Текст книги "Беглянка (СИ)"
Автор книги: Ольга Егер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
– Лет сто тридцать… Может меньше. Или больше… Там время течет иначе. – Пожала плечами Лиина, натираясь мылом, чтобы скорее смыть запах поражения, позора и страха. – Его никто, кроме владаря не умеет считать. Да и смысла нет.
– Ох, и горюшко ты мое! – качала головой женщина. – Ну ушла б ты, и рожала бы в лесу? А питание? А покой и тепло?
Лиина не знала, что ответить. Потому молчала и от усталости только что не засыпала, сидя в воде. Да, не подумала, как следует. Сглупила. Но экспрессивность – характерная черта для беременных. Радмила тоже о том вспомнила… А еще как сама с мужем не рассорилась, начудив подобных глупостей.
– Хорошо, что Сережка за тобой следил. – Не замолкала хозяйка. – Хотя я ему пенделя выпишу за непослушание! Это ж он сбегал за Алешкой. И ведь тут тебе опять повезло – Алеша не спал, а бате помогал в кузне.
– Повезло… – зевала получившая с полна приключений девушка.
– Вставай, а то раскиснешь! – дергала ее за плечо Радмила Меркуловна. – Вытирайся, в теплое одевайся и иди-ка спать. А завтра новый день настанет, со всем разберемся. Я тебя в обиду не дам, так что можешь никуда не торопиться. Оставайся тут. Если что и Алешка с Гришкой прикроют.
– После сегодняшнего, мне, наверное, за Алешку замуж надо собираться. – Брякнула, не подумав Лиина. – Буду, как у Боженьки за пазухой жить.
– Раскатала губу! Алешка к Любаве свататься собрался, что в Серых Мельницах, в пятистах верстах от нас живет. Он у ней в основном и пропадает. Да и что ж ты мужиков хороших стравливать будешь? Думаешь, Варн тебя вот так отдаст кому-то?
– Боже! Как подумаю, что до него все это дойдет, так и кровь в жилах леденеет. – Побледнела Лиина. – Откажется от меня, матушка! Знаю, что откажется! Раз не из-за злых языков, тогда из-за чужого ребенка.
– Ой, деточка, любит он тебя так сильно, что людей слушать не станет… А по поводу ребенка… – Вздыхала Радмила. – Расскажи ему, как мне – все правдушку. И пусть решает. Конечно, сразу ответа не жди. Вряд ли поверит. Мне и самой трудно было.
Женщина ободряюще улыбнулась Лиине, помогла вылезти из бадьи и одеться. А потом приобняв, повела спать. Уложила, и как маленькой девочке, спела ей колыбельную. Лиина и ее малыш спали сладко-сладко, поверив, что пусть и крошечная горстка людей, да на их стороне есть.
Глава 21
В Гринасках все восторженно готовились к празднику последнего тепла. Позабросив обычные дела, девушки собрались в стайку, чтобы наплести из трав и полевых цветов гирлянд. Женщины хлопотали на кухнях, готовя как можно больше угощений и сладостей, но в большей степени опекались самым важным и необходим продуктом, и атрибутом празднования – спиртным. Для торжественного дня было принято варить настойку на ягодах. На сей раз честь ее создания выпала двум женщинам сразу: жене главы селения и Марфе Красноносихе. У мужчин от разносившихся по деревне ароматов кружились головы и бурчали желудки, что частично мешало им строить на центральной улочке небольшой помост с аркой. Другие же, постарше доставали из сундуков свирели, дудочки, баян, бубны, даже цитру. Не медля назначили репетицию.
Еремей Федотыч был большим ценителем музыки, но играть не умел ни на одном инструменте, если не считать собственный язык, так как голова селения искусно свистел. Собственно, даже ведя разговор, и улавливая звуки репетиции музыкального ансамбля, он посвистывал.
– Ерёма, ты еще пританцовывать начни! – посоветовал ему собеседник.
