Текст книги "Курс лекций по истории Восточных философий (ориентософии). Том первый. Протософия (СИ)"

Автор книги: Олег Шевченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Несмотря на древнейшею историю, мощную традицию городской культуры Сирия никак не в состоянии создать устойчивую систему поиска и ответов на извечные вопросы Человечества. Торговля, война, борьба с мигрантами, политические интриги, съедают весь талант народов обитающих в указанном регионе.

К концу третьего тысячелетия до н.э. вся Сирия покрывается городами-государствами имеющих царскую власть, собственную порлитику и окруженные серьезными укреплениями. Расцвет Сирии обусловлен был расцветом торговли Египта с Месопотамией. Транзит товаров, дипломатов, войск, ценных подарков, военнопленных приводит Сирийцев к экономическому взлету. Самый развитый город Сирии – Эбла. Жители Эблы говорят на особом семитском языке, пишут по Шумерски, но читают шумерские знаки по семитским правилам. Они составляют массу хозяйственных документов, создают Шумеро-Эблский словарь, но практически ничего не оставляют на долю мифа, религии, поэзии, одним словом, областям не связанным с комерцией и дипломатией.

Эблаиты создают стройную систему царской власти, имеющие свои ранги и яркие титулы. Соответиственно царским регалиям и образом власти строится архитектура Эбла. Все это свидетельствует об очень развитом воображении, живом ощущении окружающей реальности, способности создавать символы и трансформировтаь их в предметное окружение. Но нет даже намеков на протософские увлечения.

Сами Эблаиты не склонны к путешествиям, они гениальные посредники и великолепные таможеники. В Эбле сохранились товары от Египта до Афганистана, нго привозили их исключительно иностранцы. Сами граждане Эбла имели очень смутное представление даже о соседних городах, считая излишним тратить свое время на их изучение. Зачем, ведь иностранные купцы и так все доставят. В конце конце XXIII в. до х.э. город разрушен, а его население рассеяно. Цивилизация оказалась пустоцветом не давшего сколь нибудь значимых плодов, не смотря на свое богатство, древность и высокий уровень городской благоустроенности вкупе с развитыми монархичискими традициями.

Позднее к 1600 году н.э. Сирия полностью опустошается Египетским войсками, а городская культура снова приходит в упадок. Сирия становится ареной ожесточенных войн, население катастрофически уменьшается, торговля замирает и в целом регион становится культурной и интеллектуальной провинцией весьма низкого уровня. В целом нас еление сирийских городков-государств так и не создали уникальных литературных памятников или ярких мистических откровений способных подтолкнуть к прософской мысли. В этом смысле они заимствовали культуру Месопотамии не считая возможным создавать собственные смыслы и образы.

Финикия

«Финикия отгорожена от остальной Передней Азии высоким горным хребтом Ливана с кедровыми и смешанными лесами, альпийскими лугами и снежными вершинами. Склоны Ливана, обращенные к морю, покрывала вечнозеленая средиземноморская растительность, и влажные морские ветры, приносившие дожди, делали ненужным искусственное орошение» [История Востока: 129].

Племена, которые получили название Финикийцы пришли из Аравийского полуострова. И уже в третьем тысячелетии до нашей эры начинают создавать городскую культуру. Расцвет их цивилизации связан с активной торговлей с Египтом, куда Финикийцы доставляли великолепный кедровый лес. В XVIII-XVII вв. до н.э. финикийцы – монополисты в торговле стеклянной посудой, в XVI в. До н.э. изобретают способ окраски

шерсти (пурпур). Причем сама краска была нетранспортабельна, а следовательно в городах Финикии скапливается колоссальное количество шерсти. Они буквально переполняются металлическими изделиями, хлебом как средством обмена на единственную в мире шерсть красивейшего пурпурного цвета. Финикийцы становятся обладателями серьезных богатств, осваивают морские пути и торгуют не только на суше, но и проникают на о. Крит, появляются в городах Греции. Огромное влияние в Финикии играет Египетская культура, которая оказывает на финикийцев существенное воздействие.

