Текст книги "Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е годы"

Автор книги: Олег Хлевнюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

2. Политбюро XVII созыва

«Потепление» 1934 г. состоялось без особых изменений в высших эшелонах власти. Политбюро, сформированное после XVII съезда, по своему составу почти не отличалось от Политбюро, избранного после XVI съезда ВКП(б) в 1930 г. Из членов Политбюро прежнего XVI созыва в 1934 г. лишь один Я.Э. Рудзутак был «понижен» до кандидата в члены Политбюро, что было, видимо, связано с его недостаточной деловой активностью (подробнее об этом см. стр. 233). Новым кандидатом в члены Политбюро в 1934 г. стал П.П. Постышев, что, напротив, было наградой за активную деятельность на Украине, куда Постышева послали в 1933 г. вторым секретарём ЦК КП(б)У для «укрепления руководства».

Судя по известным фактам, не произошло также существенных изменений в распределении обязанностей между членами Политбюро. После XVII съезда ВКП(б) Л.М. Каганович, по всем признакам, сохранил свою позицию заместителя Сталина по партии. Подлинники протоколов Политбюро показывают, что Каганович был автором многих постановлений Политбюро, что во время отпусков Сталина он по-прежнему руководил работой Политбюро и всего аппарата ЦК. Каганович председательствовал во многих комиссиях Политбюро, рассматривал и решал от имени Политбюро важнейшие политические и экономические вопросы. В 1934 г. Каганович занял несколько новых важных постов. Оставаясь вторым секретарём ЦК, он был назначен председателем Комиссии партийного контроля – нового руководящего партийного органа, созданного по решению XVII съезда партии вместо Центральной контрольной комиссии. 15 февраля 1934 г. во изменение прежнего решения от 18 августа 1933 г. Политбюро утвердило новый состав совместной комиссии ЦК и СНК по железнодорожному транспорту: Л.М. Каганович (председатель), И.В. Сталин, В.М. Молотов, А.А. Андреев, Г.К. Орджоникидзе, К.Е. Ворошилов и заместитель наркома путей сообщения Г.И. Благонравов[262]262
  Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 70.


[Закрыть]. 10 марта были назначены заведующие отделами ЦК ВКП(б). Кагановича на посту заведующего сельскохозяйственным отделом заменил новый секретарь ЦК А.А. Жданов; Каганович же стал заведующим транспортным отделом ЦК[263]263
  РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 941. Л. 14.


[Закрыть]. Эти перемещения свидетельствовали о том, что Каганович по-прежнему считался одним из наиболее деятельных лидеров партии. После того как положение в сельском хозяйстве относительно нормализовалось, его «бросили» на другой сложный и традиционно отстающий участок – на транспорт.

О сохранении прежней иерархии в руководстве партии свидетельствовало очередное распределение обязанностей между секретарями ЦК, произведённое 4 июня 1934 г. Сталину поручалось наблюдение за отделом культуры и пропаганды, Особым сектором[264]264
  По новому Уставу ВКП(б), принятому на XVII съезде в начале 1934 г., Секретный отдел ЦК ВКП(б) был преобразован в Особый сектор ЦК (Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. (1898–1986). 9-е изд. М., 1985. Т. 6. С. 138). Суть этой реорганизации пока неясна. Но, скорее всего, Особый сектор сохранил функции реорганизованного в конце 1933 г. Секретного отдела, т.е. занимался только делопроизводством Политбюро и обслуживал лично Сталина. 10 марта 1934 г. Политбюро назначило заведующим Особым сектором А.Н. Поскрёбышева (РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 941. Л. 14).


[Закрыть] и Политбюро. Каганович руководил работой Оргбюро, промышленного и транспортного отделов, комсомола и Комитета партийного контроля. Жданов контролировал сельскохозяйственный, планово-финансово-торговый, политико-административный отделы, отдел руководящих парторганов, Управление делами и Секретариат ЦК[265]265
  Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 141–142. Проект постановления о распределении обязанностей между секретарями ЦК был написан Сталиным (РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1026. Л. 19).


[Закрыть]. Большое количество обязанностей заставило Кагановича обратиться в Политбюро с просьбой об освобождении от заведования транспортным отделом. 9 июля 1934 г. Политбюро удовлетворило эту просьбу, хотя оставило за Кагановичем «наблюдение и общее руководство этим отделом»[266]266
  РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 948. Л. 31.


