Текст книги "Вольный стрелок"

Автор книги: Ольга Миленина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

В последние месяцев пять-шесть он звонил мне все чаще и чаще. Раз в неделю как минимум. Долго повествуя о своих невзгодах и проблемах – но всякий раз завершая рассказ победной мыслью, согласно которой он вот-вот найдет деньги на собственный фильм, который переплюнет не только все, что снимается у нас, но и заграницу. Деньги, правда, не находились – но и он не менялся, упорно считая себя самой яркой фигурой в мировом кинематографе и не сомневаясь, что таковым его считают и другие. И я в том числе.

Так что встреч с ним я избегала – одно дело слушать его по телефону, когда можно отойти или заниматься одновременно своими делами, и другое дело сидеть напротив него у себя или у него дома и в тысячный раз выслушивать подробный пересказ якобы сногсшибательного сценария, казавшегося мне самым что ни на есть банальным.

Но когда он позвонил мне вчера и предложил встретиться, я согласилась.

Потому что вспомнила, что он уже давно предлагал мне якобы фантастический сюжет для материала. Только раньше он был мне не нужен – а в свете последних событий показался заманчивым. И сейчас я сидела в ресторане и пила ледяное красное вино, слушая его вполуха.

– А как раз в конце девяносто шестого снимать начали, – донеслось до меня, и я, сообразив, что пропустила что-то, покосилась на лежащий между нами диктофон – миганием красной кнопочки подтверждающий, что я ничего не потеряла и спокойно могу думать о своем. – Планы наполеоновские – быстро снимаем, благо денег куча, заявляем на все фестивали, наши и заграничные, и вперед. Москва, Сочи, Монреаль, Берлин, далее везде. Колпаков всем мозги запудрил – что связей у него куча в кино, чуть не по всему миру, так что целый год с готовым фильмом покатаемся по странам да континентам, пособираем денежки. А партнеры его, бараны с толстыми кошельками, ушами только хлопают – чего им, бабки есть, охота чего-то нового. Искусство опять же, престижно – да и небось уже с «Оскарами» в руках себя видели. Кто знал, что Колпаков придумал все, чтобы бабок срубить – и лохов этих нагреть, дружков своих. Представь – три раза на фильм полную смету выделяли и три раза бросали, потому что деньги якобы кончились. Я уже когда узнал, что он ни копейки не вложил, понял, куда баксы утекают – в карман его. А эти ему в рот смотрят, он для них авторитет – раз сказал, что надо еще, напряжемся и вложим…

Я снова отвлеклась – в конце концов я предвидела, что повествование будет долгим и муторным. Потому и взяла диктофон, чтобы иметь возможность передохнуть. Только вот в этих передышках я планировала наслаждаться вином, кофе и пирожными – и воспоминаниями о том, как это было с ним. А что-то не получалось. Вино было холодным, пирожные слишком жирными, кофе слабым – а вспоминалось не очень. И я знала, в чем причина того, что все не так, – в покойном банкире, о котором я твердо решила забыть, но который отказывался выходить у меня из головы.

Я окончательно приняла.это решение сегодня днем, часов в пять. Сразу после того, как Наташка, еще утром переговорившая с гаишником, получила от него ответ. Согласно которому ни в центральном, ни в подмосковном ГАИ нет никаких сведений по поводу того, что в ноябре прошлого года гражданин Улитин Андрей Дмитриевич на автомобиле «порш-каррера» попал в аварию в указанном мной районе.

И разбитых «порше» без водителя в том месяце тоже не обнаруживали – а фамилия Улитин по сводкам не проходила.

Вот тогда я и сказала, что с этим пора кончать. Сначала Наташке – а потом себе. И сразу стало легче – на какое-то время. В течение которого я успела себя похвалить за то, что договорилась с Валеркой на вечер, – потому что у меня будет замена этому паскудному и бесплодному расследованию. И если эта замена будет по-настоящему интересной – возможно, наш вечер перейдет в ночь.

