Текст книги "Сирийский синдром (СИ)"

Автор книги: Ольга Кравченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

И вот теперь это может повториться с ним. И с ней. Но как бы хорошо он не контактировал с коллегами, он не хотел, чтобы к ней приехал чужой человек.

– Пойду приготовлю ужин, скоро Кир вернется, звонил, они с Настей уже едут домой. – Ольга поцеловала его и вышла из кабинета.

Едва за ней закрылась дверь, как Пчелкин достал телефон, найдя нужный ему контакт, долго смотрел на экран, прежде чем нажать вызов.

– Сможешь подъехать к четырем утра на аэродром Раменское?

Говорил тихо, на всякий случай следя за дверью. День не уточнял, все и так было понятно. Получив ожидаемый ответ и выключив телефон, бросил его на стол. Переведя взгляд в окно, долго смотрел на метель, сквозь которую был едва виден свет стоящего напротив фонаря. Знал, понимал, что даже сопротивляющаяся его отъезду погода не помешает военному самолету оторваться от взлетной полосы в ранний утренний час, когда все еще будут спать.

Пчелкин изначально решил, что не станет будить семью и уедет по-тихому. Леонидыч обещал прислать машину к часу ночи. Пока доберутся до аэродрома, пока время на утряску всех формальностей и оформление документов. Вылет был назначен на четыре тридцать. Ольге и Киру он сказал, что самолет в полдень из Шереметьево, а машина приедет к восьми утра. Продолжающаяся ложь во спасение как отрицание самого прощания. Как бы ни было тяжело уходить без прощального поцелуя, а обнимать ее, не в силах оторваться, смотреть в глаза, как в последний раз, сжимать в объятиях все понимающего сына было еще тяжелее.

Весь субботний ужин в приглушенном свете абажура каждый из них думал об одном и том же, но при этом все старательно избегали разговоров о грядущем отъезде Пчелкина, обсуждая поездку Кира и Насти, сошедшую с ума погоду и вынужденный отсыл Винсента Оливера Пятого к Филатовым из-за непонятной аллергии Вики, причину которой никак не могли понять. В общем говорили обо всем кроме того, что на самом деле занимало все мысли каждого из них.

– Может, «Селфи»? – Повернулся к нему Кир. Пока Ольга готовила ванну для Вики, Пчелкин с сыном расположились на диване в гостиной, выбирая фильм для завтрашнего просмотра. Вика смиренно сидела на коленях отца, не отлипая от его груди. Может, правду говорят, что маленькие дети все чувствуют…?

– Как вариант, – кивнул Пчелкин, поглаживая пушистые волосики дочери и вдыхая ее запах, – хотя я не понимаю это ваше стремление все выставлять на всеобщее обозрение. И ладно бы выставлять, так еще и жизнью рисковать.

– Ты знаешь, – оторвавшись от открытой в ноутбуке афиши премьер, посмотрел на него Кир, – что я не из таких. Просто фильм хвалят, говорят, Хабенский шикарен. – Полистав снова экран, Кир замер на очередном анонсе. – Или вот еще вариант, смотри. Спортивная драма «Лед». На первый взгляд нуднятина, но Макс был, говорит, торкнуло.

Пчелкин усмехнулся, торкнуть шестнадцатилетних парней не так-то просто, тем более спортивной мелодрамой.

– Ну, так «Лед» или «Селфи»? – услышав звук открывшейся в ванную дверь, снова посмотрел на него Кир, понимая, что отец сейчас уйдет вместе с мамой купать сестренку.

– «Скиф»! – Крикнул, не оборачиваясь, Пчелкин, с радостно верещащей на руках Викой направляясь к держащей двери ванной Ольге.

– История?

