Текст книги "Жизнь побеждает"

Автор книги: Ольга Матюшина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Почитай, – попросила Аня. Она могла слушать Надино чтение часами. Прежде ей никто не читал. Книги открыли ей новый мир. Она узнала о других странах, городах. Открылась кипучая, полная страданий, борьбы и радостей жизнь людей.

– Ты не знаешь, Надя, как много ты для меня сделала! – сказала Аня, когда, кончив чтение, Надя закрыла томик Лермонтова. – «Мцыри» – замечательная вещь! Мне, как и ему, хочется вырваться из темноты…

Аня остановилась. Первый раз Надя услышала в ее словах эту тоску по свету.

– Понимаешь, Надя, я свободна и в то же время, как закованная. Я не могу побежать, как ты. Никогда не знаю, что передо мною. Откуда грозит мне опасность… Ну, пойми! Я не вижу, не вижу ничего!.. А для вас все так просто. Книги, они как бы раздвигают темноту. Вот я сама, вместе с Мцыри, лежала и смотрела, что делается там, внизу… И так хорошо понимала его отчаяние, когда ее снова привели в келью! Закрылся свет, свобода, жизнь… Ты думаешь, я жалуюсь тебе? Нет! Я только хочу, чтобы ты хоть немножко поняла, как я живу…

Аня вообще умела глубоко чувствовать прочитанное. Невольно она и Надю заставляла больше думать. Они много разговаривали, и герои книг, как живые, входили в их жизнь.

Взяв Аню под руку, Надя часто уходила с ней далеко в лес. Она рассказывала девушке о местах, где они проходили. Срывала ей цветы, ветки деревьев. Наде все больше хотелось сблизить подругу с красотой окружающего ее мира.

Дарья Васильевна с помощью детей развела огород, как у себя дома, на Шелони. Постепенно созревали овощи. Появились ягоды, потом – грибы. Ребята поздоровели.

– Почему же ты, мама, так плохо выглядишь? – приставала Надя к Дарье Васильевне. – Ты опять стала бледной.

– Пустяки, – отвечала Дарья Васильевна, – это пройдет…

Осенью Надя уехала сдавать экзамены в соседнее село, где находилась семилетка. Выдержала их неплохо, и была принята в седьмой класс. Останавливалась она у родственников Ани. Те предлагали ей жить у них и зимой.

Надя возвращалась пешком. Солнце склонялось к закату. Между темными елями, как свечки, стояли березки. Их золотые листья переплетались с темно-зеленой хвоей и еще ярче горели среди леса.

Придя домой, Надя никого не застала в избе. Побежала в огород. Геня первый увидел сестру. Бросился к ней.

– А мы картошку копаем! Смотри, какая крупная выросла!

Здороваясь с матерью, Надя подумала: «Она еще больше похудела! Нельзя ее одну здесь оставлять. Надо самой заниматься, а экзамены экстерном держать…»

Рассказывая матери о школе, она промолчала о предложении Аниных родственников.

– Без вас мне будет скучно, – сказала она. – Да и вам без меня труднее. Лучше я опять дома стану заниматься!

Все, даже мать, были довольны таким решением. Дарья Васильевна на людях старалась держаться бодро, но сама уже видела, что с каждым днем слабеет. Не любила она ходить по докторам, но несколько сердечных припадков заставили ее пойти в больницу.

Доктор, выслушав ее, сказал:

– Что же вы, матушка, так запустили? Надо бы раньше показаться!

После посещения врача мать больше месяца сидела дома. Она лечилась так же упорно, как умела работать. Через месяц вышла на улицу. На чистом, морозном воздухе силы быстро восстанавливались.

Дарья Васильевна опять взялась за работу. Младшие ребята учились в школе, Надя – дома. Девочка скрыла от матери полученное из госпиталя письмо. Даже детям не сказала, что отец ранен. Знала одна Аня. Теперь, когда мать стала ходить, Надя хотела рассказать ей, но все откладывала.

Однажды мать вернулась с письмом в руках. У Нади тревожно сжалось сердце.

«Почему я не сказала ей?» – думала она.

