Текст книги "Чё за дела, брат?"

Автор книги: Олег Жмылёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Вот он тот самый момент,– сказал мой тёзка и, быстро прицелившись, пульнул из гранатомёта и танк был поражён метким выстрелом. Потом Антон выстрелил из второго гранатомёта и тоже попал в цель.

Первой дрогнула пехота и, отстреливаясь, начала отступать. Танки остановились, но стали интенсивно нас обстреливать. Я взял гранатомёт.

– Хочу ещё два танка записать на свой счёт, а то ты выигрываешь – два-один.

– Один самолёт стоит двух или трёх танков,– Кузьменко взял мой второй гранатомёт,– Так что это ты ведешь со счётом: три или даже четыре-два.

Выбрав момент между взрывами, мы одновременно высунулись из окопчика и выстрелили по танкам. Когда попадаешь в цель, всегда радуешься. Вот и мы порадова– лись.

Уцелевшие танки тоже начали отступать.

Мой тёзка засмеялся:

– Антоха, ты представляешь – мы вдвоём отбили атаку. Понимаешь? Вдвоём отбили атаку.

– К тому же оба раненые,– дополнил я и улыбнулся.– А на Севере ещё стреляют. А у нас все гранатомёты разряжены.– Я выглянул из окопа.– Кузь, бойцы из двадцать первого века прямо от входа в тоннель бьют по фашистам из гранатомётов, и вроде бы им удалось подбить танк.

– Молодцы, ребята,– одобрил мой однополчанин и тоже выглянул из окопа.– Да не один танк подбили, а два.

– Всего-то,– я заржал.

А вот немецким пехотинцам было не до смеха и они как лежали под танками и за гусеницами, так и ползком отступали.

– Из автомата по фрицам не попасть,– пожалел я об упущенной возможности нанести врагу урон в живой силе.

Из красноармейцев в казарму вернулись шестеро. Раненых отправили в госпиталь, убитых решили похоронить в двадцать первом веке. А на передовой пост заступили свежие силы.

Мы сдали оружие, бронежилеты и каски. И что меня особенно порадовало, так это то, что нас повели в столовую.

После ужина я хотел написать письма родителям и Олесе, но КАК я их отправил бы? И вдруг у меня появилась очень глупая мысль – а не отправить ли в двадцать первом веке два письма по знакомым адресам? Стоп. Родители навряд ли прожили больше века, а Олесе в этом году будет почти девяносто лет. Почти девяносто лет моей любимой Олесечке? А она доживёт до такого возраста? А кто сейчас может проживать в нашем доме? Мои внуки или мои племянники? А я с войны вернусь домой целым и невредимым? Война началась недавно и до победы ещё сражаться и сражаться. А кто живёт в доме Олеси? А если я напишу и отправлю письма, то не сочтут ли те, кто получит мои послания, что их разыгрывают? А если здесь меня спросит особист: «Есть ли у вас родственники за границей?», то, ЧТО мне ответить на этот вопрос? Если Белоруссия является иностранным государством, то, значит, родственники за границей у меня есть. А если у меня есть родственники за границей, то мне больше не будут доверять? А если бы Ароян и Назиров были бы живы, то им тоже не доверяли бы?

В казарме хлопцы занимались кто чем. Кто уставился в телевизор. Кто читал газеты, поглядывая то в текст, то в телеэкран. Я тоже сидел недалеко от телевизора и размышлял о том, что нужно ли мне писать письма домой и невесте или после окончания войны по ту сторону тоннеля, приехать на родину и сказать: «Здравствуйте, это я – Антон Часовщиков. Слышали о таком?» Может быть, кто-нибудь и вспомнит, что был такой хлопец, которого призвали в армию накануне войны, да он где-то без вести пропал. А я разве пропал? Я вот он. Нахожусь в будущем и комфортно в нём себя чувствую. Разве не так?

К нам подошли бойцы из двадцать первого века и один светленький и конопатень– кий поинтересовался:

– Ребята, извините за беспокойство, но нас очень интересует – как вы жили при Сталине и не страшно ли воевать, зная, что могут убить? Нам завтра вместе с вами предстоит отправиться в прошлое и хочется из похода вернуться, как говорится со щитом и, желательно без ранения.

