Текст книги "Жизнь побеждает (с иллюстрациями)"

Автор книги: Ольга Матюшина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Глава четвертая

Немало пришлось Наде поработать над собой, чтобы после такого длительного перерыва снова почувствовать себя школьницей. Она научилась экономно распределять свое время, не терять его попусту.

В вечерней школе занятия бывают четыре раза в неделю. Остальные вечера свободны. Прежде Надя проводила их в детдоме, а готовилась ночью. Утомленный мозг трудно заставить работать, и заснуть после такого напряжения долго не удается. Теперь девушка стала заниматься по утрам и в свободные дни. Вставать привыкла рано. На свежую голову учиться легко.

Надя привязалась к школе. Первое время она дичилась, не хотела знакомиться с товарищами, говорила только с Варей. Но недолго она оставалась в стороне от коллектива: на первом же комсомольском собрании ее втянули в работу.

Одинаковые интересы, волнения и заботы сдружили молодежь. Все, кто не хотел или не мог серьезно заниматься, уже отсеялись. Оставшиеся, а их большинство, работали упорно и настойчиво.

В субботу Надя пришла в школу раньше обычного. Она смотрела, как класс наполнялся молодежью. Многих она уже знала по имени. Большинство прямо с работы бежало в школу.

– Даже рук вымыть хорошенько не успеваешь!.. А готовиться-то когда? – говорил, сокрушенно качая головой, Осокин.

– Что ты жалуешься? – смеялись его товарищи по цеху. – Меньше четверки ты еще не получал. Значит, находишь время заниматься!

– Понятно, уроки успеваю приготовить. А мне хочется больше, основательнее знать, глубже. Вот если б меня сегодня спросили по литературе, я бы обрадовался, – сказал он. – Мне важно проверить, правильно ли я понимаю Маяковского. Я люблю его больше других поэтов и знать должен хорошо.

В класс вошел преподаватель литературы. Просмотрев журнал, он вызвал Осокина.

– Расскажите о Маяковском!

В классе зашептались. Товарищи знали, как Степану хотелось сегодня отвечать.

Осокин ясно, толково рассказал о поэте. И когда учитель прервал его, сказав: «Довольно!» – Степан огорчился. Ему даже не хотелось отходить от доски.

В перемену Надя подошла к Осокину. Его, как всегда, окружали товарищи. Он пользовался большим авторитетом среди одноклассников. Многие из них, так же как и Степан, работали на заводах. Целый день в своих цехах они боролись за выполнение плана, соревновались. Вечером спешили в школу. Горячие, еще не остывшие от напряженной работы у станка, юноши и девушки с той же напористостью склонялись над учебниками, стараясь овладеть наукой. И сколько энергии, страсти вкладывали они в эти занятия! Первые дни всем было очень трудно. Казалось – не справиться! Скоро привыкли, и жизни без школы уже не представляли.

Надя, попав в среду рабочей молодежи, становилась требовательнее к себе. Сегодня ответы Осокина, его знание Маяковского поразили ее. Она искренне поздравила товарища. В ответ он недовольно сказал:

– Мне и почитать не удалось! Я только собрался рявкнуть «Стихи о советском паспорте», – слышу: «Довольно!».

Осокин много читал. Он постоянно рассказывал товарищам о новых книгах.

– Откуда ты берешь время работать, учиться и читать? – с восхищением спросила его Надя.

– Так ли еще надо! – серьезно сказал он. – Нет, я плохо использую свое время. Даже самое необходимое не успеваю сделать. Читаю, это верно, но еще очень мало. А разве можно в нашей стране не читать, не учиться? Нельзя! Нам необходимо не только школу кончить, но и вуз. Сама знаешь: грани между умственным и физическим трудом быть не должно.

Иногда, прислушиваясь к спору товарищей, Надя со стыдом сознавалась себе:

«Я даже не слышала, что такая книга вышла!» – Она шла в библиотеку или просила Лизу достать ей новый журнал, книгу. Та охотно выполняла ее просьбу.

Почти все учащиеся вечерней школы жили в общежитиях при фабриках и заводах. После занятий они частенько зазывали Надю к себе чай пить. По субботам нередко шли все вместе на последний сеанс в кино.

