Текст книги "Солнце Ирия (СИ)"
Автор книги: Ольга Егер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Глава 13
Владарь редко занимал это кресло в центре хранилища. Он чувствовал себя не так удобно, как хотелось бы. Да и, признаться, не хотелось ему сейчас находиться здесь – летел бы он прочь, куда глаза глядят.
Утром он привычно спустился, чтобы подсмотреть, а точнее проверить, пришла ли сюда белокурая девушка, рассказывает ли сказки, поет ли. Но вместо ее голоса, он услышал песнь пожилой нянюшки, а потом и:
– Входи, коль пришел. Ты, все ж, хозяин здешний, а не воришка какой.
И владарю пришлось открыться, выйти из темноты. Потом его к столу пригласили, да настойчиво так, что он не успел и опомниться, как сидел в кресле, испытывая на себе любопытный взгляд Пелагеи. Ни спрятаться, ни скрыться от этого взгляда не получалось, и понятно теперь почему Творцы выбрали именно эту женщину Мастерицей судеб. Она отчетливо видела все, что творится на душе любого существа.
– Поделиться ничем не хочешь? – спросила она.
Владарь покачал головой – он был жадным на слова и эмоции.
– Да ты, как мальчишка себя ведешь! – усовестила няня. – Из тебя все щипцами тащить надо? Пораниться в другом мире как смог?
Владарь невольно опустил взгляд на собственную руку, сжал правую в кулак и разжал.
– Дерево упало…
– Прям тебе на руку?
– Нет. Дерево упало из-за меня…
– А с каких пор это повелитель птиц в дровосеки подался?
Владарь нахмурился – не воспринимал он человеческие шуточки, которыми то и дело сыпали Пелагея с Борисом. Зато нянюшка в волю посмеялась, и Квад в самом деле стал чувствовать себя мальчишкой.
– Рассердился.
– Когда? Сейчас или тогда?
Черная бровь мужчины дернулась вверх. Пелагея сдержала ехидную улыбку.
– А до гнева, ну то есть, до того, как ты дрова пошел рубить голыми руками, что ты такого увидел?
– Ничего! – соврал владарь и отвернулся. Прошелся взглядом по комнате, и все же спросил: – Почему она не приходила сегодня?
– К тебе или ко мне? – уточнила нянюшка, ухмыляясь чему-то своему. – Ко мне она спускалась. На рассвете. Не спалось ей. Посидела немного, и ушла куда-то.
– К вороне! – сразу догадался Квад.
– Не ты ли недавно сказал, что она плохо влияет на девочку? Они уж давненько не видались, чтоб тебе не перечить.
– Разве они меня слушались хоть раз? – хмыкнул владарь.
– Ну, теперь слушаются.
Гордости от этого он почему-то не испытал. Если две девчонки вели себя смирно – значит, задумали что-то грандиозное, что Кваду не понравится.
– Если не у вороны… У нее еще есть друзья? – вслух задумался он.
– Нет… – покачала головой Пелагея. – Наверное, хочешь узнать, где она сейчас…
И заливисто рассмеялась. Да так, что мужчина, сидящий перед ней, мог бы покраснеть, если бы умел.
Проводить дни в одиночестве… стало уже вполне привычно. Не весело, но и не так больно.
Она усаживалась на большом валуне около речушки на возвышенности, откуда открывался прекрасный вид на горы. И подолгу смотрела вдаль, не шевелясь. Слушала птиц, смотрела, как под легким ветерком колышутся травы и листья. Кажется, во всем этом великолепии было проще смириться с мучившей ее пустотой. Теперь одиночество было чем-то родным, неотделимым. Единственное – справиться с тягой к черной башне оказалось трудно. Иногда Элишка поворачивалась назад, глядела на черный пик, тянущийся к облакам, вздыхала и вновь отворачивалась. Ора вскрикивал где-то впереди, кружа над водами реки, хвастая, какой он умелый рыболов.
– Чего там уметь! – ворчала на хвастуна Элиша. – Рыба сама вон из воды выпрыгивает… Глупая! Ты б ее под водой поймать попробовал!
