Текст книги "Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е годы"
Автор книги: Олег Хлевнюк
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Очень скоро Ежову пришлось ещё раз убедиться, что предчувствия его не обманули. В августе первым заместителем Ежова был назначен секретарь ЦК КП Грузии Л.П. Берия. Внешне Ежов оставался в фаворе и силе, но рядом с ним появился человек, которого сам нарком внутренних дел по доброй воле никогда бы не выбрал себе в заместители. «Переживал и назначение т. Берия, – признавался Ежов в уже цитированном письме на имя Сталина. – Видел в этом элемент недоверия к себе, однако, думал всё пройдёт. Искренне считал и считаю его крупным работником, я полагал, что он может занять пост наркома. Думал, что его назначение – подготовка моего освобождения».
Лёгкость, с которой смещали и арестовывали ближайших сотрудников Ежова и назначали на их место новых людей, свидетельствовала о бессилии наркома внутренних дел. В отчаянии он попытался предпринять некоторые контрмеры. Как признавался Ежов Сталину, на это его подталкивал также Фриновский, находившийся с Берия в плохих отношениях. Фриновский доказывал Ежову, что с Берия невозможно сработаться, что он будет предвзято информировать Сталина о положении в наркомате. Фриновский советовал: «Держать крепко вожжи в руках. Не хандрить, а взяться крепко за аппарат, чтобы он не двоил между т. Берия и мной. Не допускать людей т. Берия в аппарат». Одновременно активизировался сбор компрометирующих Берия материалов. По совету Фриновского Ежов передал их Сталину.
Очевидно, однако, что в сложившейся ситуации от Ежова уже ничего не зависело. Судорожно пытаясь остаться на плаву, он, несомненно, понимал, что кадровая чистка в НКВД рано или поздно дойдёт до наркома. Не справляясь с нервными перегрузками, Ежов, по некоторым свидетельствам, начал беспробудно пьянствовать.
С октября сталинские манёвры вокруг НКВД стали более активными. 8 октября Политбюро сформировало комиссию, которой поручалось в короткий срок подготовить проект постановления ЦК, СНК и НКВД о новой установке по вопросу об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия. Председателем комиссии был назначен пока Ежов, а в её состав вошли Берия, прокурор СССР Вышинский, председатель Верховного суда СССР Рычков и курировавший в ЦК ВКП(б) деятельность административных органов Маленков. Для подготовки документа комиссии отводился десятидневный срок, причём в первоначальном проекте постановления, написанном рукой Кагановича, срок работы комиссии не оговаривался и был внесён в окончательный вариант постановления Сталиным[513]513
Там же. On. 3. Д. 1002. Л. 37; Оп. 163. Д. 1200. Л. 1.
[Закрыть]. Несмотря на это, постановление СНК и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» было утверждено Политбюро лишь 17 ноября, т.е. более чем через месяц после создания комиссии. Вряд ли столь значительное время понадобилось для составления проекта постановления. Судя по протоколам Политбюро, Сталину потребовался этот месяц для проведения дополнительной кадровой чистки в аппарате НКВД. С 8 октября по 17 ноября Политбюро санкционировало назначение нового начальника секретариата НКВД, направило на руководящие должности в отдел кадров НКВД группу инструкторов отдела руководящих партийных органов ЦК ВКП(б), назначило новых начальников иностранного отдела и оперативного отдела Главного управления государственной безопасности НКВД, а также нового начальника управления по Ленинградской области (многие новые работники были людьми Берия) и т.д.[514]514
Там же. Оп. З.Д. 1002. Л. 51; Д. 1003. Л. И, 13, 17.
[Закрыть] Складывается впечатление, что перед решительным ударом Сталин, как обычно, старался предупредить любые неожиданности.
