюсь в ванной. Плача и глотая невкусную воду из душа, я долго стою под горячими струями.

Не знаю, сколько времени я так полоскалась, но, когда вышла, свет на кухне уже не горел. Борис спал, а может, делал вид, а рядом, разметав уши по одеялу, пристроился Фокс. Бессонная ночь мне была обеспечена.

Наутро мы не обнаружили Бориса на месте. О его присутствии здесь ночью напоминала только постель, аккуратно свернутая и уложенная на стуле в углу. Ни записки, ни звонка…

Сначала я испытала даже облегчение. Я не знала, как и чем мне ответить Зилову, который столько сделал ради этой встречи. Потом невестка завезла Анечку, и день пошел своим привычным ходом. Кормежка, прогулка, чтение книжки, сон. К вечеру, когда забрали ребенка, мои домашние сошлись за ужином и подвергли меня допросу. Пришлось частично рассказать о наших с Борисом сложных взаимоотношениях. Посыпались советы, ироничные реплики и фантастические предложения. Олька пожалела, что Зилов так быстро уехал.

– Симпатичный дядька. И не старый совсем.

Ритка никак не могла дождаться ответа на свой вопрос:

– Мам, а Боря еще придет?

Хотела бы я знать. Оставалось только пожимать плечами.

Олька вздохнула и неожиданно произнесла:

– Мне почему-то кажется, что он не будет любить меня. Он такой серьезный…

Антон фыркнул:

– Размечталась! С чего он тебя должен любить, это же не ты выходишь за него замуж и едешь в Коломну?

Тут я очнулась:

– Ребята, о чем вы? Какое "замуж"? Какая Коломна? Борис ушел и не оставил своих координат. Я не знаю, где его искать, а сам он, судя по всему, больше не появится!

Дети притихли.

– Мама, признавайся, – строго проговорила Олька, – что ты натворила?

Я усмехнулась:

– В том-то и дело, что ничего. А надо было.

– Ну, – разочарованно протянул Антон, – я уж думал, что у нас теперь есть дача под Москвой!

– Какая в городе дача? – машинально ответила я, думая о том, что, кажется, снова сделала непоправимую глупость и теперь ничем ее не исправить. Где я буду искать Зилова? И надо ли искать?

Вечером по телевизору показывали старый фильм "Розыгрыш". Девчонки смотрели очередной молодежный сериал и случайно переключились на фильм во время рекламы. Я вспомнила, как волновалась, когда смотрела его впервые на экране. Я только что окончила школу и приехала в Москву, тосковала по дому, одноклассникам. А в фильме рассказывалось о взаимоотношениях подростков, про школьный ансамбль. Там еще играл юный Харатьян. Так вот, его герой один к одному походил на Бориса, так мне казалось. Он тоже пел в школьном ансамбле, играл на гитаре. Но больше волновало внешнее сходство…

Перед сном, намазавшись кремом и открыв очередную Донцову, я предалась грустным размышлениям. Клуша, лахудра, фефёла – это самые ласковые ругательства в собственный адрес из тех, что вертелись в моей голове. И почему я так идиотски устроена? Люблю человека, когда его нет рядом. Когда же он тут, живой, из плоти и крови, тянется ко мне, я вся сжимаюсь, деревенею. Нет, это явно патология. Будто это не я была тогда в вагончике…

Дождусь того, что крыша окончательно поедет, как у героини не так давно нашумевшего французского фильма "Пианистка". Там абсолютная клиника на почве сексуального одиночества и неправильного воспитания. Что интересно, героиня прекрасной актрисы Изабель Юппер – тоже преподаватель, только в консерватории. Может, это профессиональное – такое вот потенциальное стародевичество училок? Думаю, у психологов есть объяснение и таким явлениям.