Ора подхватил ту самую глупую рыбину и сел на камешек неподалеку, чтобы с большим удовольствием съесть свою добычу. С ворчливой девицей делиться он не планировал – пусть сама себе ловит еду!
Элишка только хмыкнула. Достала из мешочка листки, кусочек гладкой коры, грифель, и глубоко вдохнув, принялась выводить на бумаге… К собственному удивлению – не лицо матери и не владаря, а того человека из другого, жестокого мира. Его черты, будто сами собой, проступили на листе, будто всегда жили там, и теперь, со временем стали четче. Острые скулы, завивающиеся волосы, ровный нос и губы, слегка изогнутые в насмешливой улыбке. Глаза (они удавались Элишке лучше всего) смотрели с картины прямо на художницу. Правда, черный грифель не мог передать красоты их цвета. Но она-то помнила!
Мужчина на рисунке протягивал руку, словно звал, войти в картину и сбежать из Ирия, от холодного владаря, и возможно, найти счастье, свое место, но в другом мире. Элишка сама поверила своему таланту, и потянулась пальчиком к нарисованным пальцам мужчины…
– Это что-то новое! – у самого уха раздался голос Аннутки. Да так напугал завороженную картиной подругу, что та свалилась с валуна, разбросав листы по всей поляне.
– Дура! – выругалась художница, торопливо подбирая рисунки, пока ветер не решил ими поиграть.
– Ты гляди, хоть что-то от меня почерпнула! – посмеивалась ворона, подняв с земли изображение незнакомца.
– А что это ты сегодня такая довольная? Случилось что-то хорошее?
– Расскажу, как только ты мне поведаешь, что это за красавец у тебя тут нарисован! – выдвинула свое условие Аннутка, усевшись в траву. – Слушаю внимательно!
– Ох! – вздохнула Элишка, и села рядом, устремив взгляд к горизонту. Ора расправился с рыбой, и парил над водой уже просто так – ради удовольствия. Вода блестела под лучами солнца, и в воздухе пахло сладко. Захотелось сделать еще один глубокий вдох, от которого на сердце станет легче. Но там давно лежал неподъемный груз. – Я не знаю ни его имени, ни того, кто он. Это тот человек, который спас меня.
– Ты не говорила, что он настолько красив.
– Разве красив? – как-то безразлично отнеслась к этому открытию Элиша.
– Ну да. Тебе ж подавай пернатого, мрачного, неразговорчивого. – Хмыкнула Аннутка, и чуть не наговорила лишнего. – Упертого ду… душой.
Подруга только вздохнула тяжко.
– Так что тебя обрадовало то? – постаралась отвлечься Элишка, уверенная, что любая весть от вороны порадует ее не менее чем саму Аннутку.
– А я послезавтра ухожу… Ну чего лицо так вытянулось? Чего глазки-то пучишь? И не надо так рот открывать – червячка тебе никто не принесет. Хотя, если попросить Ору… Эй! Дружок!
Элишке показалось, что в нее попала молния и сожгла дотла. Она смотрела на подругу, с ужасом, не желая верить в то, что та радуется собственному изгнанию из рая.
– Ты… Ты… Ты предательница! – выпалила Элишка, ударив счастливую Аннутку по лицу. Все веселье разом пропала. – Ты бросаешь меня!
– А я не обещала твоей матери, нянчить тебя целую вечность! – сквозь зубы проговорила недавняя подруга, удерживая в узде бурю эмоций. – Видят боги, я хотела спокойно попрощаться.
– Не хочу я прощаться! Не хочу! – Протестовала упрямая девушка, топая ногами. Вырвала рисунок из рук Аннутки и побежала к черной башне. Ей хотелось крушить все подряд, метать молнии, не оставить и камня на камне от этого лживого рая! Но на деле… На деле, она просто в очередной раз пролила литры слез… на подол Пелагеи. Ведь первым делом пришла к нянюшке, упала на колени перед Мастерицей судеб. Пелагее пришлось отложить нити и клубки обратно в корзину.
– Скажи, няня. Почему мне нигде нет места? Почему все меня отталкивают, гонят прочь?
