Текст книги "Мораль святого Игнатия (СИ)"

Автор книги: Ольга Михайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

  Отец Дюран со стоном в изнеможении откинулся на подушку.

  Игнатий Лойола учил, что каждый благочестивый христианин должен стараться истолковывать высказываемое ближним скорее в пользу его, нежели в осуждение, если же тот заблуждается – с любовью его наставить, если же и это окажется недостаточным, то использовать все соответствующие средства, чтобы повлиять на ближнего и привести его к познанию истины и спасению.

  Поэтому отец Даниэль пообещал, как только поправится – он выпорет Эмиля.

  Глава 6. Итоговая.

  Глава, в которой одни герои пытаются понять

  свои ошибки и заблуждения,

  другие же откровенно ликуют.

   Угроза была пустой.

  Воспитатели никогда не секли учеников, это делал обычно корректор – отец Джулиан, – и только за проступки против веры. Лучше предупреждать провинности, чем быть вынужденным их наказывать, полагали иезуиты, наказание, хотя бы и справедливое, могло породить недоброжелательное отношение к воспитателю. Поэтому в системе иезуитов предупреждающей надзор был предпочтительней запоздалого наказания...

  Шельмец Гаттино прекрасно знал это. И поэтому, выслушав угрозу отца Дюрана demittere auriculas54, он ничуть отцу Даниэлю не поверил. К тому же, против этой угрозы, какой бы умозрительной она не была, резко выступили отец Аврелий, Эммеран Дешан и... отец Гораций де Шалон. Сильвани сказал, что малыш проявил ярость ветхозаветных пророков и на нём явно почиет Святой Дух, доктор отметил, что мышление де Галлена несёт печать тончайшей казуистики, а последний, глядя на друга, обронил что-то вроде того, что 'ребенок больше всего нуждается в любви и прощении именно тогда, когда его хочется выпороть, дорогой Даниэль...'

  Эмиль удовлетворенно кивнул и начал уговаривать обожаемого отца Дюрана перекусить и поспать: ему необходим отдых после всех треволнений, и уговаривал до тех пор, пока отец Эрминий не выгнал шельмеца из лазарета.

  Между тем отец ректор, узнав от отца Эзекьеля всю правду о происшествии, тяжко задумался. Слов не было – ребятишки здорово сглупили, спрятав тело, но и трагическая гибель ученика – всё равно недосмотр педагогов. Непростительный недосмотр. Даже если факт осквернения трупа удастся замолчать, сам труп не спрячешь. Но, Господи, в деле замешан и сын префекта, и сын мецената коллегии, и сын судьи, и сын старого друга, крупного землевладельца! И это всё – накануне приезда Провинциала, накануне Рождества! Господи Иисусе, что же делать?

  Но Господь, с огромной иконы озирая кабинет ректора коллегии, был все также безмятежен и кроток, и было заметно, что Его по-прежнему совершенно не интересуют суетные проблемы мсье де Кандаля. Тут на пороге кабинета ректора возник Эммеран Дешан, лениво плюхнувшийся в кресло и зевнувший. Отец Жасинт де Кандаль адресовал ему тот же вопрос, что незадолго до этого был обращен им к Господу. Дешана, чье обманчивое зрение всегда видело мир таким, каков он есть, а не таким, каким он казался весьма многим, многие называли циником. Сейчас он сообщил, что Антуан де Венсан всё ещё не встает в постели, разбитый апоплексией, и сообщение о смерти сына, если допустить, что их связывали хоть какие-то чувства, может быть убийственно. Но и не сообщить нельзя – дольше хранить тело даже на морозе не получится. Надо хоронить.

  Ректор окинул дружка мрачным взглядом. О реакции Антуана де Венсана на сообщение о смерти сына он старался не думать. Нажить такого врага – это ужасно. А если из каких-либо источников ему станет известно, что сделали с задницей его сынка...

   Дешан прервал приятеля.