Я всегда недолюбливала психологов. Это, наверное, в русском менталитете заложено. Психоаналитиков нам всегда заменяли книги Толстого и Достоевского, друзья, с которыми можно было сидеть ночи напролет на кухне, обсуждая разные психологические тонкости собственных жизненных перипетий. Не знаю, как у мужчин, а нам, женщинам, ничто не заменит подруг в этом отношении.

Оставив в покое кинематограф и психологию, я, наконец, все осознала. Господи, какая же я дура! Отпустила, не узнала адреса, ничего не узнала. Он, конечно, больше не приедет. Потому и ушел рано, пока все спали. Чтобы не ставить меня в трудное положение… Он и так все понял. Бедный мой, любимый мой…

Надо искать его! Я должна завтра же ехать в Коломну, пока он не бросил все и не вернулся на родину! Но где я буду искать Зилова? В Коломне никогда не была, не знаю ни города, ни жителей. Разве что по рассказам Бориса. Леша Швецов! Он важный начальник на станции, его должны знать. Завтра же еду в Коломну и ищу Швецова! А он приведет меня к Борису. Приняв решение, я полезла в дальний угол шкафа, вырыла из-под хлама кассету с Бориной записью и полночи слушала его низкий, волнующий голос:

Ты проснешься на рассвете,

Мы с тобою вместе встретим

День рождения зари.

Как прекрасен этот мир – посмотри!

Как прекрасен этот мир!

На следующий день я никуда не поехала, потому что мне снова подкинули внучку. Я устала, пала духом, а впереди два дня работы. В выходные ехать не имело смысла: искать Швецова надо на работе. Таким образом, прошла целая неделя, прежде чем я собралась в поход.

От метро "Выхино" шел автобус до Коломны. Это единственное, что я знала. Без труда нашла автовокзал, купила билет на автобус и пустилась в неизвестность. Я и раньше не любила, а с возрастом и вовсе с подозрением стала относиться ко всякого рода авантюрам и приключениям. Подругу Машку вечно ругаю за ее ночные прогулки по улицам и знакомства в магазинах и на станциях метро. Она абсолютно неразборчива в людях, к ней липнут всякие странные личности. Дома у Машки постоянно кто-то живет: то родственники – седьмая вода на киселе, то "друзья", которые дружат с ней, пока негде жить и нечего есть. Кого только не повидали стены ее крохотной двухкомнатной распашонки! Народ умудрялся саму хозяйку выселить на кухню, где она спала только что не на полу, как недавно Зилов. Машка до идиотизма бескорыстна и в буквальном смысле последнюю рубашку отдаст какому-нибудь проходимцу. Сколько раз она меня выручала то продуктами, то деньгами, если они были. Работает Машка от случая к случаю, а так перебивается тем, что Бог пошлет.

Да, не хватает мне подруги. Посоветоваться не с кем, поделиться своими терзаниями тоже. Впрочем, я рада, что она не одна, наконец, и теперь есть кому о ней позаботиться. А в заботе Машка нуждается, как все бескорыстные люди, которые привыкли больше отдавать, чем брать.

Дорога заняла менее полутора часов. За окном мелькали приятные деревеньки, городки с церквушками, золотые деревья. С погодой повезло: дождь прошел с утра, и теперь сияло солнце. Бабье лето, да и только. Оказалось, что платформа "Голутвин" рядом с автовокзалом, долго искать не пришлось. Оставалось только войти в станционное здание и спросить Швецова. Так я и сделала. Пройдя по каким-то темных коридорам, я попала в небольшое помещение, где у компьютера сидела хорошенькая девушка.

– Скажите, а где мне найти Лешу Швецова, – обратилась я к ней.

Девушка подняла на меня накрашенные глазки и округлила их.

– Кого? – глупо переспросила она.

Я повторила. Барышня подумала немного, потом воскликнула:

– Ах, это Алексея Васильевича, наверное?

Я пожала плечами:

– Наверное.