Хмыкнув, Кир полез было в ноутбук искать анонс фильма, но тут же его рука замерла над экраном. Отложив его в сторону, парень сполз на пол и сел, прислонившись к дивану. Брошенный на их совместную фотографию с выписки мамы и сестрёнки из роддома взгляд. Они вместе, вчетвером, счастливы. Какая по сути разница, что смотреть… Да и будут ли они с отцом вообще смотреть на экран. И пойдут ли вообще в кино. Кир вспомнил, как Макс и Жорка от удивления чуть не получили грушами по лбу, когда услышали, что он не поедет с ними в воскресенье на вот уже год ожидаемый бой за титул чемпиона мира по боксу, который впервые должен был пройти в Москве. Сие мероприятие обсуждалось и ожидалось ими еще с прошлого лета, когда, собственно, и было анонсировано. И тут такое заявление от друга, который три летних месяца убирал за лошадьми говно на ипподроме, только чтобы самому накопить на билет. Но как им объяснить, что день, проведенный с отцом, последний день перед его отъездом, ему дороже всех боев…

Стихший шум воды заставил его подняться и пойти на кухню. Пока мама будет кормить и укладывать Вику, есть время попить чай.

– Сообрази на двоих. – Появившись на кухне, Пчелкин подошёл к окну, метель еще больше разошлась, на наличие фонаря намекало лишь размытое светящееся пятно.

– Поедем в «Рио»? – Поставив на стол две дымящиеся чашки, Кир посмотрел на отца. – Там самое удобное расписание сеансов.

Здесь он не врал, хотя не этим руководствовался, выбирая кинотеатр. «Рио» был расположен ближе всего, и у отца потом оставалось еще достаточно времени побыть с мамой. Он понимал, что им и двух дней мало. Понимал это и Пчелкин, интуитивно разгадав план сына. И был благодарен ему за это.

Все оставшееся время они молча пили обжигающий горло и язык чай, после чего Пчелкин считал вдруг посыпавшиеся за окном крупные хлопья снега, пока Кир мыл посуду. Остановившись у двери комнаты Кира, Пчелкин не смог сдержать порыв и обнял сына, который, как в детстве сам и как сейчас Вика, уткнулся в его шею, с силой сжав плечо до хруста в суставах.

Спальня встретила Пчелкина мерно посапывающей Викой и сидящей за столиком у окна Ольгой, медленно расчесывающей волосы. Подойдя к ней со спины, Пчелкин наклонился и обхватил ее плечи, губы нашли волшебную точку за самой мочкой уха.

– Ты сильно устал? – еле слышно прошептала она, рукой нащупывая его руку.

– Не настолько… – Шелковый халатик упал с плеч.

И снова идеально спящий ребенок, полночи безумства и окутавшая тело приятная тяжесть послевкусия.

Их ночное сумасшествие не шло ни в какое сравнение с тем, что устроила в воскресенье погода. Плотно падающий снег поставил Москву в известную всем позу. Стояло все, «Яндекс.Пробки» зашкаливало в прогнозах. Поездка в «Рио» грозила капканом длиною в целый день. Но Пчелкин не намерен был сдаваться. Он обещал сыну время вдвоем, и должен был сдержать обещание. Небольшой кинотеатр у метро стал местом их уединения. Единственные зрители в зале, они видели только заставку и финальные титры. Все остальное время просто сидели, потягивая колу и хрустя поп-корном, и вспоминали смешные и трогательные эпизоды прошлых лет.

– Когда ты вернешься, – повернулся к нему Кир, едва они вышли из кинотеатра, казалось, даже не допуская иного варианта, используя известный психологический метод, он словно программировал себя и отца только на благоприятный исход, – надо будет сходить еще раз.

– Обязательно. – Приобняв сына за плечи, Пчелкин как мог ободряюще сжал их. Когда они проходили мимо Макдональдса, приветливо светящегося огнями сквозь снежное безумие, он остановился, посмотрев на Кира. – Может, по вредности?

– И не забыть «Хэппи Мил» для Вики. – Кивнул Кир, стряхивая с волос снежную шапку и заходя следом за отцом навстречу пьянящему аромату кофе.

Воскресный ужин был копией субботнего с той лишь разницей, что держать в себе мысли о стремительно приближающейся разлуке никто из них уже был не в состоянии. Остолбеневший у давно уже выключившегося чайника Кир, выпавшая из рук Ольги пачка молока, категорически не слушающаяся его ручка окна – отчего то стало так душно, что захотелось вдохнуть морозного воздуха. И взгляды. Бросаемые ненароком друг на друга, скрывающие проскальзывающую боль и грусть.

– Попрощаться?

