Текст книги "Жизнь побеждает"

Автор книги: Ольга Матюшина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава третья

Недолго солнечными днями баловала детей осень. Начались дожди, холодные ветры. Двор уже не манит. И занятий у ребят много: скоро кончается первая четверть. Шурке скучно. Им никто не занимается, окна закрыты. Шмыгнул в открытую форточку. Это спальня старших девочек. Там пусто. Одна Нина сидит, склонившись у окна, Шурка – к ней и прямо на плечо. Девочка вздрогнула, но Шурка уже перелетел на окно, попробовал воды из блюдечка, где Нина мыла кисти. Не понравилось! Перескочил на рисунок. Нина в отчаянии смотрит на свою испорченную работу. Сколько сил она положила на этот набросок, и ей казалось, что у нее неплохо вышел большой тополь и вновь посаженные деревца. Шурка своими грязными лапами смазал середину этюда. Нина отогнала галчонка, стала смывать грязь, но окончательно испортила все. Пришлось бросить работу. А жаль!.. Девушка не может представить себе, как она прежде жила без живописи. Это же такое счастье – передавать на бумаге то, что так тебя захватило, создавать картины, в них воплощать свои мечты!..

Нина делала большие успехи. Работала много. Могла писать целыми днями. Летом уходила с этюдником в лес, на речку, в поле. С дачи привезла интересные работы. Скоро опять устроят выставку. У маленького Вити хорошие рисунки цветными карандашами. Да и у других ребят есть что показать…

Нина разорвала испорченный этюд.

– Новый не успею сделать. Пора идти заниматься. Кажется, уже много времени.

У двери классной комнаты она заметила Галю, но не остановила ее.

Окончив работу в мастерской, Галя решила заглянуть к малышам. Она учила девочек вышивать и была там желанным гостем. Галя много работала сегодня, устала. Медленно, с трудом ползла по лестнице. На верхней площадке ее догнала Лиза.

– Галина! Скоро нас будут принимать в комсомол.

Галя радостно улыбается. Она так ждала этого дня! И вот, он близок. Неужели и она будет комсомолкой?

– Надо разыскать Машу! – говорит она, – мы так много думали, так много говорили об этом дне, – сейчас же останавливает себя: – Сегодня суббота. Машенька у родных. Придется подождать!.. – и Галя двинулась дальше.

Дети, увидев ее, притащили свои вышивки. Галя хвалит их, показывает, а сама смотрит, как Екатерина Каземировна учит ходить на костылях маленькую Дунюшку. Девочку недавно оперировали. Она тоже ползала, а сейчас начинает ходить. Екатерина Каземировна поставила ее на костыли, сама немного отошла. Зовет:

– Не бойся, Дунюшка, шагай смелее! Я поддержу тебя!

Девочка с усилием двигается. Но устоять не может – падает. Воспитательница подхватывает ее и снова ставит на ноги.

«Неужели и я когда-нибудь пойду на костылях, буду сама везде ходить?» – думает Галя. Последнее время доктор часто вызывал Галю к себе в кабинет. Несколько раз осматривал. Сказал, что скоро приедет профессор. Он решит, возможна ли операция.

«А если возможна?.. И меня, так же как Дунюшку, будут учить ходить… Но об этом даже мечтать нельзя!.. А все-таки если… Но нельзя, не буду думать об этом!..» – останавливает она себя.

Дружба Гали и Маши крепла с каждым днем. По субботам Маша уезжала к родным. Галя скучала без нее. Зато, когда подруга возвращалась, они наговориться не могли.

– Машенька, как я ждала тебя сегодня! Завтра нас будут принимать в комсомол. Это Лиза сказала. Я так обрадовалась и испугалась: неужели это возможно?

– Мы так давно мечтали об этом дне. А вдруг нас не примут, Галочка? Может быть мы плохо подготовились? Давай сейчас проверим!..