Девушка указала мне соседнюю дверь по коридору, и я оказалась перед надписью "Швецов А. В.". Постучавшись и не дожидаясь

ответа, я вошла. До сих пор испытываю робость перед кабинетами всяких начальников: столько зависело в жизни от них! Сколько времени, если посчитать вместе, было проведено в приемных! Мне приходилось и курьером крутиться, и секретаршей, а когда квартиру выбивала, сколько порогов таких вот кабинетов оббила? Теперь, наверное, легче с этим. Очень надеюсь, что спесь советских чинуш ушла в прошлое.

В просторном кабинете, куда я теперь зашла без всяких записей, очередей, за столом сидел и говорил по телефону моложавый мужчина, совершенно седой, но аккуратно и дорого стриженный, чисто выбритый и производящий впечатление человека энергичного, даже спортивного. Он жестом указал мне на мягкий стул. Я робко присела.

– Слушаю вас, – наконец, оторвался от телефона Швецов. – Вы откуда?

– Вы Алексей Васильевич Швецов? – спросила я на всякий случай.

– До сегодняшнего дня вроде был им, – засмеялся Алексей Васильевич и окинул меня совсем не казенным взглядом.

Я слегка взбодрилась и приступила к делу:

– Алексей Васильевич, я по частному вопросу. Мне необходимо найти Зилова Бориса.

Как на зло, на столе снова зазвонил телефон. Швецов, извинившись, стал отвечать и во время разговора с большим любопытством разглядывал меня. Я не могла дождаться, когда закончится это безобразие.

– Если я правильно понял, вы и есть та таинственная особа, ради которой Борис согласился, наконец, покинуть свое Забайкалье?

Не могу сказать, что мне понравилось начало нашей беседы. Однако главное было то, что теперь я найду Бориса.

– Да, видимо, это так, – нехотя ответила я.

– Тогда я его понимаю, – улыбаясь, произнес Швецов.

Однако мне было не до любезностей. Приятно, конечно, что теперь совсем иначе меня воспринимают в начальническом кабинете, но уместно ли? Я вежливо улыбнулась и спросила:

– Вы не могли бы подсказать мне адрес Бориса?

Швецов все понял:

– Разумеется. Будет еще лучше, если вы меня подождете часок. Тогда я вас отвезу.

– Нет-нет, спасибо! – испугалась я. – Я найду, не волнуйтесь.

Швецов засмеялся, но достал блокнотный лист и написал адрес.

– Вы ведь из Москвы? – спросил он, протягивая мне листок. – Города не знаете?

– Ничего, поищу, – не очень уверенно ответила я, зная прекрасно свою уникальную способность теряться в трех соснах.

– И все-таки, позвольте, я вам объясню. Борис сейчас должен учиться на курсах. Я написал вам его домашний адрес и адрес учебного центра.

Алексей Васильевич обстоятельно объяснил мне, как куда ехать и идти, начертил даже подробный план.

– Кланяйтесь ему, передайте, что на выходных заскочу: давненько не виделись.

– А он ничего не говорил вам о том, что хочет уехать назад? – с надеждой спросила я.

Швецов нахмурил лоб.

– Постойте, постойте. Что-то такое было. Да знаете, работы невпроворот, забываешь поесть, не то что…

Я разволновалась:

– Постарайтесь вспомнить, что же Боря говорил! Он мог уехать, не попрощавшись с вами?

– Мало вероятно, – кажется, Швецов тоже забеспокоился. – Так! Кто-то говорил, что он на курсах не появляется в последние дни. Но вы все-таки туда съездите, мало ли что. Он звонил мне неделю назад, после Москвы, кажется. Ничего определенного не сказал, но намекнул, что, возможно, уедет. Я обругал его нецензурно, тогда он как-то меня успокоил и все.

Попрощавшись с Швецовым и поблагодарив его, я отправилась на поиски Бориса. На душе было более чем тревожно.

