Текст книги "Жизнь побеждает (с иллюстрациями)"

Автор книги: Ольга Матюшина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Глава восьмая

Сквозь затянутые льдом стёкла ничего не видно.

«Наверно, сильный мороз и день ясный. Солнце выглянуло и осветило морозные узоры. Какие они тонкие, изящные! Можно рисунок для вышивки снять…»

Надя рассматривает переплетающиеся нежные линии, а думает о другом: «Почему Татьяна Васильевна не хотела сказать, какой подарок она мне приготовила? Может, она пошутила? Не похоже на нее… Прощаясь, она повторила: «Смотри, второго утром приходи в райком!». Еще целый день ждать! Лучше не думать…»

Надя подошла к столу, еще раз посмотрела на табель за вторую четверть.

«По литературе всё-таки тройка, и лишь одна пятерка!»

Осокин в школе считается отличником. Он спросил Надю: «Продолжаем соревноваться?». Наде не хотелось отступать. Она сказала: «Да!» – а самой стало стыдно. Никогда ей его не догнать!

«И всё же попробую!..» – решила она.

Кто-то постучался.

– Вам письмо, – сказали за дверью.

На конверте – почерк Люси. Надя давно от нее не получала писем.

Люся поздравляла с Новым годом. Дальше шли пожелания, и в конце – слова: «Я приготовила тебе подарок. Скоро узнаешь!».

Надя рассмеялась: «Год у меня начался с подарков, а каких – узна́ю потом!»

Утром следующего дня она была в райкоме. Зорина достала папку, пересмотрела бумаги и, вынув одну, подала ее Наде. Прочитав ее, девушка обняла и крепко поцеловала Татьяну Васильевну. Та засмеялась:

– Не ожидала?

– Я получу комнату! Это же самый лучший подарок! Татьяна Васильевна, я становлюсь настоящей ленинградкой!

Надя сразу побежала в жилищное управление получать ордер.

До сих пор она не имела площади. Снимала комнату на время. Уже три раза приходилось искать себе новое пристанище. «Теперь кончились мои мучения, я буду иметь свою комнату!»

Получив и оформив ордер, Надя пошла смотреть новое жилище.

Она быстро поднялась на третий этаж. Ей показали комнату, десятиметровую, заново отремонтированную. Девушка даже остановилась на пороге – так всё блестело. Ее очаровали светлые обои, недавно выкрашенный пол, паровое отопление и самое главное – большое венецианское окно. Даже в мороз оно совсем не замерзало.

Надя осторожно прошла по блестящему полу. Из окна увидела Неву, покрытую льдом. Ровная, ослепительно белая река, как раскинутое полотно, лежала перед ней. Девушка глаз не могла оторвать. Вспомнилось детство. Тихие, спокойные воды Шелони. По берегам фруктовые сады. Весной – белые, как снег, даже листьев не видно за цветами. Осенью деревья покрыты золотисто-красными плодами. Ветки к земле клонятся под тяжестью их…

«Здесь совсем иначе. Город… Но как хороша Нева! И я могу теперь часто любоваться ею».

Надя решила на следующий же день переезжать.

«Сначала буду спать на полу, постепенно заведу мебель…»

Она рассказала в детдоме и школе о полученной комнате. Ее поздравляли, спрашивали:

– Когда будешь новоселье праздновать?

– Да у меня и сесть не на что! – смеялась она.

– Ничего, на полу по-восточному разместимся!

Отказать было невозможно. И в субботу Надя ждала гостей. Первыми явились детдомовцы. Мальчики принесли две табуретки. Они их сделали сами. Девочки вышили занавески и скатерти на стол. Внимание ребят растрогало пионервожатую. Заметив, что у нее нет посуды, ребята предложили принести ей кипятку из детдома. Она засмеялась:

– Остынет по дороге!

Посидев немного, детдомовцы заторопились домой. Молодая хозяйка вышла на лестницу провожать их. Коля спустился первый и быстро поднялся назад.

– Надежда Павловна, там целая процессия, – это, наверно, к вам!

И не успела Надя ответить, – показалась Варя с чайником в руках. Следом за ней двое юношей несли стол, за ними кто-то тащил кровать, стулья. Поднявшись на площадку, выстроились перед Надей.

– Поздравляем с новосельем! Куда прикажете, хозяюшка, поставить мебель? – спросил Осокин.

Красная от смущения и радости, Надя бросилась к своим школьным товарищам. А те смеются, кричат:

– Шире открывайте двери, иначе стол не пройдет!

