Текст книги "Отступник"
Автор книги: Олег Швемер
Соавторы: Андрей Русин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Я взял его на мушку, подпуская ближе. Мотоциклист отделился от общей, изрядно побитой, бандитской кодлы на пару шагов, когда за спиной «здоровяка» рвануло. Да так, что я сам припал к земле, прикрывая руками голову.
Взрывной волной разворотило тулово ящера, разбросав его кровавые ошметки плоти во все стороны вместе с оставшимися на ногах кетчерами. Как ни странно, свора кетчеров была почти разбита. Мы нанесли им непоправимый урон. Шесть мотоциклов, две мотоциклетки. Целый автопарк, некроз вам в печень!
Из одной уцелевшей мотоциклетки выполз толстый кетчер, в кожаной маске на огромной башке. Тряхнув головой, толстяк поднялся и, шатаясь, как наркоман под действием мамми, направился к Шаману.
После взрыва и последующей взрывной волны, на удивление мне, «здоровяк» остался в седле. Его сильно вдавило грудью в погнутую трубу руля. Выпучив налитые кровью глаза, этот боец, угроза всей Пустоши, несся на меня. Меховая шапка снова упала на глаза, лишив отморозка видимости. Чертыхаясь как заправский башмачник, кетчер потянулся к ней, но, видимо, поправить ее было уже не судьба: переднее колесо мотоцикла налетело на торчащий из песка кусок ржавой двутавровой рельсы.
Горе-мотоциклист, пролетев по огромной дуге и размахивая руками и ногами, воткнулся головой в песок.
Созерцая полет щуплого тела бандита, я не заметил, как пятерка стрелков переместилась ближе к месту потасовки. Залп выстрелов возвестил о моей оплошности. В локте от меня (а я все еще лежал, прикрываясь руками) вздыбились фонтанчики песка, просвистело над головой.
Я перекатился на правый бок, вскочил, на ходу выстрелив из обреза в ту сторону, откуда мгновение назад стреляли в меня. Короткий ствол обреза кашлянул, выплюнув сноп огня и едкий клуб порохового дыма. Картечь отправилась в неизвестность. Как мне казалось…
Но, видно, сегодня сам Создатель и все духи Пустоши были на моей стороне.
Через плотно стелющийся по земле черный клубящийся дым, исходящий от горящей мотоциклетки, выскочил кетчер с огромным штуцером наперевес. Картечь влепилась ему в грудь, разворотив видавшую виды куртку. Кетчера с силой отбросило назад, сложив пополам. Он снова пропал в клубящемся мареве, так же, как и внезапно появился.
Мутанта вашего! Чем напичкали патрон старенького обреза?
Снова раздались выстрелы, но стреляли не в меня. На горизонте замаячила коренастая фигура Шамана, переключая бдительное внимание стрелявших бандитов на себя.
По-прежнему надрывно тарахтел мотор брошенного Ирокезом байка, шуршала цепь привода колеса. Я с трудом доковылял к нему. Назвать свое передвижение иначе было нельзя. На ходу я с неимоверным усилием изловчился перезарядить обрез. Выжав рычаг выключения сцепления, скромно притаившийся на руле, ударил подошвой по педали переключения передач, приведя ее в нейтральное положение. Теперь можно было поднять мотоцикл и оседлать его, что, собственно, я и сделал. Убрав обрез в замызганный чехол, дал по газам.
Когда я влетел в окружаемую дымной пеленой и гарью площадь, предо мной открылась картина схватки Шамана с одним из стрелков. Двое других, сверкая голыми пятками, бежали стремглав к самоходу, на клепаной крыше которого появился все тот же толстяк в своей кожаной маске на огромной башке. На его пузе красовался широкий порез, из которого вовсю лилась кровь. Толстяк что-то кричал, водружая на плечо какую-то цилиндрическую трубу.
Раздави меня платформа, это же гранатомет!
– У него гранатомет! Берегись, Шаман! – Зачем-то громко крикнул я, крутанув рукоять подачи топлива в карбюратор. Звеня цилиндрами, мотоцикл подо мной рванул к самоходу, вырывая фонтаны песка из-под заднего колеса.
