355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Олесь Бузина » Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину » Текст книги (страница 22)
Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 01:37

Текст книги "Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину"


Автор книги: Олесь Бузина


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Взбешенный Петлюра подарил Львов Польше

Симон Петлюра понял, что расстрелять Тарнавского и навести дисциплину ему не дадут. Галичане прикрылись «справками» от своего главврача и воевать за Украину отказались. А ведь они составляли основную часть петлюровской армии – примерно две трети! Это привело к полному развалу фронта и нервному срыву у главнокомандующего. Тогда Головной Атаман плюнул на них и в расстроенных чувствах уехал в Варшаву – заключать союз с Польшей, чтобы драться с красными и белыми дальше. Условием этой новой политический комбинации польский лидер Пилсудский поставил признание Петлюрой того, что Галичина – это часть Польши. Намучившись с галичанами, украинский вождь скопом «подарил» их полякам. Делал он это тем легче, что «дарил» ему не принадлежащее. Отныне он тоже сомневался в галичанах. По крайней мере, вели себя они как-то неправильно – на словах Украину любили, а подтверждать пламенные речи делом не спешили.

Петлюра Польше: «Я так намучался с этой Галичиной… Берите ее даром!»

Историки часто упрекают Петлюру, что он предал Галичину Польше. Но забывают, что перед этим Галицкая армия предала взлелеянную в мечтах Соборную Украину. Что же касается генерала Тарнавского, то он мирно умер во Львове в 1938 году, окруженный почетом ветеранов своей армии – единственной в истории, которая дезертировала в полном составе дважды – от украинцев к белым и от белых к красным. Уверен, этот рекорд не скоро будет побит.

Как Петлюра с Польшей подружился

Расплатившись с воскресшей Речью Посполитой предателями-галичанами, головной атаман предпринял еще одну попытку захватить Киев. 21 апреля 1920 г. Петлюра и Пилсудский подписали так называемый Варшавский договор. По этому соглашению, Галичина, Лемковщина, Надсянье, Холмщина и Западная Волынь признавались польскими территориями. На вечные времена. Словно не было никогда Богдана Хмельницкого и Российской империи. Река истории потекла вспять.

Особенно жалко было Надсянье – без него возлеенная некогда Михновским самостийная Украина «от Сяна до Дона» никак не получалась. Оставался какой-то огрызок. Да и тот, по сути, в виде польского протектората – проигравший все и вся Петлюра гарантировал Пилсудскому сохранение имущественных прав польских помещиков даже на «украинских» территорях будущей Петлюрии.

По варшавскому договору, обглоданное поляками с запада Правобережье все-таки признавалось за Украинской Народной Республикой. Но так как польская аристократия до революции была тут самым крупным землевладельцем, получалось, что распаеванные поместья после победы над большевиками снова нужно будет отобрать у мужиков и вернуть тем, кто владел ими со времен польской экспансии в Украину в XVII веке.

Сложно сказать, как Петлюра собирался выполнить этот пункт. Все благоприобретенное селяне уже считали своим. Разве что польские войска заставили бы их сделать это силой. Ведь у самого Петлюры в начале 1920 года вся армия вместе с обозами и госпиталями насчитывала 7 тысяч человек и 10 пушек!

Но, заключая Варшавский договор, Петлюра был счастлив – впервые его принимали в другом государстве как лидера целой страны! С почетным караулом и всеми положенными по протоколу почестями. Это был его первый и последний заграничный визит.

Поделив Украину «по справедливости», союзники двинулись на Киев, занятый красными. Точнее, двинулись поляки. А Петлюра, у которого почти не осталось войск, поковылял вслед за ними, делая вид, что «использует» гордую, но глупую Польшу в своих «национальных» интересах, которые не отделял от личных.

Петлюровцы воевали вместе с поляками против галичан

Галичину Петлюра полякам просто не мог не «завещать». Галицкая армия в этот момент после очередного предательства стала ЧУГА – Червонной Украинской Галицкой Армией. Петлюровцам даже приходилось сражаться с галичанами. Об этом факте официозные украинские историки молчат – в очередной раз делают вид, что такого не было.