– Я могу! – ухмыльнулся староста и изобразил танец очень напоминающий передвижение хромой утки. – Гриш не порть настроение. Праздник впереди! Ты уже своей Раде венок то сплел? Глядишь, в этом году она от тебя его примет.
– Ерёма, сядь и послушай меня! Дело у нас есть, которое нужно решить прямо здесь и сейчас! – настаивал кузнец.
Староста без особого желания уселся на скамейку у столика во дворе и очень постарался удержать серьезное выражение физиономии.
– Если ты о том, что твой Леха вчера за пацанвой вокруг деревни с железякой бегал – то ничего! Эт дело молодое. Главное, никто не в обиде… – Заверил староста.
– Не в обиде? Ты хоть знаешь, из-за чего он их гонял то?
– Ой, да развлекались дети! – отмахнулся Еремей Федотович. – Сам-то что чудил по юности, забыл? Вот это забыл? – и голова поднялся, не поленился и не постеснялся, задрать рубаху и приспустить штаны, чтобы предъявить круглый, рваный шрам в верхней части ягодицы виновнику сего вечного знака.
– Ну что ты мне свой зад под нос суешь! – скривился собеседник.
– А это твоя стрела, между прочим! – припомнил глава деревни.
– Ты сам кричал «Я буду кабанчиком!», а потом еще по лесу бегал и дразнил «Не подстрелишь! Потому что ты мазила!»… Но ведь попал. – Ехидно улыбнулся ему друг детства, которого за всю его долгую жизнь больше никто не рисковал называть «мазилой». – И вообще, если б не пойло твоей мамки, и шрама у тебя бы не было…
– Ну да, и батин сарай был бы цел. – Согласился Еремей, сев обратно. – Так чего ты хочешь от меня?
– Ты даешь! – фыркнул недовольный кузнец. – Ты ли не староста, ты ли не знаешь, какие слухи по деревне бродят!
– Знаю, – как от кисляка скривился Еремей Федотыч.
– Ну? Думаешь, правду говорят? – настаивал на продолжении разговора Гриша.
– По гулящей бабе сразу видно, что она гулящая. А Лиинка – девка хорошая. Вон и Радмилу твою в чувства привела, и за мальцом смотрит. Даже нашего отшельника к людям вернула.
– Вот! – обрадовался товарищ. – Надо найти сволочь, которая сплетни распускает и пасть ей заткнуть.
– А остальные?
– Ты ль не главный тут?
– Суд, что ли устроить? – задумался Еремей.
Сговорившись восстановить справедливость, мужики ударили по рукам.
– Так, что соберем честной народ около арки? – спросил Гриша.
– Я сперва к Радмиле зайду, переговорю, а потом уж будем собирать. – Решил глава Гринасок и повернулся, привлеченный эмоциональным и красочным монологом собственного сына, повествующего о приключениях старому товарищу – кожемяке Витьке. Оба они были уже поддаты вином, закусывали сырами и грелись на солнышке с другой стороны дома.
– Я уж ее и так, и эдак повернул. А она вертится, отпирается. Тогда я ее за косу дернул и так сказал: «Я за тебя три медных платил? Значит отрабатывай!».
– И чаво? – хихикал Витька.
– Да не стоила она тех денег! Ну, фигура тощая, помацать даже не за что толком.
– А на кой же тогда ты за это платил? – удивлялся Витя.
– Вот и мне интересно! – влез в разговор отец героя.
Маленькая комнатка с печкой да столом вместила в себя четверых мужчин и двух женщин. Лиина, с короткими волосами до плеч, смотрела на Герасима так, что кузнец поторопился сесть поближе к девушке и попросил Радмилу убрать кастрюлю и скалку подальше. Радмила Меркуловна и убрала кастрюлю, а скалку решила оставить при себе – вдруг понадобится! Алексей, с неизменным орудие – железной кочергой стоял, карауля вход.
Помимо присутствующих было еще человек пять наблюдающих и полдеревни ожидающих. Первые, несмотря на почтенный возраст, топтались прикладывая ушки к двери и замочной скважине, либо не стесняясь подглядывая в оконце. Вторые, топтали дорогу около калитки, обсуждая, зачем это глава деревни притащил чуть ли не волоком своего великовозрастного дитятю в дом ко вдове.