Самым развитым и значительным городом остается древний Библ. Именно там в Библе создается слоговое линейное письмо (середина II-го тыс. до н.э.). "В нем около ста знаков, каждый знак, видимо, передавал слог из согласного и одного из трех древнесемитских гласных (а, и или у; одна из комбинаций употреблялась и для согласного без всяких гласных). Такое письмо годилось для передачи текста почти любой сложности и было много легче для заучивания, чем аккадская клинопись или египетское письмо, и выучить его можно было за несколько недель вместо многих лет; для чтения, однако, оно было трудно, так как не имело словоразделов (в египетском письме словоразделами служили детерминативы, т.е. показатели категорий понятий, к которым относится слово; в клинописи тоже были свои правила определения границ слов). Знаки "протобиблского" письма не имеют прототипов в других письменностях и, видимо, были придуманы специально при одноразовом изобретении всей письменной системы, в подражание египетской или крито-микенской письменности либо обеим" [История Востока: 146].

Именно в этом акте гениального прозрения финикийцев стоит усматривать великолепные перспективы сотворения протософйских шедевров. И действительно, переход от значка-слово, значка-действия, к звуковым

интерпретациям из которых создавались смыслы акт величайшего напряжения интеллекта и тотальной гениальности интуиции. Указания на разовость создания письма, то есть факт того что письмо было создано в рамках одного поколения, а не развивалась сотнями мудрецов сотни лет – говорит о наличии некого центра где мог аккумулироваться интеллектуальный потенциал народа, где имелись УЖЕ готовые практики мысли и опыт интеллектуального творчества. В этом смысле город Библ – очаг древнейшей непрерывной цивилизации имеющий тесные связи с Египтом и Месопотамией обладал всеми условиями для создания такого интеллектуального центра. Идея оказалась столь роскошной, что ее восприняли культуры и страны всего Ближнего Востока от Финикии до Аравии.

Однако надо четко понимать, что созданное слоговое письмо было отнюдь не фактором развития широкой культуры, а скорее тайнописью купцов, удобной системой шифровки необходимой документации (иногда оно еще специально и усложнялось в целях секретности). Масса людей продолжало пользоваться египетскими иероглифами и шумерской клинописью... но будущее оказалось за алфавитом. Позднее усовершенствованное следующими поколениями финикийцев, развитое эллинами и римлянами оно стало основой всех современных языков основанных на алфавитном принципе.

В XIII в. Наступает этнический кризис. С юга вторгаются еврейские и арамейские племена, севера происходит давление индоарийских "Народов моря". Хананейские культуры и города в Сирии и Палестине угасают и уничтожаются. Территория Финикии значительно уменьшается, но сохранившемся клочке суши концентрируются беженцы Хананеяны из разных уголков Ближнего Востока, над самими городами Финикии нависает

Рисунок 7. Финикийское письмо и его эллинские преемники

угроза полного уничтожения. Рушатся гиганты-империи в Египте, в Малой Азии, уничтожается Морская империя с центром на о. Крит. Однако все это идет на пользу Финикийцам. Уход с мировой политики монстрообразных империй дает возможность расцвести независимости городов-государств побережья. Приток беженцев позволяет значительно расширить круг генофонда и нарастить людские ресурсы, военные встряски и столкновения с «варварами» сплачивают гражданские коллективы, ведут к росту национального самосознания.

На севере гибнет соперник Финикийцев город-гигант Угарит . Финикийский Тир становится центром торговли. Гибель Сидона и наплыв тысяч мигрантов приводит к великой финикийской колонизации, позволяя финикийцам создавать сотни колоний, опорных пунктов, морских баз по всему Средиземному морю (падение Крито-Микенской цивилизации сделало вакантным место "Владычице морей)". Абсолютное большинство колоний принадлежит одному городу – Великому Тиру. Тир мировой посредник в торговле обладающий не только торговыми связями, но и феноменальными резервами людского капитала. Строители судов, архитекторы, мастера в области ювелирного искусства, ловкие дипломаты, и деятельные путешественники. Тир торгует со всем миром, его корабли видят у Британских островов и на западе Африки, Финикийцы бывают в гаванях Испании, Италии и Восточной Африки. Эгейское, Средиземное, Красное море – их родной залив. Финикийцы при спонсорской поддержке Египта совершают плавание вокруг Африки. Все добытые знания, уникальные минералы и образцы для торговли, словари чужих языков, своды обычаев партнеров по торговле – складируются в Тире и иных финикийских городах. Финикийцы говорят на десятках языках. Их услугами пользуются, и фараоны Египта, и цари Израильско-Иудейского царства.

