Текст книги "Представление для богов"

Автор книги: Ольга Голотвина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 54 страниц)

16

Хранитель выставил из комнаты двух служанок, навязчиво предлагавших свои услуги. Заперев дверь на засов, разделся и лег, положив рядом с собой на подушку драгоценный клинок в кожаных ножнах.

– Да, – счастливо бормотал он, – правильно люди говорят: «Наглец голодным не останется». Ради такой добычи стоило...

И верно, ради такой добычи стоило стать преступником ходить по краю пропасти, рисковать не только жизнью, но и спасением души из Бездны.

Даже не верится, что было время, когда Орешек не понимал, какое это счастье – слияние руки и разума с клинком. А ведь не так давно это было...

* * *

Лагерь не лагерь – так, наскоро разбитая на лесной поляне стоянка. Навес из ветвей, зола потухшего кострища, мокрая от росы трава. Орешек, продрогший, голодный и злой, возится с доставшимися в добычу сапогами. Подколенный ремень никак не желает затягиваться, торчит, как заячье ухо. Обрезать бы край, да нож где-то обронил. И попросить не у кого – парни дрыхнут под навесом. Не спит лишь один – сидит, обхватив колени руками, пристально смотрит перед собой. Но как раз к нему обращаться не хочется.

Все называют этого мрачного, замкнутого типа Аунк – «клинок». Никто ничего не знает о его прошлом, но это как раз дело обычное: в разбойничьем отряде не принято задавать лишних вопросов. Любознательный человек может доболтаться до скромного погребального костра. Непонятно другое: все в шайке, включая атамана, явно побаиваются Аунка и стараются его не задевать. Причины этого Орешек узнать не успел, но при одном взгляде на Аунка пропадает желание с ним беседовать.

Хмурый, молчаливый, всегда держится в одиночку. Долговязый, худой. Взять скелет, обвить сухожилиями, обтянуть потуже смуглой кожей – вот это Аунк и будет. Похож на наррабанца. Но у человека, в котором течет хоть капля наррабанской крови, не может быть таких серо-стальных бесстрастных глаз, один взгляд которых способен убить веселье в самой буйной компании.

Но надо же что-то делать с этими проклятыми сапогами!

– Эй, приятель, не одолжишь нож? Мне ремень подрезать...

Узкое, длинное лицо повернулось на голос, серые глаза глянули с холодной неприязнью, кисть сделала едва заметное движение – и прямо в физиономию Орешку полетел тяжелый метательный нож.

Позже выяснилось, что это была одна из милых шуточек Аунка. Лезвие должно было пройти мимо щеки юноши и вонзиться в ствол дуба, под которым он сидел. Но в тот миг Орешек не размышлял. Рука сама вскинулась наперехват, пальцы четко сомкнулись на рукояти, кисть слегка рвануло... получилось! А ведь все лето не тренировался, после порки отлеживался... Орешек кивком поблагодарил Аунка. Говорить ничего не стал: побоялся, что дрогнувший голос выдаст его испуг. И склонился над своей работой, будто ничего не произошло.

Что-то заслонило жиденький утренний свет, на траву упала тень. Вскинув голову, Орешек увидел, что над ним стоит Аунк. Когда только успел пересечь поляну? До чего мерзкая, бесшумная походка, как у лисы возле курятника!

– Аршмирская выучка, да? – полюбопытствовал Аунк. За четыре дня, проведенных в отряде, Орешек впервые услышал его голос – низкий, хрипловатый. – Очень интересно. А ну, встань...

Юноша неохотно поднялся. Разбойник провел рукой по его плечам, спине, животу. Орешек хотел сказать, что они не на рынке и что Аунк его не покупает. Но промолчал: в темном лице Аунка было нечто такое, что заставляло его собеседников быть предельно осторожными.

– Мускулы хороши, но в последнее время ты явно не занимался тяжелой работой – болел, похоже... – задумчиво сказал разбойник. – Зато прекрасно двигаешься и быстро соображаешь... Мечом владеешь?

– Сроду в руках не держал! – заверил его Орешек, надеясь, что теперь эта мрачная жердь от него отвяжется.

– Это хорошо, а то пришлось бы переучиваться... Сколько тебе лет?

– Найди мою мамашу и спроси у нее!