А вот как описывает этот эпизод в мемуарах, вышедших в США, командир полка Черных запорожцев Петро Дяченко – в 1920-м петлюровский полковник: «5 березня… Від комісара та галичан довідались, що місто Бершадь зайняте 3-м галицьким корпусом… Перед світанком полк підійшов до с. Устє, що віддалене два кілометри від Бершаді. Галичани чекали ворога, бо застави були виставлені, але не дочекавшись – поснули сном праведників… Всього полк узяв: 4 гармати, 4 гарматні ящі з набоями, 2 тяжких кулемети, 15 возів і понад 120 коней. Наказав вистроїтись галичанам і запропонував їм перейти до нас. До 50 стрільців погодились… По дорозі командир галицької батареї кинувся тікати. Декілька козаків пустили своїх коней за ним услід. Уже в селі загнали в суточки, але він зіскочив з коня і почав тікати городами. Влучним стрілом поклали його на місці».

Впоследствии несколько бригад ЧУГА, когда красные станут отступать, перебегут на сторону поляков. А другие – останутся у красных. Такая вот реальность той войны.

Крещатик, май 1920 г. Польская армия вступает в Киев, организованно обходя трамвай

Особенной радости от того, что воевать приходится вместе с поляками, в армии Петлюры не было. Традиционный исторический враг вдруг стал «другом». Как писал впоследствии в книге «З поляками проти Вкраїни» генерал-хорунжий армии УНР Юрий Тютюннык: «Ще більшою несподіванкою для широких кол українського громадянства було те, що провід українським полонофільством захопив не хто інший, а той самий Симон Петлюра, що з початку 1919 року декламував «кари ляхам, кари!» з гайдамаків Шевченка».

На практике этот холодок в отношениях братьев по оружию вылился в то, что петлюровцы все время норовили что-то украсть у союзников. Тот же Дяченко вспоминал о подвигах своих черных запорожцев: «Весь час по шляху проходили обози польської армії… В польському обозі повно гусей, курей і свиней. Видно, що усе це не купувалось… Козачата за своїм звичаєм почали полювати на все, що погано лежало на польських возах. Тільки і чути: «Пся крев», та сміх козаків, коли вдалось щось стягнути».

Чудо на Днепре

Последняя польско-петлюровская – оккупация запомнилась киевлянам концертами, спекуляцией на базаре и… взорванным на прощанье мостом.

Оказалось, что принцип «что смогу съем, остальное – понадкусываю» не чужд и польским «рыцарям». Потомки Скшетусских и Володыевских, как бобры, перегрызли коммуникационную линию западным и восточным берегам Днепра. Строго по Киплингу: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись»…

Союзники. Юзеф Пилсудскии и Симон Петлюра в окружении польских и украинских офицеров, которых называли «пилсудчиками» и «петлюровцами»

Польская армия вступила в Киев днем 6 мая 1920 года. Она вошла без боя и без помпы, которую можно было бы ожидать от национального характера этого шебутного славянского племени. Аккуратные европеизированные солдаты. Подтянутые элегантные офицеры. Никаких грабежей, расстрелов и контрибуций. Это последнее нашествие иноплеменников на Киев за годы гражданской войны своим размеренным порядком до боли напоминало самое первое вторжение немцев в 1918 году. Как и немцы, поляки не безобразничали. Разве что, в отличие от них, не стали мобилизовать баб на мытье вокзала. (Никто, кстати, кроме немцев, за все те бурные годы не удосужился помыть вокзал ни петлюровцы, ни сменившие их красные, ни белые, выгнавшие петлюровцев, ни снова красные, вытеснившие белых.) Поляков он тоже устраивал в своем естественном антисанитарном виде – может быть, они подсознательно чувствовали, что долго тут не задержатся. В остальном, жизнь как-то сразу наладилась.