– Как это нет места? – поглаживала ее по голове нянюшка.
– Для меня нет! – Элишка подняла голову, чтобы пожаловаться: – Все здесь мамино. А мне нет места. Моя жизнь осталась там, где она умерла. Там, где все они умерли. Тут же все ее… Квад забрал меня, потому что она просила. Аннутка со мной дружит, потому что она просила… Они все смотрят на меня, и ее видят. А меня – никто, никто не видит, не видит какая я…
– А какая ты? – внезапно спросила Пелагея.
Вот и настало время крепко задуматься, да поискать источник проблем не вокруг себя, а в себе. И что же Элишка могла сказать о себе?
«Грубиянка, эгоистка, плакса?!» – внутренний голос, был уж больно суров и похож на Бориса Васильевча. Девушка покрутила головой, прогоняя его, отсела, вытерла слезы, стала гадать, кто она такая: уж не птица точно. Человек ли – неведомо.
– Не печалься, душенька моя! – обняла ее Пелагея и усадила в кресло. Сразу чаю налила, варенье поставила. – Этот ответ много времени требует. У некоторых вся жизнь на поиски его уходит. Но ты не торопись. Подумай, что делала плохого, и больше так не поступай. А потом, подумай о хороших своих делах. Взвесь, чего больше: дурного али хорошего. Поймешь, кто ты. А там, глядишь, и Судьба тебе на твое место укажет.
О себе, как и о судьбе, думалось плохо. Зато сладкое яблочное варенье быстро исчезало, приглушая вкус горечи. А спокойный и мягкий голос нянюшки усмирял бушующие эмоции. Так что Элишка пережила предательство подруги быстро и вполне спокойно. А уж потом попробовала разобраться в себе… Натурой она оказалась очень сложной, и до самого утра так и не определилась, кем является, в чем ее талант, за что ее стоит любить… В общем, она и сама разлюбила себя. Да настолько, что не только начала понимать Квада, но и чуть не плюнула в собственное отражение в чаше с водой.
«Зачем ему держать в своих владениях такое бесполезное создание?» – пришла мысль в ее голову. Ответ она узнала сегодня – все в Ирие исполняли матушкин завет.
Глава 14
Владарь стоял в глубокой пещере. Прямо перед ним, где должен был бы начаться перекресток ходов, испалинская огненная птица расправляла крыла. В ее глазах сверкали миллионы звезд. Она внимательно смотрела на пришедшего к ней мужчину. Он не шевелился, то ли заколдованный ее взглядом, то ли окутанный страхом.
Квад опустил голову, прикрыл веки и выставил руки ладошками вперед, прося огненное создание, и не произнося ни слова. Птица и сама опустила голову, а потом к ногам мужчины выкатилось будто изнутри светящееся яйцо, размером со страусиное. Он поднял его, рассмотрел, удивившись тому, что скорлупа испещрена тонкими круговыми узорами, словно искусной вязью. Еще раз поклонился огненной птице, и укутав в свой черный плащ необычный подарок, поторопился уйти, оставив в покое самый большой секрет Вселенной.
Столько всего этим утром радовало Элишку! Она проснулась от яркого света, потому что на небольшом, из свитых прутьев и круглого тонкого камня столике, стоял особый светильник – чудное и красивое яйцо. Когда Элишка его впервые увидела, то подумала, что это чья-то удивительная душа спутала окошко, и не долетела до хранилища. Но потрогав скорлупу, не ощутила привычного трепета или сердцебиения. Яйцо было тихим… Так что ни для чего, кроме как для освещения комнаты оно не годилось. Зато теперь, Элишка могла рисовать даже по вечерам и ночам, и не приходилось тратить свечи! Хотя были в этом и минусы – свечение не прекращалось, когда отчаянно хотелось спать. В такие минуты, Элишка доставала кусочек ткани, и накрывала этот подарок.