Но сами они знали, что подготовлены, и проверяли друг друга уже несколько раз. Лиза по просьбе товарищей вела кружок по изучению Устава ВЛКСМ. Она была очень требовательна. Хотела, чтоб все не только знали Устав, но и глубоко почувствовали его содержание. И ребята приготовились хорошо. Когда же, наконец, их вызвали в райком, им показалось, что все забыто. Волновались страшно. Надя – не меньше их. Вместе с ними она пошла в райком. Ждать пришлось недолго, но Наде эти минуты показались длинными. Все подошли к ней с комсомольскими билетами. Они горячо поблагодарили свою старшую пионервожатую, и счастливые, полные сознания торжественности и важности этого дня вернулись домой. Сейчас же пошли к Гале. Девочка сидела в пионерской комнате. Она была необычно сосредоточена и попросила оставить ее одну.

Вскоре приехала Татьяна Васильевна. Когда она задала Гале вопрос:

– Почему ты вступаешь в ВЛКСМ? – Галине хотелось сказать много, сказать, что это мечта всей ее жизни, что она так боялась, примут ли ее, беспомощную… Ей и сейчас не верится, что ее принимают.

Торжественная обстановка, глаза Татьяны Васильевны, всегда ласковые, а сейчас серьезные, требуют собранности и четкости. Галя формулирует свои мысли строго и определенно:

– Я хочу служить Родине, как служили Олег Кошевой и другие краснодонцы. Я хочу быть хоть чуточку похожей на Зою Космодемьянскую, которая с честью отдала жизнь за Родину, за Сталина, за нашу партию.

Татьяна Васильевна вручила Гале билет и прикрепила значок.

– Я волновалась и от радости не могла толком расписаться в билете. Мне трудно было поверить, что я достойна получить его, – говорила Галя подруге. Та была взволнована не меньше ее.

Вновь принятые комсомольцы сидели в пионерской комнате. Они вспоминали пережитое, перечувствованное за день. Им уже сейчас хотелось работать как-то по-новому, по-комсомольски.

Вдруг в комнате сразу стало людно и шумно. Это Вера Аркадьевна с комсомольцами пришла поздравить товарищей. Сегодня особенно задушевно шла беседа. Это был необыкновенный вечер. Молодые комсомольцы чувствовали себя соединенными друг с другом новыми интересами, новыми возможностями.

Хозяева наперебой рассказывали о своих впечатлениях, тревогах перед приемом, о самом приеме.

– Я так же переживала это, – сказала Вера Аркадьевна.

– А мы разве меньше волновались, помнишь, Леня?

И сколько планов! Ребята говорили о своих самых затаенных мечтах. Нади и Веры Аркадьевны они не стеснялись. Они тоже комсомольцы, и в мечтах у них было много общего.

Когда заговорили о будущем, оно встало перед ними, как самое светлое, самое чудесное.

– Неужели, товарищи, мы будем жить при коммунизме? – спросила Нина.

Ей ответили:

– Понятно, будем жить; мы будем его строить!

Глава четвертая

Надя давно не видела Славу. После ссоры он забегал несколько раз в неделю. «Уверял, – вспоминала Надя, – что без меня даже солнечные дни ему кажутся серыми. И вот пропал, – больше месяца не был. Теперь мне кажутся дни серыми. Что с ним? Может, сердится? Не знаю на что. Последний раз мы были вместе в кино. Потом бродили по улицам… Нет, сердиться ему не на что. А может он болен?»

Надя мучилась, сомневалась и несколько раз собиралась поехать к Славе. Ей было трудно вырваться, найти время, чтобы съездить в общежитие. И как же обрадовалась она, получив от Славы письмо. Прочитав первые строки, облегченно вздохнула: «С ним ничего не случилось! И» одновременно Надю что-то смутило, зашевелились сомнения. Как-то горько стало, обидно…

«Я бы нашла несколько минут, чтобы приехать сюда, даже при самой большой загруженности. Должно быть, его не очень тянет ко мне», – подумала девушка.

«Поеду сама и объяснюсь с ним… А чего объясняться?» – задала она себе вопрос и сердито решила:

«Выдумываю я все! Давно могла съездить к нему и не собралась. Почему же я от него требую? Почему мне хочется, чтобы он первый приходил, заботился обо мне?..» – И она снова взялась за письмо.