  – С ним поступили ничуть не хуже, чем он сам – с мадам де Галлен. Произошедшее – просто следствие его мерзости, точнее, мерзости самого щенка. Причинно-следственный закон бытия. Не наклевещи он на Дюрана и мальчонку – был бы жив. Вмешательство мстителей внесло в дело некоторые...м-м-м... розовые краски, но ничего не изменило в принципе. Я постараюсь распространить нужные слухи о произошедшем, в которых свершившееся будет выглядеть карой Божьей, и едва ли общество будет на стороне де Венсана. Он всем и без того надоел.

  – Если де Венсана после этого разобьет паралич, скажут, что в этом виноваты мы.

  – Вздор, Жасинт. Лечу его я – и все повторят то, что скажу я. А я не шарлатан, отправляющий пациентов на тот свет, это аморально, я – врач. И потому всегда позволяю больному умереть своей смертью...

  -Эммеран! Твои циничные шуточки...

  -Никаких шуточек, Жасинт. В таком деле нужно non indignari, non admirari, sed intelligere.55 Что ещё остаётся-то? Мне, кстати, чертовски понравился этот зеленоглазый малыш Дюрана, как его там, Эмиль, кажется? Наш человек. Рассуждает очень тонко. Ладно. Поехал я к Венсану.

  Он был уже на пороге, когда в кабинет отцом Эзекьелем был пропущен посыльный с запиской для доктора Дешана. Тот торопливо развернул её, прочёл и, бросив взгляд на дружка де Кандаля, сообщил ему, что ухаживающая за де Венсаном экономка сообщает, что он час назад скончался.

  – Треклятый лжец, – возмутился Дешан, – лгал всю жизнь и даже напоследок обманул мои ожидания. Я, признаться, не ждал этого раньше субботы...

  – Бог ты мой, два гроба в одной семье, – де Кандаль был потрясён.

  – Да, 'ужасен конец неправедного рода', или как там, в Писании? Ты же у нас богослов...

  Но ректору было не до богословия. Он принялся умолять Дешана помочь советом. Как быть? Надо заметить, что отец де Кандаль был человеком весьма способным к управлению и руководству – но только во времена покоя. Чрезвычайные обстоятельства всегда пугали отца ректора и парализовывали его способность мыслить, и Дешан знал об этом. Он обещал узнать все о местопребывании родственников Антуана де Венсана, его сестры и брата, если не удастся снестись с ними немедленно, и взять на себя организацию похорон.

  -А что делать с этими... осквернителями праха?

  -Не валяй дурака. Что можно сделать с сыном префекта? Не говоря уже об омерзительной истории с шантажом? Двенадцать тысяч, подумать только! Что делать!? Сделать вид, что погибший был найден в штанах и под мансардой. Вот и всё. Несчастный случай, что тут поделаешь? Это все extra jus, так сказать, за пределами закона... Теперь же предупредить всех в коллегии, чтобы молчали, впрочем, сомневаюсь, что кто-то из наших проболтается. Все всё понимают.

  Дешан отбыл, не забыв сказать дружку, что за все хлопоты, что были предприняты им в последнее время, с него – Жасинта – полагается роскошный ужин с тем самым превосходным коньяком, которым он угощал его на прошлую Пасху. На меньшее он не согласен.

  Между тем, совет отца Аврелия, увы, оказался бесполезен. Шкафчик Лорана на корте Потье обыскал быстро и тщательно, но там ничего не было. Д'Этранж был в отчаянии, не слушая Котёнка, говорившего, что большой опасности нет, ведь де Венсан мертв, и не сможет причинить ему неприятности. Потье, знавший куда больше, был мрачен. Если писем нет в коллегии – они у Антуана де Венсана, и, узнав о смерти сына, и зная, что там в это время был Филипп – он обязательно сведёт с ним счеты, опубликовав письма. Удивительно, почему он не сделал этого до сих пор, возможно, об этом просил его Лоран, чтобы держать Дофина за горло?

  – Не нашли? – Эммеран Дешан склонился над скамьей, где сидели д'Этранж, Потье и де Галлен.