Киевский мемуарист Григорий Григорьев, пересидевший в городе все перевороты, о воинстве маршала Пилсудского писал так: «Внешний порядок в городе был возобновлен. Стрельбы по ночам не замечалось, о грабежах ничего не было слышно. Даже ходить по вечерам стало свободно, без всяких ограничений, совсем не так, как это всегда делалось раньше в условиях гражданской войны».

Книга Григорьева «В старом Киеве» вышла крошечным тиражом в 1961 году. Этот абзац ее особенно ценен – чудом проскочивший через советскую цензуру, он намекал, что остальные власти, захватывавшие город, несколько безобразничали. Теперь об этом можно писать открыто: первое вторжение красных в январе 1918 года обернулось публичными расстрелами прямо в Царском саду (ныне парк Ватутина возле Верховной Рады). Там выкопали гигантскую яму и партиями валили «буржуев» – всех, кто имел приличную одежду и интеллигентное лицо. Тысячи две настреляли за несколько недель.

Взявшие Киев в декабре 1918-го петлюровцы запомнились самочинными расстрелами на улицах поддерживавших гетмана Скоропадского офицеров. Самое нашумевшее убийство – генерала Келлера – произошло прямо возле памятника Богдану Хмельницкому.

«Вторые» красные – те, что в начале 1919-го выбили Петлюру и войска УНР, в саду публично уже не расстреливали. Их ЧК теперь стыдливо валило жертвы прямо за Институтом благородных девиц (Октябрьский дворец). Расстреливали в основном русских националистов – профессоров, предпринимателей и общественных деятелей – коренных киевлян. Но были среди них и 4 тысячи рабочих, а также не меньше 1500 крестьян, свезенных из окрестных деревень. Расследование комиссии белого генерала Рерберга после изгнания красных «установило 4800 убийств в Киеве лиц, имена которых удалось установить. Из могил кладбищ вырыто 2500 трупов. Могил старше 4-х недель не открывали. Общее число перебитых достигает 12 тысяч человек». (Цитирую по книге «Красный террор глазами очевидцев», Москва, 2009 г.)

Белые, в последний день августа 1919-го занявшие город, устроили вскоре еврейский погром, оправдывая свое поведение тем, что среди киевских чекистов преобладали евреи. По ночам «выли от ужаса» целые дома в еврейских кварталах. Эта ситуация ярко описана в статье Василия Шульгина, вышедшей тогда же в Киеве в газете «Киевлянин». Но поведение белых я тоже не одобряю – логичнее было бы взять Москву, переловить сбежавших из Киева чекистов, ну а дальше с соблюдением всех правовых норм, с чувством, толком и расстановкой, поступить с ними согласно дореволюционным законам. Правовая база для этого имелась – например, расстрел, предусмотренный военно-полевым судом.

«Третьи» красные, снова вернувшиеся после белых, особенно набезобразничать не успели. Да и не было у них такой возможности – всех, кого хотели, пустили в расход еще при «вторых». И только поляки никого не расстреливали, запомнившись только тем, что отменили все ходившие до этого в городе деньги – и деникинские, и советские, и уэнэровские, введя вместо них только свои. Бабы на базаре сразу стали хвалить белогвардейцев, которые через несколько дней после своего прихода организованно обменяли жителям советские рубли на деникинские.

Юзеф Пилсудский в молодости, как и Петлюра, был социалистом, но сумел стать настоящим вождем нации

Польское финансовое нововведение совершенно развалило товарообмен. Народ переходил на бартер, меняя одежду на картошку. И только через несколько дней Городская дума исходатайствовала у новых оккупантов разрешение пустить в оборот дореволюционные царские деньги. Но их было мало. Поэтому польские солдаты тут же оказались киевскими нуворишами, покупая за бесценок на свое армейское жалованье дорогие вещи на толкучках.

