Текст книги "Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину"

Автор книги: Олесь Бузина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Вымышленный дивизион

Гетманский Киев пал 14 декабря 1918 года. В «мать городов русских» вступили полчища Петлюры со шлыками на головах. Словно новые берендеи и половцы, растекалась эта рать по улицам древнего града. Не Бог весть, какое великое событие. Но именно оно породило самый известный роман о гражданской войне.

Отчетливо помню день, когда впервые прочитал «Белую гвардию». Это был 1983 год. Зима. Наверное, январь или февраль. Книгу мне дали на несколько дней. По большому блату. В андроповском СССР она была жутким дефицитом. За киевским окном шел снег. По улице медленно пробирался трамвай. А я стоял у окна, и в голове моей еще крутились петлюровцы, гетман, «гусарский зигзаг» на плече полковника Най-Турса, потемневшая от холода кокарда на фуражке Мышлаевского и бессмертная фраза на печке: «Бей Петлюру!»

Мне было четырнадцать. И я жалел об одном: что не родился в те времена и не могу, следовательно, быть юнкером или звенящим шпорами поручиком в кавалерийской шинели до пят. История, казалось, прошла мимо. Потом, уже в безалаберно-свободные перестроечные времена, я написал по «Белой гвардии» дипломную работу в университете и пришел к выводу, что, на самом деле, это приключенческий роман. Хотя и очень талантливый. Исторической правды в нем не больше, чем в любой подобной книге – например, у Дюма, Я понимаю, как будут расстроены те читатели, которые привыкли воспринимать «Белую гвардию» как библию, на которую нужно только молиться. Но, подходя строго к националистическим выдумкам, я не могу быть необъективным и к тем мифам, которые мне духовно близки. Белогвардейцы – симпатичнейшие ребята. Булгаков описал многое. Но не все. И часто совсем не так, как это происходило в действительности. Он не участвовал в почти месячных боях за Киев между гетманцами и петлюровцами. Никогда не служил в выдуманном им «студенческом» артиллерийском дивизионе. И ничего не знал о закулисных интригах при гетманском дворе, хотя и сделал одного из персонажей своего романа – Шервинского – адъютантом Скоропадского.

Более того, Михаил Афанасьевич даже толком не представлял, как эти адъютанты выглядели. Киевские газеты начала XX века не печатали фотографий гетманского конвоя. Поэтому белая черкеска Шервинского из пьесы «Дни Турбиных» по мотивам романа – чистая выдумка Булгакова. Его можно понять – зрителя нужно ослеплять элегантностью. На самом же деле, в декабре 1918-го гетманская свита щеголяла в украинизированных жупанчиках, в которых не героев-любовников играть, а малороссийскую комедию.

Военный быт. Фуражка с той самой потемневшей кокардой, погоны ротмистра, георгиевский крест. Фото автора

Увы, не уличные бои, которых, кстати, почти не было, решили судьбу гетманского Киева, а забытый ныне бой под станцией Мотовиловка 18 ноября. Это была первая неделя антигетманского восстания, когда у Петлюры еще почти не было сил – только отряд сечевых стрельцов, первыми перебежавших на его сторону. Бунт можно было задушить в зародыше. Скоропадский направил против сечевиков сердюцкий полк (своих гвардейцев) и офицерскую дружину князя Святополк-Мирского, сформированную из добровольцев.

Описание этого боя со стороны гетманцев отсутствует. Петлюровцы хвастливо утверждали, что офицеры наступали несколькими цепями, но не смогли пробить вражескую оборону. А сердюки вообще отказались атаковать и залегли. Результат поединка решила техника единственный – петлюровский броневик, который выполз в поле, и «вогнем скорострілів сіяв смерть в ворожих лавах». По утверждению победителей, на месте боя осталось 600 трупов в кожаных куртках и золотых погонах. Цифра эта, скорее всего, хвастливо преувеличена. Вся дружина насчитывала, по самым оптимистическим подсчетам, всего восемьсот человек. Но Святополк-Мирскому пришлось оттянуться к Киеву, а Петлюра занял городок Васильков. Первая неудача подняла дух повстанцев. На их сторону стали переходить украинские части гетманской армии.