Кажется, он сейчас действительно заслуживал того, чтобы я после ресторана пригласила его к себе, – пусть в его .рассказе было чересчур много лишних деталей, но и фактура в нем присутствовала. Конечно, еще предстояло кое-что уточнить, встретиться еще с кем-то, кроме Валерки, кто дополнит и расширит его рассказ, – но, похоже, из всего этого мог получиться неплохой материал. О том, как у нас снимают кино. И о том, как умные люди зарабатывают на . этом приличные деньги – ничего не снимая, но умело прикарманивая спонсорские вложения. Что само по себе может стать выигрышной темой для фильма.

– По сценарию съемки в Италии должны были быть ~ и деньги были, знаю, что были, – а снимали в Хохляндии. – Он явно не замечал, что я отвлекаюсь, ему важен был факт моего присутствия. И я вдруг представила с ужасом, что не дай Бог окажись я парализованной, он бы с радостью меня навещал – и говорил бы, и говорил бы, и говорил бы. И я бы мечтала даже не о том, чтобы каким-то чудом встать на ноги и убежать от него, – но о том, чтобы оглохнуть. – Наметили целую парковку с иномарками уничтожить – перестрелка там сначала, а потом взрывы, – а ограничились одной старой «копейкой». Я ведь даже иномарки эти нашел – по объявлениям откопал старье, которое или не ездит уже, или еле передвигается, за пятнадцать тысяч десять машин договорился взять и из тех же денег эвакуатор милицейский оплатить, который их на место съемок доставит, чтоб не напрягать развалюхи, чтоб дотянули до площадки. Пятнадцать тысяч при смете в три миллиона – гроши! Так и тут кинул!

Я покивала, закурив, сделав глоток так и не согревшегося вина – и отставляя в сторону пустой бокал, чтобы чертов официант принес мне заранее заказанное белое. Надеясь, что в нем не слишком развито чувство противоречия – и он не станет его подогревать.

– Я понимаю, Валер. Жуткая история, – поддакнула, обозначая свое участие в разговоре – хотя ему оно не было нужно, он даже не завелся от моего поддакивания. Продолжая повествование тем же монотонным, безэмоциональным тоном – которым я когда-то восхищалась, считая, что настоящий мужчина не должен проявлять эмоций. Но еще не зная, что когда таким тоном рассказывают что-то два часа подряд, то ты, медленно сходя с ума, начинаешь просить небо, чтобы этот настоящий мужчина хотя бы один раз проявил какое-то чувство типа гнева, злости, раздражения.

Я давно научилась от него абстрагироваться – иначе бы или свихнулась, или просто падала бы в гипнотический обморок при первых звуках его голоса. И сейчас тоже абстрагировалась, возвращаясь к цепляющемуся за мои мысли Улитину.

Словно чувствующему, что я единственная, кто о нем думает, – и перестань я это делать, он умрет окончательно. Словно требующему выяснить обстоятельства его смерти и поведать о них миру – в обмен на обещание оставить мою голову в покое.

В том, что его убили, у меня не было сомнений – я, наверное, подсознательно это чувствовала с самого начала. И именно потому и бросился мне в глаза короткий некролог, и именно потому в качестве следующей темы я назвала Наташке именно эту – при том, что только проснулась и почти не соображала. И поведанная мне Перелелкиным история – которая точно была правдивой, он бы не придумал так много, так обстоятельно и так правдоподобно – это подтверждала.

Улитина убили – убила какая-то девица, которую он сам привез к себе в дом. Убила, не зная, что убивает, или зная – не важно. Убила сама – или впустила в коттедж тех, кто пришел его убить. И Перепелкин был прав, говоря, что убийцы могли попасть внутрь поселка несмотря на охрану – которую можно запугать или купить. Даже его приятель мог впустить киллера, или просто закрыть глаза на то, как тот проезжает внутрь, – а потом специально рассказать все соседу, зная, что тот напишет и своей статьей как бы докажет его невиновность.

Или, как справедливо заметил Перепелкин, убрать Улитина мог любой из его соседей – которому не надо было прокрадываться в поселок.

То, что у человека можно вызвать сердечный приступ таблеткой или уколом, известно даже дураку. И милиция могла в самом деле не увидеть ничего такого, что бы свидетельствовало о насильственном характере смерти. Или намеренно не увидела – скажем, след от укола. Ведь не заметили же они женские трусики, не услышали же показания охраны насчет девицы – почему не проигнорировать что-нибудь еще?