Читая, Дарья Васильевна долго не могла понять, почему муж пишет о госпитале: "… Я уже поправился и вернулся в свою часть…»

– Значит, он был ранен? – строго спросила она дочь. – Почему ты не сказала мне?

Аня выручила друга:

– Это я посоветовала Наде не волновать вас.

Заметив, что мать не на шутку рассердилась, Надя сказала:

– Ты, мама, тоже не велела писать ему о своей болезни!

– Яйца курицу не учат! – ворчала мать, но голос ее уже не был сердитым.

Геня всегда приносил из школы массу новостей самых необычайных. На этот раз его сообщение поразило всех. Он кричал на весь дом:

– Красная Армия разбила фашистов и погнала их!

Дарья Васильевна и Надя побежали в правление. Они понимали, что выдумать сам Геня не мог. «Наверно что-то есть!..»

В правлении собралось много колхозников. Весть о победе под Сталинградом уже разнеслась по деревне. Все ждали почты из города. Когда принесли газеты, их сейчас же начали читать.

– Мы наступаем! – слышалось всюду. Радость, как электрическая искра, пробежала по всем избам.

Теперь каждый день ездили или ходили в город. Все с нетерпением ждали последних известий. Если в газетах или письмах было что-нибудь новое о фронте – каждое сообщение горячо обсуждалось.

Войска наши уже окружили гитлеровские армии под Сталинградом. В ответ на сообщения с фронта люди в колхозе старались работать так, как если бы они были там, на передовых позициях. Ребята, как и взрослые, жили войной.

Перед Новым годом Геня, придя из школы, заявил:

– Сталин велел для всех ребят сделать елки. И завтра мы с механиком поедем в лес. Привезем для школы большую-большую елку.

Практичная Валя спросила:

– А свечи откуда возьмут?

– Мы с механиком сделаем из воска, – не сомневаясь во всемогуществе механика, сказал Геня.

Елку в школе решили зажечь в первый день Нового года. Вместе с ребятами были приглашены и колхозники.

В деревне готовились к празднику. Мыли, чистили. Аня была занята в яслях. Надя взялась вымыть пол на ее и своей половине. Торопилась сделать это до прихода ребят.

Она схватила ведро и побежала за водой. Мороз. Говорят – близко к сорока градусам. Руки примерзают к железу, дух захватывает. Тяжелое ведро едва ползет наверх. Надя схватила его за край – обожгло холодом пальцы. Ведро выскользнуло из рук и полетело обратно. Быстро вертится ручка, развертывается на валу веревка. Девочка пытается удержать, ловит ручку, наклонилась к ней, а та ее с размаху ударила по лицу! Надя на ногах не устояла. В глазах темно, кровь хлещет из носа.

Немало труда стоило остановить кровь. Нестерпимо больно и обидно: как она в таком виде встретит Новый год?

К вечеру лицо распухло. Один глаз даже закрылся. Всю ночь Надя плохо спала: все прикладывала мокрую тряпочку к носу. К утру стало лучше, опухоль почти спала. Надя все-таки пошла в школу.

– Надо же помочь учительнице! – говорила ей Аня. – Мы обещали. А на твой нос даже внимания никто не обратит.

На елке было шумно и необычайно весело. Вести о победе на фронте радовали всех. Спокойные, малоразговорчивые колхозники были оживлены и настроены по-праздничному. Они присоединились к хору ребят. Вокруг скромной деревенской елки закружились два хоровода. Колхозники веселились, как дети.

После победы под Сталинградом все почувствовали перелом в войне. Надо было добить, уничтожить врага. И люди не жалели сил. Работали самозабвенно.

Дарья Васильевна не хотела отставать от других. У нее все кипело в руках. И сама она была веселая, какая-то праздничная. Одним словом умела подбодрить, воодушевить людей. Она совсем забыла про свою болезнь…

– И надо же, какое горе случилось! – рассказывала скотница. – Дарья Васильевна одна в хлеву была. Должно быть она хотела сдвинуть кадку с водой и надорвалась. Сердце у нее, видно, зашлось. Упала…

Надя вместе с председателем колхоза отвезла мать в городскую больницу. Знакомый доктор, успокаивая, говорил:

– Ничего! Поставим на ноги!..

Оставшись же наедине с председателем, не скрыл, что положение очень серьезно.