– А ты у своей бабушки спроси – как жили при товарище Сталине,– сказал я.– Она тебе по-родственному всё расскажет.

– Ну, бабушка тогда была ещё маленькой, когда Сталин умер. Да ей почти семьдесят лет. Чего она может помнить-то. Да и взгляды в связи с демократией у бабули могли поменяться. А вы – наши ровесники. И у вас взгляды на жизнь при Сталине свежие и вы ничего не забыли.

– А что мы могли забыть?– спросил мой однополчанин из другой роты, имя которого я пока не знал.– Телевизоров, бронежилетов и гранатомётов не было (прямо мои слова), но мы и не знали, что могут изобрести такие вещи, поэтому о них не скучали. Кстати, меня интересует такой вопрос – радио и рация передаёт и принимает звук. А как телевизионная антенна принимает изображение? Я вчера услышал, что во время Отечественной войны в нашей армии было противотанковое ружьё. А когда оно было изобретено? Почему везде и всюду ругают вождя и учителя товарища Сталина? Почему флаги над штабом и КПП не красные, а трёхцветные? Если есть самолёты, то зачем нужны вертолёты?

Потом я задал вопросов десять. В том числе и о государственной идее.

На некоторые важные для нас, бойцов двадцатого века, вопросы, воины двадцать первого века ответить не могли, и я понял, что они не являются отличниками полити– ческой подготовки и в школе были двоечниками. И как таким хлопцам оружие можно доверить?

Боковым зрением я заметил товарища Дынского. Офицерик спиной прислонился к стене и, словно, приклеенный к ней, никуда не двигался.

Я хотел было крикнуть: «Встать! Смирно!» но подумал: «и чего это я из-за какого-то горлопана буду хлопцев дёргать?» Правда, последнее время капитанчик на нас не рявкает, но о первой встречи с ним, у меня осталось очень плохое мнение.

Может, кто-то ещё товарища Дынского заметил, да только вида не подал. Или разговор всех так увлёк, что никто не хотел отвлекаться на какой-то пустячок в виде офицера российской армии. А может, он ждал этой команды, но, так и не дождавшись, вышел из спального помещения.

А эти бойцы из двадцать первого века не такие уж и плохие. Они интересуются историей. А это очень хорошо. Ведь без осознания ошибок прошлого невозможно построить прекрасное будущее. Не так ли?

– Что за разговорчики? Спать давно пора. Где дежурный по роте? Почему дневальный молчал?– услышали мы голос товарища Вещагина,– завтра рано вставать. Отдохнуть вам надо хорошенько.

Интересно, а этот командир части дома-то хоть бывает? Но вместо того, чтобы крикнуть: «Встать! Смирно!», воин двадцать первого века спокойного сказал, даже не привстав:

– Товарищ полковник, разговор очень интересный. Ребята о прошлом рассказы– вают.

Неправду говорил воин. Неправду. Мы ещё не успели рассказать о прошлом. Мы только задали вопросы и на некоторые из них услышали ответы.

– Потом договорите. После рейда по тылам противника наговоритесь досыта. И отдохнёте, как следует.

– Если живыми останемся,– задумчиво проговорил другой боец.

– Помнишь, в кино «Шестой»– ЧТО Глодов говорил Лужкову?

– Помню. Глодов говорил: «Лужков, не подставляйся».

– Вот и ты не подставляйся. И никто пусть не подставляется под пули и осколки. И при этом не паникует и не трусит, а уничтожает врага. Ясно, товарищи солдаты?

– Ясно, товарищ полковник,– ответили мы дружно.

– А сейчас отбой!– приказал командир части.

Я встал:

– Товарищ полковник, разрешите обратиться. Рядовой Часовщиков.

– Обратитесь, товарищ Часовщиков,– Вещагин улыбнулся.

– Товарищ полковник, а пулемёт бронежилет сможет пробить?

Командир чести сразу перестал улыбаться и нахмурился:

– Трудный вопрос вы мне задали, товарищ Часовщиков. Я в боевых действиях не участвовал и поэтому на вопрос ответить затрудняюсь. Но повторяю, главное, не подстав– ляйтесь под пули.