Вместе с войсками 3-й польской армии, которой командовал молодой 36-летний генерал Рыдз-Смиглы, в Киев вошли и их союзники – немногочисленные петлюровцы. Это была 6-я сечевая дивизия полковника Марка Безручко – бывшего царского капитана, уроженца Бердянского уезда, еще в 1908 году окончившего Одесское пехотное училище. Впрочем, дивизия – это громко сказано. Вся она насчитывала не больше тысячи человек. Да и держались союзники отчужденно, искоса поглядывая друг на друга. Сердечности в отношениях между поляками и украинцами не было. Зато через две недели в Киев прибыл Петлюра и, по своему обыкновению, принял парад сечевиков. Парады он просто обожал – как всякий гражданский человек, никогда не служивший рядовым.

А за Днепром, прямо под Киевом, уже проходил фронт. Главным развлечением киевлян было ходить по вечерам на днепровские склоны и смотреть, как в сумерках в районе Броваров вспыхивали артиллерийские выстрелы. Весь Левый берег еще не был застроен. Панорама открывалась куда более грандиозная, чем сегодня. До Киева снаряды полевых пушек не долетали – дальняя пальба казалась чем-то вроде фейерверка. В Купеческом саду (возле нынешней филармонии, в которой тогда было Купеческое собрание) даже постоянно играла музыка. Так и запомнилась польская оккупация – в основном вечерними концертами под аккомпанемент далекой орудийной перестрелки да работающими театрами. А еще зенитками, расставленными прямо на днепровской круче.

Есть такая глава в польской истории: «Чудо на Висле». Оно произойдет позднее, когда красные погонят из Киева поляков и остановятся только под Варшавой. А это было «чудо на Днепре» – странная война, не очень похожая на войну, и оккупация, напоминающая весенний показ мод в виде новой польской формы.

И вдруг чудо кончилось. Красная армия перешла в контрнаступление, и поляки тоже без боя, как и заняли, сдали Киев, подпортив напоследок романтическую легенду о себе. Они взорвали дом губернатора и самый старый в городе Цепной мост, построенный еще при Николае I. Еще два моста повредили, чтобы задержать красных, после чего 10 июня отбыли на историческую родину, прихватив с собой и Симона Петлюру.

Воскресшая Польша против новой России

В отличие от Грушевского, Петлюры и других «профессиональных» украинцев, поляки в 1918–1920 гг. проявили бесспорный профессионализм в «розбудові держави». Польша воскресла после Первой мировой войны буквально из небытия – из трех частей, принадлежавших Российской, Германской и Австро-Венгерской империям. Почти полтора века поляки жили без своего государства. Даже железнодорожные пути в новой стране были разные. В бывшей «русской Польше» – широкие. В остальных частях – европейские, поуже. Пришлось и их перешивать под один стандарт. Но память о славе старого Польского государства, энергичный вождь Юзеф Пилсудский и множество граждан, готовых воевать за идею великой Польши, вернули Варшаву на геополитическую карту Европы.

Патриотический польский плакат 1920 г. «Эй! Кто поляк – в штыки!!»

После ухода в конце 1918 года из России немцев конфликт новой Польши с красной Россией был неизбежен. Поляки хотели восстановить Речь Посполитую в максимальных исторических границах – с Литвой, Галичиной, Волынью и Белоруссией. А большевики мечтали о мировой революции под лозунгом: «Даешь Варшаву!» Именно его учили кричать красноармейцев перед атакой.

Созданная из ветеранов Первой мировой войны, воевавших в армиях трех империй, польская армия представляла грозную силу. У нее было много оружия, боеприпасов, аэропланов и западных инструкторов – преимущественно французов. Характерно, что первую в истории бомбардировку Киева с воздуха, по советским данным, провели именно поляки 19 апреля 1920 года. Правда, выглядело это достаточно смешно: прилетело несколько «этажерок», покидало легкие бомбы, но ничего не разрушило – только напугало.

