Текст книги "Сотвори себе удачу"
Автор книги: Ольга Островская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Глава 20
40 ДНЕЙ
Дядя Костя утром был дома. Оказалось, что приятель-рыбак предложил ему опробовать новое место, чуть ли не в черте города. Место не понравилось, вот он и вернулся на последней метровской электричке, когда Люда уже спала. И утром он Марипалну отпустил. Так что намечаемое мероприятие состоялось в полном объеме.
Как только открыли дверь на лестницу, охранник был тут как тут.
– Я вас отвезу! – подскочил он к Люде.
– Послушайте, я же просила Дмитрия…
– Мне сказано сопровождать вас.
– Не надо нас сопровождать! До свидания.
Люда, демонстративно не обращая на него внимания, прошла мимо, Марипална за ней. Охранник плелся замыкающим. Он с тоской посмотрел на свою машину, припаркованную на противоположной стороне улицы, и двинулся за дамами пешком.
Идти было недалеко. Церковь находилась в двух кварталах от дома. Люда попала сюда впервые перед самой маминой кончиной.
Мама уже два месяца не приходила в сознание. Участковый доктор, ставший у них постоянным гостем, однажды объявил:
– Ей осталось не больше двух недель.
Люда заплакала. Она посмотрела на маму. Мама лежала спокойная, с закрытыми глазами. Последнее время ее кормили, переворачивали, но она была совершенно безучастна ко всему. Вечером, когда они с Людой остались одни в комнате, она вдруг села на кровати, открыла глаза и совершенно явственно произнесла:
– Я не хочу умирать без покаяния, – но тут же без сил упала в подушки и снова забылась.
Господи, какие же у мамы грехи! Мама права всегда, ее авторитет нельзя было оспаривать даже в вопросах, ей неведомых, с возрастом ее уверенность в своей непогрешимости только возрастала. И вдруг исповедоваться! Это просто бред!
Люда бросилась к Марипалне, пересказала ей эту удивительную сцену. И выяснились еще более удивительные вещи. Марипална вдруг вспомнила, что мама была крещена в православной вере, оказалось, что и Люду тоже крестили, хотя это держалось в полнейшей тайне. Мама была секретарем партийной организации в школе и до самой своей болезни вела там патриотическую работу, ко всей перестройке, к демократам относилась скептически.
– Надо ее исповедовать, раз она так говорит! – твердо решила Марипална.
Но никто и понятия не имел, как это делается. Стали звонить по знакомым. Оказалось, что за последнее время многие обратились к церкви и были даже очень продвинутые в этом направлении. В общем, получалось, что надо идти в храм (церковные люди настойчиво называли церковь «храмом»), подойти там к батюшке и попросить его прийти к маме домой. «Все очень просто!» – говорили все в один голос.
– Раз просто, то ты и иди! – сказала Марипална. И Люда пошла. В первую попавшуюся. Она сама здесь никогда не бывала. Да и церковь эта совсем недавно стала снова церковью. Люда вообще в церкви бывала случайно, заходила иногда, ставила свечку и уходила. Она спросила у тетки, сидящей при входе, как ей найти батюшку. Она знала, что главный священник называется настоятелем, но вдруг это слово вылетело из ее головы, и она сказала это нелепое «батюшка». И потом, когда стучалась в какую-то дверь на лестнице, никак не могла вспомнить этого слова.
– Да! – послышалось из-за двери.
И она открыла дверь. Комната была в точности обычный служебный кабинет: письменный стол с компьютером, офисные шкафы по стенам. Но за столом сидел человек в рясе.
– Здравствуйте! – сказала Люда и тут же смешалась, ведь в церкви бывает какое-то другое приветствие.
– Здравствуйте! – просто ответил священник.
– Вы… батюшка? – все это было как-то нелепо, но делать нечего.
– Да! – закивал человек лет сорока с шикарной вьющейся бородой и светлыми волосами до плеч.
– Понимаете, мне нужно, чтобы мою маму исповедовали… Врач сказал, что ей осталось недели две… она сказала, что не хочет умирать без покаяния… – Люда понимала, что говорит несвязно, не так, как положено, но делать-то было нечего.
Священник строго стал допытываться, в каком она состоянии и насколько воцерковлена… Люда что-то бессвязно лепетала, ей было ужасно стыдно, что она не умеет правильно разговаривать, и еще она боялась, что священник ей откажет. Но он не отказал.
– Хорошо, – сказал он в конце разговора, – я приду послезавтра. – Но вы мне еще позвоните накануне, напомните.