– Товарищ полковник, а как не подставится? Они же летают везде и так быстро, что за ними не уследишь.

– А вы не прите напролом, как танки. А наступайте короткими перебежками. На ровной открытой местности наступайте ползком или используйте подбитые танки как защиту от пуль. Вопросы есть?

Все молчали. Кто-то опустил голову.

– Вопросов нет. Всё. Отбой!

Когда командир части вышел из казармы, светленький и конопатенький боец из двадцать первого века тихо сказал:

– Я слышал, что крупнокалиберный пулемёт пробивает бронежилет.

– А я слышал, что пулемёт бронежилет не пробивает, а делает сильные вмятины, которые могут рёбра поломать.

Первый и второй варианты слухов меня не устраивали совсем. Получается, что можно переть, как танк только на пистолеты-пулемёты, а против крупнокалиберного пулемёта лучше не вставать в полный рост.

Нас подняли в четыре ночи. Выдали сухие пайки на двое суток, автоматы, пять полных магазинов, по пять «лимонок», гранатомёты двух калибров, каски, бронежилеты, приборы ночного видения и бушлаты, которые мы сразу же одели, потому что ночью в Московской области в конце лета не плюс двадцать. И мне навязали «берцы», чтобы я не выделялся от других бойцов. На грузовиках нас доставили к тоннелю.

Несколько танков и бронетранспортёров выстроились двумя колоннами. Какая-то адская машина с большим ковшом, но не экскаватор, а что-то типа колёсного бульдозера, подбирала землю и из тоннеля вывозила её на улицу. А в тоннеле шебуршил агрегат ещё больше и мощнее. Командир части решил лично возглавить рейд по тылам противника.

К товарищу Вещагину подошёл товарищ майор, под руководством которого солдаты охраняли выход из подземного хода и доложил:

– Товарищ полковник, и эти учёные уехали, ничего толком нам не объяснив. Они не могли понять – как через сто метров можно попасть из Московской области в Киевскую. И почему они, эти старики из Академии Наук, выйдя в двадцатый век, не помолодели. А солдаты Отечественной войны – не постарели.

Командир чести усмехнулся:

– Интересно, а почему люди, проходя по тоннелю не стареют и не молодеют? Ну и что учёные потом сказали?

– А потом сказали, что в середине подземного хода увеличено – то ли магнитное поле, то ли электромагнитное. Точно не помню.

– Ну, я об этом ещё от вчерашних учёных узнал. А вердикт-то они какой вынесли?

– Ха-ха-ха. Учёные сказали, что путешествие во времени – это антинаучно и уехали.

Кто слышал эти слова, тоже расхохотались.

– А что тут смешного?– Товарищ Вещагин посмотрел на нас.– При Ленине и Сталине отличных российских учёных или расстреляли, или сослали на тяжелые каторж– ные работы, или выслали из страны, чтобы не расстреливать.

– Да. Так и было,– подтвердил товарищ майор. Но это касалось только толковых учёных, но были ещё и бездарные завистники, которые клеветали на этих самых толковых и те пострадали потому, что клеветникам в НКВД верили.

Мы больше не смеялись. Оказывается товарищи коммунисты не такие уж и ангелы, коими себя представляли. Но также я знал и то, что наша армия всех сильней и это благодаря только заслуге товарища Сталина и всего советского правительства. А партия? Разве партия бездействовала и ничего хорошего для страны не сделал? А учёные? Учёных-то – зачем расстреливать? Значит, правильно, что в двадцать первом веке ругают товарища Сталина. А товарищ Сталин мог поступить иначе в своё время, чем поступил, организовав колхозы, начав индустриализацию Советского Союза и развязав борьбу против советских учёных и высокопоставленных военных? Вопросов на эту тему можно задавать много, а ответа нет ни одного. Но я был уверен в том, что при каждом правителе происходят события, которые благотворно влияют на развитии страны и, к сожалению, бывают такие решения главы государства, которые портят жизнь простому народу, а, иногда, от таких решений страдают и очень большие начальники.

– Товарищ полковник,– продолжил товарищ майор,– рядом с уже известным нам тоннелем, буквально через полметра обнаружен другой подземный ход, но уже диаметром два метра.

