Текст книги "Правила долгой жизни"

Автор книги: Ольга Максимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Осторожно посматривая вокруг, мальчик решил, что даже сильный голод не может заставить его есть в доме, где кругом такая грязь. Чудилось, что даже в чашке с чаем он обязательно обнаружит кошачью шерсть, если не что-то похуже. А уж странное печенье миссис Фигг вызывало еще больше вопросов. Именно поэтому, когда женщина принесла в гостиную поднос с чайником и чашками, мальчик лишь вежливо поблагодарил.

Благодаря огню в камине в комнате хоть что-то можно было рассмотреть, но мальчик предпочел не рассматривать чай в своей чашке и не мешать сероватую чайно-молочную жидкость. Он просто осторожно грел руки о чашку и старался делать вид, что слушает рассказ миссис Фигг о похождениях ее любимца – Мистера Лапки. Чтобы не таращиться только на женщину, мальчик то и дело обводил комнату взглядом или разглядывал большой, в человеческий рост камин.

Камин и прежде привлекал внимание мальчика. Огромный, выложенный темно-зеленой плиткой с затертым выпуклым рисунком, он казался совершенно неуместным и роскошным в этом пропыленном доме, где даже из продавленных диванов торчали пружины, а к паркету то тут, то там прилипали подошвы старых Дадлиных кроссовок.

– Нравится мой камин, Гарри? – заметив интерес мальчика, с мягкой улыбкой спросила женщина.

– Он очень красивый, – ответил вежливый мальчик и снова покосился на зеленого пылающего монстра. Он потянулся и осторожно тронул рисунок, обводя одну из завитушек. В следующий миг его глаза удивленно расширились, когда он заметил, как по плитке пробежали изумрудные искры, складываясь в сложный рисунок из линий и значков, лишь некоторые из которых напоминали буквы.

– Верно, – согласилась миссис Фигг, не заметив реакцию Гарри.

Покосившись на нее, мальчик едва не вскрикнул и не выронил чашку – он и не заметил, как на коленях женщины, довольно взбивая ее серую юбку и серые же чулки, расположился здоровенный котяра. И на Гарри этот кот смотрел с таким презрением, что мальчик окончательно отказался от мысли попробовать чай.

«Мне показалось?» – спросил себя Гарри, вновь уставившись на камин, и, будто посмеиваясь над ним, рисунок вновь проступил, теперь уже более отчетливо.

Мигом захотелось спросить миссис Фигг о свечении, но, взглянув на нее, мальчик передумал. Привычка помалкивать обо всем, что касалось волшебства, удержала его язык за зубами. И Гарри тут же этому порадовался.

«Я должен быть очень осторожен, – сказал он себе. – Пусть миссис Фигг и не подруга тети Петуньи, но она вполне может рассказать той о наших разговорах. Если дядя и тетя узнают, что я спрашивал о чем-то странном, я просижу в чулане много-много дней!»

– Пей чай, Гарри, – сказала женщина. – На улице довольно холодно. Тебе стоит согреться.

– Ага, – ответил мальчик, но к чаю так и не притронулся. Как и к невзрачному старому печенью из вазочки на столике между креслами. Нужно было чем-то отвлечь женщину, а потому он быстро продолжил: – Скажите, миссис Фигг, тетя предупреждала вас о том, что я каждый день хожу в библиотеку?

Пусть близилось Рождество и все дети проводили каникулы дома, сам Гарри не видел более интересного места, чем наполненный книгами зал и общество миссис Смит.

– Вот как? – немало удивилась женщина. – Любишь читать?

– Да, – мигом ответил мальчик и порадовался, что отвлек внимание миссис Фигг и от камина, и от чашки в своих руках.

– Разве тебе не хочется больше гулять, проводить время с друзьями? Играть в игры? – спросила женщина, и Гарри нахмурился.