Вторая причина порадоваться – ожерелье из жемчуга. Каждая бусинка так блестела и переливалась на солнце, что заставляла улыбаться. Маленькие кругленькие перламутровые шарики на ниточке казались чем-то волшебным. Их бесконечно хотелось рассматривать, любоваться ими, перебирать. А надев на шею, Элишка не переставала поглаживать ожерелье.
Она собрала свои рисунки, и засобиралась к единственной подруге, чтобы если и не уговорить остаться, то хотя бы примириться перед прощанием, ну и поблагодарить за ценные подарки.
– Эй! Сумасшедшая! – позвали из окна, и Элишка обернулась на зов…
– Кто это здесь сумасшедший! – насупилась она.
– Да живет тут одна… – рассмеялась Аннутка, усаживаясь на подоконник. – Иди, хоть попрощаемся как подобает.
– А если я не хочу прощаться?
Детский вопрос и глаза полные слез. Аннутка и сама чуть не заплакала. Но постаралась улыбнуться, ведь лить слезы было не в ее привычке.
– Иногда приходится. – Сказала она, подвинувшись, чтобы Элишка присела рядышком. – Сложно быть одиноким всю жизнь. Это важно, быть кому-то нужным. Я люблю человека, я нужна ему, а он – мне, и я пойду за ним, куда бы он не отправился… Когда-то давно, твоя мать помогла мне и просила присмотреть за бескрылым созданием, которое появится в Ирие. Я тогда удивилась. Теперь понимаю, что она прекрасно знала, на что идет, когда решила остаться в том мире и родить тебя. Она знала, что наверняка умрет, что лишится всего, и опять будет страдать… – Голос Аннутки дрожал, будто она смотрела в собственное будущее уже зная, что ничего хорошего ее не ожидает за гранью.
– Ты боишься? Ты ведь тоже знаешь, что тебя там ждет. – Элишка крепко-крепко сжала ее холодную руку.
Страх, муки и боль – вот все, что было в том, в другом мире, откуда пришла и сама Элишка. И она дорожила Ирием, хоть и понимала, что в раю, где живут крылатые создания, ей нет места.
– Страшно. Но страшнее остаться и прожить целую вечность с черной дырой вместо сердца. – Порывистым внезапным движением, Аннутка прижала к себе девушку, зашептав: – Мне страшно до смерти (а я ведь не раз умирала там!). Я точно знаю, что уже не вернусь сюда. Но если, однажды, сюда попадет мой ребенок… Пожалуйста, будь для него другом, как я для тебя!
– Обещаю. – Также шептала в ответ Элишка, и пошла вместе с подругой на крышу. А там еще раз крепко обняла, пообещав: – Я никогда не сниму эту…
– И правильно, – улыбнулась Аннутка. – Красивые бусы! Приятно знать, что владарю не чуждо раскаяние. Правда, мириться, подкупая девушку безделушками… Хотя… Он же не знает, как правильно поступать. Ты его не зли сильно… Он не особо сведущ в делах человеческих, мало соображает в том, что чувств касается…
– Владарь… – непонимающе протянула Элиша. – А я думала, это ты принесла мне.
– Нет. Я до того на тебя рассердилась, что сидела, не вылезая из гнезда… – Честно выдала ворона. – А он заботится о тебе. Так что помирись с ним. Хватит прятаться каждый в своем углу. А теперь… Прощай, моя единственная подруга!..
Аннутка сорвалась с крыши и улетела. А Элишка следила за ней до тех пор, пока маленькую черную точку не поглотила пелена тумана. И сразу стало вдвойне пусто на душе. Настолько одиноко, что вновь захотелось разреветься. Девушка поторопилась спуститься вниз, обратно в башню… Толкнула одну дверь, пробежала по ступенькам, и потянула ручку другой. А когда увидела владаря… Слезы сами полились, прямо как из водопада, впадающего в озеро. Он не успел толком встать с кресла, как хныкающая девчонка уткнулась ему в грудь и надрывно ревела, все прижимаясь, требуя внимания и тепла. И это вместо «Извини!» или «Давай помиримся!». Все извинения и долгие речи просто утонули в слезах. Впрочем, и владарь боялся в них захлебнуться.