Создается довольно редкий для древности политический институт – федерация городов государств (Х в. до н.э.). Во главе города стоит царь. Но управляется государство при участии богатейших горожан. При этом колоссальную роль играет жречество, которое порой свергает светские династии и устанавливает новые царские династии, родоначальником которых выступает тот или иной представитель жреческого сословия. Продолжает развитие город Библ – наиболее египтезированный, но и наиболее древний город Финикии.

В восьмом веке до н.э. на Финикию усиливается натиск Ассирийской империи, города разрушаются, многие твердыни сохраняют лишь видимость независимости – лишившись всех владений на побережье, но сохранив в неприкосновенности свои колонии в Средиземном море. С этого времени Финикия теряет независимость политическую, становясь лояльным к каждому новому завоевателям с Востока: Вавилонянам, Персам. Но остаются в неприкосновенности, культура, экономика, флот и накопленный опыт освоения окружающего мира.

Именно в это уникальное время расцвета Финикийской цивилизации фиксируются первые упоминания о некоторых мудрецах, которые профессионально занимались изучением окружающего мира. Самих оригинальных протософских текстов финикийцев не сохранилось. Ее начало укутано мраком на который, пожалуй могут ответить лишь археологические находки. Однако демонстрация пластичности мировоззренческой позиции, энергичности и структурной обоснованности видения окружающей физической и политической географии, удачные эксперименты с материалами (стекло, цветное стекло, краска, кораблестроение, парусная оснастка корабля), склонность к высокой и ярко-индивидуальной абстракции (слоговое письмо, навигация, астрономия явно отделенная от астрологии) говорит о том, что Финикийцы обладали всеми стартовыми условиями для формирования системной протософии в лице не просто жречества, но и развитого торгового сословия. Их свободное владение языками, системой письменности Египта и Месопотамии обогащала образцами литературы этих развитых цивилизаций. Кто и как начинал генерацию мысли, кто и как формировал систему обучения и передачи понятийно-логических смыслов и цепочек – неведомо. Можно предположить лишь о том, что это связано с личностью (или небольшим кругом интеллектуалов) разработавших и воплотивших при жизни одного-двух поколений идею слогового алфавитного письма. Первые данные о протософии финикийцев мы получаем на той ее стадии, когда можно говорить о развитых традициях, достигающих значимых для будущего величин.

Источниками служат биографии античных авторов-философов о своих собратьях по ремеслу, а также отдельные исторические данные взятые из некоторых книг Библии. Так и Античные авторы (Ямвлих, составивший биографию Пифагора) и автор 3-ей книги Царств, говорят о финикийском "фисиологе" – Мохе, причем о нем же упоминает и Диоген Лаэртский ставя даты его жизни – временем Троянской войны. Последнее конечно явное преувеличение, но рассыпанные по многим текстам античной литературы упоминания о Мохе и "его потомках" , заставляют говорить о его историчности, причем подтвержденныой перекрестными ссылками из независящих друг от друга источников. Более того линия заложенная финикийцем Мохом (ок Х в. до н.э.) судя по всему имела последователей, а возможно, даже и ряд конкурирующих школ. Так известно, что Пифагор после посещения Сидона и общения с местными представителями интеллектуальных кружков отправился в Италию где и организовал свое Пифагорейское братство (в которое, кстати, входили "Мильтиад, Антен, Годий, Леокрит – карфагеняне", тоесть те же финикийцы, правда из Северной Африк (колонии финикийского Тира) еще во втором веке до н.э. встречаются свидетельства Античных авторов, о некой философии на финикийском языке:

«Имя его было Гаструбал, и у себя в отечестве он занимался философией на родном языке (Выделено мной. – О.К.). Только в сорок лет он приехал в Афины и стал слушать Карнеада. Приметив и одобрив его прилежание, Карнеад побудил его изучить греческую словесность и сам занимался с ним. Усердие его дошло до того, что он написал свыше 400 книг. И, став преемником Карнеада, он своими сочинениями более всего пролил света на его учение. Во всех трех школах, академической, перипатетической и стоической, он был самым приметным человеком».