Сатирический советский плакат на ту же польскую тему

Красная Армия в 1920 году, наоборот, была сильно истощена двухлетней гражданской войной. Она потеряла много наиболее активных бойцов и командиров, устала, пережила эпидемию тифа. Дефицит личного состава был настолько остр, что в состав красных частей, перебрасываемых на польский фронт, включили даже бывших белогвардейцев из армии Деникина, сдавшихся под Новороссийском. Тем не менее, это воинство нашло в себе силы перейти в контрнаступление. Сдачу Киева поляками предопределил прорыв 1-й Конной армии Буденного, переправившейся через Днепр в районе Екатеринославля, где ее никто не ждал. Опасаясь обхода с юга, польские войска очистили Правобережье. А из Белоруссии двинулся в наступление на Варшаву Западный фронт Михаила Тухачевского. Однако взять столицу Польши не удалось. Война закончилась ничьей и Рижским договором 18 марта 1921 года, по которому Галичина и Волынь остались за Польшей.

А теперь самое интересное. В качестве субъекта международного права Рижский договор подписала не только РСФСР, но и УССР – Украинская Социалистическая Советская Республика (именно в таком порядке стояли тогда слова в ее названии). Напомню, что Советский Союз возник только годом позднее. Красная Украина при помощи красной России победила Украину желто-синюю, которую поддерживала Польша. В осадке оказался Петлюра. Его УНР исчезла с карты, а сам он превратился в эмигранта. Как написал примерно в это время украинский поэт и дипломат Александр Олесь:

 
Чи не мати для нас і для всіх УНР?
Монархіст ти чи лівий есер,
Друг ни ворог ти – міра одна…
І стоїть УНР, як корова дурна.
 

Однако УНР еще раз попыталась воскреснуть в том же году.

«Герои базара» как вершина трусости вождей УНР

Эта последняя попытка «діячів УНР» оседлать Украину закончилась 17 ноября 1921 г. позором под Базаром. В школьные учебники по истории очередной провал маловменяемых людей в бараньих шапках, вообразивших, что Украина – это они, вошел под названием «Другий зимовий похід».

Портрет победителя. Второй зимний поход армии УНР разогнала всего одна кавбригада Котовского

Вообще-то воевать зимой в нашем климате приятно, если это слово вообще применимо к такому мерзкому занятию, как убивание себе подобных. Проблема бездорожья отсутствует. Речки легко переходятся по льду. Темнеет рано, что позволяет более слабой стороне (а украинцы, как известно, всегда воевали в меньшинстве против многомиллионных вражеских орд) в полной мере применить свое коварство и резать «донесхочу» в кромешной тьме сонного противника. Желто-синие знамена элегантно полощутся над стройными конными рядами. Песни про Галю, которую казаки «повісили вниз головою», как бы сами собой взмывают к небу. А трупы врагов (да и свои собственные) не разлагаются на морозе, как в жарком июле, отравляя поля исторических сражений смрадом тухлятины, а аккуратно лежат на свежем воздухе, словно в холодильнике. Почему бы и не повоевать в таких «тепличных» условиях?

Самые отчаянные головы в окружении Петлюры носились с идеей пресловутого «Зимнего похода» еще с весны. В марте 1921 года Польша заключила мирный договор с советскими Россией и Украиной. По отношению к Петлюре и его УНР это был «кидок». Варшавское соглашение между Петлюрой и Пилсудским, подписанное в апреле предыдущего года накануне совместного броска на восток, запрещало какие-либо сепаратные «угоды» двух союзников с большевистскими «демонами». Но Польша в очередной раз обманула доверчивых украинских энтузиастов и, с трудом отбив нашествие полчищ Тухачевского на Варшаву, поспешила закончить дело миром, в последний раз в своей истории объявив себя единоличным победителем в войне – в будущем поляки будут воевать только на подхвате, размахивая не так саблями, как перьями своих темпераментных историков.

В результате коварного советско-польского договора на территории Речи Посполитой в лагерях для интернированных скопилось большое количество безработных петлюровцев. Пилсудский еще не стал диктатором. Польша считалась глубоко демократичной страной с древними традициями шляхетского парламентаризма. В польском руководстве боролись различные группы влияния, и у всех у них были собственные взгляды на так называемый «украинский вопрос».