Возвращаясь домой, Надя всегда заглядывала в почтовый ящик. Валя, Геня и бабушка часто писали ей. Зная, как она занята, родные не ждали от нее подробных писем.

«Ты открыточки посылай, но обязательно каждую неделю», – советовала бабушка.

Надя так и поступала. Трудно было выбрать время для больших писем. Другое дело – переписка с Люсей. Люся оставалась самым близким другом, и Надя не скупилась на письма к ней.

Вот и сегодня девушка обрадовалась, вынув из ящика конверт, надписанный Люсиной рукой.

– Что-то подружка постаралась сегодня!» – думала она, распечатывая объемистое письмо. И вдруг вместо аккуратно исписанных страничек, Надя вытащила из конверта белые листки.

«И почему они все исколоты булавкой?..»

Надя ворочала их, разглядывала, и не могла понять. Еще раз заглянула в конверт. Там лежала маленькая записочка от Люси:

«Надюша, это письмо от Ани. Оно пришло на твое имя. Мама из колхоза принесла его мне. Ты, пожалуйста, прости, что я распечатала его без разрешения! Это не любопытство. Мне очень хотелось знать, что случилось с твоим слепым другом. Я знаю, как ты разыскивала Аню. Теперь она сама разыскала тебя. Но как прочитать ее письмо? Мама говорит, что в Ленинграде есть школа слепых. Побывай там! Кто-нибудь наверно тебе прочитает. Письмо пришло из Казани».

И Люся прилагала обратный адрес.

«Аня – жива, и научилась писать!» – Надя готова была ночью пойти отыскивать школу слепых, так ей не терпелось узнать, о чем расскажут эти исколотые листочки. Утром за ней должен был прийти Слава. Они сговорились поехать в Русский музей. «Ну, что ж! Пусть он один сходит, а потом расскажет мне», – засыпая, решила Надя.

Вячеслав молча выслушал ее отказ пойти с ним в музей. Надя заметила перемену его настроения и старалась объяснить ему:

– Я получила письмо от потерянного друга, но прочитать его не могу. Аня – незрячая. Видишь, как она пишет? Пойми ты, мне необходимо немедленно разыскать школу слепых. Там кто-нибудь прочтет письмо.

Жуков всё молчал.

– Ты представить себе не можешь, – горячо заговорила Надя, – кем была для меня Аня! В самый трудный момент жизни, – когда умерла мама и мы остались одни, – Аня была со мной. Она, слепая, вносила столько бодрости и света в жизнь других. И, может быть, если б не ее чуткость и желание защитить нас от горя, может быть, Слава, я тогда не справилась бы!.. Это Аня, Аня мне помогла. И я ей так бесконечно благодарна!

– Я не знал, что у тебя есть такой замечательный друг, и готов целый день искать с тобой эту школу!

В бюро справок они быстро получили нужный адрес.

Утром в выходной день в трамвае много свободных мест. Вагон поднимается на Кировский мост. Вячеслав смотрит на застывшую Неву. Ему хорошо вдвоем с Надей.

– Как я соскучился. Без тебя, Надюша, мне даже солнечные дни кажутся серыми.

Надя смеется:

– Мы же совсем недавно виделись с тобой!

– Ну и что же? Мне каждый день хочется забежать, да столько дела – передохнуть некогда! На днях выбрали комсоргом. В научном студенческом обществе поручили большой доклад. И сессия на носу! Эх, да что тебе рассказывать! Ты теперь сама, Надюша, это понимаешь. Наверно, тоже хочешь не просто получать отметки, а действительно знать. Ты – молодец! Я уверен, что ты справишься с учебой и победишь. Такой ты должна быть. Иначе я тебя не представляю… Пойдем скорее, мы чуть не проехали!

И вот они на тихой улице. За ночь выпавший снег еще не разгребли.

– Как здесь хорошо! – сказала Надя. – Кругом деревья… А что это за памятник?

Они остановились перед бронзовой скульптурой.

– Смотри, Слава, какое странное выражение лица у этой девочки! Оно так напомнило мне Аню… А рука ее лежит на раскрытой книге. Девочка ощупывает буквы!..