Несмотря на подробные объяснения и планы, я, конечно, долго плутала, пока нашла двухэтажное кирпичное здание, где располагался учебный центр. Городок мне нравился все больше: уютные, горбатые улочки, огромное количество храмов, сияющих на осеннем солнце золотыми куполами, величественный вид на Москва-реку, а на той стороне – монастырские стены. Дома все разные: деревянные украшены резными наличниками, каменные – ажурными балконами. Тишина и покой, даже в разгар рабочего дня. Может, мне не довелось побывать в оживленных местах торговли и транспортного движения? Совсем недавно старая Москва была такой….

Побродив по коридорам, я нашла учебную часть и справилась у тучного дяденьки, который оказался чем-то вроде завуча, где мне найти Бориса. Тот порылся в амбарных книгах, посмотрел на стенд и сообщил, что в его группе занятия закончились два часа назад.

– Не хочу никого закладывать, но обратите внимание на посещаемость вашего мужа, – многозначительно сообщил мне завуч, при этом весьма легкомысленно подмигнув.

Не стоит говорить, как мне "полегчало" от его информации. Оставалось искать дом, где нашел пристанище мой заблудший возлюбленный. Я снова пустилась в путь. Интересные у нас складываются отношения: то я ищу Бориса, то он меня, а, встретившись, снова разлучаемся! Нет уж! Теперь я его никуда не отпущу. Если только он не уехал… Только бы он не уехал.

С моим умением ориентироваться я могла целый день проходить вокруг нужного места и на него не наткнуться. У жителей же из какого-то ослиного упрямства не спрашивала. Однако, попав в заброшенный, Богом забытый уголок совсем недалеко от кремля и реки, я вынуждена была искать прохожего, чтобы узнать, где нахожусь. Усталая женщина с тяжелой сумкой подробно рассказала, как выйти на нужную улицу, и даже провела меня переулком, между двух заборов. Городом здесь и не пахло. В буквальном смысле. Частные дома напоминали деревенские, но не было грязи и хлама, как обычно вокруг деревенских дворов.

Дом, указанный в адресе Бориса, был крохотной лачужкой, но с крылечком и аккуратным палисадником, в котором росли осенние цветы. От домика вниз убегала тропинка к реке, и открывался чудесный вид.

Я остановилась с замирающим сердцем на пороге. Замок на двери не висел, значит, хозяин дома. Надеюсь, что хозяин здесь – Борис. По крайней мере, рядом припаркована темно-синяя шестерка, которая могла принадлежать Швецову. И опять неожиданно распахнулась дверь, и я уже готова была броситься на шею открывавшему ее, но осеклась. Из дома выходила женщина неопределенного возраста, с неухоженным лицом, но подкрашенная и с прической. В провинции трудно определить возраст женщин: там они быстро теряют очарование молодости. Особенно после замужества. Женщина, стоявшая передо мной и недовольно разглядывающая меня, скорее всего, была молода. Она, наконец, спросила:

– Вам кого?

Что я могла ответить на этот вопрос? "Моего любимого"? А если он здесь уже не живет? Никому не пожелаю оказаться в подобной ситуации. Конечно, в моей больной душе тут же зашевелились ревнивые подозрения. Что если эта особа подбирается к Борису? Хозяйничает здесь. Вон у нее в руках банка с вареньем. Одета по-домашнему. Превозмогая желание бежать отсюда, я спросила:

– Зилов Борис здесь живет?

– А вы ему кто? – продолжала допрос вредная тетка.

Извольте отвечать на подобные вопросы! Если б я знала сама.

– Знакомая, – вышла я из положения.

Тетка стояла у дверей и, кажется, не собиралась меня пускать.

– Борис Сергеевич болеет, грипп.

Я решилась идти в наступление:

– Вы, наверное, врач? У него температура? Давно он лежит?

Я узнала главное: Борис не уехал, он здесь! Остальное пустяки. Женщина немного поколебалась:

– Да нет, я не врач. Соседка. Вот, принесла ему малины, а он не взял. Молоко ему покупала, сам-то лежит в жару.