«… Я постоянно думаю о тебе, Надюша! Пробовал вырваться и не получается. Заболел, даже в больницу попал ненадолго. Ты не тревожься, сейчас я здоров…»

«В больницу! А я, вместо того, чтоб пойти узнать, что с товарищем… Эх, да что говорить! Много мне еще надо изменять в себе», – печально подумала Надя. Она вернулась к письму:

«… Сейчас у меня совсем не остается времени: приходится догонять пропущенное, и по комсомольской работе тоже дел много. Дня не хватает! Хочется не просто получать пятерки, а действительно знать. Ты сама же, Надюша, теперь это понимаешь. Ты – молодец! Я уверен, что ты справилась с учебой и победила. Такой ты должна быть. Иначе я тебя не представляю. А как мне хочется, дорогая, тебя скорее увидеть! И все равно, может рано утром или поздно вечером, но на днях обязательно забегу!»

Надя еще раз перечитала письмо и повторила:

«Такой ты должна быть!»

Она раскрыла учебники. Сначала трудно было сосредоточиться, – мысли где-то далеко. Но ей надо было заниматься. Она научилась экономно распределять свое время, не терять его попусту.

В вечерней школе занятия четыре раза в неделю. Остальные вечера свободны. Прежде она проводила их в детдоме, а готовилась ночью. Утомленный мозг трудно заставить работать, и заснуть после такого напряжения долго не удается. Теперь она занимается по утрам и в свободные дни. Вставать привыкла рано. На свежую голову учиться легко.

Немало пришлось Наде поработать над собой, чтобы после такого длительного перерыва снова повествовать себя школьницей. Надя привязалась школе. Первое время дичилась, не хотела знакомиться. Говорила только с Варей. Но недолго она оставалась в стороне от коллектива. На первом же комсомольском собрании ее втянули в работу.

Одинаковые интересы, волнения и заботы сдружили молодежь. Все, кто не хотел или не мог серьезно заниматься, уже отсеялись. Оставшиеся, а их большинство, работали упорно и настойчиво.

Почти все они живут в общежитиях при фабриках или заводах. Частенько после занятий зазывают Надю к себе чай пить. Иногда все вместе идут на последний вечерний сеанс в кино.

Сегодня Надя пришла в школу раньше обычного. Она смотрела, как класс наполнялся молодежью. Многих она уже знала по имени. Большинство прямо с работы бегут в школу.

– Даже рук вымыть хорошенько не успеваешь!.. А готовиться-то когда? – говорил, сокрушенно качая головой, Осокин.

– Что ты жалуешься? – смеются его товарищи по цеху. – Меньше четверки ты еще не получал. Значит, находишь время заниматься!

– Понятно, уроки успеваю приготовить. А мне хочется больше, основательнее знать, глубже. Вот если б меня сегодня спросили по литературе, я бы обрадовался, – сказал он. – Мне важно проверить, правильно ли я понимаю Маяковского. Я люблю его больше других поэтов и знать должен хорошо.

В класс вошел преподаватель литературы. Просмотрев журнал, он вызвал Осокина.

– Расскажите о Маяковском!

В классе зашептались. Товарищи знали, как Степану хотелось сегодня отвечать.

Осокин ясно, толково рассказал о поэте. И когда Учитель прервал его, сказав: – Довольно! – Степан огорчился. Ему даже не хотелось отходить от доски.

В перемену Надя подошла к Осокину. Его, как всегда, окружали товарищи. Он пользовался большим авторитетом среди одноклассников. Тут были его друзья по заводу. Днем они все у станков. Борются за выполнение плана, соревнуются. А вечером здесь, в школе. Горячие, еще не остывшие от напряженной работы, с той же напористостью склоняются над учебниками, стараются овладеть наукой. И сколько энергии, страсти вкладывают они в эти занятия. Первые дни всем было очень трудно. Казалось – не справиться! Скоро привыкли и – жизни без школы уже не представляют.

Надя, попав в среду рабочей молодежи, становилась требовательнее к себе. Сегодня ответы Осокина, его знание Маяковского поразили ее. Она искренно поздравила товарища. В ответ он недовольно сказал:

– Мне и почитать не удалось! Я только собрался рявкнуть «Стихи о советском паспорте», – слышу – «Довольно!»

