Текст книги "Кольцо из склепа"

Автор книги: Олег Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава семнадцатая

В салоне было темно, под стать выражению: «словно глаза выкололи». Хоть и избитый трафарет, он, как никакой другой, точно характеризовал ситуацию, в которой мы оказались. Не работало ни внутреннее, ни наружное освещение. Я включил фары, они на мгновенье вспыхнули ярким лучом, отразив поток льющейся с неба воды, затем сникли и потухли. То же самое случилось и с фонариком. Не могу назвать причину, столь дурно влияющую на электроприборы. Магнитное излучение или еще что-то? Но нам от того не легче.

Мы должны были радоваться, что имелось хоть какое-то укрытие, страшно подумать, что с нами могло случиться, окажись мы снаружи без крыши над головой. В такую погоду и от палаток толку никакого. Ветром и водой их бы сразу снесло в озеро.

Выходит, вовремя убрались, но…

Почему-то меня не оставляла мысль, что если бы мы остались на месте, ничего бы не произошло. Возможно, я страдаю манией величия, но я был уверен, что природный катаклизм направлен исключительно против нас. Некая сила не желала выпускать нас из своих сетей и делала все, чтобы вернуть птенцов в силок, из которого они так самонадеянно пытались выбраться.

Можно, конечно, возразить. Мол, сколько раз Влад ездил в деревню и возвращался. И не только Влад, я тоже с ним ездил. И Вася участковый…

Нет, Вася – не аргумент. Вася свое уже отъездил.

Не виной ли тому колечко, которое мы едва ли не силой ему навязали? Логично ведь получается. Володи нет, а колечко, вот, оно…

Стоп!

Может, не мы нужны тому «некто», а – колечко?

– Влад, а ведь дело, кажется, в колечке…

Влад молчал. Я не видел его лица, но чувствовал, как участилось его дыхание. Я знал: он понял, о чем я говорю. Только, что он мог мне ответить? Если следовать моей логике, нужно высадить Ирку, и с нами все будет в порядке, никакая сила больше не посмеет нас остановить. Но в том то и закавыка, что никогда мы на такое не пойдем. Более того, сделаем все возможное, чтобы девчонки не догадались об истинной причине постигшего нас бедствия. Дабы избежать ненужных разговоров и не провоцировать спонтанное самопожертвование.

Как там в детской песенке о козлятах поется?

– Погибать так с музыкой, наливайте братцы… – замурлыкал я едва слышно.

Девчонки захихикали.

Нервное!

Мои слоновьи музыкальные способности спровоцировали всплеск эмоций, возможно – к лучшему. Хотя, какое тут, к лучшему. Хуже не бывает. И вряд ли пресловутый оптимист из известного анекдота убедит, что бывает…

Влад воспринял пропетые мною (нет, пропетые – громко сказано, я себе льщу), мое завывание – буквально. Я слышал, как зашуршала одежда, а потом что-то холодное ткнулось мне в руку.

Ах, да… Пресловутая фляжка…

Как вовремя и как кстати.

– Глоточек, – предупредил Влад. – Там на донышке осталось. Пусти по кругу.

Я взболтнул посудину, услышал плеск, приложился к горлышку. Раскаленная жидкость прокатилась по горлу, разорвалась внутри. На миг прояснилось в мозгах, стало тепло, уютно и даже спокойно.

Передал фляжку назад. Кто-то из девчонок закашлялся, кажется, Танька. Ирка начала ее успокаивать и хлопать по спине. А потом автомобиль дернулся, накренился и посунулся в овраг, из которого мы недавно выехали. Под громкий визг девчонок и не менее громкие проклятья Влада я, словно угорелый, вертел рулем, чтобы выровнять машину, но без толку.

Не перевернулись мы по чистой случайности. Соскользнув боком, автомобиль наткнулся на преграду и замер.

Похоже, застряли.

Можно вздохнуть с облегчением. Но успокаиваться было рано. Едва я открыл дверцу, в салон бурным потоком ворвалась вода.

– Что ни час, то новости… – возмутился Влад.

Впрочем, голос его звучал бодро, с задоринкой, почти весело. Служба в органах научила его приспосабливаться к экстремальным ситуациям и не терять голову.

 – Девочки, – голосом, не допускающим возражений, молвил он, – без визга и паники, надевайте теплые вещи и – линяем отсюда. Пока не поздно… – добавил после паузы.

