Текст книги "Правила долгой жизни"

Автор книги: Ольга Максимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Теперь же оказалось, что составить пары слизеринцы-рейвенкловцы или слизеринцы-хаффлпаффцы практически невозможно. Впервые за двадцать лет!

Но эта новость не шла ни в какое сравнение с тем, что Дамблдор вздумал еще до начала учебного года обсудить новое поступление. А точнее, кое-кого, кого ждали в Хогвартсе в новом учебном году.

Как только фамилия была произнесена, Минерва тут же расплылась в довольной улыбке, а Северус показательно скривился, как от зубной боли.

– Так ли нужно уделять этому ребенку столько внимания? – почти выплюнул тогда Снейп. – Вы еще даже не знаете, какой он.

– Уверена, он унаследовал все лучшее от своих родителей, – горделиво подбоченясь, заявила МакГонагалл. – Лили и Джеймс были лучшими учениками!

– Ну… Я помню, Минерва, что Джеймс Поттер лишь где-то на пятом курсе немного взялся за ум, – с мягкой улыбкой пропищал Флитвик. – А до этого считался первым шалопаем всей школы. И его приятель, Сириус, лишь немного отставал от Поттера.

– Да, дорогуша, – поддержала Спраут. – Я признаю, что Лили Эванс с самого первого курса была хорошей и умненькой девочкой, очень талантливой. Она на самом деле по праву была первой. Но вот Джеймс… Он значительно уступал в учебе Северусу. И даже твой же гриффиндорец, Люпин, обходил сына одного из самых достойных магических семейств.

Минерва не нашлась с ответом, но решительно поджала губы и вздернула подбородок, всем видом давая понять, что мнение коллег ее не переубедит. Дамблдор, с минуту понаблюдав за деканами, мягко похлопал своего заместителя по руке и заверил:

– Мальчик определенно будет отличным волшебником и украсит факультет Гриффиндор.

МакГонагалл тут же расплылась в довольной улыбке, ее глаза блеснули слезами.

– Письмо мистеру Поттеру уже отправлено, Альбус, – сообщила она. – Как и всем остальным детям, дни рождения которых приходятся на конец июля и август. Мне предстоит составить расписание и по возможности посетить всех магглорожденных хотя бы через неделю после получения письма. Я хотела бы навестить Гарри Поттера первым делом. Он ведь рос у своих родственников, магглов…

Эта новость немного озадачила Снейпа. Он ничего не знал о мальчике и никогда им не интересовался, но почему-то предполагал, что ребенка передали под опеку кого-нибудь из волшебников. Поттер все же был не обычным ребенком, а Мальчиком-Который-Выжил и героем магического мира. Не верилось, что этого ребенка отправили к Петунье, а лишь она могла быть родственницей-магглой юного Поттера.

– Не стоит, Минерва, – отмахнулся Дамблдор с улыбкой. – В этом нет необходимости. Я решил эту проблему. Ты встретишься с Гарри уже в школе.

Слушая этот мягкий наставительный тон, Северус усомнился в собственных выводах. Складывалось ощущение, что директор намеревался лично встретиться с мальчишкой и собственноручно таскать за ним учебники по Косому переулку. Вряд ли с таким отношением Альбус поместил ребенка в плохие условия. Мальчишка наверняка все эти годы получал все самое лучшее, а то Дамблдор и вовсе сам его учил, чтобы золотой ребенок и в школе был золотым студентом. А магглы… Ну живет мальчишка у них, ну и что такого?

Двухчасовая беседа о пустом тогда ужасно вымотала Северуса. Он разлил зелья по флаконам, но за новую и последнюю партию взялся через пару дней, позволив себе короткий отдых и несколько визитов в Запретный лес за редкими ингредиентами.

Хагрид, сопровождавший зельевара в половине таких походов, и рассказал Снейпу о том, что ходил к Поттеру. Новость немало удивила Северуса, ведь никогда прежде к студенту не отправляли лесничего. Но допытываться Снейп не стал, ведь с его стороны это было бы слишком странным – интересоваться сыном ненавистного школьного знакомого. Сам же Хагрид ничего полезного не сообщил, лишь утирал бесконечные слезы и вынуждал Снейпа морщиться от упоминаний того, как сильно Гарри похож на своего отца.

