Текст книги "Герб Дружбы (СИ)"

Автор книги: Ольга Кравченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Арамис... – д’Артаньян покачал головой. – Скажу вам честно, я боялся этого дня и ждал его. Я гнал от себя страх старости и расставания с друзьями. Я старался не думать о том, что однажды услышу подобные слова от вас или от Атоса или Портоса. Но от времени и от судьбы не спрячешься – они настигают нас, как бы мы ни убегали от них.

Арамис улыбнулся и коснулся руки д’Артаньяна.

– Полноте, друг мой. У нас была счастливая жизнь, несмотря ни на что. Жизнь, полная приключений, любви и дружбы, радости и огорчений. Мы любили женщин, вино, даже врагов своих любили. Нас уважали и боялись. Сам Ришелье считал нашу четверку стоящей целой армии.

Эти воспоминания вызвали улыбки на лицах друзей.

– Поэтому не будем гневить небеса и поблагодарим Бога за все то, что было. – ДАртаньян кивнул, не в силах больше ничего сказать.

– А дело, о котором я упомянул, касается нашего Герба дружбы. Помните его? – Арамис взглянул на гасконца.

– Тот, который мы нарисовали в таверне Бонасье?

– Да, он самый. Смотрите... – И Арамис достал из дорожного саквояжа сверток.

Увидев высеченный из серого камня герб, д’Артаньян ахнул...

– Арамис, как вы это сделали?

– Не я. – Улыбнулся дЭрбле. – Я заказал этот Герб и камни лучшим мастерам Франции и не только. Я подумал, что нашим потомкам после нас должно остаться в наследство самое ценное, что у нас было. Понимаете, о чем я, милый друг?

– Конечно, понимаю... – Кивнул д’Артаньян. Ему не нужно было говорить, ЧТО именно было для их четверки самым ценным.

– Но чтобы ненароком тайна этого Герба не досталась недостойным людям, я решил разделить его на четыре части и отдать каждому из нас его часть на хранение. Мы будем передавать их по наследству. И если много лет спустя наши потомки будут достойны этой тайны, они объединят все четыре части и обретут то, что будет скрывать Герб дружбы.

– Но как они это сделают? Как узнают друг о друге? – Вскинул голову дАртаньян.

– А вот на это воля Божья... – Улыбнулся аббат. – Господь поможет им, если они будут того достойны.

– А если нет? Или вдруг кто-то из нас не оставит потомков? – Испуганно произнес д’Артаньян.

– Значит, Герб и его тайна умрут вместе с нами и канут в вечность. -Улыбка исчезла с лица Арамиса, и он задумчиво сложил руки в молитвенном порыве. – Но я все же надеюсь, что этого не случится. Те, в ком будет продолжать бурлить наша кровь, не могут не быть достойны тайны Герба дружбы. А Господь, если ему будет так угодно, не допустит, чтобы род кого-то из нас прервался.

– Значит ли это, дорогой Арамис, что после вас на этой земле останется какой-нибудь богомольный малыш? – Улыбаясь, осторожно поинтересовался д’Артаньян.

– Малышу уже почти 25 лет... – С нежностью и теплотой в голосе произнес дЭрбле.

Он поднял глаза на друга и увидел, что д’Артаньян не осуждает его, а искренне радуется. И от этого на душе аббата стало немного легче. Он взял нож и аккуратно вынул изумруд из помпона гасконского берета в той части Герба, что принадлежала д’Артаньяну.

– Держите, друг мой. Храните его, а вас пусть хранит Бог.

Ночью никто из них так и не смог уснуть. Они вспоминали дни своей молодости и поступки зрелости, ошибки и победы. Они говорили и не могли наговориться. Они понимали, что это в последний раз.

Утром д’Артаньян впервые пожалел, что ночь так быстро закончилась. Арамису надо было двигаться дальше. Они долго стояли возле кареты. И не склонный к проявлению нежности д’Артаньян впервые за всю свою жизнь не выдержал и расплакался, когда Арамис, прощаясь, обнял его.

ДЭрбле не стал упрекать друга, а только еще крепче обнял гасконца.

