Текст книги "Герб Дружбы (СИ)"

Автор книги: Ольга Кравченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Мало что? Но хоть немного, но, выходит, что зависит?

– Портос, вы правы... – дАламеда вдруг понял, что ему нужно сделать. Времени на поездку к сыну у него уже нет, но ведь он может написать ему письмо! – Вы настоящий друг... – И Арамис обнял Портоса, чем бесконечно растрогал последнего.

–Вы устали. -Улыбнулся Портос. – Для вас уже готова ваша любимая комната в южном крыле.

– Благодарю, дружище. Да, надо отдохнуть. Завтра у нас с вами серьезный разговор. И потом мне нужно еще написать одно очень важное письмо. Могу ли я надеяться, что вы отправите его после моего отъезд, и оно попадет лично в руки того, кому будет предназначено?

– Арамис, клянусь вам, что-либо ваше письмо получит названный вами адресат, либо оно не достанется никому. – Серьезно ответил дю Валлон.

Арамис улыбнулся, и друзья отправились по комнатам отдыхать.

Войдя в комнату, Арамис скинул камзол и сел за стол. Он зажег свечу и взял в руку перо. Ему предстояло сейчас написать, пожалуй, самое важно письмо в его жизни. Сколько он их написал за прожитые годы, но никогда раньше не волновался и не выбирал слова так, как сейчас. Ведь ему предстояло сказать правду своему сыну, попросить прощения и попрощаться. Он вспомнил глаза Анри – копию его собственных глаз – когда тот восторженно делился с ним успехами в фехтовании и верховой езде, когда был маленьким, или любовными успехами уже в более зрелом возрасте, вспомнил, как наблюдал в нем свои собственные черты – скрытность наравне с горячностью, нетерпимость к хамству и дипломатичность, умение скрывать эмоции и бесстрашие в бою.

Анри был копией Арамиса! Но все списывали сходство их характеров на духовное родство, на то, что дЭрбле, как священник, наставник Анри, отвечал за его духовное воспитание. И только сам Арамис и Анна-Женевьева знали правду о рождении Анри де Лонгвиля.

Арамис закончил письмо, запечатал его, ничего не написав на конверте, и взял еще один листок бумаги.

Нужно было написать еще одно письмо... Той, которую он любил, и которая любила его...

«Анна-Женевьева... Дорогая моя...» – вывел он аккуратным и красивым почерком первые слова.

Ночь уже вовсю властвовала над поместьем дю Валлон, когда Арамис закончил второе письмо, вложил его вместе с первым в конверт, который запечатал своим герцогским перстнем-печаткой, и написал на конверте – Герцогине де Лонгвиль.

«Теперь можно немного вздремнуть» – подумал он. Сон долго не шел, и лишь под утро, когда уже солнце стало показываться над горизонтом, он заснул чутким, зыбким сном, каким спал все последнее время...

Когда Портос вышел к завтраку, Арамис уже сидел в кресле на веранде и задумчиво смотрел куда-то вдаль. Портос заметил, что, судя по кругам под глазами, аббат опять практически не спал. Ему было искренне жаль друга, но он ничего не мог сделать, ничем не мог помочь. И доброе сердце Портоса разрывалось от бессилия, от осознания того, что он может лишь наблюдать, как медленно угасает его друг.

– Дружище, какое славное утро, вы не находите! – постарался спрятать за напускным весельем свою тревогу Портос.

– Да, дорогой друг, вы правы. Потому я и расположился здесь, дабы воспользоваться подарком природы и прогреть свои старческие косточки. – дЭрбле поднял глаза на Портоса. – И перестаньте прятать свои чувства. Неужели вы думаете, что после стольких лет, что я вас знаю, я не прочитаю на вашем лице истинных чувств и мыслей.

– Простите меня, друг мой. – Портос сел рядом. – Просто мне больно понимать, что я ничем не могу вам помочь. Это убивает меня... Я не привык бездействовать...

– В моем случае уже никто не может ничего сделать. – Улыбнулся Арамис. – Мое время на этой земле истекает, и я прекрасно это понимаю. Я не боюсь смерти. И каждый день я прошу у Бога не продлить мне жизнь, а дать возможность за отпущенные мне оставшиеся дни или недели успеть сделать то, что я должен закончить, прежде чем покину этот мир.