А делающий вскрытие патологоанатом может в таком случае в упор не заметить следы присутствия в организме какого-то лекарства или яда. Потому что милиции головная боль с нераскрытым убийством банкира не нужна – дело шумное получится, всех собак на них повесят, полоскать будут во всех газетах и телепередачах. А нет следов убийства – нет и дела. Особенно если при этом в карманах появляются зеленые купюры – засунутые туда представителями старающегося избежать скандала «Бетта-банка».

И заинтересованность банка вполне понятна – кому охота, чтобы склоняли твое имя? Ведь во всех поливающих милицию статьях будет фамилия Улитина и название организации, в которой он занимал весьма высокий пост, – а это в данном случае антиреклама. Потому что и год спустя, услышав словосочетание «Бетта-банк», обыватель будет говорить – а, это тот, в котором одну из шишек убили?

Да и, зная нашу прессу, нельзя исключать, что в определенных изданиях не появятся весьма вольные версии смерти банкира – что бросит на банк пятно.

Поди докажи, что покойник не был связан с бандитами или не занимался чем-то незаконным.

Итак, кто-то его убил – молодого и якобы фантастически способного банкира. Кто? Да кто угодно. Может, те, кто выпихивал его из «Нефтабанка», кого он обозлил своим упрямством – кто запугал его всерьез, недаром ведь Улитин отказался от предложения Хромова поднять шум в средствах массовой информации по поводу своей вынужденной отставки.

Но те, кто его запугал, могли впоследствии решить, что все-таки лучше заткнуть ему рот – чтобы история точно не всплыла. Тем более что совсем не обязательно, что Хромов знал абсолютно все об этой истории – Улитин мог и утаить что-то. Может, его заставляли банковские деньги перекачивать на счета тех, кого называют «семьей», – а он отказался и потому и был уволен, а потом и убит. В нашей стране все возможно – и ничего нельзя исключать, даже то, что кажется невероятным.

В принципе к его смерти могла быть причастна и «Бетта» – не сама структура, но кто-то оттуда. Кто-то недовольный тем, что какого-то парня из провинции запихнули на слишком высокую должность. А может, запихнувший его туда Хромов таким образом пытался контролировать «Бетгу» – а тем могло это не понравиться. И Улитин оказался крайним.

А еще это могли быть люди и не из банковской среды – это мог быть кто-то, кому Улитин что-то пообещал и не сделал, перед кем не выполнил обязательств. Бизнесмены, политики, бандиты – он мог провиниться перед кем угодно, кому угодно помешать и о ком угодно знать слишком много такого, чего ему знать не следовало.

Так что гадать можно было до бесконечности. И, что самое печальное, я не знала, куда мне двигаться дальше. Милиция явно собиралась хранить молчание, Хромов явно не планировал делиться со мной подробностями улитинской карьеры и сообщать, с кем лично он, Василий Васильевич, конфликтовал и какие цели преследовал, впихивая своего протеже сначала в один, а потом в другой банк.

Потому что ведь понятно, что Улитина убили из-за того, чем он занимался, – а занимался он тем, чем хотел Хромов, который по большому счету и подставил его пусть не под пулю, но под укол, таблетку или что там еще? Да, кстати, может, Хромов его и заказал – может, опасен стал для него бывший помощник, слишком много знающий о потенциальном кандидате в Президенты России.

Это глупо было, гадать – и бессмысленная трата времени. Но при всем при этом мне было жутко жаль бросать эту тему. Потому что я уже продвинулась вперед, пусть и недалеко, в своем расследовании, я уже кое-что знала, куда больше, чем в самом начале. И не сомневалась что, доведи я дело до конца, это будет сенсационнейший материал. Вот только я не представляла, как довести его до конца, если я не знаю, в каком направлении делать следующий шаг.

