Текст книги "Чё за дела, брат?"

Автор книги: Олег Жмылёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Все молчали.

– Понятно. Вопросов нет. А сейчас майор Вершинин разведёт вас по позициям. И постарайтесь не проспать вражеского нападения, как проспал его товарищ Сталин.

– Товарищ полковник, но Гитлер напал внезапно,– сказал какой-то боец из другой роты.– Товарищ Сталин не знал, что фашисты нападут. Поэтому товарища Иосифа Виссарионовича не надо обвинять в том, что будто он проспал нападение немцев.

– Товарищ красноармеец, вы думаете, что советская разведка плохо работала и не предупреждала Кремль о нападении фашистов?

– Нет, товарищ полковник. Я так не думаю,– раздался испуганный голос бойца.

– Значит, ты согласен, что товарищ Сталин знал о нападении Гитлера и поздно принял контрмеры?

– Так точно, товарищ полковник. Я с вами согласен.

– Ну а сейчас вопросы у кого-нибудь появились?

Снова все молчали.

– Товарищ майор, командуйте.– Товарищ Вещагин повернулся и направился к тоннелю.

Тот самый офицер, который командовал отрядом охраны у входа в тоннель, в будущем был назначен командовать нами в настоящем. Два бойца из будущего принесли несколько сапёрных лопаток.

– Я думаю, что с Запада можно занять оборону, разместившись в подбитых немецких танках,– сказал товарищ Вершинин.– Туда пойдут пять человек. Ты, сержант,– показал на Володьку,– возьми с собой четвертых. С Юга тоже можно укрыться в подбитых танках. Ты, ефрейтор,– показал на бойца, который извинялся перед нами за поведение Володьки,– берёшь с собой тоже четверых солдат и выдвигаешься к тем подбитым танкам. С Севера и Востока будут прикрывать товарищи красноармейцы. Вы распределитесь между собой через одинаковые расстояния, выкопайте индивидуальные окопы и смотрите в оба, чтобы ни одна фашистская тварь не перешла бы линию вашей обороны. Слышите меня? Чтоб ни одна фашистская тварь не смогла проникнуть в наше светлое будущее.

Я понял одно – красноармейцев направили на самый опасный участок обороны. Бойцы нашей роты контролировали северный сектор. А угроза нападения могла быть в первую очередь со стороны леса, то есть с северной стороны. А в лесу дорога, а по дороге добраться было быстрее и легче, чем по неровному полю. Но от дороги до нас надо было или ехать на танках, подминая под собой деревья, или пехоте наступать развёрнутой цепью.

Бойцы другой роты заняли восточный сектор, то есть со стороны села, в котором Арсланбек сдавался в плен.

А воины из будущего спрятались в танках, а это, согласитесь, защита от пуль, осколков и дождя, наиболее надёжная, нежели окопчики. Таким образом: товарищи офицеры спасали своих подчинённых. Ведь за каждого убитого бойца им предстоит отчитываться перед вышестоящими командирами и родителями военнослужащих. А за нас кто будет отчитываться, да и перед кем? Все наши командиры погибли.

Ждать, когда кто-то для тебя выкопает окоп, было бы глупо и, взяв сапёрную лопатку, за пару часов соорудил себе укрытие и неплохо в нём устроился. Нам принесли гранатомёты разных калибров и моделей и показали – КАК нужно пользоваться грана– томётами, с которыми ещё не были знакомы. Раздали по пять «лимонок», а в котелках доставили горячий ужин. Также выделили по сухому пайку в виде дополнительного питания. Правда, в пластиковых бутылках чай был уже остывшим. И не забыли снабдить нас приборами ночного видения и подкинули по два полных магазина. Много это или мало? Вот если на нас попрёт дивизия, то боеприпасов мало, а если рота осмелиться нас атаковать, то быстро её положим. До леса метров сто, а на открытом пространстве вражеским пехотинцам будет очень трудно добраться до той черты, с которой до наших окопов может долететь немецкая граната с длинной ручкой.

Я плотненько поел, попил и всё было хорошо, но только насекомые покоя не давали. Позапрошлой ночью мы постоянно были в движении и поэтому наличие комаров не ощущалось. Но сегодня… Стоп. ЧТО за шум в лесу?