И вот вещи уже в комнате. Всё ловко стало на места. Даже повешены занавески.

На столе – посуда, принесенное угощение. Варя с чайником убежала в кухню. Соседи по квартире снабдили ее кипятком. Не успела Надя опомниться, как ее уже пригласили к столу, где Варя разливала горячий ароматный чай. Поднялся молодой рабочий с чашкой в руках:

– Жить тебе долгие годы, Наденька! Все подарки, кроме посуды, конечно, мы сделали сами в свободные часы.

Надя облегченно вздохнула, – ей тяжело было сознавать, что товарищи так много истратили на нее денег. Она сразу хотела отказаться от подарков, да побоялась обидеть друзей.

Получив комнату, Надя могла заниматься спокойно, в тишине. Она много и охотно читала. Люсе написала: «Я только сейчас всем существом поняла, какое счастье узнавать всё новое и новое!..»

Вячеславу Надя послала открытку с новым адресом. Он сразу же приехал к ней.

– Наденька, как у тебя великолепно! – воскликнул он, входя. – Поздравляю с новосельем и желаю тебе прожить в этой комнате не меньше ста лет!

– Постараюсь, Слава! Раздевайся скорее.

Вячеслав оглядывал комнату:

– Как хорошо, светло, уютно! Где это ты мебель достала?

– А догадайся!

– Не могу, Надюша, скажи скорее!

Надя рассказала о подарках товарищей.

– Я рад за тебя, очень рад! А от меня прими свое любимое пирожное и еще кое-что!

Лукавый взгляд Славы заинтересовал девушку.

– Давай скорее! – торопила она.

Вячеслав поддразнивал ее, не показывал. Заметив, что Надя начинает сердиться, он вытащил из кармана письмо.

– От Ани! И тебе, а не мне… – в голосе Нади звучало огорчение.

– Наверно, тебе она тоже написала. Сходи на прежнюю квартиру, – успокоил он. – А теперь, Надюша, давай вместе прочитаем послание Ани. Я честно признаюсь: никак не могу усвоить Брайлевскую грамоту. А ты?

– Боюсь, что Аня ничего не поймет из моего письма, хотя я писала его старательно…

Слава сказал, смеясь:

– Верно, Зине придется убедиться, что мы бездарные ученики.

Они принялись разбирать письмо.

– Кажется, мы больше угадываем, чем читаем!

Склонив головы, они сидели рядышком, целиком погруженные в чтение непривычного письма.

– Простите, Надежда Павловна! Кажется, я помешал вам?

Надя подняла голову. На пороге комнаты стоял Анатолий Георгиевич. Он смущенно объяснил:

– Я не мог постучать: дверь была открыта.

– Это Слава не любит закрытых дверей! Входите, Анатолий Георгиевич, и познакомьтесь…

– Вячеслав Жуков, – отрекомендовался Слава.

– Надежда Павловна, мне хотелось на вашу книжную полку в новой комнате поставить стихи Некрасова. Это мой любимый поэт…

– Благодарю вас, Анатолий Георгиевич! Только полочки у меня еще нет.

– Пустяки, я тебе сделаю! – пообещал Слава.

Надя пригласила гостей пить чай. Анатолий Георгиевич отказался.

Когда он ушел, Вячеслав ревниво спросил:

– Это что за любитель Некрасова?

Надя простодушно ответила:

– Анатолий Георгиевич – педагог, преподает русский язык в нашем детдоме. – Глядя в окно, она мечтательно сказала: – День-то какой чудесный!..

– Поедем на Острова, на лыжах пробежимся!

Надя охотно согласилась. Вместе с Вячеславом любая прогулка делалась увлекательной. А сегодня ей еще хотелось обновить свитер, присланный бабушкой. Она знала, что белый свитер и такая же шапочка очень ей к лицу.

Пересаживаясь с трамвая на трамвай, они добрались до Кировских островов. Кругом лежал мягкий белый снег. Он только вчера выпал.

На базе выбрали легкие, по ноге, лыжи и спустились с берега на лед. Надя давно не каталась, разучилась. Лыжи у нее разъезжаются, девушка падает. Слава не может удержать улыбки. Ей досадно, а сдаваться не хочется.

Увидела недалеко от себя хорошо укатанную лыжню. Идет скорее, Славик рядом подзадоривает ее:

– Беги же! Неужели трусишь?