– Значит, мы пришли и сейчас ты узнаешь, что пишет тебе подруга, – сказал Слава, открывая калитку.

В просторном вестибюле Жуков рассказал дежурной, что́ их привело сюда.

– Подождите здесь. Сейчас я вызову пионервожатую. Она прочитает вам.

Вскоре молодая девушка, легко касаясь рукой перил, спустилась по лестнице. Глаза ее были открыты, и Слава решил, что она видит.

– Пожалуйста, попросите кого-нибудь прочитать нам это письмо! – сказал он.

Девушка улыбнулась, и улыбка оживила ее немного напряженное лицо. Едва касаясь пальцами, она нашла начало письма и прочитала:

– «Дорогая, любимая Наденька! Больше всего я хочу, чтоб письмо мое дошло и чтоб тебе его прочитали. Весточку от тебя стану ждать, как самой большой радости. На первое письмо ты не ответила. Неужели и это не попадет к тебе?..»

Каждое слово рассказывало Наде о жизни дорогого ей существа. Она тяжело вздохнула, услышав, что тетя Саша умерла. Представила себе, как невыносимо одиноко было слепой девушке остаться без матери.

Аня писала, что родственники увезли ее в Казань. Там есть школа слепых. Аня научилась читать и писать по методу Брайля. Поступила на фабрику, где считается стахановкой.

Надя радостно засмеялась, услышав слова:

– «Наденька, я так счастлива, что могу работать не хуже других и приносить пользу государству! Никогда я даже мечтать об этом не могла, а оказывается – и о нас, слепых, позаботилась наша великая Родина. Без глаз я работаю, читаю книги и уже во второй класс перешла. У нас большая библиотека, и я могу читать, читать, сколько захочу.

Где ты, моя дорогая Наденька? Если письмо дойдет до тебя, откликнись, пожалуйста!»

Рука девушки, читавшей письмо, задрожала.

– Ей надо немедленно ответить, – взволнованно сказала она. – Может быть, я напишу за вас? Я знаю, как она ждет!.. Пожалуйста, не откладывайте.

«Неужели она тоже не видит?» – подумал Слава.

И, точно уловив его мысль, пионервожатая добавила:

– Я – незрячая и понимаю состояние вашей Ани.

Девушка принесла какой-то прибор и короткую деревянную ручку с выемкой для пальца наверху и с заостренным металлическим шпеньком. Вячеслав разглядел на приборе металлическую решетку. Девушка вставила под нее бумагу и сказала:

– Я слушаю вас.

Надя едва успевала диктовать, так быстро записывала слепая. Вячеслав с любопытством следил за ней. Ее ловкие уверенные движения покрывали бумагу бесчисленными точками.

«Что тут можно понять?» – думал студент.

Кончив писать, пионервожатая достала листки и, легонько проводя по ним кончиками пальцев, прочитала написанное.

– Должно быть, так читать – очень трудно. Нужно… Ну, как бы сказать?..

Слава старался подыскать слово, которое не задело бы слепую.

– Ты хочешь сказать – особую чувствительность пальцев? – подсказала ему Надя.

Девушка внимательно прислушивалась к разговору, переводя глаза с одного на другого. Казалось, она прекрасно видит.

Вячеслав вдруг вскочил со стула и вежливо сказал:

– Мы столько времени отняли у вас, разговариваем, как с давно знакомой, и не знаем, как вас зовут…

– Зина, – ответила девушка.

– А меня – Вячеслав.

– Меня – Надя. Я тоже старшая пионервожатая, в детском доме инвалидов. Мне хотелось бы поближе познакомиться с вашей работой.

Зина охотно согласилась показать школу-интернат и повела своих гостей по коридору первого этажа. Они зашли в спальни мальчиков и в классы, где занимались младшие.

Надю удивила форма парт.

– Почему они – прямые, а не наклонные как в обычных школах?

Пионервожатая вынула из шкафа уже виденный ими прибор, заменяющий тетрадку. Она показала, как вставляется бумага между сеткой и металлической доской.