Как я и предполагал, ломая деревья и кустарники, из леса выкатились фашистские танки. За ними бежали пехотинцы. Скучать не придётся. Я взял гранатомёт и посчитал танки. Десять единиц бронетехники – это не такая уж и страшная сила. Если я не ошиба– юсь, то такое количество составляет танковую роту. А я и предполагал, что роту мы быстро положим. Правда, я имел в виду пехоту. Хотя, я один остановлю танковый взвод. И чего это немцы на нас попёрли, на ночь глядя?

Тугаев первым «достал» фашистский танк. Кузьменко попал во второй. Я тоже выстрелил удачно. И Блинов не промахнулся, а, может это был выстрел Черниченко? Точно не знаю. Уцелевшие танки открыли по нам огонь из пушек и пулемётов. Меня чуть присыпало землёй с бруствера и чуть оглушило. И пока я тряс головой, кто-то из наших подбил остальные танки. Единственная не подбитая броненосная «черепаха» пятилась, отстреливаясь. Пехотинцы тоже отступали. Первую атаку мы отбили легко. Фашисты отбежали к лесу и, спрятавшись за деревьями, начали в нас постреливать. Ну и пусть постреливают. Главное, чтобы к нам не приближались.

Опять начали одолевать проклятые насекомые. А где обещанные бушлаты? Укрыть бы ими голову от комаров. Или набрать бы в лесу сухих веточек, да разжечь бы в окопе костёрок. Но в лес пока соваться нельзя. Там засели вооружённые враги. Скорее бы была вторая атака, чтобы не дёргаться в окопе, отмахиваясь от назойливых комаров. И как напророчил. Снова показались немецкие танки, за ними ехали бронетранспортёры, и пехоты подвалило раза в три больше, чем во время первой атаки. И вся эта фашистская орава открыла по нам автоматно-пулемётный огонь. Только экипаж одного танка знал – куда надо стрелять, а другая бронетехника палила куда ни попадя, лишь бы напугать нас разрывами арт-выстрелов. Но потом кто-то скорректировал огонь танков, и меня всё чаще стало осыпать землёй. Я ладонями зажал уши и нагнул голову. Все комары куда-то подевались. И долго мне так сидеть? Танки хорошо обрабатывали наши позиции. Между разрывами я услышал приближение вражеской бронетехники. Надо действовать, чтобы над собой не услышать команды: «Хенде хох!» Я взял гранатомёт и, чуть высунувшись из окопа, почти не целясь, всадил гранату в броневого гусеничного врага. Снаряды сдетонировали и башня, оторвавшись от корпуса танка, взлетела на несколько метров. Как она падала – я не видел, потому что пехотинцы сосредоточили огонь по брустверу моего окопчика. Я снова присел. У меня остался один противотанковый гранатомёт и два противопехотных. Маловато будет. И в это время где-то позади себя я услышал выстрел из пушки. Я посмотрел в свой тыл. Сержант Володька со своими хлопцами из подбитого немецкого танка поддерживал нас как пушечным, так и пулемётным огнём. Я не понял – новоявленные танкисты попали во что-нибудь, или промахнулись? Взрывов было много и разобрать кто попал во врага из гранатомёта, а кто из танка – не представлялось возмож– ным. Но мне показалось, что гранатомёт бьёт мощнее. Я имею в виду пробивную силу. Кто-то из наших, то ли Тугаев, то ли Блинов остановили ещё один танк. Я разрядил ещё один гранатомёт по бронетранспортёру, потому что урчание этой колесной машины и её стреляющий пулемёт меня очень сильно раздражали. Двигатели и пулемёт заткнулись одновременно. Ай, да я. Меткий малый, хоть и высунулся из окопчика секунды на четыре. Но танки. Они были близко. Метрах в сорока от меня. И пехота приближалась, которую стрелять – не перестрелять. «Лимонками» и противопехотными гранатомётами бронетехнику не разворотишь. Или разворотишь? Может, я чего-то не понял, когда объясняли «работу» незнакомого мне гранатомёта.