– Понимаю вас... – Портос был готов заплакать, и Арамис заметил это.

– Полноте, друг мой. – Он ободряюще похлопал Портоса по руке. – Я уверен, что там – Арамис поднял глаза к небу – мы однажды снова будем все вместе. Я подожду вас там, обещаю

– Смотрите... – Портос старательно пытался не заплакать. – Вы обещали...

Они помолчали какое-то время. Наконец, Арамис взял в руки лежавший все это время на столе Герб дружбы. Он аккуратно инкрустированным ножом, который достал из саквояжа, поддел три камня из александрита в виде больших виноградин, вытащил их из углублений и протянул Портосу.

– Держите, дружище. Это ваша часть нашего Герба дружбы. Храните ее, как самое дорогое, что у вас может быть. Завещайте ее вашей дочери, чтобы она завещала своим детям, а те своим. Пусть эти камни через века передаются в вашем роду из поколения в поколение, пока однажды не объединяться с остальными частями. И тогда, если Богу будет это угодно, тайна будет разгадана нашими потомками. Что это за тайна, я думаю, вы и сами понимаете. Потому что есть вещи, которые нельзя объяснить словами, их можно только чувствовать.

Портос поднял на Арамиса глаза, полные слез, которые он уже был не в силах скрывать.

– Обещаю вам, дружище... – И он взял камни, сжав в дружеском порыве руку Арамиса.

Так они и сидели, не разжимая ладоней, пока не появился слуга и не доложил, что завтрак накрыт.

Спустя два часа карета герцога дАламеда была готова отправиться в путь.

Арамис и Портос стояли возле кареты и никак не могли расстаться. Они оба понимали, что больше не увидятся. Они молчали, потому что никакие слова не могли сейчас передать всю глубину их чувств друг к другу.

Арамис вытащил из кармана камзола написанное им ночью письмо.

– Портос, я прошу вас отправить это письмо герцогине де Лонгвиль. Крайне важно, чтобы она лично получила его.

– Не волнуйтесь. – Портос взял письмо из рук друга. – Его доставит один из самых преданных мне слуг, который скорее даст себя разрубить на кусочки, чем отдаст это письмо кому либо, кроме герцогини.

Арамис подошел к карете. Слуга в почтительном поклоне открыл дверцу. Уже готовый сесть в карету, герцог дАламеда обернулся и посмотрел на Портоса тем характерным взглядом, который снова воскресил в памяти последнего славные дни их молодости, когда они любили и ненавидели, воевали и кутили, словом, жили и были счастливы. Портос не выдержал и подбежал к карете. Он порывисто обнял Арамиса, вложив в этот порыв всю любовь и преданность к своему другу.

Так они и стояли какое-то время, пока Арамис не заставил себя разжать объятия и не сел в карету. Он дал знак кучеру, и карета тронулась, набирая ход.

И никто не видел, как внутри кареты плакал, закрыв глаза, Арамис.

И никто не видел, как, провожая взглядом удаляющуюся карету, плакал Портос.

====== Глава 7. ======

ГЛАВА 7.

В которой поиски приводят Рене и Мишеля к ожидаемым и неожиданным

результатам.

Рене и Мишель приехали в поместье последнего, когда уже начало темнеть. Их встретила жена Мишеля – Каролин и двое их детей – сын Оливье и дочь Анжелика. Причем дочь Мишель назвал Анжеликой еще до того, как выяснил, что является потомком Портоса, который когда-то свою дочь так же назвал Анжеликой. Такое мистическое совпадение еще больше настроило новоиспеченных друзей на приключенческую волну.

Рене и Мишель решили начать поиски Портосовской части Герба дружбы утром, к тому же пережитое за день порядком утомило их. Рене отвели одну из лучших комнат. Он рассматривал стены, потолки с нескрываемым восхищением, удивляясь, как удалось через века сохранить такую красоту. Понимание же того, что четыреста лет назад по этим коридорам ходил сам Портос, а в этой комнате, возможно, во время своих приездов жил Арамис, вообще приводило Рене в трепет.

Ночью он спал, как убитый.

Утром Рене первым вышел из комнаты и, пока хозяева еще спали, решил прогуляться по дому. Картины на стенах, гравюры, старинная посуда. Рене озирался по сторонам, пытаясь представить, куда Портос или его наследники могли спрятать камни. Три часа блуждания по дому не принесли результатов. А потому, когда Мишель появился в гостиной, он застал Рене у камина грустного и потерянного.