Кочевник, увернувшись от очередного удара прикладом, полоснул острым лезвием ножа по лицу стрелка. Тут же, отскочив вбок, вонзил второй клинок в спину. Шаман скакнул в сторону и, совершив несколько огромных шагов, прыгнул за перевернутый корпус мотоциклетки.
Толстяк нажал на гашетку, и выпущенная из гранатомета ракета, исчертив дымную полосу, пролетела надо мной и устремилась к перевернутой мотоциклетке.
За спиной раздался сильный взрыв. Горячий порыв воздуха обжег спину и затылок, а также сильно подтолкнул и без того разогнавшийся мотоцикл.
Я выжимал из него последние соки.
Вот он, самоход. Силуэты, мелькнувшие в проеме раскрытых створок.
Я направил агрегат прямо в темнеющий проем. Расстояние стремительно сокращалось. Какие-то мгновения разделяли нас. Все вокруг словно застыло. Есть только я и этот проклятый самоход. Да, и толстяк, что сейчас перезаряжает свой гранатомет.
Сверкающие металлом в ночной мгле пальцы с трудом сжимали рукоять руля. Лампочка в разбитом корпусе фары то загоралась тусклым светом, то вовсе гасла. Я привстал, направляя байк точно в проем. Отпустил рукоять газа, выхватив из чехла обрез. Неумолимые потоки ветра били в лицо, а длинная челка лезла в глаза.
Я оттолкнулся, выпуская из-под себя мотоцикл. Он влетел в проем раскрытых створок самохода. Я нажал спусковой крючок. Обрез громко кашлянул, отправляя смертоносную порцию картечи вслед мотоциклу, прямо в покатый бак.
Взрыв и неуправляемое пламя, вырывающееся из раскрытого проема, поглощали меня. Хорошо, что я успел прикрыть лицо руками. Поток горячего воздуха, вперемешку с прожорливыми языками пламени, вытолкнул мое тело. Внезапно вспыхнувшая боль во всем теле напомнила о себе, и я в который раз потерял сознание…
Глава 12. Барон
Первое, что я услышал, это тяжелые шаги, гулко бухающие о твердую поверхность. Много шагов. Раз за разом их шум усиливался. Бум-бум, бум-бум. В этом звуке я уловил уже до боли знакомое визжание сервоприводов. Но это была уж точно не моя рука. Хотя, определенно ощущалось, что мое тело, под такт этих шагов, отдается легким содроганием. Я чувствовал едва заметное дребезжание под собой, словно по земле ступал огромный киборг на металлических ногах.
Я ехал, хотя, точнее, кто-то или что-то несло меня, мерно расхаживая по пустынным дорогам. Что-то огромное и неизвестное…
Где я? Что произошло?
Перед глазами стояли раскрытые створки дверного проема самохода. Толстяк в кожаной маске, перезаряжающий свой гранатомет. Прячущийся за покорёженным корпусом мотоциклетки Шаман. Взрыв. Столб пламени и тишина.
Сильно болела голова. Ныло в локте так и не прижившаяся к организму кибернетическая рука. Саднили порезы и царапины. Шрамы по всему телу словно взбунтовались, как проклятые ползуны в холмовейнике, невыносимо покалывая болью. Такое чувство, словно меня переехал сендер и, зацепив трубой глушителя, протащил мое раздавленное тело по песку бескрайней Пустоши огромное расстояние. Тяжелые веки были плотно закрыты. Гулко, под такт ходьбы неизвестной махины, стучало сердце. В горле пересохло. Я попытался открыть глаза, но непослушные веки отказывались пошевелиться. Вереницей в памяти витали лица людей, тех, кого повстречал на своем жизненном пути. Неимоверным усилием мне все же удалось открыть глаза. Солнечный свет, просачивающийся в комнату через небольшое оконце в сферическом потолке, резанул по привыкшим к темноте глазам, сильно куснув веки. Пришлось быстро прищуриться, чувствуя, как маленькая капелька слезы скатывается по щеке, теряясь в густых зарослях бороды. Я снова открыл глаза, и на этот раз получилось быстро, без каких либо капризов.