И почему это фашисты нагнали сюда столько танков? Не может такого быть, чтобы технику сняли с фронта и бросили против нас. Предположил, что какой-то вражеский командир завернул колонну с дороги и пытался нас ликвидировать. И эта попытка могла иметь успех. Почему нам дали по три противотанковых гранатомёта, а не по пять я чуть высунулся из окопа и длинной очередью на весь рожок завалил нескольких пехотинцев. Потом разрядил по ним два гранатомёта. Кузьменко, находившийся от меня слева, подбил танк. Тугаев расположился справа от меня. А дальше были Блинов, Черниченко, где то там Розенблат и кто-то ещё. И вот из этих окопчиков, а, вернее, из гранатомётов были подбиты три танка и БТР. Позади меня сержант Володька продолжал стрелять из танка. Вторую автоматную обойму я разрядил по пехотинцам, которые были от меня метрах в двадцати. Но и я снова получил две пули из МП-40 в каску и одну в бронежилет. Не высовываясь из окопа, но помня, где находятся вражеские пехотинцы, я запулил три «лимонки» и после разрывов услышал вскрики фашистов. Попал. Ей Богу, попал товарищ комсомолец красноармеец Часовщиков. Третью обойму одной очередью разрядил по замешкавшимся фрицам. Немцы, вроде бы, остановились и стреляли «от живота». Они не знали куда идти – то ли атаковать, то ли отступать. Но один вражина успел бросить в меня гранату до того, как я его поразил последними пулями третьей обоймы. Я быстро упал на дно окопа и закрыл уши руками. После разрыва гранаты на меня посыпалась земля с бруствера, но её было не много. А вот потом громыхнул арт-выстрел. Да так громыхнул, что на меня посыпалась не только земля с бруствера, но и рухнула верхняя часть стены окопчика с «немецкой» стороны.

Остались две «лимонки» и две полных обоймы. Последний патрон нужно было оставить для себя. Нас так учили – врагу сдаваться нельзя. Я – комсомолец и красноар– меец, поэтому приказ отцов – командиров должен выполнить. Хоть они погибли, и моих действия никто контролировать не будет, но я – советский боец, а советские бойцы своих, пусть даже погибших, командиров не подводят.

Я присел, отряхиваясь, вставил в автомат полную обойму и передёрнул затвор. Сначала я услышал выстрел танка с немецкой стороны, а потом раздался взрыв позади меня. Я посмотрел – ЧТО творится в моём тылу.

Горел танк, в котором, как я думаю, находились бойцы из будущего во главе с товарищем сержантом.

Кто-то из наших подбил ещё один фашистский танк. А метрах в десяти от меня находилась первая цепь вражеских пехотинцев. Фрицы всё-таки решили пойти в атаку. Я метался по окопчику, разя противника короткими очередями. Выстрелю. Пригнусь. Два шага влево. Снова выстрелю. Пригнусь. Два шага вправо. Я мешал немцам в меня прицелиться и сам стрелял, не целясь, но что удивительно – попадал.

Враги в меня тоже попали – в каску, бронежилет, пуля содрала кожу чуть ниже плеча и даже, как потом выяснилось, попортила мышцу, но не задела кости.

Бойцы из будущего, занявшие оборону на Юге от тоннеля и красноармейцы, расположившиеся с Востока, поддержали нас огнём из автоматов и гранатомётов. Потеряв все танки, немецкая пехота быстро убегала в лес и быстро редела от метких выстрелов наших хлопцев.

Я вставил в автомат последний магазин, передёрнул затвор и, посмотрев на поле боя, снова пожалел о том, что в начале войны у нас не было гранатомётов и автоматов. Пистолет-пулемёт вещь хорошая, но автомат лучше, потому что бьёт мощнее, чем ППШ. Ни один вражеский танк не прошёл через наши позиции. Если бы у каждого красноар– мейца был бы автомат или пусть даже пистолет-пулемёт, да по нескольку гранатомётов, тогда бы Гитлеровская армия в первый месяц войны полегла на Западной границе Совет– ского Союза.

Я посмотрел налево. Из своего окопчика выглядывал мой тёзка. Я посмотрел направо. Блинов сапёрной лопаткой со дна окопа выбрасывал землю на бруствер. А где Тугаев?

– Арсланбек!– закричал я, вылезая из своего убежища.– Арсланбек.

Вовка перестал работать лопаткой и громко сказал:

– Тугаев туда пополз, – махнул рукой в сторону окопчика Сеньки.