– Ответь, Лиина, честно, – начал, сурово нахмурив брови Еремей Федотович. – Проживала ли ты в Каменске, торговала ли… собой?
– Нет! – держала ответ девушка, почти не соврав. В Каменске она была пролетом, а по рынку и пройти толком не успела. Что же касается владелицы тела, то о ней вообще ничего не ведомо.
– Так она тебе и призналась, тварь лживая! – вспылил Герасим, заслужив от отца оплеуху, что сильней только взбесило взрослого мужика. – Да ведь добровольно ноги раздвигала!
Зря кузнец переживал за несдержанность Лиины. Нервишки то сдали у Радмилы раньше. Она и на присутствие Еремея Федотовича не посмотрела – погнала по комнате брехливого щенка, опуская ему на голову скалку, да по заднице ею отходила. Алексей только тихо посмеивался, а за порог бегуна не выпускал. Герасим терпеть бы долго подобное не стал, как развернулся, как замахнулся… Да только руки у кузница оказались крепкими, реакция – быстрой. Гришка быстро скрутил его в бараний рог и усадил на лавку. Еремей заступился за сына, попросив:
– Успокойся! Давай выясним все! А потом гневиться будешь, если и впрямь виновен.
– Да где ж это видано: честную девку так грязью поливать??? – всхлипнула от злости и стыда Радмила.
– Чем докажешь, что в Каменске не жила? – спросил староста.
Лиина пожала плечами.
– Не знаю я где это. Не местная я.
Зато Герасим, желавший окончательно потопить в грязи девушку, сразу сообразил как сделать так, чтобы поверили именно ему.
– А ты посмотри, батя, у нее под рубахой, на левой груди пятнышко родимое!
Мужчины переглянулись. Нахмурились. Радмила раскрыла рот и закрыла собой Лиину.
– Не выкрутится, дрянь! – радовался Герасим.
За дверью послышались недовольные возгласы. Кто-то проталкивался к дому, требуя пропустить. Алексей обернулся, встретившись взглядом с охотником, не мало удивленным происходящим, и готовым учинить скандал. Окатив всех ледяным взглядом, Варн остановился на поникшей и побелевшей до цвета молока Лиине. Лешка посторонился впустив его, и притворил дверь, чуть не прищемив любопытные носы соседок.
– Я присяду? – спросил дозволения прибывший и сел за стол, напротив друга, внимательно изучая его лицо на предмет мучений от стыда. А Гера меж тем скис. Изобразил на физии нечто типа «Какого лешего этого принесло?» и опять попытался наброситься на девушку с обвинениями.
– Чего жмется? Пусть покажет!
Варн вдруг резко ударил кулаком по столу, да так, что стол, и все присутствующие подпрыгнули. Лиина была на гране обморока, попятилась назад и прислонилась к стене спиной.
– Что она тебе показать должна? – спросил Варн.
– Грудь! Грудь пусть покажет! – выпалил Герасим в пылу азарта, да забыл при ком и что говорит.
– А больше ничего рассмотреть не хочешь? – угрожающе предложил друг, потянувшись к рукояти охотничьего ножа за поясом.
– Тише, – уговаривал миролюбивый кузнец. – Я думаю, это все недоразумение. Радмила, ну глянь, что ли, чтоб он успокоился уже.
– Ага, она посмотрит, и соврет. Не видишь, на ее стороне она! – брызжа слюной доказывал Герасим.
– Ты б это, дружбу то не испытывал… – проговорил шепотком отец, заметив, что сдерживаться охотнику удается все труднее.
– Нет у ней никакого пятнышка. Ни на левой, ни на правой груди! – сквозь зубы прошипела Радмила. – Я на нее новую сорочку шила. И не видела никаких пятен, когда она примеряла ее. Да и степная она. Не бывала в Каменске!