  Филипп испуганно вскинулся, но, увидев врача, горько улыбнулся.

  -Нет их там, мсье Дешан, мы все осмотрели.

  -Антуан де Венсан умер час тому назад. Если будет возможность – я посмотрю там. Как они выглядели?

  Филипп побледнел.

  -Пачка, Лианкур говорил, два дюйма толщиной, перевязана вишневой лентой. Там около двадцати писем.

  Дешан кивнул и отбыл.

  Отец Гораций между тем решил уединиться на время в лазарете с отцом Даниэлем. Надо было все обдумать и успокоиться, между тем, нервы его были напряжены до предела, руки тряслись, он ощущал противную слабость в ногах. Кое в чём душа его, трепещущая от одной мысли, что он воспитал убийцу, обрела успокоение. В этом он был, слава Всевышнему, неповинен, и понимание этого давало силы дышать и жить. В принципе, полагал он, они с Дюраном не ошиблись ни в Лоране, ни в принципах действий. Их предположения были недалеки от истины, скорее, можно сказать, что они были излишне сдержанны в своих предположениях. Но почему, добившись любви учеников и уча любви, они получили такое? Этот вопрос, не дававший ему ни минуты покоя, Гораций де Шалон адресовал не только Дюрану, но и вошедшему отцу Аврелию.

  -Я учил их вещам сакральным и высоким. А чему выучил?

  Дюран застонал, отец Аврелий рассмеялся, и , все ещё смеясь, сказал:

  -Отцы Джулиан и Симон, слышавшие их разговор в спальне, сказали, что Дюпон догадался, что с Дюраном всё в порядке. Догадался по улыбке отца Иллария, и сказал всем. Но пошёл в лазарет сам и туда же пошли все остальные. Вы выучили их правильно. Цель воспитания – вырастить людей зрелого ума, истинной веры и живой человечности. Первое вам удалось – они, пятеро щенков-молокососов, сумели всё устроить так, что понять, что произошло, не могли пятеро зрелых мужчин.

  С учётом, что не они столкнули его с крыши, несмотря на бесовское к тому искушение, обуревавшее практически их всех – в них есть понимание заповедей Божьих. Удалось вам и последнее – ведь рассказать всё их заставила любовь к вам, Дюран. Они – добрые люди... Проблемы были не в вас, и бросьте ваши нелепые мысли об уходе. Просто вы учили метафизике духовности и высоте Истины, а в спальне, на корте и в аудиториях они видели воплощение зла – и недоумевали. Возможно, вам даже задавали странные вопросы... Я прав? – Он бросил взгляд на Горация де Шалона. Тот кивнул. Да, странные вопросы задавались... – Они пытались понять принцип бесчестности через Справедливость, постичь мерзость через Истину, осмыслить злобу через Любовь, ну и местами впадали в некоторые простительные заблуждения. Я бы скорее удивлялся, что они столь много поняли правильно. Их не учили законам зла, и что делать с душой, отдавшейся злу, – они не знали...

  -Мы тоже... – пробормотал отец Дюран.

  Отец Аврелий улыбнулся.

  -Пример Лорана был полезен юнцам. И не только жизнь, но и смерть его дала им прекрасный урок. Обычно подобное вразумление посылается на старости лет, эти же узрели 'падение грешного и завершение распада...' в годы юные. Ни один из них никогда не посвятит себя злу...

  Отец Дюран опустил глаза, отец Гораций вздохнул. Слова собрата, что и говорить, были приятны и несли успокоение их душам. К вечеру отец Дюран, к ликованию Гаттино, порвал прошение об отставке, что начал писать ректору, и с аппетитом отужинал с отцом Горацием.

  ...Эммеран Дешан, сам будучи весьма разумным, всегда оценивал ум человека по его репутации в обществе. Если репутация была безупречна, он считал, что имел дело с человеком не обязательно безупречным, но благоразумным, если же на реноме лежало пятно, полагал, что имеет дело с глупцом. Разумный человек имеет достаточно ума, чтобы, будучи даже подлецом, не иметь дурной славы. Антуан де Венсан в его глазах умным человеком не был.