– Ладно, и так ясно, что начинать уже поздно. Однако выбора у меня нет. Мне нужен ученик. Очень нужен.

Аунк легким, незаметным движением вырвал из ножен свой меч... нет, не вырвал, меч сам расцвел в его руке, как цветок на стебле. В другой руке тоже сам собой возник кинжал. Лицо Аунка стало отрешенным, даже загадочным, и Орешек замер в предвкушении чего-то необычного, как ребенок возле повозки бродячих циркачей.

Предчувствие его не обмануло. Два клинка, короткий и длинный, зажили в руках Аунка самостоятельной жизнью, серой пеленой оградили своего хозяина от Орешка, от рассветного леса, от холодного и опасного мира...

– «Двойной вихрь», – сообщил Аунк из-за полупрозрачной завесы. – А теперь смотри внимательно...

Узор стального танца не нарушился, но сквозь сеть вращающихся клинков на миг рванулась, как змея, левая рука Аунка. Острие кинжала коснулось живота Орешка – и тут же отдернулось.

– Вей-о! – воскликнул Орешек. – У тебя как будто третья рука выросла!..

– Это так и называется – «третья рука», – отозвался Аунк, красиво отправив меч и кинжал в ножны. – Карраджу, великое боевое искусство. Не те убогие выжимки, что преподносят так называемые мастера в залах фехтования; настоящее, древнее «смертоносное железо»... Но ты, парен, меня удивил. Так ловить нож умеют в Аршмире, а свой вопль «вей-о!» ты мог подцепить только в столице. Побродил, стало быть, по свету?

– Ага, я еще бывал в королевском дворце, на Проклятых островах и в болоте у Серой Старухи! – окрысился Орешек, не стерпев такого нарушения разбойничьей этики. – Тебе-то что до того, где я был раньше? Неужели не видно, что я – наследный принц, а здесь развлекаюсь, приключений ищу?

Аунк оставил его выходку без внимания.

– Конечно, не такой ученик мне нужен, – вздохнул он. – Мне бы мальчишку взять. И не какого попало, а из сотни выбрать. Да не спеша начать, как полагается. Я бы его два-три года учил правильно дышать, правильно двигаться, и лишь потом позволил бы взяться за меч – деревянный, конечно...

Орешек и не подозревал, что Аунк может быть таким разговорчивым.

– Ага, – с энтузиазмом подхватил он, – и годам к девяноста стал бы твой ученик великим воином!

– Любое познание требует времени. Но у меня нет в запасе и двух лет. Чтобы уложиться в этот срок, ты будешь трудиться так, что позавидуешь рабам в каменоломнях.

– Звучит заманчиво. Прямо подыхаю от нетерпения... Ты, мастер, имей в виду: прежде чем меня обучать, тебе придется меня поймать!

– Если понадобится – поймаю! – без тени улыбки пообещал Аунк.

– А почему два года? Уходишь из этих краев? – с надеждой спросил Орешек.

– Нет, – сказал Аунк спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся. – Столько мне осталось жить. Я буду убит через одно лето, в десятый день Звездопадного месяца... А ну-ка, покажи, как ты бросаешь нож!

Ошарашенный Орешек не глядя метнул нож в дерево. Аунк одобрительно кивнул.

– Вся эта шайка – крестьяне, которым надоело копать землю или ходить за стадом. Одно слово – прешта, голытьба! Да, они умеют махать дубинами и топорами, у некоторых это даже неплохо получается, но, как говорится, из соломы меча не выкуешь. Ты тоже не подарок, перевязанный ленточкой, но все же не так безнадежен, как прочая домашняя скотина. Учти, ты должен визжать от радости. Я сделаю твои руки быстрыми и опасными, как лапы рыси, ноги – уверенными и проворными, как волчьи, позвоночник – гибким, как у змеи, глаза – острыми, как у орла...

– ...а уши – длинными, как у зайца, – безнадежно закончил за него Орешек. – Ладно, я согласен. С сумасшедшими не спорят.

Аунк и бровью не повел.

– Тогда начинаем.

– Что, прямо сейчас?

– Нет, дождемся гонца с королевским указом... Снимай рубаху.

– Это за каким еще болотным демоном?

– Снимай, снимай. Будешь учиться правильно дышать.

– Мне и в рубахе неплохо дышится...