Моему взору предстала комната с покатыми стенами, состоящими из клепанных металлических листов, по своей форме напоминающую трубу изнутри. Она была небольшой по размерам, без лишних помпезностей и прочих выпендрежей, но вполне пригожая для жизни. Из мебели в ней располагался колченогий металлический стол и привинченная к стене такая же железная лавка. Тут же над всей этой бытовой утварью размещался аккуратно прибитый дюбелями к стене флаг. Он представлял собой разделенную двумя горизонтальными полосами материю. Верхняя полоса была синей, видимо, символизирующая небо, бескрайнее и неукротимое; нижняя – зеленая, как трава и поля когда-то до Погибели. В центре флага красовалось обычное красное колесо, как у любой телеги. Что-то было знакомым в этом флаге, но вспомнить что именно я так и не смог.
Тем временем, комната жила своей жизнью, продолжая совершать мерные шаги, шум которых отдавался тихим эхом. Где-то за стеной визжали сервоприводы, гудели механизмы. От потолка по стенам тянулись толстые жилы проводов, уходящие под пол. Наверное, они питали электродвигатели, которые в свою очередь приводили в движение уныло поскрипывающие суставы металлических конечностей дома-киборга.
Я лежал на расстеленной шкуре овцебыка. Как бы ее не отстирывали и не вычесывали бережливые хозяева сего жилища, от нее по-прежнему несло терпким запахом пота этой самой скотины. На мне из одежды была только набедренная повязка. И та не моя, уж больно чистая. Мутант его разберет, кто такой заботливый отыскался в суровых песках разрухи, способный прийти на помощь умирающему жрецу-карателю.
Поворочавшись в мягком ложе, я попытался подняться, но тут же повалился обратно. Все тело взял озноб, а по спине предательски скатились капельки пота. Сил в теле не было. Да и откуда им взяться, когда последние дни и ночи я сражался за свою жизнь. Убивал и получал ранения. А тут еще эта банда кетчеров, свалившаяся как кислотный дождь на голову. Куда, интересно, слинял Шаман? Или, может быть, он погиб? Хотя, в это мне меньше всего верилось.
Мое внимание привлекло движение под повязкой на моем лбу. Там, где острое лезвие Ирокеза оставило глубокую рану, в знак вечной памяти нашей встречи. Некроз вам в печень! Словно что-то завелось там, так же хорошо устроившись, как я в этом уютном гнездышке. Причем этих ворочающихся и ползающих в ране «соседей» было определенно много. Я потянулся к повязке, желая сорвать ее.
Дверь, утопленная в стене напротив моей лежанки, со скрипом отварилась и в комнату вошла девушка с черными, как смоль волосами, держа в руках алюминиевый таз. Ее красивые карие глаза заметно увеличились, видно от неожиданности увидеть меня бодрствующим, а может ее смутила моя набедренная повязка. Девица подалась назад, вода, покоящаяся в тазе расплескалась. Она вдруг замерла, переборов в себе желание бежать. Поставила таз на пол. Потом, легко развернувшись на одной ножке, выглянула в коридор, или что там находилось за дверью. Громко заговорила с легким, едва уловимым акцентом:
– Вайдой! Дедушка Годявир! Твой гость пришел в себя!
После некоторой паузы из потаенных закутков «ходячего дома» послышался голос дедушки Годявира:
– Спасибо, дитя, ступай к Гожо!
Дитя, обратив свое милое личико на меня, едва заметно улыбнулась и словно нашкодивший котенок выскочила из комнаты. Кажется, за всем этим действом я наблюдал в нелепо застывшей позе, так и не дотянувшись рукой к терзавшей мысли повязке. Не успела удалиться красавица, как в дверном проеме появился хозяин сего передвижного агрегата. Невысокого роста, заметно ссутулившийся старик, опираясь правой рукой на костяную, покрытую неизвестным орнаментом, трость, вошел в комнату. Прикрыл за собой дверь. Шаркая подошвами начищенных до блеска сапог, он подошел к столу и тихо присел на скамью. Седые пряди волос спускались на щуплые плечи, несколько из них опустились на лицо старца. Убрав их одним взмахом и аккуратно примостив за ухом, на котором висело золотое кольцо, Годявир взглянул на меня. Серые уставшие глаза смотрели добро, совсем уж по-отечески. Погладив пышную, испещренную сединой бороду, старец произнес:
– Мэ ром сом! Что значит на языке моих предков: я цыган!