Все это Арамис сейчас вспоминал, приближаясь в карете к замку Атоса. Вдали уже показались башенки, а значит, через каких-то полчаса максимум он сможет, наконец, обнять и Атоса.

Последний уже заметил в окно одной из башен приближающуюся карету. В ближайшей округе больше ничьих владений не было, а значит, карета направляется к нему – сделал вывод Атос. И стал спускаться, чтобы встретить неожиданного гостя.

Когда карета подъехала достаточно близко, чтобы Атос мог разглядеть на дверце испанский герб и вензеля Ордена Иезуитов, сердце его учащенно забилось, потому что он понял, кого везет эта карета.

И поэтому, когда слуга открыл дверцу, и Арамис готов был выйти, его встретил радостной улыбкой и дружеским объятием граф де ла Фер.

– Арамис! Друг мой! Вы ли это!? – Обнял старого друга Атос.

– Да, дорогой граф, это я. – Улыбаясь, так же крепко постарался обнять его дАламеда, но руки немного дрогнули, и Атос заметил это. Он внимательно посмотрел на Арамиса, но ничего не сказал. Они шли по дорожке среди аккуратно постриженных кустов кипариса к дому.

– Ваши приезды, дорогой Арамис, всегда так неожиданны и так приятны.

– Атос, я думаю, что мы с вами достаточно мудры и слишком хорошо понимаем друг друга, чтобы ходить вокруг до около вместо того, чтобы сразу задать прямой вопрос. – Улыбнулся Арамис.

Он всегда испытывал к Атосу особое чувство, что-то среднее между восхищением, уважением и преклонением. Он мог шутить и подкалывать д’Артаньяна, вовлекать Портоса в свои авантюры, пользуясь простотой и какой-то детской непосредственностью последнего, но по отношению к Атосу он всегда испытывал какой-то необъяснимый трепет, не позволяющий лгать и притворяться.

Атос внимательно посмотрел на друга:

– Что-то случилось, я это чувствую. Вы бы все равно не смогли ничего скрыть от меня, дорогой дЭрбле.

– Я и не пытался, Атос. Знаю, что от вас ничего скрыть нельзя.

Они вошли в гостиную, расположились в креслах у большого окна, выходящего на балкон. Слуга принес фрукты и вино.

– Вы не так часто навещали меня, но ваши неожиданные приезды не вызывали тревоги раньше. Сейчас же я чувствую, как холодеет мое сердце. Душа замирает от мысли, что ваш нынешний визит несет с собой печальную весть. -Атос и правда ощущал какой-то холод внутри, который появился, едва он увидел Арамиса.

– Простите меня, друг мой... – Арамис посмотрел на графа тем серьезным взглядом, который Атос редко у него видел, и который всегда означал, что сейчас Арамис скажет нечто важное. – Вы правы. Я приехал к вам. – дЭрбле замер, словно никак не мог себя заставить сказать главные слова, словно ему казалось, что пока эти слова не сказаны, все еще можно повернуть вспять, изменить, остановить колеса времени.

– Вы приехали попрощаться. – Вдруг понял Атос, и сердце пронзила острая боль.

«Вот оно...» – понял граф. Вот что терзало его последнее время, что он никак не мог объяснить логикой и разумом. Вот что приходило в ночных кошмарах, когда ему удавалось победить бессонницу и забыться зыбким сном. Вот что виделось ему в порывах ветра и шуме ливня, в багровом закате и холодной луне. Он понял, наконец, почему его сердце так болело последнее время. Оно, его сердце, уже почувствовало за сотни километров, что один из его друзей ступил на путь, ведущий туда, откуда возврата нет. И сердце, способное перенести многое – радость и предательство, победы и поражения, страх и ожидание – это сердце заболело от одной только мысли, что один из тех, кто стал частью его самого и частью кого был он, скоро покинет его... Навсегда...

Атос вдруг понял, что этого он не сможет перенести. Он не мог это объяснить, он просто знал – как только кого-то из их четверки не станет, он тоже не сможет больше жить. «И этим кем-то будет Арамис» – вдруг понял в эти минуты Атос, глядя на сидящего напротив друга.

