Текст книги "Возвращение русской гейши"

Автор книги: Ольга Лазорева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Нам пока не страшно, – неожиданно встрял толстячок и глянул на меня.

Я заметила, что его рюмка пуста, и тут же подлила. Он улыбнулся и устремил взгляд на рассказчика.

– Охотник приподнялся и радостно спросил, кто она и как здесь оказалась, – продолжил после паузы молодой. – Девушка приблизилась, но не отвечала. Охотник поразился цвету ее круглых глаз с приподнятыми уголками. Они были зелеными, как виноград, а черные зрачки узкими, как у кошек. «Ты устал, – промурлыкала она нежным голоском, – испей водицы из прохладного источника». Охотник тут же вспомнил истории о Нэкодаке, кошачьей горе. Но он никогда не верил им и только смеялся над рассказчиками. Он встал и пошел за девушкой, облизываясь на ее стройное тело, колышущееся под тонкой одеждой. Но когда он попил воды, то тут же почувствовал, как тело начинает сильно зудеть, как ногти превращаются в коготки, а усы становятся редкими и длинными. Скоро он понял, что покрывается шерстью, и закричал от ужаса. И в то же время он почувствовал, что его член значительно вырос, а яйца отяжелели. Девушка привела его во дворец и, превратившись в кошку, исчезла. А наш горе-охотник вынужден был и днем и ночью удовлетворять ненасытную королеву кошек, а также ее придворных дам и даже их служанок.

– Это для разминки, – сказал толстячок после паузы, во время которой мужчины пили водку и ели роллы.

«Н-да, трахать круглосуточно, – подумала я, – это, наверное, главная страшилка для любого мужчины любой национальности».

Я видела, что их глаза заблестели, и они поглядывают на меня весьма недвусмысленно. Видимо, эта сказка вызвала вполне определенный настрой. Я тоже почувствовала странное возбуждение, неожиданно представив себя кошечкой под этими тремя возбужденными котами.

– Сейчас моя очередь, – сказал красавчик. – Но моя история случилась в реальности.

– И моя! – обидчиво заявил молодой. – Все знают, что есть дворец кошек.

– Конечно, конечно, – согласно закивал красавчик. – А сейчас послушайте меня. В префектуре Яманаси издревле находили золотые месторождения. В горных районах еще со времен эры Хэйан находили золото, добывали его там и в период Эдо. Богатая семья Такэда, владевшая одним из месторождений, переживала трудный период. Они не хотели, чтобы слухи о золоте распространялись. И не придумали ничего лучше, как убить всех проституток, работающих в этой местности. Они справедливо полагали, что эти девушки имеют самый большой круг общения. Они придумали благовидный предлог и пригласили девушек повеселиться. Соорудив деревянную платформу над глубоким ущельем, они собрали на ней проституток, напоили их и устроили танцы. В разгар веселья веревки, держащие платформу, были перерезаны. Долго еще потом по течению реки местные жители вылавливали тела девушек. А это ущелье стало называться Оиран Бути – «ущелье проституток».

– Ужасно, – тихо заметил толстяк.

– Да, дело даже не в истории, – сказал красавчик. – По сей день духи убитых проституток все еще воют из ущелья. И это слышали многие. Ночью никто не рискует приближаться к нему. А когда несколько мужчин странным образом упали в ущелье, местные жители стали предупреждать туристов, чтобы те не подходили к краю пропасти. Кстати, – усмехнулся он, – в этой префектуре располагалась главная база секты «Аум Синрикё».

Я вздрогнула и вцепилась в рюмку. Но толстяк истолковал мой жест по-своему и немедленно налил водку. Я проглотила ее залпом и улыбнулась.

– И совсем некстати, – заметил молодой. – Нашел о ком вспомнить!

– О! Почему же? – серьезно проговорил толстяк. – Когда этого мерзавца Асахару повесят, то его дух будет, несомненно, пострашнее духов несчастных убиенных проституток.

– Но, кажется, наша гостья испугалась, – сказал молодой. – А ведь сейчас ее очередь.