– В чем дело, дружище? – обеспокоился хозяин, думая, что это он огорчил Рене своим приемом.

– Мишель... Доброе утро... – Рене отчаянно хлопнул себя по коленке. – Я три часа ходил по дому, но не увидел ничего похожего на твою часть Герба.

– Ты три часа ходил. А я несколько недель, после того, как нашел письмо Портоса. – Мишель сел в кресло рядом, и теперь они уже вдвоем грустно смотрели на огонь в камине.

– И что нам делать? Три александритовых камня будут поменьше креста, их проще спрятать так, что можно вообще не найти.

– Не думаю, что камни спрятаны так уж недоступно. – Задумчиво произнес Мишель. – Просто изначально задумывалось, что камни может найти только потомок Портоса, а значит, должен быть какой-то знак или признак, который не поймет никто, кроме, в данном случае, меня.

– Ты прав, Мишель. – Коря себя за приступ пессимизма, не мог не согласиться с разумным выводом Мишеля Рене. – Но у нас, кроме письма Портоса к дочери, нет больше никаких подсказок.

Мишель достал то самое письмо и стал его перечитывать вслух в надежде, что они между строк услышат подсказку. Но едва он дошел до слов Портоса «и завещай передавать это письмо и то, что тебе передаст вместе с ним мой поверенный», как Рене вдруг воспрянул:

– Мишель, а если предположить мысль простую и очевидную, но тем и гениальную?

– Ты о чем, Рене? – Озадаченно посмотрел на него Мишель.

– Портос завещал свою часть Герба дочери. И ей эту часть должен был передать поверенный. А если предположить, что Анжелика, получив завещанное и поняв, насколько это ценно и важно, предпочла не приносить камни в дом?

– Продолжай... – Мишель начинал понимать, к чему клонит Рене, и готов был признать, что это не лишено смысла.

– Так вот. Анжелика могла решить, что дом – не достаточно надежное место для хранения столь ценной вещи. А где молодая женщина, не склонная к интригам и заговорам, могла в таком случае оставить ценность на хранение?

– ГДЕ???

– Да там же, у поверенного!!! – Выдал последний козырь Рене.

Они с Мишелем несколько минут ошеломленно смотрели друг на друга.

– Поскольку ничего другого нам на ум не приходит, – осторожно начал Мишель, – стоит попробовать узнать, кто был поверенным Портоса и найти его адрес. Возможно, мы сможем что-то узнать.

– В любом случае, дорогой Мишель, ничего другого, более умного, мы с тобой не придумали. К тому же я чувствую, что твоя часть не в доме. Называй это как хочешь – предчувствием, голосом свыше – но что-то мне подсказывает, что нам искать надо следы поверенного.

– Согласен. – Кивнул Мишель и снова впал в ступор.

– Что опять? Почему ты снова так озадачился?

– Все это замечательно. Только где мы будем искать этого самого поверенного? Ничего, кроме этого письма, что указывало бы на Портоса, я не нашел, хоть и перерыл весь чердак.

– Да, это проблемка... – Согласился Рене.

Не проблемка, а проблемище...

– Не будем драматизировать ситуацию, друг мой. К тому же, кто мы с вами?

– Кто?

– Потомки великих мушкетеров, которые из любых трудностей выходили остроумно и с достоинством. А значит, все должно получиться и у нас! Пока что судьба только помогает нам – иначе все те совпадения и случайности, что с нами происходили до сих пор, не объяснишь.

– Логике они уж точно не поддаются.

– Это уж точно. И с тех пор, как я встретил тебя в самолете, я уже ничему не удивляюсь. – Ухмыльнулся Мишель и вдруг повернулся к Рене. – Слушай... Если мы не знаем, кто был поверенным Портоса, может, попробовать что-то узнать у моего адвоката? А вдруг мне в наследство достались не только дом и тайна Герба, но и поверенный? – Рассмеялся Мишель.

– И правда… – Рене поразился, как он сам не додумался до такой простой мысли. – Чем черт не шутит. К тому же, все равно других идей у нас нет.