– А чего он там забыл?

– А я-то откуда знаю. Иди и спроси его об этом.

Розенблат с окровавленным лицом, скрючившись, лежал на боку в правой части окопчика. Тугаев, держа автомат, сидел рядом с Сенькой, оперевшись спиной о стену окопа.

– О! Два в одном,– равнодушно сказал, подошедший, товарищ ефрейтор.– Чё за дела, брат? Почему их здесь двое? Они оба убиты?

– Щас узнаю.– Черниченко спустился к хлопцам и попытался нащупать пульс у Арсланбека. Сашка искал пульс на запястьях обеих рук. Потом трогал шею. Приподнял Тугаеву левое веко и, чиркнув зажигалкой, заглянул в глаз. Тяжело вздохнул и сообщил,– оба готовы. Вот так живёшь-живёшь, потом – бац и тебя нету.

– Это война,– сказал я.

– А другой солдат, может, только ранен,– дрожащим голосом проговорил товарищ ефрейтор.

– Да какой там ранен. Сам же видишь, что всё лицо в крови,– Черниченко поднялся к нам.

– И чего Тугаева сюда понесло? – спросил я скорей всего самого себя, чем рядом стоящих со мной воинов.– ЧЕГО Арсланбек здесь забыл?

– Он мне крикнул: «Почему не стреляет комсорг?», а я ответил, что Сенька, наверное, убит. Я не слышал, чтобы Розенблат хотя бы раз выстрелил,– ответил Сашка.

Три противотанковых гранатомёта были разряжены. «Лимонок» не было. Две автоматные обоймы валялись пустыми. Получается, что когда я, заткнув уши, лежал на дне окопчика, Арсланбек, израсходовал свой боезапас, пополз к Семёну. По словам Черниченко, Розенблат ни разу не выстрелил, значит, Тугаев мог подбить несколько танков и завалить кучу пехотинцев. Ай, да Тугаев. Ай да герой! «Гвозди бы делать из этих людей»,– почему-то мне вспомнилась строчка из стихотворения Владимира Маяковского. Стоп. Если Арсланбек геройски погиб, то его потомки никогда не убьют двоюродного брата сержанта Володьки, потому что Тугаев ещё холост и детей у него нет.

Кстати, а что случилось с товарищем сержантом?

– Здесь сколько убитых?– Вершинин посмотрел на Сеньку и Арсланбека.

– Двое,– ответил Сашка.

– Могло быть и больше, товарищ майор,– сказал я.– Но фашисты не ожидали такого отпора, потому что не знали, что у нас есть автоматы и гранатомёты.

– Все оружие, включая разряженные гранатомёты, из окопа достать, а этих красноармейцев похоронить здесь же, где они и погибли,– распорядился старший по званию, но я был не согласен с этим решением и возразил:

– Товарищ майор, а зачем нужно красноармейцев Тугаева и Розенблата здесь хоронить? Давайте, их доставим в ваше время и похороним с воинскими почестями.

– Тугаев и Розенблат, говоришь?

– Так точно, товарищ майор. Это красноармеец и комсорг Розенблат,– показал я.– А это – красноармеец Тугаев.

– Ну и зачем, товарищ солдат, нам нужно еврея и кавказца переправлять в настоя– щее? Какие у них заслуги перед Россией?

– Как какие заслуги?– удивился я.– Они же убили много фашистов. Особенно в этом бою отличился красноармеец Тугаев. Да и какая разница – какой они национальности? Они же бойцы Красной Армии!

– Э-э-э, не скажи, товарищ красноармеец, не скажи,– услышал я за своей спиной голос Блинова.– Знаешь, как моя бабушка говорит?

– Откуда я знаю твою бабушку, и ЧТО она говорит?

– Ты мою бабушку не знаешь, но она очень мудрый человек. Так вот моя бабушка говорит: «Если товарищам коммунистам не хочется ходить в синагогу, то почему они запрещают мне ходить в церковь?»

Я предполагал, что после этих слов товарищ Вершинин возмутится, но он расхохотался и сказал:

– Молодец твоя бабушка! Дай Бог надолго ей хорошего здоровья.