Как и прежде, когда так сильно хотелось сбежать от кошмаров или одиночества, она спешила укутаться в маленькую черную тучку – в темное одеяло на большой кровати. И с удовольствием, умилением, подолгу смотрела в лицо строгого, взрослого и такого далекого сердцем мужчины. Сейчас он не спал, а лежал рядом, и Элишке было позволено вглядываться в его совершенно черные глаза, гадая о том, что же скрывается за этой тьмой.
– Борис Васильевич говорил, что ты выбрал маму своей… – шепотом проронила она, боясь, что владарь не просто уйдет от неприятной темы, но и покинет ложе. – А значит, ты дорожил ею. Тебе было также больно, как мне сегодня, когда улетела Аннутка? Хотя глупо спрашивать такое. Она была важнее подруги. Так ведь? Я помню… Помню, как ты плакал, в тот день…
Чтобы не оставить Кваду шансов, девушка перебралась поближе. И обеими руками ухватила его за руку.
– Ты можешь не признаваться. – Предупредила она. – Я все понимаю. Пусть другие уходят, но я тебя не оставлю. – Элишка подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом. – Я не хочу, чтобы тебе опять было больно… как тогда.
Владарь смотрел на нее пристально и долго.
– Ты не причинишь мне боль. – Сказал он. – Никто не может этого сделать.
Элишка улыбнулась, хотя не поняла о чем говорил Квад. Наивное белокурое создание снова опустило голову на подушку и с чистой совестью уснуло.
– Жесток ты, владарь! – заявил Бориска, спрыгнув с подоконника. – Она к тебе с раскрытым сердцем, а ты… Ты б ее еще послал куда, сразу. А то туманно так все…
– Ты случаем, не знаешь, какая птица пронырлива, и любопытна? – аккуратно встал с постели владарь, чтобы не потревожить сна девушки.
– Если та птица, еще и побрякушки блестящие любит – то, то ворона или сорока! Скорее всего, сорока! – заключил Бориска.
– Вот и я думаю, что сорока, но никак не сокол! И зачем только позволил тебе самому выбирать! – покачал головой Квад. – Сделал бы сразу сорокой…
Сокол раскрыл клюв и смешно растопырил крылья. Даже перья стали дыбом. Он хотел протестовать, мол, дареного не воротят, но тут повелитель задел плащом перевязанные лентой листы, которые Элишка всюду носила с собой. Они повалились на пол, не плотная перевязь ленты соскочила, и картинки раскрылись перед взором владаря. Квад взялся их поднимать. Многие из пейзажей и лиц он уже неоднократно видел, как и цветы, изображенные грифелем. Только один портрет ему ранее не показывали… И Квад понимал почему…
– О! Это чего у нас за мужик тут нарисован? – оценил произведение болтливый сокол. – Тьфу, какие у нашей девицы фантазии. Не-е, этот прынц явно не из нашего гнезда вывалился!
Квад в эту минуту не слушал Бориску. Он сверлил взглядом спящую девушку.
Элишка проснулась совсем одна. Сквозняк прогуливался по комнате. За окном лил дождь, постукивая по камням и воде. Ее рисунки лежали на краю одеяла.
– Квад… – позвала она, но никто не откликнулся. – Борис Васильевич!
Но и воспитателя не было. Хотя обычно именно он будил ее и выставлял за двери, долго читая нравоучительные речи.
Невольно ей подумалось, что башня опустела.
Как в кошмарном сне, Элишка в полумраке пошла вдоль стен, спускаясь вниз, в хранилище. Толкнула дверь, огляделась… И чуть не завыла от горя, когда и Пелагеи не обнаружила.
– Ты чего бродишь, как призрак? – однако нянюшка никуда не делась – она просто отлучалась. Вот и вернулась обратно, и вместе с ней вернулось приятное тепло. – Садись, чай пить будем! Пусть ворона от нас улетела, но мы расстраиваться не станем! Мы будем радоваться за нее. Нашла девочка свое счастье – это ж хорошо!
Приговаривая еще что-то воодушевляющее и бодрое, Пелагея быстро водрузила на стол самовар. По хранилищу потянулись приятные ароматы варенья из роз. Все, что тяготило душу Элишки ушло.