Цыган – этим объяснялся висящий на стене флаг. Мутант его знает, как я мог забыть об этом. А красное колесо – символ свободолюбия и кочевого образа жизни. Наставник Насо Грей не раз рассказывал мне о кочующих цыганах. О таком веселом и смышленом народе, хранящем все обычаи своих предков, передавая из поколений в поколения их знания и веру. Что я еще знал о них? То, что цыгане черны волосом и глазом; лица смуглы. Ростом они невелики, веселы нравом, много танцуют и поют. Правит цыганами цыганский барон, он же Вайдой. Значит, старик и есть барон. Цыгане любят лошадей, и ни за какие драгоценности не сменят их на рептилий, пусть даже и очень вынос-ливых. Домов они не строят, а потому всегда ездят в повозках. Впереди повозки идет лошадь, а в повозке едет вся семья цыгана, его дети и хозяйственный скарб. Но также я знал, что эти милые, на первый взгляд, люди перевозят в своих повозках партии мамми и дурман-травы, от Донной пустыни до самой Московии. Что в нищенских кварталах Москвы полным-полно воришек цыганской наружности, которые могут скрасть монету или кошель. Что любой из них, не усомнившись и на мгновение, ударит вас в спину небольшим ножом, что всегда хранится за широким поясом в потайном чехле.
– И ты у меня в гостях! – Продолжил Годявир, прогнав нахлынувшие на меня размышления. Старик запустил руку под широкий пояс, сшитый из кожи маниса. Я напрягся, готовый к любому выпаду. Но мои опасения не оправдались, и вместо ножа в смуглой руке барона появилась костяная курительная трубка. Он снял с пояса маленький мешочек, обшитый блестящими бусинками, хранящий внутри себя табак.
– Где я? – Вырвалось из меня, первое, что крутилось на языке, вернее второе, посему как первое продолжало ползать под повязкой на лбу.
– В таборе. А это, – при этих словах, старик образно обвел руками, показывая свои владения, – Мой «Бахти»! Ходячая кибитка, дом на шести могучих железных ногах! А что еще надо цыгану? Он, конечно, не развивает крейсерских скоростей, зато надежно ползет по просторам Пустоши. Ему не надо топлива. Достаточно того что послал нам Создатель. Жгучее солнце и бродяга-ветер, вот его топливо, его энергия. Знания и мастерство великих предков, приумноженное на нашем старании и вере в светлое будущее, создало моего «Бахти»!
Старец, раскурив трубку, выпустил тонкую струйку дыма.
– Как я попал сюда? И остался ли кто еще в живых? Со мной был кочевник. – И что меня так беспокоит судьба Шамана?
– Мы подобрали тебя у разрушенной фермы, там было ужасное побоище. Кровавое месиво! Когда наш табор нагрянул туда, там вовсю орудовали падальщики! И уж поверь старому цыгану, им там было чем поживиться. Вся эта шумная компания поедала тела мертвецов. Они рвали их на части, грызли, кидались друг на друга, готовые перегрызть глотки, боясь остаться без еды, хотя таковой было предостаточно! Что же поделать, такова их сущность! Каким образом уцелел ты, для меня загадка. Видно, тебя охраняют духи предков, или же сам Создатель оберегает тебя. Я вижу на груди твоей распятье. Ты монах? Посему молись Создателю за душу твою спасенную. Ну а сейчас давай сменим тебе повязку и уберем личинки. Я вижу, это тебя беспокоит больше всего на данный мо-мент.
– Что? Личинки? – Я был в замешательстве, чувствуя, как неукротимый поток ярости и безумства охватывает меня.
