Текст книги "Четвёртое измерение: повторение пройденного (СИ)"

Автор книги: Олег Таругин

Но, вслушавшись в доносящиеся из динамика слова, я убрал готовый отключить режим приема палец. Говорили по-немецки, на том самом, уже слышанном при допросе первого пленного, «швицердюче»[11]11
  диалект, швейцарская разновидность немецкого языка.


[Закрыть]:

– «Браво-три», почему на связь не выходишь? Снова помехи? Нашли его? Если нет – все-равно возвращайтесь. Мы уже сворачиваемся, объявлена пятнадцатиминутная готовность. Только что передали из центра – осталось пятьдесят семь минут. Подтвердите. Отбой.

Вот, значит, кто вы такие… были – группа «браво-три». Впрочем, это уже не актуально, а вот остальное, насчет оставшихся пятидесяти семи минут – очень даже. Еще бы знать, о чем речь! Но на всякий случай запомним. Ладно, теперь вроде точно все. Или все-таки сползать, глянуть, чем они там занимаются и что именно сворачивают? Поколебавшись пару секунд, я решил, что ну его нафиг и вообще – хорошего понемножку. Нарваться всегда можно успеть, а подставляться по-глупому – вряд ли оно того стоит. Придя к этому вполне разумному решению, я на всякий случай включил на таймере своих «касиков» обратный пятидесятисемиминутный отсчет с сигналом по истечении первых пятнадцати – вдруг пригодится – и тяжело потрусил обратно. Искренне надеясь, что на сей раз не нарвусь ни на какого заблудшего в несуществующих кустах немецкого егеря…

Догнать майора с Марком, даже несмотря на их куда более тяжелую, нежели у меня, ношу, я не сумел. То ли они шли быстро, то ли я долго копался. Успевший сдать пленного с рук на руки Володя даже встретил меня на подходе, избавил от веса трофейных пушек и молча махнул рукой в сторону гаража: начальство, мол, требует. Взглянув на наручные часы – оставалось еще почти восемь минут до первого упомянутого по рации контрольного срока, я нырнул в полутемное нутро автобокса.

Полковник (который Валера) немедленно обернулся ко мне:

– А чтобы вообще не рисковать – не пробовал? За пленного, конечно, спасибо, но я все-равно считаю подобные похождения ненужным риском. Тем более теперь, когда мы многое узнали, – он кивнул на нашего «первенца», ныне отсаженного в самый угол. На его месте теперь полулежал ухайдаканный майором «второй номер», все еще не вынырнувший из тяжкого обморочного дурмана. Приклад майорского АКСМа оказался излишне сильным и труднодозируемым наркозным средством.

Я жизнерадостно ухмыльнулся, мимоходом подивившись ходу Валериной логики: то есть, не узнай они «многого», мне следовало немедленно начать рисковать, так что ли?

– Ладно, дяденька, не ругайся. Мы на них, в общем-то, случайно нарвались, точнее – они на нас. Про Марка уже знаешь?

– Да, – сухо ответил тот, – майор поделился. Это только подтверждает нашу теорию. А этот орел, как я понимаю, из того же самого отряда, что вы в самом начале перестреляли?

Да, сюрприз, кажется, не удался. И поразить науку своей прозорливостью и прочей догадливостью тоже не вышло. А как насчет этого – я вкратце пересказал услышанное по рации и продемонстрировал убывающие цифры. Встрепенувшийся Турист подтянул поближе свою радиостанцию – и тут же отрицательно покачал головой: связи ни на одном из диапазонов по-прежнему не было. Переговоры противника – буде такие имели место быть – мы тоже не ловили.

Валера же, замерев, аки почуявшая добычу борзая, переглянулся с Сергеем – и неожиданно резко поднялся на ноги:

– Пошли. Ну, туда, откуда вы этот бой наблюдали. Посмотрим, что они там сворачивать будут. Если я все правильно понимаю, и ты ничего не перепутал, это на самом деле может быть важным. Сколько осталось?