– Точно. Но для этого нам предстоит снова отправиться в путь. Мой адвокат живет в Страсбурге. Насколько мне известно, адвокатская контора принадлежит ему на равных правах с партнером – еще их отцы объединились во времена своей молодости.

– Ну что ж – в путь, так в путь! – весело согласился Рене.

Позавтракав и наскоро собравшись, они вновь отправились в аэропорт, чтобы спустя еще пару часов улететь в Страсбург. Еще перед посадкой Мишель позвонил своему адвокату. Тот посетовал, что не сможет встретить Мишеля и Рене сам, так как в этот момент находится в аэропорту Марселя и не успевает прилететь к их приезду, но обещал попросить своего партнера встретить их. Буквально перед самим вылетом на телефон Мишеля пришла СМС – «Все в порядке. Вас встретит мой партнер Огюст Лаферет. Ждите у стенда ЭрФранс в зале прилета».

Страсбург встретил друзей метелью. Самолет сорок минут кружил над аэропортом, прежде чем получил разрешение на посадку. Когда Мишель и Рене, немного замешкавшиеся при выходе из салона самолета, все же появились в зале прилета в условленном заранее месте, думая, что придется оправдываться перед заждавшимся их партнером адвоката, то никого там не обнаружили. Постояв минут десять, они уже решили добираться своим ходом, как вдруг услышали позади себя:

– Прошу меня, извинить, господа, за опоздание. Метель, пробки.

Они обернулись и увидели мужчину лет 35-40, среднего роста, достаточно крепкой комплекции, одетого в дорогое кашемировое пальто. Его спокойное, сдержанное выражение лица выдавало в нем человека серьезного и даже немного замкнутого, как показалось Рене.

– Огюст Лаферет. Еще раз приношу извинения, что заставил вас ждать. – Тем же вежливым тоном с тем же серьезным выражением лица представился он, протянув для рукопожатия руку.

– Рене Эрблес. – Протянул ему руку Рене.

– Мишель Третьян. – Теперь уже рука Мишеля пожала руку Огюста.

– Моя машина у входа. Прошу вас. – Он указал в сторону выхода. – К сожалению, из-за снегопада отменены многие рейсы, и поэтому все гостиницы забиты не улетевшими пассажирами. Но вы не переживайте, – тут же добавил он, наткнувшись на озабоченный взгляд Мишеля, – я имею честь предложить вам комнаты в своем доме.

– Вы очень любезны, предлагая ночлег двум вам совершенно незнакомым людям. – Удивился Рене.

– Мой партнер попросил помочь вам. А я полагаю, что клиенты нашей фирмы люди достойные и потому у меня и в мыслях не было допустить в ваш адрес какие-либо недостойные мысли или предположения.

Благородные слова и мысли Лаферета вызвали неподдельное восхищение у Рене и Мишеля. Переглянувшись, они слегка присвистнули, тем самым показывая друг другу, что поражены поведением нового знакомого.

Они уже вышли из здания аэропорта и расположились в машине, как вдруг зазвонил мобильник Огюста.

– Да, Франк. Угу... Да, понимаю... Не только там подобная ситуация. Не волнуйся, мы же партнеры, я справлюсь. Да, я их уже встретил. Им повезло – самолету дали добро на посадку. Сейчас едем ко мне. Хорошо, держи меня в курсе.

Он выключил телефон и, обернувшись к Рене и Мишелю, сидящим на заднем сиденье машины, ответил на их немой вопрос коротко:

– Франк застрял в Марселе. Нелетная погода. Когда приедет неизвестно. Мишель открыл было рот, чтобы задать волнующий его вопрос, но Огюст,

словно читая его мысли, продолжил:

– Не волнуйтесь, я сделаю все, что вам будет нужно. Какой бы ни была ваша проблема, будьте спокойны – мы ее решим.

Рене и Мишель переглянулись. Спокойствие и уверенность адвоката удивительным образом передались им. Возникло ощущение, что они чуть ли не тайну Герба уже раскрыли, хотя на самом деле у них толком-то и ничего не было на руках, не считая двух писем, Герба и креста.

– Вы – ясновидящий? – Не удержался по-доброму съязвить Рене.

– Просто я знаю себя и свои возможности. – Словно не заметив подкола, сдержанно ответил Огюст.

– Огюст, в вашем роду не было дворян? У меня ощущение, что я разговариваю, как минимум, с графом... – Со всей своей непосредственностью и прямотой выдал Мишель.