На следующий день после мотовиловского конфуза Скоропадский назначил главнокомандующим Федора Келлера – прославленного кавалерийского генерала Первой мировой, по случайности находившегося в Киеве. Он стал прототипом булгаковского полковника Най-Турса. Писатель придал ему даже внешние черты генерала – плохо поворачивающуюся после ранения голову и легкую картавость.

Это был очень удачный выбор. Гетманская армия состояла из двух частей – украинской, не хотевшей воевать, и русской, которую составляли офицерские отряды, недолюбливающие гетмана, но еще больше ненавидевшие Петлюру. Популярный среди офицеров генерал сразу же остановил петлюровцев на подступах к столице. Он даже лично подгонял а атаку гетманских сердюков, навербованых из хулиганов в киевских предместьях.

В дни Турбиных Гетман больше переживал за семью, чем за державу

Офицерские дружины Келлера при поддержке артиллерии остановили наступление. Тут бы гетману держаться за генерала, как утопающему за соломинку. Но он боялся, что Келлер сбросит его с трона, и… отправил в отставку. Теперь толком не хотели воевать не только сердюки, но и офицеры-белогвардейцы, лишившиеся популярного лидера и не понимавшие, затем им спасать какого-то Скоропадского, пусть и объявившего себя в федерации с белой Россией?

Федор Келлер до конца остался верным своим убеждениям

Но описанный в романе эпизод, когда Най-Турс приказывает юнкерам разойтись («Слушай мою команду: срывай погоны, кокарды, подсумки, бросай оружие! По Фонарному переулку сквозными дворами на Подол!») действительно имел место. Только произошел он все с тем же генералом Келлером. Получив отставку, Федор Артурович остался в Киеве. В день взятия города офицеры, преданные гетману, предложили ему снова принять командование. Келлер тут же отозвался и прибыл к штабу на Псковскую улицу, где находилась рота Киевского кадетского корпуса. Оттуда он на автомобиле пробился на Александровскую улицу, где, как ему сказали, собралось около тысячи офицеров, готовых ехать на Дон. По дороге генералу пришлось отстреливаться от петлюровцев. Но на Александровской осталось к тому времени не больше трех сотен офицеров. «При таких условиях мысль графа Келлера о движении на соединение с армией генерала Деникина оказалась неосуществимой, – вспоминал его бывший сослуживец по гвардии и бывший киевский губернатор Федор Безак. И ему пришлось распустить последних оставшихся офицеров. Сам же он вместе со своим ординарцем направился в Михайловский монастырь». Через день петлюровцы арестовали Келлера и расстреляли возле памятника Богдану Хмельницкому. По стечению обстоятельств тогда на этом монументе еще красовались слова: «Единая неделимая Россия» – тот самый лозунг, которому искренне служил граф. Характерно, что он был одним из тех двух генералов, которые отказались в 1917 году признать отречение Николая II. Удивительно, но виновные в его гибели Петлюра и командир сечевых стрельцов Коновалец оба погибнут насильственной смертью от рук киллеров. Не хочешь, а поверишь в закон возмездия.

Михаил Булгаков был щеголем, тщательно следившим за модой. Один из мемуаристов вспоминает, как в 20-е годы, разбогатев после постановки «Дней Турбиных» во МХАТе и заказав себе новый костюм, писатель отворачивал штанину и хвастался ему шелковой подкладкой на брюках. Конечно, это моветон, очень напоминающий хвастовство модными лейблами некоторых современных персонажей.

Форсить в эпоху Первой мировой и гражданской войн у Булгакова возможности не было. На пике моды в это время была офицерская форма. Но Михаил Афанасьевич был всего лишь армейским лекарем. Ему полагались не широкие офицерские, а узкие медицинские погоны и круглая, а не овальная кокарда, сразу выдававшая в нем так называемого «военного чиновника». Впрочем, многие представители этой категории старались нарушать форму одежды и первым долгом меняли «неполноценные» круглые кокарды на офицерские. Начальство обычно смотрело на это сквозь пальцы.

Детали разновидностей офицерских униформ описаны Булгаковым с той подчеркнутой внимательностью, которая свойственна тем, кто хотел бы, но не мог их носить. К примеру, в самом начале романа писатель дважды отмечает так называемые сапоги «с пряжками» – на Николке и на Мышлаевском, ввалившемся прямо из окопов под Киевом в уютную квартиру Турбиных. «Турбин и Николка, – пишет автор, – стягивали с Мышлаевского узкие щегольские сапоги с пряжками на икрах».