Все уставились на Герасима. Спор мог продолжаться сколь угодно, только участвовать в нем никому кроме самого Геры не хотелось.
– Признай, что девку спутал. – Настаивал отец.
Сын подавился гневом. Его зубы заскрипели так, будто вот-вот полетят их кусочки в разные стороны от усердия.
– Признай! – тихо приговаривал староста.
Герасим встал, плюнув на пол и пошел к двери.
– Спутал, как же! – фыркнул он.
Алексей сделал шаг в сторону, выпуская молодого человека на улицу. Двери распахнулись, впустив в дом шумиху со двора, где, стоя на спиленном бревне Сережка, гордо вещал толпе:
– Он Лиину около колодца хватал. Гадости ей говорил!
– Как хватал? – спросил старик Никифор.
И малец изобразил, воспользовавшись помощью маленькой соседки – Светки. Та, когда ее крепко обняли сзади, замерла соляным столбом, заливаясь румянцем.
– Ну, а Лиина что? – допытывала баба Федора.
Светка как раз оттаяла и как зарядила маленьким кулачком в ухо Сережке, тот и рухнул на землю.
– Ударила. – Ответил мальчик, всхлипнув от боли. – Он за ней погнался, так она от него по кустам бегала. Даже ведро там, у колодца оставила.
Кто-то из шибко быстрых, сбегал, поглядел, принес ведро, как вещественное доказательство и потряс им на вытянутой руке, чтоб всем видно было.
– Не врет малец! – выкрикнул Никифор, осмотрев ведро.
И в одночасье вся деревня вперила очи в Герасима, гордо стоявшего на пороге.
– Ну, Гера ты даешь! На другову невесту пасть разинул!
– Девка отказала, а ты по ей грязными сапогами проехался! – цокала языком, стыдя молодого старушка Глаша.
– Сына! – мчалась по улице мамка Герасима, чтоб всех обвинить, а чадо свое защитить.
– Да чтоб вас всех!.. – недоговорил он и поторопился перехватить мать, дабы не прослыть ко всему прочему еще и маменькиным сынком, прячущимся за ее юбкой.
– Вот же скотина – так девку оклеветать! – плевала ему вслед Клава.
– Да-да, а те, кто косы резал, и клеймо поставить хотел лучше? – кивая и улыбаясь спросил Алешка, и компания молодежи понурила взоры, постаралась затесаться среди собравшихся, а лучше и вовсе спрятаться дома.
Люди разошлись, но обсуждали Герасима и его черный язык, стрижку Лиины и удивительную сдержанность Варна до самого вечера. Сережка заслужил от Радмилы медовый пряник и теперь уплетал его за обе щеки, болтая ножками на лавке. Варн же был молчалив. Сидел на том же месте, не двигаясь, не реагируя даже на Ору, который безнаказанно топтался по столу. Взгляд мужчины, болезненный и прямой, следил за Лииной. Несмотря на хороший финал истории и прекращение слухов, она оставалась хмурой и бледной.
– Сережка, пойдем, поможешь мне достать из погреба варенье. – Хозяйка, кликнула мальчишку за собой, надеясь, что наедине молодые люди смогут отыскать понимание и все вернется на круги своя. Ребенок заупрямился, заявив, что варенья не желает. – Тогда ремня дам, пошли! – рассердилась на него бабушка.
– Варенье лучше, – ворчал ребенок.
– Тогда топай вперед! – приказала Радмила Меркуловна, потянула веревку, открывая ход в подвал и впустила туда мальца. Сама спустилась и притаилась, вслушиваясь в тишину наверху.
Однако ни один из оставшихся в помещении не торопился начать разговор. Радмила даже слегка замерзла в погребе. Пока не услышала, как Варн, наконец, подал голос:
– Почему не пришла ко мне и не рассказала обо всем?
– О чем? О Каменске? О друге твоем, который считает меня девкой уличной? О слухах, которые деревней ширятся? – она не поворачивалась к нему лицом, предпочитая говорить с игривым огнем в печи.