– Ой, спасибо за заботу! Теперь я приехала, буду выхаживать, – с этими словами я отодвинула ее в сторону и вошла в дом.

Ветхость и убогость лезли из всех углов. Тесные сени с тусклым окошком вели сразу на кухню, тоже темную и тесную. Да уж, домик в Коломне! У Пушкина Коломна – это местечко в Петербурге, где селились мелкие чиновники, вдовы и актеры, но, думаю, и там эту хибару не сочли бы за жилье. С трепетом вхожу в единственную комнату, где на разобранном диване лежит больной.

Боря, видимо, спал. Лицо его осунулось и похудело. Рядом на столе валялись упаковки отечественного аспирина и градусник, стояла бутылка минеральной воды. Я не стала его будить, а, потихоньку сориентировавшись, переоделась в рубаху Бориса и начала уборку. Между делом вскипятила воду и заварила чай, который нашла на кухонной полке. Обнаружила полузасохший лимон в маленьком холодильнике, выжала его в чашку со сладким чаем. Поставила ее возле Бориса. Вымыв пол и протерев везде пыль, я села у изголовья больного и осторожно потрогала его лоб тыльной стороной ладони. Меня пугало, что он не просыпается и не подает признаков жизни. Лоб пылал, как печка.

Боря зашевелился и разлепил веки. Он смотрел на меня какое-то время, не понимая, видимо, бред это или явь. Я воспользовалась моментом и сунула ему подмышку градусник.

– Тебе надо пить, – я поднесла к его губам чашку с чаем.

Зилов попытался приподняться, но едва смог голову оторвать от подушки. Пил он жадно, губы его пересохли.

– Я всегда тяжело болею, если грипп, – с видимым усилием произнес он.

Градусник показывал сорок, от него остро пахло горячечным потом. Но это был родной запах. Беспомощность Бориса, его жалкая улыбка окончательно меня подкосили. Я зашмыгала носом и положила голову ему на грудь. Известна истина: мужчина – это ребенок, а если ребенок болен? Вы все отдадите, чтобы только он выздоровел. Я поняла, что никуда не уеду отсюда, пока не поставлю Бориса на ноги.

– Можно ли здесь вызвать врача? – спросила я.

– Не знаю.

Боря медленно провел ладонью по моим волосам и тихо проговорил:

– Заболеешь, не надо.

– Откуда здесь можно позвонить? – засуетилась я.

– Не знаю, – снова ответил Борис.

Я поняла, что лучше всего оставить его в покое. Пусть спит.

– Не уходи, – еле слышно донеслось с постели, когда я решила выйти и поискать телефон.

После этого я, конечно, не смогла оставить больного в одиночестве. Открыв окна, чтобы впустить свежий воздух (а он здесь действительно свежий), я заодно и помыла их. Солнце закатывалось, обещая назавтра сухой и светлый день. От влажных цветов пахло роскошным увяданьем. Вот он, тот необитаемый остров, о котором я мечтала. Зилов рядом, и больше никого. Рай в шалаше.

Однако надо предупредить детей, иначе потеряют. Я ведь ни словом не обмолвилась, что поеду в Коломну. Как же это сделать? Решение пришло само. В дверь постучали, я заметалась, не зная, одеваться мне или так и открыть, в одной рубахе. Стучали настойчиво, поэтому я не стала тратить время на одевание. Скорее всего, соседка, пусть полюбуется. Однако за дверью стоял Алексей Васильевич Швецов собственной симпатичной персоной. В руках он держал гостевой набор: цветы и шампанское. Он дернул уголком рта, осмотрев мой наряд, но, как воспитанный человек, не сказал ничего по этому поводу.

– Вот, решил сегодня вас навестить, выдался свободный вечер. Прошу прощения, если не вовремя, – и он двусмысленно хмыкнул.