Возможно, у Сталина были некоторые основания опасаться отчаянных шагов со стороны обречённых руководителей НКВД. Так, 14 ноября 1938 г. скрылся и перешёл на нелегальное положение нарком внутренних дел Украины А.И. Успенский. Как вспоминал Н.С. Хрущёв, Сталин считал, что о предстоящем аресте Успенского предупредил Ежов, который прослушал телефонный разговор между Сталиным и Хрущёвым (тогда секретарём ЦК компартии Украины), обсуждавшими судьбу Успенского[515]515
Вопросы истории. 1992. № 2–3. С. 87.
[Закрыть]. Опыт и налаженные конспиративные каналы позволили Успенскому в течение 5 месяцев скрываться в разных городах СССР. Только 16 апреля, приложив огромные усилия, чекисты под руководством нового наркома внутренних дел Берия сумели разыскать Успенского (за что большая группа сотрудников НКВД была награждена орденами).
Постановление от 17 ноября стало окончательным сигналом о том, что старое руководство НКВД доживает последние дни. Несмотря на то, что в постановлении констатировались успехи органов НКВД (под руководством партии) по разгрому «врагов народа и шпионско-диверсионной агентуры иностранных разведок», а также было записано, что дело очистки СССР от «шпионов, вредителей, террористов и диверсантов» необходимо продолжить, ведомство Ежова было подвергнуто резкой критике. «Массовые операции по разгрому и выкорчёвыванию вражеских элементов, проведённые органами НКВД в 1937–1938 гг., при упрощенном ведении следствия и суда, – говорилось в постановлении, – не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и Прокуратуры». «Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительской работы и так вошли во вкус упрощённого порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых «лимитов» для производства массовых арестов». Глубоко укоренился «упрощённый порядок расследования, при котором, как правило, следователь ограничивается получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого признания необходимыми документальными данными», нередко «показания арестованного записываются следователями в виде заметок, а затем, спустя продолжительное время… составляется общий протокол, причём совершенно не выполняется требование… о дословной, по возможности, фиксации показаний арестованного. Очень часто протокол допроса не составляется до тех пор, пока арестованный не признается в совершённых им преступлениях» и т.д.
Постановлением от 17 ноября 1938 г. органам НКВД и Прокуратуре запрещалось производить какие-либо массовые операции по арестам и выселению, а сами аресты предписывалось осуществлять в соответствии с Конституцией страны только по постановлению суда или с санкции прокурора. В центре и на местах ликвидировались судебные «тройки», а дела, находившиеся в их ведении передавались на рассмотрение судов или Особого совещания при НКВД СССР. Соответствующие поручения ЦК и СНК дали Прокуратуре – тщательно проверять обоснованность постановлений об арестах.
Органам НКВД напомнили о необходимости соблюдать требования уголовно-процессуальных кодексов при ведении следствия: заканчивать расследование в установленные законом сроки, производить допросы арестованных не позже 24-х часов после их задержания, по завершении каждого допроса составлять протокол[516]516
Исторический архив. 1992. № 1. С. 125–128.
[Закрыть].
Резкие обвинения в адрес НКВД и формулировки о засилии вредителей в этом ведомстве не оставляли сомнений в том, что Сталин решил свалить всю вину за массовый террор исключительно на чекистов. Так и произошло. Причём одной из первых жертв нового курса стал Ежов. Буквально через день после утверждения постановления об арестах и ведении следствия, 19 ноября, Политбюро занялось обсуждением заявления начальника управления НКВД по Ивановской области Журавлёва. Судя по всему, это был очередной донос, возможно, спровоцированный сверху. Журавлёв сообщал, что в своё время докладывал Ежову о подозрительном поведении ряда ответственных работников НКВД, но нарком не проявил к этому должного внимания, хотя сигналы оказались верными. Разбор записки Журавлёва на Политбюро превратился в проработку Ежова. Ему предъявили обвинения в засорении следственных органов шпионами иностранных разведок, но главное – в недосмотре за отделом охраны членов ЦК и Политбюро, где, якобы, окопались заговорщики.
23 ноября Ежов был вызван на встречу со Сталиным, Молотовым и Ворошиловым, которая проходила в сталинском кабинете с 9 часов вечера до часа ночи 24 ноября[517]517
Там же. 1995. № 5–6. С. 25.