А потом, закончив с зельями, Северус направился к себе, в Тупик Прядильщиков, чтобы хоть немного восполнить силы перед учебным годом. Он даже на время отказался от бодрящих и снотворных зелий, хотя без них дурные сны тревожили мужчину почти каждую ночь. Но в родном доме чары глушили любые звуки и не было свидетелей, перед которыми зельевар мог предстать слабым и измученным видениями.

Но и здесь его не оставили в покое. Альбус, будто чуя потребность Снейпа на время исчезнуть, явился к нему среди ночи по смехотворной причине.

– Директор, в данный момент нет никакой необходимости в моей части защиты, если я правильно все понял, – хмуро прошипел Снейп, глядя на голову профессора в камине. – И уж тем более… нет никакой надобности тревожить меня по этому поводу среди ночи.

– Мы должны обезопасить эту вещь, – убежденно сказал Дамблдор. Пусть он недавно и озвучил самым надежным преподавателям, что именно собрался спрятать в школе, но по каминной сети опасался произносить название вслух.

– Тогда стоило оставить эту вашу… вещь в ячейке в Гринготтс, – жестко отрезал Северус.

– Нет места более надежного, чем Хогвартс, – напомнил Дамблдор.

«Для сохранности какого-то камешка – возможно, но вы уже сделали все, директор, чтобы из-за вашей задумки школа стала гораздо более опасной для школьников!» – мысленно рявкнул Снейп, но вслух ничего такого не сказал.

– И ты нужен мне здесь, Северус, – проникновенно добавил Альбус, выждав небольшую паузу.

Эти паузы, таинственность, игры словами бесили Снейпа еще со времен ученичества. И теперь, без убойной дозы бодрящего, вызывали особенно много раздражения. Лишь годы опыта позволяли волшебнику держать язык за зубами.

– Вы могли сообщить мне об этом утром, директор, – напомнил Снейп очевидное.

«Или дать своему карманному зельевару с Меткой хоть пару дней отдыха», – добавил мужчина про себя.

– Мой мальчик, это важное дело, – настаивал Дамблдор. – Ты сам утверждал, что подготовка займет много времени. И сам жаловался, что у тебя не будет возможности уделить должное внимание моей просьбе среди года.

«Просьбе? – про себя фыркнул Северус. – Вы сами себя обманываете, директор. Вы давным-давно раздаете мне приказы, а не просьбы».

– Все, Альбус, мне надоело это обсуждать, – сдерживая эмоции, прошипел Снейп. – Если вы хотите получить результат, то дайте мне хоть раз выспаться. Иначе…

Северус не договорил, взмахнул рукой, закрывая камин от вторжений, и поднялся из кресла. Для него не были секретом мотивы Великого и Светлого волшебника. Зельевар давно понял, что Дамблдор пытается держать его на коротком поводке, не давая ни жить, ни дышать свободно. Казалось бы, Непреложные Обеты и так сковывали Снейпа по рукам и ногам, но Альбусу, похоже, этого было мало. Будь его воля, он бы обвешал Северуса маячками и поселил в своем кабинете, чтобы тот уж точно не сбежал.

Мужчина скривился от фантомного приступа изжоги, представив бесконечные чаепития с конфетами и печеньем.

Вздохнув, он медленно поплелся в спальню, со стороны мало напоминая того величественного и сильного человека, которого видел каждый в коридорах школы. Наедине с собой Северус мог не таиться, не держать маску. Он даже вздохнул тяжело и устало, как будто ему было вдвое, а то и втрое больше лет, чем на самом деле.

Глава 16. Никто не должен знать

Не снимая халата, зельевар завалился на смятую постель и уткнулся лицом в подушку. Наволочка оказалась чуть влажной и отдавала запахом пота. Снейп скривился и перевернул ее другой стороной, вяло думая о том, как подобное могло произойти.