Наблюдая за движениями Славы, Надя повторяет их сама. Они скользят всё быстрее. Вышли в залив. Ветер подгоняет. Снег блестит на солнце…

– Ширь-то какая! Воздух какой!.. – Да мы уже на взморье!..

Замерзшее море – белое, сверкающее – залито солнцем, кажется, нет ему краю.

– Бежим дальше!.. Надя, тебе хорошо?

– Да!.. Очень!..

И они скользят всё дальше и дальше. Вот уже скрылось солнце. Сквозь вечернюю дымку едва видны вершинки деревьев. Кругом – бело.

– Вот если б так всю жизнь – вместе, рядом… идти всё вперед и вперед… Правда, Надя?

Она не ответила, только побежала еще быстрее. Глаза ее сияли.

Глава девятая

– Увозят Галю в больницу!.. – кричал Юра, перевесившись через перила лестницы. Голос его гулко разносился по коридорам. Захлопали двери, отовсюду выскакивали ребята. Спрашивали:

– Где она?

Юра ушел одеваться. Галя, закутанная в платок и шубу, прощалась с малышами.

Узнав об отправке девочки в больницу, обитатели детдома вышли ее провожать. Прощаясь, они искренне и сердечно желали ей быть совсем, совсем здоровой и ходить, как все. Галю до слёз тронуло внимание ребят.

– Поправляйся, дорогая! – сказала, целуя девочку, Тамара Сергеевна. – Ты у нас – как луч солнца. Такая же светлая, ласковая.

С Машей Галя простилась еще раньше. Они условились, что Маша будет смотреть в окно и не пойдет во двор, – иначе они расплачутся.

Дубков стоял поодаль и внимательно наблюдал за Галей. Видел, как ее сажали в автомобиль. Простившись с подругами, она искала кого-то глазами…

– Коля! – крикнула девочка.

Дубков бросился к ней. В это время доктор захлопнул дверцу, и машина двинулась. Коля бежал за ней, а Галя, прижавшись к стеклу, что-то кричала ему. Сторожиха, пропустив автомобиль, заперла ворота.

Коле трудно было представить себе детдом без Гали.

«Она же вернется! – успокаивал он себя. И сейчас же мелькнула мысль: – А что если она не выдержит операции и умрет?..»

– Нет, Галя выдержит, – сказал он твердо и вдруг представил себе девочку выздоровевшей, на ногах. Коля громко свистнул, вывалял подбежавшего Джека в снегу и весело влетел в дом.

Проходя по коридору, Дубков услышал детский плач. «Да это ревут Галины слабопередвигающиеся!»

Коля заглянул в спальню детей. Нянечка металась от одной постели к другой. Дети не унимались.

– У вас сегодня хором ревут! Что с ними, нянечка?

– И не говори! Сладу нет. Привыкли к Гале, она их спать укладывала. Книжечки читала или сказки рассказывала, они и засыпали. Теперь я одна, а их сколько! Пойду к Тамаре Сергеевне помощи просить.

– Нянечка, подождите, сейчас я помогу вам уложить их. А завтра, наверно, Маша заменит Галю.

Первые дни в больнице Галя чувствовала себя одинокой. Она постоянно вспоминала о жизни в детдоме.

«Они заменили мне семью… Как-то живет Машенька?.. А Коля?.. – думала Галя. – Хорошо, что никто не узнал о его путешествии на чердак! Я сохранила их тайну. Мальчики взяли с меня слово, и я его сдержала. В их конуре ничего дурного нет. Они – выдумщики, любят всё необычайное».

Навещать Галю в больнице можно было два раза в неделю. Маша устанавливала очередь, в какой день кто пойдет. Понятно, ей самой хотелось бывать там как можно чаще. Но желающих видеть Галю было много, и отказать товарищам нельзя.

После операции больше недели никого не пускали. Юра с Колей тоже долго не могли попасть в больницу. Когда всё-таки они там побывали и вернулись, Маша не могла от них толку добиться. Она так и не узнала, как чувствует себя Галя и когда назначена новая операция. В следующий приемный день пошла сама.

Галя выглядела хорошо. Второй операции уже не боялась, хотя знала, что она серьезнее первой. Маша рассказывала ей о детдоме.

– Все наши ребята замучили меня поручениями и подарками…

Она передала больной бесчисленные приветы, рисунки, записочки и облегченно вздохнула:

– Кажется, все! Их должно быть сорок шесть! Ты потом прочитаешь!

