Текст книги "Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е годы"

Автор книги: Олег Хлевнюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Конечно, нельзя исключить, что публикации из сталинского фонда отражают личные не безупречные вкусы публикаторов, оставляющих за бортом менее яркие, но более существенные с научной точки зрения документы. Конечно, историкам необходим доступ к фонду Сталина и другим материалам Политбюро. Однако бездействовать, ожидая «высочайшего соизволения» на открытие этой части документов партии, бессмысленно[29]29
  Я имел возможность убедиться в этом на личном опыте при подготовке книги о конфликте между Сталиным и Орджоникидзе (Хлевнюк О.В. Сталин и Орджоникидзе). Книга основывалась на материалах архивов, открытых для историков, – РЦХИДНИ, Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ). Недоступность фондов Президентского архива (и прежде всего фонда Орджоникидзе) порождала опасения по поводу точности и полноты исследования. Однако через три года после того, как книга вышла в свет, оказалось, что эти опасения были в целом беспочвенными. Поступившие в РЦХИДНИ из Президентского архива материалы Политбюро и многочисленные личные фонды не содержали принципиально новой информации, а лишь частично дополняли картину, полученную в результате исследования иных архивов. Фонд Орджоникидзе, на который априори возлагались большие надежды, состоял из… четырёх (!) дел, содержащих документы второстепенного значения.


[Закрыть]. В конце концов каждое исследование способно «переварить» лишь часть потенциально возможных источников. Каждый историк знает, что в ходе работы наступает момент, когда новые факты и документы уже не меняют сложившейся картины, а лишь повторяют друг друга.

Данная работа также не претендует на то, чтобы охватить все возможные источники и ответить на все вопросы, касающиеся Политбюро и механизмов политической власти в 30-е годы. Каждая из тем, затронутых в книге, может быть предметом специального исследования. Ряд вопросов, прежде всего внешнеполитические аспекты деятельности Политбюро, вообще не рассматривались. Книга даёт лишь общее представление о поставленной проблеме, может рассматриваться как первоначальная попытка исследования истории Политбюро в 30-е годы не только на основе опубликованных, но и архивных документов.

Глава 1
Политбюро в 1930-м году. Завершение сталинизации

В исторической литературе утвердился вывод, что после победы над группой Н.И. Бухарина, А.И. Рыкова и М.П. Томского в апреле 1929 г. Сталин окончательно расправился со всеми сколько-нибудь значительными оппозициями и создал решающие предпосылки для упрочения режима личной власти. Это справедливое и документально обоснованное заключение, однако, не означает, что решающие события 1929 г. окончательно предопределили победу Сталина над «правыми» – и над лидерами «правого уклона», сохранявшими определённое влияние в руководстве страны, и тем более над «правой» идеологией, которую под влиянием реальностей жизни сознательно или стихийно разделяли многие коммунисты.

О том, что борьба не закончена, свидетельствовали политические события 1930 г.: новые атаки на «правых», фабрикация дел о террористических антисталинских организациях, расправа с С.И. Сырцовым и В.В. Ломинадзе, перестановки в высших эшелонах партийно-государственной власти, высшей точкой которых было смещение А.И. Рыкова с поста председателя СНК и СТО СССР и выведение его – последним среди руководителей «правого уклона» – из Политбюро.

1. Политические последствия «великого перелома»

«Великим переломом» Сталин назвал ультралевую политику форсированной индустриализации и насильственного объединения в колхозы миллионов крестьянских хозяйств. Проведение этого курса фактически ввергло страну в состояние гражданской войны. Особенно острое положение складывалось в деревне. На насильственные хлебозаготовки, сопровождавшиеся массовыми арестами крестьян и разорением их хозяйств, деревня ответила восстаниями против властей. По данным В.П. Данилова и Н.А. Ивницкого, уже в 1929 г. в стране было зарегистрировано более 1300 мятежей[30]30
  Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927–1932 гг. Под ред. Данилова В.П. и Ивницкого Н.А. М., 1989. С. 23.


[Закрыть]. Не желая отдавать своё имущество в колхозы, а также опасаясь репрессий, которые обрушились на более зажиточную часть деревни, крестьяне резали скот и сокращали посевы. Сталинское правительство решило подавить сопротивление деревни силой. Был провозглашён курс на сплошную коллективизацию и ликвидацию зажиточных крестьян (кулаков). Опираясь на помощь специальных рабочих отрядов, посланных из городов, широко используя силу ОГПУ и армии, местные власти сгоняли крестьян в колхозы, отнимали у них имущество. Коллективизация сопровождалась массовым закрытием церквей, глумлением над религиозными чувствами крестьян, что ещё больше накаляло обстановку в деревне.