[Закрыть]. В числе прочего, у Сталина, видимо, обсуждалось заявление Ежова об отставке. В этом заявлении на имя Сталина, датированном 23 ноября, Ежов полностью признал свою вину и ответственность за недостатки работы наркомата, засоренность чекистских рядов врагами и просил освобождения от обязанностей руководителя этого ведомства. Хорошо понимая, в каком направлении развиваются события, Ежов, кроме того, пытался напомнить Сталину о своей верной службе и энергично клялся в безграничной преданности вождю. Своё письмо он закончил так: «Несмотря на все эти большие недостатки и промахи в моей работе, должен сказать, что при повседневном руководстве ЦК, НКВД погромил врагов здорово. Даю большевистское слово и обязательство перед ЦК ВКП(б) и перед тов. Сталиным учесть все эти уроки в своей дальнейшей работе, учесть свои ошибки, исправиться и на любом участке, где ЦК сочтёт необходимым меня использовать, оправдать доверие ЦК»[518]518
Там же. С. 129–130.
[Закрыть].
24 ноября Политбюро удовлетворило просьбу Ежова. Формулировка принятого решения была щадящей: отставка объяснялась как мотивами, изложенными в письме Ежова, так и, якобы, болезненным состоянием бывшего наркомвнудела, не позволявшим ему руководить одновременно двумя крупными наркоматами: внутренних дел и водного транспорта. Удалив Ежова из Наркомата внутренних дел, Политбюро сохранило за ним должности секретаря ЦК ВКП(б), председателя КПК при ЦК ВКП(б) и наркома водного транспорта[519]519
Там же. С. 131.
[Закрыть]. Несмотря на это, и сами члены Политбюро, и многие из тех рядовых советских граждан, кто вскоре прочитал сообщение о смещении Ежова в газетах, конечно, понимали, что его судьба предрешена. «Товарищи, с которыми дружил и которые, казалось мне, неплохо ко мне относятся, вдруг все отвернулись словно от чумного. Даже поговорить не хотят», – жаловался Ежов в письме Сталину.
На XVIII съезде партии Ежов уже не был избран даже в ЦК. Присутствовавший на пленуме ЦК старого состава, где предварительно, за день до голосования на съезде, решался вопрос о новом составе ЦК, известный советский военачальник адмирал Н.Г. Кузнецов оставил такие воспоминания: «Сначала отводили тех членов ЦК, которых считали не справившимися со своими делами или опорочившими себя чем-либо и поэтому недостойными войти в новый состав… Помнится как выступал Сталин против Ежова и, указав на плохую работу, больше акцентировал внимание на его пьянстве, чем на превышении власти и необоснованных арестах. Потом выступил Ежов и, признавая свои ошибки, просил назначить его на менее самостоятельную работу, с которой он может справиться»[520]520
Военно-исторический журнал. 1993. № 7. С. 50.
[Закрыть].
Вскоре Ежов был арестован по обвинению в руководстве «контрреволюционной организацией» в НКВД и расстрелян. Проделано это было без обычных шумных кампаний. Аккуратность, с какой убирали Ежова, лишний раз свидетельствовала о том, что Сталин опасался вызвать слишком широкий общественный интерес к деятельности НКВД и обстоятельствам проведения «большого террора». Ежов стал очередным «козлом отпущения», из тех, кто, выполнив волю вождя, расплачивались жизнью во имя того, чтобы сам вождь оставался вне подозрений.
3. Репрессии в Политбюро
После нескольких лет относительной стабильности в годы «большого террора» в составе Политбюро произошли существенные изменения, хотя из всех партийно-государственных инстанций Политбюро пострадало в наименьшей степени.