– Да, мой друг! Обычные трупные черви! Те, что любят полакомиться плотью. Когда мы нашли тебя, рана на лбу была ужасной. В нее попала грязь, образовав нагноение поверхности. А это зараза, которая может привести к смерти. Готов ли ты умереть? Все ли ты выполнил в своей жизни, мой друг?
Вопрос был жестким, и ответить на него не смог бы никто. Конечно, я не хотел умирать. Да и дел предстояло куча. В общем, я молчал. Да и что мне оставалось делать. Этот человек спас меня от верной смерти, выходил. Дал кров над головой. Таких людей во всей Пустоши днем с огнем не сыщешь. А тут такое благородство!
– То-то и оно!
Старик поднялся, подошел ко мне, опустился на одно колено и аккуратно развязал повязку.
– Наблюдая за этими паразитами, я вывел интересный факт. После Погибели этот вид червей, как и все живое на землице-матушке претерпели ряд эволюционных изменений. Всему виной жара. Да-да, палящее солнце, уничтожающее все на своем пути! От жары слишком быстро идет процесс разложения тканей трупов, в связи с тем сами личинки не успевают развиться до нужного состоя-ния. И в результате, эти замечательные червячки вынуждены вырабатывать определенную субстан-цию. Вещество, способное на некоторое время останавливать разрушение. Ну и заодно они неплохо очистили рану. – Старик удивлял меня своими познаниями. Тем временем он придвинул таз, вы-удил из него какой-то хирургический инструмент, похожий на щипцы, и стал умело вылавливать крупные тельца личинок. После этой неприятной процедуры Годявир, осмотрев получившийся результат, уложил меня на шкуру.
– Придётся еще потерпеть. Судя по твоим шрамам на теле, перетерпел ты многое. Сейчас мы обра-ботаем рану воском из кактусовых деревьев, и все будет просто прекрасно. Ну а рана до свадьбы заживет! – При этих словах старец улыбнулся, поднялся на усталых ногах и, кряхтя, направился к столу.
Мутант тебя побери! Это же надо было придумать усадить на рану трупных червей! Но, видно, старик был силен в медицине, и спорить с ним в верности его методов лечения, было не к месту, да и как-то не культурно.
В скором времени старик вернулся со склянкой в руках. Нанеся на рану слой воска, он туго пере-бинтовал ее чистым бинтом. Оценив свои труды, Годявир потрепал меня за плечо.
– Мне надо на Мост! – Прошептал я, не замечая, что озвучиваю свои мысли.
– Суровые времена бушуют над песками Пустоши, мой друг. – Заскрипел старческим голосом Годявир. – В Москве беспорядки. Погиб Преподобный Гест. На смену ему, на трон владыки, метит его братец Ильмарушка, стараясь забыть о временах своего бандитского прошлого. Топливные короли в замешательстве, под угрозой вся добыча нефти! Всей Московии грозит серьезная угроза! Кочевые племена под предводительством вождя Чембы идут от Донной пустыни на Москву! И кто бы мог догадаться, что сам владыка Баграт, пойдет с ними на сговор!
– Баграт? – Я был в некотором замешательстве после услышанного. За всеми своими заботами я не заметил происходящего вокруг.
– Да, Баграт! И в чем-то я с ним согласен. Мы, сами того не понимая, воюем друг с другом, как те падальщики, не замечая нашего истинного врага. Да, доминантов, хозяев этих таинственных платформ! А ведь только сплочённость способна привести нас к истине. Только под управлением одного, но очень сильного лидера, мы построим новое общество, которое сможет вылезти из этого омута разрухи и хаоса. – Старца понесло как того оратора, что посреди торговой площади возвещал о новостях и указах, принятых советом и лично владыкой в великой Лавре. И что-то в его словах находило логическое объяснение. Потом он посмотрел на меня и в этом взгляде на мгновение мелькнули огоньки безумия.