На обратном пути Надя правила как-то порывисто: то гнала лошадь очень быстро, то опускала вожжи. Лошадь еле плелась. Председатель колхоза Мария Кузьминична с грустью смотрела на девочку. «Что с ними делать? – думала она. – Одни останутся!.. Колхоз, понятно, поможет, но у них есть родные. Надо известить бабушку. Может, она сюда приедет. Отец – на фронте. Его не надо тревожить…»

Разговаривая с Надей, Мария Кузьминична незаметно выведала у нее адрес бабушки. Вернувшись домой, отправила ей письмо.

Медленно тянулись дни. Надя несколько раз ездила в город. Мать заметно слабела. С приходом дочери бодрилась, расспрашивала о детях. Просила, чтобы Надя следила за их ученьем и сама занималась. Девочка обещала и старалась выполнить данное матери слово. Она очень за нее боялась.

Однажды, совсем поздно вечером, кто-то громко постучал в ворота. Надя еще занималась. Она выбежала во двор. Вошла колхозница. Она ездила в город и, не заходя домой, замерзшая, ввалилась в избу. Надя подала ей стул. Колхозница тяжело опустилась на него, что-то хотела сказать, но только пристально и с глубокой жалостью посмотрела на спящих ребят. Надя громко спросила:

– Вы, наверное, были в больнице? Что мама?..

В это время проснулась Валя. Она с недоумением глядела на позднюю гостью. Женщина молча встала. Уходя, попросила Надю проводить ее… и уже у калитки обняла девочку.

– Сиротка ты… Мамка твоя вчера скончалась.

– Мама?!

В глазах женщины сверкнули слезы.

Надя молча вернулась в избу. Она не хотела говорить ребятам, но скрыть от Вали было невозможно. Ее громкий плач разбудил Геню. Он не понимал непоправимости того, что случилось, но плакал сильнее других. Вошла Аня.

– Что с вами? – тихо спросила она. Валя все рассказала.

Утром пришли колхозницы. Надя поехала с ними в город. Младшие дети остались дома.

Когда опустили в могилу гроб, когда комки мерзлой земли застучали о крышку, Надя бросилась к могиле. Аня обняла девочку, отвела в сторону. Та с тоской, молча, смотрела на растущий холм. Вот закидали снегом. Свежая могила стала походить на другие. Низко поклонились колхозницы. Пора в путь.

Надя, закутанная в полушубок, сидит в санях среди приехавших с ней женщин. Мороз. Ресницы у всех заиндевели. Конь быстро несется по укатанной дороге. Надя смотрит на сверкающий на солнце снег. Вершинки высоких елей освещены, а ветви низко нагнулись под тяжестью снега.

Вспомнив кладбище, девочка прижалась к Ане. Та нежно погладила ее по щеке. Нагнулась к самому уху, прошептала:

– Сестричка, родная…

Мария Кузьминична получила ответ от Надиной бабушки. Та писала, что как только достанет все необходимые документы – немедленно выедет.

– Значит, ее надо ждать со дня на день. Аня, ты ни на минуту не оставляй детей одних. В ясли пошлю тебе замену.

Надя, подавленная горем, плохо сознавала, что происходит кругом. Она все делала как-то механически. Молчала, часто невпопад отвечала на вопросы.

– Ты поплачь лучше, покричи, но не будь такой! – говорила ей Аня.

– Какой такой? – спрашивала Надя безразлично.

Приезд бабушки заставил Надю действовать и думать. Она словно проснулась. Бабушка стала быстро собирать детей в дорогу. Она хотела на другой же день уехать.

Когда Надя поняла, что ее увозят от Ани и она даже не сможет попасть на могилу матери, девочка отказалась ехать. Бабушка и слушать ее не хотела. Она согласилась только отложить отъезд еще на один день.

– Им лучше будет уехать отсюда, – говорила она Ане. – Дорога отвлечет Надю. А новые места не будут напоминать о матери.

Аня согласилась с бабушкой. Но ей казалось, если б она была с ними там, Наде легче было бы.

«А если попроситься мне поехать с ними?» Но Аня сейчас же остановила себя: «Куда же я, слепая? Здесь я ко всему привыкла, а там, или в дороге, я буду всем обузой». И Аня отказалась от этой мысли.