Такие сапоги вошли в моду с 1915 года. Именно в это время они появляются на фотографиях. Их любили носить и офицеры, и нижние чины, которые могли пошить себе обувь на заказ. Маленькая пряжка в самом верху голенища позволяла регулировать его ширину и удобно фиксировать на ноге.

А почему кокарда Мышлаевского, по словам Булгакова, «потемневшая»? Кокарды той эпохи были двух типов: дорогие из белого фарфора, которые обычно носили только на парадных фуражках, и штампованные из металла для обычного употребления. Эти последние, естественно, слегка окислялись и приобретали темный «боевой» оттенок. Булгаков хочет подчеркнуть боевитость Мышлаевского – то, что он не в тылу зад протирал.

А что такое «гусарский зигзаг», который видит юнкер Турбин на плече у полковника Най-Турса в момент, когда того сражает петлюровская пуля? Булгаковским современникам эта деталь была понятна и не нуждалась в комментариях. А для нас требует объяснений.

Круче, чем от кутюр. Так выглядел полковничий гусарский погон в начале XX века

Офицерские погоны гусар в Российской империи были не просто из золотого или серебряного галуна, как обычные, но еще и декорировались зигзагообразной вышивкой из таких же нитей.

Булгаков придумал Най-Турсу службу в никогда не существовавшем Белградском гусарском полку, как выдумал для Киева Алексеевский спуск вместо Андреевского. Среди двадцати гусарских полков, существовавших в империи на момент ее развала (восемнадцати армейских и двух гвардейских), Белградского не было и не могло быть. В России полки никогда не называли по именам заграничных городов. Но числился полк с похожим названием – правда, уланский, а не гусарский – 12-й Белгородский.

Булгаков. Студент-медик

Его отличала, кстати, очень «националистическая» по расцветке сине-желтая парадная форма и такая же фуражка. Как видим, никто желто-синее цветосочетание в царской России не запрещал, как иногда утверждают. Более того! В составе императорской армии кубанские казачьи части носили названия бывших куреней Запорожской Сечи, а один из гусарских полков вообще назывался 15-м Украинским! Это специально для тех, кто утверждает, будто само слово «Украина» якобы находилось под запретом. Учите историю, господа!

О боях под Киевом Михаил Булгаков знал только со слов своих друзей-офицеров. Не служил он и в «студенческом» артиллерийском дивизионе, якобы располагавшемся в здании Первой киевской гимназии на Бибиковском бульваре. Как профессиональный врач Михаил Афанасьевич хорошо понимал, чем может закончиться встреча с шальной пулей, и всегда отличался разумной осторожностью.

По адресу, указанному в романе, квартировало совсем другое киевское формирование – дружина бойскаутов (аналог более поздних советских пионеров) – Она состояла из мальчишек и предназначалась для поддержания порядка внутри города. На фронт ее никто даже не собирался отправлять! Именно в это героическое подразделение поступил добровольцем бесстрашный доктор Булгаков. Впоследствии ему было стыдно признаваться, что он воевал в «пионерском отряде». Поэтому киевские подростки превратились под его пером в юнкеров и студентов.

А как же тогда у писателя так реалистично получились сцены уличных боев, в которых он тоже не участвовал? А что вы удивляетесь? В «Мастере и Маргарите» Булгаков тоже не присутствовал при распятии Христа, а как убедительно описал! На то он и талант!

Из гимназии на Подол. Маршрут Булгакова и доктора Турбина

Зато маршрут бегства доктора Турбина из гимназии описан явно по личным впечатлениям. С перекрестка у Золотых ворот на улице Прорезной доктор видит фигурки поднимающихся петлюровцев. Булгакову тут пришлось поддать ходу на Подол. Жена вспоминала, что домой на Андреевский спуск, 13, он вернулся крепко испуганным. В романе доктора Турбина пришлось спасать приемом, позаимствованным у Дюма. Перед ним внезапно открывается спасительная дверца в домике прекрасной женщины Юлии Рейс. Точно так же в «Графине де Монсоро» спасается от преследователей Бюсси. Домик Юлии булгаковеды ищут до сих пор. Моя версия – Булгаков просто вспомнил о квартире своей любовницы, у которой прятался от жены. Но точный адрес он, как человек благородный, естественно, не указал.