– Вот такая ситуация, Юль. – Похоже, мой собеседник все то время, пока я думала, говорил, притом без передышки. – В фильм вбухали миллионов пять минимум, реально на съемки ушло процентов пятнадцать, остальное Колпако-ву в карман. Снимали два года, а получилась полная мура, которая и ста тысяч прибыли не принесет – и ни на один фестиваль не пихнешь, и на видео картина не пойдет, и если что и можно отбить, так это только на прокате в провинции. А прокатчики, думаю, муть эту не возьмут, они тоже не дураки. Вот и результат – два года работы, полгода предварительной суеты со сценарием и деталями всякими, а кроме Колпакова, никто ни копейки не получил. Ни актеры, ни ребята мои, ни технари. И у меня ноль – хотя обещали и за переработку сценария, и за трюки, и плюс процент от проката. Я два с лишним года от всех съемок отказывался – ведь то снимаем, то не снимаем – да и рассчитывал тысяч на триста как минимум, а то и на пятьсот. Если бы фильм пошел, процент бы был дай Боже – а в итоге без копейки денег. Перед всеми подставился – и перед каскадерами своими, и перед сценаристом, и перед другими. Когда сомнения у людей возникали, я же всех убеждал, что все нормально. Выходит, из-за одного хитрожопого хапуги на карьере надо крест ставить и в сорок пять лет профессию менять?

Я покивала автоматически. Из того, что я услышала, следовало, что виноват он сам – так хотелось бешеных денег, что взрослый мужик и об осторожности забыл, и о логике, и вообще обо всем. И если этой самой логике следовать, он ничем не отличался от тех, кто вкладывал деньги в «МММ» или «Властилину» – то есть погорел из-за жадности. Но в любом случае из этого мог получиться неплохой материал – хотя даже с учетом того, что я не слышала большую часть рассказа, записавшуюся на диктофон, он и рядом не стоял с тем расследованием, которое я вынуждена была бросить.

– Что я тебе могу сказать? – произнесла задумчиво, говоря себе, что, если не уйду сейчас, он будет рассказывать еще два часа – а мне не хотелось больше здесь сидеть. Конечно, я могла бы провести их с пользой – если бы не Улитин, мешавший мне получать удовольствие от вина, сладкого и кофе. – Я дома послушаю запись, прямо сегодня вечером, все обдумаю. В любом случае мне нужны будут еще как минимум двое – только с твоих слов писать я не могу…

На лице его появилось недоумение – он немо вопрошал меня, неужели может быть такое, что мне недостаточно его рассказа. Но я предпочла ничего не заметить.

– Желательно, чтобы это был один из актеров, желательно с именем. – Я специально смотрела не на него, а на бокал с вином, который вертела в руках, – но услышала, как он кашлянул многозначительно, как бы говоря, что его мнение авторитетнее мнения самого известного актера. – И ты говорил, что сценарист, которого ты привлекал, с «Мосфильма» – есть ведь у него какие-то регалии, какие-то фильмы, более-менее нашумевшие, за спиной? Значит, и он тогда.

Ты с ними двумя договоришься, мы посидим вчетвером полчасика, вопросов у меня будет немного. И еще – мне нужны будут какие-то бумаги, документы – сам подумай, что это может быть. Сметы, договора с актерами и твоей каска-дерской группой, может быть, обязательство отчислить тебе процент от проката. Это все реально?

Он неуверенно пожал плечами – наводя меня на мысль, что, возможно, желание одним фильмом заработать кучу денег настолько его оглупило, что он даже не озаботился по поводу договоров.

– Реально. – В голосе не было особой убежденности. – С бумагами не знаю – но что-то есть. У актеров должно быть – я поговорю…

– И еще – может быть, понадобится встреча с этим Колпаковым. Может, он скажет что интересное. – Он снова кашлянул, но я проигнорировала изданный звук – я не собиралась учить его ставить трюки и не собиралась принимать советов насчет того, как надо писать статьи. – И с теми, кто финансировал фильм. И в любом случае мне нужна будет информация по Колпакову – максимально полное досье. И что касается кино – и бизнеса тоже. И все, что я тебе перечислила, мне нужно не позднее конца недели – успеешь?

Сегодня была среда – но коль скоро я решила сменить тему, мне надо было торопиться. И надо было, чтобы он это понял. Иначе мы еще неделю будем встречаться и он будет заново пересказывать мне всю историю, даже не замечая, что повторяется.

– Что ж – тогда все, Валер. – Я сделала последний глоток вина, значимо ставя бокал на стол. – Спасибо за приглашение и приятный вечер – но мне пора, наверное. Надо ведь еще подумать над тем, что ты рассказал. А ты мне позвони завтра – о'кей?

