Текст книги "Солнце Ирия (СИ)"
Автор книги: Ольга Егер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
Глава 19
Они снова встретились. Увы, лишь во сне. Сидели на крыше черной башни, окруженной водами самого прозрачного и кристально чистого озера. Вели разговоры, сидя бок о бок, и любовались красотой рая.
– Почему мама хотела уйти отсюда? – не понимала Элишка, глядя на красивое рассветное небо. Звезды все еще украшали небосвод, но и солнце, вступая в свои права, принималось за работу искусного художника, окрашивало часть небес, что ближе к воде, нежнейшими розовыми и желтыми красками.
– Ей не хватало того, что есть в том мире. – Отвечал владарь.
Элишка взяла его за руку. Подняла, рассматривая длинные мужские пальцы, намного длиннее ее собственных. Она запомнила каждую деталь, ведь любила его руки и желала их тепла.
– Что там такого?
– Люди. Она нашла там твоего отца. – Его голос звучал странно, когда разговор заходил об Аглае. Будто слегка подрагивал, как лист на слабом ветерке. – И ты тоже найдешь…
– Но я не хочу искать. – Качала головой Элишка, крепко переплетая их пальцы. – Я хотела остаться с тобой. Там ничего нет. А здесь есть ты…
– Но там твое место. – Уперто твердил владарь, не желая слушать другого мнения.
– Ты совсем меня не слышишь! – рассердилась она, и устав от этого диалога, проснулась. Укусила подушку, представив на ее месте владаря.
Спустилась вниз сердитая. Принялась за готовку, да так гремела посудой, что мужчины замерли, боясь даже спросить, отчего такое настроение у девушки.
– Что в реальности, что выдуманный! Глухой! Непроницаемый! – ворчала она.
– Кто обидел тебя? – осторожно поинтересовался Иже.
– Сон. Сон меня обидел. – Ответила Элиша, поставив на стол уже готовую кашу и ложки. – Кушайте!
Но мужчины как-то засомневались, стоит ли прикасаться к еде, поданной таким образом.
– Ты не заметил, она туда ничего не подсыпала? – осторожничал Иже, ведь кто знает, что может прийти в буйную голову.
Ваня только плечами пожал.
– Эй! Кто дома? – в распахнутую дверь проскользнул холод. А снег тут же высыпался на порог. Всеслав был слишком весел для человека, вернувшегося из деревни, где каждый готов убить татя или сдать страже за награду.
– Элиша. Иди, надень самое красивое платье, и тот плащ, что как для принцессы шитый! И спускайся скорее! – прокричал он.
– Зачем? – недоумевала девушка.
– Велено тебе, сходи, принарядись! – подтолкнул ее атаман, и нахмурился. Элишка не стала спорить с ним. Поднялась наверх, достала подаренное голубое платье и красивый плащ, подколола волосы, спустилась. А все уже топтались во дворе. И заприметив девушку, расступились, пропуская ее к белой заседланной лошадке.
– Красивая? – спросил Всеслав. – Она твоя.
Элишка помнила лошадей… Но других. Больших, с мощными копытами и не менее крупными шеями. Таких лошадей, каких обычно запрягали в повозки в деревнях и с какими вспахивали поля. А эта… Эта лошадка была иной: будто вылепленной из снега, тонкой и изящной. Девушка погладила ее по лбу.
– Ну чего стоишь? Залезай в седло! – подбадривал Иван.
Кто-то из мужчин подхватил ее на руки, и поднял вверх, посадив в седло. Степан поставил ее ноги в стремена. Всеслав подал поводья. Элишка огляделась. Теперь она была выше всех, и смотрела на мужчин с высоты не малого лошадиного роста.
– Пяточками немного ударь по бокам, и она поскачет. – Приговаривал Иван. – А остановиться захочешь, потяни на себя поводья. Да смотри, из седла не выпади.
– Я ее повожу немного, – вызвался Степан, понимая, что сперва стоит дать девушке привыкнуть, и направил лошадку по тропинке.
Довольная Элишка, восседала на спине дивной лошадки. Лучезарно улыбалась. Тати смотрели ей вслед и, сквозь улыбки, шептались.
– Зачем коня привел? – спросил Иже у Всеслава, готовясь прибить идиота. Прокормить лошадь итак голодающим мужик будет сложно, особенно в зиму.
– Раз нам прощаться сегодня. То пусть хоть какая-то приятная память у нее останется. В деревне, дружбан мой согласился взять ее к себе. Но только за плату. Вот и пришлось коня украсть. Приведу девочку. Отдам коня.
– Ты дружбану намекнул, что если пальцем ее тронет… если хоть словом-взглядом обидит, мы все за ним явимся? – уточнил атаман.
– А то… – Ухмыльнулся Всеслав, припомнив, как побелел его деревенский товарищ и потом долго клялся.
Но, все равно, болело у старого Иже сердце за это наивное дитя. Будто собственную дочурку оставлял босой и одинокой сиротинушкой.
Поводив немного лошадку по заснеженной поляне, и дав Элишке привыкнуть к седлу, Степан, вдруг хитро улыбнулся и спросил:
– Может с ветерком?
Не зная еще, что ей предлагают, девушка радостно улыбнулась. И тать ударил ладонью коня по крупу. Тот встал на дыбы, заставив наездницу прижаться к конской шее и крепче перехватить поводья. А потом сорвался в бег, и помчал по лесу. Сначала Элишке было страшно… Да и Степану, не ожидавшему такого от смирной коняшки дурно сделалось. Он хотел было броситься вдогонку… Но куда ему состязаться в прыткости со зверем!
– Я лечу! – скоро девушка вскрикивала от счастья, а вовсе не от страха.
– Лети, соловушка! – весело откликнулся Степан, повернув к дому. – И не поминай нас лихом!
Скакать через лес оказалось сродни полету. И Элишка сразу же полюбила езду верхом. Она смогла обуздать коня, и он немного сбавил скорость. Девушка выровнялась в седле, наслаждаясь движением и красотой вокруг. Ее красотой тоже наслаждались, но издали, ничем себя не выказывая. Этот ценитель красоты летел следом, не отставая от наездницы.
Скакун вошел во вкус, чувствуя свободу. Он лихо брал любые препятствия, будто не замечал ни коряг, ни вывернутых деревьев. Но вот впереди оказался поваленный дуб – мощный и широкий. Элишка натянула поводья, пришпорила коня и прижалась к его шее, предвкушая очередной прыжок. Животное преодолело препятствие. И… лишилось наездницы. А та повалилась на снег, крепко ударившись головой о корягу.
И тот час наблюдатель спустился вниз, чтобы упасть рядом на колени.
Она лежала у его ног. Румяная. Золотые локоны разметались по белому снегу, словно по подушке. Владарь протянул к ней руки, чтобы бережно и аккуратно поднять девушку…
Ей привиделся он – темный, холодный и красивый. Такой родной. Совсем близко.
– Владарь, – простонала она, понимая, что на самом деле его больше не увидит.
Тот, кто сейчас удерживал ее в объятиях совсем не походил на властителя птиц. Этот был румяным, светловолосым, кудрявым, и его глаза весело ей улыбались. В них не было ни льда (как в черных глазах владаря), ни укора. Лишь веселые смешинки и живой человеческий интерес.
Элишка смутно припоминала этого мужчину. Раньше они уже встречались. Она попробовала сесть удобнее, чтобы рассмотреть внимательнее лицо человека, но сделать это оказалось сложно. Девушку везли на каурой кобыле, чеканившей шаг по большому тракту.
– Кто вы? – испугалась она.
– Тот, кто искал тебя очень и очень долго! – загадочно пояснил мужчина.
– А зачем? – наивно спросила она, прикоснувшись к ушибленному виску.
– Чтобы быть с тобой. – Честно и уверенно ответил незнакомец, сияющий ярче солнца. – И больше я не позволю тебе улизнуть от меня!
– Ты… Я видела тебя. В лесу! – припомнила Элишка и попыталась отстраниться. – Ты – охотник!
– Илья! – назвался он. – Так меня зовут. А как твое имя?
– Элишка… – растеряно проронила она, и вдруг вспомнила еще кое-что. – Пусти меня! Мне надо домой. Меня ждут!
– Кто?
– Друзья.
– И где твой дом?
Девушка оглянулась по сторонам. Но местность была совершенно незнакомой. И пришлось признать, что отыскать хижину татей не сможет. Потому лишь пожала плечами.
– Не волнуйся! Я дам тебе дом. Я дам тебе все, чего ты только пожелаешь! – пообещал ей Илья.
Но чего Элишка хотела, так это вернуться к владарю. Хотела и прекрасно понимала, что никто не подарит ей этого.
Она тяжело вздохнула и отдалась на волю нового знакомого.
Тати двигались вдоль деревьев, следом за небольшой компанией конных. Судя по виду, были те ребята не из бедных, да и возвращались с охоты, прихватив с собой диковинную белокурую дичь.
– Ладно. Все равно, нам бы пришлось отправить ее к кому-нибудь. – Вздохнул атаман Иже.
– А этот вроде приличный мужик. Вон как бережно ее придерживает. – Подметил Всевлад.
– Да. И сияет, как начищенная монета! – сплюнул под ноги Степан.
– Пойдемте, братцы, – подтолкнул всех атаман. – Видать, судьба у нее такая. Может, еще и лучше нас заживет!
Лихой народ вновь скрылся в чаще лесной, чтобы попрощаться с родным логовом и покинуть его.
Он прилетел домой тихий и мрачный. Сел за стол. Посмотрел на письма. Взял чистый листок, перо… И не нашелся, что написать. Мысли покинули его голову. Сбежали в другой мир, где белокурую девушку забрал в свой дом помещик Илья Кручинин.
Глава 20
Она ранее не видела таких больших домов: словно дом на доме выстроен – два этажа, да еще и чердак. Сколько в нем комнат, Элишке и представить страшно было. В самой большой комнате, с круглым ковром в центре, стояли большие резные, до блеска начищенные, столы. Стулья здесь были тоже чудные. Пожалуй, лишь у владаря в комнате Элишка видела подобные: большие, с мягкой спинкой и удобным сидением. На стенах висели картины. Правда, странные люди, изображенные на них, пугали девушку. Так что она отвела взгляд. И принялась рассматривать людей живых. А здесь их жило так много! Еще во дворе к приезжим сразу поспешили ребятишки и мужчины, которые быстро перехватили поводья, забрали у охотника Ильи вещи, и также скоро поторопились скрыться в доме. А когда Элишку провели внутрь, то тут она повстречала множество женщин. Одни носили одежду, другие натирали полы, третьи торопились с подносами в руках. У каждой свое занятие… И каждая взглядом неприятным по незнакомке мазнула. Совсем молоденькие девчонки зашептались у стены, посмеиваясь, и бросая на Элишку недобрые взгляды. От такой «приветливой» встречи, захотелось укрыться где-нибудь в укромном местечке, да хоть бы и за плечом мужчины. Только Илья радостно улыбался и, перехватив крепко руку Элишки, повел ее по лестнице наверх. Да шел так быстро, что и попросить его медленнее двигаться не удавалось. Толкнув одну из больших резных дверей, он уверенно прошел в светлую комнату, в которой дивно пахло цветами, хоть и не было их здесь, ведь где ж зимой отыскать!
На стенах портреты висят, да картины с природой. Окна тканью красивой прикрыты. Хотя… Цветы все же обнаружились. На подоконнике стояло несколько маленьких горшочков. Вот только не пахли бутоны.
– Матушка! – поклонился Илья, дернув и Элишку.
Та чуть на колени не упала. А потом подняла голову и внимательно посмотрела на женщину, которую назвали «матушкой». Была она моложава, строга ликом. Спину держала ровно, будто все время на коне, в седле проводит. Ее длинную косу густыми гребешками расчесывали девки. Женщина сидела в кресле у камина и лишь уголками глаз следила за Элишкой.
– Я нашел ее, – радостно провозгласил Илья, бросившись целовать мамины холеные, белые руки, увенчанные перстнями и браслетами.
– Встань, девонька. Дай-ка на тебя посмотреть! – попросила матушка. С кресла поднялась, обошла Элишку, за волосы подергала, за подбородок лицо приподняла, чтобы в глаза посмотреть. – Выйди, Илья Андреевич. Дай нам поговорить. И вы, девки, идите!
Все комнатку покинули, а матушка в кресло обратно присела. И Элишку к себе поманила. Да она прямо так, на пол и присела рядом с креслом, чем развеселила женщину.
– Любишь сына моего? – спросила строго матушка.
– Должна?
Брови матушки вздернулись от такой прямолинейности… или глупости.
– Раз привел сюда, стало быть, должна. Но с этим не мне разбираться… – И немного помолчав, решила уточнить. – А что жена у него есть знаешь?
– Нет… – покачала головой Элишка.
– Что ж ты за незнайка такая? – с досадой, немного раздраженно дернула ее за подбородок матушка. – Родители твои кто, где они? Откуда сама? Или тоже не знаешь?
– Я… – хотела она сказать, что из Ирия, да вовремя язык прикусила. – Из леса я. Нет у меня родителей. Откуда они не помню. Давно умерли.
– Сиротка значит. Что ж… Я бы тебя не приняла… разве что в девки дворовые. Но какая из тебя холопка? Личико светленькое, губки алые, волосы – золотые. Стан тонкий. Больше на дворянку похожа. Мужики бы тебе горя понаделали… – Шумно вздохнув, и задумавшись о чем-то своем, Софья Илларионовна, все же, пришла к определенному выводу. Громко кликнула сына. Илья тут же оказался рядом. Нелепо присел на пол рядом со своим чудом лесным.
– Коль дорога она тебе так… Пусть остается. Скажем, что она любимая двоюродная сестра твоей жены. Камышкиных, кажется, совсем не осталось, чтоб подтвердить то. Нам того и надо. Так что, говори всем, что она приехала за родственницей ухаживать, да дитя нянчить. И никому про свои нелепицы «нашел-потерял» ни словом не обмолвись! Да в руках себя держи. Нам слухов лишних не надо! – наказывала она. – А ты, детка, теперь о спокойной жизни забудь.
– Матушка! – просил Илья.
– Полно тебе. Не загоняю я же ее до смерти. Мелочь всякую выполнять будет. – Она вновь повернулась к Элишке, и та понимала, что прячется за тоном, за голосом ее любезным что-то скользкое и неприятное. – Жить будешь в комнатке маленькой, но одна. С девками дворовыми говори поменьше. Никуда сама не ходи. Меня зови Софья Илларионовна. Будешь за нашим сокровищем присматривать, ну и за мамкой его. Поняла меня? А там… если все будет тихо и гладко, может и поженитесь…
Элишка мало что поняла, кроме одного: ее оставляют жить здесь и хотят, чтобы она за кем-то присматривала.
«Что лист на ветру… – подумалось девушке о собственной судьбе. – Куда занесет, там жить и придется…» И грустно сделалось, потому как не было у Элишки места, куда она могла бы вернуться и сказать: «Вот мой дом! Здесь меня ждут».
Его жена… Женщина, которая принадлежит ему, а он – ей… Та, чье место теперь по немыслимым, непонятным причинам должна была занять Элишка. Хотя надобно ли оно ей? Мил ли ей Илья? Красив. Нет в том спору. Любоваться им хочется. Теплый он. Совсем не похож на владаря, который более камень, что у границы Ирия стоит, напоминает… Но любовь? Сердце уклонялось от ответа и вело себя тихо. Так что девушка решила разобраться во всем позже. А сейчас она вошла в темную комнату, где дурно пахло, и кто-то стонал во сне.
Жена Ильи была совсем бледной и лежала в постели, в полумраке. Ее будто нарочно прятали от солнечного света, и потому завесили окна плотными шторами, которые не пропускали и крохотного лучика. Да и вряд ли проветривали это помещение – воздух был совсем затхлый, противный, вязкий. Войдя, Элиша закашлялась.
«Не мудрено заболеть!» – подумалось девушке, и она отодвинула тяжелую ткань от окна, пустив слабый зимний свет в покои.
– Илюша, – слабо позвала женщина.
Элишка сразу же подошла, присела у кровати, подав стакан с водой.
– Простите, что разбудила. – Извинилась искренне.
Сонная Анастасия Алексеевна попробовала приподняться, чтобы рассмотреть говорившую. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы привыкнуть к освещению. А потом… Ее опухшие глаза сверкнули неистовой яростью, обидой и ненавистью. Она оттолкнула стакан, и тот упал на пол, излив всю воду.
– Кто ты? – спросила она, впрочем, не надеясь, что ей вот так прямо возьмут, да и выскажут правду: «Любовница я вашего супруга! Будем знакомы».
– Я… – Элишка замялась, припомнив разговор с Ильей, привезшим ее в этот дом со странными людьми.
– Я расскажу тебе все, душа моя! Без утайки. Я хочу быть честным с тобой. И ты отплати мне тем же! – он все держал ее за руки, будто боялся отпустить, и эта близость заставляла немного подрагивать глупое сердце, радостно трепещущее, словно поддакивающее внутреннему голосу: «Хоть кому-то мы нужны! Возрадуемся же!». – С той встречи в лесу, я долго искал тебя. Прочесал весь лес и окрестности. Но о тебе никто не слышал, никто никогда тебя не видел. И я отчаялся. Даже и впрямь подумал, что ты мне привидилась. Но ведь друзья мои тоже тебя видели! Ты стала мечтой. Я видел тебя во снах. Ты дразнила меня и пряталась в лесу. А я не мог за тобой угнаться… Вот сейчас ты – моя реальность. Но уже немного поздно. Когда думал, что тебя больше не увижу, встретил ее. И решил, уж лучше с ней, чем одиночество и мука без тебя…
В этом Элишка частично могла его понять. Она даже подумала, что сейчас поступает также: лучше оставаться рядом с этим Ильей, чем без владаря, в одиночестве, в неизвестности… одной.
– Я не люблю ее… А тебя – да!
– Но ты даже не знаешь меня… – удивлялась Элишка.
– А разве для того, чтобы полюбить кого-то нужно изучать его? Любовь либо есть, либо ее нет. – Ответил Илья, в сотый раз целуя ее руки. – Прости, что тебе придется ухаживать за ней. В этом мало приятного. Она совсем больна. Ей не долго осталось… Она будет спрашивать: кто ты, откуда… Говори, что ты присмотришь за ней. Что сиделкой будешь. И все.
Так она и поступила.
– Меня зовут Элишка. Я буду присматривать за вами. Если вам что-то понадобится – зовите меня.
– Уходи! – потребовала Анастасия Алексеевна, если б силы позволили, бросила бы чем-нибудь в девушку. А только дверь прикрылась, как ударилась она в плач, и проплакала до самого рассвета. И сделалось ей от того хуже.
Элишке было жаль эту несчастную женщину. И потому она пришла на следующий день, полная решимости: несмотря на недовольство затворницы, прибралась. Мыла полы, песню напевала (и только в этот момент Настасья молчала), окна распахнула, воздух свежий пустила, одеяла вытрусила, подушки выбила… А Анастасия Алексеевна все сидела в постели, на подушечки опираясь, и сверлила ее злым взглядом.
– Вот сейчас мы порядок наведем, и вам сразу легче дышать станет! А как легче станет, так мы и подниматься из постели начнем, а там, глядишь, и вовсе на прогулку пойдем! Вы же давно по двору не ходили?..
– Позови ко мне Илью! – не дослушав, потребовала женщина.
И все настроение Элишки сдулось, как лопнувший пузырь.
– Хорошо, – и опустив голову, пошла к хозяину.
Тот сидел в своем кабинете, на первом этаже, и просматривал отчеты купцов, да старост. Прежде чем войти, Элишка постучалась. И мужчина сразу поднял голову, оторвавшись от бумаг. Улыбнулся ласково и приветливо. Когда он улыбался, его глаза искрились радостью. И вся она принадлежа одной девушке – Элишке. Удивительно, насколько приятно было открытие, что ты вызываешь у другого человека столь приятные чувства!
– Входи скорее. И дверь прикрой! – попросил он. – Да не бойся! Иди ко мне! – увидев, что она мнется на пороге, Илья позвал к себе. А потом и вовсе усадил на колени, крепко обнял и уткнулся носом в ее волосы, чтобы жадно вдохнуть аромат. Неловко сделалось Элишке. Она здесь, принимала ласку мужчины, жена которого терзалась от неведомой болезни наверху. А другой мужчина, чьего внимания хотела она сама, даже не вспоминал о ней и всегда был холоднее камня.
– Соскучился. Не видел тебя всего лишь полдня. И забоялся, что ты пропала. – Говорил Илья. Тоже он произнес и утром, когда тихонько прокрался в ее комнату с целым подносом сладостей, чмокнул ее в лоб и вновь ушел. – Ты устала? Ничего. Сейчас я со счетами закончу… И, как стемнеет, мы с тобой верхом прокатимся.
Он оказался добрым и заботливым. Всякий раз, когда Элишка встречалась с ним взглядом, этот человек так улыбался, и так на нее смотрел, что она чувствовала себя особенной. Ведь другие девушки (а Элишка слышала, как они шепчутся) завидовали, и жаловались друг дружке, что и в былые годы, до того, как хозяин женился, ни на кого так не смотрел. К слову, о жене…
– Она зовет тебя. Видеть хочет. Сейчас. – Сказала Элишка, и заметила, как быстро изменилось приветливое и сияющее лицо мужчины, он стремительно мрачнел. Помолчал некоторое время, а потом с какой-то горечью поцеловал девушку в щеку, и вместе с ней поднялся из-за стола.
По лестнице он поднялся быстро, словно хотел поскорее разобраться с проблемой (в основном с собственной совестью) и забыть обо всем. Свернул направо, прошел до резной двери и замер. Сделал вдох. Принял более добродушное выражение лица. Подмигнул Элишке перед тем, как спрятаться за дверью в покоях супруги…
А дальше… Элишка слышала, как Анастасия Алексеевна кричит на мужа, попрекает его любовницей, которую притащил в дом, и не стыдится своего греха! И, что ее он тем самым обидел. И, что у девки сей, шалой, ни капли совести нет! И, что стоило бы ее пороть, а потом выбросить на пороге более подходящего для такой проходимки заведения…
Элишка понимала… Нет, скорее чувствовала, что все эти обидные слова о ней. И теперь вспомнился ей разговор с Аннуткой, а потом и с Борисом Васильевичем, который объяснял, кто такой любовник. Оказывается, не такой уж это и хороший человек – тот, кто больно другим делает, кто семьи разбивает и заставляет мучиться. Вот и Элишка сейчас тоже – плохая. Из-за нее страдает Настасья Алексеевна. А Элишка… «Дрянь!», как выразилась та бедная женщина.
Оттого захотелось плакать и бежать прочь.
Не выбирала она для себя такой судьбы. И уйти бы, сбежать от этого позора рада. Да только некуда, разве что и правда – в то присловутое «подходящее заведение». Только ведь Элишка даже не понимала, почему оно «подходящее», где находится, чем там занимаются. А вот, что поступает дурно – сознавала. И по всей видимости, это дурно началось с момента ее рождения… Мигом воскресли в памяти счастливые дни в отцовском доме, светлые лица родных… А вслед за счастливыми воспоминаниями, не позабыла отозваться и яростная боль потери.
Жалость к себе пришлось придушить в собственном сердце. Ведь в соседней комнате крики родителей поддержал и малыш, забытый отцом, матерью, няньками. Он самозабвенно вопил в колыбели, оставшись совсем один, призывал на помощь хоть кого-то, кто смог бы защитить его от пустоты и одиночества.
– И куда только нянька подевалась? – заглянула к нему Элишка, утирая собственные слезы рукавом.
Ребеночек лежал на мягких подушках, дергал пухлыми ножками и ручками, выбравшись из пеленок. Щеки малыша покраснели, голос уж совсем охрип. А няньки нигде не было.
– Тебе тоже грустно? – заговорила Элишка, покачивая кроватку.
Мальчик прислушался к ее голосу, распахнул пошире маленькие глазки, и будто бы признал девушку. Смолк. Да и Элишке показался он до боли знакомым.
– Не печалься. Все пройдет. Завтра солнышко взойдет…
Элишка подняла его на руки и прижала к себе. Он был теплым, тяжелым и беззащитным. Кажется, раньше ей не приходилось возиться с такими маленькими людьми. Но это было приятно. Сразу появилось чувство собственной важности, словно ты необходим кому-то, и только ты являешься чьей-то защитой, стеной, ограждающей от бед и ненастий.
Элишка улыбнулась ребенку, а он ей. И все тревоги девушки улетучились.
– Вот видишь! Нет ничего страшного. Я побуду с тобой! – пообещала девушка, и запела, как когда-то для владаря, чтобы прогнать его тревоги:
Ай-люли, ай-люли,
Поскорее сон иди,
Спи, мой маленький, усни.
Сладкий сон тебя манит.
Прохаживаясь по комнате туда и обратно, Элишка остановилась. Посмотрела на ребенка в собственных руках, так доверчиво прислонившего тяжелую головушку к ее плечу. Он сладко спал. Ни тени обид и горя не опускались на его безмятежное личико.
– Вот и славно, – сказала она, осторожно укладывая в постельку малыша, и укрывая одеяльцем. – Спи, мой хороший. Ты вырастишь хорошим, смелым…
Она вдруг осеклась, внимательно присматриваясь к малышу и гадая, могла ли судьба так причудливо сплести их жизни, и может ли этот несчастный малыш быть…
– Сережа? – спросила она, будто ребенок мог вот так запросто открыть глазки и признать ее – свою сестренку младшую…
– Дмитрием его звать. Твой голос успокаивает… И не только его! – раздалось от неприкрытой двери, испугав девушку. Она обернулась, встретившись взглядом с Ильей. Он стоял, опираясь плечом о дверной косяк, и внимательно следил за Элишкой.
– Няни тут не было и я вошла… – сбивчиво объясняла она, смущаясь под пристальным взглядом. – Почему его к маме не приносят?
Илья протянул руку, призывая ее подойти, а, взяв ее маленькие пальчики и сжав в своей широкой ладони, вывел в коридор, на ходу объясняясь:
– Никто толком не знает, чем она больна. Несколько лекарей осмотрели, но сказали лишь, что это послеродовое, что все пройдет со временем. Однако ж, с каждым днем ей все хуже. Если же принести Димку… Вдруг, он тоже заболеет. И что тогда? Дети даже простуду с трудом переносят.
– Но ей бы стало легче. – Подумалось Элишке. – Хотя… Не хотелось бы, чтобы такой малыш мучился.
Илья остановился, поцеловав ее руку.
– Моя жалостливая! – усмехнулся он, поймал взгляд девушки, и осторожно потянул к себе. Элишка даже подалась. По необъяснимой причине, она доверяла ему – незнакомому, странному.
Но тут на нижнюю ступень лестницы ступила одна из служанок, с полной корзиной уже сухого белья. Сперва она глядела под ноги. А когда подняла глаза, Илья сразу же отстранился. Да нахмурился. Служанка же, женщина крупная, румяная, с любопытством осмотрела их. Хихикнула и поторопилась к госпоже.
– Нужно быть осторожнее… – покачал головой, недовольный чем-то мужчина, стоило только служанке удалиться. – Теперь пересуды пойдут!
И пересуды не просто пошли, а полились, что грязная вода из ведра.
– … А они стоят на лестнице, милуются. Меня заприметили, и сразу – лица каменные, разве что присвистывать не стали, дескать, случайно тут столкнулись. – Хохотала та самая румяная женщина, сидя на кухне, и помогая поварихе начищать картошку.
– С кузиной своей жены! – покачала головой повариха.
Девки, сидевшие при них, и тоже помогавшие с заготовками на день грядущий, слушали, раскрыв рты. Иногда кивали и поддакивали. Вносили свою лепту в эту историю, допридумывали. Наутро в коридорах, в каждом уголке, уже будет рассказана иная, более равернутая версия любовного романа, и каждая служанка будет твердить, что лично видела, как хозяин тискал любовницу чуть ли не на глазах законной супруги, девка хохотала, злорадствуя, а хозяйка плакала и просила не мучить ее.
– Да какая она кузина! – всплеснула руками прачка. – Думаешь, благородных дам привозят вот так: на одном коне со встречающим, так еще без всего полагающегося барахла? Она ж приехала без сундуков, без служанок.
– Ага, ага! – зловещим шепотком поддержала ее рыжая девка. – А я слышала, как хозяин с хозяйкой из-за нее ссорились! Как кричали! Она ее шалой обозвала! Дрянью!
Дверь в кухню резко распахнулась. Звук получился настолько громкий и устрашающий, что Элишка в своем закуточке, в углу у печи, дрогнула. А как подпрыгнули на своих местах женщины!
– Сплетни готовите? – уточнил хозяин. – Как бы завтра самим не пришлось ими питаться…
И уточнил где именно будет проходить трапеза (в чулане, а может и в темной), если пустоголовые бабы, рты свои, черные, не закроют! Бабам это не понравилось (хоть они мигом и подсчитали, что чуланов на всех не хватит), так что предпочли помалкивать, пока хозяин кричит, да батогом размахивает.
Даже позже в такие моменты Илья казался Элишке страшным. Потому она говорила с ним тихо, кротко опустив голову. Сейчас же, тихонько покинула кухню, спряталась в своей комнате, стараясь унять дрожь.
– Теперь я понимаю, почему люди Ирий раем называют. – Вздохнула она, протянув Оре, сидящему на подставке около окошка, пойманную в мышеловке мышь. – Но даже из этого кошмара мне больше некуда пойти… Разве только в… смерть.
Она всхлипнула. Ора склонил голову на бок и что-то проворковал утешительное, а может винил девушку в излишней плаксивости, которая никогда не приводит ни к чему хорошему.
– Ты прав… – утерла лицо от слез девушка. – Если я буду полезной здесь, то меня больше не выгонят.
До нее еще долго доносились крики, обещания высечь кого-то. И когда шум, наконец, прекратился, и свет везде погас, а слуги разбрелись по своим комнатам, Элишку сморил сон. И в том сне она отчаянно пыталась догнать владаря… Да только она бежала по земле, где под ноги все время то кочка попадется, то камень, то коряга, то ямка… Черная птица-владарь летел себе в ясном небе, и даже головы не поворачивал. Как бы Элишка ни кричала, а он так ее и не услышал.
– Элишка! – ласковый голос, и мягкое прикосновение к лицу, пробудили ее. Сквозь пелену сна, она разглядела мужчину, склоняющегося к ней через подоконник. Поймала его за руку, боясь отпустить… А вдруг улетит?
– Не уходи! Не бросай меня! – плакала и молила она.
– Я не собираюсь никуда уходить! По крайней мере, без тебя. – Пообещали ей. – Плохой сон приснился?
Элишка протерла глаза. Мужчина, столь нежный и близкий, оказался Ильей, а не владарем. И от осознания того сердце больно сжалось, а потом и вовсе провалилось во тьму.
– Я помогу тебе забыть о нем! – сказал Илья, сам не подозревая от чего собирается спасть несчастную. – Одевайся потеплее, проветримся.
Он отличался от того, каким был несколько часов назад на кухне. Улыбался, как прежде – ясно и тепло, обещая прогнать боль и пустоту, и забыть вовсе не о плохом сне, а о том, о чьем существовании даже не подозревал. И Элишка согласилась. Ей это было необходимо – забыть о боли и жить дальше, как то делают все нормальные люди…
Она скоро оделась, и выскользнула в окошко, прямо в широко распахнутые объятия Ильи. Он отпустил ее совсем не на долго, лишь, чтобы ставни и окошко затворить. А после, вновь взял за руку, и побежал, увлекая за собой, к воротам. Там уже скучали, переступая с копыта на копыто, две красивые, оседланные лошадки. Илья поднял Элишку, усадив в седло, и сам быстро взобрался на спину каурого скакуна.
– Поехали! – сказал он, ударив зверя по бокам.
А дальше… Пленительное ощущение полета, холод ветра и бесконечная дорога…
Заснеженные окрестности выглядели сказочно. Каждый кустик, каждое дерево вдоль сельской дороги, были щедро осыпаны серебром зимы, и поблескивали при свете круглой луны.
Всадники галопом промчались до села Вязьма. Эта короткая поездка принесла девушке настоящую радость, ведь нет ничего лучше свободы. Все осталось позади, и совершенно не хотелось возвращаться к прошлым печалям. C тех самых пор, как впервые села в седло, она полюбила конные поездки за схожесть с полетом, о котором так мечтала в Ирие. Вот только мысли о птичьем рае утяжеляли некий призрачный груз на сердце. Из-за него становилось трудно дышать. И потому Элишка сбавила ход, чтобы восстановить дыхание.
Приметив укрытый, словно одеялом, лес, кони перешли на легкий прогулочный шаг, позволив наездникам завести разговор.
– Не каждой женщине нравится конная прогулка. Да еще и ночью. – Заметил Илья. – Но ты другая. Расскажи мне о себе все. Я хочу узнать тебя. Что ты любишь? Что приносит тебе радость? Чем тебя порадовать? Мать сказала, что у тебя нет никого. Где ты жила все это время?