Пусть Арабелла Фигг и жила на соседней улице, но часто ходила мимо дома Дурслей, порой беседовала с тетей, если замечала ту в саду, и Гарри не первый раз оставляли на нее попечении. Мальчик мало что знал о жизни этой женщины, кроме того, что она обожала своих котов, вязала странные полосатые коврики из крученых ниток и вечно одевалась в какие-то бесцветные платья. У нее дома Гарри предлагалось или сидеть на диване и гладить котов, или рассматривать альбомы с фотографиями этих же котов. Никогда прежде миссис Фигг не интересовали увлечения Гарри, а к нему самому она относилась почти так же, как к очередному котику, способному позаботиться о себе. И пусть миссис Фигг никогда не расспрашивала Гарри, но ему самому казалось, что все знают о том, что у него нет друзей, и он совсем не любит бегать и играть на свежем воздухе, ведь всю его жизнь он знал лишь одну игру – охоту на Гарри.

– М… Я люблю читать, – кивнул мальчик и не стал ничего объяснять. – Можно я пойду?

– Да, конечно, дорогой, – как-то странно улыбнулась миссис Фигг. – Приходи до темноты, ладно?

– Ага.

По дороге в библиотеку у Гарри было время подумать о том, что случилось. Вот уже много недель он рассматривал магию вокруг себя, но сегодня впервые увидел ее где-то еще. Это было и чудесно, и немножко страшно. Внутри будто позвякивал маленький колокольчик, предупреждая о том, что Гарри не стоит о чем-либо расспрашивать миссис Фигг, но вот присмотреться к ней как следует – надо.

Гарри и до этого предполагал, что в мире могут быть и другие люди, похожие на него. Он долго искал то, как их стоит называть, но потом решил, что для краткости вполне подойдет слово из книжек. Волшебники.

В книжках такие люди еще умели что-то делать при помощи магии, а Гарри не умел, но он все равно решил, что достоин именовать себя этим словом. Пусть и в тайне ото всех. Про себя.

И вот теперь он столкнулся с проявлением магии. И не где-нибудь, а в доме старушки, которую все кругом считали немножко чокнутой.

– Нужно последить, – решил мальчик. У него было впереди много дней. Даже если он станет проводить с этой женщиной всего несколько часов, этого все равно вполне должно хватить, чтобы выяснить детали. – Если она тоже волшебница, то я смогу заметить!

Перспектива встретить кого-то похожего радовала, но совсем чуть-чуть. Куда больше мальчик побаивался столкновения с другими волшебниками.

Прислушиваясь к разговорам родственников, нередко тайком, Гарри давно уяснил, что дядя и тетя вовсе не горели желанием его воспитывать. Их вынудили взять Гарри к себе. Единственный раз, когда тетка ответила мальчику про родителей, она пылала таким гневом, какой Гарри видел у нее только в моменты, если с ним самим происходило что-то странное. Он был маленьким, но наблюдательным, а потому, обнаружив у себя магию, пришел ко вполне резонным выводам.

И самого Гарри, и его родителей тетка люто ненавидела. Обзывала ненормальными. Значит, родители Гарри были такими же, как он сам. Его родителями были волшебники!

Но вот ни в тете, ни в дяде, ни в толстом кузене не было ни капельки магии. Гарри смотрел внимательно. И ужасно жалел, что у него не получалось различать магию сразу, в секунду, нужно было сосредоточиться и всмотреться. А это не так-то просто сделать, не вызвав гнев родственников! А раз родственники не волшебники, то ненавидят они Гарри именно за магию.

В библиотеке мальчик просидел до самого закрытия и был очень благодарен миссис Смит, когда она угостила его чаем и предложила сэндвич с тонко порезанной белой рыбой. Угощение оказалось упоительно вкусным, гораздо лучше любой еды, которую ему готовила тетя Петунья. Было так вкусно и сытно, что мальчик лишь вяло поковырялся в сероватой каше с порезанными сосисками, которую поставила перед ним миссис Фигг на своей грязненькой кухне.