Глаза Аунка посуровели, и Орешек как-то сразу понял, почему этого человека боятся в шайке. Руки его уже сами развязывали тесемки у ворота.

Скинул рубаху – и замер, глядя в землю, кожей чувствуя напряженную тишину, повисшую меж ними двоими. Наконец заставил себя поднять глаза...

Первый и последний раз увидел он Аунка растерянным.

– Во имя Хозяйки Зла, как же мне не везет! Нарваться на беглого раба! И что теперь делать? Учить парня, который все равно выше своей болотной кочки не прыгнет и ничего в жизни не добьется? Выбрасывать мое умение в мусорную яму?

Вместо облегчения Орешек почувствовал себя задетым и разочарованным. В глубине души он все же мечтал стать со временем великим воином.

– А я, между прочим, и не навязывался! – яростно выдохнул он и наклонился к лежащей на траве рубахе.

Аунк наступил на рубаху ногой. К нему вернулась невозмутимость.

– Ладно, на все воля Безликих. Будешь наемником, сам учеников вырастишь, вот цепочка и не оборвется... Слушай и запоминай! Дышать – это не значит сопеть в две дырки. Дыхание прибавляет сил и лечит, делает душу спокойной и радостной... Смотри на меня! Вдох через нос. Плечи и грудь в покое. Животом дыши, животом! Воздух должен глубже, ниже опускаться! При выдохе живот втягивается...

Орешек не столько слушал, сколько удивлялся: неужели этот оживленный, многословный человек – тот самый Аунк, которого старается обойти стороной даже старый душегуб-атаман?

И началась каторжная жизнь, полная тренировок. Аунк словно поставил своей целью замучить парня. Дни слились в полосу сверкающей стали. Орешек ел, не чувствуя вкуса еды спал тяжелым сном без сновидений. К счастью, у него был опыт работы в порту. А жизнь грузчика – совсем не пляски на лужайке: нужны выносливость, упрямство, умение не обращать внимания на ноющие мышцы. Впрочем, они вскоре перестали ныть, налились прежней силой. Учение превратилось из пытки в тяжелую ежедневную работу.

Мастер не называл юношу более теплыми словами, чем «пень горелый» и «колода для рубки мяса», и клялся почтенными сединами Серой Старухи, что проще колодезный ворот обучить пению, чем такого тупого, неуклюжего увальня – благородному искусству карраджу. Орешек готов был отчаяться и сбежать. Но все изменил подслушанный им разговор между Аунком и атаманом шайки, кряжистым стариком по кличке Матерый.

Был конец Серого месяца. Холодный ветер загнал разбойников в сарай, уцелевший на разоренном и заброшенном крестьянском подворье. Разбойники на скорую руку починили крышу, развели на земляном полу костер – получилось сносное убежище от непогоды. Дюжина парней, сбившись в кучу, храпела у догорающего костра. Орешек, закутавшись в плащ, лежал у дверей сарая. Услышав за порогом голоса, он вскинулся было, но успокоился и затих, узнав атамана.

– А я сказал – пойдет! – долетело до парня. – Лопает из общего котла, а проку от него, как от телеги без колес. Завтра скажу Барсуку и Коренастому, чтоб взяли его с собой.

– Нет, – мрачно бросил в ответ Аунк.

Орешек уже понимал, почему учитель был так замкнут и немногословен с разбойниками: он презирал их всей душой. А заодно и себя – за то, что якшается с подобным сбродом.

– Как это – нет? – оскорбился Матерый. – Кто здесь атаман? Может, я?

– Ты, – равнодушно согласился Аунк. – Но мой ученик никуда не пойдет.

– Да что ты с ним нянчишься, сожри его Бездна? Он что, с головы до ног из золота, гаденыш этот?

На этот раз Аунк снизошел до объяснений:

– Во-первых, у мальчишки нет времени на вашу грязную и грошовую работенку. Знаешь ведь, что я умру через полтора года, предсказано мне так. За это время он должен научиться тому, что другой постигает лет за семь-восемь. Во-вторых, его могут убить. Случайная стрела – и все мои труды к Хозяйке Зла в болото. В-третьих, это не простой мальчишка. Это великий талант, встречу с которым подарили мне боги. Я просто показываю ему то, что другие берут ценой многомесячных изматывающих упражнений. А он это легко повторяет и быстро усваивает. Вижу, ему суждено во всем превзойти меня. То, что я добывал потом и кровью, он запоминает, чуть ли не играя. Уверен – в прошлой жизни он был прославленным воином... только, наверное, большим злодеем, раз то, что уцелело от его души, досталось рабу. А теперь он вспоминает все, что знал когда-то...