Гале всё было дорого. Ее интересовала каждая мелочь в жизни детдомовцев.

– Лучше о себе расскажи, – просила Маша. – Понять я не могу: Юрка и Коля были у тебя или нет?

Галя весело смеется, откинув голову на подушку. Она не может остановиться, не может слова выговорить. Маша трясет ее.

– Да расскажи же! Наверно, опять что-нибудь выкинули наши изобретатели!

– Машенька, ты представить себе не можешь, что они сделали!.. – и опять, опять заливается веселым смехом. – Подумай, они за пазухой, принесли котенка, чтоб я не скучала. Это в больницу-то! Я испугалась. А котенок хорошенький такой, черный с белыми лапочками. Я спрятала его под одеяло. Он царапается, пищит. Мальчики сунули мне его и ушли. Даже не попрощались. Больные смеются! Пришла сестрица, отобрала у меня котенка. Я чуть не заплакала. Она обещала сохранить его до моего выздоровления… Если б, Машенька, ты видела, с каким серьезным лицом Коля совал мне котенка! Скажи, что я очень, очень ему благодарна.

Маша сама уже не могла удержаться от смеха.

Прием посетителей кончился. Весело расстались подруги. Они и забыли о предстоящей Гале второй операции.

Возвращаясь из больницы, Маша всегда заходила в пионерскую комнату.

– Что ползешь, как черепаха! Мы ждем не дождемся тебя! – крикнул Ваня, открывая перед девушкой дверь.

– Наконец-то Машенька пришла!

– Рассказывай скорее, как Галя?

– Видишь, номер готов. Ждем только тебя. Место оставлено для сообщения о здоровье Гали.

Маша увидела на стене свежий номер газеты. Заголовок, сделанный золотом, четко выделялся на красном фоне:

«К Международному женскому дню!»

– Садись, пиши скорее! – торопили ее. – Да чтоб заметка была не больше и не меньше одиннадцати строчек!

Машу усадили, дали бумагу и перо, сами занялись чем-то другим.

– Готово! – Маша стала читать заметку. Ее слушали внимательно. Последние строки: «Вторая операция – сложнее. Не знаю, как перенесет ее Галя», – вызвали протест.

– Эх ты! – горячился Коля. – Галя-то, она не две, а десять операций перенесет и ходить будет!

Лиза посоветовала кончить заметку иначе: «За Галю бояться нечего. Она перенесет всё!». Маша согласилась.

Закончив газету, комсомольцы не расходились, – надо было обсудить ряд очередных дел. Лиза сообщила:

– Надежда Павловна простудилась. Доктор запретил ей три дня выходить из дому. Завтра женский день. Мы должны сами провести его. Приедут шефы. Кто будет делать доклад вместо Надежды Павловны?

– Понятно, ты!

– Кто же, как не секретарь комсомольской группы!

– А может, Коле поручить? У Веты и так много работы, – предложила Нина.

Юра резко возразил:

– Придумала тоже! Колька – мужчина, а вы хотите заставить его делать доклад о женском дне! Это неправильно.

– Не шуми, не шуми, Юра! Я уже почти приготовилась и завтра выступлю, – сказала миролюбиво Лиза. – А сейчас пора спать.

Юрка, еще не остывший, погрозил кулаком уходившей Нине. Она сделала вид, что не заметила этого жеста.

– Здо́рово ты разбушевался, приятель! – И Коля тихонько погладил по спине друга. – Давай-ка проверим, готов ли наш подарок.

– Подожди. Лучше выйдем вместе с другими. Когда все заснут, мы тихонько проберемся сюда.

Закрыв комнату, спрятав в условленном месте ключ, мальчики раньше других забрались в постели. Укрывшись одеялами, они ровно дышали. Казалось, они крепко спят, но как только всё затихло, Юра приподнялся с подушки, прислушался.

– Колька!.. – едва слышно сказал он. Тот не ответил. Юра позвал громче. Молчание. Подошел к приятелю, а тот по-настоящему заснул. Разбудив друга, Юра велел ему первому идти в разведку.

– Ты без протезов, пройдешь неслышно. За тобой и я проберусь.

И вот они уже в пионерской комнате. Вытащили небольшой ящик, проверяют что-то…

– Кажется, всё в порядке, – с облегчением говорит Юра.

– Почему нет Сони? Она должна уже быть здесь.

Из предосторожности они выключили свет.

Проходят минуты. Мальчикам кажется, что уже ночь кончается. И холодно и досадно.