Я не понял реакции товарища майора. Почему он не возмутился этому высказы– ванию? Впрочем, возмущаться особо нечем. Да. Нам объясняли, что религия является опиумом для народа, но не объяснили: почему её считают опиумом. А Тугаев? Почему Вершинин не хочет его переправлять в будущее?

– Товарищ майор, а ЧТО плохого вам сделал красноармеец Тугаев? Почему вы ненавидите кавказцев? Товарищ Сталин тоже с Кавказа и, значит, вы его тоже не любите?

– А за ЧТО любить твоего Сталина? За то, что он своими нищими колхозами не мог страну накормить? Или за то, что, невиновных, объявлял врагами народа и расстреливал? Всё. Я решил. Красноармейцы погибли во время Второй мировой войны и, значит, будут похоронены в тысяча девятьсот сорок первому году. Доставайте оружие, кладите трупы рядом друг с другом и закапывайте. Да-а. Гранатомётные стволы и пустые обоймы принесите к подземному ходу.

– Товарищ майор, может, Розенблат и Тугаева в гробы положить? – робко предложил Черниченко.

– Некогда такие церемонии размусоливать. Немцы могут в третью атаку пойти.

– Прощайте товарищи Розенблат и Тугаев,– сказал я и побрёл к своему окопчику с надеждой, что товарищ Вершинин передумает и Семёна с Арсланбеком похоронят в будущем – каждого в отдельном гробу и с воинскими почестями.

Как всё переменилось за каких-то семьдесят лет. Товарища Сталина, на которого мы молились чуть ли не как на… Стоп. А разве мы молились на товарища Сталина? Нет. Мы его любили, уважали и ему верили, а он, оказывается, ошибался в своих решениях. Но, как известно, не ошибается тот, кто ничего не делает. А товарищ Сталин руководил такой большой страной как Советский Союз. А разве легко руководить такой территори– ей? А, может, товарищ Вершинин ненавидит всех кавказцев только потому, что при товарище Сталине родственники товарища майора были за что-то наказаны? Или были наказаны, но не за что-то, а просто по ошибке какого-нибудь сотрудника НКВД, который тоже был родом с Кавказа. А красноармеец Тугаев в ЧЁМ виноват перед товарищем Вершининым? А ЧТО плохого товарищу майору сделали евреи? Кстати, Вовка Блинов не сможет выстрелить в спину Розенблату где-то в Берлине или чуть подальше от столицы Германии. Надо будет как-нибудь при случае поинтересоваться у товарища майора – почему он пренебрежительно относится к евреям?

Я закинул за спину свой автомат, взял гранатомётные стволы, пустые рожки и отправился к тоннелю, из которого вышел товарищ Вещагин, а следом человек двадцать хорошо вооружённых бойцов в бушлатах и с приборами ночного видения.

– Все, кто участвовал в бою, уходите на отдых в настоящее,– приказал товарищ полковник.– Для товарищей красноармейцев – это будущее. Смена пришла.

Не останавливаясь, я пошёл в тоннель и ни разу в нём не споткнулся, потому что все трупы были убраны.

Сержант Володька лежал возле бронетранспортёра с окровавленным лицом. Вот как получилось – Володька задирал Арсланбека, а погибли в одном бою, защищая свою родину. Рядом с товарищем сержантом лежали два убитых бойца из будущего.

Я ещё раз убедился в том, что ни бронежилеты, ни каски не спасают жизни. Можно схлопотать пули и осколки как в лицо, так и в конечности. Кстати, у меня же легкое ранение в левую руку. Кровь– то течёт и, значит, нужно «перевязаться». Медицинская машина стояла метрах в двадцати от бронетранспортёра.

– Какой молодой, а уже раненый,– взволнованно проговорила медсестричка, выходя из «санитарки».

– Да, ранение пустяковое,– улыбнулся я и кивнул на погибших хлопцев,– вон те бойцы никогда не увидят своих любимых.

– Да. Ребятам не повезло,– нахмурилась медсестричка и на её глазах выступили слёзы.– А вы снимайте вот это всё,– показала на каску, оружие и бронежилет,– здесь же войны нет.

– И не будет,– твёрдо сказал я.– Разобьём врага на его… – я запнулся.– Извините. Разобьём врага по ту сторону тоннеля и сюда ни одна фашистская гадина не пройдёт.