[Закрыть].

Формально секретарём ЦК ВКП(б) после XVII съезда был избран также секретарь ленинградского обкома, член Политбюро С.М. Киров, однако, фактически он оставался в Ленинграде и обязанности секретаря ЦК не выполнял. Эта ситуация сложилась в результате конфликта, который произошёл между Кировым и Сталиным. О сути этого конфликта писал в своих воспоминаниях М.В. Росляков, в 1934 г. руководивший финорганами Ленинградской области (Росляков ссылался на рассказы самого Кирова и председателя Ленсовета И.Ф. Кодацкого). «Съезд (XVII съезд ВКП(б). – О.Х.) закончился 10 февраля, и в тот же день состоялся Пленум ЦК для формирования руководящих органов партии, – сообщал Росляков. – Как и полагается, прежде чем внести какие-либо организационные вопросы на Пленум, их предварительно обсуждают на Политбюро. Так было и в тот раз. Всё шло гладко, согласованно. Когда стали обсуждать кандидатуры секретарей ЦК, то Сталин внёс предложение избрать одним из секретарей С.М. Кирова, с освобождением его от работы в Ленинграде. Сергей Миронович решительно возразил против этого, выдвинув основным мотивом – дайте поработать в Ленинграде ещё пару лет, чтобы вместе с ленинградскими товарищами выполнить вторую пятилетку; были ссылки и на неподготовленность к работе в центре, на состояние здоровья. Сталин настаивал на своём предложении, мотивируя его необходимостью укреплять рабочий аппарат ЦК, выдвигая более молодых, учитывая его, Сталина, возраст (ему было тогда 54 года). Кирова поддержал энергично Серго (Орджоникидзе. – О.Х.), мотивируя в основном проблемами тяжёлой промышленности, которые решает Ленинград. Куйбышев также высказался в пользу соображений Кирова.

Сталин, видя, что его предложение не встречает полного и привычного согласия, разгневался и «в сердцах» ушёл с заседания. Товарищи, понимая отлично, что вопрос всё равно надо решать, предложили Кирову идти к Сталину и искать вместе приемлемый выход. Какие были разговоры у Кирова со Сталиным, вряд ли точно кто-либо знает, но Киров настаивал на своём, и было принято компромиссное решение: Кирова избирают секретарём ЦК, но с оставлением в Ленинграде секретарём Ленинградского обкома. А для работы в ЦК берут А.А. Жданова из Горького. Насколько этот вариант оказался неожиданным даже для членов Политбюро, видно из того, что с переходом Жданова в Москву в Горьковской парторганизации не оказалось бы ни члена ЦК, ни кандидата в члены ЦК, а ведь она считалась одной из крупнейших. Было решено секретарём Горьковского обкома рекомендовать Э.К. Прамнэка, члена партии с марта 1917 года, в прошлом рабочего завода «Красная Этна». Эдуард Карлович более 15 лет проработал в руководящих органах Горьковского края. Но Прамнэк в состав ЦК не выдвигался. Как быть? И тогда кандидатуру Прамнэка голосуют после окончания съезда опросом делегаций. (Поэтому в списке избранных кандидатов в ЦК Прамнэк идёт последним, под номером 68)»[267]267
  Росляков М. Убийство Кирова. Политические и уголовные преступления в 1930-х годах. Л., 1991. С. 28–29.


[Закрыть].

Мемуары Рослякова вообще отличаются высокой степенью достоверности. Кроме того, как показала А.А. Кирилина, архивные документы подтверждают его рассказ: в списках членов и кандидатов в члены ЦК, присутствовавших на первом заседании пленума ЦК нового созыва 10 февраля 1934 г., фамилии Прамнэка не было[268]268
  Кирилина А.А. Рикошет. С. 75.


[Закрыть]. Назначение же секретарём ЦК А.А. Жданова по всем признакам действительно не входило в первоначальные планы и создало ряд формальных проблем, в частности, привело к нарушению уставных норм в работе Политбюро. Жданов, не будучи даже кандидатом в члены Политбюро, в силу своей должности принимал участие во всех заседаниях Политбюро и в голосовании решений Политбюро опросом. Более того, в сентябре 1934 г. в отсутствие Сталина и Кагановича, Жданов фактически руководил работой Политбюро – именно он подписывал подлинники постановлений Политбюро за этот период. На имя Жданова приходили письма по различным вопросам, которые рассматривались затем Политбюро[269]269
  См.: РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1039.