Коля ворчит:

– Это ты выбрал Соньку! Наверно, забыла обо всем и спит себе спокойно.

– Не думаю, – голос Юры звучит неуверенно. – Она так обрадовалась, что мы доверили ей свою тайну. Уверяла, что обязательно придет. Неужели обманет?

– Юра, Коля, вы здесь? – девочка бесшумно открывает дверь и старается в темноте разглядеть, есть ли кто в комнате.

– Почему так долго не приходила? – набрасываются на нее заговорщики.

– Да я не виновата! Спать мне хотелось страшно, а я даже глаза не закрывала. За Лизой смотрела. Она готовилась к докладу и писала долго-долго. Сейчас она заснула. Я выждала и поползла к вам, даже протез не надела.

– Молодчина!

Соне приятна похвала мальчиков, и она полна желания помочь им. Да и таинственность ночного приключения захватила ее.

– Что я должна делать, говорите!

Юра показывает ей что-то, объясняет, как надо сделать, куда поставить. Девочка поняла.

– А ты повтори, как урок!

И она толково повторяет. Наконец друзья убедились, что Соня сделает правильно. Приготовленное сложили в рюкзак и взвалили его Коле на спину. Соня ползет впереди, за ней Коля, шествие замыкает Юрка. Двигаются медленно. При малейшем шорохе замирают. Остановились у спальни старших девочек. Соня бесшумно скользнула туда и скоро вернулась назад.

– Спят… – шепчет она.

Приятели передают ей вещи. Девочка уносит их в спальню и возвращается.

– Всё правильно поставила? Включила?

– Будьте спокойны. Доброй ночи!

И снова тихо кругом. Спокойное, ровное дыхание детей доносится из спален…

 
Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки Великая Русь!
Да здравствует созданный волей народов
Единый, могучий Советский Союз!..
 

Девочки, как ваньки-встаньки, разом садятся на постелях. Они ничего не понимают. В спальню торопливо входит Екатерина Казимировна.

– Что у вас творится? Еще только шесть часов. Почему вы не спите?

– Да здравствует Международный женский день… – слышат они слова диктора.

Соня радостно хлопает в ладоши и кричит:

– Вы же давно мечтали о радиоприемнике! Это подарок мальчиков нам к женскому дню!

Утром в столовой Лиза поймала Дубкова:

– За хороший подарок тебе большое спасибо от всех нас!

– Ты не меня благодари, Вета. Нас много работало, и я, кажется, меньше всех.

– Расскажи, когда вы это сделали, Коля? Мы почти всегда вместе и ничего, ничего не заметили! – спрашивали Чемпиона девочки.

– Откроем им, что ли, тайну изобретения? – обратился Дубков к товарищам.

– Откроем! – согласились мальчики, и Коля начал медленно рассказывать:

– Собственно, изобретатель и герой всего – Гоша!

– Гоша? – в один голос переспросили девочки, с удивлением глядя на него.

Гоша, сердито хмурясь, толкнул Чемпиона в бок.

– Полегче, изобретатель! – остановил Коля товарища. – Итак, я продолжаю. Значит, Гошка решил делать себе приемник. Возился, возился с ним, – всё срывалось. Юрка и я начали ему помогать. Кажется, еще хуже стало. Правда, изобретатель? – смеясь, спросил Дубков.

– Вы только напортили!

– Верно, Гоша! У тебя до нас лучше было. Но мы же искренне хотели помочь ему. У нас просто недоставало знаний. Решили читать книги, но их не было. Достали какую-то трудную. Разобрались в ней плохо. Сделали чертежи, а Сережа доказывал нам, что ошибаемся. Мы спорили с ним, – помните, в пионерской?

– Так вы давно работаете над вашим подарком! – удивились девочки.

– Нет, тогда мы делали просто приемник, а о подарке и речи не было, – сказал Юра.

– Пожалуй, и на приемник надежды тогда не было, – поправил его Коля. – А бросать не хотелось. Сережа достал нам другие книги. Мы читали их вместе, после уроков, в классе. Один раз поссорились. Каждый свое предлагал. Наш крик привлек внимание Тихона Александровича. Он зашел в класс. Спрашивает: «В чем дело?». Мы сначала не хотели отвечать. Гошка, правда, давно предлагал просить завуча помочь нам, а мы хотели сами добиться. Тут Тихон Александрович заметил у нас книгу по радио. Должно быть, сообразил, чем мы заняты, и так просто предложил помочь. Мы ему всё и рассказали. Оказалось, завуч сам увлекается радио. Он при нас разобрал Гошкин приемник и сразу нашел ошибку. Мы еще долго работали над ним. Видели, какой красивый сделали? Думали поставить его к себе, а тут подошел ваш праздник. Кто-то предложил подарить приемник вам…

– Не кто-то, а ты, Колька, посоветовал отдать его девочкам! – поправил его Гоша.