В военное время попасть на поезд было нелегко. Колхозники, приехавшие провожать детей, упросили военных взять с собой сирот.

Аня крепко, крепко обняла Надю. Они не говорили, но видно было, что расстаться им очень тяжело.

Надя молча поднялась по ступенькам, вошла в вагон. Поезд медленно отошел от станции. Постепенно затихал грохот колес. Аня точно опомнилась. Она бросилась вслед уходящему поезду. Мать догнала ее и, взяв за руку, повела обратно.

Надя тихо сидела в углу вагона. Нехотя отвечала на вопросы. Бабушка плакала. Валя тоже всхлипывала. Зато Геня охотно разговаривал с военными. Он рассказал им про отца и, понятно, про механика. Офицер спросил, видел ли он танки, и стал рассказывать о них. Когда Геня узнал, что едет с танкистами, оторвать его от военных уже было невозможно.

Детям удалось проехать с эшелоном довольно далеко. Военные были трогательно внимательны к бабушке. Всячески старались развлечь сирот. Даже Надя перестала отмалчиваться. О Вале и Гене и говорить нечего.

Но вот приехали к станции, где их дороги расходились. Военный эшелон уходил дальше. Офицер осадил бабушку и ребят в другой поезд.

Их состав оставался долго на станции. Воинские поезда пускались вне очереди. Бабушка задремала, и девочки тоже. Один Геня не спал. Он долго стоял у окна. Потом вышел в тамбур. Смотрел открытую дверь, как суетливо пробегали с чайниками пассажиры. Прошла платформа с пушками.

«А что, если мне еще раз взглянуть на танкистов?» – мелькнуло у него в голове. И, не задумываясь, мальчик соскочил на землю.

Надя проснулась первая. По стуку колес она поняла, что поезд уже идет. В вагоне было темно, сильно накурено и тесно. В проходах стояли. Где-то близко плакали дети.

– Сколько же времени сейчас? – спросила она. Кто-то чиркнул спичку. Сказал:

– Восемь.

«Неужели я четыре часа уже сплю?» Надя позвала сестру. Та не отозвалась. Откуда-то из угла заговорила бабушка:

– Слава богу, хоть ты подала голос! А ребят добудиться не могу!

– Я тоже не сплю, – сонно пропищала Валя.

– А где Геня?

– Наверно спит.

Опять воцарилась тишина. Валя заснула, но свет фонаря разбудил ее. Это проводник по просьбе бабушки старался найти среди спящих Геню. Надя помогала ему, но в такой массе лежавших людей найти мальчика было трудно.

– Подождите до света. Утром сам вас найдет, – советовал проводник. – У нас часто так бывает. Отыщется!

И фонарик проводника скрылся в следующем вагоне.

Не спала, тяжело ворочалась бабка. Надя несколько раз просыпалась и слышала, как она тревожно зовет Геню. Надя поверила словам проводника и не беспокоилась. Наверно ткнулся на чужую скамейку и заснул, – думала она. Геня всегда спал крепко.

Забрезжило утро. Бабушка сама обошла вагон. Тщательно осмотрела каждый угол. Гени не было, и его никто не видел.

Тревога овладела и Надей. Расспрашивая пассажиров или громко окликая брата, она шла из вагона в вагон. Все принимали живейшее участие в поисках мальчика, но его не было.

– Что же делать? – с отчаянием говорила бабушка, и слезы медленно текли по ее морщинистым щекам. – Пропадет мальчишка! Семь лет, куда он один денется?

– Зря вы, мамаша, так говорите! – остановил бабушку пожилой рабочий. – Внук ваш не пропадет. Он же в советской стране живет! У нас о каждом человеке заботятся. Вашего внука поместят в хороший детдом. Да он лучше, чем у вас, жить будет! Наверно вы и старших внуков собираетесь в детский дом отдать? Разве в такое время можно старому человеку всех прокормить!

Бабушка замолчала. Верно сказал проезжий: Геню и Валю она и сама думала определить в детдом.

– Но там они жили бы близко. Всегда можно навестить, – сказала она вслух.

– Подрастет парнишка, война кончится, – сам приедет к вам, – убеждал бабку собеседник. – Адрес-то знает он?