Девушка в белом халатике пальчиками вытерла слезы и поторопила меня:

– Быстрее снимайте с себя лишний груз, и я вас перебинтую, а то вся кровь из вас вытечет и всё.

Я понял, что под словом «всё» подразумевалась смерть.

– Оль, у раненого что-то серьёзное?– спросил у медсестры мужчина в белом халате, который неожиданно подошёл с боку и схватил меня за руку.– Кость не перебита.

– Нет,– ответил я уверенно.

– Владимир Васильевич, я сразу определила, что это – лёгкое ранение,– смущаясь, похвасталась девушка.

– Молодец!– похвалил врач и легонько похлопал своей пухлой ладонью по хрупкому плечику медсестры.– Я думаю, что в данном случае ты без меня управишься.

Мужчина пошёл к бронетранспортёру, а я выполнил просьбу девушки в белом халате и все железяки, которые я нёс из своего настоящего, упали к её ногам.

– Вы – Оля, а я – Антон.

– Ну и чего дальше, Антон?

– Воевать до полного разгрома противника,– ответил я вполне серьёзно и хотел поступить так, как и говорил.

– Вот так всегда,– снова нахмурился медсестричка.– Ребята воюют, а девушки их перебинтовывают и хоронят. Антон, когда вы вволю навоюетесь? А?

– Я?!

– Ну… Я имею в виду ребят. Воюете. Дерётесь друг с другом до смерти. Спивае– тесь.

– Оля, я не спиваюсь. Я только воюю с врагами.

– Надо воевать не с врагами, а против них,– улыбнулась девушка.– Вопрос – что мужикам не хватает в жизни, если они друг друга убивают? Острых ощущений не хвата– ет? Или дури много? Я понимаю, что защищать родину нужно. А вот зачем нападать на своих соседей?

На эти вопросы у меня ответов не было.

За всё время моей службы первый раз снилась Олеся. Почему именно в ту ночь мне приснилась моя любимая девушка? Может, это случилось потому, что я познакомился с Олей? Но во сне я видел не Олю, а Олесю и будто мы, взявшись за руки, шли по лугу, на котором паслись коровы, лошади и козы. День был солнечным и, примерно, наступало обеденное время. И вдруг по нашему курсу показался немецкий танк. А одна корова, нагнув голову, побежала в атаку на бронемашину, но добежать не успела, потому что танк выстрелил в животное и попал в него.

Сердце билось так, будто хотело вырваться наружу. К чему такой плохой сон? Стоп. Я – комсомолец и не должен верить в сны и расшифровывать их. Но ЧЕМ я вижу сны? Глаза– то у меня закрыты?

После вкусного завтрака, нас красноармейцев, товарищ Дынский построил на плацу.

Товарищ Вещагин шёл в сопровождении трёх товарищей генералов, одним из которых был Кузьменко, двух подполковников и одного майора. Товарищи офицеры, которые нас видели впервые, внимательно и с любопытством нас рассматривали. У всех на фуражках вместо звёздочек красовались двуглавые орлы.

Я хоть не первый раз находился в будущем, но ещё не всё знал. Я не был уверен в том, что товарища Сталина ругали за дело. По радио и телевизору мужчин снова называли господами. Почему товарищи коммунисты не находятся у власти? У людей появилась частная собственность и у некоторых господ эта собственность была очень большой. Почему над штабом развевался трёхцветный флаг, а не красный с жёлтой звёздочкой? Все красноармейцы были в замешательстве от таких перемен и зачем такие перемены были нужны – мы не знали. Спрашивать в лоб у старших по званию мы не решались, потому что нам могли подкинуть дезоинформацию для того, чтобы нас особо не расстраивать. Мы же верили товарищу Сталину и советскому правительству, и вдруг так получилось, что власть в стране поменялись и Советский Союз развалился.

– Товарищи красноармейцы,– громко сказал товарищ генерал с двумя большими звёздочками на погонах,– о многом, чего вы тут увидели, я имею в виду какие-то предметы и оружие, в своём прошлом вы даже не подозревали о существовании таких изобретений.

– Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться. Красноармеец Кузьменко.

– Обратитесь, товарищ красноармеец,– улыбнулся товарищ генерал-лейтенант.