– Сочиняет Гошка! Это мы все вместе надумали.

– Когда же вы его поставили в нашу спальню? – допытывались девочки.

– Сегодня ночью он был водворен на место. А сделала это одна из девочек. Сами догадывайтесь, кто…

Глава десятая

Медицинская сестра детдома не первый год работает с Дмитрием Яковлевичем. Она хорошо изучила его характер и привычки. Всегда замкнутый, немного рассеянный, с виду суровый и равнодушный, он любит свое дело и как отец относится к детям. Последние три дня доктора узнать нельзя. Он молчит, он явно чем-то расстроен. И работает не так, как обычно.

– Дмитрий Яковлевич, вам нездоровится?

– Почему вы так думаете?

– Вид у вас усталый…

Медсестра не решилась сказать, что замечает перемену в нем и не понимает ее.

Дмитрий Яковлевич не ответил на вопрос и задумался еще глубже. Недавно ему позвонили из больницы. Сообщили, что последнюю операцию Галя перенесла плохо; состояние ее ухудшается; опасаются за жизнь.

Доктор не хочет говорить об этом даже медсестре: растревожит еще она всех детей. Они так любят Галю. О Маше и говорить нечего: она каждый день приходит узнать о здоровье подруги. Наверно, сейчас придет. Что ей сказать?..

Но Маша не пришла. Ее и в детдоме нет. Уже вечереет. Надо ужинать. Ищут Машу: она дежурная по столовой. Спрашивают доктора. Он не знает. Внезапно его осеняет мысль: «А что если она в больницу ушла?..

Накинув шубу, доктор быстро, насколько позволяют старые ноги, семенит к автобусу. В вестибюле больницы, прислонившись к стене, плачет Маша. С большим трудом удается заставить ее сказать, о чем она плачет.

– Я здесь узнала… Галочка умирает… А вы обманывали меня, доктор!.. Уверяли, что всё хорошо… Как вы могли так поступить? Если б меня пустили ухаживать за нею, я знаю, я уверена, что выходила бы Галю!..

Девочка закрыла лицо руками. Она не плакала больше, но как-то склонялась всё ниже и ниже. Доктор поддержал ее, усадил и неловко погладил по голове.

– Дмитрий Яковлевич, помогите нам!.. – Маша остановилась, ей страшно трудно было говорить. – Если… если… Галя должна умереть, – сказала она быстро, точно боясь, что нехватит сил на такие слова, – добейтесь разрешения мне остаться с нею последние минуты…

Доктор не расслышал этих слов, так тихо говорила Маша. Но он понял, о чем она просила, и не знал, что ответить. А Маша смотрела на него, не говоря больше ни слова. Дмитрий Яковлевич чувствовал, что отказать в такой просьбе нельзя.

«Я и дочери своей позволил бы… Так лучше…»

Старый доктор, согнувшись больше обычного, пошел к главному врачу. Сначала ему отказали в разрешении Маше дежурить у постели тяжело больной.

– Она расстроит больную и ухудшит дело.

– Не такая это девочка! – заявил Дмитрий Яковлевич. – Она так горячо любит свою подругу. А любовь иногда делает чудеса. Разрешите, коллега, Маше дежурить. Я ручаюсь за нее.

В белом больничном халате, стараясь не стучать костылями, Маша входит в маленькую палату, где лежит Галя. За ней – Дмитрий Яковлевич.

До неузнаваемости изменилась Галя. Глубоко запали глаза. Лихорадочный румянец горит на щеках. Круглое личико вытянулось, подбородок заострился. Тонкие, какие-то прозрачные руки безжизненно лежат на одеяле. Девочка неподвижна, глаза ее закрыты.

Доктор взял Машу за руку, – он боялся, что она крикнет или заплачет. Девочка поняла этот предупреждающий жест. Собрав все силы, она тихо опустилась около постели больной:

– Галочка…

Больная вздрогнула. Медленно, с усилием подняла веки. Маша провела рукой по ее волосам. И когда глаза их встретились и Маша, обхватив руками голову подруги, горячо поцеловала ее, – доктор неслышно вышел из палаты.