Осокин много читал. Он постоянно рассказывал товарищам о новых книгах.

– Откуда ты берешь время так много работать, учиться и читать? – с восхищением спрашивала его Надя.

– Что ты говоришь – «много!» – серьезно сказал он. – Я плохо владею своим временем. Даже самое необходимое не успеваю сделать. Читаю, да. Но еще очень мало. А разве можно в нашей стране не читать, не учиться? Нельзя!

Иногда, прислушиваясь к спору товарищей, Надя со стыдом сознавалась себе:

«Я даже не слышала, что такая книга вышла!» – Она шла в библиотеку или просила Лизу достать ей у подруг новый журнал или книгу. Та охотно выполняла ее просьбу.

Сама Лиза любила читать. Став секретарем комсомольской группы детдома, она часто собирала товарищей в пионерской комнате и предлагала им почитать вслух. Те охотно соглашались. Девочки приходили с работой: шитьем, вязаньем. После чтения Лиза поднимала какой-нибудь вопрос. Разобрав его ребята спрашивали сами. Разгорались споры. У каждого были свои любимые герои. Судьба их волновала. Хотелось в жизни подражать им. Лиза добилась своего: ребята полюбили книги и отдавали им весь свой досуг. Они охотно писали заметки о прочитанном. Сама Лиза составляла рекомендательные списки и помещала их в стенгазету. Она сумела вместе с другими членами редколлегии сделать газету содержательно, острой и пользующейся любовью у ребят С заметками считались все. Желающих писать стало много. Все чаще и чаще редактор не знал, как справиться с обилием материала.

– Придется два раза в неделю выпускать, – жаловалась Лиза.

Комсомольцы смеялись, говоря:

– Сама виновата! Говорила: пишите, – вот мы и постарались!

И газета с каждым номером становилась все живее.

Однажды Ваня созвал членов редколлегии, предупредив их никому о собрании не говорить, особенно Вете. Ребят заинтересовало приглашение. Явились все и очень быстро. Буренков не стал терять времени:

– Вот что, товарищи, – начал он, – через два дня день рождения Лизы. Ей исполнится семнадцать лет. Надо как-то отметить этот день. Как вы думаете?

– Понятно, надо, и обязательно! – дружно закричали собравшиеся.

– Тише! Не все сразу. Времени у нас нет. Нужно по деловому. Каждую минуту Бета может прийти. Что вы предлагаете?

Все замолчали, готовых предложений не было. Ване хотелось сообщить товарищам свой проект. Коля заметил это и насмешливо сказал:

– Говори, Ванька! Ты, должно быть, все уже обдумал.

– Я не знаю, согласитесь ли вы. Я предлагаю… План Буренкова понравился. Его одобрили. Распределили обязанности и мигом разошлись. Лиза ничего не знала о затеях товарищей, а те уже что-то делали. Надя им помогала.

Лиза проснулась, как обычно, рано. В новом платье она выглядела нарядно и очень хорошенькой. Когда Лиза вошла в столовую, ее окружили:

– Поздравляем тебя, Лиза, с днем рождения! – сказала Нина.

– А это наш подарок тебе!..

На белой, такой привычной стене висел новый номер стенгазеты. Сверху крупными буквами было написано:

«ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК»

Посредине был помещен нарисованный акварелью портрет девушки.

Ребята наперебой стали показывать Вете в стихах и прозе написанные поздравления и приветствия.

– Портрет твой нарисовала Нина. По-моему, ты очень похожа, и румянец у тебя бывает такой, когда ты волнуешься. Мы просили сделать тебя полнее, – так лучше, правда? – спросила Маша.

– Мы даже написали под ним: Наш редактор.

Лиза улыбнулась. Она и без подписи узнала себя!

В этот день всем хотелось ее порадовать. Даже Соня преподнесла вышитый платочек.

Ваня старался больше всех. Он не любил девчонок, но Лизу считал не хуже мальчишки.

Вечером пришла Татьяна Васильевна. Она привыкла бывать в детдоме и хорошо знала воспитанников. Лиза танцевала с Колей. Увидев Татьяну Васильевну, подбежала к ней. Татьяна Васильевна залюбовалась девушкой.