За половину дня в библиотеке Гарри составил небольшой план, который собирался осуществить за время отсутствия Дурслей в городе. И первый же пункт он исполнил вечером, пока сидел в кресле у камина рядом с миссис Фигг.

Он присматривался очень внимательно, но ничего не заметил. Старая кошатница была самой обычной женщиной, совсем не волшебницей. Если бы не магия на портале камина, мальчик никогда бы не обратил на нее внимания.

«Но у нее в доме есть волшебство… – размышлял Поттер, наглаживая громко урчащего Мистера Лапку. – Не повсюду, а только на камине. Это очень странно. Волшебство может появиться само по себе?»

Гарри не знал верных ответов. В каждой сказке про волшебников существовали свои собственные законы, а в жизни все могло быть совсем не так, как в любой из книг.

Именно поэтому следующим пунктом Гарри решил внимательно изучить весь дом миссис Фигг, выискивая другие следы волшебства. Делать это было не так-то просто, коты женщины постоянно за ним следили, но через несколько дней мальчик выяснил, что кроме камина магия в доме присутствовала в странном пепле в горшочке на каминной полке, на парочке статуэток и на коврике у входной двери. И если пепел едва заметно переливался изумрудным светом, плотным и ярким, то на остальных предметах магия напоминала тонкие паутинки с множеством вплетенных в них цветных символов.

– В этом доме есть волшебные вещи, но сама хозяйка – не волшебница, – рассуждал Гарри в ночь перед Новым годом, лежа на продавленной кровати в крохотной комнатушке, которую с натяжкой можно было назвать гостевой спальней. – Они тут оказались случайно?

Вопросов было больше, чем ответов. Тем более, Гарри ничего не знал о назначении увиденной им магии. Пока он понимал лишь то, что его собственная магия очень бурно реагирует на эмоции мальчика и очень медленно успокаивается – после окриков дяди или тети синие и фиолетовые пятна долго не желали исчезать, а спутанные и оборванные нити – распрямляться.

Заинтригованный, на утро мальчик вновь объявил о своем походе в библиотеку, но отправился домой, собираясь в тишине внимательно изучить дом дяди и тети. Он давно приметил, где тетя хранит запасной ключ от входной двери и без труда проник в дом. Заодно у мальчика в планах было немного пополнить запасы провизии, потому как даже от голодухи ему надоело каждый день жевать то, что мало чем отличалось по виду от кошачьего корма.

Пока мальчик бродил по дому, в его рюкзак отправилась пачка хлопьев, упаковка печенья и часть конфет Дадли из огромного мешка, припрятанного в спальне кузена. Тот бы все равно не заметил недостачу, но в обычное время у Гарри не было шанса добраться до сладостей.

Осмотрев дом очень внимательно, мальчик быстро выяснил, что и в его доме были вещи с магией. Он обнаружил серебристую паутинку на коврике в прихожей, на декоративных решетках на окнах первого этажа и на раме зеркала в гостиной.

Чем больше он присматривался, тем больше все казалось Гарри странным. И это немало пугало мальчика.

Проторчав дома половину дня и даже немного подремав в чулане, где дышалось гораздо лучше, чем в доме миссис Фигг, Гарри выскользнул через заднюю дверь, собираясь незаметно вернуть ключ под одну из плиток у порога. Он внимательно осматривался, опасаясь, что его могут заметить. Никто не должен был знать, что Гарри приходил в этот дом в отсутствие дяди и тети. Соседи обязательно растреплют, а Гарри потом достанется.

Просидев в кустах несколько минут, мальчик убедился, что никто не наблюдает за ним в окна, на Тисовой нет прохожих, и только после осторожно выбрался на подъездную дорожку. Через несколько шагов он очутился на безопасном расстоянии, и никто уже не мог заявить, что мальчик не просто проходил мимо, направляясь на улицу Магнолий.

