Текст книги "Врата в преисподнюю"
Автор книги: Олег Бондарь
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Глава одиннадцатая
Дом председателя сельсовета заметно выделялся из ряда жилищ рядовых обитателей деревни. К нему с трассы вела ровная, видно, что недавно заасфальтированная, дорога, заканчивающаяся полукруглым пятачком аккурат у высоких металлических ворот. Дальше тянулась прозаичная раздолбанная грунтовая колея.
Сам дом выглядел величественно и богато: имел два этажа с громадной, застекленной, словно оранжерея, террасой. К крыльцу вела выложенная бетонной плиткой дорожка, над которой полукруглой аркой высилась сетка, густо закамуфлированная виноградной лозой.
Вдоль дорожки на цепи, скользящей по натянутому у самой земли проводу, резвилась громадная псина неизвестной мне породы. Она угрожающе зарычала, едва мы открыли калитку.
На поднятый шум из дома вышла пухлая женщина неопределенного возраста в цветастом халате с закатанными по локти рукавами. По раскрасневшимся рукам нетрудно было догадаться, что мы оторвали ее от стирки.
– Вам кого? – спросила она.
– Андрей Павлович дома? – поинтересовалась Татьяна.
– Дома. А вы кто? – она близоруко щурила глаза, явно пытаясь опознать в нас кого-то из местных.
– По делу. Из Киева, – лаконично объяснил я, и женщина сразу преобразилась.
Недавняя апатия сменилась бурным желанием действовать. Она громко прикрикнула на собаку, от чего та, испуганно поджав хвост, сразу же спряталась в конуре, и, со словами: "Проходите!", скрылась за дверью.
Мы с Татьяной, Илья с Рыжей благоразумно остались в машине, поднялись на крыльцо и в нерешительности остановились.
– Что же вы в дом не заходите?
Председатель сельсовета, как оказалось позже, он же и председатель колхоза, оказался видным мужчиной необъятной комплекции, словно вылитый по стандарту чиновника доперестроечных времен. Возраст его давно перешагнул за полтинник и приближался к критической отметке заслуженного отдыха. Несмотря на домашний вид: простые спортивные штаны и тапки на босую ногу, его волосы были аккуратно причесаны. Густые, без малейших признаков облысения, хотя и окрашенные пепельным цветом благородной седины. Плечи и руки, видневшиеся из-под майки, покрыты ровным слоем бронзового загара. Чувствовалось, что большую часть времени он проводит на свежем воздухе и, отнюдь, не гнушается физического труда, о чем красноречиво свидетельствовали загрубевшие на ладонях мозоли.
С первого взгляда Андрей Павлович вызывал симпатию и уважение, хотя я на этот счет уже не раз ошибался. Именно такие функционеры старой закалки, добродушные и интеллигентные с виду, способны сотворить самую гадкую подлость, а потом преподнести ее таким образом, что, вроде бы, и обижаться грех…
Хотя, может, зря клевещу на порядочного человека?
Пока он ничего плохого нам не сделал…
– Здравствуйте, здравствуйте… – председатель элегантно и совершенно естественно поклонился Татьяне и крепко пожал мне руку. – Вот уж не думал, что с утра гости пожалуют… А я сегодня решил для себя выходной сделать, немного по хозяйству управиться…
Он жестом пригласил нас войти. Мы оказались на широкой светлой террасе, единственным убранством которой был кухонный стол и несколько стульев.
– Присаживайтесь, я сейчас…
Он скрылся за дверью и вскоре из глубины дома нашего слуха достиг его зычный бас:
– Галина, я пока переоденусь. А ты сообрази что-нибудь позавтракать…
– Ну, вот я и готов, – предстал перед нами спустя несколько минут.
Теперь на нем были серые, аккуратно выглаженные, брюки, клетчатая рубашка с короткими рукавами, вычищенные до блеска, явно для домашнего пользования, коричневые лакированные туфли.
Сразу за Андреем Павловичем появилась его супруга, толкавшая перед собой аристократический столик-поднос на колесиках.