– Поздравляю тебя, Лиза! Вижу по сияющим глазам, что день рождения ты хорошо провела.

– Это самый чудесный день в моей жизни! – сказала девушка. – И здесь собрались мои настоящие, верные друзья!

– Хорошо, что тебя так любят. Кстати, райком хлопотал тебе право жить здесь до окончания школы.

Лиза хотела ответить, поблагодарить, и не могла вымолвить слова. Ее давно мучила мысль, что по возрасту она не может оставаться в детдоме. Она молча сжала руку Татьяны Васильевны. Та поняла ее состояние и, желая отвлечь, потащила танцевать.

Заметив одиноко сидящую Галю, доктор подошел к ней.

– Скучно?

– Что вы, Дмитрий Яковлевич! Я так рада за Лизу. Такой веселой я никогда ее не видела. И как к ней идет синее платье! Это мы ей сшили…

Доктор выделял Галю среди воспитанников. Она никогда не жаловалась, терпеливо переносила страдания. Ее не надо было ободрять, она сама всегда приходила на помощь другим.

После летнего отдыха девочка окрепла, и Дмитрий Яковлевич надеется, что она сможет перенести сложную и опасную операцию. Но удастся ли поставить ее на ноги? – вот что мучит доктора.

Он хочет пригласить специалистов. Пусть они решат судьбу Галины.

Маша, узнав, что доктор собирается показать Галю специалистам, не давала ему прохода. Просила скорее их позвать.

– Дмитрий Яковлевич, если они решат, что можно сделать операцию и Галочка станет ходить, вы понимаете, что это для нас значит! Доктор, дорогой, хороший, мы никогда не забудем, что вы сделали для нас!

Просьбы Маши, ее горячая уверенность, что подруга должна, обязательно должна поправиться, смущали доктора. Он сердито говорил Маше.

– Откуда ты взяла, что Галя будет ходить? Ей сделают сейчас небольшую пробную операцию.

Но Маша и слушать не хотела, она была уверена, что Галю поставят на костыли.

– Разубедить тебя я не могу. Об одном прошу: не передавай Гале то, о чем говорила со мной. Ей же будет невыносимо тяжело, если ты уверишь ее в возможности ходить, а операция не удастся.

– Я понимаю, доктор, и говорю так только с вами. Галочка ничего не будет знать. А мне вы скажете всю правду.

Доктор видел, что не пустое любопытство, а глубокая любовь руководила Машей, и обещал ничего не скрывать от нее.

В день консилиума Галина почти не волновалась. Она не допускала мысли, что ее могут вылечить. Ей давно говорили, что это невозможно. Зато Маша не находила себе места. Специалисты совещались слишком долго. Она все время ждала у двери кабинета доктора. Девушка боялась даже на минутку отойти.

Наконец, открылась дверь. Вышли двое в белых халатах и Дмитрий Яковлевич. Они о чем-то говорили очень тихо. Маша хотела идти за ними, но в это время в дверях кабинета появилась Галя. Она была страшно бледна и едва двигалась.

– Галечка, ты устала! Что они тебе сказали?

– Да ничего. Измучили! Так долго осматривали… Оперировать, говорят, нельзя. Надо сначала какие-то процедуры делать месяца два-три. Тогда видно будет. Я же знала! Каждый осмотр так кончается! Не надо об этом думать, Машенька! – Галя тяжело вздохнула.

Уложив измученную девушку в постель, Маша пошла искать Дмитрия Яковлевича. Он был один, в кабинете.

– Как Галя?.. – спросил он Машу.

– Страшно подавлена и измучена.

– Ничего. Лучше ей пока не знать!

– Доктор! Разве операция возможна?

– Кажется… Да, кажется, есть надежда… Только ты молчи!..

Глава пятая

Окончен рабочий день. Тамара Сергеевна задернула занавески, зажгла настольную лампу. В директорском кабинете стало по-домашнему уютно.

Тамара Сергеевна разложила на столе книги, газеты, журналы. Просматривает их, делает выписки. Готовится к докладу. Она охотно выступает по поручению райкома, но времени у нее мало: детдом, забота о маленькой дочке заполняют весь день.