Стараясь не слишком спешить, Гарри медленно зашагал прочь и едва не споткнулся, прямо перед носом на миг различив что-то алое. Вздрогнув, мальчик завертелся на месте, как юла, пытаясь вновь заметить свечение. Ему в один момент стало плевать, что кто-то может за ним наблюдать, казалось очень важным обнаружить источник свечения. Но вновь что-то алое Гарри заметил лишь тогда, когда отошел от дома еще на пару шагов. А обнаружив источник сияния, едва не охнул от удивления – над домом дяди и тети, напоминая огромный мыльный пузырь, парила магическая сетка из алых нитей.

Глава 3. Волшебство

Гарри потребовалось еще несколько дней, чтобы осознать увиденное. Купол из магии впечатлил его гораздо больше, чем все остальное волшебство.

Теперь каждый день, отправляясь в библиотеку или возвращаясь из нее, Гарри специально проходил так, чтобы повнимательнее рассмотреть находку. Торчать просто так рядом с домом он не мог, а потому приходилось отводить на свои исследования не больше пяти минут. Но по-настоящему наблюдением мальчик занялся позже, после возвращения родственников.

Дядя и тетя за две недели почти не изменились. Разве что Дадли стал еще немножко толще. Но хотя бы первое время родственники пребывали в благодушном настроении и не вопили всякий раз, когда видели племянника.

Это позволило мальчику без страха наблюдать за происходящим и выяснить, что купол над домом преспокойно пропускает через себя всех Дурслей, не вздрагивая и не вспыхивая при этом. Гарри эту алую паутинку тоже не ощущал, но вот только она всегда становилась чуть ярче, если мальчик находился внутри контура, и бледнела, стоило ему отойти хотя бы на пару шагов.

Но если сам купол удивлял, но не пугал Гарри, то несколько инородных вкраплений, нацепленных на него снаружи, при соприкосновении вызывали у мальчика смутное беспокойство и дискомфорт.

Лежа в своем чулане, Гарри много анализировал свои ощущения, которым все больше и больше верил. Алый купол казался чем-то родным, очень знакомым. Как маленькое одеяльце, которое Гарри помнил с самого детства.

Это одеяльце, светлое, расчерченное на квадраты алыми, голубыми и зелеными полосами разной ширины, первое время заменяло Гарри игрушки и объятия родных. Под ним мальчик укрывался ото всех бед, под ним выдумывал иную, более счастливую жизнь и его поливал слезами, когда больше не мог терпеть измывательств родственников.

И теперь, прикасаясь к тонким алым ниточкам магии, Гарри ощущал едва заметное тепло и покой. Купол навевал мысли о безопасности, о доме, где мальчик нужен, где он любим.

Вот только Дурсли совсем не напоминали любящих родственников, а те самые дополнения к куполу пугали. Их касаться Гарри не нравилось. От этих нитей он чувствовал холод и уколы боли. Тянуло оглядеться, выискивая чужой, посторонний взгляд. От этих странных нитей хотелось избавиться, но мальчик не представлял, как это сделать.

– Я еще не так много знаю, – со вздохом признал он, в который раз рассматривая свечение. – Надо как-то выяснить, что означают те или иные значки и почему плетение такое причудливое.

Оставив защитный контур в покое – а Гарри решил, что алое свечение его именно защищает – и не пытаясь распутать многочисленные «следилки» – а серебристые паутинки как в доме, так и снаружи казались именно чем-то подобным – мальчик вернулся к изучению собственной магии, полностью уверенный, что именно этим стоит заняться в первую очередь.

Теперь он часто и подолгу рассматривал какой-нибудь участок на ноге или руке, подмечая детали. А в ванной комнате пристально изучал грудь, голову и, особенно внимательно, шрам.