– Мост? Мы как раз идем туда, так что лежи, отдыхай, набирайся сил. Ты уж прости старика, просто наболело! За людей обидно. Жируют Топливные короли, цены запредельные на топливо свое поднимают! Глядишь, скоро все на такие вот «Бахти» пересядут, как у меня. Орден в своей вере совсем про людей забыл, в каждом им мутант мерещится, уж прости, что я про твоих так говорю. Что ни день, так кого-то распинают на центральной площади. Мол, правосудие вершат! А что, мутант не имеет права жить? Или он не такое живое существо, как мы? Такое же из плоти и крови. На Арене чернь последние монеты спускает, лишь бы на кровавое зрелище посмотреть. А что на него смотреть? Такого зрелища на каждом углу пруд пруди. Мир сходит с ума, монах. Каждый маломальский клан к власти лезет и другой под себя подминает. Управители в градах великих всем мечтают управлять. А замку Омега да наемным убийцам Меха-Корпа это только на радость, в такое не спокойное и страшное время их профессия в особой цене. Вот и платят управители направо и налево, тратя и без того невеликую казну всяким наемным солдатам и убийцам, не понимая, что не этим надо заниматься. Другие проблемы решать надо! Ну да мутант с ними! Вон, небоходы, им все до лампочки. Овладели агрегатом каким-то, что в миг с некрозом справляется, и рады. Сидят себе в Улье своем, как те ползуны в холмовейнике, и в ус не дуют. Мол, кто на нашего брата руку-то поднимет? Каждый на себя одеяло тянет. А оно одно и имя ему – Пустошь!
– Вот я слушаю вас, достопочтенный Годявир, и думаю, а откуда вам все это известно? – Не удержался я.
– Ну, у каждого своя роль в этом мире. Одни вершат судьбы людей. Другие, такие как я, собирают информацию. А уж поверь мне, монах, информация в наше время, так же как и до Погибели, является великой силой! По сути своей я аналитик. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я? – Старик прошелся по комнате, шаркая подошвами, и снова опустился на скамью.
Аналитик. Интересное слово, значение которого я понимал, пусть и по-своему. Старый цыган анализировал поступающую к нему информацию, перерабатывал ее по крупицам, подводил свои итоги и, скорее всего, продавал тому, кого она заинтересует больше всего и, конечно же, тем, кто мог за нее неплохо заплатить. Это и объясняло его передвижение на столь экзотическом средстве как «Бахти», потому как на одной вере и знаниях далеко не уйдешь, необходимо, чтобы в кармане еще звенели монеты и желательно золотые. Скорее всего, в каждом уголке Пустоши этот загадочный старец имел своих агентов. Цыган не хуже того паука, что опутал паутиной огромные ямы в ожидании жертвы.
Что же, я не винил его за это. К тому же в моей голове всплыл интересный вопрос, ответ на который мог знать умник Годявир.
– А что вам известно об Иерихоне?
Я заметил, как старец поменялся в лице, и чуть было не поперхнулся дымом от только что раскуренной трубки. На миг его смуглое лицо приняло оттенок белого.
– Иерихон? Ты, монах, не так прост, как кажешься на первый взгляд! Лучше расскажи, откуда тебе известно об Иерихоне?
– Довелось поучаствовать в экспедиции в мрачное подземелье, под командованием Волка. – При этом я снова следил за реакцией аналитика. Он будто и вовсе побелел, отбросил на стол трубку, поднялся на ноги и стал расхаживать по комнате, заметно нервничая.
– Что же, получается, Волк завладел вирусом?
–Чем? – Вопросом на вопрос ответил я, не понимая значения сказанного бароном слова.
– Ах, да, ты не понимаешь о чем я. «Иерихон» – это один из самых опаснейших вирусов на всей нашей планете. Ну, по крайней мере, до Погибели был таковым. Он страшнее земляной лихорадки раз в сто, а то и больше. Смертельное оружие в руках психопата, способное уничтожить все живое в Пустоши. И вряд ли найдется тот, у кого к нему будет устойчиво выработанный иммунитет. – Старик на мгновение прекратил посыпать бесконечной тирадой слов, ища в моих глазах понимания и, лишь осознав, что я все же во что-то вникаю, продолжил:
– А твой покорный слуга, то есть я, и этот психопат Волк были его разработчиками под руководством и тотальным контролем опытного доктора Губерта. Не скрою, был такой грешок… – Барон, подошел к моей лежанке и присел на корточки, смотря усталыми, но безумно пылающими огнем глазами. Про трость он давно забыл, и она мирно покоилась у основания стола.
