Текст книги "Представление для богов"

Автор книги: Ольга Голотвина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 54 страниц)

21

– Но это... это просто невероятно! Это необходимо записать... для истории, на века... слышишь, мой мальчик?.. Ох, умоляю Сокола простить мою дерзость...

– Кому Сокол, а тебе до самой Бездны Орешек... Мне говорили, что ваасмирский летописец занес в свои книги все, что со мной случилось... нет, конечно, не все, а только то, что я рассказал на суде...

– Этого мало! Необходимо сохранить для потомков каждую подробность! Я сам этим займусь. На обратном пути расскажешь все еще раз, не упуская ни одной мелочи. А официальные летописцы – знаю я их! Наверняка этот ваасмирец исходил слюной, расписывая королевскую мудрость, а твои приключения переврал! А со временем искажения станут еще значительнее. Так всегда бывает!

Илларни разволновался, глаза его яростно блестели, тонкая рука грозно рубила воздух. Орешек с детства знал это свойство старика – легко забывать о собственных невзгодах и со всем душевным пылом бросаться в ученые рассуждения. Сейчас Илларни не думал о том, как выбраться из чужого города, где он считается преступником. Его заботили куда более важные и неотложные вещи.

– Наше летописание оставляет желать лучшего! Что увидят потомки, обернувшись в прошлое? Они увидят здание с пышно разукрашенным фасадом – но без людей. То, что потомки прочтут, если вообще захотят марать руки о наши летописи, будет приглаженным, приукрашенным, упрощенным изложением бурных, запутанных, подчас кровавых и отчаянно противоречивых событий... Скажи, мой мальчик, та рукопись, что я прятал в тайнике за очагом... не нашли ее?

– Наверное, там и лежит...

– Это хорошо, надо будет ее оттуда забрать. Я изложил в ней свои взгляды на то, чему был очевидцем. Ты же знаешь, я никогда не ограничивался одной астрологией...

Орешек кивнул. Он помнил стеклянные сосуды странной формы, наполненные загадочными жидкостями и порошками (мальчику запрещено было подходить к столику с этой звенящей красотой); помнил расстеленные на полу карты далеких земель, по которым хозяин ползал, сверяя расстояния и названия чужих городов...

– Знаешь, мой мальчик, у меня иногда возникает ощущение... будто все войны, мятежи, заговоры, объединения стран в громадные государства и гибель империй, все это лишь кажется бессмысленным кипением человеческих страстей или слепой игрой случая, а на самом деле подчиняется некой системе законов, некоему сложнейшему порядку, который можно изучать, но которым нельзя управлять. Или можно? Вот это вопрос! Но как на него ответишь без подробных, достоверных сведений о прошлом? Прежние летописцы были такими же придворными блюдолизами, как нынешние... думали не о грядущих веках, а о снисходительной улыбке тогдашнего правителя... хотя этот правитель вряд ли читал их рукописи! – Илларни стал похож на ребенка, которого несправедливо обидели. – А сколько увлекательных, ярких, потрясающих воображение исторических эпизодов под пером летописцев превратилось в слащавые верноподданнические легенды! Взять хотя бы случай, когда проигрыш в «радугу» привел к тому, что Огненные Времена сменились Железными... кстати, эта история немного схожа с тем, что случилось с тобой. И кто об этом знает? Хорошо еще, Нурайна взяла на себя труд порыться в архивах Клана Дракона и восстановить подлинную картину прошлого...

Внезапно Илларни замолчал, проницательно взглянул в лицо Орешку и мягко спросил:

– Но ты не сказал, почему именно сейчас Джангилар решил вернуть меня домой? Через пять-то лет... неужели совесть заела? Или... или что-нибудь изменилось?

Орешек почувствовал себя так, словно удар в живот вышиб из него дыхание. Вот мгновение, которого он ждал и боялся! Пора объяснить своему дорогому господину, что на родине он будет подвергаться, пожалуй, не меньшей опасности, чем в Наррабане. Что старый ученый нужен государю ради тайного, недоброго знания. Что неизвестно, какими именно способами король будет вытягивать это знание из упрямого, непреклонного Илларни...