Не с первой попытки, но он выяснил, что в груди у него, там где на большом медицинском атласе было обозначено солнечное сплетение, находится довольно крупный, размером с кулак, светящийся шарик. Шарик мягко пульсировал золотисто-белым светом, а все те нити, что Гарри видел прежде, рождались и вытягивались из него, истончаясь к кончикам.

Вид завораживал, хотелось улыбаться и довольно подпрыгивать на месте. Но вся радость исчезала, стоило Гарри внимательно взглянуть на свой шрам. Он представлял собой аккуратную отметину, пересекавшую его лоб, и всегда казался мальчику чем-то обычным и не слишком интересным. Но теперь Гарри видел, что за отметиной спрятано нечто черное и противное, способное расползтись, будто плесень, но лишь неизвестный мальчику символ в виде молнии и тонкие ниточки белой магии удерживают эту пакость на месте.

Избавиться от этого черного клубка хотелось даже больше, чем от «следилок».

– Откуда у меня это? Не мог же я подцепить, как простуду, – задавался вопросами мальчик, то и дело невольно почесывая шрам. – Нужно обязательно выяснить… Вот только как?

* * *

Дни шли за днями, месяцы за месяцами. Гарри учился, каждый день торчал в библиотеке, перестав интересовать Дадли и его приятелей, и каждый день пытался изучать и тренировать свою магию.

Иногда у него получалось не просто касаться ниточек волшебства и «прислушиваться» к ним, интуитивно понимая назначение, но и вытягивать одну, не давая разорваться. А то и вовсе – создавать новые нити прямо в золотистом солнышке внутри себя и направлять в руку. Первая такая ниточка оказалась тонкой и бледной и развеялась крохотным туманом, но вот все последующие уже получались гораздо солиднее и толще. И в конечном итоге Гарри научился создавать прочные и толстые нити, ничем не уступающие тем, что обвивали его тело причудливым коконом, но сияли совсем не так ярко.

Гарри порой часами экспериментировал с такими нитями, завязывая их всевозможными узелками и наблюдая за получившимся эффектом. Довольно быстро он обнаружил, что каждое положение создает определенное действие, чем точнее соблюден рисунок, тем дольше будет существовать колдовство.

В основном его магия была золотистой, но порой, если он как-то по-особому перекручивал нити, они становились изумрудными, алыми или голубыми. И на ощупь такие чары ощущались по-разному. От чистой золотистой магии немножко покалывало кончики пальцев, от алых ниточек порой становилось горячо, зеленые или приятно холодили кожу, или же отдавались болью, а голубые удивительным образом умиротворяли.

После часа возни с магией Гарри обычно так выматывался, что засыпал, стоило лишь голове коснуться подушки, а на утро ужасно хотелось есть. Поэтому мальчик старался не перетруждать себя, без подсказок догадываясь, что тетя лишь развопится, если Гарри попросит добавки к своим скудным порциям пищи.

К восьми годам библиотека стала для мальчика самым лучшим и любимым местом на всем белом свете. Если не занимался уроками, уборкой в доме или прополкой сада, Гарри все свое время уделял книгам, поражая упорством миссис Смит.

За два года они настолько сблизились, что не меньше пары раз в неделю вместе пили чай и ели сэндвичи. Гарри ужасно смущался тому, что его подкармливают, но добрая библиотекарша быстро развеяла его метания, заверив, что ей совсем не жалко для него еды. Гарри не особо ей верил, ведь тетя и дядя постоянно попрекали его каждым куском хлеба, требуя, чтобы он отрабатывал и пропитание, и проживание. Он очень рано разочаровался в людях, особенно во взрослых, никому не доверял по-настоящему, но миссис Смит ему невероятно нравилась.

Чуть меньше, чем библиотеку, Гарри любил свой чулан. И то лишь потому, что тот был маленьким, темным и в нем мальчик не мог отвлечься от невзгод чтением. Зато там ему удавалось колдовать, не привлекая внимание Дурслей.