Бабушка повернулась к Наде. Та молчала. Валя твердо сказала:

– Новый адрес он не знает, но старый, где папа был председателем, знает. Он всем рассказывал, что приедет туда трактористом.

– И наверное приедет! – смеясь подтвердил рабочий.

В это время проходивший проводник сказал им:

– Через остановку вам выходить!

Пора было собирать вещи и протискиваться с ними к выходу.

На станции бабушка попросила Надю послать телеграмму, куда – она и сама не знала.

– А может Геня обратно вернулся?

К Боровичам пробирались с большими трудностями и очень долго. Пешком, с узлами, плохо одетые, они тащились по размолотым грузовиками дорогам. Часто водители машин сажали Валю с бабушкой в кабинку, а Надя взбиралась в кузов грузовика. В теплой кабинке казалось необыкновенно хорошо. Несколько километров Валя блаженствовала. Потом – остановка, машина поворачивала в другую сторону. Вылезать на холод и ветер так страшно! Валя ревела, просила оставить ее с дяденькой. Ей безразлично, куда он ее повезет. Лишь бы тепло было.

Надя брала сестру за руку, помогала идти бабушке. Опять ноги вязли в снегу. Опять холодно, и очень хочется есть…

Уже теплеть стало, когда они добрались до Боровичей. Здесь многое напоминало родные места.

Бабушка жила не в самом городе, а в пригородном колхозе. Сразу по приезде она пошла на работу. Посоветовавшись с председателем, решила Валю поместить в детдом. Все хлопоты по устройству сестры взяла на себя Надя. Она понимала, что старой бабушке жить трудно и надо ей всеми силами помогать.

Надя привыкла без матери справляться с хозяйством. У бабушки была небольшая комната. На жизнь она с трудом зарабатывала. Устроив сестру, Надя сама стала работать в колхозе в огородной бригаде. Первое время работа в колхозе отнимала все силы. По вечерам Наде казалось, что на другой день она уж и встать не сможет. Невыносимо болела спина, натруженные руки горели. Она едва добиралась домой и засыпала, даже не поужинав. Постепенно привыкла, окрепла. Кормили в колхозе неплохо. Силы понемногу восстанавливались.

Вале понравилось в детдоме. У них было свое подсобное хозяйство. Среди подруг работалось легко.

Сестры жили за несколько километров друг от друга.

Бабушка правильно говорила о новой обстановке. Только не обстановка, а количество забот не давали Наде думать о постигшем ее горе. Она все помнила. О брате писала всюду, куда ей советовали. Всегда приходил один и тот же ответ:

– Если такой мальчик к нам поступит, – немедленно сообщим.

Приходилось ждать.

Ане она писала часто. Рассказывала обо всем. Но подруга не могла сама читать и писать. Ей приходилось просить посторонних. Тяжело, когда между тобой и адресатом стоит третье лицо. А в дружбе это мучительно. За Аню писали иной раз и малознакомые люди. Ей трудно было просить их. И невыносимо было слышать или передавать маленькие, простые, ласковые и такие близкие сердцу слова. Аня мучительно переживала непонимание того, кто читал ей письмо. Для нее каждое слово Нади было дорогим.

Постепенно она все реже отвечала на письма. Надя не понимала. Спрашивала, почему она молчит?

«Если б ты знала, Надюша, как нужны мне твои письма! И люблю я тебя еще крепче, и всегда буду, верь этому. Как хочется послушать книгу! Но все сейчас очень заняты, и мне стыдно отнимать у них время. Помнишь «Мцыри»? Я постоянно хожу в читальню, там вслух читают газеты. Как далеко Красная Армия прогнала врагов! Наверно и твои родные места скоро будут свободны…»

Все короче становились письма Ани. И отвечала она не сразу. Надя понимала, что если б у Ани были глаза, если б она сама писала, – было бы иначе.

Надя привыкла жить в большой, дружной семье. Сейчас она фактически осталась одна. «Бабушке не до меня, – думала она. – Она так устает!..»

А хотелось посоветоваться, поговорить с близким, понимающим человеком.

Кончалось лето. Надо было подумать о школе. Отец просил ее обязательно учиться.