– Если парту сделать покатой, он будет соскальзывать с нее. А это «грифель», – объясняла Зина, показывая короткую деревянную ручку. – В металлической пластинке против каждого квадрата сетки сделано шесть вдавленных углублений…

Зина рассказала, как пользуются прибором.

– А почему бы вам самой не научиться писать по Брайлю? – предложила она Наде.

– Это сложно, наверно!.. И руки у меня грубые.

Зина засмеялась.

– Зрячим не надо читать наощупь! Они прекрасно видят наколотые точки. Вы дней через пять научитесь. Сначала будете медленно читать, потом привыкнете.

– Может быть, действительно попробовать? – нерешительно сказала Надя. Вспомнив Аню, она твердо закончила: – Тогда я приду к вам в следующее воскресенье.

– И я тоже, – неожиданно заявил Слава. Надя вопросительно поглядела на товарища.

– В жизни всё может пригодиться, – объяснил Жуков, а сам представил себе, как он каждое воскресенье станет ходить с Надей по Петроградской стороне и вместе с ней учиться у Зины.

Зина прекрасно ориентировалась. Она поднялась во второй этаж и показала малый зал, где читают лекции и собирается для репетиций хор.

– А вот пионерская комната!

Надя хотела войти – и остановилась на пороге. В полной тишине за столиками сидели дети. Они играли в шахматы.

– Не надо мешать им, – решил Слава. – Видно, что ребята серьезно увлекаются шахматами.

– И как их тут много!

– Это любимая игра наших воспитанников, – объяснила пионервожатая. Она показывала комнату за комнатой. В гимнастическом зале Надя спросила:

– Разве дети, лишенные зрения, могут взбираться так высоко на лестницы, упражняться на трапециях, на козле? Здесь всё как в обычном гимнастическом зале.

– А почему бы нет? – удивилась Зина.

– Они же упадут!

– Напрасно вы так думаете. Приходите в часы занятий, тогда увидите наших гимнастов. Конечно, прежде чем дети усвоят все упражнения, воспитателям приходится зорко следить за каждым их движением…

Чем дальше Зина вела своих гостей, тем больше они поражались. В школе-интернате всё было предусмотрено, всё приспособлено для жизни и ученья слепых детей.

В географическом кабинете Вячеслав ахнул от изумления, увидев необыкновенные, сделанные рельефно, карты. На них можно было всё ощупать пальцами. Он долго рассматривал их и в глубокой задумчивости продолжал обход.

Открывая двери, Зина заговорила:

– Здесь – физический кабинет. Здесь – библиотека.

Ей приятно было показывать всё любознательным и внимательным гостям. Из библиотеки девушка хотела провести их в столовую, а потом спуститься в сад.

– Вы своими глазами увидите, как легко и ловко наши ребята бегают на лыжах, – сказала она.

– Зиночка! – окликнул ее кто-то. Радостная улыбка озарила строгое лицо девушки.

– Извините! – сказала она и быстро пошла на голос.

Высокий человек с военной выправкой протянул ей руку. Зина – тоже, – но руки их не встретились.

«Должно быть, он потерял зрение на войне», – соображал Вячеслав.

Надя думала о другом, наблюдая за Зиной. Она заметила, как обрадовалась девушка, услышав знакомый голос.

– Мы им мешаем, – шепнула Надя своему спутнику. – Пойдем домой!

Вячеслав утвердительно кивнул головой.

В это время Зина вернулась к ним:

– Извините, что я заставила вас ждать. Этот товарищ учится в нашей вечерней школе.

– У вас есть и школа для взрослых? – удивился Слава.

– Конечно! После войны она значительно пополнилась. Молодежь работает в наших мастерских, а по вечерам учится.

Надя сразу забыла свое намерение уйти, не мешать девушке. Наоборот, она засыпала Зину вопросами о вечерней школе. Та охотно отвечала ей.

– Только зачем нам стоять в коридоре? Зайдем в комнату для занятий пианистов, – и девушка открыла дверь.

Мальчик лет двенадцати сидел за роялем и что-то разучивал. Ощупав ноты, он ударял нужные клавиши.