Орешек высунул нос из-под плаща. Слова учителя поразили его, хотя, по чести говоря, согласиться с ними он не мог. Ничего себе «играя»! От этих тренировочек волком выть хочется!

Атаман молчал – видимо, не ожидал от неразговорчивого Аунка такой тирады.

– Ладно, – прежним, презрительным тоном бросил Аунк. – Никуда он не пойдет. Ни завтра, ни послезавтра. А вздумаешь нам грозить... Ты, Матерый, сам знаешь, что если я захочу уложить весь твой отряд на погребальный костер, остановка будет за одним: где я столько дров возьму?

– Да что ты сразу обижаться! – вскинулся атаман. – Не хочешь – не надо, пусть парень обучается мечу. В горячий денек, когда стражники прижмут, нам не вредно будет иметь рядом такого бойца, как ты!..

Над головой трижды бухнул колокол. Полночь. Орешек очнулся от мучительной дремоты, сотканной из воспоминаний, и остановил взгляд на черной потолочной балке. Нет, не принесло пользы Матерому и его шайке великое искусство Аунка во время облавы двое суток назад...

Крики, лай собак, топот копыт, ржание... оседающий на траву Аунк с двумя стрелами в животе... и он, Орешек, пытается оттащить учителя поглубже в заросли, укрыть от погони...

Не было меж учеником и учителем особой теплоты. Орешек понимал, что для Аунка он – лишь глина, из которой тот хотел вылепить лучшее свое произведение. И все же в тот миг дороже всего на свете была для него жизнь наставника, бившаяся слабой жилкой на виске.

Аунк умирал тяжело, бредил, говорил о прекрасном городе у моря, который ждет своего короля... а потом открыл глаза и твердо, четко произнес:

– Черная птица!

И такая была в его голосе тоска, что Орешек невольно вскинул взгляд в небо – не кружится ли там что-то черное, мрачное, крылатое...

Когда он опустил глаза, Аунк Клинок был уже мертв...

Нет, Орешек не кинулся бежать, хотя голоса врагов приближались. На такую подлость по отношению к учителю он не был способен. Заставил себя дождаться момента, когда первый стражник вынырнул из зарослей, и лишь тогда метнулся прочь, заметив краем глаза, что преследователь задержался над мертвым телом.

Хвала богам! Аунк не останется в кустах на поживу птицам и мелкому зверью. Великий Грайан никому не отказывает в последнем обряде. Раб, нищий, преступник – каждый завершает свой путь среди языков пламени, под молитвы жрецов, под ритуальную фразу: «Спасибо за то, что ты жил!»

Ужасна участь того, чье тело не принял честный погребальный огонь: душа не найдет дорогу в Бездну. Незримой голодной крысой будет она шнырять меж мирами, не находя нового воплощения, но и не исчезая, страдая так, как ни один живой человек никогда не страдал, мучаясь так, как не мучаются души в Бездне, и пытка эта будет длиться до тех пор, пока стоит мир и правят им боги...

Вей-о-о! Но разве именно это не грозит ему, Орешку?

Парень вскинулся на кровати, безумным взглядом всматриваясь во тьму.

Есть два преступления, за которые грозит беспощадная кара – и тело злодея не предается огню.

И одно из этих преступлений он, Орешек, как раз сейчас совершает!

Нет, об этом и думать жутко... «Чего не можешь изменить, о том не скули!» – учил когда-то мальчика веселый город Аршмир.

Орешек вновь опустил голову на подушку. Лучше вспомнить что-нибудь хорошее, вселяющее в сердце бодрость. Например, свой первый Поединок Мастерства...

Это было в последний, сороковой день Первотравного месяца. Аунк сказал, что Орешка уже можно выставить против неплохого противника и что сам он, Аунк, рискнет поставить на ученика пару медяков. В устах скупого на похвалу учителя то было высокой оценкой, тем более что Орешек стороной узнал, что поставил на него Аунк не «пару медяков», а пятнадцать золотых – сумму весьма и весьма солидную.