Когда тонкая полоска света под дверью превратилась в светящуюся дорожку, Кир даже не обернулся, продолжая сидеть на кровати и сжимать одетую на руку боксерскую перчатку. И только когда кровать рядом примялась, он нашел в себе силы повернуть голову.

– Я обещаю тебе, – Пчелкин посмотрел на сына, – обещаю, что сделаю все, чтобы вернуться.

Кир молча кивнул, снова вставший в горле ком не давал сказать ни слова. Он отчаянно дубасил перчаткой по свободной руке, а потом вдруг повернулся к отцу и порывисто обхватил его за шею. Пчелкин так же молча обнял сына в ответ, чувствуя дрожь его тела. Завтра утром тот проснется главой семьи, а сейчас он его маленький мальчик, которому нужна поддержка, опора и любовь отца.

– Утром тебя уже не будет… – Нехотя отодвинувшись, Кир поднял на него глаза. Не вопрос, горькая правда, хладнокровная реальность.

– Чтобы мама ничего не заподозрила, – Пчелкин даже не стал отвечать, сын и так все понял, – я оставлю телефон, медальон и кольцо в кармане твоей куртки.

– Я все сохраню, обещаю, – кивнул Кир, из прикушенной губы на месте еще не затянувшейся ранки снова проступила кровь, – и когда ты вернешься… Ты вернешься. Запомни это! Понял!? – С каждым словом его голос дрожал все сильнее, неимоверным усилием он сдерживался, чтобы не перейти на крик. Мама не должна услышать. Маму надо…

– Маму береги… – Прочитал его мысли Пчелкин, сжав руку, понимая, что каждая следующая минута, сокращая оставшееся время, только усиливает боль от разлуки, снова обняв его, медленно поднялся.

– Я буду ждать. – Прошептал Кир, когда комнату рассекла все та же дорожка света, стремительно обернувшись, смотрел вслед удаляющейся по коридору спине отца все время, что дверь медленно закрывалась.

Убедив Ольгу, что ляжет, как только Вика уснет, Пчелкин ходил и ходил с дочкой на руках вдоль окна, пока не услышал обоюдное мерное посапывание двух своих девочек. Сходившая с ума все выходные погода к вечеру воскресенья взялась за ум, яркая луна в чистом небе обещала, как говорится, мороз и солнце. Тихо провибрировавший телефон высветил сообщение от Введенского, что машина, как и было оговорено, приедет за ним к часу.

И вот, уложив Вику в кроватку, Пчелкин стоял и смотрел на нее, сохраняя в памяти, в сердце эти последние перед разлукой секунды. Проходя мимо кровати, побоялся садиться, Ольгин сон в последнее время отличался поразительной чуткостью. Опустившись перед ней на колени, протянул руку, но замер в миллиметре от ее лица. Какое-то время просто смотрел, наконец, медленно поднявшись, вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Проходя по коридору, посмотрел в сторону комнаты Кира. И хотя под дверью было темно, он почему-то был уверен, что сын не спит, а лежит, вслушиваясь в еле слышные его шаги. Не включая свет на кухне, Пчелкин оторвал от холодильника листок с блокнота для записи необходимых покупок, и висевшим тут же карандашом написал несколько строк. Положив листок на стол, поднял глаза на освещенные луной часы.

«00.45»

Сняв с руки часы, кольцо, Пчелкин положил их в небольшой тканевый мешочек, туда же опустил медальон. Смотря на экран телефона, смог отвести взгляд от любимых глаз, лишь когда второй служебный телефон замигал сообщением о подъехавшей машине. Затянув веревку, Пчелкин поднялся, так же в полной темноте прошел в коридор. Закопав мешочек в недрах кармана куртки Кира, где чего только не было, Пчелкин одел свою и, закинув на плечо рюкзак, замер, прислушиваясь к звукам спящей квартиры.

«Я вернусь. Я обязательно вернусь.»

Последний брошенный в сторону родных окон взгляд. Захлопывая дверцу машины, он не видел, как приоткрылась штора в комнате Кира.

Ночное, почти черное небо нависало над Раменским подобно огромному куполу. Машина остановилась в нескольких метрах от стоящего на взлетной полосе самолета. Когда Пчелкин, захлопнув дверцу, повернулся к нему, то увидел спускающегося по трапу Введенского.