Первой жертвой террора (независимо от того, покончил он собой или был убит) стал Г.К. Орджоникидзе. Затем в мае 1937 г. был выведен из состава ЦК ВКП(б) кандидат в члены Политбюро Я.Э. Рудзутак. Он был одним из старейших руководителей партии. Кандидатом в члены Политбюро Рудзутака впервые избрали ещё в 1923 г. Затем в 1926–1932 гг. он был членом Политбюро. В 1931–1934 гг. Рудзутак занимал пост председателя ЦКК ВКП(б) и в соответствии с уставом партии, запрещавшим совмещение должностей председателя ЦКК с другими выборными должностями, был выведен из Политбюро. После XVII съезда ВКП(б) Рудзутак стал кандидатом в члены Политбюро. В 1937 г. он был расстрелян по обвинению в шпионаже в пользу Германии и причастности к заговору военных во главе с Тухачевским. На освободившееся место кандидатом в члены Политбюро на пленуме ЦК ВКП(б) в октябре 1937 г. был избран Ежов.
Следующая замена в Политбюро произошла на пленуме ЦК в январе 1938 г. – П.П. Постышев был выведен из кандидатов в члены Политбюро, а на его место избран Н.С. Хрущёв. Смещение Постышева в отличие от других перестановок в Политбюро происходило постепенно, в несколько этапов и может служить хорошим примером сталинских методов политических интриг и нравов, царивших в Политбюро в годы террора.
П.П. Постышев был одним из самых известных деятелей партии. В социал-демократическое движение он включился ещё в 1901 г., был профессиональным революционером. В годы гражданской войны руководил партизанскими отрядами на Дальнем Востоке. С 1930 г. Постышев занимал пост секретаря ЦК ВКП(б) и был одним из самых влиятельных партийных функционеров. В 1933 г., в разгар голода на Украине, Сталин назначил Постышева вторым секретарём ЦК КП(б) Украины и первым секретарём Харьковского (тогда столичного) обкома. После перевода столицы Украины из Харькова в Киев Постышев стал первым секретарём Киевского обкома. Постышев вполне справился с возложенными на него задачами «укрепления руководства» Украиной и в награду в 1934 г. был избран кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б).
Тучи над Постышевым начали сгущаться осенью 1936 г., когда в Киеве, в окружении Постышева были произведены массовые аресты. 13 января 1937 г. ЦК ВКП(б) принял специальное постановление о Киевском обкоме и ЦК КП(б)У. Руководство республиканской организации было обвинено в засорении аппарата врагами. Постышеву объявили выговор и лишили должности секретаря Киевского обкома[521]521
РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 983. Л. 110–112.
[Закрыть].
Организуя атаку против Постышева, Сталин использовал не только дела о мифических вредителях в украинском партруководстве, но и вполне реальные пороки, присущие киевским лидерам, как, впрочем, и руководителям других регионов: групповщину, злоупотребление властью, создание местных культов. Являясь формально вторым секретарём ЦК КП(б)У, Постышев фактически был самым сильным руководителем на Украине. Свою роль в этом, видимо, сыграли и личные качества Постышева – жёсткость, напористость, властность, а также поддержка, которой он долгое время пользовался в Москве, являясь кандидатом в члены Политбюро, эмиссаром самого Сталина. Используя свое влияние, Постышев окружил себя в украинской парторганизации значительной группой лично преданных ему работников. Они же, в свою очередь, немало потрудились для того, чтобы создать в республике своебразный культ Постышева – одного из вождей советского народа. Формировался этот культ ещё и потому, что до определённого времени окружение монумента собственного величия более мелкими памятниками в честь «верных соратников» поощрял сам Сталин.
Как это нередко бывало в те годы, опираясь на высокое положение мужа, активную роль в политической жизни и даже в решении кадровых вопросов в республике пыталась играть жена Постышева – Т.С. Постоловская. Она занимала пост секретаря парткома Украинской Ассоциации марксистско-ленинских научных институтов и принимала деятельное участие в многочисленных конфликтах и склоках, вспыхивающих временами среди «бойцов идеологического фронта».
Все эти обстоятельства в полной мере использовал Сталин. Обвинения в личной нескромности и злоупотреблениях были обрушены на Постышева на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 г. Новый секретарь Киевского обкома Кудрявцев говорил так: «Обстановка шумихи вокруг т. Постышева зашла так далеко, что кое-где уже громким голосом говорили о соратниках Постышева, ближайших, вернейших, лучших, преданнейших, а те, кто не дорос до соратников, именовали себя постышевцами»[522]522
Вопросы истории. 1995. № 7. С. 19.