Ни он, ни Рене не заметили, как в еле заметном движении взметнулись брови Огюста, словно только что разгадали его родовую тайну.

– Я думаю, мы продолжим нашу беседу дома, за горячим ужином и бутылочкой вина, а не в заснеженном аэропорту в машине. – Не ответив Мишелю, произнес Огюст, и вскоре машина, тихо урча, двинулась по заметенным снегом улицам Страсбурга.

Спустя два часа они подъехали к дому Огюста в одном из пригородов Страсбурга. Двухэтажный особняк строгих форм больше напоминал дворец своей простотой, но вместе с тем изысканностью и роскошностью.

Огюст открыл двери и пропустил гостей вперед.

Мишель и Рене оказались в огромном холле, по центру которого вела на второй этаж широкая мраморная лестница, справа, судя по всему, располагалась гостиная, слева был виден длинный холл.

– Прошу вас, раздевайтесь, располагайтесь. – Огюст жестом пригласил гостей проходить в гостиную. – Анабель, дорогая! У нас гости. – Прокричал он куда-то на второй этаж. – Прошу меня извинить, мне надо найти супругу. Проходите, я сейчас вернусь. – И он степенно стал подниматься по лестнице наверх.

Рене и Мишель прошли в гостиную. Мишель тут же устроился у камина, пытаясь согреть руки. Рене же стал осматриваться по сторонам. Огромные картины, судя по виду, подлинники фламандских художников, на стенах, золотые подсвечники, камин из малахита, необыкновенной красоты трехлепестковая лилия из кристаллов Сваровски над ним, янтарный столик на резных ножках, кресла, покрытые велюром...

Стоп! Мозг Рене, подсознательно фиксировавший все, что видели глаза, вдруг замер и, словно перемотав пленку на ДВД, вернулся к камину.

Трехлепестковая лилия...

«Бррр...» – потряс головой Рене, отказываясь верить во внезапно промелькнувшую в его мозгу мысль, слишком уж сказочной она казалась.

– Мишель... – Осторожно начал он.

– Да, друг мой! – Мишель начал потихоньку оттаивать под уютное потрескивание дров в камине.

– Поднимите голову и посмотрите на стену над камином. Только, пожалуй, лучше сядьте сначала.

Мишель, не дослушав Рене до конца, поднял голову и увидел лилию. Лишь только его взгляд упал на цветок из кристаллов, Мишель непроизвольно открыл рот, у него подкосились ноги, и он упал на пол, с грохотом задев стоящее рядом кресло.

– Я же предупреждал вас, сначала бы лучше сели... – Рене и Мишель в четыре глаза таращились на лилию, думая об одном и том же.

– Господа, все в порядке? – На шум в гостиную торопливо вошел Огюст. – Жена уехала за покупками, обещала скоро быть. Я познакомлю вас, как только она вернется.

Рене и Мишель, не слыша Лаферета, продолжали сверлить глазами лилию, словно их взгляды приклеились к этому цветку.

– Господа... – Огюст осторожно потряс Рене за плечо, и тот, наконец, смог оторвать взгляд от стены и посмотреть на Лаферета.

– Извините, Огюст. Просто этот цветок...

– Лилия? Это родовой символ нашей семьи. Отец рассказывал, что была какая-то непростая история у нашего предка еще в XVII веке, что-то там было связано с женщиной и предательством.

– Этого не может быть... Все слишком сказочно складывается... – Бормотал Рене, в то время как Мишель продолжал сидеть с открытым ртом, словно истукан, замерев взглядом на стене.

– О чем вы? Я не понимаю вас. – Огюст переводил взгляд с одного на другого.

Мишель и Рене, не сговариваясь, молча вытащили из карманов письма Арамиса и Портоса и протянули их Огюсту:

– Читайте... – Одновременно, так же не сговариваясь, произнесли они. Лаферет посмотрел на двух странных месье, взял письма и, устроившись в одном из кресел, стал читать.

Пока Огюст читал письма, на его лице не дрогнул ни один мускул, хотя Рене и Мишель ожидали такого же ошеломляющего всплеска эмоций, какой был у них при чтении этих писем. «Впрочем...» – наблюдая спокойствие Огюста, подумал Рене – «Наверное, потомок Атоса и должен быть таким – спокойным, сдержанным, уверенным в себе.».