– Сейчас ребята дозаправятся, – подходя к нему, Леонидыч пожал протянутую руку, – и вылетаем. Пока все по расписанию. На месте должны быть к полудню. Как ты? – Вдруг пристально посмотрел на него.

– Ненавижу долгие проводы.

– Соврал про время вылета? – Понял Введенский, кивнув головой и посмотрел куда-то за спину Пчелкина. Проследив за взглядом командира, тот увидел приближающегося к ним со стороны ангара офицера с планшетом в руках.

– Приветствую. – Пожав руки им обоим, офицер отстегнул планшет, доставая бумаги. – Это Ваше согласие на передачу личных вещей и документов на хранение, подтверждение, что вы поставлены в известность о полной самостоятельности передвижения и отсутствии какого-либо прикрытия и Заявление о том, кого следует оповестить в случае, если вы в оговоренное время не вернетесь или возникнут какие-либо другие непредвиденные обстоятельства. – Дождавшись, пока оба подписанта вернут бумаги, повернулся к Введенскому. – Куда прикажете отправить вещи?

– На Лубянку. – Передавая следом за Пчелкиным рюкзак подъехавшему на уазике солдатику, полковник снова повернулся к офицеру. – Все необходимое в самолете?

– Да, – кивнул тот, – деньги, одежда, аптечка, вода, немного еды, оружие, как вы догадываетесь, – прищурив глаз, неожиданно усмехнулся офицер, переведя взгляд с Введенского на Пчелкина и обратно, – совершенно новое и нигде не зарегистрированное. Так что здесь не просекут. Ну, и… – повисшая в воздухе пауза, – парашюты…

– Не понял. – Без тени шутки проронил Введенский, Пчелкин лишь удивленно приподнял бровь.

– Изначально предполагалось, что вас доставят самолетом в расположение базирующихся на аэродроме Гунталай наших ракетчиков, а оттуда вы бы уже своим ходом. Но в последние сутки там палят не хуже, чем на салюте в День Победы, поэтому срочно переиграли. Вот приказ президента, – офицер протянул листок, который Введенский и Пчелкин, прочитав по очереди, вернули ему, – о высадке вас в районе горной цепи Джебель-Ансария. Места те еще, приземляться придется ювелирно. Карта местности, компас тоже в рюкзаках. Как только вы покинете самолет, вы будете полностью предоставлены сами себе, и с той самой минуты пойдет отсчет. Если через три месяца вы не появитесь в посольстве России в Дамаске…

– Можете не продолжать. – Прервал офицера Введенский, встретившись взглядом с Пчелкиным. Они оба, прекрасно зная эту кухню, понимали, что в этом случае будут начаты мероприятия по их поиску, ребята без сомнений будут рыть землю, поднимут на уши разведку и Интерпол, но до сих пор в подобных случаях находили лишь трупы, причем в таком виде, что и родным нельзя было показывать.

– Удачи. – Коротко кивнул офицер, вновь пожимая им руки, теперь уже на прощание.

– Не помешает. – Взлетевшая в полете рука Введенского отдала честь, офицер, ответив, развернулся и поспешил обратно к ангару.

– Еще десять минут и будем готовы. – Бросил, пробегая мимо них, механик, обслуживающий самолет.

– Что с тобой? – Заметив, как Пчелкин то и дело высматривает что-то в темноте, повернулся к нему Введенский.

– Который час? – Не отвечая на вопрос командира, тот остановил пробегающего уже в обратном направлении механика.

– Почти четыре двадцать. Небольшая задержка, доливали масло, но не беспокойтесь, нагоним в полете. – Решив, что Пчелкин волнуется из-за срыва графика, успокоил его механик.

– Кого-то ждешь? – Затягиваясь напоследок, Введенский выпустил в воздух струю дыма.

– Хотел попросить кое-кого… – вздохнул Пчелкин, качая головой, – о важном…

– Понимаю. – И он действительно понимал. Пройдя ни одну подобную операцию, зная, что их может ждать, сам попросил своего помощника Влада в случае чего лично все сообщить Маше. И почему-то сейчас готов был поспорить насчет того, кого ждал Пчелкин.