Почти как у меня.
Вскоре на столе появился графинчик с зеленоватой жидкостью, нарезанная тоненькими кусочками копченая колбаса, сыр, сало, какие-то салаты из консервации.
Разложив все, жена председателя незаметно исчезла, а сам он откупорил графин и налил содержимое в крохотные стопочки.
– Мы гостям всегда рады, – сказал он. – Так что не побрезгуйте, а там и о деле поговорим…
Напиток оказался легким, приятным на вкус. Едва ощутимой теплой волной он ненавязчиво прокатился в желудок, орошая путь тонизирующей мятной прохладой. И в то же время в нем ощущалась настоящая крепость. Спрятанная в обманчивую оболочку вкуса и запаха, она, тем не менее, достигнув пункта назначения, вырывалась из оков, согревала внутренности, разгоняла кровь, поднимала настроение.
Мне, правда, эти свойства едва удалось уловить, так, как луженный утренними процедурами желудок сделался почти невосприимчивым к ничтожно малой дозе, но Татьяна, которая выпила настойку, даже не скривившись, мгновенно залилась алым румянцем и расцвела, словно майская роза.
– Сам делал, – остался довольный нашей реакцией Андрей Павлович. – Есть в наших краях травка… Не знаю, как она называется по-научному, но мы ее иначе, как украинским женьшенем не величаем. Настаиваешь на водке, и, хоть внутрь, хоть снаружи… Эффект одинаковый – чисто лечебный. И вкус отменный, не так ли?
Он посмотрел на Татьяну, та поспешно кивнула головой, ибо рот оказался занят бутербродом.
– Так с чем вы ко мне пожаловали? Вижу, что не местные, а раз так – то и дело должно быть важное…
– Вы не ошиблись, Андрей Павлович. Хотя, это с какой стороны посмотреть… Я – корреспондент областной газеты… – назвал имя и фамилию, – неоднократно писал о ваших краях. Теперь ими заинтересовались люди из столицы…
– Андрей… Тезка, значит… И чем же наши края так приглянулись столичной гостье?
Татьяна также представилась, назвала свою должность и кратко сообщила о цели нашего приезда.
– Монастырище, значит… – лицо председателя нахмурилось. Мне показалось, услышанное ему не понравилось. – Значит, исследовать собираетесь? – голос его был все так же вежлив, но, почему-то, менее приветлив. – А вам известно, дорогие мои, что место это – уникальное и, между прочим, охраняется государством, как природный заповедник?
– Да, Андрей говорил мне.
– И, тем не менее, вы собираетесь его исследовать?
– Возможно, именно потому, что место – уникальное, оно и привлекло мое внимание… – перемена в настроении гостеприимного хозяина не смутила мою спутницу. – Ведь, не исключено, что Монастырище, кроме всего прочего, является и историческим памятником?
– Возможно, – не стал спорить Андрей Павлович. – Но так ли необходимо это доказывать?
– А почему бы и нет? – вклинился в разговор. – Если некоторые научные работники настолько близоруки, что не замечают очевидного, может, только потому, что им так удобнее, я считаю, необходимо им это очевидное вдалбливать в голову.