– Да, дорогой Атос. – дЭрбле не мог прочитать мыслей графа, но почувствовал, что тот все понял и без лишних слов. – Я приехал попрощаться. Это наша последняя встреча, – Арамис замолчал на мгновение и добавил, – на этой земле...

– И ничего не изменить. – Скорее утвердительно, чем вопросительно, тихо произнес Атос.

– Да. Никогда я еще не был так близок к Богу, как сейчас. Мне осталось совсем недолго, и я, наконец, встречусь с тем, к кому стремился всю свою жизнь. Но знаете, Атос... – Арамис поднял на друга полные покорности перед волей всевышнего глаза, – мне не страшно. Я не боюсь ни встречи с Ним, ни страшного суда. Я жил, как мог и как считал правильным и достойным дворянина и мужчины. Да, я совершал ошибки, но никогда мои помыслы не были корыстными или эгоистичными.

– Дорогой Арамис. Я не знал в своей жизни более искреннего в своих стремлениях и деяниях служителя церкви. Вы, совершавший ошибки, оступавшийся, грешивший, вы были более достойны зваться слугой Господа, чем множество тех, кто хвалился своей непогрешимостью и святостью.

– Такие слова, да из ваших уст, Атос, не сравняться ни с каким отпущением грехов. – Восхищенно отозвался аббат. – Да, я немало грешил. Но за все свои ошибки я заплатил сполна и еще заплачу. Я об одном сейчас молю Бога, чтобы он дал мне возможность завершить мои дела на земле прежде, чем он призовет меня.

– Одно из этих дел и привело вас ко мне, дорогой друг. – Понял Атос.

– Да. – Кивнул Арамис.

– Но это не все. Что-то еще, кроме причины вашего визита ко мне, терзает вашу душу.

– Вы удивительно проницательны, граф. Я хочу вам признаться, дорогой друг. Я никогда не говорил вам, но... – Арамис замолчал на мгновение и, подняв на Атоса глаза, продолжил с той теплотой в голосе, которую Атос ни разу не слышал от аббата – у меня есть сын. Ему уже почти 25 лет, все это время я старался быть рядом с ним, но так и не смог сказать правду о его рождении.

– О чем-то подобном я догадывался. – Кивнул Атос.

– Он до сих пор не знает, кто его настоящий отец. И тогда я решил положиться на волю Господа. Я написал ему письмо, ему и его матери. И загадал… Если он успеет получить мое письмо до того, как я покину этот мир, это будет означать, что Господь простил меня.

– Но как вы узнаете?

– Я почувствую. Я пойму и почувствую своим измученным сердцем любящего отца, для которого нет преград и расстояний. Потому что любовь не знает границ... – Сердце Арамиса разрывалось от тоски по сыну, и Атос чувствовал это... Но ничем не мог помочь другу.

– Вы бы сейчас многое отдали, чтобы увидеть сына, обнять его и услышать от него одно-единственное слово «отец» ... – Вдруг понял всю боль своего друга Атос.

– Дорогой друг... За это краткое мгновение я бы отдал все те дни, что мне еще отпущены на земле.

И они замолчали, понимая, что сейчас любые слова бессмысленны.

– Так что, дорогой Атос, – прервал молчание дЭрбле, – здесь от меня уже ничего не зависит.Так перейдем к тому, на что мы еще можем повлиять.

– Вы о том незавершенном деле, которое вас привело ко мне?

– Именно. Вы, конечно, помните наш Герб дружбы?

– Да... – Улыбнулся своей сдержанной улыбкой Атос при воспоминании о славных временах их молодости.

– Я взял на себя смелость воплотить этот Герб в камне. – И Арамис протянул графу тот самый сверток, что он уже показывал д’Артаньяну и Портосу.

– ДЭрбле... Это великолепно… – Искренне восхитился Атос, знающий толк в драгоценностях.

– Благодарю за такую оценку моих скромных трудов. – Улыбнулся Арамис. – Вы видите, что здесь отсутствуют части д’Артаньяна и Портоса. Думаю, вы уже поняли, что я отдал их им. Теперь вот привез вам вашу часть.

– Этот алмаз может стать одним из самых ценных во всем мире. – Разглядывая лепесток лилии, произнес Атос.