– Понимаете, врач сказал, что времени осталось мало, – через силу настаивала Люда.
– Что же вы хотите, чтобы я прямо сейчас побежал? – вдруг сказал он иронически.
– Нет… – Люда испугалась, что она говорит не совсем учтиво. – Как вам удобно… Но я боюсь, как бы… не опоздать…
– Не опоздаем! – успокоил он ее. – А вы бы пошли помолились за маму-то… – снова сказал он, как ей показалось, иронически.
Люда закивала и послушно пошла на службу. Просто боялась, что если она не выполнит его указания, то он не придет к маме. День был будний. В церкви народу было мало. Сначала она хотела забиться куда-нибудь в угол, а потом решила стоять на виду, чтобы он видел, что она его послушалась. Это была мука. Она совершенно не понимала, что ей надо делать. Она попыталась перекреститься, но увидела, что получилось невпопад: другие люди вокруг нее в это время стояли не шевелясь, опустив головы. Это было мучительно, но мужественно стояла. Хор пел, выходили из алтаря и уходили обратно мужчины в рясах. Настоятель не появлялся. И наконец Люда догадалась, что он в этой службе участия не принимает. Она еще немного подождала и тихонько двинулась к двери. Надо было еще пройти мимо двери кабинета. Она, затаив дыхание, на цыпочках прошмыгнула мимо и, слава богу, оказалась наконец на улице.
Потом она стала звонить ему и никак не могла поймать. Время шло, она боялась, что так можно и не успеть. И стала настойчиво трезвонить в церковь. Оказалось, что настоятель заболел. Ей дали его домашний телефон.
– Как же, помню! – ответил он. – Но знаете, я вдруг стал болеть… Кровь идет из носа… Раньше такого никогда не было! Вы не знаете, что это значит?
– Не знаю, – удивилась Люда. Что это он с ней о своих болезнях?
– Я вам пришлю другого священника… – после долгой паузы произнес он медленно. – Согласны?
– Мне, собственно, все равно… – Зачем она так сказала, вдруг он обидится…
– Тем более, – сухо сказал священник. – Он сам вам позвонит, и вы договоритесь.
Вечером действительно позвонил другой священник и, как будто он мастер какой-нибудь по починке телевизоров или холодильников, договорился о времени своего визита. Он обстоятельно рассказал, что надо приготовить: посуду, крупу.
И на следующее же утро приехал молодой бородатый парень в свитере и джинсах.
– Здравствуйте! Людмила? Я правильно пришел?
– Да! Здравствуйте! Проходите, пожалуйста… – Действительно, как будто какой-то ремонтный мастер.
Потом деловито достал из портфеля рясу, большой золотой крест.
– Отец Александр, – представился он.
– Вы как надели рясу, так и стали священником? – не удержалась и спросила Люда.
– Да нет, – весело ответит он, – священник я всегда. Но если ходить в облачении по улице, подол пачкается. Вот я и ношу ее в портфеле. Придешь куда-нибудь, переоденешься и чистенький общаешься с прихожанами и нужды отправляешь. А то неудобно, на улице-то слякоть…
Он снял свитер, надел черное облачение, крест, разложил на столе иконки, поставил в крупу свечки, зажег их и начал службу. Мама по-прежнему была без сознания. Люда стояла, прислонившись к шкафу и крестилась за ним. Он совершит крестное знамение – и она. Тут у нее получалось довольно ловко. В конце он подозвал ее, и они вместе вложили маме в рот кубик булки, смоченной в вине, который он ложкой достал из какого-то кубка с крышкой. Надо было, чтобы она его обязательно проглотила и чтобы не пролилось ни капли.
Потом они сидели на кухне, и Люда угощала его. Марипална сказала, что это необходимо, приготовила вечером всякой еды, в основном рыбной (пост, скоромное нельзя), а Люде надо было кормить его. На ее приглашение он сразу согласился, ел с нормальным мужским аппетитом, все похваливал и рассказывал, как он стал священником.
– Когда я сделал предложение своей будущей жене, она сказала, что хочет быть матушкой…
– Попадьей, что ли? – не удержалась и спросила Люда. – Неужели кто-то хочет быть попадьей?
– Вот моя захотела, – опять весело ответил священник.
– Удивительно!
– В общем, она сказала: «Если ты станешь священником, я выйду за тебя!» Что мне оставалось делать?
– Вы ее очень любили?