– А куда идёт второй тоннель?

– Если другой информации не поступило, значит, тоннели распложены параллельно друг другу.

– А кто обнаружил второй подземный ход?

– Водитель буровой машины. Или как она там правильно называется?

– Вроде бы – ротором называют. Да какая разница. Дело в другом. Этих тоннелей может быть несколько, и они нужны для того, чтобы быстро можно было переправить по ним огромную армию. Представляете, ЧТО будет, если немцы найдут все подземные ходы. Представляете?

– Представляем, товарищ полковник,– сказал я.– Мы хорошо подготовились и встретим фашистов во всеоружии.

– Хорошо сказал. – Молодец!– похвалил меня товарищ майор и прислушался.– Товарищ полковник, вроде бы буровая машина заглохла. Шофёра что ли убили или уже тоннель расширен?

– Товарищи красноармейцы, сбегайте в разведку, – приказал командир чести. – Узнайте поточнее – чего творится по ту сторону тоннеля.

Никто из пяти красноармейцев мне не был знаком, но они были моими однополчанами, правда, из других рот. А все мои знакомые бойцы из двадцатого века либо погибли, либо ранены.

Машина с ковшом сновала туда-сюда. Мы её обошли и на выходе из тоннеля увидели агрегат на колёсах до того дня мной не виданный. Двигатель располагался сзади, а спереди – диск с какими-то резцами что ли. И этот диск при вращении буравил землю по горизонтали. Но в тот момент адская машина не работала, потому что уже была на улице двадцатого века. Гражданский водитель вылез из кабины и куда-то смотрел.

– Вы там фашистов увидели?– спросил я.

– Да никого не видно. Только вон город какой-то.

– Какой город?– не понял я.– Да и откуда ему здесь взяться? Тут же лес, поле, а в стороне река.

Но ничего подобного я не увидел. Реки не было, но озеро виднелось. Лес был и небольшой перелесок имелся. Но город!!! Многоэтажные кирпичные дома возвышались над деревьями. Да такие многоэтажные, что и не сосчитать – сколько в них этажей. В нашем Минске я таких зданий не видел, а Минск – это всё же столица Белоруссии, а не маленький провинциальный городишко.

– Здесь же были подбитые немецкие танки,– показал я рукой.– И вот там были подбитые танки. И убитых фашистских пехотинцев было полно. И где теперь всё это? Ладно. Я могу поверить, что подбитые танки и погибших солдат фрицы за ночь убрали, и наш передовой пост им не помешал спокойно расхаживать возле тоннеля. Но за ночь построить город, вырастить на поле деревья, выкопать озеро и засыпать речку – это просто невозможно.

– Да. Здесь точно были подбитые танки,– подтвердил один красноармеец.– И немцы убитые валялись. А наши ребята с передового поста где? Услышали шум землеройной машины, испугались и разбежались?

– Мы попали куда-то не туда, куда нам надо было попасть,– проговорил я.– Надо всё поточней разведать и доложить командирам, а они пусть думают – ЧЕГО делать дальше.– Потом подошёл к водителю,– если сюда выйдет кто-то из офицеров, скажите, что мы пошли на разведку в город. Хлопцы, за мной.

– А почему за тобой надо идти, а не за мной?– спросил тот же красноармеец, который подтвердил мои слова о подбитых танках.

А что там подтверждать-то, если все бойцы были в курсе подбитых танков, то гражданский водитель был не в курсе наших военных побед.

А командир части впопыхах забыл назначить старшего в нашей разведгруппе.

– Ну, давай, пойдём за тобой,– согласился я.– Значит, ты будешь нашим коман– диром.

– Я буду командиром?!– насторожился мой однополчанин.– Не-ет. Мне такого «счастья» не надо.

– Тогда, товарищи красноармейцы, слушайте мою команду,– сказал я.– Тихо и осторожно двигаемся в сторону города.