«Лучше оставить их одних», – думал он, спускаясь с лестницы.

А Маша, сжимая худенькую руку подруги, шептала ей:

– Галиночка, мне разрешили ухаживать за тобой. И ты должна, я верю в это, ты должна поправиться!..

Вернувшись из больницы, доктор пошел к директору:

– Может быть, вы будете недовольны моим поступком, Тамара Сергеевна, назовете его самоуправством… Иначе поступить я не мог! Да и вы на моем месте другого выхода не нашли бы.

Доктор не отличался многословием. Он был предельно лаконичен. Иногда трудно даже было понять, что он хочет сказать. Сделав такое длинное для него вступление, он долго закуривал папиросу.

Тамара Сергеевна нетерпеливо спросила:

– Что случилось?

Тяжело ей было узнать об ухудшении здоровья Гали, о нависшей над ней смертельной опасности.

– Я разрешил Маше остаться в больнице около Гали.

– Как же быть с ее занятиями?

– Она нагонит! – уверял доктор. – Переждем немного. Мне сказали в больнице, что эти дни – решающие.

Весть о плохом исходе операции, о тяжелом положении больной скоро разнеслась по всему детдому. Галю любили все. Возможность потерять товарища заставила ребят еще сильнее почувствовать, что она делала для них и каким чутким, верным другом была.

Ребята хотели знать всё, что происходит в больнице. Лиза и Нина предложили Маше сменить ее. Та отказалась, но обещала подробно сообщать о состоянии Гали. И вот каждый вечер кто-нибудь из ребят с целым ворохом записок отправлялся в больницу.

Уже несколько дней на все расспросы Маша печально отвечала:

– Лежит без сознания.

А сегодня Маша вышла с заплаканными глазами и даже говорить не могла. Махнула только рукой.

«Неужели так плохо?» – думал Коля, возвращаясь из больницы. И образ девочки, такой скромной, тихой, умеющей сделать столько хорошего – и всегда незаметно, встал перед ним. Мальчик вспомнил, как он сидел на чердаке, озябший, измученный и обозленный на всех…

«Она поняла, не осудила меня…» И Коле кажется бессмысленным, несправедливым, что Галя умирает. Ему очень больно. Слёзы катятся по щекам. Он их не замечает.

Уже ночь. Маленькая лампочка освещает палату. Галя лежит на спине, вытянувшаяся, неподвижная. Маше кажется, что она уже умерла. Она наклоняется. Галя дышит, но слабо, едва уловимо. Маша надеется, что если ей удастся привести в сознание Галю и заставить ее бороться за жизнь, быть активной в эти страшные минуты, – это спасет подругу. И Маша, наклонившись, шепчет горячие, нежные слова, вкладывая в них всю силу, всю страстную уверенность, что Галя победит смерть. Девочка, зовет ее всё громче, настойчивее, требовательнее…

Галя открыла глаза.

Маша целует ее, твердит, что она не должна засыпать… Но Галя опять теряет сознание.

Маша сидит, опустив руки, полная отчаяния. Ей кажется, что пропала последняя надежда…

«Но она же открыла глаза, я видела это!»

И Маша торопится к дежурному врачу, умоляет его что-нибудь впрыснуть Гале. Рассказывает, как она пришла в себя и снова потеряла сознание. Доктор идет вместе с Машей в палату, считает пульс и качает головой. Маша, плача, просит его как-нибудь помочь Гале.

Всю ночь доктор провел у постели больной. Он что-то впрыскивал, давал какие-то лекарства… Утром, уходя, сказал:

– Пульс лучше…

Маша забыла о сне, об усталости. Она караулила каждое движение девочки. Следила за малейшим изменением дыхания. И когда оно стало ровнее, Маша заснула. Спала она не больше часа, тут же, положив голову на край подушки. Когда очнулась – испуганно вскочила.

Галя не спала.

Она смотрела на друга своими большими, глубоко запавшими глазами, и в них светилась радость возвращения к жизни.

Начались дни выздоровления.

Маша попросила Тамару Сергеевну оставить ее еще на несколько дней в больнице.

– Галя еще так слаба! Она почти не говорит, а я догадываюсь о том, что ей нужно.

Больничные врачи тоже советовали оставить подруг вместе.

Молодой организм Гали хорошо справлялся с болезнью. Она заметно окрепла. Маша должна была вернуться в детдом. Последнюю ночь она проводила в больнице вместе со своей выздоравливающей подругой.