[Закрыть]. Этого можно было бы избежать, если бы Киров был реально действующим секретарём.

Все эти факты позволяют утверждать, что конфликт по поводу назначения Кирова в Москву действительно произошёл. Однако ничего необычного в этом столкновении не было. Мотивы Сталина, настаивавшего на назначении Кирова, очевидны: после перевода Постышева на Украину в ЦК действительно был нужен новый, энергичный секретарь, отвечающий за крайне важные участки работы. Не исключено, что Сталин хотел также несколько уравновесить влияние Кагановича (что он сделает в 1935–1936 гг.) и по этой причине также хотел видеть на посту секретаря ЦК члена Политбюро. Не менее понятны возражения Кирова. Переезд в Москву означал для него ломку привычного, сложившегося за восемь лет ритма жизни, погружение в сложные московские дрязги и проблемы. Вполне возможно, что Кирова не устраивал переход под непосредственное подчинение к Кагановичу, который в руководящей иерархии стоял на ступень выше Кирова. Можно напомнить также, что перемещения высших руководителей на новые должности в конце 1920-х – начале 1930-х годов достаточно часто сопровождались конфликтами и скандалами. Известно, что сам Киров с большой неохотой переезжал в 1926 г. из Баку, где он занимал пост секретаря компартии Азербайджана, в Ленинград. Большим скандалом сопровождался перевод Орджоникидзе в том же 1926 г. из Закавказья в Москву на пост председателя ЦКК ВКП(б)[270]270
  См. подробнее: Хлевнюк О.В. Сталин и Орджоникидзе. С. 16–18.


[Закрыть]. Неоднократно, как уже говорилось, о намерении подать в отставку со своих постов заявляли другие члены Политбюро. В общем, конфликт между Сталиным и Кировым был типичным бюрократическим столкновением, за которым не просматриваются какие-либо политические разногласия. Скорее всего, Киров выторговал некоторое время для завершения дел в Ленинграде, и Сталин согласился отложить его переезд в Москву. Хотя Кирову, как свидетельствуют данные книги записи посещений кабинета Сталина, в 1934 г. приходилось бывать в Москве гораздо чаще, чем в предшествующий период (см. приложение 4).

Компромисс по поводу нового назначения Кирова вполне соответствовал традиции разрешения такого рода разногласий, сложившейся в Политбюро в начале 30-х годов. В этом смысле он может служить некоторым подтверждением сохранения в Политбюро и в 1934 г. относительного статус-кво. Косвенно об этом свидетельствуют также данные о посещении членами Политбюро кабинета Сталина (см. приложение 4). В 1934 г., как и в предыдущие три года, чаще и дольше других у Сталина бывали Молотов и Каганович. Третью строку в этом списке, как прежде Постышев, занимал Жданов, сменивший Постышева на посту секретаря ЦК.

Правда, в последнее время в российской печати широкое распространение получила версия иного рода – об ослаблении власти Сталина накануне убийства Кирова, о нарастании оппозиционности по отношению к вождю ряда членов Политбюро. В подтверждение этой версии приводится рассказ о крупном скандале, якобы, происходившем в Политбюро в сентябре 1934 г. Суть этого рассказа такова: «Политбюро приняло решение о крупной модернизации армии. Оно держалось в строжайшей тайне. И вдруг, вскоре после этого, поступили сведения, что иностранные разведки, а особенно германская, уже знают о принятом решении и усиленно добывают информацию о том, как оно осуществляется. Тухачевский, который руководил модернизацией армии, дал задание выяснить, где произошла утечка сведений о наших секретных мерах. Оказалось, от самого… Сталина, который в полуофициальной беседе с чешскими представителями похвастался, что проводимая под его руководством реорганизация Красной Армии не только поставит советские вооружённые силы на один уровень с европейскими, но и превзойдёт последние. Он хотел приписать себе и заслуги модернизации. Узнав об этом, Тухачевский пошёл к Куйбышеву. Тот позвонил Орджоникидзе. Услышав о поступке Сталина, Орджоникидзе коротко сказал: «Ишак». Он согласился с мнением Куйбышева, что вопрос о нетактичном поведении Сталина надо поставить на закрытом заседании Политбюро. Валериан Владимирович взял на себя подбор всех фактов, которые должны были быть поставлены в упрёк Сталину.