Я еще раньше вырядился в теплый свитер и ветровку, больше теплых вещей у меня не было. Да и толку от них в такую погоду. За секунду промокнут.

Тянуть не было смысла, я набрался решимости, зачем-то вдохнул побольше воздуха и выпрыгнул из машины.

Вода поднималась выше колен и показалась мне ледяной. Будто сейчас не лето, а поздняя осень. Екнув, я как-то сумел сдержать крик, чтобы зря не пугать и так напуганных девчонок, оглянулся, но ничего не увидел.

Влад уже стоял в воде и помогал выбираться Ирке. Я открыл заднюю дверцу со своей стороны.

– Держись за меня, тут глубоко, – сказал Тане и почувствовал, как ее теплые ладошки сначала обняли меня, а затем вцепились в ворот куртки.

Я пошатнулся и едва удержался на ногах. Никогда бы не подумал, что она такая тяжелая. В первый и последний раз я свою женушку держал на руках во время свадьбы перед загсом. Помню, тогда мне тоже было нелегко. А с виду не скажешь: худенькая, изящная – кожа да кости. Владу труднее. Ирка, хоть и не толстая, на манекенщицу не тянет. О таких говорят – «баба в теле». Пышная красавица, с множеством округлостей: мягких и приятных на ощупь. Но Влад справится, за него волноваться нечего.

И, правда, я только начал осторожно, ощупывая ногой почву, выбираться из оврага, а его голос уже звал меня сверху.

– Димка, где ты пропал?

Дождь лупил со всей дури, ветер валил с ног, тяжелая ноша на спине тащила вниз. Ноги скользили по вязкому дну.

Прежде, чем я понял, что моя затея обречена на неудачу, я уже лежал в луже, придавленный неимоверно тяжелым телом жены. Танька, наверное, вообще, потеряла связь с реальностью. Вместо того, чтобы освободить меня и дать возможность подняться, она еще крепче вцепилась мне в шею. Я бы захлебнулся, выручил Влад.

– Ну, ты, брат, и даешь. Хоть бы голос подал. Если бы не услышал, где шлепнулся, вовек бы не отыскал.

Я беспомощно булькнул в ответ и закашлялся. Одежда моя промокла насквозь, прилипла к телу, и ощущал я себя премерзко. А когда с помощью Влада выбрался наверх, то даже пожалел, что не утонул. Пронизывающий ветер окатил ледяным дыханием, я сжался от холода, зубы мои задрожали. Я почти был уверен, что наступает мой последний час. Потому что добраться туда, где можно согреться и, где нет дождя просто не смогу.

Влад взял командование на себя. Понял, кроме него, никто не в состоянии возглавить нашу полностью деморализованную группу. Он оказался самым сильным из нас, не только физически, но и морально. Мы все раскисли и готовы были сложить лапки, полностью положившись на волю судьбы. Плыть по течению, в самом плохом значении слова. Ибо понимали, что вывести оно может только в пучину, а о спасении не может быть и речи.

Насколько беспомощен человек! По большому счету, что случилось? Слегка намочил дождик, обдуло ветерком, и – все, склеивай ласты.

Мысли, чтобы побороться за собственное существование, если и возникали, то где-то на задворках сознания и были настолько тихими, что надежно глушились бесполезной в данной ситуации жалостью к себе и каким-то садистским наслаждением от собственных страданий.

Оказывается, мазохизм заложен в человеке природой. Попав в затруднительное положение, мы способны предпочесть роль великомучеников попытке собственного спасения. И вовсе не от геройства, а, наоборот, от трусости. Гораздо проще смириться и тихо принять уготованное судьбой, возможно, и несправедливое решение, нежели прилагать усилие, чтобы доказать обратное.

Хотя, почему, несправедливое?

Человек – кузнец своего счастья – вбивали нам в головы идеологи канувшей в небытие системы. Если он считает, что бороться бессмысленно, значит, морально готов к худшему и худшее является закономерным финалом: ожидаемым и приемлемым. Соответственно, даже печальный финал можно считать осознанным выбором, и жаловаться можно лишь на самого себя…

Гнилая философия!

Глупейшее занятие – предаваться ненужным размышлениям, когда нужно напрочь отключить мозги и положиться на инстинкт самосохранения. Хорошо, хоть один в нашей компании предпочитал мыслям действие.

