Текст книги "Представление для богов"

Автор книги: Ольга Голотвина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 54 страниц)

44

– Деньги, конечно, хорошие, но голова-то, ясная госпожа... голова-то своя, она ж дороже всяких денег!

Дюжий тюремщик скрестил руки на груди, всем своим видом выражая непоколебимость. Однако разговор не оборвал, не вышел вон и не хлопнул дверью.

– А что – голова? – ровно возразила Арлина. – Кто тебя просит рисковать головой? Кстати, за такие деньги не грех бы и рискнуть...

Этот обмен репликами двигался уже не по первому кругу. Оба собеседника порядком устали, а Арлина к тому же спешила: ее отсутствие могло быть замечено в доме дальней родственницы, у которой девушка сейчас жила. Тем не менее Волчица и тюремщик ничем не выдавали волнения и торговались с таким небрежным видом, словно речь шла о сущих пустяках, а не о том, чтобы устроить побег государственному преступнику.

Чтобы не выдать нетерпения и жадности, тюремщик поднял глиняную кружку с вином и начал пить большими злыми глотками. Не в силах больше видеть его физиономию, Арлина подошла к маленькому оконцу и выглянула на разбитый вдоль стены крошечный огородик.

Уже ползвона торчала она в мерзкой задней комнате мерзкого трактира, что расположился в самом мерзком городе Грайана. И разговаривала с самым мерзким человеком на свете, это уж точно! Они со всей вежливостью и учтивостью тянули друг из друга нервы.

– Тебе не надо подставлять себя под удар, – вновь начала девушка мягко и убедительно. – Передашь ему ключи от камеры и меч – и можешь спокойно дежурить дальше. Он уйдет, когда на твоем месте будет другой человек. Кто потом сумеет разобраться, откуда к узнику попали ключи?

– Как же! Так ему и удастся выйти наружу!

– А что? По пути будут какие-нибудь решетки или запертые двери?

– Нет, но там охрана на каждом шагу!

– Ах это... можешь не беспокоиться. Даже если в ваши тюремные коридоры битком набьется вся ваасмирская стража – это его не остановит, даже не заставит замедлить шаг.

– Такой воин, да, госпожа? – невольно заинтересовался тюремщик.

– Да, – глухо ответила Арлина. – Великий воин. Слезы подступили к глазам, но усилием воли гордая девушка удержала их.

– Может, я и рискнул бы, – негромко сказал тюремщик. – За пятьдесят золотых.

Голос его остался вежливо-равнодушным, но Арлина с похолодевшим сердцем поняла: это все! Торговля окончена! Наглый тюремщик удвоил названную ею сумму.

– Ты с ума сошел, – начала она беспомощно, но тюремщик грубо и властно перебил ее:

– И чтоб никаких задатков, а деньги сразу! И драгоценностей не совать, только монетами! Пока все не получу, палец о палец не ударю. А если кто меня надуть собирается, так я знаю, где сейчас гостит Глава Волков! Недолго к нему наведаться да рассказать, какими делишками занимается барышня из его Клана.

Угроза и хамство сразу вернули девушке самообладание. Она вскинула голову и гневно расхохоталась:

– Хорошая мысль! Иди прямо сейчас! Мне тогда придется искать другого человека, которому нужны деньги, потому что тебя Каррао убьет на месте!

– Позволь, госпожа...

– Не позволю! Что ты о себе вообразил, скот? Вздумал запугивать Волчицу?.. Впрочем, деньги ты получишь. Приходи сюда же через два звона.

Пылая от негодования, девушка удалилась.

Тюремщик проводил ее хмурым тягучим взглядом. Барышня, похоже, и впрямь верит, что связки ключей достаточно для побега!.. Ладно, пусть деньги несет, а там видно будет, как ей голову задурить...

В комнатушке, которую дальняя родственница предоставила Арлине, было невозможно что-нибудь спрятать. Поэтому единственную вещь, которую надо было скрыть от посторонних глаз, пришлось привязать к ножке кровати.

И теперь, сидя на полу, девушка торопливо распутывала шнурок.