  Как ни странно, это составляло его главное затруднение.

  Представить себя на месте человека, чей интеллект был равен его собственному, было и легче, и проще. Но мыслить, как дурак, – воля ваша, напряжение для ума тяжелейшее. Куда, скажите на милость, этот глупец мог девать письма? Парализовало его внезапно, перепрятать он ничего не успел бы. Где же он мог хранить их?

  Обстановка дома де Венсана носила следы былого богатства, ныне давно истаявшего. Экономка, судя по всему, была особа ленивая и неряшливая, ибо подсвечники не чистились уже по меньшей мере полгода, на камине, где возвышался небольшой бюст Вольтера, лежал толстый слой пыли, за письменным столом давно никто не сидел. Дешан отметил, что со времени его последнего визита пыли только прибавилось.

  Его взгляд плавно скользил по трюмо и шкафам, по комодам и по истертой обивке диванов, но ничего не останавливало его взгляд. Отправив экономку в аптеку за камфарой, Дешан быстро обошёл комнаты. Всё несло на себе печать упадка, грядущей нищеты, но где тут найти спрятанное? Он обыскал стол, ящики комодов. Ничего. С досадой Дешан оглядел себя в зеркале над камином, подошёл ближе. На него с насмешкой смотрел вернейский старец. Бюст был не то мраморным, не то гипсовым. Дешан чуть сдвинул Вольтера с места. Бюст оказался не тяжелым, гипсовым, внутри простукивалась пустота, дно было заклеено несколькими слоями бумаги. Врач, не задумываясь, оторвал бумагу.

  В руки ему упали несколько пачек писем, пять свернутых листков разного формата, два самодельных конверта свалились на истертый ковёр. Одна пачка, похоже, была вожделенной для Дешана, обвязанной тусклым вишневым шнурком. Решив, что со всем этим можно разобраться позже, врач сложил всё найденное в чемоданчик, сжёг в камине бумажное дно вольтеровского бюста, и приступил к подготовке тела к завтрашним похоронам.

  Вечером, добравшись к себе на квартиру, Дешан разобрался в найденном. Покачал головой. Приказал подать экипаж, направившись по тем адресам, где раньше или не бывал, или бывал редко. Он представлялся и возвращал то, что годами отравляло жизнь людям. Кто-то падал перед ним на колени и целовал его руки, кто-то падал в обморок, и врачу приходилось доставать нашатырь, кто-то от потрясения не мог даже проговорить слова благодарности.

  Оставшуюся пачку писем, завязанных вишневым шнурком, Дешан привёз на следующий день в коллегию и отдал д'Этранжу, который трясущимися руками, узнав почерк сестры, пересчитал письма и, убедившись, что все на месте, в изнеможении опустился на постель. Руки его вцепились в пачку мертвой хваткой, пальцы окаменели, Котёнок поздравлял его, Потье обнимал, Дамьен поил успокоительной настойкой, Дюпон советовал закусить, чтобы придти в себя, но сам Дофин всё никак не мог ни успокоиться, ни поверить, что честь сестры спасена, и опасности больше нет. Дамьен де Моро тоже вздохнул с некоторым облегчением, теперь братьям ничего не угрожало, кроме собственного неразумия. Мишель Дюпон был благодушен и весел, даже мурлыкал что-то под нос, хотя до этого не пел никогда.

  Отца и сына хоронили в один день, рядом. На погосте были врач, сестра Антуана де Венсана, приехавшая из Везуля, его брат, вызванный сестрой, экономка, ректор коллегии и двое отцов – Даниэль Дюран и Гораций де Шалон. Сестра поинтересовалась, как погиб её племянник, брата же Антуана де Венсана, похоже, вообще ничего не интересовало. Он не задал никому ни единого вопроса. Эммеран Дешан после рассказал, что сообщение о смерти Антуана де Венсана его родственники восприняли спокойно, но известие о смерти племянника – с радостным и недоверчивым изумлением, которое с трудом сумели скрыть. После чего с гораздо более значительным интересом прошлись по дому, прикидывая выставить его на продажу, и осторожно расспрашивая Дешана о ценах на недвижимость в городе...