– Да, ведь он был высечен из прекрасного материала одним из самых искусных арабских мастеров. – Кивнул Арамис. Как и в случае д’Артаньяна и Портоса, Арамис достал алмаз из Герба и протянул Атосу.– Держите, друг мой. Завещайте его Раулю, Рауль пусть передаст своим детям и так далее.

– Пока однажды камни не объединяться снова вместе. – Продолжил мысль Арамиса Атос.

– Да, верно. Если это произойдет, то наши потомки узнают нечто важное и ценное, что дороже алмазов и изумрудов, рубинов и александритов. Нечто, что выше всего на свете, что неподвластно ни королям, ни кардиналам, на что даже Бог не может повлиять.

– Я понимаю вас, друг мой. – И Атос сжал в руке алмаз.

– Ну, вот и все. Что касается Герба, я сделал все, что считал нужным.

– А ваша часть и сам Герб?

– Я спрячу их порознь в надежных местах. И поверьте, недостойный их человек не дотронется до них.

– Зная вашу иезуитскую способность прятать вещи, я в этом не сомневаюсь. – Улыбнулся Атос. Арамис в ответ тоже не смог сдержать улыбки.– Куда же вы теперь держите свой путь, дорогой друг? Может, погостите у меня какое-то время? – Атосу хотелось как можно дольше задержать у себя дЭрбле, словно таким образом он надеялся продлить дни своего друга на земле.

– Благодарю вас, дорогой друг. Но у меня слишком мало времени осталось. Я переночую у вас, граф. А поутру отправлюсь дальше. Я возвращаюсь в Испанию. С каждым днем мне все труднее и труднее даются шаги по этой земле, а в Испании остались незавершенные дела. Я должен успеть.

– Значит… мы больше не увидимся… – Грустно произнес Атос.

– Почему же, дорогой друг. Увидимся, обязательно увидимся. Просто не на этой земле. – Улыбка Арамиса ножом врезалась в сердце Атоса.

Бессилие и беспомощность – вот что он чувствовал сейчас.

Утро занималось над замком де ла Фер, когда Арамис и Атос вышли из дома. У парадного крыльца уже ждала запряженная карета. Лошади, готовые отправиться в путь, беспокойно били копытами по влажной от росы земле.

Друзья какое-то время молча стояли. Множество слов крутилось на языке, но ни одно из них в полной мере не могло описать чувства, которые они сейчас испытывали.

– Обойдемся без лишних слов, дорогой Атос. – Первым прервал молчание Арамис. – Я не буду говорить вам «прощайте», я не прощаюсь...

– Вы правы, Арамис. Потому что я знаю, что там, – Атос поднял глаза к небу, – вам не придется долго пребывать в одиночестве.

Арамис хотел было возразить графу, но, перехватив взгляд Атоса, понял, что тот уже все для себя решил и не осмелился перечить тому, чьи решения всегда уважал и принимал безоговорочно.

Они обнялись, Арамис сел в карету, последний раз взгляды друзей пересеклись, и карета, набирая ход, покатилась в путь.

«Какое яркое сегодня солнце» – подумал Атос, провожая друга взглядом. – «Слишком яркое, слишком горячее. Прожигает сердце насквозь. Больно... Очень больно...»

И он медленно пошел в дом, понимая, что с этой минуты пошел обратный отсчет и его жизни.

====== Глава 9. ======

ГЛАВА 9.

В которой потомки вновь доказывают, что они достойны своих предков.

В тот вечер у Огюста друзья больше ни к чему не пришли. Вскоре после их удивительного знакомства приехала жена Огюста, и потому было решено перенести дальнейшее обсуждение на следующее утро. Мишель вкратце успел изложить Лаферету их с Рене догадки по поводу виноградин и поверенного. Огюст согласился, что это не лишено смысла и предложил наутро поискать в офисе адвокатов и в банке, где в ячейках хранились особо ценные доверенные вещи. После великолепного ужина и чашечки чая друзья отправились спать. Но уснуть сразу не удалось никому – события последних дней были слишком невероятны, и даже Огюст, с его характерным Атосовским спокойствием и выдержкой, вынужден был признать, что никогда раньше не был так возбужден в ожидании того, что же будет дальше.