– Мы помешаем ему…

– Нет! Это наш будущий музыкант. Он готов играть днем и ночью. Мальчик очень любит музыку и хорошо понимает ее. Он всегда в мире звуков. Нас даже не заметит. Пойдемте в тот угол, на диван… В нашей вечерней школе такие хорошие ребята учатся! – оживленно продолжала девушка. – Товарищ, с которым я разговаривала, до войны учился в девятом классе. Потеряв зрение, он готов был покончить с собой. Считал, что без зрения он – не человек. Сейчас кончает десятилетку. Наверно, получит золотую медаль и поступит в университет.

Надя невольно подумала о себе, и ей стало стыдно: «Вот как надо жить и учиться!».

А Зина рассказывала:

– В вечерней школе есть другой парень. Он потерял на войне зрение и обе руки.

– И учится? – изумился Слава. – Без глаз и без рук? Этому я не поверю. Как же он может читать?

– Губами.

– Зина, это невозможно!

– А мне кажется возможным, – сказала Надя. – Ты не знаешь, Слава, что́ может сделать человек, если он горячо хочет. Я убедилась в этом по нашим детдомовцам.

Выходя из здания школы-интерната, Надя спросила:

– Ты устал, Славушка? Почему ты молчишь? Жалеешь, что времени много потерял?

– Нет, что ты! Я так рад, что попал сюда.

Вячеслав оглянулся на бронзовую скульптуру девочки с раскрытой книгой, на здание интерната.

– И Зина говорит, что школы слепых имеются во всех крупных городах нашего Союза. Подумай, Надя, какие огромные средства тратит наше государство на содержание таких школ-интернатов или детского дома, где ты работаешь!

– Не забывай, Слава: детских домов инвалидов тоже много в стране. А кроме них – школы-интернаты для глухонемых, детские дома для слаборазвитых…

– Да… Сегодня я, как никогда, почувствовал величайшую гуманность нашей социалистической Родины!

Глава пятая

Лиза любила читать. Став комсоргом, она часто предлагала кому-нибудь из товарищей почитать вслух.

В воскресные вечера комсомольцы привыкли собираться в пионерской комнате. К этому дню Лиза всегда доставала какую-нибудь интересную книгу. Девочки, захватив с собой шитье, вязанье, забирались на диван.

Коля раскрывал книгу, и в комнате наступала тишина. Читал он прекрасно. Ребята с большим удовольствием слушали его.

Если у Нади оставалось время – она даже в выходные дни приходила на эти чтения. Так же, как все комсомольцы, она увлекалась, спорила. У каждого были свои любимые герои. Судьба этих героев волновала ребят. Хотелось в жизни подражать им. Всю ночь готовы они были слушать, но неугомонный звонок прерывал чтение. Приходилось оставлять книгу на самом увлекательном месте.

Вернувшись из школы слепых, Надя быстро приготовила уроки к понедельнику и побежала в детдом. В пионерской комнате все были в сборе, но читать еще не начинали.

– Товарищи, мне очень хочется рассказать вам о школе-интернате, где живут и учатся слепые дети.

– Пожалуйста!

– Просим, просим!

– Я была там сегодня, много видела и слышала. Там всё поражает! Невозможно представить, что дети, лишенные зрения, свободно бегают по лестницам, играют… Когда-нибудь я вам подробно расскажу об их жизни. А сейчас попробую описать необыкновенную библиотеку, где в огромных шкафах лежат очень большие и очень толстые книги.

– И, наверно, – всё новые, хорошие?..

– На этот вопрос я не отвечу!

– Почему? – раздались удивленные голоса.

– Ни одного слова я прочитать не могла! Вы, наверно, знаете, что слепые читают руками, наощупь. А вы, если вглядитесь в такую книгу, увидите только массу наколотых точек. Каждая страница вмещает гораздо меньше слов, чем наша, поэтому формат их книг очень велик. Я хочу, чтоб вы ясно представили себе такую книгу…

Надя оглянулась по сторонам и, сняв с полки «Молодую гвардию» Фадеева, предложила:

– Давайте смерим ее!

Юра сейчас же вытащил сантиметр.