Поединки были разрешены только лицам благородной крови и только для выяснения вопросов чести. Но ни один из законов Великого Грайана не нарушался так часто и повсеместно, как этот. Рядом с Поединками Чести нагло, почти на таясь, существовали Поединки Мастерства. В дни схваток, особенно если бились известные мастера, большие деньги переходили из рук в руки. И когда толпа собралась на заднем дворе трактира «Рыжий пес», Орешек был уверен – стражники не заявятся туда, чтобы прервать бой. Анмир, Спокойный Город, не любил неприятностей, а если они все же случались – старался их не замечать.

«Задний двор» – это, конечно, звучало слишком скромно. Хозяин таверны специально купил и снес несколько бедняцких хибар возле «Рыжего пса», и теперь в его распоряжении было огороженное забором поле, которое, даже за вычетом налогов и поборов, приносило своему владельцу больший доход, чем такой же клочок земли – какому-нибудь бедолаге-крестьянину.

Орешку по жребию достался опытный противник – плечистый, длиннорукий Нурдек Черный Дятел из разорившегося Рода Саринес, бывалый наемник. В городе у Нурдека было много друзей и почитателей, поэтому воина встретили восторженными воплями, которые слышны были, вероятно, даже во Дворце Хранителя Анмира. Под рев толпы боец сбросил рубаху, бугры мышц заходили под смуглой кожей.

Орешек по вполне понятным причинам рубаху не снял, хотя солнце жарило не по-весеннему. Его не приветствовал никто из горожан, пришедших поглазеть на очередной триумф своего любимца и сожалевших, что жребий поставил его в пару с зеленым юнцом.

Зато вокруг Орешка стеной встали разбойники. Кто предлагал ему глотнуть вина из фляги, кто сообщал подслушанные сведения о противнике, кто просто ободряюще хлопал по спине. Орешек понимал, что парни по совету Аунка поставили на него и теперь волнуются за свои деньги, но все же приятно было чувствовать себя персоной важной и уважаемой...

Обнажив клинки, бойцы заскользили по утоптанной земле. Зрители смолкли, боясь упустить хоть звук. Начало поединка называлось «юнтивар» – «ненанесенный удар». По традиции противники осыпали друг друга насмешками и оскорблениями. Обряд преследовал две цели: во-первых, вывести соперника из равновесия (злость – плохой советчик в бою); во-вторых, отвлечь его мысли от предстоящего поединка. Во время юнтивара принято было сохранять хладнокровие, избегать площадной брани и не опускаться до отрицания того, в чем обвинил тебя противник.

Словесный поединок начал Нурдек. Он кружил, стараясь повернуться спиной к солнцу, и беседовал со зрителями. Орешка он игнорировал.

– Дожил! – жаловался он. – Докатился! Жребий жребием, но согласиться на драку с учеником, которому только-только растолковали, как приветствовать противника!.. А ведь я участвовал в двух кампаниях на Проклятых островах, моя выучка не имеет цены!..

– Точно! – подтвердил Орешек. – Не имеет. Никакой.

Нурдек и взгляда в его сторону не бросил. Но когда Орешек пробы ради сделал выпад, на пути его меча встал клинок противника в безупречной оборонительной позиции «левый щит». Орешек без огорчения отступил: спешить некуда, это еще не бой, а так, взаимное развлечение...

– Мальчишка! – сетовал Нурдек. – Сосунок, которому неудачник-наемник показал, где у меча клинок, а где – эфес! О Безликие, зачем я согласился на этот бой? Надо было отказаться, не позорить себя...

– А еще не поздно, – подсказал Орешек. – Бросай меч и беги. Я догонять не буду.

– Как низко я пал! – сокрушался наемник, все еще не желая видеть и слышать своего противника. – А ведь я обучался в столице, в Большом Зале Карраджу, и многое вынес оттуда...

– Я слышал, – уважительно отозвался Орешек. – Ты вынес оттуда два серебряных подсвечника и кошелек наставника.

Наконец-то Нурдек соизволил его заметить.

– Слышал? Вот как? Неужели слух обо мне дошел до той мусорной ямы, откуда ты родом?

– Нет, это я слышал на проезжей дороге от одного торговца. Он еще рассказывал, как ты согрешил с Подгорной Жабой.