На следующее утро погода смилостивилась, наконец, над Францией. Впервые за последнюю неделю выглянуло солнце. Снег потихоньку прекращался, и жизнь возвращалась на круги своя.

Проснувшись довольно рано, по причине крайнего возбуждения – Огюст даже отказался от традиционной утренней газеты, чем немало удивил свою жену -друзья наскоро позавтракали и отправились втроем в офис адвокатов.

– И где будем искать? – Зевнув, поинтересовался Мишель. Несмотря на важность поисков, его организм был крайне недоволен малым сном и скудным завтраком. – Кстати, а не заказать ли нам поесть? Я что-то проголодался.

– Мишель, вы же завтракали полчаса назад! – Удивился Рене.

– Милый друг... Огюст, извините заранее, – Мишель раскланялся перед Лаферетом, чем вызвал улыбку последнего и вежливый кивок, мол, «ну, что вы, что вы, прощаю», – Вы называете завтраком кофе, два тоста с сыром и ветчиной, яичницу из четырех яиц, салат из помидор, редиса и огурцов, пшенную кашу с тыквой и фрукты?

– Вообще-то то, что вы сейчас перечислили, я обычно называю полным обедом. – Рене слегка присвистнул от слов Мишеля. – Впрочем, я никак не привыкну, что вы от своего предка унаследовали не только фигуру, но и несравнимый ни с чем аппетит.

– Первое – есть следствие второго. – Подняв палец вверх, с умным видом изрек Мишель и, хитро прищурившись, повернулся к Рене – А вы, судя по всему, от своего предка унаследовали умение подколоть так, что и не придерешься сразу, а пока въедешь, так и сердиться расхочется.

Огюст, со сдержанной улыбкой наблюдавший дружескую перепалку Мишеля и Рене, набрал по телефону номер службы доставки и заказал в офис три больших пиццы, два салата и три больших кофе.

– Вам хватит, Мишель? – С улыбкой поинтересовался он.

– До обеда хватит... – Кивнул Мишель, вызвав истерический смех Рене.

Однако спустя два часа им уже было не до смеха. Друзья сидели и с тоской взирали по сторонам. За это время было съедено все, что заказали, причем одним Мишелем – Рене и Огюст едва успели перехватить кофе, пока и оно не исчезло в бездонных просторах желудка наследника аппетита Портоса, был обыскан каждый сантиметр офиса адвокатов, перерыты все книги и тетради. Но ничего, что указывало бы на виноградины, поверенного или Портоса не нашли.

Вконец расстроенный Мишель, съев все, что можно было съесть, незаметно для себя самого перешел на скатерть, которую сейчас как раз и пожевывал.

– Мишель..., – Огюст аккуратно, но настойчиво вытягивал скатерть из цепких пальцев потомка Портоса, – не надо так расстраиваться. Есть еще банковские ячейки, в которых мы пока еще не смотрели.

– Как же мне не расстраиваться! – Лишившись скатерти, Мишель взял первую попавшуюся в руки вещицу, а ей оказалась фигурка древнегреческого божка – символа виноделия. – Это просто заговор какой-то! Мы находим все, что угодно. Даже вас Огюст нашли вместе с алмазом Атоса! А три несчастные виноградины никак не можем найти!

– Успокойся, Мишель. Я уверен, что у нас все получится! – Рене пытался, как мог, успокоить нового друга, но и он уже начал подозревать вмешательство нечистой силы, как минимум. Три александритовых виноградины оказались словно заговоренные. Рене не покидало ощущение, что они где-то рядом, совсем рядом! Но все попытки до сих пор заканчивались одинаково, то есть никак.

– Вот что. – Огюст решительно поднялся. – Вместо того, чтобы биться головой об стену, мы сейчас поедем в банк и посмотрим там. В банковских ячейках хранятся самые ценные доверенные вещи.

– А если их и там нет!? – В отчаянии Мишель начал пожевывать фарфоровую фигурку божка.

– Не будем заранее настраиваться на отрицательный результат. – Огюст с подозрением посмотрел на Мишеля и на божка, при всей ненормальности осенившего его только что предположения, не берясь утверждать, в чью пользу закончится противостояние зубов Мишеля и фарфора.