Домов такой необычной формы я никогда не видел. Семнадцатиэтажные дома были построены в форме дуги. Я разглядывал церковь, а где-то в километре от неё находилась мечеть. Меня очень удивила круглая двенадцатиэтажная постройка, увеличивающаяся в диаметре к последнему этажу. А стены были не кирпичными, а стеклянными. Ничего непонятно – зачем нужна прозрачная стена? И ещё у этого здания не было балконов. Хоть в Киеве я и не был ни разу, но уверен, что тот город, который расположился перед нами, не являлся столицей Украины. А под каким названием этот населенный пункт? Эх, надо было бы бинокль взять, да рассмотреть через него всё повнимательнее, не выходя из перелеска. Но никаких следов боёв не было видно. Значит, фашисты сюда ещё не добрались. А если немцы сюда ещё не добрались, то… Стоп. А почему это я так подумал, что фрицы пёрли на нас как раз с той стороны, где стояли жилые дома. А не мерещилось ли мне всё, ЧТО я в тот момент видел? Да нет. Не мере– щилось. Другие люди видели тоже самое, что и я.

В такую рань машин было немного, но количество легковых не преобладало над количеством грузовиков.

– У кого дальнозоркость?– спросил я.

– У меня,– ответил красноамреец в очках.

– Тебя как зовут?

– Стас Макаров.

– Стас, вон две будки стоят. Посмотри, что на них написано?

Макаров снял очки и сказал:

– На одной написано «цветы», а на другой – «сотовая связь».

– Как это связь может быть сотовой?– удивился другой красноармеец.

– А ты кто?– поинтересовался я.

– Я связист – Владимир Пескарёв.

– Хм. Ещё один Володька,– улыбнулся я.

– В честь товарища Ленина назвали,– похвастался Пескарёв.

– Хорошо!– одобрил я и вспомнил, что в двадцать первом веке о товарище Владимире Ильиче плохого мало сказано. Правда и хорошего тоже ничего не говорили. Неужели во многих проблемах Советского Союза виноват только товарищ Сталин? Интересно, а после товарища Иосифа Виссарионовича Советским Союзом управляли хорошие руководители? Надо будет об этом порасспрашивать товарища Вещагина.

– А я – артиллерист Толян Хватов.

– А я – пулемётчик Альбертас Чеснаускас.

– А я – пехотинец Мыкола Прудко.

– И я пехотинец – Антон Часовщиков. Ну, вот и познакомились. Странно. Мы все из одного полка и должны были познакомиться раньше.

– Смотрите туда,– Стас показал пальцем.– Там написано «супермаркет». ЧТО это такое?– Макаров посмотрел на меня.

Неужели он думал, что если я – самозванец эдакий, чуть ли не назначил себя командиром нашей разведгруппы, то должен знать все слова, которые есть в русском языке? Но я никогда ничего не слышал о супермаркете. И вообще я белорус. А в бело– русском языке такого слова нет.

Мне на помощь пришёл Пескарёв:

– Это, наверное, завод или фабрика. Смотрите – здание большое, аж в три этажа.

– А где трубы? Где проходная? Почему заводская территория не огорожена? Больше похоже на поликлинику.

– И от чего лечат в поликлинике?– спросил Чеснаускас.

Никто не ответил на этот вопрос, потому что даже предположений никаких не было.

– Що таке?– Мыкола тоже показал пальцем.

– Это очень большой автобус,– ответил Хватов.– Но я такого никогда не видел. Четыре двери. Товарищи, ГДЕ мы находимся?

– Мы – в Советском Союзе, если написано по-русски, – пояснил Макаров.

– Нет, – крикнул Альбертас. – Там, там, – Чеснаускас взволнованно куда-то показывал.

– Чего там? – не понял я, пытаясь разглядеть – чего же так взволновало моего однополчанина.

– Там написано «Самсунг», но по–английски.

– По-английски?! – воскликнули разом Толян и я.

– Мы в Лондоне?! – Пескарев вытаращил глаза.– По возвращении домой нас, как английских шпионов могут….

Макаров не дал ему договорить.

– Какой Лондон? По-русски же написано «цветы», «сотовая связь», «супермаркет».

– «Супермаркет» написано по-русски, но слово нам неизвестно и поэтому мы не знаем, ЧТО оно означает, – парировал Владимир.