Разговор Тухачевского с Куйбышевым и Орджоникидзе произошёл в середине сентября 1934 года. В конце этого же месяца на закрытом заседании Политбюро Сталину пришлось не только выслушать много неприятных вещей, но и вдруг почувствовать некоторую шаткость своего положения. Если бы Молотов и Енукидзе не воздержались при голосовании и не выступил бы с примирительной речью незлобивый Калинин, Сталину могли бы даже объявить взыскание»[271]271
  Зенькович Н.А. Тайны кремлевских смертей. М., 1995. С. 322–323.


[Закрыть].

Как обычно в таких случаях, происхождение этой истории установить невозможно. Н.А. Зенькович, из книги которого взята вышеприведённая цитата, глухо ссылается на писателя В. Карпова. Некоторое время спустя этот же рассказ, вообще без ссылки на источник, повторил в своём выступлении в газете «Московские новости» (№ 5, 22–29 января 1995. С. 14) сын Куйбышева Владимир Валерьянович. Очевидно, перед нами очередная легенда, плод устного исторического творчества. Живучесть подобного рода интригующих легенд, вероятно, предопределена тем, что они дают непротиворечивые ответы на непонятные исторические вопросы. Действительно, если скандалы, подобные описанному, имели место, то все известные события конца 1934 – начала 1935 г. выстраиваются в логичную цепочку: нападки членов Политбюро на Сталина – устранение нападающих (сначала Кирова, потом, в январе 1935 г., Куйбышева). Возможно, пишет по этому поводу Зенькович, скандал сентября 1934 г. в Политбюро «ускорил ход дальнейших событий. После этого заседания Сталин, наверное, решил, что не стоит подвергать себя подобной опасности в будущем». Понятны также причины, по которым эти рассказы охотно «подтверждает» сын Куйбышева. Мы же, по существу, получили новый вариант «конфликта по делу Рютина».

Как обычно, легко растиражированная и неоднократно повторенная, очередная легенда не вызвала никаких вопросов у её публикаторов. Между тем многие несуразности рассказа лежат, как говорится, на поверхности. Совершенно невероятным образом приплетён к истории Енукидзе, которого, и случись подобное закрытое заседание Политбюро, никто не допустил бы даже в прихожую зала заседаний. Только обладая значительной фантазией, можно вообразить то нечто особенное, что Сталин в принципе мог рассказать о модернизации Красной армии «чешским представителям». Может быть, он демонстрировал им чертежи или выдал дислокацию оборонных предприятий? Крайняя скупость легенды на подобные детали вовсе неслучайна. Если довести этот миф до логического конца, то получится, что Сталина обвиняли в том, что он похвастался ростом боевой мощи советских вооружённых сил. Правда, об этом постоянно, и особенно активно ежегодно 23 февраля, писали все советские газеты. Наконец, по понятным причинам авторы легенды не знали о графике отпусков членов Политбюро. А если бы знали, то, несомненно, «перенесли» бы «скандал» на другое время, потому что весь сентябрь (а также август и октябрь) Сталин находился в отпуске на юге[272]272
  Исторический архив. 1995. № 3. С. 141.


[Закрыть], откуда, кстати, писал своим соратникам строгие наставляющие письма.

Но даже не эти несуразности, в конечном счёте, имеют значение для оценки подобных предположений о шаткости положения Сталина. Главное, что пока нет решительно никаких свидетельств о каком-либо изменении расклада сил в Политбюро в 1934 г. Ничего подобного осуждению Сталина или даже лёгкому порицанию его за проступок в Политбюро в это время не могло быть в принципе. Сталин по-прежнему держал под контролем все важнейшие политические и экономические акции и обладал правом решающего голоса. Другое дело, что и члены Политбюро представляли собой пока относительную политическую величину. В общем, характеризуя ситуацию в Политбюро в 1934 г., можно было бы с незначительными оговорками повторить оценки, данные в предыдущем разделе применительно к 1931–1933 гг.