[Закрыть]. Досталось в это время и Постоловской, обличая которую, Сталин и его помощники наносили ещё один удар по Постышеву.
Главным пунктом обвинений против Постоловской было её неблаговидное поведение в деле некой Николаенко, получившем тогда стараниями Сталина широкую огласку. Это грязная история, по существу провокация, хорошо демонстрирует те методы, которыми первоначально пользовался Сталин, нанося удары по своим недавним соратникам. Вместе с тем в ней проявились нравы, существовавшие тогда на местах.
Член ВКП(б) П.Т. Николаенко была одной из тех экзальтированных жертв сталинского учения об усилении классовой борьбы, которым повсюду мерещились враги и шпионы. Рано вступив в партию, она работала женоргом, училась, а в 1935 г. попала на службу в музейный городок в Киеве. Однажды она явилась к директору городка и заявила, что один из сотрудников, по её мнению, крадёт экспонаты, а на вырученные деньги приобретает вещи и продукты в Торгсине. Не найдя поддержки у директора, Николаенко стала обличать и его. Для того чтобы избавиться от Николаенко, её отправили в аспирантуру Ассоциации марксистско-ленинских научных институтов. Однако и здесь она быстро принялась за старое, выявляя и разоблачая «врагов». Партийная организация УАМЛИНа, не без участия Постоловской, добилась исключения Николаенко из аспирантуры. Николаенко ушла работать на курсы политотделов Юго-Западной железной дороги, заявляя направо и налево, что в УАМЛИНе засели враги, а Постоловская «как царица сидит, окружённая врагами». «Доброжелатели» доложили об этом жене Постышева, и она не придумала ничего лучшего, как добиться от бюро горкома партии исключения Николаенко из ВКП(б). Желая угодить Постоловской, операцию эту проделали быстро, не погнушавшись элементарным подлогом: при помощи подчисток решение об исключении, состоявшееся в январе 1936 г., провели актом за сентябрь 1935 г. Николаенко подала заявление на имя Сталина, и в апреле комиссия Комитета партийного контроля приняла решение о восстановлении её в ВКП(б). Однако в Киеве выдавать ей билет и восстанавливать на работе не торопились[523]523
Там же (данные из выступления нового секретаря Киевского обкома Кудрявцева на февральско-мартовском пленуме 1937 г.).
[Закрыть].
Коренной переворот в судьбе Николаенко произошёл после постановления ЦК ВКП(б) от 13 января. Прибывшему в Киев для разъяснения постановления Л.М. Кагановичу рассказали о «героине-разоблачительнице», а он, в свою очередь, доложил о ней по возвращении в Москву Сталину. Вождь проявил к Николаенко неподдельный интерес, настолько значительный, что посвятил ей целый абзац в речи на февральско-мартовском пленуме и, более того, включил этот абзац в официальный, широко опубликованный текст речи. «Николаенко – это рядовой член партии, – говорил Сталин. – Она – обыкновенный «маленький человек». Целый год она подавала сигналы о неблагополучии в партийной организации в Киеве, разоблачала семейственность, мещанско-обывательский подход к работникам… засилье троцкистских вредителей. От неё отмахивались, как от назойливой мухи. Наконец, чтобы отбиться от неё, взяли и исключили её из партии… Только вмешательство Центрального Комитета партии помогло распутать этот запутанный узел. А что выяснилось после разбора дела? Выяснилось, что Николаенко была права, а Киевская организация была неправа… А ведь кто такая Николаенко? Она, конечно, не член ЦК, она не нарком, она не секретарь Киевской областной организации, она даже не секретарь какой-либо ячейки, она просто рядовой член партии.
Как видите, простые люди оказываются иногда куда ближе к истине, чем некоторые высокие учреждения»[524]524
Большевик. 1937. № 7. С. 24.