Она любит вечерами заниматься в детдоме. Здесь тихо и легко сосредоточиться.

Кончив занятия, Тамара Сергеевна спустилась в первый этаж. Проходя мимо пионерской комнаты, заметила там свет. Открыв дверь, она увидела Дубкова, стоявшего на табурете с поднятой рукой:

 
Читайте,
Завидуйте,
Я —
Гражданин
Советского Союза,
 

– с большим чувством декламировал он.

При появлении директора мальчик спрыгнул на пол и хотел что-то сказать, но остановился, виновато опустив голову.

– Почему ты ночью читаешь, Дубков? – спокойно спросила Тамара Сергеевна.

Коля упрямо сжал губы. В такие моменты от него ничего нельзя добиться. И настаивать, требовать – невозможно. Он сразу же становится грубым и уже не владеет собой.

Тамара Сергеевна хорошо знала своих воспитанников, особенно Дубкова, и ласково сказала:

– Иди спать, а завтра расскажешь, почему надо было ночью читать.

Мальчик поднял голову, упрямая складка разгладилась, и он по-детски доверчиво сказал:

– Я выучил сегодня это стихотворение. Мне так оно понравилось. Лежал и шепотом повторял его. Потом очень захотелось вслух прочитать. Я и прибежал сюда. Я знаю, что нарушил порядок, плохо поступил… Мне теперь стыдно перед вами и товарищами, а тогда… тогда я ни о чем не думал: уж очень хотелось громко прочитать Маяковского! Извините меня…

– Скорее в постель и больше по ночам декламацией не занимайся!

Тамара Сергеевна смотрела вслед убегавшему мальчику.

«Вытянулся как он за этот год! Юношей становится… И какое лицо выразительное! Держит себя, как взрослый, и вдруг меняется – шалит, словно маленький. Иногда задумывается, сидит такой печальный… Тяжело ему…»

Коля Дубков сильно изменился. Он как-то сразу повзрослел, став комсомольцем. Характер выровнялся. Реже срывы. Он стал мягче. Из девочек дружит с Галей.

Иногда невозможность сделать что-нибудь самому доводит Дубкова до отчаяния. Он становится грубым и резким. В такие минуты детдомовцы говорят:

– Колька разбушевался!

И Галя идет на помощь товарищу. Ее недетское мужество и ласковая, ясная улыбка успокаивают его. Сдвинутые брови разглаживаются, сердитые глаза светлеют, и он уже смеется.

– Мне досадно было, что не выходит!

– А ты не злись. Лучше подумай! Я всегда так поступаю.

– И помогает?

– Еще как! – улыбается Галя…

Через несколько дней после консилиума Галя, разговаривая с Колей о чем-то, вдруг остановилась. Видимо какая-то скрытая мысль волновала ее, хотя внешне она по-прежнему была совершенно спокойна.

– Я хочу тебе что-то сказать… Ты никому не скажешь? Пока об этом говорить нельзя.

– Что ты, девчонкой меня считаешь?

Галя только посмотрела на мальчика.

– Ну-ну, не сердись! Ты же знаешь, что никому никогда не скажу, – поторопился он ее успокоить.

Доктор спросил меня сегодня, соглашусь ли я на операцию… – медленно проговорила Галя.

– Ты согласилась, понятно? Вот здорово! Ты станешь ходить, увидишь город. Мы пойдем в музей, в кино, в ТЮЗ! Я недавно видел там пьесу «Сын полка». Эх, если бы ты посмотрела ее! Знаешь, мне иногда так хочется самому сыграть… Ну, как актер, понимаешь? Если бы ты была там, тебя бы также захватило. Но ты скоро сама все увидишь. Как я рад за тебя!

– Я должна быть сейчас самым счастливым человеком, Коля, – печально говорит девочка, – и не могу… Мне кажется, доктора опять ошибаются и ничего не выйдет. Столько раз мне обещали операцию! Привезут в больницу, а месяца через два говорят: «оперировать невозможно». Нет, мне не верится, что это возможно…

Коля старался разубедить Галю, сердился на нее, даже кричал, что так говорят только из трусости, пугаясь боли.