– Значит, не смог… – Заметив призывающий их жест одного из пилотов, выдохнул тот, направляясь к самолету.

– Кто-то может быть и не смог бы, но только не…

Последние слова утонули в нарастающем визге тормозов. Стремительно обернувшись, Пчелкин увидел, как практически на ходу из машины выскочил Белов и побежал к ним.

– Ребят, пять минут. – Обратился к уже обеспокоенно смотрящим на часы пилотам Введенский, остановившись на верхней ступеньке трапа.

Те понимающе кивнули. Задержка – это, конечно, плохо, но кто знает, увидятся ли когда-нибудь еще те двое, что замерли напротив друг друга на пустынной взлетной полосе.

– Уроды… – Немного отдышавшись, Белов поднял глаза на Пчелкина. – Нельзя! Не по рангу! Охраняемая территория! Черти крючкотворные! Полчаса уговаривал!

– Спасибо.

Резко замолчав, Белов несколько секунд смотрел на друга, ища подходящие слова. После чего, отчаянно махнув рукой, просто обхватил его за плечи и притянул к себе.

– Ты это… – сжимая холодный флис куртки Пчелкина, он даже не пытался поймать враз покинувшее его ораторское дарование. – Короче… Чтоб вернулся… Понял?

– Пообещай, – отпрянув от Белова, Пчелкин пристально посмотрел на него, – что, если со мной что-нибудь случится, она узнает это не от чужого человека.

– Ты чего удумал?! – вырвавшийся из его рта возмущенный клуб пара взвился подобно перекипевшему чайнику.

– Пообещай! – Оглянувшись на окликающего его Введенского, заметив его недвусмысленный жест пальцем о запястье, Пчелкин поспешил к трапу, то и дело оборачиваясь на оставшегося стоять Белова. – Пообещай, что сам скажешь ей!

Ловя замерший на нем взгляд друга, пытающегося перекричать разгоняющиеся двигатели, Белов, отрицая саму возможность озвученного Пчелкиным сценария, тем не менее, не мог позволить тому улететь, не будучи уверенным, что друг выполнит его просьбу. Кричать уже не было смысла, поэтому, отступая под вихрем поднимающегося снега, Белов успел поднять вверх сжатую в кулак руку, прежде чем Пчелкин скрылся за закрываемой на ходу дверью.

Одиноко стоя посреди пустого аэродрома, Белов смотрел вслед тающему в небе следу. Показалось ли ему, или Пчел успел улыбнуться, заметив его жест.

====== Глава 4. Неожиданные гости. ======

Детский плач, поначалу тихий, еле слышный, но с каждой секундой становящийся все более требовательным, вырвал Ольгу из ее сна, в котором они с Витей шли по их любимой аллее небольшого парка рядом с домом, останавливаясь и целуясь в свете фонарей, смеясь, смахивали снег с ресниц друг друга. Невольно привыкшая к тому, что, если Витя ночевал дома, то всегда первым реагировал на проснувшуюся Вику, Ольга не сразу сообразила, что к чему, даже машинально рукой стала елозить рядом с собой. И вдруг резко подскочила в кровати. Бешено бьющееся сердце чуть ли не перекрывало дочкин плач. Смотря на пустое и даже не примятое место рядом с собой, Ольга вырвалась из охватившего ее оцепенения, лишь когда дверь спальни отворилась.

Киру было достаточно одного взгляда на мать, чтобы понять – она уже заметила, но еще не осознала отсутствие отца. Но тем не менее, она первая оказалась у кроватки Вики, взяв ее на руки, стала медленно укачивать, успокаивая. Когда сестренка начала требовательно чмокать маленькими губками, прося поесть, Кир вышел из комнаты, на время кормления оставив маму одну.