Мне ничего не оставалось, как принять гостя по-светски, что было весьма трудно при голых ногах. Увидев спящего Бориса, Швецов замер на пороге.

– Он болеет. Грипп, – поспешила я разъяснить, чтобы избежать новых дурацких ухмылок.

Алексей Васильевич сразу повел себя как деловой человек. Он вызвал по сотовому знакомого врача, потом дал мне свой телефон, чтобы позвонить в Москву. Олька удивилась тому, что я в Коломне. Кажется, никто не заметил моего отсутствия. Только вот Ритка раскричалась, узнав, когда я собираюсь вернуться.

– Целую неделю?! Мамочка, а как же я?

Потом трубку взял Антон:

– Все будет в порядке, мам, не волнуйся. Я им устрою хорошую жизнь.

В трубке послышались возмущенные вопли девчонок, но я свернула разговор.

– Ну, все. Мне неудобно с чужого телефона говорить. Если будет возможность, то еще позвоню.

Швецов с уважением посмотрел на меня и спросил:

– Сколько же их у вас? Это дети?

– Да. Со мной осталось только трое. Старший живет отдельно. Можно я еще ему позвоню?

– Да, конечно.

Лешка на меня наорал:

– Мам, а что нам-то делать? У Насти занятия всю неделю, куда Аньку девать?

– А у тебя что?

– Я буду искать работу!

– Ищи. А пока посидишь с Аней. Ну, мне надо, Леш, тут человек тяжело болеет.

Лешка посопел в трубку и ответил:

– Ладно. Но только неделю!

Оставалось еще предупредить коллег и попросить о замене, что самое трудное и неприятное. Но и этот вопрос уладился удивительно легко. Раиса Сергеевна пообещала поменять лекции и перенести семинары. Свободна! В этот момент я представила себя Маргаритой, летящей над Москвой. Так редко мне удается испытать такое чувство свободы. Рай в шалаше на целую неделю! Только вот милый лежит с температурой сорок и надо принять гостя: он заслужил хороший прием. Извинившись, я прячусь за древним шкафом и переодеваюсь, наконец. Надо что-то поставить на стол, да и Зилова, коли вдруг есть захочет, кормить чем-то надо.

– Вы побудьте с ним немного, а я поищу дежурный магазин, – попросила я Швецова.

Тот спохватился:

– Нет-нет! Я должен был сам догадаться! Сидите дома, я скоро. Только скажите, что купить.

Мне было неловко: не люблю одалживаться. Однако список необходимых продуктов ему написала. В конце концов, это для его друга, а не для меня. Алексей Васильевич отбыл. Пока он отсутствовал, я разобралась с газовой плитой и поставила варить картошку, которую нашла в сенях, в мешке. Швецов выложил продукты, и я ахнула. Моя месячная зарплата была вбухана в них. Из пакета еще выглядывала вихрастая макушка ананаса.

Общими усилиями мы нарезали закуски и салаты, соорудили стол. Старались делать все тихо, чтобы не мешать Борису, но он несколько раз просыпался. Понаблюдав мирную картину нашего согласного труда, он пригрозил "Лёхе", что по выздоровлении оторвет ему голову. Когда все было готово, мы сели за стол и предложили Борису что-нибудь съесть. Он только пил чай с лимоном и отказался даже от ананаса и арбуза.

– Вы сами давайте, действуйте, – слабо махнул он рукой на стол.

Врач приехал, когда мы со Швецовым уже приняли шампанского и забыли о вызове. Он с удивлением обозрел наш пиршественный стол, но ничего не сказал. Осмотрев больного и прописав кучу ненужных лекарств, чтобы оправдать деньги, он ненадолго подсел к нам по просьбе Алексея Васильевича. Тот уже раздобыл коньячок и сам неплохо приложился, и врача угостил. Мне же хватило бокала шампанского. От усталости и голода я сразу опьянела, но старательно держала контроль над собой.