Если улыбнулся, то, значит, уже знал – КЕМ является мой тёзка товарищу генералу-лейтенанту Кузьменко.

– Товарищ генерал-лейтенант, вы сказали, что мы в своём прошлом даже не подозревали о существовании разных изобретений. Но, во-первых; мы не могли подозревать о существовании телевизоров и гранатомётов, потому что в наше время их небыло. А во-вторых; ваше прошлое, о котором вы упомянули – это наше настоящее. И чтобы не говорить о временах – «ваше», «наше», я прошу вас, товарищ генерал-лейтенант, называйте просто – «двадцатый век» и «двадцать первый век».

– Хм,– товарищ генерал-лейтенант задумался.

Я посмотрел на товарища генерала-лейтенанта Кузьменко и по его лицу понял, что товарищ офицер в замешательстве и не знал как отреагировать на слова своего отца. То ли покраснеть, потому что его предок рядовой и учил старшего по званию – КАК нужно правильно говорить. Или гордиться своим папой, потому что кроме него никто не додумался такое сказать.

– А вы, товарищ красноармеец, правы,– вышел из задумчивости товарищ генерал-лейтенант.– Ну что же, рядовой Кузьменко,– товарищ генерал-лейтенант повернул голову и посмотрел на сына моего тёзки,– отныне так и буду говорить, что вы из двадцатого века, а мы из двадцать первого, хотя тоже родились в двадцатом. Ой. О чём это я хотел сказать-то? Уже забыл. Но вы воевали геройски. Ваше поколение разгромило немецко-фашист– ских захватчиков и дошло до Эльбы, освободив не только нашу страну, но и многие европейские державы. За это вам низкий поклон от ваших потомков. Вот. Но и мы со своей стороны сделаем всё возможное, чтобы нанести по врагу с тыла сокрушительный удар. Сейчас наши современные танки ждут, когда тоннель в двадцатый век будет расширен, и они смогут выйти на оперативный простор, чтобы нанести врагу большой урон в живой силе и технике. Всю ночь в тоннеле работали учёные и на этот час вопрос – кто прокопал подземный ход?– остаётся открытым. Есть совершенно абсурдная версия, что это инопланетяне что-то искали под землёй. Во-первых; мы знаем, что никаких инопланетян нет. А во-вторых; когда что-то ищут, то копают вглубь, а не почти парал– лельно поверхности. И ещё учёные никак не могут понять – почему они, попадая в двад-цатый век не молодеют, а вы, попав в двадцать первый, не постарели. Электромагнитный фон в середине тоннеля чуть-чуть повышен и на здоровье людей и работу техники никак не сказывается. Середина подземного хода – это граница между тысяча девятьсот сорок первым годом и две тысячи одиннадцатым. Вопросы есть?

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант. Вопросы есть. Красноармеец Часовщиков.

– Ну и какой вопрос, красноармеец Часовщиков?

– Когда наши танки двадцать первого века войдут в двадцатый век?

– Это произойдёт завтра на рассвете. Сегодня ближе к ночи прибудет спецтехника и к утру тоннель будет расширен. И сразу за этой стройтехникой пойдут танки с десантом на броне. Министерство обороны в курсе таких необычных событий и выделило войска для рейда по тылам противника.

У товарища полковника в кармане заиграла какая-то мелодия. Офицер достал небольшую чёрную коробочку, откинул крышечку и тихо сказал, немного отойдя от товарищей генералов:

– Алло.

Я очень удивился – такая маленькая коробочка является переговорным устройст– вом. Что-то типа рации. Но почему-то без антенны. Да-а. Техника шагнула далеко вперёд.

– Товарищ генерал-лейтенант,– товарищ Вещагин с озабоченным лицом подбежал к моему собеседнику,– немцы атакуют наш передовой пост. Есть танки.

– Товарищи красноармейцы, в ружье!– крикнул товарищ Дынский, не дожидаясь приказа старших по званию.

Снова кто-то заботливо набил патронами автоматные обоймы. Товарищ Дынский выдавал каждому бойцу по четыре рожка, две «лимонки» и два противотанковых гранатомёта.

На « ЗИЛе – 131» нас повезли на полигон.

Я уже немного разбирался в марках автомобилей, которых никогда не видел по ту сторону тоннеля.