(Диоген Лаэртский (IV. 67)

Как справедливо отметил современный философ И.Н. Рассоха: «Какой еще народ Средиземноморья, кроме финикийцев (и греков), мог во ╤╤ в. до н. э. заниматься философией на родном языке? Даже римляне не могли!» [Рассоха, 2009]. Многочисленные финикийские имена, которыми пестрят школы киников, стоиков, эпикурейцев, упоминания, например Страбона о «сидонской философской школе» неопровержимо свидетельствуют о крайней способности финикийцев к тому, что ныне называется философией. Также сравнимое друг с другом количество основателей философских школ: этничекских эллинов и финикийцев (Фалес, основатель натурфилософии – финикиец, Зенон, основатель Стоицизхма – финикиец, Клитомах Карфагенский, слушатель Академии, основатель одной из десяти античных школ в этике – диалектической и т.д.) говорит о серьезных образовательных традициях и прежде всего самобытных софийных традициях у хананеянов финикийских городов.

Но вернемся к истоку. Мох Сидонский (Мохос, Охос, Махол) упоминается, как один из основателей философии Диогеном Лаэртским, Татианом, Евсеем Кесарийским. Есть свидетельства о философских, вернее натурфилософских мыслях Моха Сидонского у Секста Эмпирика, Страбона, Афинея, Ямвлиха и ряда других авторов. К сожалению так и нет тщательного лингвистического, семантичнеского, сравнительно философского анализа известных цитат. Сборник данных, приводимый И.Н. Рассохой можно рассматривать как первый шаг к открытию протософских начал на Ближнем Востоке, но никак не решающее слово (есть некоторые огрехи у этого автора с терминологией, датировкой источников, вольным обращением с цитатами из Библии, использованием пересказов цитат без сверки с первоисточниками и прочее, что, впрочем, никак не умаляет его права – первооткрывателя финикийской философской традиции).

Можно заключить, что Мох Сидонский и его последователи (Халкол, и Дарда) были хронологически первыми "фисиологами". Именно эти термины упоминаются эллинскими авторами в адрес Моха и "его сыновей". Подчеркнем, что ни в адрес иранских магов, вавилонских хаодеев, египетских жрецов эти термины не применялись. Мох Сидонский по свидетельству античных философов первый выдвинул идею об атомарном строении мира. В частности Секст Эмпирик писал: ""Относительно самых древних стихий образовалось два главных противоречивых толка, а разновидностей – еще больше. Одни говорят, что стихии сущего телесны, другие – что бесплотны. Из тех, кто говорит, что телесны, Ферекид Сиросский называл землю началом и стихией всего, Фалес Милетский – воду (...) Демокрит же и Эпикур – атомы, если только это учение не следует считать более древним и, как сказал стоик Посидоний, происходящим от некоего сидонянина Моха (выделенно – О.К.)". Четко именуется Мох – философом занимавшимся именно философией ДО эллинов в череде других авторов у Диогена Лаэртского.

Существуют косвенные указания на то, что Мох отличился созданием особой системы мировоззрений, или, по крайней мере, осуществил систематизацию и логическую структуризацию религиозно-мифологических воззрений финикийцев (3-я Книга царств). Отдельные сообщения свидетельствуют и о том, что помимо натурфилософских изысканий и выдвижения оригинальных атомистических концепций (за несколько столетий до рождения Демокрита), Мох занимался составлением и систематизацией исторических преданий и политических историй.

Труды Моха изначально писались и существовали на финикийском языке, но они оказались столь значимыми, что некий писатель Лэте, перевел их на греческий язык [Иллюстрированная энциклопедическая библиотека: 270].

Если бы наши сведения касались исключительно Моха Сидонского, то можно было бы сослаться на его легендарность и мифичность, которой эллинские писатели "приукрасили" истоки уже СВОЕЙ философии. Но помимо титанической фигуры Моха, на которого около тысячи лет ссылались эллины, эллинизированные финикийцы, граждане римской империи, ортодоксальные иудеи – составители библейских текстов, эллинизированные иужеи из Александрии, существует в источниках еще одна фигура финикийца от которого дошло довольно много сведений. Речь идет о Санхунйатоне Бейрутце (Сангуниатон Биритянин, Санхуниатон Тирский) .

Если Мох Сидонский жил и творил около IХ века до н.э. – в эпоху начала взлета финикийской самостоятельности и открытия окружающего мира, новых политических институтов. То даты жизни Сангуниатона Биритянина выпадают на время царствования ассирийской царицы Шаммурамат – (Семирамиды), это конец IX – начало VIII вв. до н.э. Время которое является максимальным пиком финикийской энергии и творческого подъема. Время, которое предваряет череду ассирийских, вавилонских и персидских нашествий.