– Ну что? Помирились вы с владарем? – расспрашивала нянюшка.
– Да, – счастливо улыбалась Элишка, не догадываясь, что за то время, пока она спала, уж больно много в мире изменилось…
Подлая призрачная птаха пряталась где-то среди коряг у болот. Она так отчаянно сопротивлялась зову черной птицы, что в результате смогла осилить инстинкт полного и беспрекословного подчинения. А черная огромная птица все не улетала. Она бродила вдоль болота, да всматривалась в каждую корягу. И от одного вида на этого исполинского монстра голубю становилось страшно. Ему казалось, что вот он на секундочку выглянет из убежища, и огромный клюв распахнется, поглотит его…
– Так эти болота столько ужаса наводят на людей? – поблизости послышались голоса. Черный птах взлетел на высокие ветви засохшего дуба и притаился. По кочкам, по камешкам осторожно ступая, из-за ближайшего пожухлого камыша выбрались мужчины. Один из них был светловолос и улыбчив, что совершенно не вписывалось в мрак и сырость местного окружения. Этот человек и его спутники остановились около болота.
– Осушить бы здесь все. Вырубить с корнями этот гадюшник, а там, глядишь, и получится, что путнее тут построить. – Предложил один из спутников.
– Не знаю, что и сказать. – Почесал в затылке светловолосый, и огляделся: вокруг было как в сказке… в жуткой такой ее части, где добрый молодец обычно встречает привратника потустороннего мира.
– Соглашайся, барин! – уговаривал проводник.
– Илья. И правда, чего ломаться? Дай ему денег. Убьешь одним выстрелом двух зайцев: и от нехорошего этого места избавишься, и прибыль получишь…
– Если, конечно, Фадей сам потом в Ягулишну какую-нибудь не превратится! – смерил проводника взглядом барин.
– Что ты! Побойся бога, барин! – осенил себя знамением Фадей, и тихо так выдал: – А коли и превращусь, то неизменно в казну платить буду…
И мужики рассмеялись, сдобрив смехом сделку.
– Хорошо. Будут тебе гроши! – согласился Илья. Проводник Фадей бросился целовать ему руки. Однако светловолосый барин отступил назад. – Не надо этого!
– А чем же благодарить тебя, барин? – не унимался радостный мужик, будто не болото выцыганил, а настоящий прииск с золотыми копями.
– А ты, как Ягулишной станешь наколдуй ему бабу… – посоветовал Кирилло – товарищ верный барина.
– Какую? – сразу приготовился Фадей.
– А такую, чтоб волосы – золотыми волнами. Чтоб глаза – голубые, как озеро чистое, или как небо ясное. Стан тонкий – тростиночка… Голос – нежный да ласковый… – описывали уже оба друга Ильи, то и дело посматривая на него, не рассердится ли, как его же описание девицы исказили до сказочного. А птица черная слушала и кого-то ей портрет словесный напомнил. Потому повелитель пернатых внимательнее присмотрелся к людям.
– Где ж такую сыскать? – пожал плечами Фадей. – Я б тебе, барин, дочь свою предложил. Да она рыжая…
– Не надо мне! Я эту найду. Даст бог. Найду! И коли уж найду – никуда она от меня не денется… – Поклялся Илья.
– Просто в прошлый раз он ее упустил. На медведя отвлекся… – шепотом пояснил Кирилло.
– Вот с тех пор и ищет! – хихикнул второй товарищ.
«Ищи, ищи!» – подумалось черной птице, резко и шумно сорвавшейся с ветки над головами людей. Мужчины невольно присели, прижимаясь к земле, а потом подняли взгляды ввысь.
– Может зря ты тут хозяйничать решил? – спросил Илья. – Дичь тут странная… Демона больше напоминает.
– Да деревья вырублю, болота засыплю, и дичь нормальная станет! – оптимизму этого человека можно было только позавидовать. А маленькая призрачная птичка, радовалась своей свободе и уже искала новых жертв, которые непременно сгинут в этих проклятых болотах!