«Ты обещала маме», – писал отец. Он уже знал о смерти жены. Бабушка тоже соглашалась с отцом. Говорила, что заработанные ими трудодни дадут Наде возможность учиться.

– У нашей бригадирши дочь тоже поступает в школу. Они недавно приехали. Женщина, видать, хорошая. Мужа у нее на войне убило. Две дочери остались. Старшая – твоих лет. Да ты сама ее видела.

– Это Люся?

Бабушка утвердительно наклонила голову.

Надя слышала, как на колхозном собрании просто и толково говорила Люся. Она работала в полеводческой бригаде и умело отстаивала требования своей бригадирши. Надя тогда еще обратила на нее внимание. Думала поближе познакомиться. Но это как-то не удавалось.

Узнав от бабушки, что Люся поступает в школу, Надя пошла к ней. Был вечер. Коровы, громко мыча, шли по улице. Они сами сворачивали в знакомые ворота, где их встречали хозяйки. Маленький подпасок с азартом щелкал бичом, поднимая пыль.

Люся жила в крохотном домике, бывшей бане. Она сидела на скамейке под высокой ветвистой липой и что-то читала, низко опустив голову. Две черных косы сползли с плеч и почти касались земли. Услышав шаги, девушка подняла голову.

– Я к вам! – сказала Надя.

Девушка подвинулась, предложила гостье сесть. Вскоре они разговаривали, как старые знакомые. Люся уже подала заявление в школу. Через месяц будет держать экзамены в седьмой класс.

– Я тоже хочу поступить, – перебила ее Надя. – Я уже сдавала экзамены и принята была в седьмой класс, но не взяла удостоверения. Тогда не до того было. – И она рассказала Люсе, почему у нее пропал год.

– А мы из-под Пскова… За годы войны в разных местах жили. Последнее время – в Ленинграде. Думали, – там и останемся. Нас опять эвакуировали. Вот и попали сюда… Если будем сдавать в один класс, давайте и заниматься вместе.

Надя охотно согласилась. Они просмотрели программу.

– Вам придется немного догнать меня. Пройденное вы быстро вспомните. На повторение уйдет дней десять, не больше, – уверенно говорила Люся.

Взяв программы и некоторые учебники, Надя довольная, но в то же время смущенная, возвращалась домой. Срок в десять дней ей казался слишком коротким.

«Разве можно столько выучить? Нет, наверно мне не догнать!»

В тот же день Надя засела за книги. Часто она приходила в отчаяние, хотела бросить учебники.

«Все равно не сдам!» – твердила она себе. Но приходила Люся – спокойная, уверенная, и незаметно все становилось на свое место.

Они обе выдержали экзамены. Попали в один класс и, понятно, сели за одну парту. Вместе ходили в школу и обратно, а это каждый день четыре километра.

Люся была уже комсомолкой. Она любила общественную работу и с большой энергией, умно выполняла все поручения. Надю избрали вожатой. Она с увлечением занималась с ребятами. В первую очередь хотела подтянуть отстающих.

– Вы же пионеры! – упрекала она мальчиков, плохо учившихся.

– Что вы затвердили: плохие пионеры! Сидеть здесь обидно. Пустили бы нас на фронт. Как бы мы воевали! – кричали они.

– Вы неправы! По-моему, ученье – это наш фронт. И мы должны для всего найти время: помогать взрослым и хорошо учиться.

Мальчики понимали, что вожатая права, но не могли примириться с такими требованиями. Детям в эти годы не хотелось отставать от взрослых. Война, фронт были главным в жизни людей.

Как бы в ответ на огромное напряжение всех сил народа, в Москве салют за салютом отмечали победы Советской Армии. Наши войска наступали. Люди мечтали о полном изгнании врагов.

В Боровичах было много эвакуированных ленинградцев. Они так хотели вернуться в свой родной город. Военные рассказывали о голоде, страданиях и мужестве населения Ленинграда. Но фашисты крепко там засели. Трудно разорвать кольцо блокады.

И вот для ленинградцев эта мечта стала реальностью.

– Ленинград свободен! Блокада снята! – разносит радио чудесную весть по всей стране. – Ленинград освобожден от блокады!