«Злука» и разлука УНР с ЗУНР

Не меньше, чем Переяславскую Раду, пытаются сегодня мифологизировать и так называемый день «злуки» УНР с ЗУНР – 22 января 1919 г. До этой даты существовало сразу две Украины – Украинская Народная Республика головного атамана Симона Петлюры и Западно-Украинская Народная Республика, которую возглавлял диктатор Евгений Петрушевич – бывший депутат австрийского парламента. Но так как две Украины – это слишком много, то их решили объединить. Благо, к этому все располагало. Чуть больше месяца назад Петлюра с помощью галичан захватил Киев, уничтожив третью Украину – «Украинскую державу» гетмана Скоропадского. Тут он предложил Петрушевичу слиться в желто-голубых националистических объятиях в одно государство, пообещав Галичине широкую автономию.

Правительство ЗУНР в Каменце-Подольском, осень 1919 года

Галичане воевали с поляками, захватившими Львов и продолжавшими наступать. Они очень рассчитывали на помощь петлюровцев и согласились почти без торга. Акт «злуки» был торжественно провозглашен в Киеве на Софиевской площади. Отныне ЗУНР провозглашалась автономной Западной областью в составе УНР.

Правда, радость верхов омрачало то, что киевляне, наблюдавшие за этим, не испытывали особенного восторга. Большинство из них симпатизировало или белым, или красным, а Петлюру и его хлопцев считали обычными разбойниками, явившимися в Киев пограбить. Даже автор выпущенной в эмиграции «Історії Української Держави XX століття» Исидор Нагаевский вынужден был признать, что за актом «злуки» Петрушевича с Петлюрой на Софиевской площади «багато глядачів приглядалися збоку без ентузіазму».

Евгений Петрушевич

Еще меньше толку получилось от последствий объединения. Оно осталось только на бумаге. Ни армии, ни правительства так и не объединились на практике. Оказалось, что схидняки и галичане, с XVII века жившие в разных государствах, имеют мало общего.

Петлюра воевал с красными и белыми и не хотел воевать с поляками. А Петрушевич больше всего ненавидел поляков, а с красными и белыми, наоборот, предпочел бы замириться. Результатом таких разногласий стало то, что головной атаман завел тайные переговоры с лидером Польши Пилсудским, а Украинская Галицкая Армия 6 ноября 1919 г. перешла на сторону белого генерала Деникина. Это был один из самых комичных эпизодов гражданской войны. Особенно, если учесть, что по соглашению с «белыми москалями» местом пребывания Галицкого правительства определялась… Одесса. Но и это еще не все! Сразу после провала деникинцев УГА превратилась в ЧУГА – «Червону Українську Галицьку Армію». Об этом позорном факте теперь стараются вообще не вспоминать. Но он был и его не вычеркнешь!

Через два дня после того, как УГА побелела, Петлюра заключил соглашение с Польшей. Он полностью отказывался от претензий на Западную область УНР, признавал Львов польским городом, а взамен за это получал помощь поляков для очередного наступления на Киев, в котором уже были красные.

1-й курень 6-й бригады Галицкой армии в тылу Добровольческой армии, 17 ноября 1919 года

По сути это было наступление поляков, а не петлюровцев. Ведь вся армия головного атамана на тот момент насчитывала не больше 30 тысяч человек, у которых голова шла кругом от крутых поворотов во внешней политике своего вождя. «Злука» закончилась разлукой. Петрушевич уехал в эмиграцию в Вену и оттуда поносил Симона Васильевича за предательство. А петлюровцы в ответ считали предателями солдат Галицкой Армии, которые сначала стали белыми, а потом красными.

В истории любого государства, кроме нашего, такие кульбиты были бы невозможны. Но мы можем гордиться, что во время «визвольних змагань» 1919–1920 гг. все самые «свідомі українці» продали друг друга. Вождей с незапятнанными репутациями после этого просто не осталось. Даже знаменитый соратник Петлюры атаман Юрко Тютюнник вскоре выплыл в красном Харькове, где издал покаянные мемуары «З поляками проти України». Как говорил Мазепа: «Чрез незгоду всі пропали, самі себе звоювали».

Украинские белогвардейцы

Нынешняя власть предпочитает не вспоминать, что в белых армиях украинцев было больше, чем у Петлюры. Да и какие фамилии у этих «беляков» – Гордиенко, Дроздовский, Шевченко!