– А вообще, никаких лекарств не нужно, – доверительно сообщил доктор после коньяка. – Только теплое питье и за температурой следите. Отлежится и сам встанет. Главное – сон.

И он посмотрел на Бориса, спящего при ярком верхнем свете. Я бросилась к выключателю, а потом стала придумывать какой-нибудь ночник. Врач копошился в темноте в поисках своей куртки. Алексей Васильевич проводил его, уговаривая сесть в машину:

– Я мигом довезу вас!

Однако врач был не дурак и не пьяный, чтобы садиться с ним в машину. Не найдя никакой настольной лампы, я зажгла свечи, неизвестно откуда взявшиеся в кухонном столе. Вернувшись с улицы, Швецов издал выразительный возглас. Обстановка комнаты приобрела откровенно интимный вид. Убедившись, что Боря спит, Швецов подсел ко мне поближе, и разговор принял более доверительный характер.

Алесей Васильевич рассказал мне, как он нашел Бориса в поселке. Вагончик, казарменная чистота и совершенно опустошенный, без искры в глазах человек.

– Я долго не мог понять, что с ним. Думал, так переживает разрыв с женой и уход из семьи. Я-то ждал другого приема. Мы с Зиловым почти братаны. Зилов – это… – на лице седого, взрослого мужчины засияла нежная, мечтательная улыбка.

Прозвучало это совсем, как цитата из фильма Михалкова "Свой среди чужих, чужой среди своих": "Шилов – это….". У меня сразу появились вопросы:

– Может, так и есть? Он переживал разрыв?

Алексей Васильевич отмел мое слабое предположение:

– Нет. Я ведь навестил его семью. Дети о нем и думать забыли. Лариса же жаловалась, что Зилов совсем пропал. Говорила про его шашни с кем-то и что любовница выжала из него все деньги. Не похоже было, что здесь таится семейная драма. Знаете, кого Боря мне напомнил, когда я разговаривал с ним? Садовника Миллера, помните, из фильма про Мюнхаузена? Когда Барон Мюнхаузен стал садовником Миллером. Вот такой он был. Ест, смотрит мертво и никаких эмоций. Жуть. Я решил напоить его, иначе не прошибить было. Но вы, наверное, знаете, этот черт пьет и не пьянеет. Я сам уже в хлам, а ему хоть бы что. На следующий день только удалось вытянуть из него про встречу с одноклассницей. Он так это сказал, что я все понял. Стал уговаривать Борю уехать, перебраться ко мне, в Коломну. Обещал ему работу. Отнекивается. Поздно, говорит. Материт Москву и новую жизнь. Я уехал, но взял с него слово, что приедет хотя бы просто в гости. Уже и не надеялся, полгода прошло. Приехал.

Швецов оглянулся на спящего и посмотрел, как мать на первенца. Да, подумала я, такая мужская дружба, кажется, уходит в прошлое. Время наступило какое-то не дружественное. Теперь или компаньоны, или любовники. Не модно стало дружить. Молодежь сбивается в стаи, это тоже далеко от идеала дружества, а ведь именно в юности закладываются отношения на всю жизнь. Хотя, возможно, я несправедлива.

– У вас есть семья? – спросила я.

Мне трудно было представить Швецова главой семьи, столько в нем было мальчишеского, свободного. Может, это только казалось при свечах? Он ответил:

– Конечно. Жена и двое детей.

И тут же пошутил:

– Что, не гожусь такой?

Я не поддержала флирта, сразу переведя разговор в иную тональность:

– Давайте соберемся, когда Борис выздоровеет. Вы жену привезете, познакомимся, посидим, может, споем.

На стене висела гитара, я ее увидела сразу, как только в первый раз вошла в комнату, и очень порадовалась.

– Да, классная идея! Сто лет не слышал, как Борька поет. Он не забыл еще? – Швецов кивнул в сторону гитары.