Толпятся у репродукторов. Слушают, затаив дыхание. Боятся что-нибудь пропустить. Запоминают каждое слово: надо рассказать всем, кто не слышал, кто еще не знает. Сколько счастья, надежд, какую новую волну бодрости и силы принесло это известие. И не было уголка в нашей стране, где бы не радовались новой победе Советской Армии.

Этот холодный январский день кажется таким необыкновенным, ликующим. Всюду собрания, митинги. На улицах много народу.

Надя и Люся, перегоняя других, торопятся первыми попасть в зал, занять места. Но там уже много школьников.

У стола с колокольчиком в руке стоит директор. Он ждет. Но торопить не приходится: быстро собрались все. Дверь уже закрыта. Наступила тишина.

– Товарищи! Враг отогнан от стен Ленинграда!

В ответ несется громкое «ура!», крики, аплодисменты. Директор указывает на портрет Сталина, говорит:

– Это благодаря товарищу Сталину освобожден Ленинград!

Еще более громкое «ура!», повторенное много раз. Кто-то запел песню о Сталине. Ее подхватили все. И как пели в этот вечер! Слова песни помогали ярче, лучше передать общее чувство.

Когда короткий митинг кончился, кто-то предложил пройти по всем улицам с песнями. Ребята мигом оделись и высыпали во двор. Хрустел снег. Кругом большие сугробы. Небо звездное. Необычно шумно на улицах маленького провинциального городка.

Колонна школьников слилась с толпой. Все пели, но Надин звонкий голос слышно было далеко. Она пела в этот вечер вдохновенно, с глубоким чувством. Люся никогда не думала, что так может петь ее подруга.

– Неужели ты не устала? – заботливо спрашивала она. – Побереги голос! – Надя только смеялась и запевала все новые и новые песни.

Бабушка, узнав о новой победе наших войск, уже мечтала о том, что ей скоро удастся вернуться в родные места.

– Наверно, фашистов выгонят и из нашего района. Может летом, а то и весной мы домой поедем, – говорила она.

Надя думала об отце. Давно она не получала от него писем.

Ее пионерский отряд, как лучший, был прикреплен к госпиталю. С какой охотой, как самоотверженно работали там ребята! Особенно много сил и подлинного уменья вкладывали они в работу самодеятельных кружков. Они думали: «Наши выступления помогают восстанавливать здоровье раненых бойцов».

В местные госпитали стали привозить раненых участников боев под Ленинградом.

«Послушать бы их рассказы о боях! Может и отца кто-нибудь знает? Он же был под Ленинградом», – думала Надя и торопилась пойти в госпиталь.

Но сперва их туда не пустили. Было много тяжело раненых. Ребята не успокоились. Они подстерегли на улице старшего врача и добились разрешения навестить раненых.

Взволнованно пела Надя в этот вечер. Она исполняла любимые песни отца. И как много чувства вложила она в них!

Раненые узнали, что Надя давно не получала писем от отца. Они старались помочь разыскать его. По номеру полевой почты проверили, есть ли бойцы из этой части. В госпитале их не оказалось. Тогда написали командиру части, где служил отец.

После уроков Надя часто заходила в госпиталь. С тревогой спрашивала:

– О папе вестей нет?

Однажды Наде показалось, что раненые знают что-то, но молчат. Непривычно печальны были их лица. Они избегали говорить об отце, расспрашивали ее о школе, о подругах. Они жалели ее. Надя это понимала.

«Уж лучше бы они сказали правду!» – думала девочка.

Выйдя из госпиталя, Надя шла медленно, не замечая дороги. Она все думала об отце. «Неужели и его я больше не увижу?» Вспомнилась мать, Геня и опять отец… Прощанье с ним на опушке березовой рощи. Захотелось упасть в снег и плакать, кричать.

«Будь мужественной. Ты – пионер», – сказал он тогда. Надя прошептала сквозь слезы: «Буду, папа!».

Заметив, что она уже вышла за околицу, девочка вернулась в школу, где ее ждала Люся. Та сразу поняла, почувствовала горе подруги. Она не оставила ее одну в этот вечер. Звала ночевать к себе. Надя отказалась. Она упорно о чем-то думала и, прощаясь, спросила:

– Люся, могу я подать заявление о приеме меня в комсомол?