В лице Сангуниатона Биритянина мы видим уже окончание этапа протсофийности финикийцев, фигуру которая заканчивает длительный этап подготовки национальной ориентософии и, которая обещает, расцвет сильной, энергичной и динамичной мысли.

"Санхунйатон... заимствовал свои сведения о них (о евреях – О.К.) у жреца Бога Иеговы, Иеромвала... собрал сведения из городских хроник и храмовых надписей и написал по-финикийски правдивую историю древности" – свидетельствует Порфирий устами Евсевия. Более того его работа была вполне обычной работой историка. ОБЫЧНОЙ то есть существовала уже четкая линия исторических трудов, которая не вызывала у финикийцев удивления или особых восхвалений (напомним, что у эллинов идея создания цикла исторических новелл на основе изучения исторических источников и объединенная единой идеей принадлежит Геродоту – спустя четыре века после смерти Санхунйатона. Более того по прочтении трактата "царь и его советники одобрили его как правдивого историка". При этом развитие мысли зашло настолько далеко, что существовало понимание разницы: храмовых надписей, городских хроник, священного предания, мифов, аллегорий и собственно исторического текста. Впрочем, сама история не была прочно отделена от философии, или как значится у античных авторов от "фисиологии". Вот как формулирует переводчик на греческий язык книг Санхунйатона его исследовательское кредо, говоря, что финикийский автор желал: "всячески знать начало всего, от которого произошло всё". Его методология уникальна для конца IХ в. до н.э., ибо Санхунйатон: "принявшись за свой труд и отвергнув прежние мифы и аллегории, исполнил свою задачу".

Исходной посылкой космогонии Санхунйатона явилось следующее:

«Началом всего был Воздух (Аир), мрачный и подобный ветру, или дуновение мрачного воздуха, и мутный мрачный Хаос; они были безграничны, и в продолжение многих веков не имели конца. Когда же Нус (по-гречески „нус“ – „ум“, „разум“, „дух“) полюбил свои собственные начала, и произошло смешение, это соединение получило название: Желания ... Таково начало устроения всего. Дух же не знал своего создания. И из соединения Духа произошел Мот..., его некоторые считают илом, другие – гнилью водянистого смешения; и из неё произошли все семена создания, и рождение всего. Были некие животные, не обладавшие чувством, от которых произошли одарённые умом животные...» [Тураев: 35].

В его тексте встречаются, как вы заметили не только идеи о воздухе, как первоначале, но идеи об эволюции и прежде всего об эволюции связанной с водой, как источником живых организмов (в тексте «Мот» – «Ил», «Гниль»). Далее автор повествует о «бессилии» и «малодушии» людей, что и привело к поклонению «произведениям земли» – вполне научная концепция возникновения религии.

Вслед за этим пассажем идет череда мифов, которые Санхунйатон пытается рационализировать, найти в них практиче6ское, предметное зерно и тем самым выстроить цепочку последовательных умозаключений связанных с той идеей, что развитие первых людей было следствием развитии их технических достижений, первым из которых следует назвать "открытие" огня.

Санхунйатон не раз и не два с иронией и некоторой натуралистичной постыдностью описывает жизнь богов, как развратных мужчин и женщин, значительно опережая этим "вольнодумство" Гомера или Гесиода. Причем напомним, что его труд носил официальный характер и был, безусловно одобрен цензорами в лице царя и его советников. А что же жречество? "Но бывшие после этого жрецы захотели скрыть его произведение". Филон Библский объясняет это желание тем, что жрецы считали необходимым восстановить доверие к мифам, что им в конечном итоге и удалось сделать.

Удивительным явлением в истории протософской мысли (и весьма характерной несколькими столетиями спустя), что Санхунйатон учил о финикийских буквах как наивысших божествах и управителях Вселенной, или как сказано в источнике:

« (Филон Библский) еще рассказывает, переведя из книг Санхунйатона о финикийских буквах относительно пресмыкающихся и пускающих яд животных. (...) Буквы в форме змей они освятили в выстроенных ими храмах, и в честь их они справляли праздники, совершали жертвоприношения и оргии, так как считали их величайшими богами и управителями Вселенной» [Тураев: 44-45].