К числу этих оговорок, возможно, следует отнести дальнейшее упрощение прежнего порядка функционирования Политбюро как коллективного органа, подотчётного ЦК, которое наблюдалось после XVII съезда ВКП(б). Первое заседание Политбюро XVII созыва состоялось 20 февраля 1934 г. На нём, как и прежде на очередных заседаниях, помимо членов и кандидатов в члены Политбюро присутствовала большая группа членов ЦК, кандидатов в члены ЦК, а также члены бюро Комиссий партийного и советского контроля. В дальнейшем такие очередные заседания проводились всё реже. Всего за 1934 г. (с 20 февраля по 27 декабря, когда прошло последнее очередное заседание 1934 г.) было созвано всего 16 очередных заседаний Политбюро XVII созыва, причём в сентябре и ноябре состоялось только одно такое заседание, а в октябре их не было вообще. Основная масса вопросов, выносимых на рассмотрение Политбюро, решались либо опросом членов Политбюро, либо на неофициальных встречах членов Политбюро у Сталина. Возможно, именно это обстоятельство объясняет тот факт, что в журналах записи посещений кабинета Сталина в 1934 г., зафиксировано намного больше, чем в предшествующий период, визитов к Сталину практически всех членов Политбюро (см. приложение 4).

Некоторые дополнительные возможности для наблюдений по поводу фактической процедуры деятельности Политбюро дают подлинники протоколов Политбюро за 1934 г. Они показывают, например, что большое количество постановлений Политбюро были написаны рукой заведующего Особым сектором ЦК А.Н. Поскрёбышева, а под текстом постановления шли сделанные его же рукой приписки: «т. Стал. Мол. Каг. – за (Александр] Поскрёбышев])» или «т. Стал. Мол. Каган. Вор. – за» и т.д. Ниже на том же листе секретарём фиксировались результаты опроса других членов Политбюро, например: «т. Куйбышев – за, т. Калинин – за» и т.д. Такой порядок оформления позволяет предположить, что эти постановления фактически обсуждались и принимались той группой членов Политбюро, фамилии которых записывал Поскрёбышев (чаще всего это были Сталин, Каганович, Молотов). Поскрёбышев вызывался или, как правило, присутствовал на таких «узких» заседаниях и записывал принятые на них решения.

Значительная часть оригиналов постановлений Политбюро за 1934 г. представляет собой автографы Поскрёбышева или его заместителя Б. Двинского, но без каких-либо упоминаний о голосовании членов Политбюро. Вполне возможно, что в ряде случаев подписи членов Политбюро сохранились на инициирующих решения документах (проектах постановления, письмах, докладных и т.д.), которые хранятся среди материалов к протоколам Политбюро в Президентском архиве. Однако во многих случаях на подлинниках есть указания о том, что таких материалов не было вообще. А это означает, что определённая, достаточно значительная часть постановлений Политбюро принималась вообще без голосования членов Политбюро. Поскрёбышев или Двинский записывали решения, продиктованные кем-либо из высших руководителей ЦК (скорее всего, Сталиным), и они оформлялись как решения Политбюро. В сентябре 1934 г. в подлинниках протоколов на многих постановлениях появилась отметка: «без опроса». Такие постановления визировал только Каганович (Сталин в это время был в отпуске), а в его и Сталина отсутствие – Жданов[273]273
  См… РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 501.


[Закрыть].

Все эти факты позволяют говорить о дальнейшем упрощении деятельности Политбюро, всё большем превращении его из относительно коллективного органа в формальный придаток системы принятия решений, ориентированной на единовластие вождя. Такое положение не было особенностью 1934 г. В это время в работе Политбюро лишь усилились тенденции, наметившиеся в предшествующий период.

Кадровая стабильность, сохранение прежнего распределения политических ролей и порядка деятельности Политбюро позволяют предположить, что «потепление» 1934 г. не являлось результатом выдвижения на первый план каких-либо новых политических лидеров, а было следствием упрочения «умеренной» линии, признаки которой обнаруживались в предшествующие годы. Соответственно правомерно предположить, что прежним остался механизм принятия важнейших решений и порядок инициирования «реформ». По этим вопросам в литературе существует большое количество различных мнений и интересных исследований.

3. Сталин и Киров

Рассматривая проблему авторства «умеренных» инициатив, прежде всего, конечно, следует упомянуть о «кировской» теме. Обстоятельства убийства С.М. Кирова и последовавшего за ним резкого ужесточения политического курса, как говорилось выше, заставляют предполагать, что Киров мог выдвигать и отстаивать «умеренную» политическую программу, а соответственно притягивать к себе силы, настроенные оппозиционно по отношению к Сталину[274]274
  Tucker R. Stalin in Power. P. 238–242; Conquest R. Stalin and the Kirov Murder.