К девяти годам Гарри уже умел не просто выплетать из нитей магии непонятные ему самому узелки и загогулины, а знал две дюжины плетений, каждое из которых почти всегда создавало нужный ему эффект. Но о его новых навыках никто даже не догадывался, Гарри был максимально осторожен в своих экспериментах.

К этому времени Гарри внимательно исследовал все доступные ему места в Литтл Уингинге, а потому знал наверняка, что рядом с ним нет больше ни одного волшебника. Видя магию, мальчик был уверен, что распознает кого-то такого же, как он сам, даже если другой волшебник будет скрывать свои навыки.

В этом мальчик убедился пару раз, когда дядя и тетя были вынуждены или отпустить Гарри на школьную экскурсию, или брали с собой отмечать день рождения Дадли. В Лондоне к мальчику несколько раз подходили странно одетые люди и с восторгом что-то тараторили, пока их не оттесняли учителя или родственники.

На примере этих случайно встреченных волшебников Гарри выяснил, что совершенно каждый из необычных людей обладает тем, что мальчик про себя назвал сердцем магии, но оно у всех разное. У кого-то магическое ядро светилось ярко и равномерно, у кого-то походило на серый клубок, у кого-то и вовсе не было плотного комочка, а средоточие магии напоминало хаотичное и неплотное переплетение нитей.

В родном же городке Гарри не встретил никого, кто бы был хоть сколько-то волшебником. Разве что миссис Фигг. Но и она не была волшебницей, лишь являлась единственным человеком во всем Литтл Уингинге, у кого в доме, кроме дома Дурслей, было что-то волшебное.

Но больше всего внимания Гарри уделял себе. Пусть он и был еще ребенком, но жизнь с дядей и тетей приучили его быть очень осторожным, а потому он не делал ничего опрометчивого.

Так он несколько недель изучал и перебирал волшебные нити над своими предплечьями, прежде чем решиться изменить некоторые из них. Он ужасно волновался что-то двигать, хоть рука и причиняла мальчику некоторые хлопоты – как-то раз Дадли и его дружки напали на Гарри и в итоге сломали ему руку. Кости срослись, но прежняя подвижность кисти так и не вернулась.

К немалой радости Гарри его действия не принесли вреда. Даже наоборот. Хоть он и ощутил острую боль внутри, через несколько минут та прошла, а прежде неровные и поблекшие магические нити наполнились свечением. Спустя же несколько дней Гарри понял, что теперь может нормально проворачивать кисть, будто он выправил не только магический каркас своего тела, но и как-то повлиял на физическую оболочку.

Сделав это интересное для себя открытие, мальчик продолжил эксперименты. Никто не мог ему сказать, как должен выглядеть тот или иной участок его ауры, до всего пришлось доходить своим умом.

И Гарри едва не лишился зрения, когда подумал о том, чтобы исправить собственную близорукость. На его счастье он догадался ставить опыты лишь на одном глазу, а не на обоих, хотя и учителей, и библиотекаря немало напугал, как-то явившись в школу с полопавшимися капиллярами – первый опыт вышел неудачный, Гарри почти ослеп на правый глаз. Будь у него заботливые опекуны, его бы обязательно отвели к врачу в тот же день, но тетка лишь презрительно фыркнула и ни о чем не спросила. А той же ночью Гарри, хныкая от боли, все же разобрался в плетении и смог добиться желаемого результата. Пусть и потратил на это несколько часов, а зеркальце постоянно выпадало из влажных от ужаса ладошек. Но вторым глазом решился заняться лишь через пару дней, переждав слабость и тошноту из-за перенапряжения.

Теперь мальчику не нужны были очки, но просто избавиться от них он не мог, а потому пришлось потратить еще какое-то время и усилия, чтобы превратить линзы в обычные стеклышки. В процессе этих изменений мальчик задумался и над тем, чтобы использовать очки как-нибудь в пользу себе, а потому провел еще пару месяцев, пытаясь изобрести свой первый артефакт.