Вот он и в руке – увесистый, туго набитый кошелек с вышитым по бархату золотым соколом. Выглядит солидно, однако пятидесяти золотых там наверняка нет...

А вдруг? Ведь не было еще случая пересчитать деньги...

С затаенной надеждой на чудо девушка высыпала деньги на пол и начала складывать монеты аккуратными столбиками.

Все-таки хорошо, что в то сумасшедшее утро она подумала о кошельке! Даже странно, что в ее измученной бессонницей голове могла возникнуть хоть одна умная мысль!

А бессонница пришла после незабываемого дня, когда судьба подарила ей великое счастье – пробуждение дара... и сразу, не дав опомниться, обрушила непоправимое горе.

Ее любимый, ее герой, ее Сокол оказался безымянным бродягой с исхлестанной спиной! Беглый раб, самозванец, преступник!

Дочь Клана мучилась от оскорбленной гордости... но еще позорнее и унизительнее была неотвязная мыслишка: «Если он лгал о своем происхождении – может быть, он лгал и о своей любви?»

Ну и что?! Какое дело Волчице, наследнице Великого Мага, до того, что думает о ней какая-то жалкая бродячая тварь? Неужели она, Арлина, такая испорченная девчонка, что смеет думать о нем как о мужчине? Да как такое боги терпят!..

Устраивая преступнику побег, девушка пыталась убедить себя, что отводит позор от Клана. Пусть этого негодяя ловят в любом другом месте, пусть его грязную кличку не сплетают с именем Волчицы...

Но себя не обманешь. Презирая и проклиная свою слабость, Арлина понимала: если бы бродяга, покидая Найлигрим, сказал хоть слово, она уехала бы вместе с ним...

Эта пытка продолжалась до тех пор, пока перепуганная Иголочка не вбежала на рассвете в комнату и не рассказала, что ночью через крепость прошел отряд, который вез связанного Хранителя... то есть бывшего Хранителя... то есть Сокола... то есть...

Служанка продолжала что-то лепетать, но Арлина уже ничего не слышала. Мир, который двое суток кружился вокруг, рушился и разлетался на осколки, вдруг застыл в единственно верном порядке. Все стало ясным и непреложным, как воля Безликих.

Она, Арлина Золотой Цветок из Клана Волка, Ветвь Логова, любит беглого раба. Это от нее не зависит. Некоторые люди рождаются трусливыми, некоторые – жадными, а она родилась бесстыжей дрянью, которой суждено опозорить Клан. С этим ничего не поделаешь, а значит, не стоит из-за этого переживать.

Она не знает, любит ли ее этот отвратительный, лживый, ужасный человек. Но даже это сейчас не так важно. Главное – чтобы он остался жив. Для этого Арлина готова разобрать тюрьму по камешкам!

Еще в крепости она подумала о том, что для спасения любимого понадобятся деньги. Проникла в оставленную Хранителем комнату, перерыла вещи в поисках чего-нибудь ценного и наткнулась на кошелек, который этот сумасшедший почему-то не захватил с собой.

И теперь она в третий раз пересчитывала тяжелые золотые кружки. Двадцать семь... и две серебряные монеты... Мало, слишком мало! Где взять остальное?

Девушка видела один путь – постыдный, но неизбежный. Где хранит деньги эта славная, добрая женщина, приютившая Арлину в своем доме?..

За мучительными мыслями юная Волчица не заметила, как без скрипа отворилась дверь.

– Что ты делаешь, девочка? – мягко спросил вошедший Каррао. – Откуда у тебя столько золота?

И, нагнувшись, поднял с пола бархатный кошелек с вышитым соколом.

* * *

– И ведь в самом деле надеялась, глупая девчонка, что сумеет подкупить тюремщика! Прямо как в песенке: «Угощала курочка ястреба пшеном...»

Каррао старался говорить сурово и негодующе, как того и заслуживал безобразный поступок его юной родственницы, но во взгляде посверкивало одобрение. Глава Волков презирал слабость и трусость, а эта зеленоглазая негодяйка уродилась настоящей Волчицей, ничего не скажешь!..

– И что ты с ней сделал? – из вежливости спросил Даугур, которому было совсем не до разговоров.