– Обо всем: и о тех, кто клеймить хотел, и о тех, кто волосы твои резал… – шепотом, ей на ушко заговорил Варн, покинув стол, и обняв девушку.
– Ты прав был. Только не ты мне вред причинил, а я тебе, и Радмиле. – Стойкая, терпеливая, она вдруг расплакалась. Охотник развернул ее к себе, чтобы прижать к груди и успокоить.
– Больше никто тебя не обидит. Завтра я приду за тобой и заберу. В лесу нет ни этих глупых людей, ни сплетен. – Сказал Варн, и Лиина поняла почему он не живет в деревне. Усмехнулась, подумав, что мужчина совершенно прав.
– Стоит ли? Я ведь все равно бед принесу. – Она хотела рассказать все, как есть: и что бросит его одного, улетая за птицами в Ирий, и, что оставит ему чужого ребенка, которого ему придется воспитывать в одиночку. Но мужчина ничего не хотел слушать – сжав девушку, он припал к ее губам, не позволив произнести ни единого словечка.
– Теперь понятно, почему явился сегодня. Не дотерпел! – рассмеялась Радмила, которой надоело сидеть в погребе. Сережа за это время успел объесться вареньем и даже испачкаться.
– Прости, матушка! – усмехнулся ей Варн, не отпуская Лиину, и чмокнул девушку в макушку.
Пообещав вернуться следующим днем с венком в руках, Варн покидал гостеприимный дом спокойный и уверенный в своем будущем с Лииной. Она вышла на порог, помахала ему рукой, прощаясь и не уходила, глядя в спину мужчине.
– Рассказала бы ему, облегчила б душу. Он, конечно, не сразу примет, но не откажется от тебя! – напутствовала Радмила, подталкивая девушку в поясницу.
– Может быть он и такой, как Унка – щедрый, прощающий и любящий. Но даже ему не захочется страдать и воспитывать чужого ребенка. – Отказалась Лиина.
Женщины сели у очага. Хозяйка взялась выглаживать белоснежные сорочки, юбки к празднику. Полезла искать бусы в комод, предложила Лиине на выбор: из яшмы или янтарные. Девушка взяла в руки последние и задумалась, перебирая крупные бусинки.
– Знаешь, лучше ценить каждый день, проведенный вместе, чем потом терзаться из-за ссор или упущенного счастья. Если б я знала, что муж мой рано починет, думаешь скандалила б я с ним по три раза на дню? У тебя будет целая вечность для сожалений! Так сделай так, чтоб было о чем помнить там… в другом краю.
Задумчивый взгляд девушки остановился на лице приемной матери. Лиина перестала вертеть бусы, подумала: права ведь. Там, в мрачном Ирие будет лишь не менее мрачный и холодный Квад, да четыре стены. И ей ничего не останется, как выть, да об камни биться. А ее крошечное счастье будет здесь – по другую сторону Границы. В то время, как ее вечность будет пустой и скучной, жизнь тут будет развиваться уже без Лиины.
Бросив бусы на пол, она сорвалась да и побежала в лес, догнала охотника, остановила и без умолку говорила, открывая правду без остатка, дав ее испить до самого дна со всей горечью.
А потом она медленно, с трудом перебирая ногами, спотыкаясь о ветки и камни, шла домой. Продрогла от ночного холода и растирала плечи ладонями. Из головы никак не шло выражение лица мужчины, когда она выпорхнула из одежды горлицей и взмыла вверх, пожертвовав еще одним кусочком памяти об Ирие. Пожалуй, теперь Кваду придется лично лететь за ней, чтобы вернуть домой.
– Рассказала? – первым делом поинтересовалась Радмила, затворив двери на засов и накинула на девушку теплое одеяло.
Лиина ответила кивком и понуро опустила голову.
– Не придет он.
– Придет! – твердила женщина.
– Нет. Ты не видела его лица. Ты даже своего лица не видела, когда я обратилась. – Истерично рассмеялась девушка. – Да и женщине все равно, кого под опеку взять: птицу, рыбку или ребеночка. А мужчине не все равно, кого к себе в дом пускать!