– Огюст прав! Поехали в банк. А там видно будет. – И Рене решительно направился к выходу.

Тяжело вздохнув, Мишель поставил божка на стол и вышел следом за Рене. Огюст покинул офис последним, так как закрывал дверь.

Спустя еще три часа они вернулись в офис в крайне удрученном состоянии, так как в банковских ячейках виноградин так же не было. Когда они это поняли, даже спокойный Огюст от досады стукнул в железную дверцу ячейки, чем удивил Мишеля и Рене.

И вот сейчас, вернувшись в офис, они сидели и молчали, периодически поглядывая друг на друга.

– Огюст, у вас есть закурить? – Мрачно поинтересовался Мишель. – Семь лет не курил, но сейчас с ума сойду, если что-нибудь этакое не сделаю.

– Кажется, в верхнем ящике стола были сигары. Ни я, ни Франк не курим, но для клиентов стараемся держать. Так, на всякий случай...

Мишель встал и направился к столу.

– Я ума не приложу, где еще можно искать? – Рене нервно постукивал по подлокотнику кресла.

– Мир большой, друг мой... – Лаферет крутанул стоявший на журнальном столике глобус. – А у нас как минимум полжизни впереди еще.

– Оптимистично вы, однако, настроены, дорогой друг... – Ухмыльнулся Рене и достал из кейса Герб. – Герцог, ну помогите же! – Взмолился он, глядя на рубиновый крест Арамиса.

– Рене, я уже пробовал. Я полночи во сне умолял Портоса помочь. – Откуда-то из-под стола донесся голос Мишеля. – И что?

В этот момент Мишель не удержал равновесия и стал падать, в последней надежде сохранить вертикальное положение пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Но под руки Мишелю попался лишь тот самый фарфоровый божок, который, если бы он умел говорить и двигаться, уже давно при одном только виде Мишеля, с диким криком улепетывал бы от него так, что ноги вперед крыльев неслись бы.

– Мишель, осторожнее! Эта фигурка очень дорога Франку! Она жутко цен... – И Огюст замер на половине слова, потому что, словно в замедленной съемке, божок упал на пол, разбившись на несколько фарфоровых осколков, и из нутра божка на ковролин медленно выкатились... три александритовых камня в форме виноградин.

– Ох.. .ть... – Только и смог вымолвить Мишель.

В наступившей тишине Рене, икая, начал истерически посмеиваться, сползая с кресла на пол, и уже через минуту он бился в конвульсиях смеха на полу, не в состоянии вымолвить ни слова.

– Ик... А... О... Ик... Ииии... – Все громче и громче становился его нервный смех. И вскоре ему уже вторил своим басом Мишель, отчего на каминной полке стали подпрыгивать книги и часы. Когда же, наконец, к ним третьим голосом присоединился Огюст, который никогда раньше на его памяти ТАК не смеялся, они рыдали от смеха, грозя своими слезами затопить не только офис адвокатов, но и все здание.

Им понадобилось немало времени, чтобы успокоиться и начать внятно изъясняться.

– Это просто... Я даже не знаю, как это назвать... – Мишель все еще никак не мог до конца успокоиться.

– И ведь опять, все как на ладони было! – Рене поражался тому, что все находки оказывались все это время у них перед носом, и сотни деталей указывало на них, но они упорно не замечали подсказок, пока камни, что называется, сами на них не сваливались. – Камни были спрятаны в фигурке божка ВИНОДЕЛИЯ! А Портос, как и вы, Мишель, занимался виноделием!

Я никогда не придавал значения этой фигурке. – Огюст, как и подобает потомку сдержанного Атоса, вернулся к своему привычному поведению и реагированию на события и действия. – Я только знал, что этот божок, по каким-то причинам, был очень дорог Франку. Он говорил, что фигурка очень древняя и мы должны ее беречь, как зеницу ока. Что это было в завещании его отца, а еще раньше в завещании деда. Но, насколько я помню, этот божок всегда хранился на самой верхней полке шкафа. Как он оказался на столе... ума не приложу...

– Можете считать меня тронувшимся умом от всего происходящего, но мне кажется, что это наши предки пытаются нам помочь. – Рене задумчиво почесал в затылке.