– Теперь доктор Губерт мертв. Недавно мне стало известно о нападении на его базу. А неуправляемый Волчок лишился хозяина и удерживающего его безумные фантазии поводка с намордником. И если бы я не знал этого человека, то мог бы смело утверждать, что он не воспользуется вирусом, не нашлет на Создателем забытую Пустошь проклятие. Потому что любой здравомыслящий человек поступил бы именно так. Но, увы, я знаю его! И более чем уверен в том, что он захочет замять под себя все земли, от Херсон-Града до самой Московии! А чтобы это сделать, нужно продемонстрировать силу и ужас «Иерихона». Плохи дела наши мирские, братец! Используя вирус, он не осознает того, что подвергнет гибели все оставшееся человечество! Полный, так сказать, трындец…
От пылающего огнем взгляда не осталось и следа, только едва уловимый страх и, кажется, плохо скрывающаяся безысходность. Он не спеша прошел по комнате и застыл, теряясь между реальностью и миром его внутренних размышлений.
От услышанных выводов умника волосы на моей голове, наверное, встали дыбом, а к горлу подкатил предательский ком. Накрыла внезапно появившаяся слабость и легкое головокружение. Может, просто от вываленной на меня кучи нужной и ненужной информации мой перерабатывающий и анализирующий центр давал сбои, явно надрываясь из-за перегруза. Режущей болью, под слоем воска и бинтов, напоминала о себе рана на лбу. Мысли, витая в закутках сознания, пытались прорисовать нужный мне ход. Но вместо правильных ходов всплывали феерии подсознательных видений, переживаний и догадок. И на смену им, будто с мрачного, черного неба, посыпались сотни новых вопросов, ответов и объяснений на которые не были известны. Усталость, вновь овладев мной, била по всему телу. Казалось, взорвавшейся во мне нестерпимой боли не было предела. Дрожь скользнула по спине, отдаваясь в каждом позвонке холодным покалыванием, отразилась легким ознобом во всем теле.
Сам того не замечая, я потянулся к потрепанному, сшитому из разноцветных кусков материи одеялу, укрывшись, взглянул на Годявира. Старец стоял посреди комнаты, спиной ко мне. Скорее всего, аналитик уже вовсю перемалывал информацию, полученную в разговоре со мной, как каменные жернова перетирают пшеницу в белую муку. И у меня не было сомнений в том, что в его мыслях найдется правильных ход и достойный ответ на все вопросы. Он умник, и думать это его специальность!
Я понятия не имел, кто такой Доктор Губерт, но чувство, что это была сильная личность, острой занозой вонзились в подсознание. Получался странный и в то же время интереснейший факт: вся эта троица (Губерт, Годявир и Волк) работали над созданием вируса еще до Погибели. То есть, по всем существующим законам природы, мыслимым и не мыслимым, их недолжно было быть тут спустя пятьсот сезонов, как прогремела страшная катастрофа, причины которой неизвестны нам, жителям Пустоши. Да и вряд ли кто вспомнит старожилов того времени, летописцев и очевидцев. Все кануло в пучине бытия. Все ныне живущие на просторах этой выжженной солнцем земли, более чем уверены, что так было всегда.
Как им удалось попасть в наш мир? Зачем и для чего? Вопросы, как высохшие стебли пожухлых растений Пустоши, наматываются на огромный клубок скачущего по степи перекати-поля.
Раздробленные кусочки огромной мозаики складывались в достаточно ясную картину, которая проливала свет на потаенные и покрытые мраком углы моей головоломки. Теперь объяснялось отсутствие Волка в его же ловушке, там, на заброшенной ферме, которую он кропотливо выстраивал вокруг меня, сделав столько правильных ходов и просчитав все до мелочей. Капкан, которому суждено было прихлопнуть меня, так и не сомкнулся, и свидетель, знающий о существовании страшного вируса, остался жив. Получив весточку о нападении на базу этого Губерта, Волк вынужден был вернуться обратно, отправив на разборку со мной Шамана и его небольшой отряд кочевников. Сейчас Волк представляет большую угрозу для всей Пустоши. Если его мозг, охваченный манией величия, решит, как выразился Годявир, «выпустить джинна», то всему живому грозит вымирание.