– Кое в чем вы, Андрей, возможно, и правы. Я читал ваши статьи и в некоторой степени знаком с вашей точкой зрения. Не отрицая права на ее существование, все же осмелюсь заметить, что придерживаюсь несколько иного мнения. – Он на минутку отлучился, вернулся с пачкой "LМ". Достал сигарету, помял ее, подкурил от поднесенной мною зажигалки. – Молодежи свойственны излишние максимализм и эмоциональность. Относительно к представителям вашей профессии, следует также добавить склонность к провокации и разжиганию страстей. Возможно, так и должно быть, и, по нынешним временам, такими мерками измеряется ваш профессионализм… Но, я – человек старой школы, и то, что является нормой для вас, для меня часто бывает непонятным, а иногда – неприемлемым…
Я никак не мог сообразить, к чему клонит председатель и какое отношение имеет столь длинная речь к цели нашего визита. Вероятно, недоумение слишком явно обозначилось на моем лице, потому что Андрей Павлович, повернулся ко мне, акцентируя, что сказанное к Татьяне отношения не имеет:
– Знаешь, Андрей, у медиков есть хороший принцип: "Не навреди!". Жаль, что в последнее время о нем забывают, как врачи, так и все остальные. Особенно – журналисты. Вот, к примеру, написал ты несколько статей о Монастырище. Казалось бы, сделал не плохо. Надеюсь, руководствовался благими намерениями. Прославил наши глухие края, вон, слух даже до столицы дошел. А если с другой стороны посмотреть? Что же ты натворил? Веками, может, тысячелетиями стояло это место нетронутым… Я не спорю, что здесь, возможно, когда-то было языческое или иное святилище. Паломники у нас бывали всегда, даже в наше время… Но – единицы. От них не было никакого вреда. Наоборот, они всячески опекались святым местом, пытались сохранить его первозданный вид. А после выхода статьи? Вокруг Монастырища стали крутиться подозрительные особи. Муссируются слухи, что здесь спрятаны сокровища… Того и гляди, какому-нибудь недоумку взбредет в голову сровнять Монастырище с землей, взорвать или еще что-то в этом роде…
– Чушь! – не выдержав, грубо перебил я. – Если следовать вашей логике, уважаемый Андрей Павлович, так и египетские пирамиды нужно предать забвению, ибо в них действительно находили золото. Грабителей, и авантюристов там во все времена хватало. Но почему-то они стоят до сих пор. И вам, как человеку государственному, должно быть известно, приносят немалый доход от посещения туристами…
– Кое в чем вы, возможно, и правы. Вопрос о цивилизованности подхода к делу… Но я хочу сказать еще об одной проблеме… Как я уже говорил, Монастырище охраняется законом, ибо является природным заповедником. И для этого есть основания. На его территории сформировался своеобразный микроклимат с неповторимыми фауной и флорой. Многие растения, которые там растут, занесены в Красную книгу, то же самое можно сказать о птицах и насекомых. Как все это сохранить, если сюда нахлынут толпы туристов? Даже одиночные посещения не рекомендуются, скажем, во время гнездовья птиц или, когда они высиживают птенцов…
– По-моему, вы слишком далеко зашли, – произнесла, хранившая до сих пор молчание, Татьяна.
– Да? – резко повернулся к ней Андрей Павлович. – А, как по мне, слишком далеко зашли именно вы, пытаясь уничтожить уникальный памятник природы ради удовлетворения собственных амбиций!
– Вы так считаете? – голос Татьяны звучал сухо и строго. – Подобное обвинение слишком серьезное и требует аргументации.
– Какие аргументы вам нужны? О роли вашего друга я уже сказал все, что думаю. Разве что, могу еще добавить, раньше не хотел этого делать, дабы не оскорблять ваших чувств… – председатель закурил новую сигарету. Похоже, он не на шутку разволновался и разговор приобретал нежелательно резкий оборот. – Так вот, всего содеянного ему оказалось мало: он притащил сюда ученую из Киева, для того чтобы здесь вообще все раскопали и не оставили камня на камне…
– Неужели?
– Разве я не прав?
– Конечно, нет.
Татьяна решила поменять тактику, внутренне расслабилась и даже улыбнулась.
Перемена не осталась незамеченной. Андрей Павлович устыдился собственной вспыльчивости.
– Разве не ваши собственные слова, что вы приехали сюда с целью изучать Монастырище, как исторический памятник?
– Мои, – ничуть не смутилась Татьяна.
Она извлекла из пачки председателя сигарету и уж очень спокойно ее подкурила.