– Значится, так, – голос Влада звучал ровно и спокойно. Он глушился дождем и ветром, но все же был разборчив и вселял в наши пропащие души некую долю уверенности. – Сейчас для нас главное, найти укрытие и ждать, пока разъяснится. Димка, есть предложения?

Он обращался ко мне, однако, первой отозвалась Ира.

– В карьере можно отыскать грот. Мы вчера с Танькой все облазили, там много пещерок.

– Глупости! – возразил Влад. – После такого ливня карьер превратился в море.

– Тогда остается одно, – вдохновленный примером Иры, я нашел в себе силы родить здравую мысль, – двигаться к деревне и проситься на постой к Трофимычу.

– Это – реальнее, – согласился Влад. – Если и не к Трофимычу, то в деревне много пустых домов… Ночь перебедуем.

Дальше размусоливать не имело смысла. Влад взял Иру за руку, Танька, поскуливая, вцепилась в мою, и мы медленно, с трудом преодолевая напор ветра, двинулись за ними.

Правильно идем или нет, я не знал. Я с трудом различал очертания друзей и старался не потерять их из виду.

Сколько шли, не знаю. Впрочем, ходьбой, наше движение можно было назвать лишь условно. Уподобясь слепым котятам, мы все время натыкались на какие-то преграды, скользили, падали, ругались, уже не стесняясь ни себя, ни женщин, да и они нам ничуть не уступали.

Мы, как будто натыкались на стену. Не буквально, конечно, просто у меня сложилось впечатление, что мы блуждаем по кругу, и что смысла от наших усилий остается все меньше. Шли просто так, чтобы хоть чем-то заняться, чтобы по-прежнему ощущать себя живыми и на что-то способными.

В какой-то момент я взглянул на часы и с удивлением отметил, что всего половина восьмого. Должно быть еще светло. Или часы остановились, или мы действительно стали свидетелями светопреставления.

Часы, наверное, не обманывали. Я пытался вспомнить, во сколько мы покинули лагерь, но память заклинило.

Потом я перестал думать и об этом. На некоторое время и о холоде забыл. Механически, словно робот, переставлял ноги, падал, поднимался, так же машинально помогал подняться Тане, выискивал в темноте очертания спутников и снова переставлял ноги. Будто в полусне.

Иногда мне казалось, что я это не я, а кто-то другой, и я за этим кем-то другим наблюдаю со стороны. Словно зритель в кинотеатре. Наверное, сработал некий предохранитель, не позволяющий сойти с ума от осознания полнейшей безнадеги.

И все же, порой отголоски мыслей пробивались в затуманенный мозг. В такие мгновения я оказался способным удивляться, что мы до сих пор никуда не пришли и сомневаться в том, что вообще куда-либо придем. Но слишком слабо, отдаленно, как будто, между прочим. Размышления постороннего человека, не имеющего ко мне никакого отношения, мысли которого я случайно уловил при помощи телепатии.

Сомнамбула, да и только.

Или, как там называются по-научному одноклеточные? Амебы, инфузории в туфельках… И полное отсутствие даже намека на то, что принято гордо именовать гомосапиенсом.

Состояние бессмысленного движения неизвестно, куда и непонятно, зачем могло продолжаться вечно. Если и не вечно, то до нашего полного истощения. И воспринималось оно, как вполне нормальное, даже возникло ощущение комфорта и исчезло желание что-либо менять.

Но пробуждение таки пришло.

Нежданное, неожиданное, нежеланное. Выудившее сознание из сладких снов, окунувшее его в жестокую реальность. Без подготовки, без успокаивающего сюсюканья, делая его жестче и больнее.

Я не сразу сообразил, что случилось?

Наткнулся на спину Влада, остановился, Таня споткнулась, упала, я машинально помог ей подняться. Вроде бы, все, как и должно быть, по заведенному недавно порядку. Вот только ощущение дискомфорта уже вылезало наружу и вскоре шандарахнуло по мозгам всей силой, на какую только было способно.

Я очнулся и зажал уши ладонями, потому что, находясь в нормальном состоянии, вынести крик было невозможно.

Глава восемнадцатая

Ира дергалась, словно сумасшедшая. Хотя, почему, словно? Все мы сошли с ума, вот только ее неистовство выпадало из общей картины, как, наверное, бросалось бы в глаза поведение буйнопомешанного, по ошибке или недосмотру санитаров попавшего в палату к тихим, спокойным пациентом. Она орала и вырывалась, а Влад пытался удержать ее, что получалось у него с трудом, несмотря на его большую физическую силу.