– Под замок засадил, разумеется. Она целый день взаперти проревела... Но, между прочим, плакать-то плакала, а два раза чуть ставни не выломала! Хоть связывай ее, мерзавку... так ведь и веревки перегрызет! – Каррао не сумел скрыть нотку гордости в голосе.

Даугур рассеянно кивнул. Каррао украдкой бросил на собеседника пытливый взгляд.

Мудрейший Клана Сокола сильно изменился со дня их последней встречи. Кожа пожелтела и казалась высохшей, как прошлогодний лист; в запавших глазах мглой залегла усталость; губы стали тонкими, прямыми и бесцветными; кисти рук вцепились одна в другую, чтобы не выдать своего хозяина дрожью.

Страшная весть подкосила Главу Соколов, который приехал в Ваасмир, чтобы отпраздновать рождение своей первой праправнучки, а вместо этого оказался в самой гуще грязного судебного дела.

С яростным, до боли, сочувствием Каррао подумал, что молодые не понимают, как хрупка и непрочна жизнь стариков. То, что для юноши – тяжкий удар, для старика – с кровью вырванный кусок жизни... а ее и так осталось немного! Если бы молодым дано было это почувствовать, они стали бы добрее и бережнее...

Впрочем, гордый Глава Соколов держался с показным спокойствием. Вот и сейчас – поддерживает беседу, которой Волк безуспешно пытается его развлечь, и поглядывает вниз, на головы волнующейся толпы...

Громадный ваасмирский храм Того, Кто Зажигает и Гасит Огни Человеческих Жизней, был выстроен в форме полукруга. Вход в храм и все окна – с внешней стороны. Внутренняя, вогнутая стена – слепая, без единого окна – полукольцом огибала Судебную площадь. В центре площади находилось широкое возвышение, на котором стояло мраморное кресло судьи. В этот день оно было накрыто красно-зеленым бархатом. В нем восседал сам король: Джангилар не позволил бы никому другому разбираться в этом немыслимом деле. (Ваасмирский судья был бесконечно признателен за это государю.)

На высоте примерно в три человеческих роста вдоль стены протянулись три крытые галереи, от которых вниз, на площадь, сбегали узкие лесенки.

Левая (от входа на площадь) галерея предназначалась для почетных гостей. Право стать почетным гостем стоило недешево, галерейка приносила городскому совету немалый доход, но ваасмирские богачи не жалели серебра за место на узкой каменной скамье, за ажурной решеточкой, над головами толпы, – знай наших! Сегодня галерея была забита так плотно, что жены купцов и ремесленников вынуждены были устроиться на коленях у своих мужей. Но никто не жаловался на тесноту.

Правая галерея почти всегда пустовала. Ни за какие деньги нельзя было попасть туда, ибо она была отведена для членов королевской семьи, а также для Глав Кланов. Сейчас там сидели, привычно не обращая внимания на любопытные взгляды, двое Мудрейших – Даугур и Каррао.

От центральной галереи отбегал, кроме ведущей вниз лесенки, еще и узкий каменный мостик, связывающий галерею с судейским возвышением. На этой галерее ожидали своей очереди свидетели, которых вызывал судья. Каррао и Даугур нашли этот ваасмирский обычай просто глупым: всегда лучше, если свидетель не слышит, что говорят другие, и не может вольно или невольно подогнать свои показания к чужим...

Вокруг судейского возвышения полукольцом стояла мраморная скамья для Детей Кланов. На ней было мало свободных мест.

Кругом густо колыхалась толпа. Присутствующие вели себя чинно, вполне сознавая, что сегодня они не праздные зеваки, а свидетели исторического события.

Мудрейшие при взгляде на толпу испытывали презрение и гнев. Эти людишки не имели права торчать тут, таращить глаза и обсуждать со своими девками горе и позор Кланов.

Каррао и Даугур понимали: будь хоть какая-то возможность замкнуть рот молве, Джангилар не стал бы выволакивать эту постыдную историю на площадь. Но поскольку слухи раздули бы случившееся до размеров куда больших, чем в действительности, король с азартом молодости решил, что уж лучше так – открыто, на весь свет! Вперед, как в атаку! Пусть видит чернь, как потомки Двенадцати Магов карают измену и святотатство!