– Наверно… – Он пожал плечами, ему это было как-то неинтересно. Он продолжал дальше: – И тогда я пошел учиться, и перед рукоположением в священники мы повенчались.
– Она вам сказала – и вы тут же пошли и все исполнили?
– Ну не тут же… Я стал готовиться, потом получил благословение у старца…
– У старца?
– Да, у настоящего старца. Я специально ездил на Соловецкие острова.
– Да, это здорово!
– Неисповедимы пути Господни… Меня привела к Богу женщина. Вас, может быть, потеря матери. Потеря близких часто приводит людей к вере.
И все-таки Люде он не понравился. Очень уж какой-то простой. Вечером она рассказывала обо всем Марипалне.
– Понимаете, священник должен… ну, как будто он другой, не как все нормальные люди. А этот совершенно обыкновенный человек! Какой же он священник?
– Не знаю, Милочка. Но ведь они все раньше-то были обыкновенными людьми. У нас же церкви-то только-только стали открываться. Откуда им еще взяться?
– Не знаю…
И этим же вечером мама умерла. Тихо так, никто и не заметил: ни Люда, ни Марипална, хотя они попеременно сидели около нее.
Потом были похороны. Опять Люда пошла в церковь, договариваться об отпевании. Теперь было легче. Отец Александр просто назначил время. Пришло очень много людей: школьные учителя, бывшие ученики, соседи старые и новые. Все стояли вокруг фоба притихшие. Отец Александр совершил панихиду. Но Люда, ничего не чувствуя, просто заботилась, чтобы вовремя перекреститься, когда священник, тогда и она. Потом он распорядился закрыть гроб, выстроил шествие и вместе с хором проводил его до автобуса. Только здесь Люду проняло. И она наконец заплакала и совершенно забыла поблагодарить отца Александра.
«На девять дней» она снова ходила в церковь. Теперь уже только с одной Марипалной. Они подали записочку… А потом начались все эти события, и она совершенно закрутилась в их вихре.
Получается, что целый месяц она почти не вспоминала о маме. И вот теперь они с Марипалной снова вошли в церковь. И охранник приплелся за ними. Господи, как же от него отвязаться, неужели он не понимает! И только Люда раскрыла рот у киоска, где подавали записки, вдруг слезы стали душить ее. И Марипалне пришлось самой обо всем позаботиться.
Люда как-то вдруг забыла и о Марипалне, и об охраннике. Вообще вся ее жизнь вдруг отдалилась и представилась ей на расстоянии игрой маленьких, чуть ли не игрушечных человечков. Проблемы, несчастья оказались такими смешными и незначительными, что и внимание уделять им было как-то скучно. Промелькнули даже не лица – фигуры разных людей. Грозный Одинцов здесь был маленьким испуганным мальчиком, который боялся высоты, Дмитрий размахивал игрушечным ружьем, на Бабу-Ягу с тренинга никто не обращал внимания… Люда вдруг стала просить кого-то простить их всех… Пожалеть Татьяну, сделать Сидорова мужественным и умным, чтобы Галя смогла наконец им гордиться, смогла написать свой балет… Люда просила за Стива и Эрика, дядю Костю и Марипалну, и Лауру, и архивиста, и всех-всех, кого когда-либо знала. И вдруг откуда-то возникло ощущение огромного маминого присутствия. Не той мамы, которая всем руководила, а той, которая утешала и прощала. Она прощала всех… и ее, Люду, тоже… Да и мама ли это была… Такая огромная сила в ней… Стало легко и ничего не страшно…
Из этого состояния ее вывела Марипална, положившая ей руку на плечо:
– Пойдем, Милочка! Пора.
И Люда покорно согласилась. Она вышла из церкви, стала разговаривать, и ощущение защищенности растаяло. Но она совершенно успокоилась.
Они пошли на кладбище. Она и не заметила, что охранник уже не маячил на глазах. Могилу занесло снегом, несмотря на оттепель, подойти к ней было трудно: ноги проваливались по колено. И тут откуда-то возник этот охранник. Он деловито отыскал какую-то доску и аккуратно расчистил подход, скамейку, место вокруг столика. Люда сидела перед могилами в каком-то блаженном оцепенении, пока Марипална раскладывала на столике бутерброды и разливала по пластмассовым стаканчикам водку из пластмассовой бутылочки из-под спрайта. Когда все было готово, Люда воткнула в мокрый ноздреватый снег перед крестом бабушки с дедушкой и маминым по свечке и разложила цветы, которые она принесла. Было ветрено, и свечки все время тухли. И Люда снова и снова зажигала их. Стаканчиков было только два, но охранник все равно наотрез отказался пить, взял только бутерброд. Но здесь они вдруг объединились, казалось, что и охраннику ее мама дорога, как родная. Так они и помянули маму на кладбище втроем.