Но как бы ни обернулось дело, он, Орешек, всегда будет на стороне своего хозяина, который растил его с такой заботой и любовью. Он затем и в Наррабан поехал, чтобы в опасный миг быть рядом с Илларни. Все равно люди Джангилара разыскали бы старого астролога, так лучше этим королевским посланцем быть Орешку. Уж он-то господина никому в обиду не даст, даже королю (которому, кстати сказать, новоиспеченный Сокол еще не успел поклясться в верности)...

Но сказать он ничего не успел: позади скрипнула дверь.

– У вас калитка открыта... и никто не отзывается.

В комнату заглянула пухлая девица с остреньким носиком и круглыми, чуть навыкате глазами.

– Я Сахна-шиу, меня прислала госпожа Нурайна. С ней... произошел несчастный случай.

Мужчины встревоженно вскочили на ноги.

– За переулком Кожевников... – затараторила девица, – колодец для нечистот... решетка деревянная... сейчас там сухо, вот госпожа и не заметила, наступила на край решетки... а он возьми да подломись. Нурайна-шиу вывихнула ногу и щепками поранилась. Рядом дом моей сестры, она вдова, уехала к родичам мужа в Тхути-до, а ключ мне оставила. Вот там госпожа и дожидается.

Орешек уже пристегнул к перевязи меч.

– Я быстро... Запри калитку, господин мой, и не впускай никого, пока я не вернусь.

– Неси ее не к лекарю, а прямо сюда! Я сам посмотрю, что у бедной девочки с ногой.

– Если только вывих, я вправлю, меня Аунк учил...

– Но она ободрала ногу о решетку... если грязь попала в кровь, может быть скверно... Ну, что ты встал, горе мое, беги скорее...

Орешек и Сахна вышли за калитку. С противоположной стороны улицы ничей взгляд не проводил их: Вахра-вэш только что испекла лепешки и теперь делила их между тремя голодными перемазанными ртами.

Илларни двинулся было вслед Орешку, чтобы запереть калитку, но сказалось волнение бурного дня: ноги мягко подкосились, старик опустился на порог. Так сидел он, стараясь унять сердцебиение, смотрел на листья винограда, что в сумерках темными пятнами распластались по стене, и пытался уместить в сознании немыслимую перемену, происшедшую с его мальчиком.

Когда слабость прошла, Илларни поднялся на ноги... и тут калитка распахнулась. Во дворик шагнули трое, и старик почувствовал – сердцем, кожей, кровью, застучавшей в висках, – что само Зло вошло вместе с ними.

В ужасе Илларни метнулся в дом и поспешно заложил изнутри засов, понимая, как ненадежна эта преграда.

– Вышибить дверь! – приказал со двора страшный шипящий голос. Так могла бы говорить змея, если бы обрела дар речи.

* * *

Чинзур вжался в сухую глину забора. Он понял: смерть совсем близка... так же близка, как когда-то в винном погребе Тахизы.

И говорила смерть тем же голосом, что тогда, в погребе.

Бежать, скорее бежать...

Поздно! Кхархи-гарр уже вышли из калитки. Двое несли что-то отчаянно извивающееся, завернутое в тонкий ковер.

Третий задержался над застывшим у забора Чинзуром, крутя в пальцах тонкую веревочку с грузиками на концах.

Чинзур понял, что означает этот жест. Понял, что последние мгновения живет, дышит на этом свете. И даже не сможет вернуться сюда, пройдя сквозь Бездну: не будет у него честного огненного погребения.

Не разум, а какая-то иная сила толкнула его вытянуть вперед руку и жалобно прохныкать:

– Смилуйся... пода-ай слепому, добрый господин!

Пальцы с бечевкой замерли, затем длиннорукий коротышка повернулся и двинулся вслед за своими спутниками. До Чинзура долетело начало шипящей фразы:

– Да он слепой...

Глиняные заборы закачались вокруг, накатила тошнота, тело обмякло, как тряпичная кукла. Но и в таком беспомощном состоянии Чинзур подивился наивности Избранного. Много ли в Нарра-до слепцов-нищих, которые и впрямь ничего не видят? Да и не только в Нарра-до...

* * *

Вахра-вэш, содрогаясь, отпрянула от щели в калитке. Каким ужасом обернулась безобидная попытка заработать немного денег! На ее глазах свершилось черное дело!

Но раз пообещала – нужно держать слово... Страшно, ох как страшно выйти на улицу из своего дворика, ставшего вдруг таким мирным и безопасным! Но надо бежать, пока совсем не стемнело.

Хорошо, что трое ее мучителей, набегавшись за день, уснули вповалку на полу... какие же они милые и славные, когда спят!

Зеленоглазая посулила доплатить за важные новости. А тут уж – важнее некуда! Лишь бы ничего не перепутать... Значит, так: еще засветло высокая грайанка ушла из дому, а в сумерках ввалились какие-то трое... Спутник грайанки был один дома – вот его и утащили, в ковер замотали... Командовал злодеями такой длиннорукий коротышка с сиплым змеиным голосом...

Набросив на голову платок, по-вдовьи закрыв лоб до бровей, Вахра-вэш выскользнула на улицу.

* * *

Чинзур не обратил внимания на пробежавшую мимо женщину. Бездна все еще не выпускала душу заглянувшего в нее человека.

Но постепенно сквозь бездумную радость спасения проступило осознание чего-то скверного...

Ну, конечно! Он опять упустил Илларни. А здесь вот-вот появятся люди Хайшерхо! Ему было сказано: колючкой прицепиться к одежде звездочета! А теперь... Теперь бежать! Удирать, прятаться, спасать свою шкуру...

Поздно! Из-за поворота показались двое. Идут твердо, уверенно, направляются к калитке, откуда только что вышли кхархи-гарр.

Чинзур робко приподнял голову, украдкой бросил взгляд на остановившихся рядом с ним прохожих. Да один из них, кажется, старик! Это еще кто такие?

Сумерки накинули на Чинзура плащ-невидимку. Двое у калитки то ли не заметили прижавшейся к серому забору серой фигуры, то ли не сочли ее достойной внимания.

– Здесь, – негромко сказал по-грайански старик красивым бархатным голосом. – Может, мне пойти первым? Не наделал бы ты глупостей...

– Нет! – хрипло ответил молодой, и Чинзур сжался от заклокотавшей в воздухе ненависти. – Тебе нужен ученый – забирай его. Но самозванец – мой! Сейчас! Немедленно!

– Глупец, ведь ученого здесь еще нет! Мы выйдем на него через эту парочку! Прошу, не торопись...

Голоса стихли за калиткой, конец спора остался загадкой для Чинзура. Но ему и некогда было размышлять о чужих тайнах. Из-за угла вывернулись еще пятеро – здоровенные, плечистые, при оружии. Один из них остановился над Чинзуром:

– Нас прислал Дагхи... Дичь на месте?

Чинзур растерянно молчал. Наррабанец оглядел пустынную улочку:

– А почему калитка нараспашку?!

Сильные руки сгребли Чинзура за грудки, подняли в воздух.

– Упустил добычу, гад грайанский? Я ж тебя прямо тут... своими руками!

Вторично почувствовав дыхание Бездны, Чинзур махнул рукой в сторону распахнутой калитки.

– Там... оба... – прохрипел он. Страшные лапищи разжались.

– Так бы сразу и сказал... Вперед, ребята. Да поосторожнее: молодой здорово дерется. Нашему Дагхи врезал хуже, чем оглоблей! Если схватится за меч, успокойте его колючкой рухху.

– А ты? – спросил один из наррабанцев.

– У калитки останусь: вдруг они от вас ускользнут и на улицу бросятся.

Чинзур чуть не взвыл от разочарования: он-то надеялся, что все уйдут в дом, а он тем временем сумеет удрать...

– Хайшерхо велел поторопиться, – сказал наррабанец, глядя во дворик. – Не знаю как, но храм Гарх-то-Горха тоже про звездочета пронюхал. Уж они-то рады сами такое преступление раскрыть...

– Звездочет – это по их части: оскорбление Единого... – вяло отозвался Чинзур, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Ответить наррабанец не успел: маленький отряд победоносно возвратился.

Двое тащили связанного старика с костистым худым лицом и темными колючими глазами. Он смахивал на вытащенного из норы хорька. Его спутник обмяк в крепко держащих его лапах. Лицо его побелело, глаза закатились. С бьющимся сердцем Чинзур узнал действие шипа рухху. Если колючкой этого пустынного растения хотя бы оцарапать кожу, человек на время потеряет власть над своим телом. Ощущения весьма неприятные. Чинзуру как-то довелось испытать это на себе...