Последняя фраза была грубовата для юнтивара. Орешек бросил ее, чтобы скрыть раздражение: противник теснил его к ограде, да еще против солнца.

– Торговец, торговец... – задумчиво пропел Нурдек. – Не тот ли, случайно, работорговец, от которого ты сбежал? Не потому ли ты в рубахе пляшешь? Не хочешь, чтобы люди клеймо видели?

Случайный выстрел угодил в цель: Орешек до зубовного скрежета стыдился своей исхлестанной спины.

Злой, как собака, получившая пинок, парень кинулся вперед, распластавшись в низком колющем ударе «мост через ручей». Но красивый удар ушел в пустоту, а Нурдек, смуглый и ухмыляющийся, возник совсем рядом, и пришлось уходить от рубящего удара, упав на левое бедро, перекатившись и вновь вскочив на ноги.

Наемник, почувствовав слабину, продолжал бить в ту же точку:

– Большая тебе, щенок, честь оказана, что в руках у меня меч, а не плетка! Ты бьешься с воином из Рода Саринес! Это древний, гордый и честный Род, в котором мужчины прямым взором и клинком встречали врага, а женщины всегда точно знали, от кого рожали детей!

Но Орешек уже взял себя в руки и простодушно поддакнул:

– Конечно, они знали! Только мужьям не говорили...

Теперь уже бешено зарычал Нурдек. Меч словно сам собой заплясал в его руках. Сталь ударила о сталь, воздух наполнился лязгом. Бойцы замолчали, а зрители завыли.

С трудом отведя меч Нурдека, Орешек закружился перед противником. Вылетели из головы красивые названия приемов, не звучал в памяти занудный голос Аунка: «Горизонтальный удар с шагом вперед, захват меча обеими руками, большие пальцы обращены друг к другу...» Нет, он просто уходил от сверкающего клинка, а тело само делало все как надо, и прошел недолгий страх от мысли, что бой не учебный, а настоящий. Да и чего бояться – не до смерти схватка, до первой крови! В какой-то миг в сердце ворвалось отчаянное боевое веселье, и Орешек, в очередной раз отбив клинок, сам азартно ринулся в атаку. Неожиданно парень понял, что этот хваленый боец движется медленнее, чем он, Орешек, вчерашний ученик, да и приемы его просты и однообразны: на силе выехать хочет, на длинных своих лапищах... Подходило, подкатывало странное, чуть пугающее состояние, когда время замедляет ход, движения окружающих становятся вязкими, плавными... вон как тащит вверх меч, словно воздух сгустился вокруг клинка... сверху рубануть хочет, дуром, без хитростей... не успеет, уйдем, пусть рубит нашу тень... и клинок уже идет к земле, этот увалень пытается погасить замах... поздно, мы его сбоку, по эфесу, с зацепом... выбьем меч...

Толпа издала такой вопль, что в домах по соседству чуть не рухнули стены. Наемник застыл, уронив меч и стиснув левой рукой правое запястье. Меж пальцев сочилась кровь: Орешек, обезоружив противника, вскользь задел его руку.

К Нурдеку бросились дружки, кто-то уже стягивал рану тряпкой. Орешек стоял, держа меч на изготовку и не зная, что делать дальше. Над толпой, над крышами, над Анмиром пронесся, переорав все голоса, бас Матерого:

– Наша взяла-а!!!

Разбойники подхватили своего бойца на руки, с торжеством потащили в трактир – праздновать победу. Расшвыряв всех на пути, рядом с Орешком встал Аунк, менее мрачный, чем обычно.

– Неплохо! – бросил он. – На эту драку смотреть было не противно... Ты ничего не забыл?

Орешек хлопнул себя по лбу:

– Пра-авильно! Я сейчас!..

Выскользнув из дружеских лап, он нырнул в толпу. За спиной услышал недоуменный возглас кого-то из разбойников:

– Куда это он?

И высокомерный ответ Аунка:

– Деревня! Прешта! Порядка не знаешь! Победитель должен предложить побежденному вместе выпить и не таить друг на друга зла...

Вернулся Орешек быстро. На вопросительный взгляд Аунка ответил весело:

– Не идет он. Говорит, что я тварь поганая и чей-то там сын, я не разобрал, чей именно. А жаль, меня всегда интересовал этот вопрос...