– Отпусти! Мне больно!!!

И дальше – дикое завывание, непонятное, невразумительное, без слов, режущее слух, разрывающее перепонки, сдавливающее сердце от сочувствия, желания и невозможности как-то помочь. А также – недоумение от полнейшего непонимания.

Что произошло?

Что случилось?

С чего вдруг истерика?

И, просто ли истерика?

Я, да и не только я, все мы чувствовали, что Ира ощущает сильнейшею боль. Не знали только, что является ее причиной, с чего вдруг она возникла и, что именно у нее болит.

– Она упала? – спросил у Влада первое, что взбрело в голову.

Ответ я не услышал, слова друга заглушил новый еще более пронзительный крик боли. Так, наверное, кричат роженицы, не знаю, никогда не присутствовал при этом действии. Вот только сравнение подобрал неудачное. Рожающие женщины кричат лишь от боли. Здесь же – дичайшая смесь боли, отчаяния и еще чего-то, берущего начало у истоков первобытного ужаса.

– Влад, отпусти ее!

Таня не понимала, что происходит, впрочем, этого не понимал никто. Моя жена думала, что Влад делает больно ее подруге и снова набросилась на него с кулаками. Сражаться с двумя женщинами, когда и с одной он едва справлялся, Владу было не по силам.

– Убери свою истеричку! – заорал он, пересиливая шум непогоды и крик жены.

Я послушно обхватил Таню за талию и оттащил в сторону. Таня всхлипывала, и дрожала. Она плакала, но в темноте этого не было видно.

– Что он с ней делает? – спрашивала у меня, смирившись и больше не пытаясь бросаться в рукопашную.

– Не знаю, – честно ответил я, – но, мне кажется, Влад здесь не причем…

– Димка, подойди!

Владу удалось надежно ухватить жену, Ира больше не сопротивлялась, крик понизился, перейдя в заунывный скулеж.

– Посвети, пожалуйста, – он ткнул мне в руку зажигалку.

Я долго чиркал колесиком, вспыхивающая на мгновенье искра тут же гасилась ветром и дождем.

– Ничего не получится.

Влад сам это понял. Снял с себя мокрую насквозь куртку, накрыл нам троим головы и попросил повторить.

Слабенький огонек на мгновенье разрезал темноту. Я увеличил подачу газа и попробовал снова. Огонек вспыхнул ярче, и тоже ненадолго. Он потух, но красный отблеск, словно от тлеющего уголька продолжал светиться под нашим крошечным навесом.

Что это? Загорелась одежда?

Невозможно, она мокрая, ее можно выкручивать.

– Ирочка, объясни мне внятно, что случилось и где у тебя болит?

Не переставая подвывать, Ира подняла левую руку. Тлеющий уголек стал ярче и приобрел цвет раскаленного метала. Впрочем, это и был – раскаленный метал. Злополучное кольцо на ее мизинце горело огнем, распространяя вокруг себя тошнотворный запах сожженной плоти.

– Господи! – вырвалось у меня, и я едва смог подавить рвотный симптом.

Влад потянулся к кольцу, дотронулся до него, обжегся, резко отдернул руку.

Что делать?

Извечный вопрос, ответ на который никогда вовремя не приходит. Увиденное шокировало и меня, и видавшего всякое Влада. Возможно, он был бы более хладнокровным, если бы все происходило с кем-то другим, чужим для него, посторонним. Но сейчас дело касалось его жены, а, значит, затрагивало его лично. И он не мог равнодушно смотреть на страдания дорогого человека, взвыл от бессилия и отчаяния, словно раненый зверь.

Только, толку от вытья было – ноль. Если ничего не предпринять, Ирка не выдержит. Ее сердце разорвется от боли.

– Влад, – тормошил я друга, – Влад!

Подошла Танька. Увидела огонек на руке подруги, уловила запах горелого. Что-то в ее голове перемкнулось. Она не свалилась в обморок, просто села в лужу и, не мигая, остолбеневшая, таращилась на нас.

– Влад, очнись ты, наконец!

Я в сердцах вмазал другу по лицу. Со всей силы. Звука пощечины не услышал, но в ладони отдалось приглушенной болью.