– Ну? – грозно спросил тот из наррабанцев, кто был старшим в маленьком отряде. – Они?

Что оставалось делать Чинзуру?

– Да! – твердо ответил он, в душе благодаря Безликих за то, что они прислали сюда людей, которых можно выдать за упущенную добычу.

Наррабанец повеселел.

– Идем с нами, Хайшерхо простит и наградит тебя.

– Я погляжу за домом, – поспешно возразил Чинзур. – Может, вернется баба, что здесь жила...

– Оставить тебе кого-нибудь в помощь?

– Еще чего! Что я, с женщиной не справлюсь?

– Ну, смотри... Если к утру не вернешься, пришлю кого-нибудь тебя сменить.

«А если я останусь здесь до утра, – думал Чинзур, глядя вслед удаляющемуся отряду, – пусть меня за мою дурость шакалы в пустыне сожрут!»

22

Переулок был глухим; не переулок даже, а тупик: в него выходила лишь одна калитка. Со всех сторон мрачно молчали высокие грязно-серые заборы.

Калитка противно заскрипела, открывая взгляду крошечный замусоренный дворик. Орешек вздрогнул: ему показалось, что сумерки, сгустившиеся в тупичке, темным облаком выползли именно из этой калитки. Словно сама ночь сидела взаперти во дворике, дожидаясь, когда ее выпустят...

Отогнав глупые мысли, Орешек шагнул во дворик. Сахна уже возилась с замком, висевшим на двери дома.

– Пришлось запереть, – оглянулась она через плечо. – Дом на отшибе, люди здесь недобрые, а госпожа совсем беспомощная, шагнуть не может. Я ей даже огонь не стала оставлять, она вздремнуть собиралась. О-о, вот!

Замок подался, дом зевнул гнилой челюстью двери.

– Заходи, господин. Нурайна-шиу на женской половине. А я светильник зажгу, он в печурке припрятан.

Сахна отошла к стоящей в нескольких шагах от дома круглой печурке, а Орешек перешагнул порог и остановился в тусклом пятне падающего со двора вечернего света.

Затхлый, пыльный запах помещения, где давно никто не живет. Видно, не вчера сестрица Сахны переехала к родственникам мужа.

Орешек вспомнил, с каким трудом открывала Сахна замок, и неприятное предчувствие царапнуло его душу. Захотелось сейчас же уйти отсюда.

Окликнуть Нурайну? Орешек уже набрал в грудь воздуха, но что-то заставило его промолчать. Словно сам дом, как большой темный зверь, подобрался, оскалился и беззвучно зарычал на него.

Да где там эта Сахна с ее светильником?!

Орешек нетерпеливо обернулся к светлому прямоугольнику входа. И тут что-то лязгнуло, тяжело обрушилось сверху, тупо ударилось о порог – и светлый прямоугольник расчертили черные квадраты.

Ржавая железная решетка преградила Орешку выход.

Сахна подошла к решетке. На круглом лице не было злорадства. Пожалуй, оно было даже сочувственным.

– Зря ты это, господин, – сказала она негромко. – Разве можно спорить со Светочем? Твоя женщина все равно уже во дворце. А теперь ты погибнешь.

А темные глаза досказали откровенно: «Такой молодой, красивый... жаль...»

В ярости Орешек стиснул в ладони что-то твердое. Рукоять Сайминги! И когда он успел извлечь ее из ножен?

Сразу же пришло спокойствие. Эта пухленькая дрянь не подозревает, что у него есть кое-что получше отмычки!

Мелькнуло воспоминание: кольцо наемников, озадаченное лицо Айфера, срубленный у самого эфеса меч в его лапище... А тут всего-навсего решетка из порядком проржавевшего железа!

– Когда я отсюда выйду, – задумчиво сообщил Орешек Сахне, – сниму перевязь и выпорю тебя, маленькая чумазая предательница, так, что у тебя не будет сил позвать ни твою мамашу-гиену, ни папашу-шакала.

И такая убежденность была в его голосе, что девица невольно отступила на шаг.

– Но-но.. – недоверчиво протянула она. – Даже грайанские колдуны не могут проходить сквозь железную решетку.

– Грайанские колдуны, – нежно объяснил ей Орешек, – могут наложить чары на свое оружие.