А завтра должна была начаться новая жизнь. Завтра она ехала встречать Стива.
Глава 21
ВСТРЕЧА
Стив сидел в аэропорту уже минут сорок. Рейс откладывался, причем точного времени вылета не объявляли, и все пассажиры ждали его с минуту на минуту. Он не любил самолет. Никаких признаков клаустрофобии Генри, его психоаналик, так и не выявил. Решили, что Стив просто не любил замкнутых пространств. С этим ему надо было бороться, и он боролся, захватив с собой таблетки мягкого снотворного. Хотя Генри был против медикаментов, тут Стив осмелился проявить инициативу.
Он чувствовал себя героем. Бросить все дела, отменить две встречи, пропустить свидание с детьми в выходной – вот плата за ее безопасность. Он вывезет ее из этой криминальной страны, и она, конечно, будет благодарна ему за это. Не то что эта эмансипированная Эдит, его первая жена. В этой новой паре он – лидер. Да, все складывается как нельзя лучше. Это судьба.
Конечно, это не очень разумно жениться на девушке, которую знаешь три дня, которую видел всего лишь трижды… Но он – человек слова. Генри напоследок даже разрешил ему отказаться от этой свадьбы, если девушка ему в этот раз, при более тесном общении, не понравится. Но вывезти ее в Америку Стив обязан. Они с Генри уже продумали все варианты. Он оформляет документы, как будто они хотят пожениться. Но брак должен состояться в Америке, вся семья Стива хочет присутствовать на свадьбе. Они приезжают в Америку, а там уж как бог пошлет. Все было решено, но Стив волновался.
Стив сначала слонялся по аэропорту, потом решил зайти в бар. В баре из-за того, что отложено было несколько рейсов, толпился народ. С краю за стойкой сидел какой-то полупьяный русский. Почему этих русских сразу видно? Во всяком случае, Стив безошибочно узнавал их в самых респектабельных мистерах с безупречным американским произношением. Русский смотрел советский фильм «Бриллиантовая рука». Стив примостился рядом и тоже стал смотреть. Он знал этот русский фильм. Он видел его даже дважды. Первый раз его показывали в университете. И тогда их профессор русского языка, политический эмигрант второй волны, переводил и комментировал происходящее на экране. Второй раз Стив смотрел фильм совсем недавно в Петербурге по телевизору. Тогда в гостинице он плохо понимал диалоги и изо всех сил припомнил комментарии профессора пятнадцатилетней давности. Сейчас он очень увлекся, наблюдая, как шайка жуликов пытается заполучить бриллианты, которые на самом деле уже давно в другом месте.
Стив заказал себе колу. На экране события разворачивались с бешеной скоростью. Жулики загнали героя в автомастерскую, и теперь трюки менялись один за другим, не давая никакой надежды на спасение.
– Нравится? – спросил русский по-английски.
Стив закивал.
– Всегда вожу этот фильм с собой.
– Я видел его уже.
– Правда? – удивился русский. – Его можно смотреть без конца, – не отрываясь от экрана, восхищался русский.
Затем, разговорившись, они выяснили, что являются попутчиками: одному в Санкт-Петербург к девушке, другому в Псков к родителям.
Они выпили, хотя Стив долго отказывался. Русский посетовал на то, что никак не может уговорить родителей переехать к нему в Америку, хотя он уже там живет одиннадцать с половиной лет. Также он рассказал своему новому другу, что в Петербурге (тогда это еще был Ленинград) у него осталась любимая девушка, с которой он в молодости по глупости расстался. Они опять выпили.
– У меня тоже девушка в Петербурге, – сказал Стив, поднимая в очередной раз свой бокал.
– Встречать будет?
– О, да!
– Повезло тебе.
– Хорошая девушка. Жениться хочу.
– Если любишь, непременно женись. А то знаешь, как бывает… Вдруг возьмут и уведут.
– Куда?
– Не куда, а от тебя.
Стив подумал и вдруг сказал:
– Одну уже увели.
– Не понял…
– У меня была девушка в Санкт-Петербурге, тогда Ленинград, четырнадцать лет назад. А в этом году приезжаю – она уже замужем и дети…
– Ну ты, брат, даешь! Через четырнадцать лет…
– Да, конечно, – потупился Стив.