Самые большие любители украинской независимости на тот момент сконцентрировались во Втором отделе Генерального Штаба Войска Польского – то есть, в военной разведке (в просторечии – «двуйке»). Любить Украину им полагалось по службе, так как это означало одновременно вредить России – к тому же красной, с сильным еврейским элементом во главе в лице коммунистической партии Ленина и Троцкого. Делать пакости одновременно «жидам» и «москалям» (извините за терминологию, но именно так это называлось по-польски) было для настоящего польского разведчика высшей патриотической радостью.

Где-то в недрах «двуйки» созрела идея отправить наиболее воинственно настроенных петлюровцев, даром жрущих лагерные пайки и еще не утративших боевого Духа, в «освободительный поход» на Советскую Украину. По крайней мере, глава вышеупомянутого Второго отдела Генштаба подполковник Игнаций Матушевский ее поддержал и распорядился предоставить срочно организованному Партизанско-Повстанческому штабу во главе с генерал-хорунжим Юрком Тютюнником всестороннюю помощь вооружением, обмундированием и харчами.

Генерал-хорунжий Юрко Тютюнник мечтал стать украинским «Наполеоном», а превратился в сценариста

На место руководителя освободительного похода можно было бы подыскать кандидатуру и более серьезную, ибо вышеупомянутый генерал-хорунжий являлся таковым только по названию. В реальности он никогда не руководил самостоятельно ни одной военной операцией. Первым и последним званием Юрка в регулярной армии был чин прапорщика военного времени. Одну звездочку на погоны воткнули ему еще в Русской императорской армии в 1915 году после ускоренного курса обучения, и так она и просияла сиротливо до самого конца военных действий, ибо в Первую мировую прапорщик Тютюнник воевал, в основном, с тыловой скукой – в 32-м пехотном запасном полку в Симферополе. Революцию он встретил все тем же прапорщиком, о которых в русской армии ходила шутка: «Курица – не птица, прапорщик – не офицер». Означало это только одно – Тютюнник предпочитал ошиваться в глубоком тылу.

Подлинным призванием Тютюнника было ремесло актера. Оно в полной мере проявило себя после 1917 года, когда настало время играть роли «народолюбцев» и «профессиональных украинцев». Юрко совместил оба эти амплуа. По манере поведения он напоминал хорошо известных нам «полевых командиров Майдана». Юрко произносил зажигательные речи, умел пачками производить тексты для листовок, украинизировал свой 32-й запасной полк, превратив его в Первый Украинский имени гетмана Петра Дорошенко, но никаких подвигов так и не совершил. Высшей точкой его карьеры в этот период стала должность коменданта гауптвахты Киевского гарнизона, откуда он перескочил в члены Политсовета при Военном Секретариате Центральной Рады. В первую очередь, Тютюнник был не офицером, а политическим функционером с наклонностями к тому, что сегодня называется «самопиаром».

Из воспоминаний участника Второго зимнего похода: «Я побачив, що навперейми голови колони чвалом скаче московська кіннота

В 1918 году будущий генерал-хорунжий неожиданно оказался… у большевиков в качестве комиссара у атамана Григорьева, признавшего советскую власть и называвшегося командиром 1-й бригады 1-й Заднепровской дивизии Рабоче-Крестьянской Красной армии. Когда Григорьев решил податься к белым и Махно прикончил его на сходке, бывший комиссар Тютюнник дал деру во главе полусотни разбойников, в которых неожиданно проснулось национальное сознание. Хлопцы признали бывшего прапорщика своим атаманом. По дороге к Петлюре на этот импровизированный отряд налипло еще несколько подобных «банд». В результате Юрко явился к «головному атаману» не с пустыми руками, а во главе воинства из двух тысяч человек, которое он торжественно именовал двумя дивизиями. После соединения 14 июля 1919 года с петлюровцами этот отряд переименовали в Киевскую группу армии УНР, а во главе ее поставили все того же Тютюнника.