– Не умеет проигрывать! – фыркнул Аунк. – Слабак!.. Ладно, парни, захватываем трактир и гуляем!

Обернувшись к Орешку, он добавил негромко:

– С утра – опять за работу. У нас осталось восемьдесят девять дней...

Повернувшись в постели, Орешек задел щекой кожаные ножны. Открыв глаза, печально улыбнулся.

Аунк был – как этот клинок...

Мысль о клинке немного развеяла грусть. Подумать только – меч с клеймом Маленького Города!

Про Юнтагимир ему тоже Аунк рассказывал...

Снова нахлынули воспоминания. Вот сидит он, прислонившись к стволу вяза, и, как это называется, отдыхает от тренировки... Ничего себе отдых! Хозяйке Зла бы всю жизнь так отдыхать! Левая рука мнет, мучает правую – выламывает, чтобы гибкой была, подвижной... Вей-о! Больно!

А этот изверг, этот зверь устроился рядом: присматривает, чтоб ученик от пытки не увиливал, а заодно ведет, гад, милую беседу. Разумеется, о мечах, о чем же еще! Этот ненормальный не интересуется ни выпивкой, ни женщинами, ни лихими разбойничьими приключениями... ничем, кроме железа, должным образом закаленного и заточенного!

– Хорошую сталь умеют варить в Наррабане, но я никогда не одобрял их мечи. Конечно, для конников легкие изогнутые клиночки годятся... ты слышал, конечно, про наррабанскую конницу... А сними такого вояку с седла да поставь его на своих на двоих против нашего воина с настоящим, увесистым мечом – тогда и увидишь, чего она стоит, гнутая игрушечка!.. Грайанские оружейники стальных мечей почти не куют, сплошь железо. Воину высокой выучки такое оружие не с руки, но рядовому наемнику, которому стальной клинок не по карману, недорогой мечишко подойдет. Проверь любой большой отряд: на полсотни железных мечей – один стальной. Хорошее оружие делают в Ваасмире, но имей в виду: купцы под видом ваасмирских клинков норовят сбыть всякую дрянь. Хочешь обзавестись настоящим мечом – не поленись съездить в Широкий Город. Или в Яргимир – там тоже есть две мастерские, до железного барахла не опускаются. Я нарисую тебе их клейма.

Стараясь скрыть гримасу боли, Орешек спрашивает:

– А где делают самые лучшие мечи? Не в Грайане, а во всем мире?

– Уже не делают – с тех пор, как погиб Юнтагимир.

От изумления Орешек прекращает издеваться над своей кистью.

– Ты что мне сказки рассказываешь? Это малые ребятишки верят в четвероруких мастеров из Юнтагимира!

– Почему – четвероруких? Люди как люди были, только мастера очень хорошие... Эй-эй, отдыхать вздумал? Мышцы остынут, потом опять разогревать... А ну – мягко, нежно, бережно... Не морщись, от этого еще никто не умер.

– Не хочу стать первой жертвой...

– Не ной, работай! О чем мы... ах да, Маленький Город... Был он где-то в Черных горах, жили в нем умелые и умные люди – нам лет сто учиться надо, чтобы такими стать. У них был обычай: когда мальчишке исполнялось пятнадцать, он уходил из города – в Грайан, Силуран, Наррабан, Ксуранг... словом, куда хотел. Устраивался учеником к ремесленнику, слугой к ученому, подручным к торговцу, помощником к переписчику книг: искал место, где можно побольше узнать. Лет через пять-десять возвращался домой и рассказывал, что полезного выведал. Только не понимаю, зачем это было надо, они сами весь мир могли научить уму-разуму. Где находился город – держали в строгом секрете, торговлю вели через доверенных лиц. Покупали зерно, вино, масло, а что продавали – словами не описать! Любые изделия из металла, украшения, изумительные драгоценные камни – до сих пор не найдены копи, откуда они взяты. Ткани сами не делали, но покупную материю так расшивали золотом и серебром, что глаз не оторвать! Но главное – оружие. Они его делали мало, зато такое, что могло рубить камень, пушинку на лету рассекало... Жили, говорят, дружно, не старались разбогатеть за счет соседа. Рабства у них не было...

Такого наглого вранья Орешек стерпеть не может.