На насилие крестьяне ответили новыми восстаниями, убийствами местных руководителей. В январе 1930 г. было зарегистрировано 346 массовых выступлений, в которых приняли участие 125 тыс. крестьян, в феврале – 736 выступлений (220 тыс. человек), за первые две недели марта – 595 выступлений (примерно 230 тыс. человек) (без Украины). На Украине в это время волнениями было охвачено 500 населённых пунктов. По подсчётам Н.А. Ивницкого, в марте 1930 г. в целом в Белоруссии, Центрально-Черноземной области, на Нижней и Средней Волге, Северном Кавказе, в Сибири, на Урале, в Ленинградской, Московской, Западной, Иваново-Вознесенской областях, в Крыму и Средней Азии было зарегистрировано 1642 массовых крестьянских выступления, в которых приняли участие не менее 750–800 тыс. человек. На Украине, данные по которой не включены в эти подсчёты, волнения охватили в марте более тысячи населённых пунктов[31]31
  Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). М., 1994. С. 143–144.


[Закрыть].

История «крестьянской войны» 1929–1930 гг., как и другие эпизоды массового сопротивления сталинскому режиму, практически не изучена. Однако отдельные отрывочные данные показывают, что крестьянские волнения в этот период приобрели как значительный размах, так и некоторую организованность. В качестве примера можно сослаться на исследование украинского историка В.Ю. Васильева. Используя материалы некоторых местных архивов, он показал, что в западных пограничных районах Украины, где волнениями были охвачены большинство сёл, крестьяне нередко формировали собственные отряды, избирали новые органы власти, выдвигали энергичных лидеров[32]32
  Васильев В. Крестьянские восстания на Украине. 1929–1930 годы // Свободная мысль. 1992. № 9. С. 70–78.


[Закрыть].

Напор крестьянского сопротивления внёс некоторые коррективы в первоначальные планы правительства. 2 марта газеты опубликовали известное письмо Сталина «Головокружение от успехов», в котором он обвинил местных руководителей в «перегибах» при проведении коллективизации. Однако волнения не прекратились. В конце марта Сталину докладывали о массовых выступлениях крестьян в центре страны, о боях на Северном Кавказе, руководство Казахстана просило разрешения применения против крестьян регулярных частей Красной Армии. В начале апреля правительство отступило более основательно. На места была послана директива о смягчении курса, в которой признавалось, что над режимом нависла угроза «широкой волны повстанческих крестьянских выступлений» и уничтожения «половины низовых работников»[33]33
  Документы свидетельствуют. С. 36–37.


[Закрыть]. Удержать ситуацию под контролем правительству удалось только при помощи террора. Сотни тысяч крестьян были отправлены в лагеря и трудовые поселения в Сибири и на Севере. По некоторым данным, в 1930 г. было приговорено к расстрелу только по делам, которые расследовало ОГПУ, 20.201 человек[34]34
  Попов В.П. Государственный террор в советской России, 1923–1953 гг. // Отечественные архивы. 1992. № 2. С. 20–31.


[Закрыть].

Однако, хотя крестьянам удалось сорвать планы молниеносной сплошной коллективизации, окончательную «победу» одержало сталинское правительство. Проведённая в последующие несколько лет коллективизация разрушила производительные силы деревни и завершилась массовым голодом.

С первых же шагов форсированная индустриализация оказалась разорительной и малоэффективной. В результате бездумной траты средств многие сотни миллионов рублей оказались вложенными в незавершённое строительство, не давали отдачи. Действующие же предприятия, особенно те, что обслуживали потребности населения, сокращали производство из-за нехватки оборудования и сырья. Росла себестоимость промышленной продукции, резко ухудшилось её качество. Летом 1930 г. индустриальные отрасли экономики также охватил кризис.