Я улыбнулась немного беспомощно и не нашла ничего лучше, как поведать им сказку об Аленьком цветочке. Мужчины слушали внимательно. Но, по-моему, решили, что Настенька и лесное чудище вступали в половой контакт. Я видела, как их глаза блестели в соответствующих местах рассказа. И, как мне показалось, они были разочарованы концовкой, когда чудище превратилось в прекрасного принца.

Лишний раз я убедилась, что японцы в своих эротических фантазиях совершенно без тормозов. Но, возможно, так и нужно. Ведь все комплексы, перерастающие в чудовищные сексопатологии, возникают именно из-за подавления в себе эротических фантазий. Мне пока трудно было разобраться во всех сложностях мужской психики, но я понимала, что японские мужчины с детства крайне раскрепощены. Занятия мастурбацией, необходимые для юношей, чтобы сбросить излишнее возбуждение, всегда осуждались на Западе. И у многих западных мужчин они сформировали комплекс вины и стыда. Но в Японии к мастурбации относятся спокойно и с пониманием, считая, что это такой же половой акт, только со своей воображаемой фантазией. Поэтому зачем разрушать удовольствие, а соответственно гармонию ненужным осуждением и порицанием? Как вступать в половые контакты, с кем, когда – это личное дело каждого. А совместная мастурбация в древних манускриптах даже носила весьма поэтичное название – «смешение росы».

Я приехала домой в шесть утра и без сил упала на постель. Поспав час, я проснулась по звонку будильника и поехала на занятия. Прослушав трехчасовую лекцию Сайюри, я почувствовала, что засыпаю.

– Таня сегодня очень рассеянна, – заметила она с улыбкой.

– Извини, я вчера, вернее сегодня, домой вернулась в шесть утра.

– Но что же делать? – нахмурилась она. – Мы и так отстаем от плана.

Сайюри вышла, а я улеглась на диван и закрыла глаза, чувствуя, как мгновенно наваливается сон. Но Сайюри скоро вернулась и разбудила меня. Терпкий запах травы донесся до меня из большого керамического чайника.

– Сейчас твои мысли прояснятся, – сказала она, наливая в чашку зеленую дымящуюся жидкость.

– А сахар? – сонно пробормотала я.

– Научись пить чай без сахара, – улыбнулась Сайюри. – Это западная мода. И мне, по правде говоря, она непонятна.

– Почему? – вяло спросила я, садясь к столу и пододвигая к себе чашку.

– Ты знаешь легенду о возникновении чая? – поинтересовалась она, наливая себе и садясь напротив.

– Что-то слышала, – ответила я и подула на горячую жидкость.

– Если вкратце, чай появился в Китае в монастырях. Во время чань (соответствует японскому «дзэн») буддисты должны были бодрствовать по нескольку часов. Но однажды знаменитый патриарх Бодхидхарма во время медитации, продолжавшейся несколько лет, уснул. Проснувшись, он в гневе отрезал свои веки и бросил их на землю. И именно из них вырос чайный куст. У китайцев есть поговорка: «Вкус чань тот же, что вкус ча (чая)».

– И при чем тут сахар? – спросила я.

– Чай делает ум бодрым и острым. Изначально он использовался именно для этого. А сахар, как и другие сладости, насыщает и расслабляет. Одно противоречит другому. Заметила, что после утоления голода всегда клонит в сон?

«Возможно, в ее рассуждениях есть рациональное зерно», – подумала я, чувствуя, что начинаю просыпаться.

– Продолжим? – бодро спросила Сайюри, отодвигая пустую чашку.

Я допила и со вздохом открыла тетрадь для лекций.

– К тому же наша тема очень интересна. Пиши: основные эротические фантазии японских мужчин.

Я вскинула глаза и улыбнулась. Потом быстро перелистала тетрадь.

– Но мы уже писали, – сказала я, показывая ей текст.

– Это только первая часть. А сегодня напишем вторую. И уверяю тебя, это далеко не полный перечень всех существующих фантазий.