Радмила оглянулась на разложенный наряд для девушки и тяжело вздохнула. Лиина бы выглядела в нем очень красивой.
Глава 22
Затейливая музыка мешалась с веселыми криками играющей на улице ребятни. Дети сновали меж столов, забавлялись прятками и иногда тащили из-под рук мамок вкусности. Очень добрые мамки (это те, которых дети еще не достали, и у которых выклянчили всего по одному прянику), делились сладостями, остальные (коих было гораздо больше) лупили по рукам, приговаривая, что до вечера потерпеть надобно!
Многие незамужние девицы уже получили венки, как приглашение выйти замуж. А некоторые могли бы получить, если б мамка или папка не встали раньше и не выкинули принесенное кем-то явно недостойным гнездо за сарай. Лесе Иван вручил венок лично, широко улыбался, родителям кланялся. Окрыленная девица проходила в венке благоухая травами почти до самого вечера… Зря она волновалась, что парень вплетет, не распознав, крапиву. Крапиву он отличать умел. С цветами все было гораздо хуже. Когда, ближе к началу торжества белые цветки в венке почувствовали влагу в воздухе и решили раскрыться… Это выглядело красиво. Однако оценить красоту никто не решался. К Леське противно было подходить ближе чем на три метра и даже стоять только по ветру. Пахли местные белые ночные цветы омерзительно. Росли они на болотах. Называли их «ночниками» в честь ночных горшков… И детям с малых лет объясняли, что рвать их не стоит, иначе руки при малейшей влаге начинают одурманивающе вонять. От запаха можно было избавиться лишь забив его ароматом уксуса. Леся проревела несколько часов, решив отказаться от такого суженого с его зловонными подарочками. Иван не понимал за что на него обижаются. Он преспокойно пил самогон и занюхивал теми самыми цветами. Лесю утешало только то, что были девицы, которым венок вообще не принесли.
Лиина не выходила даже во двор. Сережка веселился, Радмила собиралась уйти на праздник с Григорием, а девушка намеренно отстранялась ото всех, планируя провести вечер в слезах-печалях.
– Пойди, развейся. – Уговаривала хозяйка, приплясывая на месте, как молодица. На ее голове красовался не слишком опрятный венок, больше смахивающий на краденное гнездо. Лиина даже могла поклясться, что видела там пару червячков и скорлупку от яиц. Однако такими замечаниями испортить романтическое настроение Радмиле Меркуловне не смог бы никто. Она еще разок посмотрелась в маленькое зеркальце на длинной ножке и улыбнулась. Глаза ее светились. Подарок кузнеца пришелся по вкусу. Пожалуй, ей в молодости таких сюрпризов не преподносили.
– Даешь разрешение? – поклонился девушке кузнец, заглянувший в дом за Радмилой.
– Чего это вы у меня спрашиваете? – отшатнулась Лиина. – Я ж ее в погребе от вас не закрою! Да и ваша она всецело… Да и погреб не закрывается – щеколда сломалась…
Гриша растянул на физиономии улыбку шире некуда и, предложив хозяйке опереться на свой локоть, повел ее на гулянья, напоследок заявив, что щеколду починит.
Лиина присела у печи, и чтоб не было скучно затянула песенку, которую оборвал назойливый стук в двери.
– Лиина, ты тама? – кричал Сережка, барабаня ногой в дверь. Руками он придерживал низ рубахи, чтобы не растерять ни одного бублика. Запасливый ребенок нес дармовые сладости в дом, и прятал их по всем банкам, какие находил. Даже иногда, не проверяя пусты ли они. Так в доме появилось новое блюдо: пряники маринованные в соленых огурцах. Выгрузив богатство в очередную большую банку, он прикрыл ее салфеткой и потянул девушку за юбку. – Пошли гулять! Мы с тобой вместе больше баранок насобираем!
– Лопнешь! – предупредила его Лиина.
– Я ж не сразу все съем. Мы в баночку насобираем, а потом неделю в сладостях отказывать себе не будем! – фантазировал Сережа.