[Закрыть].
Догадаться, зачем Сталин создавал этот новый культ «маленького человека», не трудно. Ещё недавно призывая советских людей следовать примеру стахановцев, Сталин теперь говорил: действуйте, как Николаенко, и мы поддержим вас, а особо отличившихся даже зачислим в национальные герои. Кроме того, защитив «маленького человека» Николаенко от жены всемогущего Постышева, Сталин в очередной раз демонстрировал свой «демократизм», готовность защитить простого человека от произвола чиновников, укрепил легенду о непричастности вождя к массовому террору. И пока Николаенко купалась в лучах славы, Постышев был отправлен с Украины в почётную ссылку – секретарём Куйбышевского обкома партии.
В литературе распространено мнение, что Постышев пострадал потому, что пытался противостоять сталинскому репрессивному курсу. Источником этого предположения были соответствующие фрагменты из секретного доклада Хрущёва на XX съезде КПСС. «На февральско-мартовском Пленуме ЦК (1937 г.), – говорил Хрущёв, – в выступлениях ряда членов ЦК, по существу, высказывались сомнения в правильности намечавшегося курса на массовые репрессии под предлогом борьбы с «двурушниками». Наиболее ярко эти сомнения были выражены в выступлении тов. Постышева. Он говорил:
«Я рассуждал: прошли такие крутые годы борьбы, гнилые члены партии ломались и уходили к врагам, здоровые дрались за дело партии. Это – годы индустриализации, коллективизации. Я никак не предполагал, что, пройдя этот крутой период, Карпов и ему подобные попадут в лагерь врага. (Карпов – это работник ЦК партии Украины, которого хорошо знал Постышев). А вот по показаниям, якобы, Карпов с 1934 года был завербован троцкистами. Я лично думаю, что в 1934 году здоровому члену партии, который прошёл длительный путь ожесточённой борьбы с врагами за дело партии, за социализм, попасть в стан врагов невероятно. Я этому не верю… Я себе не представляю, как можно пройти тяжёлые годы с партией и потом в 1934 году пойти к троцкистам. Странно это…» [525]525
Реабилитация. Политические процессы 30-50-х годов. С. 34.
[Закрыть]
Попытки выступить против необоснованных подозрений и обвинений приводили к тому, – говорил Хрущёв далее, – что протестовавший подвергался репрессиям. В этом отношении характерна история с т. Постышевым. В одной из бесед, когда Сталин проявил недовольство по адресу Постышева и задал ему вопрос: – Кто вы такой? Постышев твёрдо заявил с присущим ему окающим акцентом: – Большевик я, товарищ Сталин, большевик! И это заявление было расценено сначала как неуважение к Сталину, а потом как вредный акт и впоследствии привело к уничтожению Постышева, объявленного без всяких к тому оснований «врагом народа»»[526]526
Там же. С. 63–64.
[Закрыть].
Проверить реальность последнего эпизода о разговоре Сталина и Постышева невозможно: Хрущёв никак не обозначил ни время, ни обстоятельства этой «перебранки». Зато цитату из выступления Постышева на февральско-мартовском пленуме теперь без труда можно сопоставить со стенограммой. При таком сопоставлении выясняется, что цитата, включенная в доклад Хрущёва, заимствована из правленной стенограммы февральско-мартовского пленума, хотя правка, сделанная самим Постышевым, не была существенной. Принципиальное же значение имеет тот факт, что фрагмент, использованный Хрущёвым (эта часть доклада Хрущёва была подготовлена секретарём ЦК П.Н. Поспеловым), был вырван из контекста речи Постышева, обрублен на полуслове. На самом деле Постышев заявил следующее (цитата приводится по исправленной стенограмме пленума, т.е. в том виде, в каком она прозвучала с трибуны пленума): «Я вот так рассуждаю: прошли всё-таки такие крутые годы, такие повороты были, где люди или ломались, или оставались на крепких ногах, или уходили к врагам, – период индустриализации, период коллективизации, всё-таки жестокая была борьба партии с врагами в тот период. Я никак не предполагал, что возможно пережить все эти периоды, а потом перейти в лагерь врагов. А вот теперь выясняется, что он с 1934 г. попал в лапы к врагам и стал врагом. Конечно, тут можно верить всему этому, можно и не верить. Я лично думаю, что страшно трудно после всех этих годов в 1934 г. человеку, который прошёл на крепких ногах путь ожесточённой борьбы, в 1934 г, пойти к врагам. Этому очень трудно верится. (Молотов. Трудно верить тому, что он только с 1934 г. стал врагом? Вероятно, он был им и раньше). Конечно, раньше. Я себе не представляю, как можно пройти тяжёлые годы с партией и потом, в 1934 г., пойти к троцкистам. Странно это. Какой-то у него червь был всё время. Когда этот червь у него появился – в 1926 ли г., в 1924 ли, в 1930 г., это трудно сказать, но, очевидно, червь какой-то был, который какую-то работу проделал для того, чтобы он попал в стан врагов.