«Сплетни не могут оскорбить того, кто искренне считает себя выше сплетен», – с завистью подумал Даугур, глядя на короля. Сам Глава Соколов был куда более уязвим...

Каррао бросил взгляд на центральную галерею:

– А сейчас-то как девчонка сидит – ну, королева! Ни слезинки...

И в самом деле, Арлина – нарядная, с красиво убранными волосами, перевитыми зелеными лентами, – сидела у ажурной решетки и с выражением вежливого интереса слушала, как внизу, перед судейским креслом, давал показания Харнат.

Дарнигар держался смело и с достоинством. Медленно, уверенно, с крестьянской обстоятельностью перечислил он распоряжения, которые сделал во время пребывания в крепости человек, называвший себя Ралиджем из Клана Сокола. Затем рыжеволосый воин чуть помедлил и твердо заявил, что считает упомянутые распоряжения правильными и ни в коей мере не наносящими ущерба крепости.

Арлина вскользь вспомнила, как только что давал показания шайвигар. Он тонул в восхвалении королевского величия и в изъявлениях глубочайшей преданности, но все же признал, что не заметил за самозванцем посягательств на казну или имущество крепости. («Корову он у тебя не свел со скотного двора, да?» – насмешливо подумала Арлина. Впрочем, девушка, не ожидавшая от толстяка подобной честности и стойкости, была ему благодарна.)

Король слушал внимательно, хотя и выглядел усталым: дознание шло с раннего утра, а уже давно отзвучал третий светлый звон. Было опрошено много свидетелей. Заметно было, что сильнее всего взволновали государя показания силуранских пленников, убедительно рассказавших об измене Сокола.

Самих подсудимых на площади не было: по обычаю, их следовало доставить в конце дознания. Лишь тогда им официально предъявят обвинение и выслушают то, что они смогут сказать в свою защиту...

От раздумий Арлину отвлек топот на лесенке. Снизу раздался голос стражника:

– Пусть приготовится Эрвар Двойной Удар из Рода Тагиторш – следующим будет говорить он!

Охотник, одетый еще ярче и богаче, чем в день своего приезда в крепость, шагнул из дальнего конца галерейки к каменному мостику над толпой.

Арлина встрепенулась, в зеленых глазах сверкнул огонек.

– Ах, Эрвар, тебе сейчас давать показания... Ты, вероятно, смущен и растерян, ведь Подгорному Охотнику не каждый день выпадает счастье лицезреть государя. Успокойся, король милостив! Рассказывай обо всем так же просто и хорошо, как рассказывал солдатам в Доме Исцеления.

Эрвар учтиво поклонился и шагнул к мостику, стараясь понять тайное значение слов госпожи. С чего она вздумала его успокаивать? Да он не оробел бы даже перед Лаограном, Первым Королем!

Как рассказывал солдатам в Доме Исцеления... Вот оно! Волчица хочет, чтоб на суде прозвучала слегка... э-э... опоэтизированная история. Почему бы и нет? У него тогда получилась красивая легенда, не стыдно рассказать и по второму разу. А если выяснится, что дело было не совсем так, как в его речах... что ж, всем известно, что Подгорные Охотники – сумасшедшие вруны, какой с них спрос!.. Да нет же, ерунда, откуда кто что узнает? Госпожа все подтвердит, Людоеды с возражениями не прибегут...

С этими мыслями Эрвар перешел мостик, преклонил колени перед королем, поднялся на ноги, непринужденно обвел взглядом площадь и с удовольствием заговорил.

Ах, какой фонтан красноречия взметнулся над толпой! Звенели клинки, ревели чудовища, содрогались и покрывались трещинами скалы, грозно вздымали ветви хищные деревья, извергали багровую лаву вулканы, реяли в воздухе стаи кровожадных тварей, скалились Подгорные Людоеды, плакало небо и стонала земля, тянули к людям ручищи Огненные Великаны, сшибались в полете драконы с безжалостными всадниками на спинах...

С лица короля исчезла усталость – ее смахнула белым крылом летящая ввысь фантазия Подгорного Охотника. Джангилар подался вперед, с мальчишеским восторгом и завистью внимая рассказу о чужих подвигах.

Когда Охотник умолк, молодой король потер лоб, с трудом возвращаясь в мир отвратительных преступлений и тягостных судебных расследований. Он задал свидетелю пару мелких вопросов – больше для того, чтобы окончательно прийти в себя, – и отпустил его.

Следующей вызвали Арлину. Как и предполагала девушка, король почти не расспрашивал ее о появлении самозванца в крепости и о сложившихся меж ней и мнимым Соколом отношениях. Джангилар сразу перешел к тому, что живо, остро заинтересовало его: к приключениям трех героев в Подгорном Мире. Охотники – известные выдумщики, но Дочь Клана не станет лгать в глаза своему государю!

Выдержка ни на миг не изменила Волчице. Да, она действительно побывала в Подгорном Мире. Воспоминания об этом мучительны для нее, поэтому, с позволения короля, она не станет вдаваться в подробности, тем более что ей все равно не превзойти в красноречии Подгорного Охотника. Лично ей глубже всего врезались в память хищные деревья, нападение Черных Прыгунов и, разумеется, битва, в которой человек, называвший себя Хранителем, проявил чудеса мастерства и отваги, истребив в одиночку стаю Подгорных Людоедов. К какому бы решению ни пришел суд, она, Арлина, обязана признать: от первого до последнего дня своего пребывания в крепости самозванец не проявил ни трусости, ни подлости... Что еще угодно узнать повелителю? Ах, летал ли самозванец на драконе?.. Увы, она должна, к стыду своему, сознаться: при появлении дракона она с визгом упала наземь... лицом вниз... и, скажем так, видела далеко не все, что творилось в воздухе...

Лавируя между правдой и недомолвками, Арлина ухитрилась не произнести ни слова прямой лжи. Получив разрешение удалиться, Волчица хладнокровно спустилась с возвышения и заняла место на скамье рядом с другими Детьми Кланов.

Галерея для свидетелей постепенно пустела, а толпа все больше приходила в волнение. Шепоток-говорок, шелестевший над площадью, превратился в шумный, как прибой, говор.

Вдруг толпа разом смолкла, расплеснулась в стороны. По живому коридору медленно прошла маленькая, хрупкая седая женщина. На ней был плащ с узором в виде орлиных перьев – казалось, женщина сложила за спиной крылья. Ее сопровождали двое статных мужчин со знаками Клана Орла на одежде.

Король поднялся с кресла, покинул возвышение и поспешил навстречу старой женщине.

– Рад видеть тебя живой и бодрой, Орлица! Прости, не посетил тебя по приезде в Ваасмир... но ты наверняка знаешь, какие события закрутили меня в водовороте. Если был непочтителен – не сердись!

– Я знаю, государь! – негромко, но внятно произнесла Орлица. – Тяжка сегодня твоя ноша... тяжелее, чем обычно. Потому я и здесь – чтобы своим даром помочь моему королю.

– По силам ли это будет тебе? В твои-то годы?..

– Не спорю, нелегко... Вряд ли смогла бы я выдержать дознание от начала до конца, поэтому пришла к допросу подсудимых. Слуги известили меня, что почти все свидетели опрошены... Я не опоздала?

– Сайвафина! – с чувством сказал король. – Если бы я знал, что ты окажешь всем нам такую честь, я послал бы за тобой носилки!

– Зачем, государь? – мягко улыбнулась женщина. – Я стараюсь чаще ходить пешком, а мои дети проводили меня...

Она ласково обернулась к стоящим за ее плечами Орлам, а те ответили ей взглядами, полными почтения и любви.

Сайвафина Осенняя Ягода, самая старая женщина не только в Грайане, но, пожалуй, и в мире, называла всех Орлов своими детьми, потому что давно запуталась, сколько раз надо прибавлять «пра» к слову «внук». Рожденная еще в Огненные Времена, она проводила в прошлое уже триста двенадцать лет, успешно сопротивлялась недугам и храбро смеялась над Бездной. Правда, время правления Лаограна, Первого Короля, она помнила отчетливее, чем события прошлого месяца, да путала порой имена своих многочисленных потомков, но в старческое слабоумие отнюдь не впала. Разум ее оставался ясным, и лишь восемь лет назад она перестала быть Мудрейшей своего Клана, добровольно уступив место одному из своих «детей».