Возле подземного хода все военнослужащие от рядового до майора были, как мне показалось, в сильном нервном возбуждении.

– Немцы в тоннеле есть?– крикнул Черниченко, выпрыгнув из кузова.

Товарищ майор испуганно замотал головой:

– Тоннель пока в наших руках.

– А вы чего тут стоите?– спросил мой тёзка, но ответа ни от кого не получил. И тогда Кузьменко крикнул,– в атаку, товарищи.

Мы побежали по подземному ходу навстречу опасности, состоящей из трёх пунктов: легкое ранение, как у меня, тяжелое ранение и смерть.

Товарищ Дынский хотел меня оставить в казарме из-за ранения, но я отказался. ЧЕГО я буду делать без своих хлопцев? Подумаешь, рука простреляна. Рука – не живот, рана поболит, да перестанет. Хорошо, что мне выдали новую гимнастёрку. А то в рваном обмундировании перед врагами за страну неудобно.

Черниченко только выскочил на свет божий, как тут же попал под автоматную очередь и упал, схватившись за правую руку.

Блинов пригнулся и, получив две пули в лицо, упал замертво. Три пули попали в мой бронежилет, но ущерба моему здоровью не причинили. Интересно, а бронежилет выдержит удар крупнокалиберной пули? МП-40 нашу металлическую защиту не проби– вает.

Три фашистских танка из леса обстреливали наши позиции, но приблизиться боялись. Подбитая фашистская бронетехника служила вражеским пехотинцам укрытием. Солдаты лежали за гусеницами и под танками, постреливая по нам, но подняться и пойти в атаку, боялись.

– Я не понял – нас окружают что ли?– крикнул Кузьменко.

Бойцы из двадцать первого века отстреливались от фрицев, находясь в тех окопах, которые мы вчера выкопали.

С Запада на нас тоже наступали, вот о них-то и говорил мой тёзка.

Наступали нагло – во весь рост и строевым шагом. Десять танков ехали в ряд. Скоро вокруг входа в тоннель будет свалка металлолома. С Запада и Севера – подбитая и сгоревшая бронетехника не внушала страха, атакующим. Может, у немцев была такая тактика – с Севера нас обстрелять, а с Запада раздавить.

– Антон, давай рванём в наш окоп, и из него будем отбиваться,– я показал в сторону полуразрушенного окопчика, в котором погиб Петька Колокольников.

– Ребята, прикройте нас,– крикнул мой тёзка и мы поползли к намеченной цели.

Враги всё равно нас обстреливали и даже попали Кузьменко в ногу, а мне в каску. Вернее, пуля сначала попала в мою каску и отрекошетила в антошкину ногу.

– Ну что за свинство!– выкрикнул мой тёзка, но продолжал ползти.

У каждого нашего бойца был пакет для оказания первой медицинской помощи, и поэтому как только мы добрались до окопчика, то Антон сразу же перевязал рану, остановив кровотечение. Потом сказал мне:

– Прикрой. Я попробую подбить танк.

Я чуть высунулся из окопа и обстрелял немцев. Один фашист из-за подбитого танка бросил в нас гранату с длинной ручкой, но не докинул её. Осколки нас не повредили.

– Так и не высунешься,– выдохнул мой однополчанин и вдруг крикнул,– воздух!

На бреющем полёте к нам близко приближался немецкий самолёт.

Чтобы в него выстрелить из окопа, даже не надо было высовываться. Ну и я разрядил полупустой магазин по воздушной цели. Я стрелял, конечно, только для того, чтобы подбить самолёт, но я не предполагал, что мне удастся это сделать. Моторы работали, но самолёт резко вошёл в пике и врезался в движущий танк. подумать только – я несколькими пулями уничтожил и воздушную цель, и бронированную наземную. Если бы мне кто-нибудь о подобном случае рассказал, то я в эту историю никогда бы не поверил. Громыхнуло, так громыхнуло. Но вовремя я открыл рот и зажал уши, а вот Кузьменко только открыл рот, но не для того, чтобы не повредить барабанные перепонки, а от уви -денного.

Немцы тоже такого не ожидали и остановились, но только пехотинцы, разглядывая место падения самолёта, а танки продолжали движение.