– А встречать будет другая?
– Другая. Но тоже хорошая. И похожа очень на ту.
– На первую?
– На первую.
– Повезло тебе… А вот я не встречал такой, чтоб похожа…
– А мне повезло! Слушай, я тебя с ней познакомлю. Она тебе понравится!
– Если понравится – уведу! Не боишься?
– Не боюсь! Она меня любит! Выпьем!..
Так они чуть было не пропустили объявление о посадке. Просто бутылка кончилась, и надо было заказывать новую, а бармен куда-то делся. Они отвлеклись друг от друга. Стив пошел звать бармена, приходит, а приятеля нет, и кино в видике какое-то другое, не русское. Посмотрел по сторонам, а тот уже в дверях – машет, зовет… Стив все-таки прихватил бутылку виски, и они помчались к выходу на летное поле. Слава богу, успели вовремя. В самолете они оказалась в разных салонах, причем соседи ни в какую не хотели меняться. Путем сложных перестановок и переселений они все-таки добились того, что сели рядом. Сразу после взлета они потребовали себе спиртное, и разговор потек широкий. Постепенно русские слова начали перемежаться с английскими. Набрались они порядочно, но настроение у обоих стало приподнятое. Когда стюард отказал им в новой порции спиртного, Стив вытащил свою бутылку виски. В общем, этот пугающий Стива полет прошел совершенно незаметно, и к концу полета они уже сердечно полюбили друг друга, и расставаться им совсем не хотелось.
Твердой походкой сильно выпивших людей они сошли с трапа самолета, с некоторым трудом забрались в автобус, благополучно доехали до здания аэропорта. Но тут их ждало разочарование: в огромной толпе встречающих Люды не было.
Стив стоял как побитая собака, он совершенно растерялся.
– Не расстраивайся! – утешал Эрик. – Может, оно и к лучшему. Ты порядком набрался… Пока едешь, может, протрезвеешь… А то в таком виде она тебя, чего доброго, еще не примет.
– Не понял!
– Выгнать может!
– Нет, она меня любит.
Они сели в такси вместе и решили сначала забросить Эрика на Балтийский вокзал, а потом Стива на Васильевский остров.
– Вы должны приехать ко мне! – сказал на прощание Эрик. – Я целый месяц буду в Пскове. – Он достал визитку.
Стив внимательно изучил ее, и пьяный-то пьяный, но заметил:
– Ты не то даешь мне!
– Как не то?
– Ты даешь мне адрес und USA!
– Что ты говоришь!.. Вот шляпа! – И Эрик нацарапал на обороте свой псковский адрес.
Потом они долго прощались: целовались и клялись друг другу в верности.
Наконец не выдержал таксист:
– Все ребята: время! – и стал потихоньку отъезжать.
Стив сначала долго не закрывал дверцу и все жал Эрику руку, а потом долго смотрел в заднее окошко на машущего ему друга. Потом повернулся.
– Куда едем, шеф? – спросил водитель, выезжая на Загородный.
– Так на Васильевский же остров…
– А адрес какой?
– Адрес…
– Ну улица, дом?
Стив не знал Людиного адреса, совсем, абсолютно. Она никогда ему его не давала… Вот это да! Стив сколько мог, стал напрягать память. И вдруг совершенно точно услышал, как она говорит водителю такси, в котором они едут из театра: «Пятнадцатая линия, дом сорок…» И Стив повторяет за ней, стараясь точно воспроизвести на слух то, что всплыло в его памяти.
– Понял! – спокойно ответил водитель.
У Стива отлегло от сердца, и он тут же заснул, и таксисту пришлось попотеть, прежде чем он растолкал этого американца, довезя его до места.
Стив пришел в себя, расплатился и выгрузился со своими двумя чемоданами. Уже рассвело. Люди торопились по делам. Навстречу ему попался уборщик улиц, вернее, уборщица. «Неужели у них бывают уборщики улиц? – Стив недоуменным взглядом проводил эту миссис с метлой до подворотни. – Почему же тогда везде так грязно?» Вместо миссис с метлой из этой подворотни выбежал крепкий старичок в спортивном костюме и трусцой побежал вдоль мостовой. Тут Стив вспомнил предостережение русского друга, схватил оба чемодана и стал бегать взад-вперед около Людиного парадного, на него иногда оглядывались прохожие, но он не обращал на них внимания. Когда он решил, что форма набрана, он вытер грязь с ботинок бумажной салфеткой, приосанился и вошел в дом.