[Закрыть]. По мнению историков-«скептиков», Киров был и до последнего момента оставался верным сторонником Сталина, никогда не рассматривался в партии как политический деятель, соизмеримый со Сталиным, а соответственно не имел никаких отличных от сталинских политических программ. Ф. Бенвенути, например, изучив опубликованные выступления Кирова и официальную советскую прессу, пришёл к выводу, что Киров может рассматриваться только как один из сторонников «умеренного» курса, признаки которого действительно существовали в 1934 г. На самом деле «новую» политику поддерживали в основном все советские вожди[275]275
  Benvenuti F. Kirov in Soviet Politics, 1933–1934, SIPS № 8, CREES, University of Birmingham, 1977.


[Закрыть]. Некоторое время спустя Дж. А. Гетти пришёл к выводу, что Киров не был значительной политической фигурой. В лидеры сторонников «умеренной» линии 1934 г. Гетти выдвинул Орджоникидзе и Жданова[276]276
  Getty J. A. Origins of the Great Purges. P. 92–136.


[Закрыть].

Какими же фактами располагают в настоящее время историки для разрешения этих вопросов? Одним из источников, питающих предположения о существовании относительно независимой «политической платформы» Кирова являются мемуары Н.С. Хрущёва, а также свидетельства некоторых членов комиссии, созданной после XX съезда КПСС для изучения обстоятельств убийства Кирова (материалы самой комиссии пока не изданы и недоступны для исследователей), а также воспоминания некоторых старых большевиков – участников XVII съезда ВКП(б). Все эти данные попали в книги историков и благодаря этому получили широкое распространение[277]277
  Медведев P.A. О Сталине и сталинизме. С. 294–296; Антонов-Овсеенко А.В. Сталин и его время // Вопросы истории. 1989. № 4. С. 93–94.


[Закрыть]. Если отвлечься от многочисленных расхождений в этих рассказах, то в целом из них складывается следующая картина. Во время XVII съезда ВКП(б) ряд высокопоставленных партийных деятелей (фамилии называют разные – Косиор, Эйхе, Шеболдаев, Орджоникидзе, Петровский и т.д.) обсуждали планы замены Сталина на посту генерального секретаря Кировым. Киров отказался от предложения, а об этих разговорах стало известно Сталину (иногда пишут, что Киров сам рассказал о них Сталину, предопределив тем самым собственную судьбу). При выборах ЦК на XVII съезде, по свидетельству некоторых членов счётной комиссии, против Сталина проголосовали многие делегаты (цифры опять же называют разные – от 270 до 300). Сталин, узнав об этом, приказал изъять бюллетени, в которых была вычеркнута его фамилия, и публично на съезде объявить, что против него подано всего три голоса. Если историки, разрабатывающие версию «оппозиционности» Кирова, склонны доверять этим свидетельствам, то историки, отрицающие роль Кирова как сколько-нибудь самостоятельного политического деятеля и причастность Сталина к его убийству, опровергают подобные рассказы очевидцев как вымысел[278]278
  Самое подробное документированное опровержение версии об оппозиционности делегатов XVII съезда см. в кн.: Кирилина А.А. Рикошет. С. 76–80.


[Закрыть]. Пока приходится признать, что документы, при помощи которых можно было бы окончательно опровергнуть или подтвердить эти версии, неизвестны.

Что касается политической карьеры Кирова, то она даёт мало аргументов в пользу предположений о его независимой (а тем более, принципиально отличной от сталинской) политической позиции. Киров, как и другие члены Политбюро 30-х годов, был человеком Сталина. Именно по настоянию Сталина Киров занял пост руководителя второй по значению партийной организации в стране, что гарантировало ему вхождение в высшие эшелоны власти. Помимо хороших личных отношений с Кировым, для Сталина, не исключено, определённое значение имел тот факт, что Киров был политически скомпрометированным человеком. В партии знали, что Киров в дореволюционные годы не только отошёл от активной деятельности, не только не примыкал к большевикам, но занимал небольшевистские, либеральные политические позиции, причём, будучи журналистом, оставил многочисленные следы этого своего «преступления» в виде газетных статей. Весной 1917 г., например, он проявил себя как горячий сторонник Временного правительства и призывал к его поддержке[279]279
  См.: Козлов А.И. Сталин: борьба за власть. С. 159–160; Ефимов Н.А. Сергей Миронович Киров // Вопросы истории. 1995. № 11–12. С. 51–53.


[Закрыть].

Воспользовавшись этими фактами, в конце 1929 г. группа высокопоставленных руководителей Ленинграда (в том числе председатель Ленсовета и руководитель областной контрольной комиссии ВКП(б)) потребовали у Москвы снять Кирова с должности за дореволюционное сотрудничество с «левобуржуазной» прессой. Дело рассматривалось на закрытом совместном заседании Политбюро и Президиума ЦКК ВКП(б). Во многом благодаря поддержке Сталина Киров вышел из этого столкновения победителем. Его противники были сняты со своих постов в Ленинграде. Однако в решении заседания Политбюро и Президиума ЦКК (оно имело гриф «особая папка») предреволюционная деятельность Кирова была всё же охарактеризована как «ошибка»[280]280
  РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 8. Л. 24–25; подробнее см.: Хлевнюк О.В. Сталин и Орджоникидзе. С. 19–20.


[Закрыть].

Несколько лет спустя в известной «платформе Рютина» Киров был поставлен в один ряд с бывшими противниками большевиков, которые в силу своей политической беспринципности особенно верно служили Сталину. «Наши оппортунисты тоже сумели приспособиться к режиму Сталина и перекрасились в защитный цвет… Гринько (нарком финансов СССР. – О.Х.), Н.Н. Попов (один из руководителей «Правды». – О.Х.) – бывшие меньшевики, столь хорошо известные Украине, Межлаук – зам. пред. ВСНХ, бывший кадет, потом меньшевик, Серебровский – зам. пред. Наркомтяжа, бывший верный слуга капиталистов (видимо, имелась в виду работа Серебровского как инженера на частных предприятиях в дореволюционной России. – О.Х.), Киров – член Политбюро, бывший кадет и редактор кадетской газеты во Владикавказе. Всё это, можно сказать, столпы сталинского режима. И все они представляют из себя законченный тип оппортунистов. Эти люди приспособляются к любому режиму, к любой политической системе»[281]281
  Реабилитация. Политические процессы 30-50-х годов. С. 362–363.


[Закрыть]. Через несколько десятков страниц авторы «платформы» повторили выпады против Кирова. Заявляя о безнаказанности «верных чиновников и слуг» Сталина, они напоминали: «Всем известно, чем кончилась попытка ленинградцев разоблачить Кирова, как бывшего кадета и редактора кадетской газеты во Владикавказе. Им дали «по морде» и заставили замолчать. Сталин… решительно «защищает своих собственных мерзавцев»»[282]282
  Там же. С. 421.


[Закрыть].

В этих обвинениях в адрес Кирова и других «оппортунистов» была значительная доля истины. Сталин действительно предпочитал опираться на людей, имевших «пятна» в политической биографии. Вспомним, например, бывшего меньшевика Вышинского или Берия, обвиняемого с начала 20-х годов в сотрудничестве с мусаватистской разведкой. Причём, время от времени Сталин действительно напоминал своим соратникам об их «грехах» и особенно часто делал это в период обострения политической ситуации (см. с. 240, 245).

Трудно сказать, в какой мере прошлый «оппортунизм» влиял на Кирова, но, судя по документам Политбюро, он вёл себя не как полноправный член Политбюро, а, скорее, как влиятельный руководитель одной из крупнейших партийных организаций страны. Инициативы Кирова ограничивались нуждами Ленинграда (требования новых капиталовложений и ресурсов, попытки предотвратить перевод ленинградских работников, просьбы об открытии новых магазинов и т.п.). В Москве, на заседаниях Политбюро Киров бывал крайне редко. Столь же редко (видимо, прежде всего по причинам удалённости) участвовал в голосовании решений Политбюро, принимаемых опросом. В общем, из доступных пока документов никак не удаётся вывести не только образ Кирова – лидера антисталинского крыла партии, не только образ Кирова-«реформатора», но даже сколько-нибудь деятельное участие Кирова в разработке и реализации того, что называется «большой политикой». Кстати, Хрущёв, столь много сделавший для создания вокруг Кирова ореола таинственности, писал в мемуарах: «В принципе Киров был очень неразговорчивый человек. Сам я не имел с ним непосредственных контактов, но потом расспрашивал Микояна о Кирове… Микоян хорошо его знал. Он рассказывал мне: «Ну, как тебе ответить? На заседаниях он ни разу ни по какому вопросу не выступал. Молчит, и всё. Не знаю я даже, что это означает»»[283]283
  Вопросы истории. 1990. № 3. С. 74–75.