– Тогда мы рискуем разочаровать их. – Очень серьезно вдруг произнес Огюст, и Мишель с Рене замерли. – Все, что мы находили до сих пор, мы фактически находили с их помощью. Так достойны ли мы Герба дружбы и его тайны, если не способны ничего толком сделать без потусторонней помощи мушкетеров?

Мишель и Рене переглянулись. В словах Огюста была доля правды. Почему они сами не догадались, что божок может иметь какое-то отношение к Портосу, когда фигурка буквально кричала, что она принадлежала человеку, занимавшемуся виноделием.

– Видимо, наши предки все же считают, что мы должны по каким-то причинам дойти до конца, если, несмотря на наши порой неудачные действия, поправляют нас и направляют на верный путь... – Рассуждал вслух Рене, и его слова казались друзьям стоящими самого пристального внимания. – Там... в конце... мы должны найти что-то такое, что стоит всех этих усилий, ошибок и находок, мистики и помощи из прошлого.

– Я согласен. И думаю, что мы должны доказать, что достойны называться потомками Атоса, Портоса и Арамиса. – Огюст посмотрел на друзей.

– Верно. Мы должны найти потомка дАртаньяна сами. – Рене, сжав руку в кулак, решительно стукнул по подлокотнику кресла.

– Кажется, я догадываюсь, где надо начать его искать... – Мишель серьезным взглядом окинул друзей и те поняли, что он и правда о чем-то догадался.

Огюст и Рене смотрели на Мишеля в ожидании его рассказа, но пауза затягивалась. Потомок Портоса словно ушел в себя, размышляя. На его лице отражалась вся напряженная мысленная деятельность. Наконец, Рене не выдержал первым.

– Мишель! Что же вы замолкли на полуслове. Вы о чем-то догадались, так поделитесь же с нами!

– Куда же отправимся в поисках наследника д’Артаньяна? – Подключился к размышлениям Огюст. – В Гасконь? Но во время своих поисков я делал туда запросы и результат был нулевым.

– Да, на первый взгляд это кажется очевидным. Где же, как не в Гаскони, искать потомков гасконца. – кивнул Мишель. – Но... это слишком очевидно.

– К чему вы клоните, Мишель? – Удивленно вскинул брови Лаферет.

– К тому, что очевидные на первый взгляд пути часто оказываются ложными. Нет, мы, конечно, можем полететь в Гасконь, но подозреваю, что только зря потратим время.

– И что вы предлагаете? – Растерянно пожал плечами Рене, каким-то шестым чувством понимая, что Мишель прав – поездка в Гасконь будет только тратой драгоценного времени.

– Я тут подумал... – начал Мишель, нахмурив лоб.

– О, это что-то новенькое для потомка Портоса. – Не удержался от замечания Рене, но, перехватив обиженный взгляд Мишеля, поспешил извиниться. – Простите, друг мой. Просто вы, как и ваш колоритный предок, обычно берете противника другим... – и Рене окинул мощную фигуру Мишеля с ног до головы.

– Так вот... Я тут подумал. – Продолжил Мишель. – Что мы знаем о последних днях наших предков? Судя по найденным нами письмам, все они встретились с Арамисом и получили от него свои части Герба дружбы. Что, кроме Герба, объединяет все эти встречи?

Что... – Подключился к размышлениям Огюст. – И что же?

– Все они были последними при жизни аббата. Как мы уже знаем, после встречи с Атосом, дАламеда вернулся в Испанию и там умер.

– Верно. – Кивнул Рене. – Но что это нам дает?

– Скажите, Рене. Не дай Бог, конечно, но если бы умер ваш самый близкий друг, с которым вы бок о бок прожили жизнь... Что бы вы сделали?

– Я, кажется, начинаю вас понимать, Мишель. – Догадка осенила лицо Рене. – Они либо все поехали на похороны друга…

– Что вряд ли, ибо в те времена дорога занимала гораздо больше времени, они бы просто не успели. – Встрял Огюст.

– Либо они приехали позже на могилу друга, чтобы на этот раз и, правда, в последний раз попрощаться с ним и отдать долг чести и дружбы.

– Именно! – Довольный собой Мишель откинулся в кресле.