Влад мотнул головой, сбрасывая с себя невидимые путы. Глаза его, горевшие красными огоньками отражающегося жара, перестали быть стеклянными.

Очнулся, пришел в себя, стал что-то искать в карманах.

– Димка, у тебя нож есть?

– Зачем?

– У тебя нож есть? – рыкнул Влад.

– Владик, дорогой, сделай что-нибудь… Мне очень больно… – умоляла Ира.

У нее не осталось сил кричать, голос был тихий, едва различимый.

– У меня нет ножа! – закричал я, догадываясь, что Влад собирается сделать.

Я понимал: возможно, это единственный выход, только разум и эмоции не всегда находятся рядом. А если даже и рядом, то чаще побеждают эмоции.

– Хоть что-нибудь у тебя есть? Острое, режущее, металлическое.

Я молчал. Он снова начал выворачивать карманы. Что-то звякнуло, наверное, связка ключей.

– Найди мне два камня, только – быстро!

– Влад…

Ирка на мгновенье забыла о боли, теперь ею всецело завладел страх.

– Потерпи, родненькая. Тебе не будет больно. Я все сделаю быстро. Ты даже не почувствуешь.

Но голос мужа ее не успокоил. Присмиревшая было Ирина, вдруг резко дернулась, свалила нас обоих с ног и рванула в темноту. Некоторое время мы еще слышали ее удаляющийся отчаянный крик, а затем и он умолк.

Глава девятнадцатая

Сказать, что мы были ошарашены, не передать и сотой доли того, что мы чувствовали на самом деле. Шокированы – по сути ближе, но и это слово не совсем точное. В последнее время мы переживали непрерывный шок, свыклись с ним, и научились отключаться от реальности, чтобы оградить себя от обрушившихся несчастий.

Беды валились по нарастающей, увеличивались, как снежный ком, и мы к ним привыкли. Даже смирились, потеряв веру на благополучный исход и надежду на спасение.

Казалось, ничего уже не способно раздуть искорку, которая пробудит нас и вынудит снова почувствовать людьми, способными бороться за свое существование. Очередной вал должен был раздавить нас: робких, беспомощных, уже ни на что не способных. Мы были готовы к этому и, не думаю, что осознание собственной кончины огорчило бы нас больше, чем необходимость и дальше терпеть изощренные издевательства повернувшейся филейной частью Фортуны.

Вот только, вопреки всему здравому смыслу, произошло обратное. Вместо того чтобы добить нас окончательно, случившееся с Ириной привело к противоположному эффекту. Последняя капля переполнила чашу терпения. Наши мозги словно пронзило молнией, и после длительной апатии в них что-то начало проясняться.

Впрочем, просветление наступило не только в мозгах. Но мы не сразу заметили, что дождь больше не идет, а окружающие предметы стали четкими и различимыми. Точнее, не придали этому значения. Восприняли, как должное, устав чему-либо удивляться.

Да и чему удивляться?

Разве могло быть иначе?

Мы с Владом давно уже не сомневались, что наши беды имеют самое непосредственное отношение к найденному колечку. Некто или нечто, не желало с ним расставаться, и умело создавало препятствия на пути нашего побега. Теперь же, когда колечка у нас не было, мы стали ненужными и неинтересными.

Идите, ребята, куда хотите и, чем дальше, тем лучше. Для вас – в первую очередь.

Вот только воспользоваться шансом мы не могли. Не имели права.

Влад хотел сыграть в благородство, мол, веди, Димка, жену к Трофимычу, а я, когда найду Иру, догоню вас. Но разве мы могли бросить друга? За кого он нас принимал? Как язык повернулся, предложить такое?

Я понимал, сказанное – всего лишь дань приличию. На самом деле Влад надеялся и рассчитывал на нашу помощь. Только, все равно, обидно.

Даже Таньку зацепило.

– Без Иры никуда не пойду! – заявила она, и я мысленно ей аплодировал.

Влад не настаивал. Махнул рукой и поплелся обратно.

Небо уже совсем прояснилось, на горизонте алели кровавые следы недавно спрятавшегося светила. О ненастье напоминала лишь грязь под ногами и мутные лужи в оврагах.

Ушли мы, оказывается, не далеко, находились возле песчаного карьера, почти на том месте, где прошлой ночью едва не настигли призрачный трактор.

Движения Влада были медленны и бесцельны. Он смотрел по сторонам, иногда звал жену по имени. Мы с Таней тоже.