Пройдя на кухню, он подошел к окну, рассматривая первых одиноких прохожих, что, кутаясь в воротники и капюшоны, брели по своим ранним делам. Брошенный на часы взгляд. Почти шесть… Это значит, отец уже далеко. Ночью он так и не смог уснуть, слышал, как отец собирался, слышал его тихие шаги. При звуке хлопнувшей двери уткнулся лицом в подушку, сжав ее зубами, чтобы не завыть от боли и страха. А потом вдруг резко вскочил и бросился к окну. Видел, как отец сел в машину, и долго потом еще смотрел ей вслед даже после того, как красные огоньки фар растаяли в темноте. А потом, бросившись в коридор, нащупал в кармане мешочек с вещами отца, и так и лежал, сжав его в руках, пока не услышал набирающий обороты плач Вики.

– Уснула…

Обернувшись на тихий голос матери, Кир кивнул и подошел к столешнице, машинально налив воды, включил чайник. Хорошо хоть сегодня из уроков только история и физра, думать он сегодня будет явно не в состоянии.

– Где он? – Прозвучал голос мамы прямо за спиной. Повернувшись, Кир увидел ее дрожащие ресницы так близко, что сердце сжалось, с трудом удержался, чтобы не задрожать, как она.

– Наверное, что-то поменялось, и он уехал, не захотев будить нас. – Тихо ответил он, доставая чашку и насыпая в нее две ложки кофе и три сахара.

Сняв с плиты уже начавший свистеть чайник, налил воды до самого верха, медленно помешивая ложку, слышал, как мама дошла до стола. Даже отсюда услышав «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», Кир облегченно вздохнул. Хорошо, проверил телефон отца, тот забыл его выключить.

– Вне сети…

Ольга смотрела на спину сына, уже минуты две размешивающего сахар. Не замечая ни темноты, никто из них почему-то не додумался включить свет, ни этого затянувшегося помешивания, она все думала, есть ли какая-то связь между не покидавшей ее все эти дни тревогой и внезапным отъездом Вити. С одной стороны, Кир прав, сколько было уже таких случаев, когда планы менялись или корректировались так внезапно, что Витя не всегда успевал предупредить ее. Но с другой… почему тогда этот странный, непонятный, необъяснимый липкий страх не покидает ее. Да и Вика, хоть и уснула, но кушала крайне нервно, несколько раз больно прикусив грудь, чего за ней никогда не наблюдалось. Даже в пик прорезывания зубов. Словно дочь что-то чувствовала.

Заметивший, что они все это время сидели в темноте, Кир включил свет, и Ольга тут же вздрогнула. Резко обернувшись на ее похожий на стон вздох, он подошел к столу в тот самый момент, когда она взяла лежащий под салфетницей листок бумаги, маленький листочек с блокнота записи покупок. Прочитав его, закрыла рот рукой и, прикусив губу, откинулась на спинку стула, повернув голову к окну.

«Я вас очень люблю»

Четыре слова, от которых защипало в глазах так, что Кир, положив листок обратно, вернулся к стоящей на столешнице чашке. Сделав глоток, поморщился. Как он умудрился сделать такое пойло? Неужели совсем в прострации? Стараясь, чтобы мама не заметила, тихо вылил содержимое чашки в раковину.

Впрочем, Ольге было не до этого. Что значит эта записка? Обычное желание перед долгой разлукой сказать такие простые, но такие важные слова? Но тогда почему ей между строк мерещится его отчаянное последнее «прости и прощай»?

– Куда он поехал? – Ей показалось, или Кир вздрогнул от ее вопроса.

– Он же говорил, – Кир всегда знал, что у мамы фантастическая интуиция на отца, но он обещал ему хранить тайну, – в Сур…

– Я знаю, что он говорил. Куда он на самом деле поехал? – Странное предчувствие нарастало в ней, не давая успокоиться.

– Не знаю. – Кажется, ему даже удалось сказать это более-менее уверенно.

– Господи… – Ольга, в который уже раз перечитывая записку, уже была почти уверена, что ни в какой Сургут Витя не поехал, что его снова послали на какое-то секретное задание, когда даже семье запрещалось говорить, куда ты едешь. А значит, остается только верить, ждать и молиться. Чтобы опасность и беда обошли стороной, чтобы вернулся живым.

– Хочешь, я передам через ребят, что заболел, и посижу с Викой. – Видя, в каком состоянии мать, Кир был готов на все, только чтобы облегчить ей боль расставания с отцом.