– Пять с половиной минут, – теперь была моя очередь подбавить в голос сухости, – если поторопимся, как раз успеем! – кивнув остающимся в гараже ребятам на пленных, я первым выскочил наружу. Четыре минуты спустя мы уже устроились неподалеку от удивленного такому количеству начальства Смерча. И вновь реквизировав у него бинокль – вдобавок к трем имеющимся – приготовились проверять, не перепутал ли я чего.

Видимость отсюда была, как я уже говорил, не очень, но и особых изменений пока не произошло. Разве что больше не стреляли и не кидались гранатами, да вместо боевой вертолетной пары появился приземлившийся в стороне тяжелый транспортный борт, внутрь которого спешно грузились наши былые противники. Оба боевых геликоптера кругами барражировали над ним, готовясь, в случае чего, прикрыть невооруженный «сундук» от ракетного удара с земли. Больше ничего не изменилось: все так же чадил под стеной сожженный Иракцем бронетранспортер да догорали обломки сбитых майорской группой вертолетов.

Заметив боковым зрением Валерин взгляд, я вытянул руку, показывая ему циферблат: осталось меньше минуты. Ну, плюс-минус, конечно – точности кремлевских курантов и гринвичской обсерватории я ему и не обещал.

Однако все произошло именно в тот момент, когда короткий зуммер уведомил об истечении первых пятнадцати из заданных пятидесяти семи минут. Транспортник тяжело оторвался от земли и, неспешно набирая высоту, потянул к выходу из ущелья. Вертолеты прикрытия опустили вниз хищные морды и, заняв позиции по сторонам, устремились следом. А в обратном направлении, рассекая винтами прозрачный воздух приэльбрусья, уже шла точно такая же тройка. Не догадаться, что случится дальше, было трудно: зависший над самой землей транспортный борт исторг наружу очередной отряд и улетел, а с флангов заняли позиции штурмовые вертушки. Что будет дальше, мы тоже, увы, знали – короткий бой с нашими двойниками и, если судить по последним событиям, печальным для них исходом. По-крайней мере, я отчего-то нисколько не сомневался, что в спину наступавшему противнику сейчас никто не ударит. И вертолеты успеют дать свой роковой залп. А потом где-нибудь неподалеку найдут тело единственного вырвавшегося из кровавой мясорубки. И, когда его будут волочить к вертолету, из ножен, скорее всего, выпадет НРС с отметиной от снайперской пули на рукояти…

Так и вышло, и всё пошло по накатанному сценарию – залп из штурмовых винтовок, ответные очереди АКСМ, разрывы ручных гранат, рванувшаяся, но не нашедшая цели, эрпэгэшная граната из зарослей – и финальный удар НАРами[12]12
  НАР – неуправляемая авиационная ракета. То же самое, что НУРС или НУР.


[Закрыть]. Всё. Затемнение, роли, «в фильме были использованы следующие музыкальные композиции»…

– Я бы, пожалуй, и отсюда достал… – примерно на середине «серии» майор скрипнул зубами и кивнул на лежащий под рукой РПГ. – Помог бы ребяткам.

– Не вздумай, – на всякий случай прошипел я в ответ, прекрасно зная, что он, конечно же, не вздумает. Влезть сейчас в еще один совершенно ненужный бой, заодно раскрыв и наше нынешнее укрытие, было бы полнейшим идиотизмом.

– Знаю, – с искренним сожалением буркнул он, вновь поднося к глазам бинокль. – О, вон и фрицы пожаловали, пунктуальные, бля.

– Угу, – к своему стыду, на очередное появление егерей я внимания и вовсе не обратил. Может, старею? Ну, например, мое личное время здесь идет быстрее, чем у других, и сейчас я уже глубокий немощный старик, убеленный сединами и отмеченный хорошо выдержанным старческим маразмом? Жаль, зеркальца нет, может в лезвие своего ножа посмотреться?

– Пошли! – практичный, как рекламный стиральный порошок, за который не нужно платить больше, голос полковника оторвал меня от этих, воистину маразматических, размышлений. – Все ясно, возвращаемся пока. Сколько у нас всего времени осталось? Минут за семь предупредишь, хорошо?