– Может, я по своей провинциальности чего-нибудь недопонимаю, но само слово "изучать" мне больно слышать. Знаете, не так давно, лет двадцать назад, я тогда был секретарем райкома, приезжали ко мне историки из Киева. Сказали, будут изучать курганы, мы их казачьими могилами называли, гордились ими… Теперь от курганов и следа не осталось… Не знаю, нашли что-нибудь изыскатели или нет, нам тогда не очень докладывали, но курганов, как и не бывало. Все тракторами разровняли… Ровная степь осталась… А ведь еще деды наши о них легенды рассказывали. А что после всего я внукам расскажу?
– Знаете, Андрей Павлович, ведь я с вами полностью согласна. Более того, убеждена, что те сокровища, которые могут храниться в курганах, ничего не стоят по сравнению с памятью, которую они хранят о нашей истории. Современные археологи, к сожалению, ничем не отличаются от авантюристов прошлых времен. Разве что действуют более цинично… Если раньше золотоискатели ограничивались шурфом и не нарушали целостности архитектуры, после нынешних исследователей не остается ничего. И главная беда проистекает, отчасти, от нашей бедности…
– Если нет средств, разве нельзя подождать?
Таня пренебрежительно хмыкнула. Она оседлала любимого конька, и я приготовился выслушать еще одну лекцию, наподобие той, с которой и началось наше знакомство.
К счастью, на этот раз обошлось малой кровью.
– Жизнь у каждого лишь одна, а любой ученый мечтает оставить о себе неизгладимый след, – философски изрекла девушка. – Курганы же, дают самую благоприятную почву. Практически в каждом из них можно отыскать золотую безделушку. А вклад в науку, несмотря на весь кажущийся прогресс, пока еще, по старинке, оценивается весом драгоценного металла.
– Вот видишь, доченька, а ты меня, старика, ругаешь. Сама все понимаешь. У меня, поверь, душа от всего этого болит…
Андрей Павлович полностью успокоился, только лицо его было грустным, и грусть его казалась искренней.
Некоторое время мы молчали, затем, словно бы желая заполнить неловкую паузу, председатель потянулся за бутылкой.
Странно, несмотря на незаслуженные упреки, высказанные в мой адрес, сидевший напротив, пожилой человек все больше мне нравился.
– Мне ведь почему так больно и обидно, – когда выпили, продолжил Андрей Павлович. – Монастырище для нас, местных, то же святилище, каким оно, как вы говорите, возможно, было для наших предков. Еще моя прабабушка рассказывала, как там собирались жители окрестных сел на Ивана Купала, другие праздники, устраивали игрища… Ни одна свадьба не обходилась без того, чтобы молодожены не побывали на Монастырище… Может это и не храм, в прямом значении слова, но место свято для нас памятью об ушедших. К сожалению, не все, что передается предками, воспринимается молодежью. Многое забыто, легенды, которые передавались из уст в уста, сейчас мало кого интересуют… Время, наверное, такое нехорошее… Но для старшего поколения место по-прежнему дорого и свято. Поэтому всякое вторжение чужаков воспринимается ревностно, как посягательство на родное, дорогое душе, сердцу… Возможно, от таких посещений само место утрачивает частицу своей святости…
– Если человек приходит с чистой душой и чистыми помыслами, он не может навредить. Наоборот, положительной энергетикой он подзаряжает святилище, добавляет ему чудодейственную силу… – возразил я.
– Так – если с чистой совестью. А какая может быть чистая совесть у журналиста, который спит и видит, как в тихом святом месте толпами бродят глупые стада туристов, или у ученого-историка, которому не терпится схватиться за лопату и ломик, дабы посмотреть, что находится внутри?…
– Вы снова утрируете, Андрей Павлович. Понятие "исследовать" имеет разные значения. Я, например, не собираюсь ничего раскапывать, просто хочу посмотреть…
– Просто посмотреть? Зачем же вы тогда подсовываете мне эту бумажку? – он брезгливо отодвинул от себя "Открытый лист", который Татьяна накануне ему предъявила. – Посмотреть можно и так, без бумажки. Не в моей власти выставлять кордоны и не пускать желающих глядеть на то, что их интересует…
– Оно то, конечно, так, – мило улыбнулась Татьяна. – Только я человек законопослушный. Хочу, чтобы все было правильно. Тем более что в дальнейшем мне эта бумажка понадобится при составлении отчета…
– Разве что… – оттаял председатель. – И что же от меня в данном случае требуется?