  Пока их бывшего сокурсника погребали, оба старших класса оставались под надзором отца Аврелия, который проводил среди своих учеников и учеников Дюрана очередную академию. Впрочем, это был просто предлог. Никто ни с кем не дебатировал. Рассаженные по партам, загипнотизированные властным тоном и каменным лицом педагога, все заворожённо слушали отца Сильвани, стоявшего на возвышении и напоминавшего аллегорию Возмездия и Вразумления.

  -Что есть зло? Зло – не сущность, но метафизическая субстанция, проявление Дьявола. Оно начинается с внедрившегося в душу грешного помысла, ставшего злым намерением, и всё зло мира происходит от злых намерений человеческих, подобно тому, как плесень порождается сыростью погребов и подземелий.

  Помните, человек лишь тогда в силах воздержаться от злых дел, когда воздерживается от злых помыслов.

  Нет ничего смешней и грустней мнений людей, утративших веру в Бога или не имеющих её, но пытающихся разобраться в природе зла. Они подобны слепым, пытающимся ощупью определить цвет поверхности. Умейте же различать виды зла. Их столько же, сколько грехов человеческих.

  Зло гордыни таится в стремлении к утверждению себя за счет всего остального, зло зависти – есть ненависть к чужому добру, таланту, успеху. Зло похоти – в саморастлении и разврате. Зло чревоугодия несет гибель тела, зло гнева и злобы рождается в отсутствии любви. Зло сребролюбия кренится в жадности к деньгам и благам житейским, зло отчаяния – в гибели души. Иные из этих видов зла самоубийственны, иные пагубны при их разрастании не только для грешника, но и для ближних его... Особенно страшен тот, кто допускает угнездиться в своей душе нескольким видам зла.

  Помните, стоит лишь впустить в себя зло, как оно мгновенно овладевает душой – и принимающий зло без сопротивления становится его пособником, а потом и рабом. Зло, отвергнутое сознательною волею, влачится за человеком, как тень, но как тень, тает в лучах любви Божьей.

  При этом не забывайте, что зло не в деньгах, но в готовности совершить ради них какое угодно зло. Зло не в вине, но в пьянстве, греховен не нож, но помысел убийства, никакая вещь этого мира не наделена потенциалом добра или зла, все безличны и индифферентны к морали. Потенциал зла заложен только в человеке. Умейте распознавать это многоликое зло, будьте нетерпимы и непримиримы к нему, ибо нет такого зла, которое человек при помощи Божьей не мог бы преодолеть.

  Кто стремится к добру, должен быть готов терпеть зло, говорил Иоанн Дамаскин, он не должен ожидать, что на его путях не будет камней, но обязан спокойно принять свой жребий, избегая ропота и уныния. Дух человека Божьего при столкновении со злом просветляется и укрепляется. Помните, величие мира всегда находится в соответствии с величием духа, смотрящего на него. Добрый находит здесь на земле свой рай, злодей имеет уже здесь свой ад.

  Бог есть Свет, и нет в Нём никакой тьмы. Между добром и злом нет ничего общего. Добро и зло едины лишь в том, что в конце концов всегда возвращаются к сделавшему их...

  Глупцы утверждают, что зло на свете творится по глупости. Вздор. Зло творится осмысленно и осознанно. Бездна зла притягательна для людей грешных, и Бэкон утверждал, что нет никого, кто делал бы зло ради него самого, но все творят его ради выгоды, или удовольствия, или гордости. Но и это не так. Злой человек может вредить другим и без всякой выгоды для себя, ибо природа зла – во внутренней духовной ущербности человека.