В два часа Сайюри отпустила меня на обеденный перерыв. Затем пришел учитель игры на сямисэне. Вначале я записала лекцию про три основных стиля игры: ута-моно (песенный стиль), катари-моно (сказовый стиль) и минье (народная песня). Затем я около трех часов старательно щипала струны под неусыпным наблюдением сэнсэя. Он упорно добивался от меня одной особенности звучания, называемой савари (в переводе – «прикасаться»). Когда защипывается нижняя струна, в дополнение к тону должны слышаться призвуки с легким шумом. Эти призвуки также имеют место, когда другие две струны резонируют с нижней. Сэнсэй учил меня легко прикасаться во время игры нижней струной к точке, называемой «горкой». Вот тогда и появлялись эти призвуки.

– Умение пользоваться звучанием савари является для посвященных признаком высокого мастерства исполнителя, – говорил мне сэнсэй, заставляя вновь и вновь проигрывать одну и ту же мелодию.

«Как будто я готовлюсь участвовать в международном конкурсе исполнителей! – недовольно думала я, но старательно выполняла указания. – Бедные гейши! Всю жизнь вот так. Это какое же нужно иметь трудолюбие и упорство!»

В горькой обиде

Но того, кто их посадил

Над стремниной потока,

Сломленные волной,

Падают горные розы.

Сайгё

Поздно вечером я встретилась с господином Кобаяси.

– Наконец-то ты нашла время и для меня, – улыбаясь, сказал он, когда заехал за мной на такси в Асакусу.

– Извините, Кобаяси-сан, но у меня очень плотный график занятий. Все хочу успеть до отъезда, – ответила я, садясь в такси и с удовольствием слушая русскую речь.

Господин Кобаяси говорил практически без акцента. Он внимательно посмотрел на меня.

– Но выглядишь ты великолепно, – заметил он. – Просто сияешь изнутри. Я бы не сказал, что ты измождена непосильными занятиями.

– Сайюри поила меня чаем «маття», а потом я полдня играла прекрасную музыку, – немного слукавила я, украдкой потирая уставшие пальцы.

– А я подумал, что ты влюбилась и у тебя бурный роман, – тихо заметил он.

Я посмотрела на его точеный профиль и улыбнулась. Мне всегда было приятно общество господина Кобаяси. Его незаметное обаяние, философское отношение к миру и себе, острый ум и скрытая сексуальность притягивали. К тому же я всегда воспринимала его как Мастера и постоянно ощущала связь между нами. Мне казалось, что веревки, которыми он опутывал меня, превратились в невидимые, и они явно существовали на моем теле. И это незаметно, но неизменно возбуждало.

Господин Кобаяси глянул на меня с непонятным выражением.

– Хотел побродить с тобой по ночному Токио, – после краткого раздумья сказал он. – Но если ты так устала, то, может, просто отвезти тебя домой?

– Я прекрасно себя чувствую, – ответила я, взяв его за дрогнувшую руку. – Но не мешало бы перекусить.

– О, конечно. Хочешь европейскую кухню?

– Пожалуй, – ответила я, подумав с вожделением о хорошо прожаренном куске мяса.

После занятий я чувствовала волчий голод.

Мы заехали в небольшой уютный ресторан, который назывался «Харчевня у дороги», хотя находился на втором этаже ультрасовременного высотного здания в районе Тюо, граничащем с Гиндзой. Я заказала плотный мясной ужин, а на десерт ассорти из крохотных пирожных, таких, как «безе», «наполеон», песочные корзиночки со взбитыми белками. Выпив две чашечки кофе, я откинулась на спинку стула сытая и довольная. Господин Кобаяси с удовольствием наблюдал за мной, пока я поглощала ужин.

– Завидую твоему прекрасному аппетиту, – засмеялся он, когда я после небольшого раздумья заказала еще и порцию мороженого с кусочками ананаса.

– Главное, что я не поправляюсь, – ответила я. – Вся эта энергия расходуется без остатка.

– Да, у тебя великолепное тело, – тихо подтвердил он. – И ты выглядишь, как истинное произведение искусства. Я думаю, хорошо было бы сделать соответствующие фото во время сеанса бондажа. Как ты на это смотришь? Лицо можно закрыть маской, – добавил он.

– Интересно было бы посмотреть на себя со стороны, – ответила я, чувствуя, как появляется легкое возбуждение.