– Мы очень много воевали и поэтому о жизни в двадцать первом веке мало чего узнали, – сказал я, снимая каску. – Но все равно узнаем обо всем. А сейчас я пойду в разведку один и без оружия. В случае чего – вы меня прикроете. Валите всех, кто будет меня преследовать.

– Антон, тебе бы в гражданку переодеться, – посоветовал Стас.

Я посмотрел на водителя буровой машины и спросил:

– Товарищ, одолжите на время вашу робу.

– В «гражданке» за водкой сбегать? – усмехнулся шофер.

– Нет. Девок покадрить, – ответил за меня Толян.

– Девки хорошо ведутся на военную форму, – объяснил водитель, но свою рабочую одежду мне предоставил.

Куртка и штаны мне были велики в объеме, но коротки по росту. Я бы с великим удовольствием сменил новые берцы, из-за которых у меня болели большие пальцы на обеих ногах, на растоптанные сапоги шофера, но размерчик был для меня маловат. Люди выходили из подъездов и шли к автобусной остановке. А я направился к супермаркету.

Деревья не вплотную подступали к дороге, а росли метрах в тридцати от проезжей части. И вот когда я находился на открытом пространстве, то услышал крик Макарова:

– Антон, сверху.

Я задрал голову и увидел зависший надо мной диск диаметром метров сорок – сорок пять. От земли до того летательного аппарата было метров сто. Но если это летательный аппарат, то почему он не летит, а находится на месте? И нет шума работающих двигателей.

– Вы кто? – в моем мозгу появились эти слова. Да-да. Именно, в мозгу появились эти слова. Я их не услышал, а… даже трудно объяснить – как я их уловил. Да и кто мог меня об этом спросить? Этот вопрос мне был задан из диска? Но кем? Пилотом? Но ему-то какое дело до меня? Летел своим курсом, так и летел бы. Нет. Зачем-то завис надо мной и задает вопрос, который «прозвучал» по-русски. А это доказывает на все сто процентов, что мы не за границей. Я решил на всякий случай сказать правду и крикнул:

– Я красноармеец Часовщиков. А вы кто?

– Мы – воздушный патруль, – также мозгами я получил ответ.

– Ну и патрулируйте воздух. Я – то причем? Я же нахожусь на земле, и какие у воздушного патруля ко мне претензии?

Я не знал – КАК нужно правильно реагировать на такой допрос – то ли бояться, то ли радоваться, что меня не допрашивает немец через переводчика и поэтому никакого страха не ощущал. Но было непонятно и интересно – почему я «принимаю» вопросы не ушами, а мозгами?

– Кем вы работаете? – спросили меня.

– Я не работаю. Я служу.

– Где?

– В Рабоче-крестьянской Красной Армии.

– Такой армии больше нет.

После таких слов я сразу понял, что меня допрашивает немец через переводчика. Их пропаганда пытается нам внушить, что надо бить жидов-комиссаров, и что нашей армии больше нет.

–А в Москве вы тоже командуете? – я старался не показывать своего волнения. Я точно знал от бойцов двадцать первого века, что столицу Советского Союза фашистам взять не удалось, но таких самолетов я у них не видел. Хотя, может, это вертолет, кото– рого я пока тоже никогда не видел, даже на фотографии.

–Да.

Вражеская пропаганда работала хорошо. Ишь, нашли чего наврать. Ха. Москву они взяли. Может, еще и до Урала дошли?

– А Урал тоже под вашим контролем?

– Да. У нас там база.

– Понятно.

Я резко обернулся к перелеску и закричал со всей мочи:

–Товарищи, красноармейцы, по вражескому вертолёту – огонь!

Хлопцы были уже наготове (как чувствовали, что я дам такую команду) и выпустили по диску шесть гранатометных выстрелов, а я побежал к своим товарищам и по их восторженному крику понял, что цель поражена. Я добежал до деревьев и оглянулся. Дымящийся летательный аппарат шел на снижение, как самолет и приземлился, сковырнув со своих мест палатки с цветами и какой-то сотовой связью.

– К тоннелю быстро, – скомандовал я, поднимая с земли каску и бронежилет.