– Высота – двадцать один, ширина – тринадцать, толщина – четыре с половиной.

– Как видите – совсем небольшая книга. А у слепых «Молодая гвардия» вмещается не в одну, а в десять книг, и размер каждой – тридцать два сантиметра в высоту, двадцать пять в ширину и шесть в толщину. «Как закалялась сталь» Островского состоит из шести книг. «Война и мир» Толстого – из двадцати восьми. Теперь вы понимаете, какими огромными должны быть книгохранилища для таких библиотек?

– Как же они читают?

– Ощупывают эти точки кончиками пальцев.

– Им и огня зажигать не надо?

– Многие из них совсем не видят света.

– Им еще труднее, чем нам, – вздохнув, заметила Галя.

– Товарищи, вы собирались что-нибудь читать? Я вам помешала, да, Лиза?

– Нет, сегодня мы решили обсудить вопрос о стенгазете.

Лиза вместе с другими членами редколлегии сумела сделать газету содержательной, острой, пользующейся любовью ребят. Заметки помогали воспитанникам выправлять свои ошибки, становиться лучше. Желающих писать появилось много. Всё чаще и чаще редактор не знал, как справиться с обилием материала.

– Придется два раза в неделю выпускать, – пожаловалась Лиза пионервожатой.

Комсомольцы смеялись:

– Сама виновата! Говорила: пишите, – вот мы и постарались!

– Надежда Павловна, – спросила Нина, – а у слепых, наверно, нет стенгазеты?

– Как же, есть! Ее тоже надо читать наощупь. И даже иллюстрировать ее стараются; я видела вырезанную из картона и наклеенную башню Кремля со звездой. Но заметки в газете прочитать не могла.

«Их мысли всё время возвращаются к слепым», – встревожилась Надя. Она взглянула на что-то записывающую Лизу.

Девушка прекрасно справлялась с обязанностями комсорга. Она добилась своего: ребята весь досуг отдавали книгам. Они охотно писали заметки о прочитанном. Сама Лиза составляла рекомендательные списки и тоже помещала их в стенгазету. С каждым номером газета становилась всё живее.

Через несколько дней Ваня созвал членов редколлегии, предупредив их никому о собрании не говорить, особенно Вете. Ребят заинтересовало приглашение. Явились все, и очень быстро. Буренков не стал терять времени.

– Вот что, товарищи, – начал он, – через два дня день рождения Лизы. Ей исполнится семнадцать лет. Надо как-то отметить этот день. Как вы думаете?

– Понятно, надо, и обязательно! – дружно закричали собравшиеся.

– Тише! Не все сразу. Времени у нас нет. Нужно по-деловому. Каждую минуту Вета может прийти. Что вы предлагаете?

Все замолчали, – готовых предложений не было. Ване хотелось сообщить товарищам свой проект. Коля заметил это и насмешливо сказал:

– Говори, Ванька! Ты, должно быть, всё уж обдумал.

– Я не знаю, согласитесь ли вы. Я предлагаю…

План Буренкова понравился. Его одобрили. Распределили обязанности и разошлись. Лиза ничего не знала о затеях товарищей, а те уже что-то делали. Надя им помогала.

Лиза проснулась, как обычно, рано. Она надела новое платье и выглядела в нем нарядной и очень хорошенькой. В столовой ее окружили:

– Поздравляем тебя, Лиза, с днем рождения! – сказала Нина.

– А это наш подарок тебе!..

На белой, такой привычной стене висел новый номер стенгазеты. Сверху крупными буквами было написано:

«ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК»

Посредине был помещен нарисованный акварелью портрет девушки.

Ребята наперебой стали показывать Вете в стихах и прозе написанные поздравления и приветствия.

– Портрет твой нарисовала Нина. По-моему, ты очень похожа, и румянец у тебя бывает такой, когда ты волнуешься. Мы просили сделать тебя полнее, – так лучше, правда? – допытывалась Маша.

– Мы даже написали под ним: «Наш редактор».

Лиза улыбнулась. Она и без подписи узнала себя!

В этот день всем хотелось ее порадовать. Даже Соня преподнесла ей вышитый платочек.