– Понятно можешь!

– Тогда – завтра. Хорошо?

– Хорошо.

Через несколько дней Надя стала членом ВЛКСМ. Она крепко зажала в руке маленький членский билет и глубоко, всем сердцем поклялась быть верной ленинским заветам.

Весной бабушка принялась хлопотать о возвращении домой. Ей ответили, что хотя их край освобожден Советской Армией от врагов, пропусков еще не выдают. Бабушка узнала, что раньше января вряд ли можно будет туда попасть. Ей очень хотелось весеннюю посевную провести в своем колхозе. Узнав, что это не удастся, она сердито сказала:

– И правда, куда я зимой с ребятами поеду! Может и жить-то в землянке придется!..

А потом уже спокойно продолжала:

– Долго ждали, подождем еще. Да и Надежде надо экзамены сдавать.

Внучка ее вместе с Люсей целыми днями сидела за учебниками. Они поставили себе целью ни по одному из предметов меньше «четверки» не получать. Им хотелось хотя бы этим ответить на победы Советской Армии.

У Люси была крохотная комнатушка с железной печкой. Небольшое окно выходило прямо в поле. Летом, когда вырастала рожь, колосья ее касались подоконника. Люся любила свою комнату.

– Здесь воздух совсем особенный, – говорила она. – И запах какой, когда хлеб созревает!..

В конце учебного года Надя все время проводила у подруги. Постоянно можно было видеть, как черная головка Люси и светлая – Нади склонялись над учебниками.

Наступила весна, солнечная, бурная. Заниматься в такие дни трудно. Надю манило в поле, в лес. Но Люся была неумолима. Заставляла заниматься.

Наконец экзамены сданы, и хорошо. Девушки перешли в восьмой класс и сейчас же начали работать в колхозе. Только Надя из овощеводческой бригады перешла теперь в полеводческую. Работали они, как и учились, дружно.

– Не знаю, почему, – говорила Надя, – у меня теперь даже спина не болит к вечеру.

– Выросла, сильнее стала, – уверяла ее подруга. А Наде казалось, что вместе с Люсей всякая работа легче.

Стояли жаркие июньские дни. Колхозники торопились с сенокосом. Скосили большой луг. Сено на солнце быстро подсыхало.

Вдруг кто-то заметил на горизонте тучу. Она приближалась, медленно расползаясь по небу.

– Вымочит сено! – разнеслось по деревне. Все бросились на луга сгребать, убирать в копны почти сухое сено.

Люся и Надя побежали первыми. Вот, кажется, дождь сейчас хлынет. Нельзя допустить, чтобы сено мокло. Его спасенье зависит от быстроты работы. И луг очищается на глазах. Высокие копны поднимаются в разных его концах.

Колхозники торопятся, спешат уйти от дождя. Люся осматривает – все ли сделано, хорошо ли сбиты копны.

Хлынул дождь, и не дождь, а ливень с ветром и градом. Девушки зарылись в мягкое, душистое сено. Кругом темно. Небо почти черное. Сверкнет молния, разорвет тьму. Кажется, вот она ударит прямо в копну, где спрятались подруги.

Девушки прижались друг к другу, и им не страшно. Тихо разговаривают о своем.

Люся уже знает об Ане. Спрашивает:

– Не получила письма?

Надя отрицательно качает головой.

– Я даже Аниной матери написала. Молчит и она. Не отвечает.

Люся задумчиво смотрит сквозь нависшее сено на луг. Там целое озеро. Дождь так и хлещет. Просветов нет. Все небо заложило.

– Кем бы будешь, когда кончишь школу, Надя?

– А ты? – ответила она вопросом. Люся, не задумываясь, говорит:

– Понятно, педагогом. Мне кажется, самое важное сейчас для нашей страны – это воспитать настоящего человека. Человека, который будет жить в коммунистическом обществе. Знаешь, Надя, это должен быть такой человек, такой… – и Люся, не находя слов, останавливается.

– Совершенный, хотела ты сказать? – спрашивает Надя, и, не дожидаясь ответа, она торопливо говорит: – Ты наверное воспитаешь людей! А я так мало знаю и… и… я ни за что не сумею!