– Ничего особенного. Только заверить документ печатью сельсовета.
– Всего делов то?
Андрей Павлович снова, как по мановению волшебной палочки, превратился в радушного хозяина, и с его лица не сходила добродушная улыбка. Может, его убедили слова о чистоте наших помыслов, а может, излив, накипевшее в душе, он понял, что словами в данном случае ничего не изменишь. А коли так, долг свой он исполнил, и, как говорится, стравив пар, покатился по течению.
Но, мне кажется, все-таки, поверил…
Печать, как и водится, находилась при нем, где-то в глубине дома.
Председатель долго дышал на круглую резинку, после чего, со знанием дела хлопнул ею по листу, достал ручку, размашисто расписался…
– Что ж, успехов вам… – пожелал он, и мы, считая визит завершенным, поднялись со стульев.
Как оказалось, рановато.
– Спешите, гости дорогие. Не по-христиански. Третью положено выпить. Да и на посошок…
Он снова наполнил рюмки, мы легко их соприкоснули и уже готовы были выпить, когда снаружи раздался шум подъехавшего автомобиля. Хлопнула калитка, жалобно затявкала собака, и на террасу ввалился мой старый знакомый – самый крутой в округе фермер Федор Андреевич…
Глава двенадцатая
Не знаю, как выглядел после ночного побоища я, но Федя – неважно. Правый его глаз основательно заплыл, оставив для обзора лишь небольшую щелочку, небритое лицо было в ссадинах и царапинах. Зрелище – не для слабонервных. Как говорит одна моя знакомая, можно в фильмах ужасов без грима сниматься. Ко всему следует также добавить недоумение, отразившееся на его физиономии и застывшее на ней, словно маска. Он не рассчитывал увидеть меня здесь, да еще в такой благодушной обстановке.
– Явился, не запылился…
Андрей Павлович отложил рюмку и пристально посмотрел на сына.
– Где же ты шлялся всю ночь?
Федя проворчал нечто невразумительное и попытался прошмыгнуть в дверь. Андрей Павлович решительно преградил ему дорогу. Судя по разыгравшейся на наших глазах сцене, проблема отцов и детей во, внешне благополучной, семье была весьма актуальной.
– А поздороваться с гостями?
– Здрасьте… – так же невнятно пробормотал неблагодарный отпрыск и повторил попытку проскользнуть мимо отца.
И снова не получилось. Андрей Павлович поднялся со стула, он оказался почти на голову ниже сына, повернул его лицо к свету, долго внимательно изучал.
– Красавчик, ничего не скажешь… Ладно, потом поговорим, а сейчас садись.
– Я потом.
– Сядь! – грозно приказал Андрей Павлович, и Федя безропотно подчинился.
– Знакомьтесь, мой сынок Федор. Надежда моя и опора…
В голосе председателя угадывалась ирония с изрядной долей грусти.
– Мы уже успели познакомиться, – весело заметил я.
– Когда же? – Андрей Павлович пристально посмотрел на меня, хмыкнул, но оставил соображения при себе.
Таня тоже едко ухмыльнулась.
– Более того, мы успели стать хорошими друзьями. Я вообще люблю все таинственное и неизведанное, особенно – барабашек.
Наверное, все подумали, что я спятил, даже Федя.
– Какие барабашки? – переспросила Таня.
– Да есть такие, говорят. Сидят себе в закуточке и стучат, стучат, стучат. Работа у них такая. Как говорит мой знакомый из районного уголовного розыска капитан милиции Ященко Геннадий Сергеевич, без барабашек и жизнь не жизнь…
До Феди дошло.
Его лицо налилось кровью, он пытался испепелить меня взглядом и, наверняка, не задумываясь, свернул бы мне шею прямо здесь, за столом, если бы не отец, Предка он или очень уважал, или побаивался. Во всяком случае, вел себя при нем пай-мальчиком.