Затея Буренкова удалась. Он был очень доволен. Ваня не любил девчонок, но Лизу считал не хуже мальчишки.

Вечером пришла Татьяна Васильевна. Она привыкла бывать в детдоме и хорошо знала воспитанников. Лиза танцевала с Колей. Увидев Зорину, она подбежала к ней. Татьяна Васильевна залюбовалась девушкой.

– Поздравляю тебя, Лиза! Вижу по сияющим глазам, что день рождения ты хорошо провела.

– Это самый чудесный день в моей жизни! – сказала девушка. – И здесь собрались мои настоящие, верные друзья!

– Хорошо, что тебя так любят. Кстати, райком выхлопотал тебе право жить здесь до окончания школы.

Лиза хотела ответить, поблагодарить, – и не могла вымолвить слова. Ее давно мучила мысль, что по возрасту она не может оставаться в детдоме. Она молча сжала руку Татьяны Васильевны. Та поняла ее состояние и, желая отвлечь, потащила танцевать.

Заметив одиноко сидящую Галю, доктор подошел к ней.

– Скучно?

– Что вы, Дмитрий Яковлевич! Я так рада за Лизу. Такой веселой я никогда ее не видела. И как к ней идет синее платье! Это мы ей сшили…

Доктор выделял Галю среди воспитанников. Она никогда не жаловалась, терпеливо переносила страдания. Ее не надо было ободрять, она сама всегда приходила на помощь другим.

После летнего отдыха девочка окрепла, и Дмитрий Яковлевич стал надеяться, что она сможет перенести сложную и опасную операцию. Но удастся ли поставить ее на ноги? – вот что мучило доктора.

Он хотел пригласить специалистов. Пусть они решат судьбу Галины.

Маша, узнав, что доктор собирается показать Галю специалистам, не давала ему прохода. Просила скорее их позвать.

– Дмитрий Яковлевич, если они решат, что можно сделать операцию и Галочка станет ходить, вы понимаете, что это для нас значит! Доктор, дорогой, хороший, мы никогда не забудем, что вы сделали для нас!

Просьбы Маши, ее горячая уверенность, что подруга должна, обязательно должна, поправиться, смущали доктора. Он сердито говорил Маше:

– Откуда ты взяла, что Галя будет ходить? Ей сделают сейчас небольшую пробную операцию.

Но Маша и слушать не хотела, – она была уверена, что Галю поставят на костыли.

– Разубедить тебя я не могу. Об одном прошу: не передавай Гале то, о чем говорила со мной. Ей же будет невыносимо тяжело, если ты уверишь ее в возможности ходить, а операция не удастся.

– Я понимаю, доктор, и говорю так только с вами. Галочка ничего не будет знать. А мне вы скажете всю правду.

Дмитрий Яковлевич видел, что не пустое любопытство, а глубокая любовь руководила Машей, и обещал ничего не скрывать от нее.

В день консилиума Галина почти не волновалась. Она не допускала мысли, что ее могут вылечить. Ей давно говорили, что это невозможно. Зато Маша не находила себе места. Специалисты совещались слишком долго. Она всё время ждала у двери кабинета доктора. Девушка боялась отойти даже на минутку.

Наконец открылась дверь. Вышли двое в белых халатах и Дмитрий Яковлевич. Они о чем-то говорили очень тихо. Маша хотели идти за ними, но в это время в дверях кабинета появилась Галя. Она была страшно бледна и едва двигалась.

– Галечка, ты устала! Что они тебе сказали?

– Да ничего. Измучили! Так долго осматривали… Оперировать, говорят, нельзя. Надо сначала какие-то процедуры делать месяца два-три. Тогда видно будет. Я же знала! Каждый осмотр так кончается! Не надо об этом думать, Машенька! – Галя тяжело вздохнула.

Уложив измученную девочку в постель, Маша пошла искать Дмитрия Яковлевича. Он был один, в кабинете.

– Как Галя?.. – спросил он Машу.

– Страшно подавлена и измучена.

– Ничего. Лучше ей пока не знать!

– Доктор! Разве операция возможна?

– Кажется… Да, кажется, есть надежда… Только ты молчи…