Особых успехов Киевская группа не достигла. В основном, она виртуозно уворачивалась от любых столкновений как с красными, так и с белыми, что впоследствии назовут Первым зимним походом армии УНР. В это время армией командовал великий мастер отступлений и лучший загробный ученик Кутузова в украинском войске генерал Омелянович-Павленко. Бывший полковник Русской гвардии, он еще с военного училища затвердил завет победителя Наполеона: «Главное – сохранить армию!» У этого выдающегося «отступателя» Тютюнник некоторое время числился заместителем, ни на что в реальности не влияя – как при Чапаеве, при нем всегда находились перешедшие на службу УНР бывшие штабные офицеры дореволюционной! русской армии, не давая прапорщику-политику наделать каких-нибудь особо выдающихся глупостей.

Но все это вместе с саморекламой создало Тютюннику репутацию выдающегося специалиста по партизанской войне. В мае 1920 года Петлюра присвоил ему звание генерал-хорунжего – по нынешней терминологии – генерал-майора. Если понимать партизанскую войну как уклонение от столкновений с противником, в чем Юрко преуспел еще со времен службы в царской армии, то это был действительно непобедимый партизан он всегда удирал от врага еще до начала боя.

Пилсудский. Надул Петлюру, а петлюровцев вытолкал в Украину

Тем не менее, себя Тютюнник, как и многие его современники, сравнивал с Наполеоном. Юрко всегда возил с собой почтовую открытку с изображением французского императора. Бреясь по утрам, он, по уверениям очевидцев, принимал перед зеркалом наполеоновские позы, хмурил брови, оттопыривал нижнюю губу – словом, всеми способами «мавпував видатну людину».

Когда весной 1921 года польский генштаб задумал для безработных ветеранов разбитой армии УНР Второй зимний поход, то наполеонистый Юрко сразу был выбран в качестве его предводителя. Петлюра этому делу сочувствовал. Но в детали не вмешивался. Симон Васильевич, отдадим ему должное, был самым умным из украинских деятелей той эпохи. Он считал, что вторжение на Украину, уставшую от гражданской войны, закончится полным провалом. Но так как ему доложили, что Тютюнник спит и видит себя на месте Петлюры, то, как прозорливый политик, возражать идиотской идее не стал – очень хорошо, если большевики открутят потенциальному сопернику дурную голову! Себе больше кассы останется…

Впервые поставленный во главе самостоятельно действующего крупного подразделения и лишенный талантливых советников (никто из толковых военных присоединиться к идиоту не пожелал, наперед зная, чем дурацкое дело закончится), «генерал-хорунжий» оказался отвратительным организатором. В отличие от Наполеона, он должен был по собственному опыту знать, что зимой на Украине бывают сильные морозы, но почему-то не позаботился о теплом обмундировании для своей армии. Тютюнниковцы выступили в поход прямо в том, в чем их выпустили из лагерей – то есть, в старом изношенном обмундировании.

Юрко мог бы послать соответствующий запрос в польское интендантство, готовившее эту пакость большевикам, на профессиональном языке именуемую «диверсией». Тем более, что поляки делали гадость от всей Души и имели к тому соответствующие ресурсы. Воинство Тютюнника они снабдили 45 пулеметами, выдали всем винтовки, патроны, а кавалерии не только сабли, но и пики – как своим уланам. К 1921 году саблями уже мало кто умел из-за больших потерь профессионально махать – лучшие рубаки давно вырубили друг друга на полях бесконечных сражений. А пика позволяла даже неопытному коннику наколоть врага, как кусок шашлыка на шампур – конечно, если у противника ее не было. Спрашивается: какого же лешего Тютюнник не попросил у щедрой Польши еще и шинелей, теплых кальсон и кожухов? Ответ: потому что, даже числясь генерал-хорунжим, он все равно оставался прапорщиком – младшим офицером, в обязанности которого входило всего лишь поднять полуроту в атаку. Мозг прапорщика не должен быть перегружен хозяйственными проблемами, иначе, чего доброго, он станет слишком умным и откажется героически умирать. Но, счастливо избегнув благодаря службе в тылу смерти в Первую мировую войну и явно не соответствуя новой высокой должности «главнокомандующего», Тютюнник представлял собой опасность, прежде всего, для подчиненных. Среди них было достаточно храбрых людей. Но командовал ими, скажем прямо, выдающийся баран.