– Кто-то чушь нес, а ты повторяешь! Раз они металлы варили, стало быть, руду добывали. А где рудники, там и рабы. По доброй воле никто под землю не полезет!

– Говорю тебе, они были умнее нас лет на сто. Умели так работать, что труд был не в тягость, даже в рудниках.

– Ну и откуда все это известно? – фыркает ничуть не убежденный Орешек.

– Забрел к ним один Подгорный Охотник. Они его приняли, приветили, но из города не выпустили, чтоб никому не раскрыл их тайны. Только через несколько лет ему удалось бежать. До самой смерти рассказывал о чудесах, которые видел в Маленьком Городе.

– Это не про него сложили поговорку: «Врет, как Подгорный Охотник»?

На губах Аунка мелькает тень улыбки.

– Оставь кисть, хватит пока... Может, и про него. Знаешь, до чего он доврался? Говорил, что самую тяжелую работу за горожан делал пар.

– Что-о? Какой пар?

– Обыкновенный, от кипящей воды. Разводили, говорит, огонь под котлом таким особенным, он закипал и работал за людей...

Орешек хохочет – так понравилась ему эта картина: волшебный котелок с ручками и ножками соскакивает с огня и хватает кузнечный молот.

– Нашлись грамотные люди, – продолжает Аунк, – записали его рассказы, эта книга известна в нескольких списках...

– И не жаль было пергамента... Я слышал, город разорил один из королей Силурана?

– Нурчар Черный Зверь из Клана Вепря. Его люди проследили, куда торговцы доставляли зерно для Юнтагимира... Горожане сражались до последнего удара сердца, а когда враги ворвались в город, мужчины убивали своих жен и детей, чтобы те не попали в плен, а потом сами обрывали свою жизнь. Те немногие, кого силуранцы взяли живыми, умерли под пыткой, не выдав тайн своего мастерства. Город лег в руинах, мастерские превратились в груды битого камня. Об этом есть в силуранских летописях. Правда, я не читал, с чужих слов говорю...

– Ну и дурак был этот Нурчар, хоть и Вепрь. Какая ему была выгода уничтожить такой город?

– Боялся, что его опередит король Грайана. Обычная логика правителей: если что-то не мое, пусть оно будет уничтожено. Вот более свежий пример: ты слыхал про Эстамир?

– Нет, никогда. А красивое название – Жемчужный Город...

– Правильнее – Город Жемчуга, там были жемчужные отмели, но из года в год добыча падала... Да, красивое название. И сам он был красив – широкими террасами сходил к морю... В Эстамире ткали отличную материю, плели кружева, нежные и прозрачные, как морская пена, красиво расшивали бисером кожу. У королей Грайана из поколения в поколение передается нагрудник с вышитым драконом – старинная эстамирская работа, еще из Огненных Времен...

Голос Аунка посуровел.

– Эстамир был вольным городом, подчинялся лишь собственному королю. Эстамирцы говорили о себе: «Вольны, как рыба в море!» Но рыба свободна до тех пор, пока ее не втащит на борт лодки рыбачья сеть... Грайан рос, захватывал земли за морем. Посуди сам, мог ли он стерпеть существование вольного города на самой своей границе? Случилось то, что случится и с другими городами, которые до поры до времени кичатся своей независимостью. Авибран Светлая Секира привел к берегам Эстамира эскадру, а к его стенам – войско. Он говорил горожанам о низких налогах, о сохранении некоторых древних вольностей, об уважении к законам, обычаям и религии города... даже обещал сделать короля Эстамира, Аджугара Железнорукого, Хранителем города. Но Эстамир и слышать ничего не хотел. Тогда Авибран взял город штурмом. Старые стены были плохо подготовлены для отражения атаки, но люди оказались крепче стен. Сражение кипело в каждом переулке, дрались женщины, дети, старики. Был серьезно ранен сын Авибрана, двенадцатилетний Бранлар, впервые отправившийся с отцом в поход. Король-отец так разгневался, что отдал город на разграбление солдатам, а уцелевших жителей обратил в рабство. Деревянные дома сожрал пожар, каменные строения зарастают бурьяном и разрушаются от времени. Никто не селится в этом проклятом месте, кроме филинов, змей и летучих мышей. Город погиб. Скажи, какая выгода была от этого Грайану?