– Сорок две тридцать семь, – послушно озвучил я показания таймера. – Предупредю, конечно. Нет, ты смотри, нам оказывается все ясно?! Я что, что-то пропустил? Хотя, конечно, сидеть – то есть, лежать – тут и дальше действительно незачем. Минут через двадцать все повторится. И обалдевший Смерч в очередной раз просмотрит грустный документальный фильм под названием «спецназ ГРУ погибает, но врагу не сдается»…

Никаких изменений внутри гаража в наше отсутствие не произошло. Весь интерьер – ржавый ЗИЛ, новенький микроавтобус, некомплектная «Волга» и оба пленных – был на месте, а наконец-то перезнакомившиеся ребята о чем-то негромко переговаривались между собой. Эксцессов, судя по неизменившемуся внешнему виду трофейных вояк (второй уже тоже пришел в себя), не произошло. Конвенции о правах военнопленных и методах гуманного обращения с ними ни по одному пункту нарушены не были.

Пока полковники усаживались перед пленным, меня подозвал Турист:

– Слышь, командир, пока вас не было, я тут с этими пушками разобрался. Глянь, как их перезаряжают, – он нажал незаметное углубление на задней части ствольной коробки и продемонстрировал нам с подошедшим майором выскочившую из отверстия в затыльнике приклада знакомую цилиндрическую трубку-контейнер:

– На дебилов рассчитано – отстрелял боекомплект, пустой контейнер выбросил, новый вставил – и пали дальше. Вставляется как пенал с инструментом в приклад нашего «калаша», только тут палец не зажмет – под конец он сам туда дотягивается. Вот так, закругленным концом вперед. И затвор передергивать не надо, все на автоматике. Предохранитель, кстати, тоже автоматический, отключается, как только рукоятку обхватываешь и палец на спуск кладешь. Мечта идиота. Вот только с прицелом не до конца разобрался, он электронный, с ночным режимом и кучей всяких диапазонов, хрен поймешь, короче. Сейчас еще поиграюсь. Или у этого вон спрошу.

– Позже поиграешься, – к Жориному неудовольствию, я отрицательно покачал головой. – Нам сейчас полковники что-то объяснять будут – хочу, чтобы ты тоже послушал.

– Ладно, – Турист удивленно пожал плечами. – Можно подумать, я сразу два дела делать не смогу.

Подмигнув подчиненному, я повернулся к полковникам:

– Валера, Сергей, так что там вам ясно стало?

– Айн момент, – автоматически брякнул полковник, до того о чем-то негромко беседовавший с пленным на немецком. Судя по бойким ответам, запираться и играть в стойкого оловянного солдатика тот отнюдь не собирался. Обязательное вступление насчет Женевских и прочих конвенций я, видимо, пропустил, разговаривая с Туристом. Мельком взглянув на первого «языка», я усмехнулся – судя по отвисшей челюсти и совершенно безумным глазам, бедняга находился на грани сумасшествия, наблюдая, как полковник разговаривает на его родном языке с пустым местом. Вот, кстати, и ответ на незаданный вопрос: друг друга они явно не видят и не слышат. Непостижимы пути твои, Четвертое Измерение…

– Вот теперь можем и поговорить, – Валера задумчиво смотрел куда-то в видимую лишь ему одному многомерную даль, выглядящую для меня просто как бетонная гаражная стена. Сидящего рядом Сергея больше интересовал пол, впрочем, наверняка тоже многократно «скопированный» в этой реальности.

– Есть новости плохие и хорошие. С каких начинать?

– Да, в общем-то, все равно, – рассудительно изрек я, припомнив наш первый разговор в самолете. – Учитывая, что оказаться дома прямо сейчас нам явно не светит, имею насчет твоих хороших новостей большущие сомнения. И оптимистично предполагаю, что мы при любом раскладе в огромной многомерной заднице, так что начинай уж с чего хочешь…

Полковник смерил меня самым, пожалуй, мрачным за все время нашего знакомства взглядом и со вздохом ответил:

– Нда…А я-то уж наивно надеялся, что твои идиотские шуточки остались в невозвратимом прошлом.

– Угу, – шутить мне и на самом деле вдруг расхотелось. – Вот именно, что в прошлом. Только здесь, боюсь, что прошлое, что будущее, что настоящее – одна хрень. Разве нет?

– Вполне нормальная реакция, – криво усмехнувшись, пояснил Сергей, по-прежнему не поднимая взгляда. – Это у них семейное (уяснивший, о чем речь, майор фыркнул). На самом деле он и так почти обо всем догадался, просто еще этого не осознал. Точнее, не знает, как именно интерпретировать это знание. Расскажи ему.

Полковник совершенно серьезно кивнул в ответ (сговорились братья; вот чувствую – точно сговорились не воспринимать меня всерьез!) и заговорил:

– Самое смешное, что мы почти ни в чем не ошиблись. Пленные знают, конечно, немного, но и этого хватило, чтобы хоть примерно разобраться, что здесь произошло… и продолжает происходить, – Валера словно специально тянул время. – Собственно говоря, хорошие новости только в том, что мы теперь знаем, где находимся, и примерно понимаем, что происходит. Ну и в том, что все живы, конечно. Все остальные – плохие.

– Вот удивил – так удивил, – я вполне искренне фыркнул в ответ, – я ж об этом и говорю! Ладно, выкладывай уж, не тяни. Мы в четвертом измерении? И не знаем, как отсюда свалить? Типа, «день сурка», бесконечное повторение одного и того же? Высадка, бой, снова высадка – и мы в качестве сторонних наблюдателей?

– По всем пунктам – ответ «да», только по последнему – с небольшим замечанием. Скорее всего, ты прямо сейчас можешь изменить любую из этих реальностей и даже пополнить свой отряд новыми бойцами. Откуда появятся эти, – полковник кивнул через плечо, – знаешь, можешь хоть прямо в вертолете их сжечь. Хочешь попытаться?

Представив себе предложенную перспективу, я мрачно покачал головой. Валерий прав – зная, что и как произойдет, и постоянно упреждая противника, мы можем собрать здесь хоть роту двойников, но вот дальше-то что? Идиотизм получается…

– Ладно, принято. Доводы защиты признаны весомыми. Излагай дальше, буду тих, аки мышь.

Валера переглянулся с Сергеем, однако спорить на удивление не стал:

– Все, что я рассказывал насчет повторяющихся «копий» нашей реальности, верно. И насчет того, что мы можем принимать участие во всех происходящих в них событиях – тоже. Время здесь действительно многомерно, и их, этих вариаций-реальностей, может быть сколько угодно много. Причем, каждая из них развивается не только вперед, в будущее, но и назад, в прошлое. Но вот дальше… Знаешь, что меня смущало?

Впрочем, моей реакции, и уж тем более ответа, полковник ждать не собирался:

– Два момента. Первое – откуда эти ребята знают про наши отряды и для чего с таким остервенением их уничтожают? И второе – почему мы видим, по-сути, вариации только двух временных реальностей – той, где нас поджидает их засада, и той, где мы случайно сталкиваемся с немецкими егерями? Тебе это не показалось странным? Между сорок вторым и две тысячи пятым годами здесь много чего произошло. Нет, места тут конечно не слишком оживленные, но… Ту же обсерваторию, например, построили – а мы ведь не видим ни строителей, ни персонала? Понимаешь?

Я осторожно кивнул, пытаясь осмыслить услышанное. Это что же получается? Если верно все, год назад рассказанное мне в подземелье старого немецкого бункера, любой мир имеет параллельного близнеца в пространстве, но, выходит, он же имеет еще и бессчетное множество вариаций во времени, так что ли?! Точнее, каждый из параллельных миров-близнецов имеет кучу временных вариаций? Посланник этого не знал или… НЕ СЧЕЛ НУЖНЫМ МНЕ ОБ ЭТОМ РАССКАЗЫВАТЬ? И теперь Валера не понимает, отчего мы видим только две из всех этих вариаций, так получается? Как там он раньше говорил: «в четвертом измерении и прошлое, и будущее – это не только то, что было или будет, но и то, что могло или может произойти»? С ума, блин, сойти! Ладно, слушаем дальше…

– И вот тут нам с коллегой здорово помог захваченный пленный. Знаешь, в чем дело?

Ну, конечно же, знаю, а как иначе-то?! И знание оно наколото древнешумерскими иероглифами и нестерильной иглой на левой груди, в аккурат между гордым профилем товарища Сталина и Леночкиным портретом в фас!

Нет, все-таки он издевается:

– Не, тащ полковник, не знаю…

– В том, что хоть этих вариаций и может быть бесконечное множество, лишь в одной из них в наших параллельных мирах не только были одновременно запущены оба ускорителя, но и наши отряды одновременно прошли сквозь ядро черной дыры и оказались здесь! И это еще не все. Теперь оказывается, что на эту же – НАШУ С ВАМИ – временную вариацию – и опять же одновременно – наложилась еще и вариация того мира, где ускоритель в ЦЕРНе был введен в действие не в 2007, как планируется у нас, а в 2005 году! Во многом это, конечно, тоже лишь предположения, но мне кажется, наиболее близкие к истине, – Валера замолчал, переводя дыхание и глядя на меня совершенно безумными глазами свершившего долгожданное открытие ученого. В принципе, так оно и было – уж если я даже не нашел, что сморозить в ответ! «Въехал в тему», называется.

– Но при чем здесь твои «два момента»? Откуда эти ребята – кстати, так кто они такие? – знают про наши отряды, и каким боком тут фрицы? Егеря уж точно для антуражу получаются, как я понимаю…

– Кто такие? А сам что думаешь? – полковник, непонятно почему, начал именно с этого, пожалуй, не самого актуального, вопроса.

Я взглянул на часы – осталось еще двадцать семь минут – и пожал плечами:

– Ну, коль уж ты ЦЕРН незлым тихим словом помянул, швейцарцы, надо полагать. Да и пленный, помнится, что-то про родной немецкий с французским говорил. Так?

– Угадал, – ухмыльнулся Валерий. – Ребятки – твои коллеги, военнослужащие сил особого назначения швейцарской армии.

– Везет мне на коллег, – честно говоря, я ожидал чего-нибудь куда более сенсационного. Например, сообщения о том, что у них там сейчас какой-нибудь Четвертый Рейх вместо Евросоюза. – Ладно, не темни уж, колись, в чем главный-то прикол? Кстати, как ты так легко их разговорил? Все ж таки спецназ, хоть и в Европе деланный. Женевские конвенции, опять же, все дела…

– А я им просто правду сказал, – слегка смутился полковник. – Ну, объяснил, что мы – как раз те, кого они должны были уничтожить. И, если они не ответят на мои вопросы, я отдам их ребятам, – Валера засмущался еще больше. – Ну и описал, что вы с ними сделаете…

Не сдержавшись, я довольно громко хмыкнул: интересно, откуда это он знает, что бы мы с ними на самом деле могли сделать? Может он в свободное от запугивания военнопленных время книжки «про спецназ» почитывает? Видел такие на лотках, читать, правда, не приходилось. Столкнувшись взглядом с Сергеем и неожиданно вспомнив, кем был в моем мире его двойник, я внутренне оборвал себя – хватит!

Валера же смерил меня исполненным праведного гнева взглядом, однако ж промолчал. Точнее – продолжил:

– Давай не отвлекаться, хорошо? А в чем, как ты говоришь, «прикол»? Ну, например, в том, что у них там сейчас объединенная Европа со столицей в славном городе Берне. И Швейцарии в этой самой ОЕ принадлежит, как я понял, самая, что ни на есть, главенствующая роль в принятии любых решений – от политических и экономических до военных. Только это еще пока так, цветочки-эдельвейсы. А ягодки знаешь где? Все кавказские республики, приморские области краснодарского края и Крым входят в состав нынешней швейцарской конфедерации на правах не то колоний, не то отдаленных федеральных кантонов. Ни на какие мысли не наводит? Нет? Ну, а то, что эти их силы спецназначения созданы с единственной целью – охранять центр ядерных исследований, а точнее – сам ускоритель, который…

– Подождите, товарищ полковник, – неожиданно перебил майор. – Так у них тут что – история как-то по-другому шла?

– А ты не перебивай старших по званию – и узнаешь, – беззлобно погрозил пальцем Валера. Сидящий же за его спиной Сергей просто показал подчиненному кулак. У, как все запущено, прямо дедовщина какая-то! Нет, все ж таки у нас с полковником отношения более прогрессивные и всесторонне устаканенные. Незамутненный плюрализьм в чистом виде!

– Времени у нас, конечно, мало было, да и в истории они не особо сильны, но кое-что мы все-таки выяснили. Насколько я понял, что-то изменилось во время Второй Мировой войны. Вот только сдается мне, что эти ребята просто не знают, что на самом деле произошло, и уж вовсе понятия не имеют, что охраняют! Это я местный аналог ЦЕРНа имею в виду.

– Валера, притормози, – мне очень не понравилась одна из сказанных полковником фраз. – Что ты имел в виду, когда упомянул кавказские республики? Хочешь сказать, что ход войны изменился именно во время обороны Кавказа? Егеря, да?

– Молодец! – полковник одобрительно кивнул. – Все это – не более чем наше с Сергеем предположение, но похоже на то. Конечно, не в самих егерях дело, это только частный случай, но… Ты уже понял?

– Местами, – я судорожно извлекал из архивов собственной памяти все то немногое, что было мне известно о битве за Кавказ в 1942–1943 годах. – Они как-то переиначили историю, открыв Гитлеру дорогу к закавказской нефти, ты об этом?

– Знание истории, похоже, не входит в число множества твоих несомненных достоинств! – язвительно подытожил Валера, настороженно вслушиваясь в грохот нового боя. Я же на сей раз и ухом не повел – привык. Воюют – и пусть себе воюют. Уверен, что, погибая, я заплатил за свою молодую жизнь отнюдь не одной жизнью этих, блин, «объединенно-европейцев со столицей в Берне». Полковник же, даже не догадываясь о моих внутренних переживаниях, продолжал поучать:

– Не все так просто. Отрезав нас от бакинских и грозненских нефтепромыслов и развивая наступление дальше, Гитлер обрубал еще и один из двух основных каналов ленд-лиза. Через Иран и Баку мы, между прочим, получали английские и американские самолеты. И более того, контролируя Иран, он мог теперь добраться и до ближневосточной нефти, оставив без топлива наших союзников. А если при этом еще и переиграть ход Сталинградской битвы, не допустив уничтожения группировки Паулюса и перерезав каналы транспортировки за Волгу той же нефти, кубанского хлеба и среднеазиатских продуктов, то стратегически Советский Союз оказывался в крайне невыгодном положении. Мы теряли не только нефть, но и продовольствие, черноморские порты и базы флота, частично – союзническую помощь, уже отлаженные к тому времени пути фронтового снабжения и эвакуации, понимаешь?

– Все было так серьезно? – ничего более умного мне в голову не пришло. Подробные семинары по истории ВОВ, увы, остались для меня в далеком «аквариумном» прошлом.

– Представь себе. Конечно, речь не о том, что мы проиграли бы войну – была ведь еще и сибирская нефть, северный газ, колоссальные промышленные мощности за Уралом, но… Мы вполне могли завершить ее не на тех условиях, на каких завершили в нашем мире. Особенно, если при таком развитии событий Турция и Япония все-таки решились бы вступить в войну. Я не большой стратег, но мне кажется, мы столкнулись с тем, что кто-то пустил историю именно по этому руслу. Кому-то здорово был нужен Кавказ… догадаешься с двух раз, кто это сделал, и каким боком здесь горные егеря?

– Но как?! – не задать этот вопрос я не мог, однако майор меня опередил.

– Не знаю, – полковник, похоже, избавился от всего накопленного знания и больше ничего сказать уже не мог. – Могу предположить, что они научились каким-то образом изменять реальность. А вот как именно? И, собственно, с какой целью? Либо они знают о четвертом измерении гораздо больше нас, либо швейцарский ускоритель – нечто не совсем то, что мы себе представляем. Россия, конечно, почти на четверть участвует в его строительстве, хоть и имеет только статус наблюдателя, но гарантирует ли это полную прозрачность проекта? У нас ведь тоже есть – ну, то есть, теперь уже был – свой коллайдер, но мы не слишком-то это афишировали. Самое смешное, что мы так и не поняли, чем являлся уничтоженный тобой Маятник, а теперь и сами столкнулись с чем-то подобным. С чем-то, способным, если и не менять сам по себе пространственно-временной континуум, то уж точно создавать его новые временные вариации и в прошлом, и в будущем.

– Разрешите вопрос? – пугающе-уставным голосом спросил внимательно вслушивающийся в разговор Турист.

И, дождавшись настороженного Валериного кивка, продолжил:

– Я вот чего не понимаю. Если вы говорите только о двух временных реальностях, между которыми как будто ничего нет, то почему мы видим здание обсерватории? Ведь в прошлом, в сорок втором году, его не существует, да и в будущем, в собственной реальности этих швейцарцев, скорее всего, тоже. Если вся история изменилась, вряд ли здесь была построена обсерватория? Тем более, в случае, когда весь Кавказ каким-то образом попал в швейцарское подчинение?

– По существу вопросики, – полковник выглядел удрученным – что, впрочем, не помешало ему по привычке съязвить в наш с майором адрес:

– Вот, учитесь у подчиненного внимательно слушать и задавать правильные вопросы! Только ответов у меня, боюсь, нет. Несостыковка какая-то получается, согласен. Понимаете, я все-таки не считаю, что все происходящее – следствие работы одного только швейцарского ускорителя. Ну, то есть, я не уверен, что именно он и является тем самым «фактором икс», о котором мы раньше говорили. Боюсь, все намного сложнее, и в самой структуре четвертого измерения уже произошли огромные изменения. Которыми кое-кто и ухитрился воспользоваться. Что-то произошло именно на стыке временных реальностей наших параллельных миров – и той реальности, о которой я уже говорил. Кстати, кто такой Гитлер эти орлы не помнят, но что Вторую Мировую войну Германия проиграла, знают. Ну, силами американцев и англичан, конечно. Так что, похоже, Адольфа просто использовали для захвата Кавказа, но в итоге все окончилось точно так же, как и у нас. Сколько? – заметив очередной брошенный на часы взгляд, обратился он ко мне.

– Семнадцать, – коротко отрапортовал я. – Ты чего-то конкретного ждешь?

– Возможно… – уклончиво ответил полковник. И, поняв, что ответ никого из слушателей (даже Сергея) не удовлетворил, пояснил:

– Мне кажется, по истечении этого срока что-то должно произойти. Ты ведь понимаешь, что ни эти швейцарцы, ни десяток егерей сами по себе не могут сколь либо значимо изменить историю. Скорее всего, они случайно столкнулись с нашим отрядом, усмотрев в нем прямую угрозу как своим далекоидущим планам в целом, так и подшефным «эдельвейсам» в частности. А основных сил – ну, или той реальности, которую они ищут и которая им собственно и нужна, – мы пока не видели.

– И ты решил, что через четверть часа здесь появится весь 49-й горнострелковый корпус в составе всех своих семи дивизий? – я все-таки вспомнил, кто именно штурмовал перевалы в далеком сорок втором. – При поддержке спецназа имперских альпийских стрелков? Невидимые друг для друга союзники из разных времен – это супер! И главное – никаких потерь от дружественного огня.

– Двух, – поморщившись, поправил меня исторически более подкованный полковник. – На Кавказе воевали только первая и четвертая горные дивизии. Ты как всегда утрируешь, но нечто подобное я и имел в виду. Хотя спецназ здесь вряд ли уже появится.

– Надеюсь, вы ошибаетесь, – вынес неожиданный вердикт Турист. – Что-то мне такая перспектива не сильно нравится.

– Я тоже надеюсь, но… – теперь Валера обращался исключительно ко мне и майору. – Пусть ваши люди на всякий случай будут готовы уходить прямо сейчас. Я имею в виду – совсем уходить. Хорошо?

Я пожал плечами – хорошо-то, конечно, хорошо, знать бы только куда уходить? Но вообще мысль умная. Кстати:

– А пленные? С ними что? Они тебе еще нужны?