– Вот если найдешь для меня пряник-птичку, я пойду. – Схитрила девушка, зная, что формочки птичек ни у кого из женщин в деревне нет, и никто подобного не лепил. У детворы пользовались популярностью зайчики и свинки. Сережа, все равно убежденный в победе, помчал на поиски, и Лиина вернулась к прерванному занятию. Только присела у печи, только накинула теплый платок, настроилась на проливание слез, как в двери постучали уже более тактично. На пороге ей поклонились Алешка и голубоглазая, русая, с длинной толстенной косой девушка, получившая красивый венок из таких же, как и цвет ее глаз, цветов (стоило признать, что у Лешки вкус был отменный).
– Коль нам становится родственниками, – начал парень, – то давай-ка ты, сестрица, собирайся. Мы не дадим тебе киснуть одной.
– Будем киснуть вместе! – брякнула Любава и сама же расхохоталась.
Ее задорный смех, и добрый взгляд, заставили Лиину уступить парочке. К тому же, девушка поняла, что погоревать, поплакать ей попросту не дадут, а злиться на будущих родственников, ко всему прочему, спасших ее, негоже! Она нарядилась в приготовленный еще со вчера наряд. Осмотрев себя со всех сторон перед зеркалом, оказалась довольна увиденным, хоть красоваться было не перед кем. Зато было кому утереть нос!
– И кому такая королевна достанется? – приговаривала Любава.
– Тебе, мой владарь… Только тебе… – угрюмо прошептала девушка, и попробовала взбодриться: приосанилась, развела плечи, задрала голову. Убедила себя, мол, действительно королевишна – пущай остальные завидуют!
– Нашел! – примчался Сережка, продемонстрировав пряник.
– Что это? – заинтересовался Лешка, рассматривая находку.
– Птичка. – Уверенно выдал мальчик.
– Думаю, сначала это было свинкой. Но чьи-то зубы сделали из нее ласточку. – Рассмеялась невеста названного братца.
– Или голубя…
– Или утку… – никак не могли определиться взрослые.
– Ладно. Принимается. – Согласилась Лиина. – Но есть я ее не буду. Ты надкусывал – ты и ешь!
И отдала пряник обратно мастеру фигурного надгрызания.
Опрокинув по несколько стаканов ягодной настойки (к слову, после случившегося, настойку, приготовленную женой старосты пить не рисковали, опасаясь, что туда подмешена какая-нибудь бурно действующая трава), стар и млад пустились в пляс вокруг украшенной цветочными гирляндами арки. Как-только стемнело мужчины смастерили факелы и подожгли их. Молодые парни соревновались за право добыть в шуточной битве новенькие кожаные сапожки для своих избранниц. Забавно, что не каждой бы размер подошел, но никого сей факт почему-то не тревожил. Победил в соревновании Свасел, предоставил обувку какой-то девушке из соседней деревни… Девушка была крупная, под стать парню. Сунула она ножку свою, пухленькую в сапожек… И не важно, что жал и в пятках, и в пальцах, и везде.
– Разношу! – убеждала подруг гордая девица, весь вечер прихрамывая на обе ноги, а под конец праздника вообще щеголяя босиком, так как обновки не выдержали ни танцев, ни ходьбы, ни веса хозяйки, лопнув по швам…
Лешка и Любава втянули Лиину в хоровод. Средь мелькавших лиц, она усмотрела и Герасима, казалось бы, предающегося повсеместному веселью. Но только они столкнулись взглядами, как Лиина заметила кипящую в его глаза затаенную злобу. Порадовалась, что этот человек завтра уезжает, и в деревне все снова будет как прежде.
Танцевали и Радмила с Гришкой. Причем кузнец так разгорячился, что подхватил свою суженную на руки и закрутил вокруг оси. Лиина подозревал, что это было специально спланировано, так как остаток праздника ее хозяйка не могла стоять ровно на ногах, все время клонилась вбок, цепляясь за крепкое плечо Григория. Тот сиял начищенной монетой, приговаривая товарищам, дескать, так меня любимая обожает – ни секундочки без меня прожить не может!