Наконец, Огюст прочитал оба письма и, сложив их, поднял глаза на Рене и Мишеля. В воздухе повисла тишина. Потомки Арамиса и Портоса были готовы услышать слова неверия, подозрительности и предположения о том, что письма фальшивые. Но ту реакцию, которая последовала потом, они от Огюста никак не ожидали.

– Вы знаете, господа... А я ждал вас.

Настала очередь Рене шлепнуться на пол, чудом не разбив локтем янтарный столик.

– Да, не удивляйтесь. Еще когда я был маленьким, меня заинтересовала эта лилия. Слишком необычный родовой знак. И во время учебы в Университете я начал изучать историю своей семьи. Так я и узнал – кто я. О том, что Атос, а также остальные мушкетеры, были реально существовавшими людьми, я узнал не сразу. Понадобился не один год и не одна сотня перерытых мною книг во множестве библиотек Франции. И я знал, чувствовал, что и у остальных мушкетеров остались потомки. И я был уверен, что однажды встречу их.

– Значит, вы знаете и про Герб дружбы? – Все еще находясь в шоке от происходящего, произнес Мишель.

– Да. Этот Герб упоминается в письме, похожем на ваши. Я нашел его, спрятанным в одну из книг, в библиотеке нашей семьи вместе с алмазным лепестком лилии. – Огюст так спокойно произнес последнюю фразу, словно он нашел что-то обыденное, а не часть многовековой тайны.

– ВЫ ХОТИТЕ СКАЗАТЬ, ЧТО ВЫ УЖЕ НАШЛИ ВАШУ ЧАСТЬ ГЕРБА!!!??? – Рене и Мишелю казалось, что они сейчас сойдут с ума от всего происходящего.

Они даже предположить не могли, что, отправляясь к адвокату Мишеля, вместо виноградин Портоса найдут потомка Атоса, которым окажется партнер адвоката по бизнесу, с его частью Герба дружбы – алмазным лепестком лилии.

– Да. Подождите, я сейчас. – И Огюст с тем же невозмутимым выражением на лице вышел из гостиной, оставив Мишеля и Рене в оцепенении.

Вернулся он довольно быстро, неся в руках листок бумаги и бархатную коробочку. Он положил коробочку на янтарный столик, раскрыл ее, и друзья едва не ослепли от увиденного великолепия – большой алмаз, ограненный неповторимым образом в виде лепестка лилии, сверкал всеми своими гранями, завораживая и восхищая... Рене тут же достал из дорожного кейса Герб дружбы, и когда Огюст переложил алмаз из коробочки в углубление на Гербе, тот идеально вписался в предназначенное для него место, как и крест.

– Погодите, погодите... – У Мишеля от всего происходящего начала кружиться голова. – Я, наверное, сплю... Все это похоже на сон.

– Нет, друг мой, вы не спите. – Огюст продолжал сохранять хладнокровие, так поражающее Рене. – Я понимаю ваше удивление. Но я уже привык ничему не удивляться, к тому же видимо мне от Атоса передалось это спокойное отношение к сюрпризам жизни. – И Опост впервые за время их общения улыбнулся. – Вы, наверное, хотите прочитать письмо Атоса?

– Прочитайте его сами вслух, Огюст. – предложил Рене.

– Хорошо. – И Лаферет развернул листок бумаги, который принес вместе с алмазом.

«Дорогой Рауль.

Вы прочтете это письмо, когда поводите меня туда, откуда не возвращаются.

Вы недавно спрашивали меня, почему после отъезда моего друга Арамиса, более вам известного, как аббат ДЭрбле, я сник и потерял интерес к жизни. Милый мой мальчик...

Вы не заметили этого, но я все понял. Ведь как ни старался Арамис держаться молодцом, я почувствовал холод в моей душе, который означал одно – я вижу своего друга в последний раз.

Арамис приезжал попрощаться. Я это почувствовал сразу, стоило мне увидеть его глаза. И я понял, что значит скоро и мой черед. Рауль, простите меня, сын мой, но до сих пор я жил только потому, что были живы мои друзья. И вот я понял, что наше время подходит к концу.