Очень напрашивается сравнение с учением о числах Пифагора и его идеях, что число и цифра правят миром. Конечно у Пифагора эта идея облечена в более изящную и аккуратную форму, но не будем забывать, что сын финикийца и эллинки Пифагор жил на полторы сотни лет позже Санхунйатона. В приведенном пассаже можно увидеть очень грубый, крайне предметно-мифологический, но все таки источник идеи цифры как «царицы» мира. При этом следует помнить и тот «забавный» факт, что число в греческом языке изображалось... БУКВОЙ алфавита. Опираясь на свидетельство Аристотеля

«[Пифагорейцы указывают] также на то, что расстояние от А до ? в алфавите равно расстоянию от самой низкой до самой высокой ноты во флейтах, число которой равно целокупности Вселенной (...) Всю Вселенную они конструируют из чисел, но только не монадических [= абстрактных, арифметических]; напротив, они полагают, что монады обладают [протяженной] величиной, но как образовалась первая единица, обладающая величиной, судя по всему, объяснить не могут (...) Признавать [как пифагорейцы] неделимые величины неверно, и даже если [допустить это], то все-таки единицы [монады] не имеют величины. Как же может величина состоять из неделимых? ...Они же полагают число реальными вещами ...как если бы числа были телесными»

(Аристотель. Метафизика 1092 b 26; 1080 b 16; 1083 b 8).

И.Н. Рассоха видит в указанных монадах – первичный атомизм расцветший у Пифагора, но своими корнями уходивший в атомарную теорию Моха и буквенный атомизм Санхунйатона. Насколько прочны данные построения, может сказать лишь отдельное монографическое исследование, коего в природе нет. Однако на данном этапе наших знаний исключать подобную преемственность Хананейской протософии и Пифагорейского учения (а через Пифагора и трудов Демокрита) – нельзя .

Подведем некоторый промежуточный итог. В представленном очерке истории Финикийского культурного и софийного ландшафта, очевидно, что цивилизация Библа, Тира, Сидона, Бейрута, Карфагена смогла создать устойчивые корпорации людей чьи профессиональные и жизненные смысл заключались в поисках истины, осмыслении открытых истин и передачи полученного знания достаточно широкому кругу учеников. Известно, что эти специфические Ближневосточные традиции сохранялись на всем протяжении от Х до, по крайней мере II до н.э., когда существовали философские тексты на финикийском языке, на этом же языке шло изучение философских систем, когда были национальные философские школы в Сидоне и, вероятно, в Карфагене. Но значительного национального взлета финикийская мысль так и не получила, оставив нам обрывки идей, смыслов, имен. По всей вероятности протософия финикийцев так и осталась протософским знанием и к первому веку до н.э. оказалась полностью растворенной в эллинской философии, так и не родив в устойчивую ориентософию. Причины видятся в следующем:

1. Военно-политическая и экономическая катастрофа на излете VIII в. до н.э., уничтожение значительной части населения, подрыв чувства национальной самостоятельности оказала крайне негативное воздействие на динамичность развития софийного знания. Нужно было решать практические задачи выживания этноса и культуры, на поиски истины не оставалось времени. Позднее превратившись в нацию торговцев и пиратов нужда в таком знании оставалась уделом небольших кружков интеллектуалов, не вызывавших интереса у значительных слоев населения.

2. Очевидно, по крайней мере, на примере Санхунйатона, что протософия достигает своего расцвета в кругах близких к светской власти и во многом, противостоящей жреческому сословию. Победы жрецов в политических спорах их постоянные политические вызовы и оппозиция значительно ослабляли свободное творчество "фисиологов" Финикии, и, вероятно, приводили к массовым репрессиям последних.

3. Идеи рожденные гением Хананеев, их многолетние интеллектуальные разработки, многочисленные тексты нашли живой отклик в среде Эллинов. Не надо забывать, что первые эллинские философы: Фалес и Пифагор были крайне близки к Финикии. Фалес происходил из рода финикийских эмигрантов (собственно его отец и мать были финикийцами, как финикийцем был рожден и сам Фалес). В его времена не было философии, отсутствовала система философского обучения, поэтому и идеи финикийца, сына финикийцев получивших гражданство Милета можно лишь очень условно называть достижением эллинской культуры. Пифагор – дитя смешанного эллинско-финикийского брака, начал свою активную философскую деятельность лишь ознакомившись с достижениями финикийцев из Сидона. И в этом смысле с трудом можно обозначить его достижения как результат эллинского гения. Другое дело, что внесенные на эллинскую почву идеи высоких абстракций, поиска первоначал, построения рациональных космологий были безусловно с живостью восприняты эллинами и доведены ими до весьма высокого уровня совершенства, в то время как на родине "фисиологии" интерес к ней оказался локализованным узкими кружками, фактически полурелигиозными братствами в стиле Пифагорейского союза.