Мое оружие несли другие хлопцы, а землеройной машины возле подземного хода уже не было. Наверняка водитель поджидает меня по ту сторону тоннеля. Он же должен получить назад свою рабочую одежду. И машина с ковшом, выполнив свою работу, убралась восвояси. Кучи грунта лежали по обеим сторонам от входа в тоннель. И как это враги не заметили со своего вертолёта землеройные машины. Может, они летели с другой стороны?

Товарищ Дынский с тремя хорошо вооружёнными бойцами охраняли вход в двадцать первый век, не выходя из тоннеля.

– Что там? – товарищ капитан кивнул в сторону города.

– Там немцы, сотовая связь, какой-то супермаркет и самолёт неизвестной конструкции. Наверное, это вертолёт.

Кто-то из товарищей офицеров говорил, что нужен широкий проход, чтобы протащить в двадцать первый век вертолёты. А тот вражеский летательный аппарат даже в такой расширенный тоннель не пройдёт. Товарищ Дынский непонимающе на меня смотрел и я подумал: «А не сбрендил, ли товарищ офицерик от моего доклада?»

– Товарищ капитан, я не понял, – сказал один боец из двадцать первого века, – причем тут немцы и сотовая связь? Да и вертолётов не было у фашистов. А «супермаркет» это немецкое слово?

– Ничего не понятно, – тихо и растерянно проговорил товарищ Дынский. – И много в городе фашистов? – Голос военного дрожал.

– Мы не видели ни одного солдата, – ответил я. – Но гражданские были и машины проезжали.

– Там есть надпись на английском языке, – дополнил мой ответ Чеснаускас.

– Какая надпись? – нахмурился офицерик. – И где она написана?

– На большом доме написано «Самсунг».

– Самсунг?! – почему-то удивился товарищ Дынский. – Такого не может быть.

– Товарищ капитан, вот я и говорю, что такого не может быть, – сказал Макаров. – Не может такого быть, чтобы в Советском Союзе, ладно пусть в России, были надписи на английском языке. Альберт, а ты уверен, что надпись на английском, а не на фашистском?

– Я уверен, что надпись на английском языке.

– Ребята, «Самсунг» – это японская фирма, – хрипло проговорил капитанишка. – Сотовая связь – это… – товарищ Дынский достал из кармана свою маленькую личную рацию … – мобильные телефоны. Супермаркет – это большой магазин. Но причем тут немцы?

– Товарищ капитан, мы не говорили о том, что видели немцев, – сказал Хватов. – И я не понял такого момента – если фирма «Самсунг» японская, то почему ее название написано на английском языке? Великобритания разгромила Японию и поэтому…

– Стоп. Стоп. Стоп. – Офицерик зажмурился и уткнулся лицом в свои ладони. – Мы не можем быть в прошлом. Мы в настоящем. Вы сбили вертолёт, а это преступление. Кстати, а из чего вы его сбили?

– Из гранатомётов, – ответил Мыкола.

– Вполне возможно, если он завис в одном месте.

– Прямо надо мной завис,– подтвердил я предположение товарища капитана.– Я и представить не мог, что из гранатомёта можно было сбить летательный аппарат.

– Надо об этом происшествии срочно рассказать генералам и Вещагину,– товарищ Дынский кивнул вглубь тоннеля,– идите, докладывайте.

Товарищ полковник очень внимательно выслушал мой доклад и тоже нахмурился:

– Что-то пошло не так как надо. Товарищ красноармеец, как вы думаете – почему вы попали не в ваше настоящее, а в наше настоящее? Но меня настораживает информация о летающем диске диаметром сорок – сорок пять метров.

– Товарищ полковник, а тот летающий диск называется – вертолётом?

– Нет, это не вертолёт. Так телепатически разговаривать могут только…

– Товарищ полковник, враги наступают,– к нам подбежал один из бойцов товарища Дынского.– Они пуленепробиваемые, но мы подбили одну их машину.

– Отступать!– закричал товарищ полковник.– Немедленно отступать.