Арамис привез мне то, о чем я вам однажды рассказывал – мою часть Герба дружбы, который мы придумали в Париже во времена нашей мушкетерской молодости. Почувствовав приближение конца, Арамис решил отдать каждому из нас его часть, чтобы мы хранили их, передавая по наследству.

И вот я завещаю вам, сын мой, нашу часть Герба – алмазный лепесток лилии. Я знаю, вы сохраните ее, сделав все, чтобы выполнить эту мою последнюю волю.

А мне только остается надеяться, что однажды Герб снова станет единым целым, его тайна проявиться сквозь время, и наши души, наконец, обретут покой.

Не грустите, Рауль... На все воля божья. Господь определяет даты нашего прихода и ухода на этой грешной земле.

Я не ропщу и покорно принимаю эту волю Господа.

Ваш отец, Оливье, граф де ла Фер.

Р.S. Пока я писал это письмо для вас, сын мой, пришло сообщение из Испании. Еще не открыв конверт с вензелем Генерала Ордена Иезуитов, я уже знал, что там. Арамиса больше нет...

Открыв, я убедился, что мое предчувствие не обмануло меня.

Теперь пошел и мой обратный отсчет.

Благословляю вас, сын мой. Прощайте...

ДАртанъян, Портос... Прощайте...

Арамис... до скорой встречи...»

Огюст уже давно замолчал, но все трое так и сидели, не проронив ни слова. Первым из оцепенения вышел Мишель.

– Выходит, Атос писал свое письмо сыну уже после смерти Арамиса.

– Судя по тексту – да. – Подал голос Огюст. – Признаюсь вам, как потомок Атоса я с момента обнаружения этого письма и алмаза считаю своим долгом и делом чести выполнить волю своего предка касаемо Герба. Я пытался разыскать потомков других мушкетеров, но результата не было. И вот вдруг вы сами, можно сказать, буквально сваливаетесь мне как снег на голову...

– Ок. Что же мы имеем? – Посмотрел на Огюста и Мишеля уже немного пришедший в себя Рене. – Мы нашли друг друга благодаря то ли счастливой случайности, то ли божьему провидению... Мы имеем сам Герб и части Арамиса и Атоса.

– Но мы так и не нашли часть Портоса и ничего не знаем о потомке дАртаньяна. – Грустно сказал Мишель.

– Все впереди, друзья мои. – Так уверенно сказал Огюст, что Рене и Мишель почему-то поверили этой его уверенности. – Мы найдем и виноградины, и помпон, и наследника дАртаньяна. Я уверен в этом. Я чувствую это.

С этими словами Огюст положил руку на лежащий на столе Герб, и Мишель с Рене, сами не понимая – почему так делают – по очереди положили свои ладони на ладонь Огюста.

– Приключения продолжаются! – Неожиданно в один голос произнесли все трое..

====== Глава 8. ======

ГЛАВА 8.

В которой Арамис навещает Атоса и вспоминает свою встречу с

дАртаньяном.

Карета Арамиса уже подъезжала к Блуа, где располагался замок графа де ла Фер, а проще говоря, Атоса.

Арамис сидел в карете, с трудом приходя в себя после прощания с Портосом. Даже проведенная на постоялом дворе ночь не принесла облегчения. Очередная бессонная ночь. Она лишь вызвала вновь в памяти мучительные воспоминания прощания с другом. Арамис все еще чувствовал мощное дружеское объятие Портоса. Всем своим существом он чувствовал, что Портос многое бы отдал, лишь бы помочь ему. «Дружище, милый друг...» – мысленно улыбнулся Арамис.

До замка Атоса еще оставалось несколько часов езды. И Арамис вернулся в памяти в Париж, где встретился с д’Артаньяном и первым из своих друзей попрощался с ним.

Он нашел д’Артаньяна в новом доме, куда тот, наконец, переехал из «Козочки», только став генералом французской армии. Вместе с ним покинула таверну и Мадлен, наняв управляющего, а сама следила за делами со стороны.

ДАртаньян встретил его один. Мадлен как раз была с очередной проверкой в «Козочке», а Жаклин – их дочь – уже второй год, как служила при дворе ее величества королевы-матери.

– Ого! Однако, в каких каретах вы разъезжаете, дорогой аббат! – Воскликнул д’Артаньян, увидев обитую бархатом карету с выгравированным испанским гербом, инкрустированным золотом.