Из-за постоянного контакта с испарениями волосы Северуса круглый год выглядели жирными и грязными, но мало кто знал, что зельевар, в немалой степени из-за собственной работы, был патологическим чистюлей. Он не мог уснуть, не приняв душ. Он мыл руки после варки зелий так тщательно, что лишь по чуть желтоватому цвету ногтей удалось бы опознать род его деятельности. Не мог спать на одном и том же белье более трех дней. А уж одежду менял полностью каждый день, пусть одна его черная мантия ничем не отличалась от другой.

«Сон, мне приснился странный сон…» – сообразил Снейп.

Болезненно застонав, мужчина поднялся и вновь направился в гостиную. Там он устроился у камина с бокалом бренди. Прикрыв глаза, зельевар попытался припомнить детали, но они постоянно ускользали. Сосредоточившись, менталист скользнул в собственную память, точно зная, что сумеет отыскать неясное видение.

Это был дом. Его собственный дом, но тех времен, когда Северус еще не переделал его под собственные нужды. Строение и сейчас оставалось убогой лачугой в два этажа. Но тогда на первом еще не было библиотеки, в которую зельевар превратил крохотную гостиную, а кухонная мебель еще не рассохлась, не пожелтели от времени старые дверцы, покрытые неровными слоями белой краски.

Но и тогда для семьи Снейп это крохотное помещение – кухня, гостиная, две крошечные спальни наверху – было верхом роскоши. Мать не работала, но и вести хозяйство не умела, отец с утра и до ночи торчал на фабрике, а после шатался по серому городку под серым небом в компании своих бесцветных приятелей, ища местечко, чтобы в очередной раз напиться дешевого вина.

Если он возвращался до того, как мать загоняла Северуса в кровать, будущий зельевар с болью и отвращением наблюдал за тем, как Тобиас Снейп переползает порог и с рычанием устремляется к креслу в гостиной. Если же отец добирался до дома позже, то мальчик в страхе замирал на своей узкой жесткой кровати под комковатым одеялом – крики отца и плач матери пугали его гораздо больше, когда он не видел происходящего.

В своем сне Северус видел один из таких вечеров. В крохотной спальне, больше похожей на бывшую кладовку, места хватало лишь на кровать, стол и стул у окна, но мальчик жалел лишь о том, что некуда пристроить еще больше книг, и так занимавших и столешницу, и подоконник, и место под кроватью рядом с сундуком, где юный Снейп держал свою немногочисленную одежду.

Сундук был еще мамин, некогда дорогой и невероятно удобный, но большая часть его чар давно выветрилась, превратив потертый короб в увесистую махину, куда помещалось гораздо меньше вещей, чем хотелось бы. В сундуке Северус хранил самые ценные вещи: взятые почитать книги, учебники, форму и записки Лили.

Снизу раздался грохот, вскрик матери, и зельевар вздрогнул, отодвигаясь в самый угол, прижимаясь спиной к холодной стене. Крохотная лампа почти не разгоняла тьму, лишь отбрасывала желтоватые тени на потолок. Донесся яростный рев отца, что-то упало. Мать громко и протяжно вскрикнула. Ее голос на миг потонул в вопле Тобиаса Снейпа. А потом наступила тишина.

Этой тишины Северус всегда боялся больше всего. Она давила на уши, обволакивала холодом и беззвучно хохотала на ухо, заставляя мальчика дрожать и закутываться в одеяло так плотно, что наружу торчал лишь покрасневший от сдерживаемых слез кончик носа.

До поступления в школу Северус почти всегда спускался вниз, нередко подворачиваясь под горячую руку отцу. Потом пришло осознание, что он ничем не может помочь матери, лишь раз за разом нарывается на побои, которых ему и в школе не удавалось избежать.

Страх и осознание собственной беспомощности загоняли юного зельевара в угол. Ему казалось, что никогда больше он не будет так несчастен, как в годы своего детства. Пока… Пока он не потерял все, чем дорожил.

– Северус, – позвал его кто-то. Голос казался бесцветным и ломким, как прошлогодние листья.