Мне посчастливилось один раз в жизни видеть и слышать настоящего живого белогвардейца. Это было в начале 80-х, когда такую встречу можно было считать настоящим чудом. Тем более, в обычном украинском селе, куда я, десятилетний, приехал погостить к родственникам. Все называли его «дед Шакин». Мальчишкой-кадетом он служил у Врангеля. Меньше всего этот маленький беспомощный старик походил на белогвардейца из кино. Он стоял на веранде в стеганой фуфайке и валенках. Это были чьи-то похороны, на которые сходится вся деревня. Опираясь на палку, Шакин раз за разом повторял одно и то же, как это делают старики, разговаривая сами с собой: «В 1920 году я был в Крыму в армии генерала Врангеля. Там были русские генералы, офицеры, а я был солдатом».

Танк «Генерал Дроздовский». В Вооруженных силах Юга России существовал культ этом генерала-украинца

Мне рассказали его историю. После поражения белых Шакин, родившийся в Сибири и там же учившийся в кадетском корпусе, каким-то чудом выбрался из Крыма не в эмиграцию, а на Украину. Я понимаю, почему он не уехал в Сибирь. В родных местах его, наверняка бы, репрессировали. А тут, далеко от дома, можно было скрывать свое прошлое от ЧК и советской власти. Но то, что это необычный человек, крестьяне догадывались. В конце 30-х, уже после голода, когда в деревнях стали создаваться крепкие колхозы (благодаря тому, что в них пошли работать чудом уцелевшие кулаки) бывший врангелевец стал бухгалтером. Пригодились его знания арифметики, полученные еще в кадетском корпусе. И еще одним он удивлял простых, незнакомых со словом «спорт» черниговских крестьян – мог заскочить на ветку дерева, как на турник, и сделать подъем-переворот или выход на обе руки. В кадетских корпусах хорошо преподавали гимнастику, чтобы сделать будущего офицера готовым к физическим нагрузкам службы. Постепенно Шакин все больше становился похож на людей, среди которых жил, отличаясь от них только этой склонностью к «барским» физическим упражнениям и тем, что до смерти продолжал разговаривать только по-русски.

Но кроме «москаля» Шакина, в деревне были и чисто украинские следы белогвардейщины. Когда я подрос мне рассказали, что царским офицером был мой прадед по материнской линии, отсидевший за свои звездочки на погонах на Беломорканале. Как ни странно, утробной злобы в его душе это не оставило. Красные победили, дважды его арестовывали, до нитки разорили. Но когда в 41-м пришедшие в деревню немцы предложили ему как «бывшему» стать старостой, прадед отказался. Видимо, он хорошо понимал, что такое честь – немцы были для него куда большими врагами, чем вчерашние противники по гражданской войне.

В крестьянских хатах тогда еще висели фотографии начала XX века, запечатлевшие дедов и прадедов в гимнастерках с погонами и царскими кокардами. Слушая рассказы односельчан моей бабушки, я узнавал, что никто из них почему-то не служил у красных или петлюровцев – или уклонялись от всех мобилизаций в гражданскую, или уходили к белым. Это была другая история – не похожая на ту, которую преподавали в советских школах, и ту, которую преподают сейчас в украинских.

Генерал Шевченко. Еще в чине полковника

Постепенно фактов становилось все больше. То в мемуарах офицера Изюмского гусарского полка белых Анатолия Гольца я наталкивался на описание того, как его солдаты в строю пели родные малороссийские песни. То на страницах исторических трудов всплывали белогвардейцы с чисто «хохлацкими» фамилиями – Кириенко, Гордиенко (командир 1-го Корниловского полка), Шевченко (между прочим, дальний родственник поэта – белый генерал, на фото с супругой еще в звании полковника) и даже такая звучная, как подполковник Макогон. Этот последний с необычайным юмором дал характеристику членам петлюровского правительства по личным впечатлениям.

Оказалось, что множество украинцев в гражданской войне сражались за империю – единую и неделимую Россию. К примеру, мой друг историк Ярослав Тинченко как-то подсчитал, что почти каждый второй военнослужащий той же врангелевской армии был украинцем. Кстати, Врангель – один из самых умных белых вождей. В 1920 году он даже подготовил документ о предоставлении Украине автономии. Генерал понимал, что множество украинцев чувствуют себя частью триединого русского народа, но особой частью, как и белорусы.