Валера бросил на швейцарцев косой взгляд:

– Тоже вопрос… Тащить их с собой, пожалуй, накладно, но с другой стороны они могут и пригодиться. В смысле, там, у себя, – вопроса о дальнейших планах наших военно-научных изысканий уже можно было не задавать: мы, кажется, собирались посетить благословенную Швейцарию, страну заснеженных гор, стабильных банков, альпийских лугов, молочного шоколада и фиолетовых коров с рекламной надписью на лоснящихся боках. Вот здорово, практически всю жизнь мечтал! Дранх нах Свитзерлэнд, понимаешь ли, помоем запыленные берцы в хрустальных водах альпийских озер! Или теперь правильнее говорить «Свитзеррейх»?

– Двенадцать минут, – неживым голосом автоответчика точного времени сообщил я. – Пора, пожалуй. Пока со всеми манатками добредем. Еще пацанов с охранения надо снять. Командуйте, тащ полковник, сейчас вам решать.

– Ну… пошли, – Валера резво поднялся на ноги, ухитрившись даже не позабыть автомат.

Спустя минуту приютивший нас гараж опустел, а мы, навьюченные кучей носимого боевого имущества (плюс трофейные безгильзовки и двое охраняемых женевской конвенцией военнопленных), отправились знакомой дорогой.

Если я о чем и жалел в тот момент, так только о том, что мало что понял из полковничьих откровений. Майор, думаю, считал так же. Остальные, боюсь, поняли еще меньше – за исключением разве что Жоры-Туриста, все больше мрачнеющего с каждым пройденным метром.

Отправив Иракца снимать остальные посты – точнее, организовывать теперь уже тыловое охранение – мы разместились в знакомых зарослях. До «часа икс» оставалось четыре с копейками минуты.

Привычно наведя бинокль на одержавших очередную предопределенную заранее победу спецназовцев, ныне спешно грузящихся в транспортный борт, я вдруг подумал, что одна всем известная мудрость все-таки истинна. История, действительно, повторяется. Сначала, как трагедия, затем – как фарс.

Год назад, с боем прорываясь из Винницы на остров Змеиный, я чувствовал себя персонажем великолепно выписанной трагедии. А вот сейчас… Да, здесь тоже была кровь, боль и режущий ноздри запах сгоревшего пороха, но я по-прежнему ощущал себя лишь случайным героем комедии абсурда. Страшной комедии, где кровожадный Арлекин в летнем камуфляже и бронежилете от бедра поливает зрительный зал свинцом, а грустный Пьеро, с усталой и всепрощающей улыбкой швыряет в партер осколочные гранаты…

И причина этой нелепой комедии-фарса – как и тогда – снова крылась в извечном человеческом желании вторгнуться в область недозволенного и постичь извечно непостижимое.

А потом вертолет улетел и обнулившийся таймер уведомил нас о том, что время вышло. И в следующий миг мне вдруг вспомнились вычитанные где-то на бескрайних просторах интернета стихи:

 
…Вдруг падает звезда – бывает и такое,
И вспыхнут в тишине два кадра, как в кино.
Безумная трава и небо голубое.
Все было точно так, да слишком уж давно.
Все было, как сейчас. И утренние звуки,
И душный ветерок в преддверии жары.
Два кадра, как в кино про встречи и разлуки,
Две точки в небесах – воздушные шары…[13]13
  стихотворение поэтессы Марии Филоненко.


[Закрыть]
 

А что, похоже. И безумная, невидимая никому, кроме нас, трава, и голубое, по-прежнему утреннее, небо. И встречи-разлуки еще как имели место быть. Вот только повторяющихся кадров было отнюдь не два. И даже не три. Все последнее время неведомый оператор только и делал, что без устали отматывал назад и запускал по-новой свой кровавый фильм.

Да еще вместо воздушных шаров в небесах теперь зудела винтами парочка знакомых по черно-белой кинохронике разведывательных «рам». А по широкой спине ущелья, рыча моторами, неторопливо ползла растянувшаяся на несколько километров зловещая серо-зеленая гусеница армейской колонны. Бронетранспортеры, похожие на угловатых жуков бронемашины управления и радиосвязи, крытые грузовики, тащившие за собой короткоствольные горные пушки на облегченных ажурных колесах, навьюченные по-походному солдаты с легкоузнаваемой эмблемой на правом рукаве…