– Положение обязывает, милый друг. – Арамис обнял гасконца. – Это для вас я по-прежнему Арамис, а для многих герцог дАламеда, испанский подданный, Генерал Ордена Иезуитов.

– Как много у вас титулов, любезный друг. – Рассмеялся дАртаньян.

Они прошли в дом, где расположились в одной из зал. Даже будучи генералом, д’Артаньян жил очень скромно и имел лишь двух слуг – одного шустрого беарнца, который выполнял одновременно функции камердинера, конюха и секретаря, и средних лет парижанки, которая помогала Мадлен в хозяйственных делах.

Вот и сейчас Агнесс, так звали помощницу, принесла два бокала, вино и, разлив его по бокалам, с почтительным поклоном удалилась, оставив друзей наедине.

– Я смотрю, вы хорошо живете, милый д’Артаньян. – Пригубив вино, заметил Арамис.

– Да, с божьей помощью. И хотя карьера моя движется примерно с той же скоростью, с какой двигалась моя старая кляча, на которой я когда-то приехал в Париж, я не ропщу. На все воля Господа. – д’Артаньян смотрел на Арамиса, чувствуя, что тот приехал не просто так.

– Вы правы. На все воля Господа... – Задумчиво кивнул дЭрбле.

– Арамис, что с вами? Признаюсь, честно, что-то в вас пугает меня. Какая-то несвойственная вам покорность судьбе.

– Милый друг, – улыбнулся аббат, – как раз покорность и свойственная служителям церкви.

– О, да! Но только не вам! – И они вдвоем рассмеялись удачной шутке д’Артаньяна.

– Ну, а если серьезно. Вы правильно почувствовали, дорогой друг. Я приехал к вам не просто так. Но не потому, что мне что-то от вас нужно, или я хочу вновь втянуть вас в свою очередную авантюру. – Воспоминания о былых приключениях вновь вызвали улыбку на лице Генерала Ордена Иезуитов.

– Даже если бы это было так, я совсем не прочь тряхнуть стариной! – Д’Артаньян все больше тревожился, наблюдая за Арамисом, и пытался спрятать эту тревогу за напускной веселостью. На деле же ему все меньше и меньше нравилось настроение и состояние друга.

– Я приехал попрощаться с вами.

– Понимаю. Вы снова покидаете Париж! Но ничего страшного, не в первый раз, милый друг! – Гасконец в очередной раз пригубил вина.

– Но на этот раз в последний... – Тихо произнес Арамис, подняв глаза на д’Артаньяна.

Тот замер с бокалом в руке.

– Я не понимаю вас. Немилость короля в отношении вас давно позади, вас снова принимают при дворе. В чем же дело?

– ДАртаньян... – Арамис замер, словно выбирал казавшиеся ему более правильными слова и, наконец, решился. – Мои дни на этой грешной земле подходят к концу. – Он жестом остановил порывавшегося что-то возразить друга. – Послушайте меня. Я это знаю. Врачи уже давно не скрывают от меня правды, да и это не нужно. Я сам все понимаю и чувствую. Я отправился в это путешествие, чтобы попрощаться с вами, дорогими моими друзьями, и сделать одно из тех важных дел, которые меня держат пока еще на краю жизни. Часть своих парижских неоконченных дел я уже завершил, теперь вот приехал к вам. После вас я поеду к Портосу и Атосу. Потом вернусь в Испанию, где должен еще кое-что сделать. Ну а потом...

– Арамис! – Не выдержав, прервал его д’Артаньян. – Ну, что вы такое говорите!

– Давайте не будем притворяться, милый друг. Мы ведь слишком хорошо знаем друг друга и через слишком многое прошли и многое пережили, чтобы лицемерить перед лицом смерти. – дАламеда посмотрел на гасконца с той нежностью и теплотой, которую последний видел у него всего один или два раза за всю жизнь.И д’Артаньян понял своей преданной душой, что Арамис говорит серьезно и, наклонив голову, вздохнул.– Не грустите, друг мой. – Арамис улыбнулся. – Наша жизнь не заканчивается с окончанием земного пути. Она продолжается в наших детях, в делах и поступках. Я даже не говорю вам «Прощайте...», я скажу вам – «До встречи», потому что точно знаю, что однажды мы снова встретимся уже там, где человеческие души обретают вечную жизнь.