[Закрыть].

Известные пока сведения о разработке и проведении «реформ» также скорее подтверждают точку зрения Ф. Бенвенути о том, что руководство страны в период «потепления» 1934 г. выступало единым фронтом. Причём, как и в предшествующий период, главным инициатором всякого рода преобразований был Сталин.

Одним из важнейших индикаторов «потепления» с полным основанием считается отмена карточной системы на хлеб согласно решению пленума ЦК ВКП(б) в ноябре 1934 г. Это событие положило начало отмене карточек в целом, значительной переориентации экономической политики от преимущественно административно-репрессивного к смешанному административно-«квазирыночному» регулированию экономики. Некоторые сторонники версии о реформаторстве Кирова относят ноябрьское решение об отмене карточек на хлеб на счёт именно ленинградского секретаря. Источник этого предположения, видимо, содержится в известной книге А. Орлова[284]284
  Об этой книге как историческом источнике см.: Хлевнюк О. История «Тайной истории» // Свободная мысль. 1996. № 3.


[Закрыть]. По свидетельству Орлова, весной и летом 1934 г. у Кирова начались конфликты со Сталиным и другими членами Политбюро. Одно из столкновений произошло якобы по вопросу о снабжении Ленинграда продовольствием. Киров без разрешения Москвы использовал неприкосновенные фонды ленинградского военного округа. Ворошилов выразил недовольство этим на заседании Политбюро. Киров ответил, что действия эти были вызваны крайней нуждой и что продовольствие будет возвращено на склады, как только прибудут новые поставки. Ворошилов, якобы чувствуя поддержку Сталина, заявил, что Киров «ищет дешёвой популярности среди рабочих». Киров вспылил и заявил, что рабочих нужно кормить. Микоян возразил, что ленинградские рабочие питаются лучше, чем в среднем по стране. «А почему, собственно, ленинградские рабочие должны питаться лучше всех остальных?» – вмешался Сталин. Киров снова вышел из себя и закричал: «Я думаю, давно пора отменить карточную систему и начать кормить всех наших рабочих как следует!»[285]285
  Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. Нью-Йорк, Иерусалим, Париж, 1983. С. 24–25.


[Закрыть]

Документы, подтверждающие рассказ Орлова, неизвестны. Однако конфликты между ленинградскими руководителями (как, впрочем, и руководителями других регионов) и Москвой, по поводу распределения ресурсов и использования государственных фондов, были постоянными и начались вовсе не с весны 1934 г. Особой интенсивности такие столкновения достигли в период голода 1932–1933 гг. (протоколы Политбюро за этот период переполнены решениями по поводу ходатайств с мест, в том числе Ленинграда, об увеличении лимитов централизованного снабжения и снижении планов заготовок). Много подобных конфликтов было и в 1934 г. 5 января 1934 г. Политбюро опросом приняло решение в связи с перерасходом в третьем–четвёртом кварталах 1933 г. хлеба по Ленинграду на 5 тыс. тонн по сравнению с утверждённым планом. По предложению наркома земледелия Чернова Политбюро списало эту задолженность, но обязало ленинградский обком и облисполком впредь никаких перерасходов не допускать[286]286
  РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 999. Л. 63.


[Закрыть]. В тот же день, 5 января, по требованию Сталина Политбюро запретило открывать в Ленинграде универмаг для продажи промышленных товаров повышенного качества. Эту просьбу Кирова (он прислал в Москву специальную телефонограмму) поддержали и нарком лёгкой промышленности Микоян, и Молотов. Однако Сталин продиктовал отрицательное решение: «Я против. Открыть лишь тогда, когда мы получим гарантию того, что имеется товаров не менее, чем на 6 месяцев». Сталинское требование было принято Политбюро[287]287
  Там же. Л. 65. Решение об открытии универмага в Ленинграде было принято несколько месяцев спустя, 16 марта 1934 г., после нового обращения Микояна в Политбюро, в котором он докладывал о создании достаточного запаса товаров (Там же. Д. 1016. Л. 64).


[Закрыть].