  Самые злые люди на свете – те, кому не на что надеяться и нечего терять. Это всегда те, кто не знает Бога. Они посланы, чтобы научить нас терпению, умению прощать, чтобы наделить нас пониманием – что делает зло с человеком. Зло – враг самого себя, беспрерывно стремящееся к самоуничтожению. Оно всегда недолговечно. Сколь часто глупость и недомыслие людские выражали сомнение в изначальной справедливости Господней, распространяя бесовские и лживые утверждения о том, что воздаяния не существует. Добычей Геенны станут глаголющие это. Лишь короткая память, ничтожный опыт пребывания в мире, прискорбная природная глупость и непонимание Закона Божьего способны заставить думать, что нашем мире нет возмездия за совершенное зло...

   Питомцы отца Дюрана осторожно переглянулись и согласно кивнули. Возмездие есть.

  Праздник Рождества в коллегии святого Франциска Ксавье прошёл оживлённо и радостно. Чудесен был рождественский бал, где Дюпон нарядился звездочётом, Дамьен с помощью простыни и старого бутафорского шлема изображал Ганнибала, охотящегося на Тигра-Гаттино, но поймать его мешала порхающая под ногами Бабочка весьма солидных размеров и Кровавый Призрак Чёрного замка. Отец Дюран, хоть и не совсем поправился, умирать явно уже не собирался, и это вносило дополнительную струю веселья в торжество.

  Концерт, подготовленный для родителей, имел большой успех, тем более, что их успокоили относительно недавнего события. Это был несчастный случай, по счастью, всё выяснилось. Мсье Дюпон переглянулся при этом с господином д'Этранжем, тот бросил странный взгляд на мсье Потье, Андрэ де Моро посмотрел на всех троих. На всех лицах было некоторое недоумение – а как же оскверненный труп и болото? – но, с другой стороны, если отец де Кандаль говорит, что беспокоиться не о чём, то чего же им, в самом деле, тревожиться?

  На праздничном ужине обсуждалась sapientia scholastics и Призрак поднял интереснейший вопрос 'An non spiritus existunt? Существуют ли духи?' Вопрос оживлённо обсуждался, когда отец Илларий принёс рождественские пончики. Надо сказать, что накануне повару отцом ректором было высказано некоторое неудовольствие в связи с тем, что он пытался нарушить общий замысел, и выдал себя Дюпону, на что отец Илларий потребовал не злословить его, и вообще – оставить в покое перед визитом Провинциала, если, конечно, отец ректор не хочет, чтобы епископ Робер был отравлен непроваренной стряпней. Отец де Кандаль в испуге ретировался.

  Отец Илларий, что и говорить, умел постоять за себя.

  Следующие дни ректор был занят приёмом Провинциала, между тем ученики отца Дюрана собрались в библиотечном зале, где обычно проходили их 'академии'. Собраться перед отъездом на зимние вакации предложил Гастон Потье, он же спросил отца Горация и отца Дюрана, неужели они все ещё сердятся на них? Отцы махнули рукой, отец Гораций обратился ко всем с кротким увещеванием впредь всё-таки не глумиться над костями Вольтера, но судя по блеснувшим глазёнкам Гаттино, тот всё ещё считал себя героем и был искренне уверен, что люди, подобные де Венсану – наказание и позор человечества.

  -Так ли это? – голос отца Горация был по-прежнему спокоен и мягок. – Вдумайтесь в истоки, осмыслите причины, и вы постигнете следствия. Вам ведь говорили, что дух человека при столкновении со злом просветляется и укрепляется. Мишель, – обратился он к Дюпону, – мы не знаем, чем угрожал тебе де Венсан, но что ты получил от его пребывания в мире? Он закалил твой характер, научил выдержке и дал тебе безупречные и глубокие знания точных наук. Разве это плохой дар?

   Гастон, сколько раз ты сомневался в промыслительности происходящего? Но ведь данный тебе страх безумия не дал тебе заболеть гордыней, что было неизбежно при твоих выдающихся способностях. Лоран, терзая тебя и д'Этранжа, сплотил вас, научил сопереживать и помогать друг другу.