Радков (ещё один из сотрудников Постышева, арестованный по обвинению в троцкизме. – О.Х.) не был троцкистом. По крайней мере, нет ни каких официальных данных за это, чтобы он где-нибудь выговор получил за троцкизм или исключался из партии, или кто-нибудь на него показывал. (Голос с места. Одесситы писали, что он был в троцкистской оппозиции в 1923 г.). Во всяком случае, может быть, теперь и пишут, но до сих пор не было никаких официальных документов о том, что он был троцкистом. Да не в этом дело, в конце концов. Тов. Сталин не так ставит вопрос, что нужно быть бдительным только к этим людям, которые когда-то перед партией имели тот или иной грех. К этим людям можно быть наиболее бдительным, но враг может и сознательно сохранять себя чистым. Вот из показаний правых мы видим, как они себя и свои кадры сохраняли, не вылезали»[527]527
Вопросы истории. 1995. № 5–6. С. 4.
[Закрыть].
Приблизительно в таком духе было построено всё выступление Постышева. Понять это не трудно. На февральско-мартовский пленум Постышев приехал уже не секретарём крупнейшей республиканской партийной организации, а всего лишь секретарём одного из обкомов, к тому же лишь недавно подвергшимся публичному примерному наказанию за политическую слепоту и мягкость к врагам. Несомненно, Постышев не был согласен с новым курсом. Более других партийных руководителей он уже к началу пленума испытал на себе, чем грозит расширение репрессий. Однако никаких сколько-нибудь серьёзных «сомнений» ни Постышев, ни другие члены ЦК (кстати, так и не названные Хрущёвым) на февральско-мартовском пленуме не заявляли.
Речь Постышева на февральско– мартовском пленуме была выслушана довольно спокойно. Грубыми репликами с мест, которые обычно сопровождали выступления опальных функционеров, его не забрасывали. Однако это спокойствие было обманчивым. В середине 1937 г. Политбюро вдруг занялось рассмотрением доноса на Постышева. В заявлении, скорее всего инспирированном, некто Губельман сообщал, что Постышев в 1910 г. подал унизительное ходатайство на имя командующего Московским военным округом о смягчении судебного приговора. Постышева вызвали для объяснений. Он покаялся, ссылаясь на молодость и несознательность, и Сталин проявил «благородство»: дело ограничилось выговором за сокрытие этого факта от ЦК[528]528
РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 989. Л. 9.
[Закрыть].
Однако прошло ещё несколько недель, и в Куйбышевскую область по поручению Сталина прибыл секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Андреев. Ничего хорошего подобный визит не сулил. Там, где появлялся этот сталинский эмиссар – а командировок в 1937 г. у него было больше чем достаточно, – с новой силой вспыхивали репрессии и кадровые перетряски. Можно только представить себе, что пережил Постышев, ожидая Андреева. Но и на этот раз, казалось, гроза прошла стороной. Андреев ограничился созывом бюро обкома, на котором высказал Постышеву недовольство руководства партии слабой борьбой с врагами в Куйбышевской области и приказал срочно выправить положение. Для начала было арестовано несколько областных руководителей.