– Договорились. Я решу и сообщу. Тем более у меня есть друг, мы вместе учились в школе. Он довольно известный в Японии фотохудожник. Живет в Киото.

Когда мы вышли из ресторана, господин Кобаяси предложил прогуляться. Мы отправились по освещенным и многолюдным, несмотря на поздний час, улицам, болтая ни о чем. Я чувствовала себя бодро, словно и не занималась целый день.

– Пожалуй, я тоже хочу выпить кофе, – неожиданно сказал он, останавливаясь возле какого-то бара.

– Хорошо, – весело согласилась я.

– Но учти, Танюша, – добавил он и рассмеялся, – это так называемая «кофейня без трусов».

– Что, мне при входе нужно снять трусы? – расхохоталась я. – Как обычно при входе снимают обувь?

– О, нет, конечно, – улыбнулся господин Кобаяси.

Когда мы вошли в небольшой зал, я обратила внимание, что пол зеркальный. Мы уселись за маленький круглый столик, я с недоумением огляделась по сторонам. Кафе на вид было совершенно обычным. Между столиками ходили официантки в униформе, состоящей из пышных красных коротких юбочек и белых блузок. Единственное, мне показалось, что все они довольно неуклюжи. У них постоянно что-то падало с подносов. И когда одна из них резко наклонилась за выскользнувшей ложечкой, я заметила, что она без трусов. Прыснув, я подтолкнула господина Кобаяси. Он молча показал мне на пол. В этот момент к нам подошла другая официантка. И я увидела в зеркальном отражении ее голые ноги и черное пятно волос, мелькающее при движении. Господин Кобаяси невозмутимо сделал заказ. Я тоже решила выпить кофе. Он также заказал бутылку дынного ликера. Я с любопытством следила за работой официанток и видела, что все мужчины без исключения не могут оторвать взгляд от пола, когда они подходили к их столикам.

– Здесь есть еще один этаж, – сказал господин Кобаяси. – И там другая картина.

– В смысле? – уточнила я.

– Под нами находится еще один зал. Этот зеркальный пол прозрачен, как обычное стекло. Представляешь, зрелище на потолке в зале под нами?

– О, да! – расхохоталась я. – Особенно, когда девушки присаживаются, чтобы что-нибудь поднять с пола.

– Можем спуститься туда, – тихо предложил господин Кобаяси.

– Не стоит, – сказала я. – Все-таки я пока традиционной ориентации.

– Намек понял, – улыбнулся он. – Но ты моя гостья, вернее, гостья моего города, так что сейчас мы отправимся в другое место, где тебе будет более интересно.

Мы вышли из кофейни. Господин Кобаяси остановил такси. Буквально через пятнадцать минут мы притормозили возле другого бара.

– Надеюсь, ты не будешь шокирована, – пробормотал господин Кобаяси, заходя внутрь.

Я с любопытством двинулась за ним.

– Таня, это «онани фудзюку», – сказал он, повернувшись ко мне.

– А что это? – спросила я, пытаясь вникнуть в смысл названия.

– Искаженное – банный клуб для онанистов.

– Посмотрим, – весело сказала я.

Мы зашли в маленький полутемный зал. За столиками, на которых мягко сияли розовые светильники, сидели посетители. Я увидела, что среди них довольно много женщин. В углу была расположена высокая, хорошо освещенная сцена. Мы заняли свободный столик чуть слева от нее. Господин Кобаяси заказал коктейли. После выпитого в «кофейне без трусов» ликера я была немного пьяна, но от коктейля не отказалась. Голова слегка кружилась, я расслабилась, и мне было хорошо. И вот на сцене появился молодой мужчина в длинном кимоно. Он подошел к краю сцены, распахнул полы, и я увидела, что он обнажен. Под одобрительные возгласы зрителей он спокойно взял свой эрегированный член, направил его в зал и начал мастурбировать. Я ошалело уставилась на него. Но он явно не играл. И вот его лицо запрокинулось, глаза закрылись, дыхание участилось. Рука двигалась все быстрее, в зале воцарилась полная тишина. Он судорожно втянул воздух, одна из зрительниц вскочила и подставила ладонь, поймав струю спермы. В зале облегченно вздохнули и шумно начали выражать свое одобрение.

– Ему что, платят за это деньги? – поинтересовалась я, глядя, как мужчина уходит за кулисы. – Это специально обученный актер?

– Нет, что ты! – рассмеялся господин Кобаяси. – Здесь выступают эксгибиционисты, так они у вас называются. Ты же знаешь, какое отношение к ним во всем мире. А у нас из этого сделали бизнес. Эксгибиционист сам платит такому заведению деньги и может осуществлять свои желания сколько душе угодно.

– Офигеть! – не удержалась я от жаргонного словечка.

В этот момент на сцену вышел мужчина вполне почтенного возраста. Он был в коротком кимоно синего цвета. Он просто ходил по сцене и периодически распахивал полы под одобрительные возгласы толпы. Его член с каждой новой демонстрацией наливался все сильнее. В конце выступления мужчина ушел со стоящим, как дубинка, членом, но мастурбировать при зрителях не стал.

Мы провели в этом заведении около часа. Потом решили уйти. Я видела, что господин Кобаяси отчего-то уже прилично возбужден.

«Интересно, а он может заниматься сексом без предварительного связывания?» – мелькнула мысль, и я улыбнулась, внимательно на него глядя.

– Пожалуй, стоит посетить еще одно местечко, – сказал он, и глаза его блеснули. – Раньше я любил туда заглядывать.

Господин Кобаяси подошел к краю тротуара и стал вглядываться в проезжающие такси, но все они были с зелеными огоньками.

– А может, пешком? – спросила я, приваливаясь к нему.

Я была уже прилично пьяна и настроена проказливо.

– Но тут идти с полчаса, – заметил он, обнимая меня за талию.

– Прекрасно! Подышим воздухом.

Мы побрели по улице, обнявшись и хихикая над всякими довольно двусмысленными шуточками, которыми беспрерывно обменивались.

Заведение, в которое мы пришли, господин Кобаяси назвал «обнаженный театр». Когда мы заняли места возле длинного подиума, выдававшегося далеко в зал, действие было в полном разгаре. Голые девушки сидели на его краю и, раздвинув ноги, демонстрировали мужчинам свои «яшмовые ворота». Те внимательно вглядывались, некоторые раздвигали пальцами, а один даже изучал в большое увеличительное стекло. Девушки с невозмутимыми лицами позволяли рассматривать себя, некоторые ложились на спину и раскрывались полностью, широко разводя ноги.

– И как они терпят? – поинтересовалась я.

– Им за это платят хорошие деньги, – ответил господин Кобаяси, поглядывая на девушку, сидящую недалеко от нас.

Она с немым вопросом в глазах тоже посматривала в нашу сторону.

– Да я не о девушках! – засмеялась я. – Как мужчины терпят? Наверное, трусы трещат?

Господин Кобаяси повернулся ко мне и тихо сказал:

– Такие шоу всегда заканчиваются «хонбан манаита».

– В смысле?

– Сейчас увидишь, – сказал он.

Я проследила за его взглядом. В конце подиума, в паре метров от нас, один из мужчин уже расстегнул ширинку и лег на девушку. А чуть дальше еще один прилип сзади к девушке, лежащей животом на подиуме. Он активно трахал ее, не обращая ни на кого внимания.

К нам приблизилась худенькая обнаженная девушка и что-то быстро сказала на японском, обратившись ко мне. Я в недоумении воззрилась на нее.

– У тебя спрашивают, – перевел господин Кобаяси, – нет ли желания понаблюдать, как я займусь с ней сексом.

Я к этому времени уже чувствовала сильное возбуждение. Энергетика, заполняющая зал, все эти вскрики, пыхтение, стоны рождали вполне отчетливое желание. Господин Кобаяси вопросительно на меня посмотрел. Легкая улыбка тронула его губы. Но я отрицательно покачала головой. Какой мне был смысл наблюдать, как он занимается сексом с другой, когда сама я в этот момент изнывала от желания? Кажется, он прекрасно понял мое настроение. Он что-то сказал девушке. Она поклонилась и переключилась на других клиентов. А мы поднялись и вышли на улицу. Я с наслаждением вдохнула прохладный воздух.

«Сколько сейчас может быть времени? – мелькнула мысль. – А ведь мне с утра снова на занятия!»

– Отвезти тебя домой? – спросил после паузы господин Кобаяси.

«Ну, конечно, – подумала я, – он сейчас поедет к жене».

Я остановилась в нерешительности, но здравый смысл взял вверх.

– Отправьте меня на такси, а сами поезжайте домой, – тихо ответила я.

– Хорошо, дорогая, – сказал он. – Но твое обещание остается в силе?

– Какое? – спросила я с недоумением.

– Позировать для моего друга-фотохудожника.

– Без сомнения, – улыбнулась я. – Договаривайтесь и звоните мне.

Я приехала домой и, приняв душ, улеглась на постель. Но долго не могла уснуть, чувствуя перевозбуждение от сегодняшнего вечера. Промучившись около часа, я встала и пошла на кухню. Налив полрюмки ликера, села у окна и долго смотрела на темное небо, думая о господине Кобаяси.

Из тетради лекций Сайюри:

Ниётаимори («декорированное женское тело») – фантазия о еде с обнаженного женского тела.

Осёудзи – фетиш на каллиграфию. Корнями уходит в Средневековье, в эпоху Эдо. Фишка этой фантазии в том, что на теле партнера пишутся оскорбительные эпитеты. Заманчивость состоит в удовольствии от унижения.

Сюнга («весенние картины»). Жанр сюнга зародился в начале XIX века, т. е. на закате эпохи Эдо, и полностью исчерпал себя после ее завершения, к концу того же столетия. В произведениях сюнга смешаны секс, насилие и социальная сатира. Многие мужчины мастурбируют именно на сюжеты сюнга.

Ситаикан – (от «ситаи» – «труп» + «кан» – «изнасилование»), Название говорит само за себя. Сюдо («путь юности»). Сюдо существовало в Японии со стародавних времен. Многие самураи предавались любви с мальчиками. И по сей день разглагольствования о самурайском духе используются для оправдания вульгарной педофилии и окутывания ее флером традиционного благородства.

Йогорета ситаги – фетиш на грязные трусики. Одних привлекают следы менструальной крови, других – капли мочи, третьим просто нравится густой влажный запах женской плоти. Есть черный рынок, где торгуют б/у трусиками. А еще есть съемки, в которых женщин заставляют нюхать собственные трусики. В Японии впервые в мире появились автоматы по продаже грязных женских трусов.

Дзенра («совсем голый») – голые женщины занимаются тем, что обычно делают в одежде: например, играют в волейбол, или играют в оркестре, или боксируют, при этом на них – лишь боксерские перчатки.

Паидзури (от «оппаи» – «груди» + «дзури» – «тереть», «мастурбировать») – половое сношение между грудей.

Коонаго – весьма странная на европейский вкус фантазия с женщинами-крошками, которых едят, переваривают и которыми даже испражняются. Но есть мужчины, которых возбуждают именно такие фантазии.

Каи-авасе (буквально – «слеплять моллюсков») – фантазия о лесбиянках, которые трутся друг о друга промежностями.

Конкуру – («конкурс») – сексуальное соревнование, сочетающее в себе две ведущие темы: юмор и систематичный, упорядоченный подход к сексу. Конкурсные задания могут быть самыми разными, например: «Посмотрим, сколько мужчин ты сможешь довести до оргазма за пять минут»; или «Посмотрим, как долго может сдерживать оргазм мужчина, которого ласкают четыре женщины»; или «Кто кончил первым, тот проиграл». Однажды предметом реального, а не воображаемого конкурса было «Может ли женщина прожить неделю, питаясь только спермой?».

Теи мо – бритье гениталий партнера опасной бритвой.

Тамакери (от «кинтама» – «яички» и «керу» – «пинок», «удар») – некоторые возбуждаются, когда их бьют ногами по яичкам. Другим удовольствие доставляет вид мелькнувших под мини-юбкой в момент удара трусиков. Сёкку-сю кеи – весьма распространенная фантазия о порнощупальцах. Любовь к мутантам – в фантазиях присутствуют женские тела с ампутированными конечностями, превращенные в предметы мебели: столики, унитазы и т. п. Как считается, источником появления этого фетиша стал знаменитый роман «Катикунин Йапуу» («Человеческое стадо»), написанный вскоре после поражения Японии во Второй мировой войне. Эта антиутопия сочетает в себе стиль маркиза де Сада с элементами фантастики и изображает общество, в котором белые поработили остальные расы. Достигнув вершин господства над миром, белые на досуге развлекаются тем, что видоизменяют тела своих цветных рабов. Фантазии получили развитие. Одна из них, например, изображает женщин, от которых остались только ряды плексигласовых банок с выращенной в них плотью, бесконечно накачиваемой механическими пенисами.

Весь следующий день я усердно занималась. Вечером позвонил господин Кобаяси и пригласил меня в Киото. Я поставила в известность госпожу Цутиду, что пропущу один день. Она только вздохнула, но комментировать не стала. Тогда я сообщила, что мой давний клиент, секретарь посольства, пригласил меня в поездку на один день. Она тут же изменила тон и сказала, что я обязательно должна принять приглашение. Еще бы! Не в традициях гейш отказываться от работы.

– Я вернусь завтра же вечером, – сказала я. – Так что послезавтра в полном вашем распоряжении.

Мы распрощались, и я легла спать, предварительно позвонив Лизе. Мы поговорили о делах. Она заверила, что все в полном порядке и они ждут меня не дождутся.

– Скоро явлюсь, – засмеялась я. – Еще не обрадуетесь.

– Тут какой-то парень заходил, – в конце разговора сказала Лиза, – тобой сильно интересовался.

– И что за парень? – спросила я как можно спокойнее, хотя сердце сжалось.

– А бог его знает! – ответила она. – Обычный. Но я и разговаривать с ним не стала. Сказала, что ты в отъезде и отправила его восвояси.

– Правильно, – одобрила я, подумав: «А может, это и не Степан? Мало ли кто меня спрашивал».

Но на душе стало неприятно. Я была уверена, что это он.

Мы распрощались с Лизой, и я легла спать. Но долго думала о Степане и о том, что так или иначе проблему нужно решать. Мне хотелось только одного: избавиться от него раз и навсегда. Но как это сделать?

«Не нанимать же убийцу», – вздыхала я, ворочаясь с боку на бок.

Утром господин Кобаяси заехал за мной, и мы отправились на железнодорожную станцию «Синагава».

– Мы поедем на нашей достопримечательности, поезде «Синкансен», как его еще называют – поезд-пуля, – сказал господин Кобаяси. – А то ты побывала в Японии и не ездила на таком поезде. Непорядок! – неожиданно рассмеялся он.

И я невольно засмеялась в ответ. Настроение улучшилось, и мрачные мысли, одолевавшие меня, ушли.

– А долго мчится ваша пуля? – спросила я.

– Всего два с половиной часа, – ответил господин Кобаяси, – и мы в Киото. И обратно тем же путем.

«Синкансен» обладал вытянутым обтекаемым носом и действительно напомнил мне пулю. Но когда мы поехали, никакого дискомфорта от движения я не ощутила. А ведь этот поезд, насколько я знала, мчался со скоростью около 250 км в час.

В Киото мы высадились около полудня и сразу отправились к другу господина Кобаяси. Из окон такси я смотрела на древний город, но улицы, в принципе, мало отличались от старинных улочек Токио. Все те же возвышающиеся то тут то там изогнутые многоярусные крыши пагод, густая зелень парков, многочисленные туристы и местные жители, красочные витрины магазинов, яркие рекламные щиты и поперечные полосы вывесок с крупными иероглифами. Я обратила внимание на обилие старинных каменных фонарей торо самой разной формы, монументально стоящих на улицах.

Когда мы приехали к нужному дому, меня удивило, что он находился в густом зеленом саду и выглядел, как жилище какого-нибудь самурая эпохи Токугава. Хозяин, высокий и неимоверно худой японец с длинными, седыми, затянутыми в хвост волосами и практически желтыми глазами, одетый в длинное кимоно черного цвета, под которым я с изумлением заметила голубые вылинявшие джинсы, ждал нас у порога. Мы обменялись приветствиями и поклонами.

– Таня, – коротко представил меня господин Кобаяси.

И хозяин еще раз поклонился, окинув меня исподтишка острым взглядом. Его звали Оониси Рока.

– Таня – необычайно красивая и утонченная девушка, – заметил он на отличном английском и вновь пристально на меня посмотрел.

– А я что говорил, – сказал довольный господин Кобаяси.

– Пройдемте в мою студию, – предложил господин Оониси.

Он отправился быстрой подпрыгивающей походкой по узкой, выложенной разноцветными камнями дорожке в глубь сада. Полы его черного кимоно развевались словно крылья большой птицы. Мы двинулись гуськом за ним. Скоро среди кустов глициний показался павильон странного розового цвета.

– Я называю эту студию «Утренний свет вдохновения», – сказал господин Оониси и резко развернулся ко мне.

От неожиданности я чуть не налетела на него и, не выдержав, прыснула.

Когда мы вошли в павильон, я увидела, что огромные окна от пола до потолка наполовину закрыты раздвижными перегородками сёдзи, обтянутыми бумагой нежно-розового цвета. Половина потолка была застеклена. Свет из-за этого казался мягким и приятным. Господин Оониси быстро отодвинул одну часть сёдзи, и свет, хлынувший из окна сквозь необыкновенно чистое стекло, упал на меня. Я невольно зажмурилась и отступила в тень.

– Нет-нет, Таня, – быстро проговорил господин Оониси, – вернись в это освещение. Я хочу посмотреть на тебя.

Я вновь зашла в полосу света и остановилась, выпрямившись и опустив руки.

– Прекрасно! – воскликнул господин Оониси, медленно обходя вокруг меня. – Ты возбуждаешь мою творческую страсть.

– Хорошо, что только творческую, – неожиданно заметил господин Кобаяси на русском.

Но господин Оониси не обратил на эту реплику никакого внимания.

– О! Я уже вижу несколько сюжетов! – громко сказал он. – Ты помнишь великое произведение великого Кавабаты Ясунари «Замок спящих красавиц»? – спросит он, повернувшись к господину Кобаяси.

– Конечно, – ответил тот. – Но на русский его не переводили, – добавил он, обратившись ко мне.

– Может, нашу очаровательную модель поместить рядом с дряхлым стариком? – продолжил господин Оониси. – Представляешь этот контраст?

– Удачная мысль, Рока! – тут же оживился господин Кобаяси. – Только где ты сейчас возьмешь такого старика?

– Может, мне кто-нибудь объяснит? – встряла я.

– Замок спящих красавиц, – быстро начал говорить на русском господин Кобаяси, – это замок, в который могут прийти очень старые мужчины. Он населен прекрасными и юными девственницами. Их усыпляют до прихода клиента и раздевают донага. И старик может спать рядом с ними, прижимаясь к нежным телам, разглядывая их, но ему категорически запрещается делать что-нибудь недостойное.

«Хорошенькие фантазии у японских мужчин!» – подумала я.

Но после лекций Сайюри меня уже сложно было удивить.

– Таня, ты согласилась бы позировать обнаженной? – поинтересовался господин Оониси.

Я молча кивнула и увидела, как в его глазах загорелся фанатичный блеск. Он взял фотоаппарат с длинным и большим объективом и сделал несколько снимков.

– Такое лицо должно быть очень фотогенично, – бормотал он, меняя ракурс и вновь снимая.

– Ну, все! – вздохнул господин Кобаяси. – Понесло! Сейчас его не остановишь.

Господин Оониси спокойно скинул кимоно прямо на пол и, оставшись в одних джинсах, вновь уцепился за фотоаппарат.

– Отец моего садовника уже несколько раз позировал мне, – бормотал господин Оониси, продолжая фотографировать. – Ему больше девяноста. Надо бы его пригласить.

Он отошел от меня и кинулся к телефону в конце помещения. Через полчаса явился низенький старый японец с прилизанными седыми волосами, похожими на длинный серый мох, и с готовностью уставился на господина Оониси. Тот объяснил, что от него требуется. Старик невозмутимо разделся догола и опустился на невысокий подиум, застеленный яркими циновками.