Что новые очки будут именно артефактом, мальчик сообразил сразу. Пусть он слабо представлял, как должен называться подобный прибор, но из книг ему было доподлинно известно, что все волшебные предметы, чем бы они ни были, называются артефактами, волшебники, их изготавливающие – маги-артефакторы, а сама же наука – артефакторика.

Было приятно мысленно величать себя юным артефактором-самоучкой и посматривать на камин миссис Фигг через свои усовершенствованные очки.

К десяти годам мальчик многое для себя открыл и многое понял. И проникся еще большей подозрительностью ко всему странному в своей жизни.

Пусть дядя и тетя никогда ему ничего не говорили, но Гарри из их тихих разговоров на кухне уже выяснил, что его родители были волшебниками. Как волшебником был и тот, кто подбросил Дурслям Гарри. Дядя и тетя считали, что магический мир забыл о Гарри, но сам мальчик к подобному мнению относился скептически.

Пусть он и жил не среди волшебников, пусть за ним никто из волшебников не следил открыто, но никто о нем и не забывал. Чего стоили все эти многочисленные «следилки» на доме? И почему именно миссис Фигг Дурсли доверяли присмотр за Гарри в свои отлучки? Все это настораживало. Складывалось впечатление, что он живет под неусыпным контролем кого-то из магического мира, но его сознательно от этого мира отрезали.

Детское желание сделать что-то наперекор и толика злобы порой пересиливали осторожность мальчика, и он решительно подступался к какой-нибудь из магических штучек.

Первым делом он исследовал те, что были в доме. К ним добраться оказалось проще всего. Тетя со скрипом, но позволила Гарри тщательно протереть золоченую раму зеркала. При близком рассмотрении то оказалось весьма загадочным предметом. Гарри еще не так хорошо понимал принцип, но интуиция подсказывала, что на зеркало наложены чары, позволяющие заглядывать через него, используя почти так же, как скрытую видеокамеру. От подобного мальчика основательно передернуло, и он не решился как-то перенастраивать чары, а просто сломал их, разорвав рисунок в нескольких местах и при помощи собственной магии перекосив невидимые для обычных людей знаки.

С остальными похожими штуками он поступил так же, лишь со «следилками» на контуре вокруг дома постарался, разбираясь в тонком плетении. Пусть и не уверенный до конца, он изменил чары так, что теперь они оказались направлены не на самого Гарри, а на Дадли.

В доме миссис Фигг Гарри тоже поэкспериментировал. Пусть он не знал всех символов, что вились по контуру каминного зева, но некоторые из них улавливал интуитивно, так что пару особо важных значков удалось перекроить настолько незаметно, что старая кошатница не поднимала шум целый месяц. Все это время мальчик осторожно наблюдал за ней, а потому оказался поблизости, когда к дому миссис Фигг приблизились двое джентльменов странного вида: один был в плотном блестящем плаще, хотя лето выдалось довольно теплым и мало дождливым, а второй – в белоснежной майке-поло для гольфа, бежевых шортах и зеленых резиновых сапогах.

– Это волшебники? – удивился мальчик больше виду мужчин, чем самому факту присутствия магов в Литтл Уингинге.

Вскоре выяснилось, что двое гостей миссис Фигг на самом деле были волшебниками. В этом Поттер убедился на десятый день рождения Дадли, вновь проведя со старой кошатницей и ее питомцами несколько часов. Маги исправили испорченные Гарри символы, но контур более не сиял так ровно, как прежде. Похоже, мужчины не были настоящими мастерами своего дела или же просто не стали утруждать себя качественным ремонтом, зная, что вызвала их не волшебница.

Весь день миссис Фигг то и дело кривила губы, посматривая на свой камин, а Гарри позволил себе пару спрятанных за чашкой ухмылок.

«А нечего за мной следить, уважаемая!» – довольно подумал мальчик и решил, что в следующий раз доберется и до остальных волшебных штучек в доме женщины.