Получив столь строгие указания, Постышев постарался продемонстрировать активность на поприще выкорчёвывания «вражеского подполья». Полгода спустя второй секретарь Куйбышевского обкома Н.Г. Игнатов, обличая окончательно поверженного Постышева, говорил на пленуме ЦК ВКП(б), что после визита Андреева у Постышева «стиль появился другой, что везде и всюду начал кричать, что нет порядочных людей… что везде и всюду враги… У нас две недели все секретари городских райкомов и весь аппарат райкомов в городе Куйбышеве бегали с лупами. Постышев берёт лупу, вызывает к себе представителя райкома и начинает рассматривать тетради, все тетради у нас оборвали, на обложках находили фашистскую свастику и дошли до того, что на печеньях есть олени – фашистские значки, на конфетах карамель, там цветок, это тоже фашистский значок»[529]529
Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 164.
[Закрыть]. Конечно, не всё в этом заявлении следует принимать за «чистую монету». У Игнатова была цель дискредитировать Постышева, и он её добивался любыми методами. Однако факт остаётся фактом – в Куйбышевской области при активном участии Постышева развернулись массовые репрессии.
В начале 1938 г. в судьбе Постышева, казалось, наметился счастливый поворот. Как свидетельствует его сын, накануне первой сессии Верховного Совета СССР первого созыва, открывавшейся 12 января 1938 г., Постышев приехал в Москву и встретился со Сталиным. Эту встречу Л.П. Постышев много лет спустя описывал так: «Внезапно Сталин обратился к отцу с вопросом: «Ну как, тебе ещё не надоело в твоей ссылке?»
– Надоело или нет, – ответил тот, – а работать надо там, куда тебя послала партия. Сталин, как бы обращаясь ко всем присутствующим, рассуждал вслух:
– Дела у него в Куйбышеве идут неплохо. Урожай собрали хороший… Может, хватит тебе сидеть в ссылке?
– Да я не против.
– Тогда, может быть, пошёл бы ты заместителем к Молотову по советскому контролю?
– Что ж, работа интересная, ответственная… Я бы не отказался, – ответил отец.
– Ну как, возражений нет? – Сталин обвёл взглядом присутствующих. Сталину тогда уже никто не возражал.
– Ну, в таком случае переговори с Вячеславом Михайловичем, и если он согласен, будем считать этот вопрос решённым». Л.П. Постышев сообщал также, что отец успел сказать ему, что перебирается в Москву[530]530
Постышев Л. Из уходящего прошлого // Факел. Историко-революционный альманах. М., 1989. С. 203.
[Закрыть].
Сообщение о планах Сталина назначить Постышева заместителем председателя СНК – председателем Комиссии советского контроля при СНК СССР подтверждается архивными документами (об этом будет сказано далее). Однако по каким-то причинам планы эти не состоялись. Л.П. Постышев в уже упомянутых воспоминаниях объяснял это так: «Вскоре после описанной выше встречи со Сталиным к Павлу Петровичу подошёл нарком внутренних дел Ежов и пригласил к себе на дачу для беседы. «Нам теперь вместе работать в Москве, надо поговорить». Хоть и не лежало сердце к этому разговору У Павла Петровича, пришлось согласиться. Когда машина подъехала к даче Ежова, отец увидел у крыльца автомобиль и выходящего из него Кагановича.
– Поворачивай назад! – в сердцах приказал он шофёру. И бросил Ежову: Раз Лазарь там, я туда не пойду!
– Да перестань ты, – примиряюще сказал Ежов. – Что старое вспоминать! Нам теперь всё равно вместе работать. Надо же как-то договориться…
Делать нечего, вошли в дом. Там кроме Кагановича оказался и заместитель Ежова Берия. Разговор начал Каганович. Зная отношение к нему Постышева после недавних киевских событий, он обошёлся без предисловий:
– Ну, теперь ты понял, кого надо слушать и чьи распоряжения выполнять?