Трясущийся мальчик выглянул из своего укрытия, обнаружив на пороге спальни мать. Она была такой, какой Снейп запомнил волшебницу в последние дни ее жизни – худая изможденная женщина, постаревшая гораздо раньше срока. Черное платье висело на ней мешком, спутанные черные волосы, бледная кожа и черные провалы глаз делали ее похожей на инфери.

– Ты должен уйти, – тем же бесцветным голосом сказала Эйлин Снейп. – Ты должен оставить меня. Ты разве не понимаешь? Если бы не ты, я могла бы вернуться!.. Вернуться домой.

При жизни мать никогда не пеняла Северусу чем-то подобным, но порой ему чудилось, что он видит эти слова в потухшем взгляде изможденной невзгодами женщины. Видит и чувствует свою вину, свою ненужность.

– Я от всего отказалась! – вскрикнула Эйлин. – Я предала свою семью. Предала род. И ради чего? Ради чего? Ради тебя? Жалкий мальчишка! Это мне за мое предательство, да? Я предала семью, и мой сын тоже предатель?

– Мама? – задыхаясь от жгучих слез, выдохнул мальчик.

– Ты не должен ее слушать, – раздался рядом мягкий мелодичный голос, и Северус обернулся, увидев, что на постель рядом с ним присела Лили. В его сне она была уже взрослой, почти вдвое старше самого мальчика. Ее длинные рыжие волосы коснулись лица юного зельевара, когда волшебница потянула его к себе, обнимая в кульке одеяла, как маленького. – Не слушай. Она никогда не говорила тебе подобного.

Северус оглянулся на мать, но в дверном проеме уже никого не было.

– Лили…

– Отпусти это, Сев, – попросила рыжеволосая девушка. – Не вспоминай.

Она улыбалась ему мягкой улыбкой, обнимала за плечи и чуть раскачивалась из стороны в сторону.

– Лили… Я так виноват.

Северус был маленьким в своем сне, но он помнил все, что случилось потом, годы спустя.

– Никто не виноват, – без горечи и без обиды сказала Лили, взглянув на мальчика своими бездонными зелеными глазами. – Так случилось. Так просто случилось. И ты виноват в чем-либо не больше, чем я сама. Но все же не стоит жить лишь прошлым, Сев. У тебя в душе зияет дыра. И она никогда не затянется, если ты не простишь себя.

– Я не могу… – прошептал он.

– Почему?

– Из-за меня…

– Это не так, – перебила она, но Северус не поверил. Он знал, что именно он виноват во всем, что случилось.

– Лили…

– Ты погубишь себя, Сев, – с болью сказала девушка. – Мне не хотелось бы. Я не хочу, чтобы ты жил так.

– Но…

– Позволь своей боли уйти. Ты был дорог ей. Ты знаешь. И ты был дорог мне, даже когда нашей дружбы не стало. Я знала… Я всегда знала, что ты был моим другом. И ты им остался.

Снейп мотнул головой. Он не желал слушать призрак из своих снов.

Внезапно откуда-то донесся тихий всхлип и неясный шепот. Секунду спустя Северус понял, что слышит далекий и приглушенный стенами плач ребенка.

– Это Гарри плачет, – прошептала Лили, но в ее голосе не было страха или отчаяния. – Единственное, о чем я жалею, что не могу быть рядом с ним и как-то утешить.

– Лили…

– Прости себя, Сев, – прошептала рыжеволосая волшебница.

– Я не могу. Твой сын… Из-за меня он потерял тебя. И я тоже… я тоже потерял тебя.

– Ты никогда не терял меня, – с улыбкой сказала Лили. – Я всегда была рядом, в твоем сердце.

– Но как же он…

– Я ничего не могу для него сделать, – со вздохом признала девушка. – Но ты можешь.

– Я?

– Ты ведь мой лучший друг, – с мягкой улыбкой напомнила Лили. – Мне жаль, что ты все еще живешь этой болью. Я не могу заполнить пустоту в твоей душе. Ты не позволяешь времени и воспоминаниям о нашей дружбе излечить тебя. Тебе нужен кто-то, кто сумеет помочь. Заполнит прорехи… И ты тоже можешь помочь. Ему.

– Я не смогу, – в ужасе выдохнул Северус, ощутив, как резко изменился в своем сне – рядом с Лили сидел уже не одиннадцатилетний мальчик, а взрослый мужчина, смотревшийся почти стариком рядом с двадцатилетней рыжеволосой волшебницей. – Я не посмею даже приблизиться к нему. Разве ты не понимаешь?

– Пожалуйста, Северус… – прошелестел голос Лили у самого уха зельевара. – Ты не желаешь простить себя. И я не могу помочь тебе, раз ты не хочешь слушать. Но тогда помоги ему… У него в душе тоже дыра. Я не хочу, чтобы он страдал.

– Я не посмею…

– Это нужно тебе, это нужно ему, – ответила Лили.

– Это невозможно.

– Ты всегда был упрямым, – усмехнулась волшебница и мягко поцеловала его в щеку, – Северус.

Открыв глаза, зельевар долго бездумно пялился в потухший камин, выискивая смысл в своем сне, но не находил его. Сумбурный разговор разбередил старые кровоточащие раны, и мысли о видении лишь еще больше выворачивали наизнанку душу.

– Я не могу… – прошептал Снейп. – Это невозможно.

Но мужчина знал, что лжет себе. Он ждал приезда мальчишки в школу едва ли не больше, чем Дамблдор. Ждал и боялся. Он хотел его увидеть, хотел увидеть сына Лили. Увидеть то единственное, что жизнь оставила ему, никчемному зельевару, от той, кого он любил. Любил больше, чем женщину или друга. Больше, чем мать. Лили стала для Северуса семьей, пусть он не мог назвать ее ни сестрой, ни возлюбленной. Она была тем немногим в жизни, что Снейп был готов защищать. Его душой, его болью. Его радостью. Его слабостью.

А теперь Лили не было. Был лишь мальчик, которому рыжеволосая волшебница подарила жизнь. Частичка ее самой.

Вот только Северус не посмеет дотронуться, не посмеет позволить себе привязаться. Не посмеет позволить хоть кому-то заподозрить, что уже сейчас, ни разу не видя, готов защищать и оберегать от любых невзгод ребенка, которому даже не был отцом. Защищать не потому, что Снейпа опутали Непреложными Обетами, сковав по рукам без права раскрыть истину. Защищать, хоть этот мальчишка и носит фамилию человека, которого зельевар презирает и теперь, годы спустя.

Наступит сентябрь, и Снейп закутается в свои щиты, как в мантию, запрет глубоко внутри все свои чувства и даже мальчишке не позволит узнать правду.

Никто не должен знать.

Никто не должен видеть раскуроченное, как Бомбардой, сердце.

Даже Дамблдор.

Особенно Дамблдор.

Пусть будет гнев, ярость и ненависть. Они скроют боль, ведь Северус не сможет смотреть на сына Лили без страданий.

Но это не помешает следить, следить как коршуну, чтобы не допустить хоть малейшей травмы у этого ребенка.

– Я не смогу… – обдумывая решение, которое принял давно, прошептал Снейп, но ответить ему было некому.

Глава 17. Кабинет директора Хогвартса

Альбус Дамблдор недовольно поднялся с колен и витиевато выругался, чего не позволял себе в присутствии зрителей. Но сейчас в его кабинете не было никого, даже Фоукс отправился полетать, пусть волшебник и не любил отпускать от себя ценную птицу. Феникс был такой же частью коллекции директора, как и многочисленные артефакты, книги, свитки и всевозможные редкие вещицы.

Вернувшись за стол, Дамблдор с недовольной гримасой устроился в своем кресле и выдвинул ящик стола. Тут же по кабинету поплыл приторно-сладкий запах, а маг отправил в рот маленького марципанового мышонка, пытаясь унять злость.

– Северус… – выдохнул Дамблдор. И в этот миг никто бы не признал голос знаменитого волшебника. Не было в нем мягкости, старческой ломкости, которой Альбус умело пользовался, и той глубины, что вызывала у окружающих трепет. Сейчас по кабинету разнеслось едва ли не шипение. И взор волшебника мало чем отличался от голоса.

В последние годы зельевар все больше и больше нервировал Дамблдора. Когда-то зеленый и глупый мальчишка, сейчас Северус Снейп повзрослел, использовать его становилось все сложнее. И прежде недоверчивый слизеринец все больше отдалялся, все больше думал своей головой, все меньше заглядывал Альбусу в рот. И уже сейчас был едва ли слабее самого директора магически, что старый волшебник всячески пытался скрыть.

А уж темные искусства!

Дамблдор не мог себе позволить изучать их как следует, не испортив репутацию. И, будучи без малого в пять раз старше мастера зелий, в своих познаниях этой области порой более напоминал новорожденного котенка, а вовсе не великого мага. Это раздражало. Это пугало. А в свете последних событий еще и бесило.

А события уж больно настораживали, пусть пока ничто и не предвещало серьезных проблем в будущем.

Для начала визит Хагрида к Гарри обернулся какой-то нелепицей. Идеально спланированный день рождения мальчика с самого начала пошел наперекосяк, стоило лишь выслушать доклад полувеликана. Прочесть его мысли директор не мог, а потому пришлось смиренно выслушивать сбивчивый рассказ, в котором было не так уж много восторгов и умиления, а все больше усталости и недоумения.

По плану директора в этот день известие о магическом мире должно было стать для Гарри Поттера самым лучшим подарком в жизни, билетом в сказку для маленького и несчастного сироты. Предполагалось, что Гарри тут же подружится с Хагридом, будет во всем ему доверять и смирно позволит осуществить все то, что директор поручил своему верному слуге.

Но все сразу же пошло вразрез с планом. Что-то Рубеус напортачил в доме Дурслей, хоть и отказался сознаваться. А потом и вовсе позволил Гарри забрать ключ от сейфа…

Наследство Поттеров волновало директора с того самого момента, как он взял на руки маленького осиротевшего мальчика. Зная о состоянии дел семьи еще от Джеймса, Альбус мгновенно просчитал дальнейшие шаги и заранее предвкушал успех.

Но сладкие грезы обернулись горечью, когда Дамблдор попытался получить доступ к сейфам, пользуясь одним из законов, по которому для всех сирот директор становился опекуном. Вот только гоблины жили по своим правилам, не подчиняясь Министерству, а поднимать вопрос на заседании суда и обнародовать свое желание стать законным опекуном Альбус не мог, ведь так привлек бы слишком много внимания и к себе, и к младшему Поттеру.

Получив от ворот поворот, волшебник еще несколько раз пытался осуществить задуманное, но банк не дрогнул даже под угрозами. А множество проведенных через Визенгамот постановлений об изъятии в пользу Министерства средств осужденных Пожирателей Смерти вызывали у гоблинов лишь легкую чесотку, что давало понять – свои правила эти существа не изменят, пусть хоть весь Аврорат встанет у дверей Гринготтса. Хуже от этого будет лишь министерским служащим, на которых обрушится гнев недовольных клиентов банка.

Но у Альбуса оставался еще один шанс. Нужно было лишь вернуть ключ от сейфа после первого посещения Гарри Гринготтса. После этого вряд ли гоблины заартачились, явись к ним директор со своими требованиями.

План был прост и не должен был провалиться. Альбус много лет наблюдал за первогодками в Хогвартсе и видел немало магглорожденных, которым, в отличие от чистокровных, не преподавали основ финансовой грамотности магического мира. Мальчишка просто не должен был ничего знать, должен был довериться добродушному полувеликану. И не должен был задавать хоть какие-то вопросы.

Но мальчик забрал ключ. И изрядно потрепал нервы Хагриду во время похода по магазинам. Да еще и от купленной ему в подарок совы отказался!

Видел директор филина мальчишки. Такого издали не заметишь! Ко всему прочему Поттеру кто-то догадался рассказать о кровной привязке, и птица весьма недвусмысленно клюнула директора в палец, когда тот попытался ее погладить. Намерение контролировать почту мальчишки с треском провалилось.

Письмо гоблинов десять дней назад лишь еще больше разозлило Дамблдора. Эти мелкие негодники довольно недвусмысленно заявили, что директор все также не является официальным опекуном Гарольда Джеймса Поттера, а без подтверждающих данный факт документов они не то что отчеты высылать, даже сам запрос рассматривать не собираются.

– Как все просто с магглорожденными… – посетовал Дамблдор.

В мире магии никого не волновали дети-маги, рожденные среди магглов. За ними вот уже много лет не стояли покровители, родственники-волшебники или имя славного рода, а потому никто не оспаривал магическое опекунство директора. Вот только и взять с них было нечего…

А ведь даже в детском сейфе Гарри Поттера наверняка хранилось не только золото, но и множество редких и ценных артефактов. А книги! Кто знает, какие книги хранились там! Директор в сотый раз пожалел, что не уговорил Джеймса написать доверенность на свое имя. А все Лили Поттер! Именно она в последние годы жизни оттянула на себя внимание мужа, лишив Альбуса прежнего влияния на наследника рода Поттеров. Спасало лишь то, что Лили родилась не в чистокровной семье и знала о мире магии не так уж и много, иначе директор рисковал заполучить в ее лице довольно внушительного противника. Да что там! Девочка даже магически превосходила своего супруга, а уж головой думала лучше, чем все мародеры вместе взятые.

И вот теперь богатство и редкие вещицы Поттеров планомерно уплывали из рук великого и светлого мага. С этим стоило что-то сделать. Именно обдумывание нового плана и не давало директору спокойно спать по ночам.

– Нужно будет зазвать мальчика к себе… – прошептал Альбус. – А там и вытребовать ключ обратно. Убедить, что у меня он будет в безопасности. И еще… доверенность. Да, подсунуть доверенность!

Обдумывая то, как бы похитрее составить документ, Дамблдор поднялся и принялся вышагивать по кабинету, рассматривая многочисленные приборы. В какой-то момент он подступил к одному из шкафов и отпер его магическим паролем, воззрившись на небольшой тканевый сверток, покоившийся на средней полке. Неосознанно маг вытянул вперед руку, но отдернул, так и не прикоснувшись к легкой прохладной ткани.

Мантия-невидимка. Мантия-невидимка самого Игнотуса Певерелла.

Такая желанная добыча.

Величайший из трех артефактов старинной семьи.

Но Дамблдор даже не мог ее коснуться, не испытав жгучей боли и холода с тех пор, как Джеймс умер.

Мантию директор забрал из разрушенного дома в ту ночь, когда Темный Лорд убил Джеймса и Лили. Всучив маленького Гарри заботам Хагрида, Альбус спешно обшарил дом, складывая в бездонный мешочек все ценное. Он едва успел до появления авроров – в те дни мракоборцы не справлялись и часто прибывали на место происшествия с большим опозданием.

Тогда Дамблдор не заметил странных ощущений, слишком уж спешил, едва напоминая со стороны великого волшебника. Но после, уже в своем кабинете, разобравшись с делами и отправив Гарри к тете и дяде, старый волшебник обнаружил, что на мантии и кое-каких других вещах лежат сложные чары магической принадлежности. И если книги просто не открывались, то мантия жгла холодом, стоило лишь накинуть ее на плечи.

Будь Джеймс жив, подобное вряд ли случилось, все же он доверял директору и считал его почти своим наставником. Но теперь хозяином мантии по магии и крови был юный Гарри, и магия Певереллов не преминула напомнить Дамблдору, что один из Даров Смерти он не получил в дар или во временное пользование, а банально украл у законного владельца. Попытка исправить ситуацию обезболивающими чарами провалилась – на плечах директора мантия в считанные минуты превращалась просто в старый кусок ткани, ничего и ни от кого не скрывая.

Даже десять лет спустя этот провал злил волшебника, будто еще раз напоминая, что ни заслуги перед обществом, ни открытия в области алхимии, ни Орден Мерлина, ни добрый взгляд и мудрые речи не изменят того, что он, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, всего лишь самый обычный волшебник, а не представитель какого-нибудь древнего и благородного рода, сохранившего в своих многочисленных сейфах богатства предков.

А ведь директор потратил большую часть жизни, чтобы уверить всех в обратном!

Дамблдоры не считались древним и благородным родом. Да что там! По меркам магического мира семья Альбуса была весьма молодым родом, представители которого ничем и никогда не славились.

Основателем рода был один магглорожденный волшебник, в свое время с превеликим трудом завершивший образование в Хогвартсе. Не имея каких-то особенных талантов, предок не привлек к себе внимание ни одной из влиятельных семей, а потому ни впечатляющей карьеры, ни удачной женитьбы на представительнице какой-нибудь благородной семьи у него в жизни не случилось. Да и следующие поколения недалеко ушли от основателя. Роднясь с магглорожденными и полукровками, Дамблдоры оставались одной из сотен самых обычных магических семей Британии. Даже отец Альбуса, Персиваль, хоть уже и имел некое имя, взял в жены самую обычную магглорожденную ведьму, семья которой в начале прошлого века перебралась из Америки в Британию.

До поступления в Хогвартс происхождение не сильно волновало юного Альбуса. Семья обитала в Насыпном Нагорье, смешанной деревне, где бок о бок издревле жили маги и магглы. Там не было поместий старых родов, впервые с чистокровными и аристократами Дамблдор встретился уже в школе, почти мгновенно испытав дикий стыд из-за своего происхождения и слепящий гнев как на старые семьи, так и на магглов.

С самых первых дней в школе Альбус выделялся магической силой, талантом к трансфигурации и защите, а потому его еще больше раздражали представители аристократической верхушки, раз за разом остававшиеся позади во время занятий, но продолжающие кичиться кровью в своих венах. Как могли они, такие слабые и ленивые, превосходить его, лучшего ученика не только курса, но и школы? И как так вышло, что у такого сильного мага столь ничтожная в глазах других родословная?

Альбус не мог это пережить, не мог мириться, не мог даже спать по ночам. Гнев застилал ему глаза, но пред всеми юный волшебник представал мягким и добрым юношей, научившись скрывать свои чувства за тщательно продуманной маской.

Когда в школу поступил Аберфорт, родителям открылось, что старший сын семьи нагло лжет и студентам, и преподавателям. Вышел бы грандиозный скандал, но Альбус угрозами заткнул брату рот, а потом убедил родителей в необходимости созданной им лжи. Удивительно, но лишь немногие задавались вопросом, почему старшему из братьев дали такое длинное имя. Но и их Альбус убедил, без стеснения сообщая о безмерной любви к себе родителей, намекал на рано пробудившийся магический талант и безнадежность в волшебстве Аберфорта.

Выдумал Альбус и историю своей семьи. Никогда не заявляя прямо, он сделал все, чтобы окружающие поверили в состоятельность Дамблдоров. С несвойственной гриффиндорцам изворотливостью он тщательно планировал свои траты, действия и слова. И позволял другим додумать детали.

Так он в виде легенды рассказывал всем о том, что Дамблдоры вроде как происходят от самого Годрика Гриффиндора, но доказать это никак нельзя, ведь роднятся с этой славной семьей лишь по женской линии. Придумал он и родовой дом в Годриковой Впадине, пытаясь подкрепить выдумку.

Когда отец загремел в Азкабан, именно Альбус убедил мать в необходимости переехать в другую деревню и выбрал местом проживания Годрикову Впадину. И именно Альбус запретил Аберфорту рассказывать о семейных неурядицах в школе.

Даже когда погибла мать, новый глава семьи продолжил врать всем и каждому, боясь, что пострадает его благостный образ. Он просто не мог потерять все то, что создавал годами: связи, репутацию, образ сильного и непогрешимого мага.

Знакомство с Геллертом перевернуло мир Альбуса, выпустив на поверхность и его гнев на магглов, и неприятие в адрес чистокровных. Как же упоительно было слышать мысли Гриндевальда, пересекавшиеся с собственными мечтами Дамблдора. Одно удивительное лето молодые люди, забыв обо всем, провели вместе, то наслаждаясь обществом друг друга, то занимаясь исследованиями.