– Нет, – Ольга, встрепенувшись, покачала головой, – не стоит. Я справлюсь. Мы, – она посмотрела на сына, протянув руку, коснулась его лица. Витин разрез глаз, его скулы, его линия губ, с годами Кир все больше становился копией отца, – справимся… Только бы он вернулся…

Кир молча обхватил руку матери, поцеловав ее, задержал у щеки. Дрожь пальцев как дрожь сердца, словно залетевший шальной февральский ветер сковал их. И в этом плену холода им жить до весны и верить, что пьянящий аромат цветущей сирени ворвется в их дом вместе с вернувшимся отцом.

Сжав в руке записку, Ольга медленно поднялась и пошла в комнату. Надо приготовить вещи для Вики, которая скоро проснется, запустив очередной день, первый из множества, что им предстоят без их папы… Замерев в полумраке коридора, Ольга коснулась рукой его лежащих на тумбочке перчаток. Забыл… Поднеся их к лицу, она вдохнула запах кожи, смешанный с его запахом.

– Только пожалуйста… вернись… – Прошептала она, не зная, где он сейчас, посылала ему ниточки своей любви, зная, что ее молитва найдет его, где бы он ни был.

Последний щелчок карабина, последняя проверка снаряжения.

– Через десять минут будем над местом! – Крикнул им, выглядывая из кабины, второй пилот.

Кивнув, Введенский повернулся к Пчелкину.

– Значит, смотри сюда, – он раскрыл прямо на рюкзаке карту, – ветра особого нет, значит, приземлимся примерно в этом радиусе. – Он обвел ручкой небольшой участок на карте между двумя хребтами, словно борта, окружавшими средней густоты лес. – Относительно успешно можно сесть только тут, – второй кружок внутри первого обозначил небольшое плато, – но вероятность этого пятьдесят на пятьдесят. Поэтому возьмём его скорее за ориентир. Если нас разбросает, встречаемся на нем.

Пчелкин кивнул, прикидывая, где по отношения к хребтам и двум возвышенностям находится это плато. Прыгать с высоты почти две тысячи метров было крайне рискованно, почти на грани фола, особенно в условиях гористой местности. Но другого варианта у них не было.

– Главное, – повернул к нему голову Введенский, – смотри, чтобы тебя на деревья не понесло. Зацепит за верхушку, как минимум все ветки оборвешь, не дай Бог, сорвешься.

Пчелкин снова кивнул. Главное еще в воздухе понять, куда тебя несет, чтобы на земле уже знать, в какую сторону идти. И стараться уходить подальше от хребтов, после встречи с которыми шанс стать лепешкой был примерно равен вероятности сорваться с высоты гораздо превышающей высоту показавшихся под самолетом сосен. Увидев которые, Введенский быстро свернул карту, дав ему знак завершить экипировку.

Когда второй пилот снова показался в дверях кабины, они с Введенским уже стояли у борта в полной готовности. Кивнув пилоту, Введенский пропустил Пчелкина вперед. Командир всегда замыкает, чтобы видеть, что происходит, и в случае форсмажора прийти на помощь.

– Стой! – Перекрикивая вой ворвавшегося в салон ветра, Введенский крепко схватил Пчелкина за плечо, еще раз сам проверил все защелки, карабины, застежку шлема. Окончательный обмен знаками.

Перекрестившись, Пчелкин сделал решительный шаг вниз. Больше всего в десантировании он всегда любил именно этот этап свободного падения, когда стремительно приближающаяся земля заставляет сердце замирать, и его стук перекрывает даже свистящий в ушах ветер. Пока хлопок раскрывшегося парашюта не приостановит это смертельное пике.

Увидев раскрывшийся справа парашют Введенского, Пчелкин сразу понял, что тот, скорее всего, приземлится примерно на краю лесополосы. А значит, окажется к обозначенному плато гораздо ближе него. И все бы ничего, расстояния между оговоренными ориентирами было не такое уж большое, но непонятно откуда взявшийся ветер вдруг откинул его влево, отдаляя от командира и места их встречи и приближая к крайне нежелательному варианту приземления. Показавшиеся верхушки гор, несмотря на свою красоту, вызвали у Пчелкина отнюдь не чувство восхищения прекрасным. Времени на принятие решения было не так уж много, он уже видел под ногами сосны, как назло, как раз под ним достигающие максимальной густоты. Оставался вариант взять в сторону хребта, но и там были свои нюансы.