Я не понял – почему офицер так испугался? Мы легко сбили летающий диск, который, оказалось, не является вертолётом. Дынцы подбили какую-то машину – то ли бронетранспортёр, то ли танк. Но я не понял насчёт, пуленепробиваемых. Мы тоже пуленепробиваемые, но местами. И почему товарищ Вещагин сказал, что попали в их настоящее? Мы столько раз шлялись по тоннелю туда и обратно, что у нас и сомнений не было, что снова попали в двадцатый век. Так почему же получилось иначе? И если за сбитый летательный аппарат нам предстоит отвечать по законам военного времени, то и товарища Дынского тоже накажут, или кто-то из его подчинённых будет направлен вместе с нами в дисциплинарный батальон. И как же мы сразу-то не поняли, что попали в двадцать первый век, а не вернулись в своё время. Эх, хлопцы, хлопцы. Я стоял с каской в одной руке и бронежилетом – в другой. В двадцатый век уже не попадёшь и нас, красно– армейцев, будут считать пропавшими без вести. Я выгляжу на двадцать лет, но если считать от года моего рождения, то мне уже за девяносто.

– Быстрее всем сюда. Сюда,– товарищ полковник кричал в тоннель.– Дынский где?

– Товарищ полковник, я его сейчас позову,– сказал Пескарёв и убежал в темноту подземелья.

Командир части задрал голову к небу и, вытянув руки к облакам, закричал, да так громко, словно хотел докричаться до небес:

– Господи! За ЧТО мне всё это?

– Чего это с ним?– тихо спросил Макаров.

– С крыши упав,– ответил Прудко.

– С какой крыши?– не понял Стас.

– Рехнулся, значит,– ответил я.

– А из-за чего?– Чеснаускас задал такой вопрос, будто мы знали на него ответ.

Я и сам не понял – чего товарищ Вещагин так испугался?

Ко мне подошёл водитель буровой машины.

– Ну что, боец, тебе моя гражданская одежда помогла?

– Ну не так, чтобы помогла… Да, по правде сказать – ваша одежда мне не пригодилась, но всё равно за неё спасибо.

– Ну, не пригодилась, так не пригодилась. Давай меняться.

Мы переоделись. Я быстро накинул бронежилет и напялил каску. Но чего испугался товарищ офицер, если летающий диск мы легко сбили из гранатомётов? Такая же легкопробиваемая техника, как и немецкие танки. Вывод один: гранатомёт – это идеальное оружие.

– Два танка в тоннель. Срочно!– закричал товарищ Вещагин, опустив руки и повернувшись к мехколонне.– Стрелять на поражение по всем движущимся машинам и солдатам, который войдут и въедут в тоннель. Трём танкам перестроиться и направить стволы в подземный ход. Остальным танкам расположиться полукольцом, направив стволы на выход из тоннеля. Бронетранспортёрам тоже расположиться полукольцом за танками на расстоянии пятидесяти метров и тоже направить стволы на тоннель. Землеройные машины быстро отсюда убрать! И в танках и в бронетранспортёрах зарядить стволы.

Экипажи бронемашины начали быстро выполнить приказ командира.

– Дело очень серьёзное,– прошептал Макаров.– Пойду, ещё гранатомётов поищу.

– Как поищешь? Как грибы в лесу?– спросил Хватов.

– Поспрашиваю кого-нибудь – где достать их. Например, у товарища майора спрошу.

Я услышал, что в тоннели начали стрелять танки.

Товарищ Дынский с подчинёнными и Пескарёв к нам не вышли. Погибли? Попали в плен? Ранены? Отступили в неизвестном направлении?

– Товарищи красноармейцы, занимайте позиции за тремя танками первой линии обороны,– громко скомандовал товарищ полковник.– Остальные солдаты разделитесь на две группы и займите оборону за танками второй линии обороны и за бронетранспортё -рами третьей линии обороны. Быстрее! Вместо автоматов по пехоте используйте грана– томёты. В «сто тридцать первом» и «шестьдесят шестом» их много.

Бойцы побежали к грузовикам.

– Мы не на первой линии, а на второй,– сказал Альберт.– Первая линия обороны сражается в тоннеле. Два наших танка закрыли проход и немцы сюда не проедут, а пехоту мы перестреляем из автоматов. Но почему товарищ Вещагин, сказал, что вместо автома– тов нужно стрелять из гранатомётов? Мы же неплохо валили фашистов из автоматов, а почему сейчас их нельзя использовать? Ничего не понял.