– Ну, и что это нам дает? – Пожал плечами Рене. – Они все, скорее всего, были в Испании. Но какая связь между этим и тем, где нам искать потомка д’Артаньяна?

– А то, что в Испании мы можем найти какие-либо еще свидетельства существования мушкетеров или, по крайней мере, герцога дАламеда – генерала иезуитского ордена. И эти новые свидетельства, письма, документы, могут нам дать подсказку для дальнейших действий. Мы, конечно, можем полететь в Гасконь и после многодневных поисков мы, без сомнения, найдем какие-то следы д’Артаньяна, но потом нам все равно придется лететь в Испанию, ибо все следы Арамиса, который держал в своих руках все ведущие к Гербу ниточки, ведут туда!

– Мишель прав. – кивнул Огюст. – Я тоже думаю, что Атос, Портос и дАртаньян могли быть в Испании после смерти друга. Но даже если мы в этом ошибаемся, нам стоит попытать счастья там. В Гасконь мы всегда успеем.

– Значит, мы летим в Испанию. – Рене решительно потер руки, оглядывая друзей.

Огюст набрал номер авиакомпании и заказал на вечер три билета до Мадрида. У них было достаточно времени вернуться в дом Огюста, собрать вещи и добраться до аэропорта к началу регистрации. Жене Огюста сказали, что дела, приведшие Мишеля в Страсбург, требуют поездки в Испанию. Лаферет решил до окончания поисков не посвящать жену в подробности всей этой мистической истории.

Было около трех ночи по мадридскому времени, когда самолет с потомками мушкетеров на борту совершил посадку в аэропорту. Без особых хлопот пройдя регистрацию, друзья вышли на площадь перед аэропортом.

– Проблемка, однако... – Задумчиво произнес Мишель, окидывая взглядом площадь. В ближайшей округе не наблюдалось ни одного такси.

– Вы подождите меня внутри, а я попробую найти такси. – Рене передал Огюсту свои вещи, друзья скрылись в здании аэропорта, а Рене отправился на поиски. Он время от времени замечал таких же, как он, прилетевших пассажиров в поисках того же, что искал он. Наконец, завернув за угол на дорожку, ведущую, судя по всему, в какие-то технические помещения, он заметил подъезжавшее к аэропорту такси. Водитель высадил пассажиров у одной из дверей. Рене помахал рукой, призывая таксиста и внутренне радуясь такой удаче.

Рене уже готов был сесть в машину, чтобы показать водителю, где следует затормозить, чтобы забрать двух своих друзей, как буквально перед самым носом Рене возникла молодая женщина, которая так стремительно села в машину, что он толком не успел ничего понять. Но сориентировался прежде, чем женщина захлопнула дверь.

– Вам не кажется, что некрасиво угонять транспорт у того, кто нашел его раньше вас. – Постарался как можно учтивее поинтересоваться у незнакомки Рене.

Девушка подняла на Рене глаза. «Черт... а она красивая...» – Подумал Рене, разглядывая большие карие глаза, густые волнистые волосы, правильной формы лицо и гордую посадку головы.

– Но вы же уступите место даме? – Девушка поправила упавшую на глаза прядь волос и пронзила Рене тем взглядом, от которого мужчины обычно теряют почву под ногами. И было в этом взгляде что-то, что заставило Рене отпустить дверцу машины. Но прежде чем девушка захлопнула ее, он успел спросить:

– Скажите хоть, как вас зовут?

– Атенаис Дарине... – Донеслось до него, и такси скрылось из виду.

Рене не знал, сколько он еще простоял, вспоминая девушку и этот взгляд, пробудивший в нем пока необъяснимое чувство, когда его нашел Мишель. Они с Огюстом чисто случайно обнаружили свободное такси. Можно было ехать в гостиницу.

Всю дорогу перед глазами Рене стояла незнакомка из такси и никакие вопросы и слова друзей не смогли его растормошить. В конце концов Огюст и Мишель оставили Рене в покое. А тот смотрел в окно на проносившиеся мимо огни ночного Мадрида и чувствовал, что он еще встретит эту девушку...

====== Глава 10. ======

ГЛАВА 10.

В которой Арамис понимает, каким может быть прощение Господне.