И когда девочка замолчала, он с отчаянием подумал: «А вдруг она права и ничего не получится?..»

Опечаленный, раздосадованный после разговора с Галей, Дубков поехал в город.

У Коли раненый глаз давно был удален и заменен искусственным. Последнее время мальчик жаловался на боль, и доктор, осмотрев его, направил в институт поменять искусственный глаз.

В институте было много народу. Пришлось ждать. Коля предполагал скоро вернуться, а время шло. Он устал, проголодался, да и расспросы надоели: «Почему такой молодой и без рук?» Коля отвечал правду. Кто-то из ожидавших приема стал читать наставление. Раздражение накапливалось, но мальчик сдерживался.

Около трамвайной остановки стояли ремесленники. Кто-то из них крикнул:

– Братишка! В каком сражении ты руки потерял?

Другие засмеялись. Коля толкнул мальчишку. Тот дал сдачу, и пошло!.. Прохожие разняли, устыдив ремесленника:

– Позор бить инвалида! – сказал проходивший военный.

– Да он здорово дерется!

Коля вернулся с синяком под глазом и пошел прямо в класс. Увидев его, Анатолий Георгиевич строго спросил:

– Дубков, почему ты являешься в середине урока, и еще в таком виде?

Коля огрызнулся.

– Ты совершил самовольную отлучку, да еще грубишь. После уроков зайдешь к директору. А сейчас выйди из класса!

Коле показались несправедливыми слова учителя.

– Самовольная отлучка, самовольная отлучка!.. – повторял он. – Меня же отпустили!..

Больше он не мог сдерживаться: вспыхнул, нагрубил Анатолию Георгиевичу и выбежал из класса.

Окончились уроки. Анатолий Георгиевич прошел в кабинет директора. Он рассказал Тамаре Сергеевне о поведении Дубкова.

– Коля ушел не самовольно. Я его отпустила, – сказала Тамара Сергеевна. – Не могу понять, почему он так нагрубил вам? Последнее время мальчик держал себя образцово.

– Значит, он ушел с вашего разрешения? – спросил Анатолий Георгиевич. – А я и не знал! Давайте, вызовем его.

Тамара Сергеевна позвонила, попросила прислать к ней Дубкова.

Всюду искали мальчика, – нигде его не было. Пальто висит на вешалке, следовательно он – в доме. В одном костюме на мороз не пойдешь. В поисках товарища приняли участие все старшие воспитанники. Лиза допрашивала Юру:

– У вас все вместе, неужели ты не знаешь, где он?

Юра был простужен, и доктор оставил его в постели. Он не видел Колю, но догадывался, где он. У них было одно заветное место. Кроме них, его никто не знал, и мальчики дали друг другу слово никому о нем не говорить.

«Колька наверно там, – думал Юра. – Он замерзнет! Как его выручить оттуда?.. Доктор не позволяет вставать… Как же вытащить товарища? Послать никого нельзя. Коля еще больше озлится, если кто-нибудь узнает наш тайник. Да в таком состоянии он и меня выгонит!..»

Кто-то постучал в дверь. Жилеткин увидел Галю.

– Юра, где Коля? Он сейчас может наделать много глупостей! Скажи, где он? Я пойду туда, поговорю с ним.

И Юре показалось, что, пожалуй, одна Галина может выручить товарища. Он так бережно относится к ней и даже в озлоблении не обидит девочку.

Он рассказал Гале о существовании тайника. Девочка отправилась на чердак. С большим трудом она ползет по винтовой лестнице, крепко держится руками за холодные прутья перил. На чердаке уже темно. Обо что-то ударилась головой, но не обращает внимания…

«Кажется здесь?.. Надо отодвинуть доску в перегородке… Доска не двигается. Она пробует другую. Как холодно!..»

– Коля, – едва слышно зовет она. Ответа нет.

«А может быть он не здесь?.. «Опять старается двигать доску. Теперь подалась. Точно кто-то изнутри толкнул ее. – Коля, ты здесь?

– Чего тебе надо? Зачем явилась?