И мощно, яростно обрушил клинок на прутья решетки. Брызнули искры. Умница Сайминга, сокровище юнтагимирское, разрубила один из прутьев.

Лицо Сахны исказилось от страха, она пронзительно взвизгнула. Орешек победно улыбнулся, прикинул, куда нанести следующий удар, и, чтобы получше размахнуться, шагнул назад...

Ему показалось, что стены опрокинулись. Подошвы сапог поехали по крутой воронке, в которую вдруг превратился пол. Спиной он ударился обо что-то твердое, левая рука отчаянно пыталась ухватиться за гладкую поверхность камня (правая и в этот миг не выпустила рукояти меча). Стремительно съехав по крутой горке, Орешек врезался в каменный пол и сразу вскочил на ноги. Он ушибся, но кости были целы.

Куда он угодил?

В подземной ловушке, как ни странно, было не очень темно. По стенам светящимися пятнами разрослось нечто вроде плесени или мха. Света было немного, но все же мрак вокруг не был кромешным. Можно было разглядеть склон, по которому только что скатился Орешек, и три отвесные гладкие стены, в одной из которых приглашающе зияло овальное отверстие. Заглянув туда, Орешек обнаружил узкий коридор с неровным полом и вроде бы прочным потолком – насколько это позволяли рассмотреть светящиеся кляксы на черных стенах. Осторожно протянув руку, Орешек коснулся яркого пятна. Кончики пальцев засветились, а на стене остались маленькие черные отметины.

Брезгливо вытерев влажные пальцы о штаны, Орешек начал прикидывать, как выбраться из ловушки. Попытки вскарабкаться наверх окончились неудачей. Последней – весьма хрупкой – надеждой на спасение оставался коридор.

Пригнувшись, Орешек шагнул в каменный проход – и остановился. Воздух жестким комом застрял в горле. Как когда-то в рассветном лесу над рекой Бешеной, душу скрутило тоскливое ощущение близкой опасности

Не веря себе, Орешек вскинул левую руку на пряжку пояса. Невидимые иглы вонзились в ладонь. Талисман, молчавший с ночи возвращения из Подгорного Мира, предупреждал своего хозяина, неподалеку бродит смерть.

23

Вечер окутывал город складками темной шали. Узенькие улочки, всегда немноголюдные в это время суток, сегодня были пусты. Редкие прохожие убыстряли шаг, чтобы до наступления темноты успеть туда, куда стянулся почти весь город – к высеченному в скале гигантскому храму Гарх-то-Горха. Трижды в году жители Нарра-до собирались в храм на великое ночное моление. На сей раз эта ночь совпала с праздником Озерной Девы. В город на поклонение Кай-шиу съехался окрестный люд, и те, кто приносил днем гирлянды цветов доброй богине, ночью хлынули к широким каменным ступеням храма – показать грозному и ревнивому Отцу Богов, что он не забыт.

Люди Хайшерхо не ожидали встречи с кем бы то ни было, поэтому опешили, когда за очередным поворотом им преградили дорогу девятеро вооруженных мужчин.

Впрочем, удивление было кратким. Незнакомцы выглядели столь своеобразно, что спутать их нельзя было ни с кем.

На восьмерых из них были широкие черные шаровары и длинные серые рубахи без поясов. Лица в полумраке казались серыми пятнами, но люди Хайшерхо знали, что эти пятна – глиняные маски в виде крысиных морд. В руке каждый держал кривой меч.

Девятый не был вооружен, у него был лишь факел. Пламя освещало статную фигуру и выразительную хищную маску. Судя по уверенным манерам, он был главным из девятерых. Одет он был так же, как и его товарищи, только рубаха была черная, а на груди была вышита серебром большая крыса.

Айрунги впился глазами во встреченный отряд, прикидывая, что могут эти люди изменить в его невеселой судьбе. Грайанцу не надо было объяснять, кто встретился им на темной улице. Он знал, что крыса – священное животное Гарх-то-Горха.

Человек с факелом шагнул вперед и цепко выхватил взглядом того, кто командовал людьми Хайшерхо.

– Здравствуй, Хаур! Куда это ты спешишь со своими дружками? – глухо, но внятно прозвучал голос из-под маски. – А главное – кого это вы так нежно сжимаете в объятиях?

– Не твое дело! – огрызнулся Хаур. – Если служители храма не стали уличными грабителями, они позволят порядочным жителям Нарра-до идти своей дорогой!

– У порядочных жителей Нарра-до сейчас одна дорога – в храм, на великое моление. У непорядочных, кстати, тоже. Так что мы вас туда и проводим, чтобы бедняжек никто не обидел по дороге.

– До чего вы, жрецы, болтать любите – прямо грайанцы! – обозлился Хаур. – Знаешь ведь, что я действую по приказу самого Хайшерхо!

Из-под серых крысиных масок донеслось сдавленное фырканье, а жрец с факелом откровенно расхохотался:

– Нет, вы слышали, как он это произнес? «По приказу самого Хайшерхо!» Вы трепещете? – обернулся он к ряду серых фигур.

Крысоголовые бодро ответили, что они, конечно же, трепещут и даже содрогаются.

– Вот и я дрожу, – смиренно вздохнул жрец. – Крупной дрожью. Хочется рухнуть и простереться ниц. Только сначала надо припомнить, кто он, собственно, таков, этот грозный Хайшерхо... Ах да! Не тот ли сын уличного писца и внук водоноса, которого Светоч в милости своей сделал смотрителем дворцовых архивов? То-то в этих архивах такой беспорядок!

– Пропусти! – вновь потребовал Хаур. Ему хотелось, чтобы это прогремело твердо и повелительно, однако против его воли голос прозвучал почти жалобно. Хаур уже понял, что дело, порученное ему господином, безнадежно загублено. Как говорится, гиенам скормлено. Жрецы Гарх-то-Горха славились отвагой и боевым мастерством... в конце концов, их было больше, чем людей Хаура!..

– Конечно, пропустим! – пропел старший жрец. – И тебя, и дружков твоих, зачем вы нам нужны? Оставьте пленников – и убирайтесь! А увидите своего Хайшерхо – скажите ему, чтобы побольше внимания уделял пергаментной и бумажной трухе в архивах! Тоже мне, «глаза и уши Светоча»!

Жрец стоял, спокойный и насмешливый, всем своим видом бросая вызов не только этим пятерым, но и всей армии шпионов и убийц, которую держал на службе Хайшерхо.

Да и чего ему было бояться? Серая глиняная маска защищала его надежнее щита, окованного сталью! На кого из жрецов храма должен был обрушить свой гнев Хайшерхо? Маски делали их неразличимыми... Хаур и сам был злопамятен, не прочь был подкараулить врага в темном переулке и приласкать его ножом, но как найдешь обидчика среди прочих служителей Единого?..

Хаур принял решение. Гнев господина, возможно, удастся пережить. А вот удар кривого меча наотмашь – вряд ли...

– Уходим! – мрачно бросил он. – Забирай пленников!

Четверо его подручных с поспешной готовностью передали свой «груз» служителям храма. Ну конечно, не им же придется оправдываться перед господином, а Хауру!..

Пятерка верзил, как побитые псы, понуро удалилась. Один из жрецов, сунув пальцы под глиняную маску, пронзительно свистнул вслед. Остальные молодо, задорно расхохотались.

Айрунги быстро взглянул на Раша, которого теперь поддерживали другие руки. Тело явно еще не слушается беднягу, но взгляд уже осмысленный, гневный. Не трусит. Это хорошо. Айрунги тоже не собирался сдаваться без боя. И бой этот он надеялся выиграть не с пустыми руками.

Несмотря на жару, на алхимике был длинный темный балахон с широкими рукавами. По числу карманов балахон мог поспорить с одеяниями загадочных ксуури. Только карманы эти были потайными. И чего в них только не было!

Айрунги был готов к любому повороту судьбы. Он не сломается, даже если его обыщут и отнимут спасительные сокровища, которые притаились в карманах. Но если эти двуногие серомордые грызуны не додумаются до обыска... о-о, тогда храм увидит зрелище, какое вряд ли раньше разворачивалось под его священными сводами!

Бессильно обвиснув на руках жрецов – ну, просто воплощение старческой слабости и безвольного отчаяния! – Айрунги рассеянно поглядывал на маячившую у самого лица глиняную серую морду с застывшим оскалом белых клыков и старательно вспоминал все, что знал о Едином, его храме, жрецах, обрядах и молитвах. Алхимику предстояло сражение на территории противника.