– Машенька, мне хочется рассказать тебе о маме. Ты спрашивала, как я раньше жила? Я всегда отвечала тебе: «Не надо вспоминать об этом». Сейчас я сама расскажу. Я хочу, чтобы ты всё знала обо мне, как и я о тебе.

– Не надо, Галочка, лучше потом. Тебе, может быть, вредно это!..

– Если я решилась, значит не вредно!

Маша заметила недовольную складку на лбу Гали. Она привыкла за это время ни в чем ей не отказывать, но сейчас боялась взволновать ее.

– Мне легче будет, – успокоила ее Галя. – Я уже несколько дней собираюсь…

Маша присела на маленькую табуретку около кровати Гали.

– Я родилась в деревне. Отец умер, когда мне трех лет не было. Вскоре мать переехала в Ленинград. Она поступила на фабрику, а меня отдала в детский сад. Каждый вечер, возвращаясь с фабрики, мама заходила за мной. И потом мы уже с ней не расставались. Всё время проводили вместе. В праздники шли в зоосад или в кино. Мы так дружно с ней жили!..

Девочка помолчала. Ей трудно еще было говорить…

– Когда я должна была поступить в школу, началась война. Мама боялась за меня и хотела эвакуироваться. Как сейчас помню осенний день. Я играла в саду. Мама до́ма укладывала вещи. Всё уже было готово к отъезду. Я не слышала, когда завыли сирены. Помню только страшный удар. Меня подбросило. Падая, я сильно ударилась спиной. Очнулась в больнице. Стала звать маму. Мне сказали, что она тоже больна, лежит в другой палате. Я так тосковала без мамы! Звала ее… Однажды ночью я решила сама найти ее. Спустила ноги с койки, а они не стоят. Я тут же упала. Через несколько дней меня перенесли в палату, где лежала мама, и положили рядом с ней. Мамочка так изменилась, похудела. Она лежала на спине, укрытая до горла одеялом. Я протянула к ней руки. Хочу обнять. Мамочка с трудом повернулась ко мне. Улыбается. Говорит едва слышно: «Родная моя девочка…» Я еще сильнее потянулась к ней. «Упадешь!» – испуганно крикнула она и хотела меня поддержать. Тут я увидела, что у мамы нет рук. Едва не закричала, но мама так смотрела на меня… Я никогда, никогда не забуду выражения ее глаз!..

Галя замолчала. Маша хотела просить ее не рассказывать больше, но поняла, что этого делать нельзя, и тихо погладила ее по голове. Галя продолжала, только голос девочки, мелодичный и нежный, звучал глухо, и фразы стали еще короче:

– Мама поправлялась медленно. Начала ходить. Мы старались помогать друг другу… Нас перевезли на Кировские острова. Поместили в другую больницу на берегу Невки. Мы лежали в большой палате, и опять рядом. Я с ложечки кормила маму, причесывала ее, одевала. Она садилась на край моей койки. Разговаривала. Читала. А на ночь старалась укутать меня. И не могла… Вечером при коптилке рассказывала мне сказки. Я засыпала под них… Один раз моя мама вздумала мыть голову. Чтобы попасть в ванную, нужно было пройти по коридору. Она ушла вперед. Я медленно ползла за ней. Вдруг что-то сильно ударило. Всё затрещало. Кругом захлопали двери, побежали люди, поднялся шум, крики, стоны… Больные уговаривали меня не ходить в ванную. Говорили, что нельзя открывать дверь, что там яма и в ней огонь; если я упаду туда – сразу сгорю. Я и не представляла, что случилось, думала: как же останется мамочка без меня? Ударило снова. Меня волной отбросило в другую сторону комнаты… Когда я пришла в себя, я лежала уже на своей кровати. Позднее узнала, что мама пришла в ванную комнату и ждала меня. В это время начался обстрел. Один из снарядов угодил в стену, где у окна сидела мама. От комнаты осталось три стены. Мама погибла… Скоро нас, детей, опять перевели в Лесное, а оттуда я в детдом попала. Тамара Сергеевна и все воспитатели окружили меня заботой и любовью. А потом пришла ты, Машенька… И вот сейчас, в больнице, когда я открывала глаза, всегда видела тебя. Ты словно переливала в меня свои силы. Мне ведь так хотелось не думать, всё время спать… А ты звала… Машенька, ты настоящий и самый дорогой друг!..