Галя не замечает грубого тона, шепчет:

– Почему ты так пугаешь нас? Я знаю, тебе очень, очень тяжело… Но одному сидеть здесь еще хуже. Мы же поймем…

И Галя рассказывает, как иногда ей тяжело чувствовать свою инвалидность и, кажется, невозможно победить ее…

– Неужели и у тебя, Галя, так бывает?

– Бывает!.. Но я не хочу смиряться и всегда ищу выход. Особенно теперь, когда стала комсомолкой. Мы должны, должны быть сильными!..

Вдруг голос девочки оборвался.

– Галочка, что с тобой?

– Ничего… Голова немного закружилась. Я ее ушибла, когда поднималась сюда…

– Да ты же замерзла! Иди скорее домой!..

– Без тебя с места не сдвинусь!

Да, пожалуй, Коля и не пустил бы ее одну: Она свалится с крутой лестницы!

И, не думая больше о себе, мальчик помогает Гале спуститься с чердака. Вот они уже у двери, и Коля не бежит обратно, а тихо говорит:

– Галя, я зайду с парадной.

– Хорошо. Тогда никто не узнает, где ты скрывался.

Когда Дубков вошел в пионерскую комнату, там уже были Галя и Лиза.

– Николай! – радостно крикнула Лиза и замолчала. Она не знала, как держать себя, но усталое, измученное лицо товарища говорило о передуманном, перенесенном…

Лиза сама инвалид и не всегда умеет сдерживать себя. Она все понимает. Но Коля непозволительно вел себя. Он же комсомолец!..

– Коля, как же нам быть с тобой? – спросила Лиза просто.

Юноша молча перелистывает какую-то книгу. Он не приготовился к такому вопросу. Ждал упреков, – их не было. Его тронула чуткость Лизы. И так же просто, как она, мальчик ответил:

– Пойду к Тамаре Сергеевне, расскажу ей всю правду.

Узнав, что Чемпион нашелся, ребята заполнили пионерскую комнату. Начались расспросы. Лиза опросила всех разойтись. Сказала, что Дубков раскаивается в своей грубости и что не надо ему надоедать. Пусть побудет один.

Коля долго не возвращался. Лизу и Галю беспокоило его отсутствие. Они не представляли себе, что происходит в кабинете директора. Не надо ли идти на выручку?

Когда Коля влетел в комнату, Галя подумала: «Наверно, опять нагрубил!»

Не дожидаясь вопросов, Коля сказал:

– Понимающий у нас директор. Ей объяснять не надо!

– Простила тебя?

– Она – хорошая! А все-таки слово взяла, что извинюсь перед учителем, да еще в классе, чтобы все слышали. Говорит: «Комсомолец должен уметь владеть собою».

– А ты что?

– Придется извиниться. И мальчик сдержал слово.

На следующий день в классе было особенно тихо. Войдя, Анатолий Георгиевич пробежал глазами по рядам, как бы проверяя, – все ли тут? Коле показалось, что на него педагог посмотрел дольше и пристальнее, но молчал. Класс выжидал.

Николай чувствует, что все смотрят на него. Он хочет встать – и не может. Огромным усилием воли заставил себя приподняться. И уже твердо, но необычно медленно сказал:

– Вчера я вел… себя… бе-зо-бразно. – И, глубоко глотнув воздух, прибавил: – Извините меня, пожалуйста!

Все ждали, как станет реагировать на это учитель. Анатолий Георгиевич знал от Тамары Сергеевны, что произошло с Дубковым. Понимал, как трудно было самолюбивому мальчику извиняться перед всем классом и, желая вознаградить его за сделанное над собой усилие, сказал:

– Я тоже был неправ, Коля. Оказывается, ты не самовольно ушел, а получил разрешение директора.

Юра был счастлив благополучным окончанием истории, грозившей большими неприятностями его другу.

– Я так боялся, что ты не выдержишь! Видел, что ты долго не мог встать. Точно прирос к парте! Откуда у тебя сила воли взялась справиться с собой?

– Не знаю, – задумчиво сказал Коля. – Может, комсомольский билет заставляет отвечать за свои поступки.