За час до полуночи, Еремей Федотович, обряженный в просторную, не подпоясанную рубаху, и с гирляндой из цветов на шее, забрался на помост. В правой руке держал он посох с многочисленными цветными лентами, в левой – круг из плетеных веток. Позади супруга встала Полина Иннокентьевна с пустым рогом. Она подула в сей предмет и громкий утробный звук, словно на охоте, огласил начало свадебного ритуала.
– Ступите вперед те, кто согреет друг друга этой зимой и оставшимися до конца ваших дней. – Сказал староста.
Молодые люди и не очень вышли вперед, держась за руки. Лиина отступила назад, спрятавшись по тенью деревьев. Тени оказались на редкость живыми. Зашевелились.
– Ты грустишь! – заговорили они.
– Не правда! – открестилась от подобных слов девушка, посмотрела в черные глаза, улыбнулась, повертелась перед мужчиной, вышедшим из полутьмы. – Красива ли я?
Владарь едва склонил голову в знак согласия.
– Для тебя старалась. – Заявила Лиина, не дождавшись комплимента.
– Ты врешь. – Сразу понял он. – Ты научилась врать здесь.
– А ты так и не научился верить в мою ложь. Жаль. А было бы интересно. – Вздохнула Лиина. – Если пришел напомнить, то я не забыла. – Опередила она, направившись к своему дому.
– Я приду за тобой, когда настает время. – Сказал владарь.
«Конечно, ты-то знаешь, что я забыла путь!» – горько улыбнулась Лиина.
Судя по тишине позади, Квад исчез так же, как появился – бесшумно и мгновенно.
На ступеньке лежал аккуратненький венок из трав, папоротника и цветов. Лиина склонилась, поднимая его и задумалась, кто бы мог его подбросить. Вариантов было не так много. И уж конечно, надеялась она на Варна. Но почему-то не верила собственным надеждам.
Калитка скрипнула. Лиина обернулась. А он и впрямь стоял в лунном свете, смотрел на нее. И надежды расцветали в лунном свете.
– Ты принес? – спросила она.
Охотник кивнул. В душе что-то затрепетало, и девушка невольно вздрогнула, будто замерзла.
– Примешь? – спросил Варн, подойдя поближе.
– Насколько мне известно, это иначе делается… – лукаво улыбалась Лиина.
Мужчина надел на нее венок, и взял за руку. А ей хотелось повиснуть у него на шее балластом и не позволять больше никуда уходить.
– Идем, иначе опоздаем.
Обратно к арке они просто бежали, торопясь заключить и утвердить свой союз, настоящую любовь, которую испытали на прочность и сплетни, и проблемы житейские, и вера.
Староста Еремей как раз спустился с помоста, и уже подходил к каждой паре, чтобы произнести: «Отсель и до конца веков едины вы! Делите на двоих пищу, питье, радость и горе». При том он держал круг из веточек – символ вечности природы – над их головами, а супруга старосты снимала одну ленту и перевязывала ею руки брачующихся. Конечно, добравшись в самом конце до Варна с Лииной она скривилась, однако сделала свое дело, и сделала его на славу – развязать такой узел можно было только при помощи ножа. Охотник сначала скривился от боли, Лиина ойкнула, когда лента передавила руку, а потом оба усмехнулись, решив не ворчать по пустякам.
Снова взвыл охотничий рог. Люди подняли головы и руки к небу. Рог провыл еще дважды. Пару раз собравшиеся громко крикнули, и обряд закончился. А дальше возобновились пляски и пения.
– Вей свое гнездо около меня для наших общих детей! – зашептал Варн перед тем как поцеловать.
Любава ухватила Лиину за руку, вовлекая в круг их общей большой семьи, которая стремительно закружилась под музыку почти до самого утра, наслаждаясь последним днем тепла. А дальше их ждали частые дожди, сырость и тепло печки, не менее горячие объятия, и ни дня в одиночестве!