– Да ты куда, Юль, – давай посидим еще, время-то всего девять. – Он, кажется, не ждал от меня такой деловитости. – Возьми еще вина, все равно оплачено. Да и рассказал я не все еще – история длинная. И приятель, может, еще подъедет. А я тебя отвезу потом…

В принципе я так и думала – что мы посидим, он меня отвезет, и, может, я приглашу его зайти. Ненадолго. Я даже специально машину не взяла, отогнала от редакции к подъезду, а сама поехала на метро – потому что знала, что выпью,. а после спиртного за руль садиться не люблю. И к тому же это был повод пригласить его на кофе. Но сейчас мне хотелось уйти поскорее – потому что казавшиеся относительно заманчивыми планы на сегодняшний вечер свою привлекательность утратили.

– Да нет – я сама, на такси. – Я улыбнулась ему, показывая, что все нормально, просто у меня и правда дела. – А ты позвони – о'кей?

Мне казалось, что он пребывает в состоянии, близком к шоковому, – и не понимает, как могло получиться так, что я ухожу, не дослушав его, хотя он был готов говорить хоть до полуночи.

– Я вообще-то думал, что мы не только по делу встретились, – выдавил он после некоторой паузы. Может, подумал, что я оскорбилась, что он говорит только о делах и ни слова о личном, – а может, и вправду хотел от меня чего-то помимо статьи и не сомневался, что и я этого хочу. Так же сильно, как хотела когда-то.

А может, не мог осознать, что случилось с привычным ходом вращающейся вокруг него вселенной – в которой он был главным действующим лицом, и все его любили и обожали, и делали только то, что хочет он. – Давай посидим еще – а там я тебя отвезу. И…

Я вытащила из пачки сигарету, прикуривая и выпуская дым подальше от него, вспоминая, каким представляла себе этот вечер каких-то два часа назад.

Спрашивая себя, не стоит ли мне и в самом деле отвлечься и заказать еще вина, а потом провести несколько приятных часов в постели. В последний раз это было примерно полгода назад – с ним, я имею в виду, – и это было очень и очень неплохо. Сильный, властный, знающий, чего хочет, – и дающий мне редко выпадающую возможность почувствовать себя слабой. Способный делать это достаточно долго – и умеющий не только получать удовольствие от женщины, но и доставлять его ей. Так, может?..

Сигарета догорела только до половины, когда я сломала ее в пепельнице, вставая из-за стола. Все это было заманчиво – но уже не так, как раньше. А к тому же я чувствовала, что не смогу очистить голову от мыслей – работа для меня святее всего, – а следовательно, в постели нас будет трое. И хотя я ничего не имею против группового секса – он может быть даже приятнее, чем секс вдвоем, – я никогда не пробовала это делать с одним живым и одним покойником.

И пусть живой собирался брать мое тело, а покойник – пользовать мои мозги, все равно это было слишком даже для такой сексуально раскрепощенной особы, как я. Я многое пробовала и многое в сексе люблю – но все же я не настолько извращенка.

– Нет, мне правда пора, – бросила, задвигая свой стул. Вспоминая, что когда-то хотела сказать ему такую фразу в такой ситуации – чтобы его проучить, чтобы подстегнуть его интерес ко мне, чтобы показать, что если он и дальше будет думать только о себе и слышать только себя, мы расстанемся. Но тогда я не могла этого сказать. Не получалось. Он мне слишком нравился, слишком хотелось испытать то, что дарило мне такое удовольствие. А сейчас я произносила эти самые слова безо всяких тайных мыслей, безо всякого злорадства – просто потому, что мне действительно было не до него. – А ты посиди – и позвони мне завтра, о'кей? Появится твой приятель – дай ему мой телефон рабочий. И не провожай – я прекрасно доеду сама…

Я не стала добавлять, что провожать меня будет другой. И он же останется со мной на ночь. И утром будет со мной пить кофе. И что я не могу от него убежать, потому что он не материален, – и по той же причине не могу отправить его домой или послать на три буквы.

И все, что я могу сделать, – это упорно стараться его забыть. Хотя это будет куда тяжелее, чем отвязаться от живого человека…