Сайвафину называли Бессмертной Орлицей. Может быть, это было правдой. Но мало того – она была Истинной Чародейкой. Маги говорят: дар, как хорошее вино, с годами созревает и крепнет... Орлица умела безошибочно узнавать, правду говорит человек или лжет. «Вернее, – уточняла она, – считает ли сам говорящий свои слова правдой, ибо единой для всех правды нет в этом мире!»

Сейчас Сайвафина неспешно подошла к мраморной полукруглой скамье, где для нее мгновенно освободилось место, и чинно села. Король вернулся на возвышение и вновь занял судейское кресло.

И почти сразу толпа загомонила, отвернувшись от возвышения. Арлина, не выдержав, вскочила с места, но кто-то из сидевших рядом Волков дернул ее за рукав и заставил опуститься на скамью.

За толпой не видна была подъехавшая тюремная повозка, но сейчас на глазах у всех два человека неторопливо шли по живому коридору.

Оба держались спокойно – но по разным причинам.

Впереди шел Ралидж. На нем была свежая рубашка, под тонким рукавом угадывалась повязка. Смену одежды принес в тюрьму Даугур, добившийся у короля разрешения повидать заключенного. Визит Мудрейшего был воспринят Ралиджем как нечто естественное: кому же, как не Главе Соколов, заботиться о сородичах? Разумеется, молодой человек был очень почтителен, подробно изложил Даугуру обстоятельства дела и теперь не боялся суда, считая его фарсом. Припугнуть его хотят, чтобы взялся за ум! Но неужели это нельзя было сделать деликатнее, не выставляя Сокола на публичный позор?..

Ралидж шагал твердо и уверенно, пряча в глазах искры гнева.

А Орешек держал голову высоко, с дружелюбным любопытством поглядывая по сторонам. Толпа перешептывалась, изумляясь его мужеству, но никто не знал причины такого самообладания.

Да, он выглядел не так, как в тюремной камере, когда ужасные дни ожидания поставили несчастного парня на крайнюю ступень отчаяния. Ему было невыносимо страшно – куда страшнее, чем в Подгорном Мире, в кольце Людоедов. Здесь он был один, не перед кем было сохранять показную смелость, и от этого было еще тяжелее.

Ядовитой рыбой всплывал в памяти рассказ Аунка о гибели Юнтагимира, о том, как потерявшие надежду люди обрывали свою жизнь. Там, в лесу, это показалось Орешку нелепым враньем, разве может человек собственной рукой убить себя? Но теперь он чувствовал, что почти в состоянии совершить такой немыслимый поступок. Был бы у него нож...

Но, хвала богам, ужас и отчаяние не могут вечно владеть человеком. Страх перегорел в душе Орешка, сменился тоскливой усталостью, почти безразличием к будущему.

Когда ползвона назад Орешку дали горячей воды, чтобы он мог как следует умыться, и даже разрешили сбрить неряшливую щетину, парень невесело усмехнулся: прямо хоть на сцену!..

И эта мысль оказалась целительной. Орешек вспомнил то, что не раз говорил себе: жизнь – часть огромного бесконечного спектакля, который люди играют для богов. Сейчас его выход... может быть, последний. Так надо сыграть как можно лучше!

И вот он идет среди расступившейся толпы, под приглушенное перешептывание. Актер привык к множеству жадных глаз, каждый взгляд придает ему уверенности. Сколько зрителей! А самые главные – те, кого он не видит и увидеть никогда не сможет. Но они смотрят – и нельзя скомкать свою роль. И пусть глубоко внутри льдинкой затаился страх – выше голову, актер!..

Но первым по кивку короля на возвышение поднялся не Орешек, а Ралидж – само смирение: глаза потуплены, поклон глубок...

Бессмертная Орлица крест-накрест прижала руки к груди и устремила взгляд на подсудимого. Тут же вокруг Ралиджа замерцал, переливаясь, рой желтых искр. Из них соткалась золотистая пелена, которая становилась все прозрачнее и вскоре стала невидимой для глаз. Но и король, и подсудимый, и зрители знали, что теперь чары не дадут молодому Соколу сказать ни слова лжи безнаказанно. Любое фальшивое заверение, сорвавшееся с его уст, заставит пелену помутиться, повиснуть в воздухе грязными разводами...

Присутствие Сайвафины заставило Ралиджа хмуро задуматься. В тюрьме он тщательно взвесил, что ему отрицать, а в чем признаваться. Чародейка одним жестом перечеркнула эти расчеты, и с внутренним облегчением Сокол решил не лгать. В конце концов, что с ним могут сделать? Зачем вилять и унижаться?

И со спокойной наглостью человека, знающего себе цену, Сын Клана начал отвечать на вопросы короля.

На вражеской стороне он оказался случайно: попал в заросшее кустами ущелье, прорезающее Лунные горы, и перепутал в темноте направление... Да, он видел, что встретившиеся ему всадники были силуранцами... Спрятаться от них? Конечно, мог, но не счел нужным. Ему совсем не улыбалось бродить и дальше по лесу – голодному и без одежды... Понимал ли он, что дает в руки врагам ценного пленника? Да, понимал, но разве было бы лучше, если б его, последнего в Ветви Левого Крыла, сожрали в лесу дикие звери?

(Никто, кроме Каррао, не слышал, что при этих словах Глава Соколов тихо и страстно выдохнул: «Да, лучше!»)

Король продолжал расспросы, все более мрачнея. Он жалел, что рядом нет старшей сестры, – она придумала бы, как выпутаться из этой мерзкой истории. Какое бы решение ни принял Джангилар, молва смешает его с грязью, да и летописцы вряд ли будут к нему снисходительны. Прикажет пощадить негодяя – «проявил слабость, потакая изменнику»! Утвердит смертный приговор – «оборвал Ветвь Левого Крыла и запятнал Клан Сокола несмываемым позором»!

А этот мерзавец невозмутимо признается сейчас в предательстве. Он, видите ли, выдал врагу тайный ход в Найлигрим, потому что крепость, признавшая власть самозванца, нуждалась в наказании!

Что ж, закон недвусмысленно гласит: казнить изменника и не предавать тело огню!..

Но ведь этот закон ни разу не применялся к высокородным! Даже Лаогран, Первый Король, в начале своего правления твердой рукой каравший мятежи и посылавший в ямы с псами бунтовщиков из числа Детей Рода, находил способ смягчить приговор потомкам Двенадцати Магов, дать им честную смерть и последний костер...

Внезапно удачная мысль зажгла искру в темных глазах Джангилара. Он понял, с кем может разделить груз своей ответственности.

Встав с кресла, король звучно произнес:

– Здесь присутствует высокородный Даугур, Глава Клана Сокола. В знак уважения к нему и к его Клану я прошу Мудрейшего спуститься к нам и высказать свое мнение о том, какой участи заслуживает обвиняемый. Решение приму я сам, но не произнесу ни слова, пока не выслушаю Главу Соколов.

Все обернулись к лесенке, по которой медленно спускался высокий старик в богатой одежде. Ралидж с трудом скрыл торжествующую улыбку, вот оно, спасение! Конечно, король с Мудрейшим заранее обо всем договорились: Даугур публично будет молить государя, а тот не сможет оскорбить Главу Соколов отказом...

Даугур встал на возвышении, глядя, как слепой, мимо короля, поверх толпы.

– Мой повелитель, – негромко начал он, – страшная беда обрушилась на Соколов. Исправить ничего нельзя, мы готовы услышать и принять твой приговор, каким бы он ни был. Но памятью Двенадцати Магов заклинаю, до того, как ты решишь судьбу этого... этого нашего родича, позволь нам...

Голос Мудрейшего сорвался. Старик помолчал, чтобы справиться с накатившей слабостью. Затем Даугур оглядел притихшую толпу, и с тонких губ его сорвались страшные слова:

– Дай нам сутки отсрочки, чтобы мы могли изгнать этого человека из Клана.