Воплотить эту идею в жизнь не дало военное поражение от красных. А победившие большевики возьмут на вооружение другую идеологию – чтобы не допустить объединения симпатизирующих белому делу великороссов, малороссов и белорусов, они придумают концепцию о «трех братских народах, вышедших из единой колыбели – Киевской Руси». Но меня, например, всегда забавлял один вопрос: если во времена этой самой Руси население Киева называлось русскими, то почему в так называемой «незалежной» Украине не могут называться русскими его прямые потомки – украинцы? Не все же мы от печенегов и половцев произошли!

Самым ярким белогвардейским идеологом был Василий Шульгин – киевлянин и по нынешней терминологии тоже украинец, хотя сам он не выносил этого слова. Его история показывает, как происходила «этническая мутация». Из того же рода, что и Василий Витальевич, вышел видный деятель Центральной Рады Александр Шульгин. А еще один их родственник с такой же фамилией был убит под Крутами и лежит теперь на Лукьяновском кладбище.

До революции Василий Шульгин был депутатом Государственной думы. И редактором самой известной тогдашней газеты нашего города, которая так и называлась – «Киевлянин». Он принципиально сразу же закрыл ее, как только в город вошли немцы, приглашенные Центральной Радой. А открыл снова только после освобождения «матери городов русских» Добровольческой армией от красных и петлюровцев в августе 1919-го.

Василий Шульгин

Шульгин опубликовал в своей газете имена членов Клуба русских националистов, которых расстреляло в Киеве ЧК. Такие типично русские, на нынешний взгляд, фамилии: Слинко, Гомоляка, Приступа, Бобырь… Они стоят рядом с Коноплиным, Страховым, Никифоровым, Башиным, Дворжицким, Армашевским. Эти киевляне считали себя русскими, не зависимо от своего этнического происхождения – украинского или польского.

И родным их языком был русский.

В современной Украине белогвардейцам пытаются навязать имидж гонителей украинской культуры. Это ложь. Вот вам «Обращение главнокомандующего вооруженными силами Юга России генерала А. Деникина к населению Малороссии». Оно было опубликовало в шульгинском «Киевлянине» 21 августа 1919 г.: «Оставляя государственным языком на всем пространстве России язык русский, считаю совершенно не допустимым и запрещаю преследование малорусского народного языка. Каждый может говорить в местных учреждениях, земских, присутственных местах – по-малорусски. Частные школы, содержимые на частные средства, могут вести преподавание на каком угодно языке… Равным образом не будет никаких ограничений в отношении малорусского языка в печати».

Среди четырех самых знаменитых белых военачальников, воевавших на юге, один украинец – генерал-майор Михаил Гордеевич Дроздовский. Когда он погиб, ему было всего тридцать семь. Происходил из рода полтавских дворян. Родился в Киеве. Окончил Киевский кадетский корпус – в его здании на Воздухофлотском проспекте теперь Министерство обороны Украины. Дальше в биографии Дроздовского были самое привилегированное в России пехотное училище – Павловское в Петербурге – и академия Генерального штаба. (Это специально для тех, кто утверждает, будто бы империя угнетала украинцев.) Служил в лейб-гвардии Волынском полку, стоявшем в Варшаве. Участник трех войн – русско-японской, Первой мировой и гражданской.

Михаил Дроздовский

Развал старой армии застал его в декабре 1917 года на румынском фронте в городе Яссы. Солдаты разбегались по домам, развращенные двумя революциями.

У офицеров опускались руки. Но вместо того, чтобы уехать на родную и не такую уж далекую Полтавщину, молодой генерал начал формировать отряд добровольцев. Он хотел прорваться с ними на Дон, где бывший начальник генштаба генерал Алексеев уже формировал Добровольческую армию.

В это время добавилась еще одна беда. Румыния тоже вышла из войны, заключив мир с немцами, и потребовала от дроздовцев сдать оружие. Но сделать это силой «потомки римлян» не могли. Послав бывших союзников на три буквы, Дроздовский и его офицеры погрузились на эшелон и двинулись на Дон. По дороге они, где могли, усмиряли толпы грабителей и дезертиров.