4. Финикийцы на протяжении всей истории Античности и части Эллинизма легко и не принужденно входили в орбиту эллинской философии. Философов-финикийцев было больше чем скифов, римлян, египтян вместе взятых. Финикийцы именно потому очень легко, даже в возрасте 30-40 лет воспринимали эллинскую философию, что имели отличную духовную и интеллектуальную базу в своей протософии еще существовавшей на финикийском языке в эпоху эллинизма. Более того, второму рождению эллинской философии в формате самого распространенного эллинистического учения – Стоицизма, мы обязаны опять таки этническим финикийцам, лишь во взрослые годы изучивших эллинский язык и приобщившихся к эллинской философии.

Палестина

«От Египта древняя Палестина была отделена пустыней; сама Палестина – страна природных контрастов: к западу от р. Иордан она занята нагорьем и отчасти оазисами и плодородными долинами; плодородная низменность тянется и вдоль Средиземного моря. А на севере поднимаются нередко покрытые снегом вершины. Заиорданье было отделено от остальной Палестины глубокой, заросшей влажным лесом и чащами папируса впадиной р. Иордан и соленым Мертвым морем с его выжженными солнцем, почти безжизненными берегами; горное или холмистое Заиорданье, покрытое степной растительностью, постепенно переходило в Сирийско-Аравийскую полупустыню» [История Востока: 129].

Крупнейшим городом Палестины третьего тысячелетия до н.э. был Хацор. Он имел площадь более 50 га, что очень много даже для пышных цивилизации Индии, Китая, Египта. Он вел активную торговлю. Остальные поселения Палестины были совсем небольшими городками, скорее поселками, где царили патриарпхальные весьма архаические традиции.

В 1600 г. до н.э. Палестина испытывает удар Египтян, что значительно затормозило развитие городской культуры. Последующие столетия в Палестине проходит развитие Ханаанейских гордков, селиш. Пышным цветом растут языческие культы. Городская культура постепенно восстанавливает свой уровень, но она является островком в море пастушеских и земледельческих последний. В XIII в. в Палестину приходит союз еврейских племен, который объединил под религиозно-политическим лозунгами с десяток разнообразных этносов. Их наступление приводит к разрушению и захвату многих Ханаанейских городов, трансформации обычаев, верований и культурных смыслов. Палестина того времени это крайне пе5стрый регион перенасыщенный религиозными столкновениями, военными катастрофами, гражданскими войнами и постепенным созданием единого государства с доминированием городской культуры.

Около Х в. до н.э. в Палестине формируется единое политическое образование царство Давида (фактически многонациональная империя, достаточно солидных для Ближнего Востока размеров). Создается развитая бюрократическая система. Продолжает дело своего отца царь Соломон. Он значительно раздвигает границы царства, ведет активную дипломатическую политику и крайне успешную внешнюю торговлю. Между Соломоном и финикийским Тиром устанавливаются очень тесные дипломатические, экономическое и культурные связи. Это проходит во времена жизни Ближайших преемников Моха. Сам Соломон вводит по примеру Египтян институт царских писцов "Соферимов" потомки которых спустя несколько столетий сформировали кружки светской мудрости и стали называться "Хокамы". Из под пера Хокамов в эпоху Классической античности и Раннего Эллинизма выйдут наиболее философичные тексты Палестины ничем не уступающие ведущим философским трактам Эллады: "Книга Иова", "Экклезиаст", "Премудрость Соломона"... Потомком Соферимов будет и первый иудей решивший словами эллинской философии изложить мудрость Священного писания – Филон Александрийский. Но пока мысль Палестины только начинает осознавать саму себя. Соферимами начинают систематически вестись исторические хроники, появляется институт царской канцелярии, который ведает дипломатической перепиской. Все это происходит под сильнейшим воздействием Финикийцев, союз с которыми налагает значительный отпечаток на городскую культуру новорождённой империи, властно вторгается в самые святые ее уголки (например храмовое строительство полностью подчиненно ханаанейско-финикийского зодчества). И значительную роль в этом играет сам царь, который энергично и напористо стремится овладеть знаниями современного ему мира. Так в