Барон взглянул на меня и в знак понимания, преклонил голову.
– Я вижу, тебя одолело много вопросов. Но послушай старого цыгана. Не на все вопросы в этой жизни можно найти ответы и не всегда они достаются нам слишком легко. А порой, узнав их, мы и вовсе разочаровываемся. Знай одно: информацией, как едой после длительного голода, можно отравиться. У нас еще будет время поговорить.
Откланявшись, старец, прихватив трость, вышел из комнаты. А я остался лежать под одеялом, глядя в пустоту, бушующую где-то там, за пределами этой комнаты.
Глава 13. Гожо
После разговора с Годявиром я долго не мог уснуть. Ворочался, как тот червяк. В голову лезли бесконечные мысли. Они, как огромные валуны, катились по склону сознания, с каждым оборотом развивая скорость. Обрушались на меня с высоты, давя своим весом. И в этой давке мыслей я искал ответы на мучавшие меня вопросы в своем маленьком внутреннем мирке. Я так толком и не уснул, лишь иногда проваливался в зыбкую пелену сновидений, сопровождаемую бесконечно меняющимися образами, иногда и вовсе темными почти не узнаваемыми тенями. Они кружили вокруг меня, словно в калейдоскопе, картинки в котором менялись быстро, не имея какой-либо логики и последовательности.
Я вскочил, чувствуя, как обливаюсь холодным потом. Сердце в груди стучало с огромной скоростью, будто я бежал от настигающей меня стаи разъяренных панцирников. Дыхание было сбито и мне с трудом удалось привести его в более правильный ритм. Раны на теле саднили и ныли.
Кажущийся бесконечным сезон дождей, снова без устали поливал Пустошь. При этом поток падающей с неба воды сильно бил по окну на потолке.
Стараясь не шуметь, я поднялся с лежанки и направился к столу, на котором разместился глиняный кувшин с арбузным вином. Не заметив маленькой кружечки, я припал к его горловине и жадно поглотил живительную влагу. Вино было игривым, хмельным. Оно стекало по усам, терялось в пышной бороде и маленькими каплями падало на пол. Утолив жажду, я отпустил кувшин из своих объятий. В голове едва уловимо шумело. Смахнув ладонью с бороды остатки вина, я понял, что до сих пор на мне, кроме набедренной повязки, ничего нет. Блуждающий по комнате взгляд остановился на аккуратно сложенной стопке вещей, скромно притаившейся на скамье.
Так, что тут у нас? Светлая, просторная рубаха, штаны из мешковины, широкий пояс из кожи маниса. Ну прям цыган, мутант побери! А вот и мой жилет из панцирных пластин с заметной вмятиной в области груди. Спасибо тебе, братец, спас от костлявых рук старушки! Тут же перевязь с пустыми ножнами и петельками для пуль и сапоги, начищенные до блеска гуталином.
Вот Годявир, ай да барон! Удружил, чего же еще сказать! Другой кто бросил бы мое бренное тело там, на растерзание падальщикам, и думать бы не стал.
Я потянулся к вещам и застыл. Только сейчас я заметил, что моя кибернетическая рука исправно функционирует. Нет подтеков масла, перебитых гидравлических трубок, все провода соединены и аккуратно обмотаны изолирующей лентой. Сервоприводы работают исправно. Искривленная титановая кость почти выпрямлена, была видна лишь небольшая вмятина. Но в целом от той капризно визжащей, отказывающейся выполнять команды и прошитой арбалетным болтом, руки не осталось и следа.
Облачившись в одеяния, нацепив широкий пояс, я с умилением на лице запрыгнул в удобные сапоги. Как ни странно, и одежда и обувь были мне в пору. Настроение заметно улучшилось. Тем более что игривое вино сделало свое дело, поигрывая легким хмелем в голове.
«Бахти» продолжал свой мерный путь, вышагивая раз за разом. Мы двигались к Мосту.