Одним из его проявлений было разрушение денежной системы и полное разорение бюджета. Огромный дефицит бюджета латали за счёт повышения цен, введения обязательной подписки на займы, а главное – эмиссии. За год и девять месяцев, с конца 1928 по июль 1930 г., в обращение было выпущено 1556 миллионов рублей, в то время как пятилетний план предусматривал общую эмиссию на пятилетку 1250 миллионов рублей. Обесценение денег вело к массовой скупке товаров в запас и натурализации товарообмена. Сельскохозяйственную продукцию на рынках крестьяне отдавали горожанам не за деньги, а в обмен на мыло, нитки, сахар, мануфактуру, обувь и т.д. Поскольку бумажные деньги постоянно падали в цене, население накапливало мелкую разменную монету, содержащую небольшую долю серебра. Произошло раздвоение денежной системы, сложился разный курс цен в монете и бумажных банкнотах, а в ряде мест продавцы вообще отказывались принимать бумажные деньги. Огромные суммы в серебре оседали в кубышках. Несмотря на чеканку новой монеты, в основном из дефицитного импортного серебра, её не хватало. Страну охватил острый кризис разменной монеты.

Разрушение сельского хозяйства, направление огромных средств в тяжёлую промышленность, массовый вывоз продовольствия на экспорт привели к резкому падению уровня жизни населения. Даже в крупных городах, население которых правительство рассматривало в качестве своей основной социальной базы и старалось обеспечивать продовольствием в первую очередь, выстраивались огромные очереди за продуктами, которые распределялись по карточкам. Цены на свободном рынке для большинства были недоступны. На почве продовольственных трудностей в городах происходили волнения, демонстрации против властей.

Оборотной стороной массового недовольства правительством было повышение политического авторитета лидеров «правого уклона», предупреждавших о тяжёлых последствиях левого скачка. Об этом свидетельствовали, например, письма в центральный партийный печатный орган, газету «Правда». Такие письма на страницах газеты не публиковались, но их сводки составлялись для высших руководителей СССР. В сводке от 5 июля 1930 г. было приведено несколько писем в поддержку Рыкова, Бухарина и Томского. Например, помощник машиниста депо Сызрань П. Юдаев писал: «Т.т. Бухарин, Рыков, Томский были правы, ведь печать – это одно, а мнение рабочих – это другое»[35]35
  Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925–1936 гг. С. 178.


[Закрыть]. В сводке от 10 августа в числе других приводилось письмо А.И. Горбунова из Канавино. Он сообщал о разговорах в очередях: «Когда во главе были Рыков, Томский да Бухарин всего было вдоволь. Вот их отставили и ничего не стало»[36]36
  ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 55. Д. 1 '73. Л. 52–54.


[Закрыть]. Авторы писем напоминали о предупреждениях «правых» по поводу непосильности взятых темпов индустриализации, о более высоком уровне жизни в период, когда «правые» были у власти[37]37
  Там же. Л. 132.


[Закрыть] и т.д. О подобных настроениях хорошо знали в руководстве партии. «Разговоры с рабочими на собраниях, их записки и вопросы, письма в ред. «Правды», сводки – всё говорит о большом напряжении сил, – отмечал, например, Е.М. Ярославский в письме Г.К. Орджоникидзе 17 сентября 1930 г. – Конечно, очень сильно выросла сознательность, силён энтузиазм передовиков, ударников, колоссальны успехи передовиков. Но у многих и многих настроение неважное, именно в связи с вопросом о снабжении. Оно расстроено. Рабочий нередко вслух мечтает о том положении, которое было 3 года назад, когда он мог свободно купить вдосталь жратвы. Об этой жратве (и обуви, и одежде, и вообще о предметах широкого потребления) надо серьёзно думать… Конечно, нам не надо бояться панических прожектов правых и троцкистов, но надо этим вопросам уделить гораздо большее внимание, чем им уделяли»[38]38
  Там же. Л. 92–93.


[Закрыть].

Бухарин, Рыков и Томский, несмотря на политическую дискредитацию, сохраняли определённый авторитет в партии, пользовались поддержкой многих партийных деятелей. Известно, например, что сестра Ленина М.И. Ульянова в апреле 1929 г. прислала на имя объединённого пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) резкое письмо с протестом против планов исключения «правых» из Политбюро: «Я считаю заслугой т.т. Рыкова, Томского и Бухарина, что они ставят перед партией… большие вопросы, а не замалчивают их. Я считаю, что иная точка зрения, замалчивающая или затушёвывающая трудности и опасности, а также чрезмерные восторги перед достижениями будут проявлением ограниченного самодовольства и комчванства. Поэтому, протестуя против самой постановки вопроса о выводе троих товарищей из Политбюро и против недопустимой и вредной для партии дискредитации их, я прошу довести до сведения Пленума, что я голосую против вывода этих троих товарищей или кого-либо из них порознь из Политбюро, против их осуждения и дискредитации», – писала она[39]39
  Известия ЦК КПСС. 1989. № 1. С. 127.


[Закрыть].

Несомненно, «правые» настроения были распространены и среди рядовых членов партии. Это было одной из причин очередной чистки партии. В 1929–1931 гг. из ВКП(б) было исключено около 250 тыс. человек, значительная часть которых поплатились партбилетом за принадлежность к «правому уклону»[40]40
  РЦХИДНИ. Ф. 17. On. 117. Д. 873. Л. 23.


[Закрыть].

Однако особенно бдительно Сталин следил, конечно, за своими ближайшими соратниками в Политбюро, от позиции которых всё ещё в значительной мере зависел исход политической борьбы. Очевидно, что провалы политики «большого скачка» не могли не сказаться на настроениях в высших эшелонах власти. Немало предположений по этому поводу делалось уже современниками событий. Например, «Бюллетень оппозиции», издававшийся Троцким в Берлине, сообщал в одном из «писем из СССР», датированном сентябрём 1930 г., что в Москве говорили о неизбежности разрыва между Сталиным и Молотовым, на которого Сталин возложил «всю ответственность за «перегибы» политики партии в деревне»[41]41
  Бюллетень оппозиции. 1930. № 17–18. С. 39.


[Закрыть]. Известные сегодня документы, в частности, письма Сталина Молотову за 1930 г.[42]42
  Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925–1936 гг. С. 177–232.


[Закрыть], многие из которых будут использованы далее, отвергают эти предположения. Между Сталиным и Молотовым в этот период существовали особо близкие, доверительные отношения. Можно сказать, что Молотов был главным, особо доверенным, соратником Сталина.

Больше оснований предполагать определённую долю достоверности в сообщении анонимного корреспондента «Социалистического вестника» о разногласиях между Сталиным и некоторыми членами Политбюро по поводу судьбы лидеров «правого уклона». «Упорно говорят о том, – говорилось в этом сообщении, – что Калинин, Орджоникидзе и Ворошилов уговорили Сталина пойти на уступки. Сущность их в следующем: по-прежнему правый уклон оценивается как главный, по-прежнему ведётся борьба против «деморализаторских настроений», но Сталин согласился прекратить кампанию против лидеров правых и не настаивать на оргвыводах против них»[43]43
  Социалистический вестник. 1930. № 24. С. 15.


[Закрыть]. Действительно, для тех членов Политбюро, которые поддерживали Сталина, группа Бухарина не была равна предшествующим оппозициям, например, Троцкого и Зиновьева. Бухарин, Рыков, Томский даже в период острого противостояния оставались более «своими», чем, например, Троцкий, Зиновьев и Каменев. «Правые» выступали менее ожесточённо, старались действовать в рамках партийной легальности, не выдвигая категорических требований о кадровых перестановках в Политбюро, чем, кстати, и заслужили ярлык не «оппозиции», а лишь «уклона». Со многими членами Политбюро опальные «правые» были связаны хорошими личными отношениями, годами совместной беспощадной борьбы с общим врагом – троцкистско-зиновьевской оппозицией. Всё это, кстати, заставляло Сталина в 1928—начале 1929 г. действовать против группы Бухарина достаточно осторожно, внимательно приглядывая за настроениями своих соратников. «Был у Серго. Настроение у него хорошее. Он твёрдо стоит и решительно за линию ЦК, против колеблющихся и шатающихся… У Серго был, оказывается, Андреев… и беседовал с ним. По мнению Серго, Андреев стоит твёрдо за линию ЦК. Томский, оказывается, пытался (во время пленума) «разложить» его… но не удалось «заманить» Андреева»; «Ни в коем случае нельзя дать Томскому (или кому-либо другому) «подкачать» Куйбышева или Микояна. Не можешь ли прислать письмо Томского против Куйбышева?» – писал, например, Сталин Молотову в августе 1928 г.[44]44
  РЦХИДНИ. Ф. 52. Оп. 2. Д. 1420. Л. 200, 220.


[Закрыть]

Рецидивы особого отношения многих членов Политбюро к «правым» проявлялись и после того, как в апреле 1929 г. группа Бухарина, Рыкова, Томского потерпела окончательное поражение. Например, в июне 1929 г. Политбюро решало вопрос о работе Бухарина, смещённого к тому времени с должности редактора «Правды». Сталин настаивал на назначении Бухарина наркомом просвещения. Это была почётная, но опасная для Бухарина политическая ссылка. Внешне пост наркома просвещения выглядел как важное и почётное задание партии. Сталин, предлагая такое решение, демонстрировал якобы беспристрастность и готовность наладить деловое сотрудничество с Бухариным. Однако на деле всё было не так. Максимально отдалённый от «большой политики», Народный комиссариат просвещения подвергался постоянным нападкам и критике со стороны не только партийных функционеров, но и руководителей комсомола, профсоюзов, «советской общественности». Непростой была обстановка в самом наркомате. В общем, став наркомом просвещения, Бухарин оказался бы втянут в водоворот многочисленных споров, склок и постоянных проработок, что гарантировало его окончательное исключение из политических игр. Понимая всё это, Бухарин сопротивлялся и сделал неожиданный ход: попросил третьестепенный пост начальника научно-технического управления Высшего совета народного хозяйства СССР. В этом случае более очевидно обозначалось опальное положение Бухарина и реальное стремление Сталина полностью выжить его из руководства партии. Этот пост в отличие от Наркомата просвещения гарантировал сравнительно спокойную и необременительную служебную деятельность, развязывал руки для более внимательного наблюдения за «большой политикой».

Несмотря на возражения Сталина, Политбюро поддержало Бухарина. О том, как это происходило, мы знаем из письма К.Е. Ворошилова Г.К. Орджоникидзе от 8 июня 1929 г.: «…Бухарин умолил всех не назначать его на Наркомпрос и предложил, а затем настаивал на НТУ. Я поддержал его в этом, поддержало ещё несколько человек и большинством в один голос (против Кобы) мы провели его»[45]45
  Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925–1936 гг. С. 123.


[Закрыть].

Сталин должен был считаться с возможностью таких конфликтов. Как справедливо пишет С. Коэн, «…Сталин сколотил антибухаринское большинство и стал в руководстве первым среди равных не как безответственный автор «революции сверху», а под обличьем трезвого государственного деятеля, избравшего «трезвый и спокойный» курс между робостью правых и экстремизмом левых… Несмотря на свою воинственную риторику, он победил в своей знакомой с 20-х гг. роли сторонника золотой середины, производившего выгодное впечатление на других администраторов своей прагматичной деловитостью, спокойным тоном, тихим голосом»[46]46
  Коэн С. Бухарин. Политическая биография. С. 394–395.


[Закрыть]. Сталин не мог выйти из этого образа и предпочитал позицию «обиженного». Слишком резкие нападки на поверженных «правых» могли вызвать настороженность у некоторых членов Политбюро, усилить симпатии к Бухарину, Рыкову и Томскому. Именно поэтому Сталин столь долго «расставался» с «правыми». Несмотря на то, что политическая победа над ними была одержана уже в апреле 1929 г., вывод Бухарина, Томского и Рыкова из Политбюро осуществлялся постепенно и с определёнными предосторожностями. Бухарина исключили из Политбюро в ноябре 1929 г., Томского не избрали в Политбюро на новый срок после XVI съезда партии, в июле 1930 г., когда формировались новые руководящие органы ВКП(б). Рыков вошёл в новый состав Политбюро и оставался в нём ещё несколько месяцев, до декабря 1930 г.

Вместе с тем Сталин не мог позволить себе и излишнюю осторожность. Провалы «генеральной линии» объективно усиливали позиции «правых». При определённых обстоятельствах вполне могла возникнуть идея примирения с «правыми», идея консолидации руководства. Идея тем более естественная, что Рыков по-прежнему занимал ключевые посты в партийно-государственном аппарате. Фактор Рыкова вообще представлял для Сталина одну из самых значительных политических проблем на этом этапе.

Рыков был одним из старейших и заслуженных членов партии, в которую он вступил в семнадцатилетнем возрасте уже в 1898 г. Не закончив учёбу на юридическом факультете Казанского университета, он стал профессиональным революционером-подпольщиком. Активно участвовал в революции 1905–1907 гг. Неоднократно арестовывался, ссылался. В первом советском правительстве Рыков занимал важный пост наркома внутренних дел. В годы гражданской войны занимался организацией экономики, снабжением Красной армии. Будучи одним из создателей системы «военного коммунизма», он не стал её активным приверженцем. В своих работах военного периода Рыков, как отмечает современный исследователь его государственной деятельности, «предстаёт перед нами скорее практиком, внимательно присматривающимся к окружающей действительности, не впадающим в крайности, готовым к компромиссу…»[47]47
  Сенин А.С. А.И. Рыков. Страницы жизни. М., 1993. С. 108–109.


[Закрыть]. После смерти Ленина Рыков сменил его на посту председателя Совнаркома. Возглавляя правительство, Рыков, объективно, в силу занимаемой должности, обладал значительной властью, держал в своих руках важнейшие механизмы управления страной. При всём желании Политбюро и Сталин не могли полностью контролировать деятельность СНК, тем более, что по сложившейся в 20-е годы традиции правительственные органы обладали значительной самостоятельностью. Определённую роль играло и то обстоятельство, что Рыков по национальности был русским, выходцем из крестьянской семьи, и в силу этого куда больше подходил на роль лидера крестьянской России, чем Сталин и его закавказские соратники.

Более опытный и сдержанный, Рыков не допускал столь откровенных политических ошибок, как, например, Бухарин. Несмотря на политическое поражение, Рыков старался вести себя осмотрительно, но с достоинством. Осуждая свои прошлые ошибки в выступлениях на различных партийных собраниях (например, на XVI съезде партии), он пытался не переступить определённой грани, сохранить политическое лицо. Окружённый многочисленными «комиссарами» Сталина, он старался поддерживать с ними хорошие отношения. Испытывая растущий нажим со стороны аппарата ЦК партии, находившегося под полным контролем Сталина, Рыков не доводил дело до конфликтов, но при каждом удобном случае проявлял характер, отстаивал свои права главы правительства.

Например, в начале февраля 1930 г. Оргбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о снятии с работы в СНК одного из работников. Получив выписку с этим решением, Рыков подписал официальное обращение к секретарю ЦК ВКП(б) А.П. Смирнову: «Опротестовывать этого решения я не буду, но очень прошу на будущее время снимать работников СНК с ведома моего или моих заместителей»[48]48
  ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 55. Д. 2055. Л. 10.


[Закрыть]. Через два месяца, 3 апреля 1930 г., Рыков довольно резко ответил на предложения Смирнова, курировавшего отдел агитации и массовых кампаний ЦК ВКП(б), об организации специального комитета по делам печати. «В связи с Вашим письмом… о Комитете по Делам Печати сообщаю, что я (как и СНК) категорически высказываюсь против организации такого Комитета при Совнаркоме Союза СССР. Установление контингента бумаги для различных потребителей Совнарком может производить в порядке своей нормальной работы, аналогично тому, как это делается в отношении распределения строительных и т.п. материалов, не учреждая для этого специального Комитета»[49]49
  Там же. Л. 6.


[Закрыть].

Позицию Рыкова в этот период достаточно ярко характеризовало его поведение на конференции уральской областной партийной организации в Свердловске в июне 1930 г., куда он (как член Политбюро) был послан сделать доклад накануне предстоящего съезда партии. Руководство уральского обкома, возможно, по своей инициативе, а, скорее всего, по приказу из Москвы, организовало на конференции очередную проработку Рыкова за «правые ошибки». Несколько специально подготовленных ораторов выступили с резкими заявлениями и потребовали от него «покаяния». Однако, Рыков дал резкий отпор. В своём заключительном слове 4 июня он заявил: «Я здесь являюсь докладчиком Политбюро и доклад свой делал как член Политбюро, уполномоченный на вашей конференции защищать линию ЦК… Речи же некоторых ораторов звучали так, как если бы они выступали не по докладу одного из членов Политбюро, официального докладчика Политбюро, а по докладу просто Рыкова, у которого в известный период… были разногласия с большинством ЦК и большинством Политбюро…»[50]50
  Там же. Д. 2051. Л. 37–38.


[Закрыть]. Объектом особо резкой отповеди Рыков избрал одного из делегатов конференции Румянцева, требовавшего от Рыкова отчёта о его работе и покаяния. «Тов. Румянцев, а он не рядовой член партии, должен взвешивать свои слова, – заявил Рыков. – Мы же члены правящей партии. Я председатель Совнаркома Союза, член Политбюро, и если после моего заявления о том, что я за резолюции голосовал и в составлении некоторых из них принимал участие…, если после 7 месяцев моей политической, хозяйственной и советской работы… приходит человек сюда и спрашивает меня: как относишься к генеральной линии партии? – то я в ответ могу сказать только одно: я решительно не понимаю, какие есть основания для такого рода вопросов. Опасность же их мне кажется совершенно ясной. Потому что уже сам факт, что ко мне обращаются как к какому-то лидеру какой-то группировки… означает внушение партии уверенности, что группировка, созданная при моём участии, в партии существует. Зачем сеять такие сомнения?.. А если кто неправильно говорит такие вещи, то наносит этим величайший ущерб единству партии… Поэтому я должен потребовать объяснения как, почему, на основании каких данных… тов. Румянцев может предъявить ко мне вопросы, как к лидеру какой-то существующей организации, ставит вопрос, как я отношусь к генеральной линии партии и т.д.»[51]51
  Там же. Л. 29–33.


[Закрыть]. Подчёркнуто продемонстрировав, что не собирается отказываться от власти, Рыков добился соответствующей реакции зала. Его речь неоднократно прерывалась аплодисментами и закончилась, как указывалось в стенограмме, «продолжительными бурными аплодисментами», как и подобало речи одного из вождей партии.

Планы Сталина в отношении Рыкова спутал также С.И. Сырцов, которого Сталин, похоже, готовил на пост председателя Совнаркома СССР вместо Рыкова.

Сырцов был на 12 лет моложе Рыкова и на пятнадцать лет позже него (в 1913 г.) вступил в партию. Но произошло это при условиях, которые в дальнейшем предопределили благоприятный поворот в судьбе Сырцова – первыми его шагами в партии руководил Молотов. Так же, как и Рыков, Сырцов был недоучившимся студентом, поменяв скамью Петербургского политехнического института на скамью подсудимого и ссылку и Сибирь. В годы гражданской войны воевал на юге, где познакомился с некоторыми из будущих соратников Сталина (например, с Орджоникидзе). В 1921 г. попал в аппарат ЦК на должность заведующего отделом. В 1926 г. был направлен секретарём в Сибирский краевой комитет ВКП(б). В начале 1928 г. в его судьбе произошёл случай, о котором мог мечтать любой партийный функционер, – в Сибирь с известной миссией организации чрезвычайных хлебозаготовок прибыл сам Сталин. Акция, не в последнюю очередь благодаря Сырцову, прошла успешно. Сразу же после решающей победы над группой Бухарина, в мае 1929 г., Сталин провёл назначение Сырцова на пост председателя Совнаркома РСФСР, который до него занимал по совместительству Рыков. В июне 1929 г. Пленум ЦК избрал Сырцова кандидатом в члены Политбюро. Однако молодой выдвиженец не оправдал надежд вождя, оказался строптивым и слишком самостоятельным. Есть основания считать, что Сталин был недоволен, в частности, взаимоотношениями Сырцова и Рыкова.

Постоянные служебные контакты между ними были неизбежны. Как председатель СНК РСФСР Сырцов принимал участие в работе различных органов правительства СССР, в частности, входил в регулярно заседавшее под руководством Рыкова совещание председателя СНК СССР с его заместителями, так называемое совещание замов (подробнее о функциях и значении этого органа будет сказано ниже). Неоднократно Сырцову приходилось решать многие вопросы во взаимодействии с союзным Совнаркомом. Рыков, судя по всему, относился к просьбам Сырцова с особым расположением, и это настораживало Сталина. Один из известных конфликтов на этой почве произошёл осенью 1930 г.

27 июня 1929 г. Политбюро приняло постановление об использовании труда уголовно-заключённых, в соответствии с которым в концентрационные лагеря ОГПУ (переименованные этим же постановлением в исправительно-трудовые) передавались все осуждённые на три года и больше. Для приёма этих «контингентов» Политбюро предписало расширить существующие и организовать новые лагеря в отдалённых районах с целью их колонизации и разработки «природных богатств путём применения труда лишённых свободы». Осуждённые на срок до трёх лет оставались в ведении НКВД союзных республик и должны были трудиться в специально организованных сельскохозяйственных или промышленных колониях[52]52
  РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 746. Л. 2, 11.


[Закрыть].

Выполняя намеченную программу, ОГПУ уже к середине 1930 г. создало значительную сеть исправительно-трудовых лагерей. Северные лагеря (около 41 тысячи заключённых) занимались постройкой железной дороги Усть-Сысольск – Пинюг (300 км), тракта Усть-Сысольск – Ухта (290 км), вели работы по разделке и погрузке лесоэкспортных материалов в Архангельском порту, обеспечивали геологоразведку в Ухтинском и Печорском районах. Около 15 тысяч человек в дальневосточных лагерях строили Богучачинскую железнодорожную ветку (82 км), вели рыбный промысел и лесозаготовки. 20-тысячные Вишерские лагеря участвовали в возведении химических и целлюлозно-бумажных предприятий, в частности, Березниковского комбината, заготавливали лес на севере Урала. Сибирские лагеря (24 тыс. заключённых), помимо работ на железнодорожной линии Томск – Енисейск, обеспечивали производство кирпича для строительства Сибирского комбайнового завода и Кузнецкого металлургического комбината, вели лесозаготовки, обслуживали золотодобывающие предприятия на Лене. 40 тыс. заключённых самых старых Соловецких лагерей строили тракт Кемь – Ухта, заготавливали лес для экспорта, перерабатывали 40 процентов улова рыбы Беломорского побережья[53]53
  ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 6. Д. 725. Л. 5–6; Хлевнюк О. Принудительный труд в экономике СССР. 1929–1941 гг. // Свободная мысль. 1992. № 13. С. 75–76.


[Закрыть].

Первые успехи в эксплуатации принудительного труда увеличили аппетиты правительства, и в июне 1930 г. оно приняло решение о строительстве Беломорско-Балтийского канала. Для строительства канала всего за два года по предварительным подсчётам требовалось 120 тыс. заключённых. Заключённые, которых ещё совсем недавно не знали чем занять, превратились в один из самых дефицитных «ресурсов». На этой почве в середине 1930 г. между ОГПУ и НКВД РСФСР возник конфликт.

После постановлений о хозяйственном использовании заключённых НКВД РСФСР, так же как и ОГПУ, активно занялся экономической деятельностью. По договорам с предприятиями колонии НКВД заготавливали дрова для чёрной металлургии Урала (20 тыс. заключённых) и северных железных дорог (9 тыс. заключённых), вели экспортные лесозаготовки и разрабатывали фосфоритные рудники, участвовали в постройке железной дороги Саратов – Миллерово, организовывали мастерские, работавшие в качестве подсобных цехов различных предприятий (выпускали тару, строительные блоки, вязали рыболовные сети, занимались починкой и утилизацией)[54]54
  ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 6. Д. 725. Л. 2–3.


[Закрыть].

Нуждаясь в рабочей силе, НКВД РСФСР всячески противился передаче в лагеря ОГПУ заключённых, осуждённых на срок свыше трёх лет. В этом вопросе «своё» НКВД поддерживал Сырцов. По ходатайству республиканских властей совещание замов под председательством Рыкова 18 июля 1930 г. приняло решение об отсрочке передачи таких заключённых на полтора месяца в связи с их использованием на торфоразработках, и поручило подготовить для рассмотрения на совещании замов вопрос о возможности оставления трёхгодичников в колониях НКВД РСФСР в дальнейшем[55]55
  Там же. Оп. 55. Д. 1986. Л. 30–31.


[Закрыть]. Решение это принималось без консультаций с ОГПУ. Поставленное перед свершившимся фактом, руководство ОГПУ перешло в контрнаступление. 31 июля 1930 г. заместитель председателя ОГПУ Мессинг и заместитель начальника управления лагерей ОГПУ М. Берман обратились в СНК СССР с запиской, в которой утверждали, что уже существующий дефицит рабочей силы (примерно 35 тыс. человек) значительно усугубляется в связи с началом строительства Беломорско-Балтийского канала. Угрожая срывом правительственных заданий, авторы документа требовали срочно увеличить контингент заключённых, поступающих из НКВД, «за счёт осуждённых на сроки не 3 года, как это было до сих пор, а 2 года и выше»[56]56
  Там же. Оп. 6. Д. 725. Л. 4–6.


[Закрыть]. Свою записку 4 августа 1930 г. прислал в Совнарком и заместитель наркома внутренних дел РСФСР Ширвиндт. Ссылаясь на обширные хозяйственные планы и предстоящий перевод колоний наркомата на полную самоокупаемость, он просил вообще пересмотреть решение об обязательной передаче заключённых, осуждённых на три года и выше, в ОГПУ, предлагал использовать часть из них на работах, организуемых НКВД[57]57
  Там же. Л. 2–3.


[Закрыть].