Заметив откинутого ветром в сторону гор Пчелкина, Введенский тихо чертыхнулся. В способности Вити сесть в самых экстремальных условиях он не сомневался, все-таки, почти две тысячи прыжков что-то да значат, но десантирование всегда было коварно тем, что даже мастера спорта бились насмерть просто от рокового стечения обстоятельств. Сейчас же эти самые обстоятельства складывались для Пчелкина не лучшим образом. Увидев, что тот уходит на разворот еще дальше в сторону, Введенский понял, что Витя принял решение садится не на верхушки деревьев, а ближе к хребту.

Почувствовав под ногами твердую землю, Введенский быстро свернул парашют. Чтобы понять, куда двигаться, ему даже компас был не нужен. Сев на самом краю плато, он, тем не менее, направился не к нему, а в совершенно противоположную сторону. Предчувствуя, куда сядет Пчелкин, Введенский понимал, что придерживаться первоначально оговоренного плана, как минимум, неразумно, а как максимум, просто преступно по отношению к Вите. Непростые условия посадки почти стопроцентно не пройдут без последствий.

В чем Введенский и убедился, когда примерно минут через десять оказался на противоположной от его места приземления кромке леса. Справа уходящая вверх метров на двадцать по склону хребта, слева она шла до самого обрыва, корнями крайних деревьев свисая вниз. Несколько секунд сканирования местности закончились вырвавшимся из него:

– Блядь!

С трудом преодолевая спутавшиеся в морские узлы корни, Введенский спешил к виднеющемуся между стволами крайних у обрыва деревьев бело-красному куполу Витиного парашюта. Самого Пчелкина Введенский пока нигде не наблюдал. Старался не смотреть в сторону обрыва, в конце концов, при самом хреновом исходе тут он уже ничего не сможет сделать. А вот если Витя зацепился за деревья или при жесткой посадке пострадал, он еще может ему помочь. На первый взгляд парашют не был поврежден, да и крепления ему с такого расстояния показались не оборванными, а открытыми обычным путем. Прикинув высоту, Введенский уже более уверенно, чем поначалу, склонялся к варианту, что Витя мог освободиться сам и спуститься на землю. Правда, учитывая прошедшее время, вряд ли так быстро обычным путем.

– Сила притяжения земли – великая вещь…

Услышав голос чуть слева за спиной, Введенский шумно выдохнул:

– Твою… мать…

– Полностью согласен. – Кивнул Пчелкин, усмехнувшись, посмотрел на Введенского, прищурив глаза от слепящего прямо в них солнца. Именно оно в самый последний момент, когда земля уже была на расстоянии нескольких метров, ослепило его, заставив ослабить хватку рук, чем тут же воспользовался очередной порыв ветра, отнеся его прямиком к краю обрыва. Пчелкин до сих пор сам не понял, как успел ухватиться за ветки сосны, не замечая впившиеся в руки иголки, держался, пока не зацепился уже более-менее уверенно ногами. Смог выпутаться из накрывшего с головой купола, отстегнуть карабины и начать неспешный спуск. И все шло хорошо ровно до того момента, как он ступил на вполне крепкую на первый взгляд, а на поверку оказавшуюся гнилой, ветку. Так что вторую половину пути пришлось лететь, слава Богу, шлем не снял, а то бы точно череп пробил. И все… прими меня, чужбина. Правда, без последствий все же не обошлось. Именно они мешали сейчас Вите подняться навстречу командиру.

– Что у тебя? – Введенский почти сразу почувствовал, что Пчелкин не просто так присел под деревцем отдохнуть. Подойдя ближе, он увидел небольших размеров сук, примерно на пол-ладони вошедший в ногу Пчелкина чуть ниже колена. Молча скинув рюкзак на землю, Введенский достал аптечку. Не смотря на Пчелкина, лишь слышал то и дело раздающееся скрипение зубов да тяжелые прерывистые вздохи. – Идти сможешь? – закрепив края повязки, поднял на него глаза.