Приближалась ночь. Настоящая, а не затемнение, которое пережили недавно. Что делать, когда стемнеет, никто не знал. К тому же, только сейчас мы по-настоящему ощутили холод и дискомфорт от мокрой одежды. Решили, и Влад вынужден был согласиться, вернуться к автомобилю и переодеться в сухое.

Влад был мрачный, угрюмый и какой-то потерянный. Лицо его стало серым, с землистым оттенком, зубы плотно сжались, от чего он казался злым и агрессивным. На наши вопросы отвечал резко, и мы с Таней предпочитали лишний раз к нему не обращаться.

Машину отыскали сразу. Вода с оврага почти вытекла, лишь колеса оставались до половины притопленными. Видимых повреждений я, к счастью, не обнаружил, а когда повернул ключ зажигания, двигатель заурчал сразу, тихо и без надрывов. Фонарики тоже работали.

Из оврага я выезжать не стал. Не был уверен, что автомобиль выкарабкается по скользкому склону. Когда подсохнет – другое дело. А здесь машина в безопасности, если вдруг случится новый катаклизм.

Переоделись. Влад захватил теплую куртку для Ирины, Татьяна предусмотрительно набросала в пакет что-то из еды, и мы снова отправились на поиски.

Самым близким, достойным внимания местом был гранитный карьер. Таня вспомнила, как он понравился Ирине во время их экскурсии, я в свою очередь добавил, что именно в карьере Ирина хотела прятаться от грозы. Влад не возражал. Он не мог предложить ничего лучшего и желал лишь одного – действовать. Любая проволочка выводила его из себя, что сразу становилось заметно по бегающим желвакам на суровом, словно окаменевшем лице.

Раньше мы с Владом не спускались в карьер, и сейчас, умытые недавним дождем каменные глыбы произвели сильное впечатление. Гранитные валуны были разбросаны в полнейшем беспорядке. Некоторые острыми пиками устремлялись вверх, другие, уподобляясь Пизанской башне, клонились к земле, и было непонятно, какая сила удерживает их на весу. Многие камни свалились один на другой, создавая гроты, пещеры и запутанные лабиринты.

Иные из камней размерами превышали двухэтажный дом. Но нам некогда было наслаждаться их великолепием. Мысль о том, что скоро станет темно, преобладала над остальными.

И угораздило Ирку наткнуться на колечко…

Хотя, если отталкиваться от истоков, ответственность в первую очередь ложилась на Влада. Лишь благодаря ему мы оказались здесь, в этом проклятом уголке.

Где-то в глубине души я был уверен, что винить в случившемся некого. Так нам было предназначено судьбой. Таков наш крест, и мы смиренно должны нести его, невзирая на тяжесть и отчаяние.

Тени от камней становились гуще, небо темнее. Рассмотреть что-то без фонарика уже было невозможно.

Держались вместе, чтобы, не приведи Господи, еще кого-то не потерять. Методично обшаривали все закоулки, кричали, прислушивались к возвращающемуся эху и продолжали искать дальше.

– Не убивайся ты так, – пробовала успокоить Влада Таня, когда тьма сгустилась и поиски стали бесполезны. – Никто твою Ирку не похищал. Сама сбежала, сама и вернется.

Пусть что там не говорят о женской логике, рациональное зерно в словах Тани присутствовало. Если Ирка не совсем сошла с ума, куда ей деваться? Ее внезапное решение бежать возникло на почве страха, только не будет же она скрываться вечно? Холод и голод вынудят ее вернуться.

– Влад, ты и в самом деле хотел отрубить ей палец?

– А что мне оставалось делать?

Теперь Влад не был уверен в правильности своих действий и, как мне показалось, раскаивался.

Может, был иной выход?

Молча мы выбрались из карьера и, светя фонариками, направились к месту бывшего лагеря. Если с Иркой все нормально и она образумится, то вернуться сможет только туда.

По ходу мы с удивлением отмечали, что остановившая нас гроза носила уж очень локальный характер. С каждым шагом почва становилась суше и тверже, а возле озера, судя по всему, дождя вообще не было.

В очередной раз я утвердился в том, что некая сила целенаправленно использовала стихию, дабы не позволить нам улизнуть с колечком. Полнейший бред, конечно, вот только, когда бреда становится слишком много, к нему поневоле начинаешь относиться с уважением.