Дроздовский полковой знак

Особенно веселый бой произошел на станции Гуляйполе, где уже хозяйничал батька Махно. Он останавливал проходившие поезда и вытряхивал из пассажиров часы, драгоценности и деньги, не забывая избавить «буржуев» даже от одежды. Случалось, что после махновских «контролеров» пассажиры, несмотря на холодное время, добирались к месту прибытия в одном нижнем белье. Это называлось наводить революционный порядок.

Попробовали махновцы проверить и эшелон Дроздовского. Но вместо пальцев с кольцами из вагонных окон под нос им высунулись пулеметы. «Ахфицерье» всыпало анархистам жару и спокойно двинулось дальше. Махно получил психологическую травму. После неприятной встречи с дроздовцами батька больше никогда не брал офицеров в плен. Даже раненых. Те отвечали ему той же монетой. Это была гражданская война – самая беспощадная, какую только можно вообразить.

В своем дневнике Дроздовский признавался: «Подлость масс, еще вчера буйных и издевавшихся, сейчас ползающих на коленях при одной угрозе; снимают шапки, кланяются, козыряют – вызывают в душе сплошное презрение». Но от его внимания не ускользали и забавные эпизоды. В одном из боев у большевиков был захвачен флаг с надписью «Смерть буржуям». «Хорошее красное сукно, – отметил в дневнике генерал, – пошло на чакчиры одному из офицеров». Чакчиры – это такие красные гусарские штаны. Не без юмора были белогвардейцы!

Колодка наград Дроздовского. Среди них два ордена – Анны и Станислава с мечами

Поход Яссы – Дон стал легендой Добровольческой армии. Он продолжался с 26 февраля до 21 апреля 1918 года. Немногие выжившие в гражданской войне участники его носили потом специально учрежденную медаль на бело-сине-красной ленточке. После соединения со своими дроздовцы стали называться 3-й пехотной дивизией. Но генерал недолго ею командовал. Ранение в ногу стало для него роковым. Поначалу никто даже не обратил на эту царапину внимания. Но это была эпоха без антибиотиков. Заражение… Гангрена… Михаил Дроздовский умер 1 января 1919-го в госпитале в Ростове, промучившись почти два месяца.

Осенью после неудачного наступления на Москву отступающие однополчане погибшего генерала выкопали его тело из могилы, чтобы над ним не глумились красные, и как реликвию перевезли в Крым. Там, в Севастополе, была его тайная могила.

Боевое столкновение в 1919 г. белых и Петлюры на Украине закончилось для последнего сокрушительным поражением.

Петлюровцы драпали из Киева так что пятки сверкали. Да иначе и быть не могло, учитывая моральное разложение среди руководства УНР.

Форма дроздовцев

Вот отрывки из донесения белого разведчика подполковника Макогона, работавшего в штабе Петлюры, русскому военному атташе в Польше, в котором он характеризует этих людей: «Командующий корпусом Сечевых стрельцов атаман Коновалец – совершенно бездарный человек, заслуживший чин атамана и любовь Петлюры только за жестокие расстрелы офицеров в Киеве после взятия его у гетмана… Главный атаман Симон Васильевич Петлюра сын приказчика… На военной службе никогда не был, ничего в ней не понимает, однако любит принимать парады, почетные караулы и т. д. Отнявши Киев у гетмана, немедленно отправил в Швейцарию, Францию, Португалию, Канаду (к канадским украинцам) несколько чемоданов с золотом для покупки дач, домов, вообще убежищ для главных украинских деятелей правительственных партий эсеров и эсдеков, в случае краха своей авантюры на Украине… Член Директории Винниченко, уехавший в Швейцарию в марте этого года, так же повез большие деньги для этой же цели… Член Директории приват-доцент Швец называет себя профессором, пьяница, мот, играет на бирже с казенными деньгами, не в ладах с Петлюрой».

Разве сегодня мы не видим в украинской власти точно таких же людей? Чем отличается от Швеца тот соратник Ющенко, который, приехав из США, выдавал себя за профессора, пока его не разоблачили? Или тот директор Нацбанка, которого открыто обвиняли в парламенте в махинациях с курсами валют? Разве не духовные наследники Петлюры и Коновальца покупают теперь недвижимость за границей, чтобы смыться туда, «в случае краха своей авантюры на Украине»?

Вот вам и ответ, почему так много украинцев в годы гражданской войны считали своим долгом бороться с такой властью в рядах белогвардейцев.