Конвой командующего армии УНР. Шинели – польские, шапки – свои

Четвертого ноября 1921 года боевая группа Тютюнника, насчитывавшая 1200 штыков и сабель и именовавшая себя Украинской Повстанческой Армией, вторглась из Польши на советскую территорию. Волынь, по Рижскому мирному договору, находилась в руках поляков. До Киева было рукой подать. Группа Тютюнника шла вдоль железной дороги по направлению к Коростеню.

В основном, подвиги тютюнниковцев не стоили и понюшки табаку. Они свелись к расстрелам большевистских активистов, захваченных по селам. «З'їли обід, зібрали десь 20 підвід харчів від селян, – вспоминал участник похода поручик Зоренко, – прибули до села Лісовод, де на вулиці спіткали 5 озброєних (місцева команда міліції). Довідавшись від них, що в селі є комісар із своїми посіпаками, ідемо туди. Незабаром розстріляли комісара та його прибічників, а решту, відібравши від них зброю, випустили».

Котовский. Окончил Гражданскую войну на Украине разгромом Тютюнника

Еще из его мемуаров: «Звалили кілька телеграфних стовпів та порозбирали залізничну колію… В'їзджаючи до села Бебехів, пробували наздогнати 8 московських кіннотників, але вони, очевидно, передчуваючи лихо, втекли, відстрілюючись… У цукроварні… сподівався захопити москалів. Москалів не було, захопили 12 кепських коней та 6 рушниць із набоями. Між тим по шосе біля заводу проходив відділ московської піхоти силою в 40–50 людей… Намагались ми під'їхати до них близько, але вони до себе не підпустили й утекли, відкривши по нас вогонь».

Поручик Зоренко был, по-видимому, тоже полудурок, как и его генерал-хорунжий. Но честный полудурок. Читаешь его откровения и сразу веришь. Сразу видно, что так оно и было. Безуспешные назойливые попытки захватить «москалей» показывают, что боевой дух УПА Тютюнника был близок нулю. А может, опускался даже до отрицательных величин, как температура на улице. Красные москали убегают, но никто их не преследует, так как они отстреливаются. Однако, бесконечно долго москали убегать не собирались. Вскоре они перешли в контрнаступление, и убегать начала уже УПА Тютюнника. Со всей возможной скоростью.

В мемуарах разбитых участников Второго зимнего похода, естественно, фигурируют неисчислимые орды москалей. Просто целая Красная Армия! В действительности командование красных выдвинуло на перехват Тютюннику всего одну кавбригаду – знаменитого Котовского. В ночь с 16 на 17 ноября накануне решающего сражения под Базаром у села Малые Меньки котовцы совершили изнурительный марш, догоняя неуловимых повстанцев. Кони их были истощены. Артиллерии при бригаде не было. Как и пулеметов. Однако имелось то, что называется боевым духом. Завидев растянувшийся по дороге обоз Тютюнника, командовавший бригадой бывший вахмистр 12-го Белгородского уланского полка царской армии Криворучко повел бригаду в сабельную атаку. (Котовский в решающей битве не участвовал.) Но подчиненные у него были что надо. Причем, в основном, не «москали», а бессарабцы (там сегодня Приднестровская республика) и украинцы – бывшие петлюровцы, перешедшие к красным, и те, что были красными с самого начала Гражданской войны. Криворучко же был самым настоящим украинцем – только советским, что не дает нам права забывать его воинские подвиги. Он родился 1887 году в селе Березняки Черкасского уезда на Киевщине – более украинскую Украину трудно придумать! Организовал партизанский отряд в 1918 году, воевал против гетмана Скоропадского, в бригаде Котовского командовал полком.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю