Текст книги "Возвращение русской гейши"
Автор книги: Ольга Лазорева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
– Неудобно на потолке джинсы надевать, – рассмеялась Лиза. – Сама увидишь, что не потянешь. Слишком большая нагрузка здесь. Сейчас все из отпусков явятся свеженькие, отдохнувшие – и начнется!
Я в ответ только молча вздохнула.
А вечером за мной заехал Акира. Мы поужинали в маленьком уютном ресторанчике недалеко от его дома, потом вышли на улицу и медленно побрели по Большой Якиманке, взявшись за руки. Акира был немного хмурым и молчаливым. Я, думая о своем, тоже шла молча. Когда мы поравнялись с Президент-отелем, я вдруг осознала, что наше молчание продолжается довольно долго. Тут же сработал профессиональный навык, я повернула голову и заглянула в лицо Акиры. Оно было грустным.
– Как твои дела? – спросила я жизнерадостным голосом.
– Прекрасно, – ответил он после паузы и вновь замолчал.
Такой ничего не значащий ответ всегда был словно барьер. И мне не раз приходилось придумывать следующий вопрос, чтобы разговорить собеседника.
«Гейша должна во что бы то ни стало изменить негативный настрой мужчины на позитивный», – всплыли в памяти слова госпожи Цутиды. Идеальный и самый легкий вариант в такой ситуации – сделать замечание о погоде.
Но познакомившись с кое-какими постулатами дзэн-буддизма на занятиях в Токио, я взяла оттуда одну очень интересную, на мой взгляд, практику. Учитель задает вопросы ученикам абсолютно не по теме, которую они в этот момент обсуждают. Вопросы могут быть самыми различными, что называется, все, что придет в голову. Они называются коан. Их цель – освободить ум ученика от рамок, стереотипов, ярлыков, вызвать другие направления мыслей, работу сознания и подсознания.
«– Каким образом кусты можжевельника являются иллюзией? – продолжил Дятел.
– Он дает мне тень в жаркий полдень, – ответил Ворон.
Дятел задумался на мгновение, а потом спросил:
– Значит, называть вещи – это иллюзия?
– Просто знайте, что дело это рискованное, – ответил Ворон.
– Я слышал о сущности природы, но не совсем понимаю, что это. Это нечто такое, что может быть уничтожено?
– Вот уж, действительно, излишне заносчивый вопрос, – ответил Ворон.
Дятел взъерошил перья и спросил:
– Вы хотите сказать, что я не должен подвергать эту тему сомнению?
– Ты полагаешь, что она существует, – сказал Ворон».
Мы дошли до поворота, я посмотрела на все еще молчащего Акиру и сказала:
– Ты когда-нибудь видел Эйфелеву башню?
Он глянул на меня отсутствующим взором, словно витал где-то далеко.
– Что? – после паузы тихо спросил он.
Я спокойно повторила вопрос. Акира вдруг улыбнулся и покачал головой.
– Говорят, она необыкновенно уродлива на неискушенный взгляд, – добавила я и улыбнулась.
– Знаешь, Таня, – проговорит он, – я ведь никогда раньше не уезжал из Японии. И это моя первая такая дальняя и долгая поездка. И мне, если честно, довольно тяжело почему-то именно сейчас. Даже и не знаю, в чем тут дело. Так хочется вернуться домой, обнять родителей, сестренку, увидеть родные улочки, соседей, друзей.
Акира, словно открылся какой-то шлюз, говорил без умолку до самого дома. Потом предложил подняться к нему. Такое развитие событий сегодняшнего вечера в мои планы не входило. Я устала, хотела вернуться пораньше домой и хорошенько отдохнуть. Но мне было так жаль несчастного поникшего Акиру, что я согласилась.
Когда мы зашли в квартиру, Акира сразу отправился на кухню. Он стал намного веселее и оживленнее. Я на минутку зашла в ванную и привела себя в порядок. Когда оказалась на кухне, то увидела, что Акира уже разливает кофе из керамической турки, что-то напевая себе под нос.
– Как я рад, что ты со мной, Таня! – радостно проговорил он, глядя, как я усаживаюсь за стол. – Мне так одиноко здесь вечерами после работы. Японцы стопроцентно семейные, коллективные люди. Мы не можем жить долго одни. А я еще в чужой стране!
Он достал коробку шоколадных конфет фабрики «Красный Октябрь» и открыл ее.
– Ты стал есть наши сладости? – рассмеялась я.
– Знаешь, как раз ваш шоколад очень вкусный. Он не такой сладкий, как швейцарский или немецкий, и это мне нравится. Оценил с черным чаем.
После мы долго сидели в гостиной на полу и болтали на самые различные темы. В комнате было темно, но Акира не зажигал даже свечи. Когда он зачем-то вышел, я встала и подошла к окну.
«Сколько сейчас может быть времени?» – подумала я, глядя на освещенные квадраты окон дома напротив.
В этот момент Акира неслышно подошел ко мне и остановился сзади. Я ощутила его дыхание на своей шее. Его руки легли на мои плечи. Я почувствовала, как он стягивает с них блузку, и расстегнула пуговички. Затем сняла юбку и осталась в одних трусиках. Его ладони были теплыми и мягкими. Акира легко помассировал воротниковую зону. Это было странно, но приятно. Я закрыла глаза и полностью расслабилась.
– Отлично, – прошептал он мне на ухо. – Твои мышцы, наконец, мягкие и податливые. Ты доверяешь моим пальцам. А сейчас попробуй сделать то же со мной.
Я повернулась к нему. Акира был без одежды. Его сильные выпуклые мышцы притягивали мой взгляд.
– Каждый раз, прежде чем коснуться партнера, сделай это мысленно, – тихо сказал он, глядя мне в глаза.
В полумраке комнаты они казались темными. Я плавно подняла руки и опустила ему на плечи, словно в танце.
– Вначале мысль, – продолжил Акира, – или мягкий волевой посыл. За ним – энергия. И уже за энергией мягкое движение на уровне физического тела.
Я закрыла глаза, слушая его и пытаясь следовать словам. Мои пальцы начали медленно сжимать его напряженные мышцы, тепло словно струилось из них и перетекало в тело Акиры.
– При любом физическом контакте, – продолжал Акира, – партнерам необходимо быть в постоянном энергетическом контакте. Если ты его не чувствуешь, то просто скажи, и я помогу.
– Я чувствую, – тихо ответила я.
– В соединении важно как можно меньше использовать физическое тело, мышечную силу. Главное – контакт наших энергий. Научись чувствовать баланс или центр тяжести как у себя, так и у партнера, чтобы стать одним целым.
Акира медленно опустился на колени. Я последовала за ним. Он сел. Я устроилась напротив него. Наши согнутые и разведенные колени касались. Акира пристально смотрел мне в глаза. Я не отводила взгляда. Несмотря на то что в комнате было достаточно темно, я почему-то ясно видела его расширившиеся зрачки. Акира закрыл глаза, и мои веки опустились синхронно. Я почувствовала, как его лоб касается моего, и подалась навстречу. Мы замерли в этой позе. Мне было хорошо от того, что в темноте я чувствую опору его теплого лба и касание коленей. И в тот момент, когда я захотела открыть глаза, Акира сказал:
– Позволим пространству войти в нас.
Я открыла глаза, и увидела его черные круглые зрачки. Мне показалось, что весь мир сосредоточился в этих черных безднах, и все вокруг перестало существовать. Но внезапно я увидела стену за Акирой и напольную поблескивающую золотом вазу у этой стены сбоку его силуэта. Я машинально вгляделась в узоры на ее фарфоровых боках.
– Таня, – услышала я мягкий голос.
И вновь сосредоточилась на глазах, неотступно глядящих на меня. И вновь черная бездна заполнила все вокруг. Эта бездна постепенно превратилась в ночное бездонное небо с искорками серебристых звездочек. И я словно полетела в это небо, овеваемая потоками прохладной мягкой энергии…
– Повернись ко мне спиной, – услышала я шепот Акиры.
Мы поменяли позу и сели, привалившись друг к другу. Легкая дрожь побежала по моему телу, когда я ощутила по всей длине спины его обнаженную теплую спину. Мы коснулись затылками и замерли.
– Представь поток энергии, который льется сейчас на нас сверху и окутывает светло-зеленым облаком, – прошептал Акира. – Останься в нем.
И я действительно увидела внутренним зрением, как нас окутало светящееся зеленоватое поле. Жар возник в области сердца и волной разлился по всему телу. Это было новое и необыкновенно приятное ощущение. Не знаю, сколько мы так сидели, но мне не хотелось отрываться.
– А сейчас повернись ко мне и встань на колени, – услышала я его тихий голос.
Мы повернулись лицом друг к другу, стоя на коленях. Наши животы соприкасались. Акира взял меня руками за локти.
– Забудь о физическом теле, – прошептал он. – Почувствуй, как «ен» и «ё» сливаются и взаимодействуют. Вообрази, что мы – цветок, который сейчас раскроется под лучами утреннего солнца. Сделай вместе со мной вдох и вбери свежесть потока, льющегося сверху.
Мы синхронно вдохнули, и моя голова начала медленно клониться назад.
– Выдохни и ощути энергию внутри цветка – нашего общего тела, – продолжил говорить Акира.
Мы выдохнули, и мое тело, словно без костей, мягко прогнулось назад. Я действительно почувствовала себя лепестком свежего раскрывающегося цветка. Акира удерживал меня руками и сам тоже прогибался назад. Наши бедра и низ животов плотно прильнули друг к другу. И вдруг я почувствовала прилив невыносимого желания. Жар со всего тела словно переместился в низ живота и начал давить. Я застонала и прижалась к Акире, вцепившись пальцами в его обнаженные напряженные ягодицы. И тут же почувствовала движение встающего «дерева плоти». Акира неожиданно рассмеялся и разъединился.
– Нет, Таня, это не так! – сказал он.
– Почему? – спросила я, глядя с вожделением на его приоткрытые губы.
– В тантрическом сексе главное – соединиться энергетически, почувствовать движение энергий, а потом уже переходить к физическому контакту.
– Но я сейчас взорвусь от желания! – ответила я и взяла в руки ставшее твердым «древо плоти».
Акира замолчал и протянул руку. Когда я почувствовала его пальцы в своих «яшмовых воротах», то откинулась назад и развела ноги. Он поласкал меня, а потом лег на пол и нашел «мое зернышко» языком.
Утром, когда мы проснулись в объятиях друг друга, я чувствовала себя отлично, хотя мы почти не спали. Акира встал вместе со мной и приготовил завтрак. Я сидела за столом, наблюдая за его неторопливыми движениями и улыбаясь от вида смешного фартучка с оборками, который он надел. После завтрака мы быстро покинули квартиру, потому что оба опаздывали.
Из голубой тетради с розовыми цветами сакуры на обложке:
Вообрази, что пятицветные круги павлиньего хвоста – это твои пять чувств в безграничном пространстве. Пусть теперь их красота растет внутри. Подобным же образом любую точку в пространстве или на стене – пока эта точка не растворится. Тогда исполнится твое желание иного.
Чувствуй, что то, из чего ты состоишь: кости, плоть, кровь, – насыщено космической сущностью.
Фокусируйся на огне, восходящем в твоей форме от ступней вверх, пока тело не сгорит дотла, но не ты.
Блаженная, играй. Вселенная – пустая раковина, где твой ум забавляется бесконечно.
Когда тебя ласкают, милая принцесса, войди в это ласкание, как в жизнь вечную. Останови двери чувств, когда чувствуешь карабканье муравья.
Тогда начиная половое соитие, будь внимательна к огню вначале и, так продолжая, избеги горящих углей в конце.
Иллюзии обманывают. Цвета очерчивают. Даже делимые вещи неделимы. Когда приходит какое-нибудь желание, рассмотри его. Потом вдруг брось его.
Эта так называемая Вселенная кажется шутками жонглера сменяющимися картинками. Чтобы стать счастливой, смотри на нее так.
Отбрось привязанность к телу, постигая: я есть везде. Тот, кто везде, – радостен.
Как волны приходят с водой и пламень с огнем, так вселенские волны – с нами.
Поскольку поистине зависимость и свобода относительны, эти слова только для тех, кто в ужасе от Вселенной. Эта Вселенная – отражение умов. Как ты видишь в воде много солнц от одного солнца, так же видь зависимость и освобождение.
Виджняна Бхайрава, Тантра
Я пошла в школу в приподнятом настроении, с удовольствием наблюдая за толпами нарядных детишек с букетами цветов. Михаил Феликсович, наш директор, встретил меня радостно. Но первое сентября – крайне хлопотный день, поэтому поговорить мне с ним практически не удалось. Я решила, что побеседую попозже. Хотела обсудить возможность снять актовый зал для репетиций. Но я не знала, что сказать. Михаил Феликсович, как, впрочем, и никто из моих школьных коллег, не догадывался, что я директор агентства с гейшами. Я зашла в учительскую и составила план репетиций студии «Нодзоми». Затем поехала в агентство.
Лиза была уже на месте и встретила меня довольно раздраженно.
– Знаешь, Таня, – сурово сказала она, – если ты не ночуешь дома, то хотя бы предупреждай! А то и Тим и я просто не знали, что и думать! И Тим прав, тебе давно пора обзавестись сотовым. Сколько можно!
– Я подумаю, – ответила я, глядя на ее покрасневшее лицо. – Извини.
– Главное, что с тобой все в порядке! – более спокойно сказала Лиза. – Знаешь, я хочу провести пробную чайную церемонию. Поэтому подумай, кого пригласить, чтобы не очень стыдно было. А то я пока учусь.
– Лиза, чего ты смущаешься? Можно пока провести для меня и Тима. А Сакура и Идзуми выступят как гейши. Новенькая Рита поприсутствует и посмотрит.
– Как она тебе, кстати? – поинтересовалась Лиза. – По-моему, шибко шустрая девица.
– Вот и хорошо! Характер на такой работе необходим. Пока учится, а там видно будет. Но подготовка у нее отличная.
– Только на вид – заморыш, – хмыкнула Лиза.
– Ничего! Загримируем и будет пока выступать, как ученица.
– Смотри, от педофилов отбоя не будет!
– Ну что ты! Наши клиенты все – люди достойные, сама знаешь, – засмеялась я абсурдности ее предположения.
Тяною, чайную церемонию, мы провели в ближайшее воскресенье. Я пригласила господина Ито как главного эксперта. Он и был главным гостем. Тим также получил приглашение, но сильно опоздал. Он явился в зал, когда мы уже выпили первый очень густой зеленый чай. Извинившись, Тим приблизился ко мне и сел на корточки. Я сделала знак сидевшей поодаль Рите, одетой в красивое нежно-розовое кимоно, и она приблизилась к Тиму, с любопытством поглядывая на него подведенными глазами. Ее беленькое личико казалось прозрачным, темные волосы я убрала, как смогла, конечно, в прическу для начинающих гейш, которая называется момоварэ – «разделенный персик».
Тим искоса поглядел на севшую рядом с ним Риту и усмехнулся. Но она не смутилась и спокойно налила ему чай. Я сидела рядом с главным гостем господином Ито. Лиза, как хозяйка, стояла возле очага. Когда зашел Тим, она неторопливо наливала воду в чайник и только молча кивнула ему. Я видела по лицу Тима, что у него что-то случилось не совсем приятное. Но выяснять это на чайной церемонии не полагалось. Мы должны были создать определенную атмосферу покоя, отрешенности от земных забот, любования прекрасным и поддерживать ее во время всей церемонии.
Когда чайная церемония закончилась, мы ненадолго вышли в садик.
– Неплохо, – одобрил господин Ито. – Я думаю, дело пойдет. Тем более в Москве это в диковинку. Только не знаю, как это понравится русским господам. Все-таки менталитет навряд ли позволит понять суть «тяною».
– Ничего, пусть учатся, – усмехнулась я. – Не все же водку в кабаках хлестать! Хотелось бы, чтобы вы еще задержались, Ито-сан. Хочу, чтобы перед вами выступила моя новенькая.
– Хорошо, – мягко улыбнулся он и взял меня под руку.
Когда мы вернулись в зал, Лиза уже раздвинула перегородки, и пространство увеличилось. Рита сидела возле нахмуренного Тима. Мы устроились неподалеку. Лиза принесла поднос с сакэ. Я налила господину Ито и сделала знак Сакуре. Она вышла на середину зала и сыграла нам несколько пьес на сямисэне. Я видела, как господин Ито вслушивается в ее игру и иногда кивает головой в такт. Затем настал черед Риты. Я встала и представила ее как начинающую гейшу Ханако. Это имя означает «Дитя цветка». Рита вышла с совершенно невозмутимым видом. Мы подготовили стилизованный танец с зонтиком. Когда она повернулась к нам вполоборота и замерла в изящной позе, положив раскрытый яркий бумажный зонтик на плечо, все сразу замолчали. Танцевала она превосходно и подавала себя вполне профессионально. Видно было, что она далеко не новичок на сцене. И это сочетание уверенности и юного хрупкого облика вызывало странные ассоциации.
«Даже и не пойму, в чем тут дело, – думала я, наблюдая, как легко она кружится в танце. – Видимо, у такого юного создания должны быть какие-то неточности, очаровательная неловкость, чтобы у мужчин возникло желание учить и защищать неопытную девушку. Вот! Все дело в этом, – наконец, дошло до меня. – Такая юная не может быть опытной. Здесь явное нарушение равновесия, то бишь гармонии».
Я невольно улыбнулась, поймав себя на мысли, что начинаю рассуждать, как японцы.
Ханако, будем теперь так ее называть, закончила выступление и изящно поклонилась. Затем села рядом с Тимом. Я заметила, что выражение его лица все еще остается хмурым и озабоченным.
Поздно вечером, когда все, кроме Лизы и Тима, разошлись, я позвала их в кабинет.
– Что с тобой, мальчик? – нарочито равнодушно спросила я, вглядываясь в его красивое грустное лицо.
– Кстати, – подхватила Лиза, – где твое всегда такое безоблачное настроение?
Тим посмотрел на нас немного затравленно и вдруг закрыл лицо руками и бурно разрыдался.
– Господи! Что случилось? – в один голос воскликнули мы.
Лиза вскочила и бросилась к нему. Она обняла его, Тим развернулся и уткнулся ей в плечо. Его тело тряслось, словно в конвульсиях. Я открыла шкаф и достала виски и минеральную воду.
– Лучше чистое, – прошептала Лиза.
Я видела, что ее глаза начинают наливаться слезами. Когда Тим перестал рыдать, а только тихо всхлипывал, сидя в кресле и ссутулившись, я дала ему бокал. Он глянул на меня покрасневшими опухшими глазами, потом взял бокал и залпом осушил его. Мы с Лизой тоже выпили. Через какое-то время Тим немного успокоился.
– Ира погибла, – сообщил он, когда был в состоянии говорить.
– Как? – испугались мы.
– Взяла мой «Феррари» и на нем и разбилась за городом на Рублевке. Сказали, джип какой-то в нее врезался.
– Все может быть, – тихо заметила Лиза.
– Вы что, не понимаете? – закричал Тим и, вскочив, забегал мимо стола. – Это же Инга ее грохнула! И все из-за меня. Мы тут накануне с ней крепко повздорили, она пригрозила, что если я не брошу Ирку, то она с ней разделается. Я начал орать, что я не ее собственность и трахаю все, что хочу и сколько хочу.
– Это еще ничего не значит, – серьезно сказала я. – Мало ли! Вон сколько аварий! Каждый день сотни, тысячи гибнут!
– Да, – подхватила Лиза. – А ты сразу на Ингу думаешь. Не убийца же она в конце концов!
– Вы ее плохо знаете, – тихо ответил он и сел в кресло. – Инга не так проста, как кажется. И она, по-моему, имеет отношение к какому-то закрытому обществу. Я как-то был с ней на одной вечеринке в честь юбилея ее фирмы. И там возле нее отирался мужик весьма впечатляющего вида. Представьте, очень красивое и значительное лицо, но на виске пятно, словно кровь растеклась. Он на меня произвел неизгладимое впечатление. Есть такие люди, в которых чувствуется власть и значимость. Но Инга нас не познакомила почему-то. Он периодически посматривал на меня с очень странным выражением. Помню, прямо мурашки по спине бежали от страха.
– Ну, начинается! – немного нервно рассмеялась я. – Общества закрытые! Тайны несусветные!
Но тут же вспомнила, как видела Ингу ночью в весьма загадочном месте и именно с таким мужчиной. И призадумалась.
– Ты успокойся, Тимка, – сказала Лиза и села рядом с ним. – Все образуется, вот увидишь. Все выяснится. Ты-то ведь ни при чем!
– А кто при чем? – истерично спросил он. – Если бы не я, то жила бы себе Ирина и дальше еще много лет. Ведь из-за меня ее убили. Инга же ревнива до невозможности. Не удивлюсь, если когда-нибудь выяснится, что она сама сидела за рулем того джипа.
– У тебя просто стресс, – сказала я. – Когда успокоишься, то поймешь, что все твои подозрения абсолютно беспочвенны.
– Машина-то на чье имя была куплена? – осторожно поинтересовалась Лиза.
– На Иру, – ответил Тим и вновь заплакал. – Я по доверенности ездил.
Через какое-то время он затих и глубоко задумался. Потом поднял на нас просветлевшие глаза и тихо сказал:
– И почему все так? Все мы словно клейменые! Я танцую нагишом перед озабоченными дамочками, Лизка чморит этого несчастного Павла Николаевича, а Танька работает гейшей. Почему?!
– Судьба такая, – ответила я. – Каждому – свое.
Из тетради лекций госпожи Цутиды:
Самую знаменитую из великих гейш современности звали О-кои, что в переводе значит «карп». Карп высоко почитаем в Японии за чувственную грациозность и яркую расцветку.
Мать О-кои нарушила традицию, выйдя замуж по любви, а не в соответствии с требованиями семьи. В результате ее постигла страшная бедность и ее четырехлетняя дочь О-кои (тогда ее звали Тэру) была отдана в приемные дочери хозяину чайного дома. Приемные родители, когда ей исполнилось семь, разорились и стали слугами у некогда знаменитой гейши.
Той понравилась живая, красивая девочка, и она начала обучать ее искусству гейш. В 1883 г. О-кои в возрасте тринадцати лет вошла в знаменитый дом гейш Омудзя в районе Симбаси и получила свое громкое имя. Она была способной ученицей с чувствительным, капризным характером. В качестве начинающей ей пришлось занять пятнадцать иен для покупки одежды и принадлежностей.
Жизнь гейши была недешевой, и О-кои в возрасте восемнадцати лет выбрала богатого любовника. Это был Ядзима Хзйдзо, немолодой, весьма преуспевающий биржевой игрок. В дар от него она получила собственный чайный дом и своих приемных родителей в качестве слуг. Ее заведение стало самым популярным домом гейш в городе; у нее были талант, очарование и богатый покровитель.
В то время центральной фигурой любовных историй был актер театра Кабуки Итимура Удзаэмон. Но как-то он безумно увлекся и был обманут знаменитой кокеткой, известной гейшей. Об этом быстро стало известно всей столице. Группа почитателей актера сделала О-кои предложение: составить пару Итимуре. Они хотели поднять его упавший престиж.
О-кои была поклонницей Итимура. Она даже имела много гравюр с его изображениями в различных театральных костюмах. Ее не испугала мысль потерять богатого покровителя. Но биржевик Ядзима был даже польщен. В связи с этой историей он стал сам небольшой знаменитостью. Следует помнить, что выдающиеся японцы имели на содержании знаменитых куртизанок в виде символов своего статуса.
После брачной церемонии О-кои стала госпожой Удзаэмон; она даже приняла обратно свое первое имя Тэру. Для молодой невесты общепринятым было переходить жить к родителям мужа. Свекровь мгновенно возненавидела невестку и сделала ее жизнь невыносимой. Кроме этого, Удзаэмон, удовлетворив свое самолюбие, заимев в жены великую гейшу, вернулся к любовным похождениям и стал самым неверным из мужей. Одновременно росла его актерская слава; он стал одной из ярчайших звезд своего времени. Он тратил все больше и больше денег.
О-кои пришлось оплачивать его долги из своих средств. Скоро она попросила развод. Муж согласился, позволил ей забрать личные вещи, но не дал себе труда попрощаться. О-кои заняла 1000 иен и устроила новый чайный дом. Но исчезла лучистость ее глаз, ушел романтизм, пропала мягкость; она превратилась в гейшу-куртизанку, алчную до удовольствий и денег. Покровители и любовник и появлялись и исчезали, она меняла их одного за другим.
Два народных героя, борца сумо, Араива и Хитатияма, устроили поединок за прекрасную О-кои. Публика валом валила на это представление. Победил Араива. Всю свою призовую сумму он подарил О-кои и умолял выйти за него замуж. Но этого она больше не хотела. Кроме того, известный аристократ, сам премьер-министр Японии Кацура Таро прибыл, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение.
В 1903 г. он устроил вечеринку с гейшами, чтобы развлечь гостей из России. На ней присутствовало пятьдесят гейш, включая О-кои. Ее представили почетному гостю – генералу Куропаткину.
На следующий год разразилась Русско-японская война, и премьер-министр Кацура с головой ушел в неотложные дела. Но однажды принц Ямагата предложил ему развеяться с помощью теплого сакэ и красивых гейш и вновь пригласил О-кои. Она и премьер-министр стали любовниками. Их отношения были глубокими и преданными. О-кои получила в собственность дом неподалеку от его резиденции. Она не была более гейшей.
Мирные соглашения, подписанные под давлением Президента США Теодора Рузвельта, вызвали широкое негодование в Японии. Кацура и его кабинет критиковали и поносили. О-кои также не избежала нападок; она и Кацура были провозглашены предателями родины. Толпа на улице нападала на Кацуру, на О-кои сыпались угрозы расправы, как с любовницей предателя Богини Солнца. О-кои стала скрываться; ее дом охраняли солдаты. Лишь много недель спустя она осмелилась появиться на улице. Кацура подал в отставку и публично заявил, что порывает все отношения с О-кои. Сперва этот удар чуть не убил ее, но ей объяснили, что это для ее же безопасности. И они вскоре стали тайно жить вместе на частной вилле на полуострове Идзу.
В 1908 г. Кацура вновь стал премьером, а в 1912 г. занял этот пост в третий раз, уже больным человеком. Год спустя в возрасте шестидесяти семи лет он умер, оставив тридцатичетырехлетнюю О-кои одну. Ее унизили, категорически запретив присутствовать на похоронах, – социальный протокол был жесток.
О-кои поселилась в предместьях Оимати в полном одиночестве, читая буддийские сутры ради упокоения своего любимого человека, где бы тот теперь ни находился. Так прошло пять лет.
И вот она вернулась, столь же красивая, как и в лучшие дни, в новый мир, в Японию XX в. Чайные домики уходили в прошлое, главным центром притяжения становилась веселая Гиндза. О-кои подстроилась ко времени и основала «Национальный бар». Он стал местом, куда ходили, чтобы увидеть и познакомиться со знаменитой владелицей, выпить западных коктейлей, съесть «роодзу-биифу» (ростбиф), узнать о новых зарубежных танцах. Но в 1923 г. великое землетрясение уничтожило город, а вместе с ним и «Национальный бар». О-кои отстроила его заново, но он ее уже не радовал. К тому же ее популярность осталась в прошлом.
Но старые гейши никогда не умирают, они то исчезают, то вновь возвращаются. В последний раз О-кои была извлечена из безвестности неким острым умом, занимавшимся политикой в период Мэйдзи, уговорившим ее открыть чайный дом в районе Акасака. Политические делишки, которые обделывал этот субъект в ее чайном домике, привели к большому скандалу. О-кои вновь чуть не стала жертвой толпы. Над ней смеялись, когда она была привлечена в качестве свидетеля по делу. Ее стали избегать друзья; ее непопулярность росла. Веселые и влиятельные знакомые прошлого либо умерли, либо были давно не удел, а в чайных домах и в Ёсивара спрос был уже на гораздо более молодых, новых красавиц.
В 1938 г. О-кои постриглась и стала буддийской монахиней в храме Мэгуро. Летом 1948 г. она умерла в возрасте 70 лет, и лишь маленькая группка переживших ее друзей установила скромную статую милосердной Каннон на территории храма. Тем немногим сегодня, кто захочет спросить, скажут, что она называется О-кои Каннон.
Свиток восьмой
Жгучее жало жалости
Все без остатка
Меняется и уходит
В нашем бренном мире.
Лишь один, в сиянии лучей,
Лунный лик по-прежнему ясен.
Сайгё
Тим постепенно успокоился и через пару дней все уже видел не в таком мрачном свете. Я ему посоветовала ничего не говорить Инге о его подозрениях и сделать вид, что верит в официальную версию. Тим так и поступил. Но что-то погасло внутри его всегда такого лучезарного взгляда. Он по-прежнему жил у меня, мне было так спокойнее.
Я стала реже встречаться с Акирой, так как совсем не было времени. Начались занятия в школьной студии. Кроме этого наступило оживление в деловой жизни. И количество заказов на услуги гейш соответственно увеличилось. Я с трудом везде успевала и стала серьезно задумываться, чтобы уйти из школы. В конце месяца мне даже пришлось отменить две репетиции, потому что нужно было успеть на вечеринки в два места в одно время. Предложения были слишком выгодные, чтобы отказываться. В одно место я отправила Сакуру и Идзуми, а во второе поехали мы с Ханако.
Клуб был закрытый и сугубо мужской для очень богатых и влиятельных клиентов. Когда мы появились в зале, уже одетые и загримированные, нас встретили ленивыми аплодисментами. Все посетители были одеты в строгие костюмы темных цветов, почти все они выглядели солидными и пожилыми. Зал был небольшим, уютным и полутемным. Резные дубовые панели на стенах, тяжелые, тоже дубовые столы и стулья с мягкой обивкой, толстый пушистый ковер под ногами – все было выдержано в бежевых и коричневых тонах. Мы на этом фоне в своих ярких, расшитых шелком кимоно выглядели странно и экзотично. На гэта ступать по такому ковру было крайне неудобно. Я искоса поглядывала на Ханако, но она держалась отлично, словно всю жизнь ходила в такой неудобной обуви. Мужчины вначале посматривали на нас с любопытством, но скоро привыкли и стали обращать внимание не больше, чем на предметы интерьера. Мы подливали им виски, подавали сигары и в основном помалкивали. Через какое-то время я поиграла на сямисэне, а Ханако исполнила танец, который я поставила специально для нее и назвала «Раскрывающийся тюльпан». Мужчины выразили одобрение аплодисментами и вновь стали общаться на свои темы.
Я любила такие спокойные собрания и чувствовала себя прекрасно. Но Ханако почему-то начала нервничать. Когда мы вышли в маленькую комнату, где переодевались, я поправила грим и спросила, чего она так дергается.
– Мне очень понравился один мужчина, – неожиданно созналась она и покраснела так сильно, что это было видно даже под слоем белил. – И я не знаю, как мне с ним познакомиться.
Я улыбнулась. Потом развернулась к ней и быстро проговорила:
– Знаешь, наши мужчины не так воспитанны, как в Японии. И многие все еще думают, что мы дорогие проститутки, хотя в нашем типовом договоре указано, что интимные услуги исключаются. Но, как правило, почти всегда предлагают продолжить вечер в более интимной обстановке. И тут уж ты сама должна решить, как себя вести дальше.
– Да? – явно обрадовалась Ханако.
И ее оживление мне очень не понравилось.
«Только этого мне не хватало!» – огорчилась я про себя.
Мне уже пришлось расстаться с несколькими перспективными девушками именно из-за того, что они решили находить таким образом богатых клиентов на одну ночь. Но Рита казалась мне юной и неиспорченной.
– Послушай, – после паузы сказала я. – Я же тебе сразу объяснила, чем мы отличаемся от шлюх. Или тебе нравится именно этот путь?
– Нет, что ты! – не на шутку испугалась она и вновь покраснела. – Я совсем этого не хочу. Просто мне с первого взгляда понравился один из наших клиентов, вот и все. Что в этом такого? К тому же, – тихо добавила она, – я пока девственница.