  Дофин... Ты сказал, что ненавидишь глупость. Это Лоран дал тебе понять её цену, и ты воистину в глубине души прочувствовал, что значит в этой жизни совершить опрометчивый шаг. Сам ты, благодаря ему, стал рассудительней и осторожней.

   Дамьен, мальчик мой, разве ты благодаря Лорану не убедился, сколь опасные последствия имеют пороки пьянства, воровства, блуда? Разве не научил тебя этот человек сдержанности и смирению? – Он улыбнулся, обернувшись к Эмилю, – Гаттино, малыш, а ты извлёк хоть какой-то урок из произошедшего?

  Котёнок почесал пушистую макушку.

  – Извлёк. Прав отец Аврелий, глупо думать, что в мире нет возмездия за совершенное зло. Негодяй всегда получает по делом его. Подлец рано или поздно сломает себе шею, и окажется в болоте с maculati nates ...

  Отец Дюран, до этого тихо сидевший в кресле, застонал.

  Неужели всё-таки придётся выпороть Котёнка?...

  Эпилог.

  Кто бы мог подумать, что человек, сам бывший жертвой шантажа, может стать шантажистом? Тем не менее, произошло именно это. Дофин на протяжении последующих полутора лет учёбы в коллегии нагло измывался над своим дружком Потье. Он еженедельно писал письма своей сестрице Дениз, и за одно только упоминание в оных эпистолах о том, что его приятель Гастон передаёт ей привет и за позволение приписать пару строк, требовал ежевечерне чесать ему спинку, отгонять от его милости мух и услаждать его слух скрипичными пассажами.

   Что было делать бедняге Потье?

  Но в итоге смиренная покорность прихотям дружка себя окупила. Через три года после окончания коллегии Гастон, закончив курс в Сорбонне, женился на дочери префекта и весьма преуспел на общественном поприще благодаря собственным способностям и протекции тестя.

  Д'Этранж со временем, отучившись в Париже и попутешествовав, убедился, что интерес к истории в нём неколебим, и в итоге возглавил местный музей. При этом он даже не подумал избавиться от шлема Людовика Святого, но рьяно проводил раскопки по всем городским окраинам, прилежно пополнял музейные фонды, стараясь, правда, избегать приобретений, вроде кинжалов Равальяка, наполеоновских перьев, ночных горшков Робеспьера да черепов Вольтера.

  Мишель Дюпон возродил-таки, к вящей радости бабули, семейное дело. Он блестяще окончил Школу поваров, и открыл в Безансоне небольшой ресторан, который за считанные годы стал лучшим в городе. Теперь его ежемесячно посещают дружки – сынок и зять префекта. Их кормят на славу и, разумеется, бесплатно. При этом не следует удивляться, что все банкеты и префектуры, и магистратуры проводятся именно в ресторане 'Дюпон'. Как самого дорогого гостя там встречают и отца Иллария, коий не столько дает советы хозяину ресторана, сколько записывает новые рецепты, внедряемые после в коллегии.

  По возвращении из Парижа Мишель женился. Невесту просватала внуку мадам Дюпон. Девица показалась молодому Дюпону излишне юной и субтильной, но мадам Анриэтта уверила его, что это скоро пройдёт. И оказалась права. Через год, подарив мужу первенца, она приобрела именно те пропорции, которые стали до того привлекать внимание Мишеля, что семейство вскоре пополнилось и дочуркой. Мсье Жан Дюпон, городской судья, с гордостью выгуливает теперь внука Жана и внучку Люсиль по безансонским бульварам.

  Отец Дюран так и не осуществил свою угрозу выпороть Эмиля де Галлена. За полтора следующих года Эмиль сформировался в красивого, утончённого молодого человека, чей изощрённый и острый ум привлёк внимание отцов-иезуитов. В равной степени их интерес вызвал и Дамьен де Моро. Оба юноши проявили немалый bonum didacticum и интерес к педагогике и стали столь же неразлучны, как Дюран и де Шалон.

   В настоящее время оба они направлены в Рим, в университет 'Григорианум'...