Все онемели. Каррао на галерейке вскочил на ноги, вцепился в ажурную решетку. Он, как никто, оценил суровое мужество Главы Соколов.

– Ты понимаешь, о чем просишь? – подавшись вперед, спросил потрясенный король.

– Пусть никто не скажет, что Соколу был вынесен позорный приговор! – гордо ответил Даугур.

– Но он же последний в своей Ветви!

– Если ветвь приносит гнилые плоды – ее отсекают! – жестко молвил старик. – За свое решение я отвечу перед Соколами... Может, мне уже недолго оставаться Мудрейшим. Но пока я стою во главе Клана – пусть будет так!

– Что ж, – помолчав, кивнул король. – Скажу и я: пусть будет так! На сутки этот человек – твой, делай с ним что хочешь. Завтра решу его судьбу.

Уходя в сопровождении стражников, молодой Сокол кипел от ярости. Он понимал, что все сказанное было комедией, разыгранной, чтобы оттянуть вынесение приговора и спасти его, Ралиджа. Но неужели старый идиот Даугур не мог придумать что-нибудь менее скандальное, чтобы не заставлять сплетничать весь Грайан?!

А Дети Кланов, кольцом окружившие возвышение, пораженно притихли: неужели так и будет? Неужели такое – такое! – возможно?

(Хотя многие знали, что летописи упоминают о двух подобных случаях. Но одно дело – летописи, а другое – то, что происходит у тебя на глазах...)

– Пусть приблизится второй, – приказал король. – Нет, Даугур, останься. Это дело тоже касается Клана Сокола, и каждое твое слово для меня – дороже алмаза.

Сайвафина вновь крест-накрест прижала руки к груди. Сквозь тонкую золотую пелену Орешек доброжелательно встретил королевский взгляд. Страх льдисто царапал сердце, но сильнее было торжествующее ликование: сам государь почтил вниманием его последний спектакль!..

Король с нетерпением ждал этого мгновения. Наконец-то перед ним загадочный незнакомец, который с одинаковой легкостью совершал и чудовищные преступления, и великие подвиги!

Молод. Красив. Движения легкие и свободные... он весь как... как росчерк меча в руках мастера карраджу! Во взгляде ни тени страха... Великая Бездна, уж не улыбнулся ли он?! Нет, показалось...

– Кто ты? – властно спросил король. – Назови свое подлинное имя – и помни, что чары не дадут тебе солгать!

– У меня нет имени, – отозвался подсудимый тоном человека, которому, увы, приходится огорчить собеседника. – Хозяин называл меня – Орешек...

Это был удар! Толпа разом, на едином выдохе, ахнула. Руки старой Орлицы дрогнули, золотые искры на миг взметнулись у лица подсудимого. Волчий Вожак пробормотал: «Бедная девочка!..»

Джангилар откинулся в кресле, во взгляде его любопытство смешалось с брезгливым разочарованием. Красивая мечта на глазах рассыпалась в осколки.

– Вот даже как?.. Однако ты смел, если без трепета выдерживаешь королевский взор!

Орешек ответил так, как подсказала ему безумно-легкая душа:

– Любой жрец подтвердит, что на меня, как и на всех, глядят Безымянные – каждый день, каждый миг... Так что я привык. А после взора богов королевский взгляд – это ничего... не страшно...

Джангилар растерялся. Этот негодяй смеет насмехаться над государем?! Но в голосе нет вызова, глаза по-детски простодушны...

– Ну-у, – протянул король, не зная, гневаться или смеяться. – Ты слишком языкаст и дерзок для беглого раба!

Вот тут подсудимый обиделся и со сдержанным достоинством объяснил, что в беглых сроду не ходил. Просто его хозяин куда-то пропал, и он, Орешек, не может его отыскать...

Нервное напряжение, стискивавшее душу короля, прорвалось наружу раскатами хохота. Запрокинув голову, Джангилар всхлипывал и стонал. Смех перебросился на скамью для высокородных и пожаром пронесся по толпе. При этом никто – даже улыбающаяся Сайвафина – и не подумал о том, что чародейская пелена осталась незамутненной.