Оказалось, что он совсем не помнит, где она живет: ведь он каждый раз приходил сюда с Людой! Вот это да! И адреса у него нет! Он снова вышел на улицу. Нет, дом, кажется, тот! Стив помнил, как он, уходя от нее в первый раз, сначала пошел не в ту сторону. Поэтому он дважды проходил мимо и запомнил эту конструктивистскую архитектуру. Он снова вошел в парадное, поднялся на третий этаж. Дверь здесь тогда была другая, он бы дал голову на отсечение, что входил в другую дверь, когда приходил в эту квартиру. Да… А номера он не знал. Надо позвонить! Ведь у него есть ее телефон! Он тут же набрал телефон ее, то есть его, трубки. Трубка не отвечала, просто никто не слышал звонка. С ней что-то не в порядке! Или с мобильником. Уже было такое, когда он не мог до нее дозвониться несколько дней… Он порылся у себя и отыскал-таки ее квартирный телефон.
Трубку взял дядя Костя.
– Здравствуйте! – как можно чище произнес он.
– Здравствуйте! – в тон ему ответил дядя Костя.
– Позовите, пожалуйста, Люду!
– Люды нет дома, она уехала в аэропорт встречать своего жениха из Америки… – Дядя Костя дал исчерпывающую информацию. – А кто ее спрашивает?
– Я есть ее жених! Мы почему-то не встретились! Я в вашем доме, не знаю номера квартиры.
– Подождите, Люда, наверное, скоро придет.
– Скажите мне, пожалуйста, номер вашей квартиры!
– Я не могу! – Дядя Костя немного подумал и решил, что он совершенно прав, что не говорит номера квартиры неизвестно кому, если бы он точно знал, кто звонит… А то совершенно неизвестному человеку рассказывать адрес? Это просто глупо! И он повесил трубку.
Стив сел на подоконник между этажами. Мимо него прошел какой-то мужчина, спустился на площадку ниже этажом, но не вышел из парадного, а тоже, как Стив, уселся на подоконник и что-то забормотал. Потом стало тихо. Так они сидели и ждали друг над другом.
Наконец стукнула входная дверь. Оба вскочили и бросились к лестничному проему. Но это была не Люда. Это была Марипална. Она медленно, хотя и торопливо поднималась по лестнице. Сначала подозрительно оглядела одного мужика на подоконнике, потом второго. И, подойдя к своей квартире и почувствовав себя в безопасности, она не выдержала.
– И что вы тут делаете? – строго и громко начала она, нажав на звонок своей двери.
– Извините, я жду Люду Русову.
– Стив! – воскликнула Марипална одновременно с лязгом замка и открыванием двери. – Что же вы на лестнице! А где же Милочка? Она вас встретила? – Она стала спускаться к Стиву.
– Марипална! С кем это ты там разговариваешь? – вышел на лестницу дядя Костя.
– Константин! Иди скорей сюда! Это Стив приехал! Милочка поехала его встречать! А он сам приехал!
Они оба сбежали к Стиву вниз по лестнице.
– Как чувствовала! Как чувствовала! – причитала Марипална, выхватывая у него чемоданы. – Константин, бери скорей чемоданы!
– Что вы! Я сам! – кричал Стив.
– Мы вам поможем, мы вам поможем… – говорил дядя Костя.
Так пререкаясь, они наконец поднялись к двери и вошли в квартиру.
Человек на нижней площадке поднялся и уселся на место Стива.
Стива сразу отвели в Людину комнату. Марипална побежала на кухню готовить ему завтрак.
– Константин, я на одну минуточку только… Киоск нельзя оставлять… Ты уж покорми гостя. Где же Милочка? – суетилась она.
– Может, лучше я пойду за тебя, а ты уж здесь, с ним?..
– Уж не знаю, как и лучше… Нет, лучше я побегу сама, а ты здесь…
Она выставляла какие-то тарелки из холодильника, потом все-таки бросила их и побежала в свой киоск.
Когда хлопнула дверь, в прихожую выскочил полуодетый Стив, он решил, что это пришла Люда. Но в прихожей было темно и пусто. Стив вернулся в комнату, потоптался немного между своими американскими чемоданами, лег на диван и уснул.
Так что, когда минут через десять дядя Костя постучался в дверь, чтобы пригласить его к завтраку, ответил ему громкий, здоровый мужской храп.