Почувствовав неладное, а атмосфера накалилась до такой степени, что не почувствовать было невозможно, Татьяна поспешно встала и подняла рюмку.
– Ну что ж, Андрей Павлович, большое спасибо за угощение, поверьте, нам было очень приятно с вами познакомиться, но, пора и честь знать…
Мы втроем, кроме Феди, ему так никто и не потрудился налить, выпили украинского женьшеня и направились к выходу.
– Парень, ты – покойник!
По сравнению с предыдущим лепетом фраза получилась вполне отчетливой и членораздельной. По-видимому, самый крутой фермер любил смотреть западные боевики и достаточно натренировался в ее произношении.
– Бьют барабаны, стучат… – подбодрил я его оптимистической речевкой.
Андрей Павлович провел нас до калитки, где еще раз пожелал удачи, и мы дружески попрощались.
– Уникальная способность заводить друзей, – заметила Татьяна, когда мы подошли к автомобилю. – Ты, наверное, Дейла Карнеги наизусть вызубрил?
Я оставил ее укол без внимания. Погода была чудная, ярко светило солнце, зачем все усложнять?
Илья с Рыжей разместились на заднем сидении. Но, если девушка мирно и беззаботно спала, Илья притих в уголке, и, казалось, дыхнуть боялся. Он напрочь забыл о вчерашнем геройстве, и сейчас все мистические страхи перед фермером возродились с новой силой. А в отсутствие самого Феди, его образ олицетворяла потрепанная старушка "Мазда", мирно приткнувшаяся к воротам перед самым бампером нашего "Джипа". На нее Илья взирал с неописуемым ужасом.
– Скучаешь?
Илья содрогнулся от звука моего голоса. Вероятно, не ожидал, что мне удастся вырваться целым и невредимым из логова врага.
– Что так долго? – запинаясь, спросил он.
– Хозяин гостеприимный попался. Пока пузырь не раздавили, ни за что отпускать не хотел. А потом сынок подвалил, пришлось и ему время уделить…
Таня, не прислушиваясь к нашему разговору, завела двигатель, сдала назад, лихо развернулась.
– Ну и куда дальше? – спросила.
– Вперед и только вперед! Навстречу новым подвигам и свершениям! – весело ответил я.
У меня действительно было прекрасное настроение.
– Тебе еще недостаточно подвигов? – моя веселость начинала удручать девушку.
– Ладно, я пошутил. Едем на Монастырище. Ты не возражаешь, если я сяду за руль?
Татьяна была не в восторге от моего предложения. Она скептически осмотрела меня, но я приложил максимум усилий и представлял собой эталон трезвости, спокойствия и здравомыслия.
Я и в самом деле не ощущал себя пьяным. Все выпитое накануне ушло на борьбу с последствиями вчерашней пьянки. Как говорят алкоголики со стажем, я дошел до нулевой отметки, и теперь мог с новыми силами начинать сначала.
– Ладно, – смилостивилась Татьяна. – Только потихоньку. Спешить нам больше некуда.
Подруливая к брусчатке, мой слух уловил мотоциклетную трещотку, а вскоре из облака пыли вынырнул и сам лихой наездник. Я резко затормозил и нажал на клаксон. Мелодичный гудок не остался незамеченным, мотоциклист, сбавив скорость, подкатил к "Джипу".
– А вы все в трудах, Геннадий Сергеевич, – позабавился, опустив стекло. – Ни минуты покоя…
– Работа такая… – вяло оправдывался бравый капитан Ященко.
– "Наша служба и опасна, и трудна…"
Он криво улыбнулся и покатил дальше, в сторону райцентра, казалось, напрочь забыв, что еще минуту назад собирался свернуть к дому председателя.
– У тебя здесь обширные знакомства… – заметила Татьяна.
– Работа такая… – не отдавая отчета, повторил фразу капитана и нажал на газ.
Деревня осталась позади. Вокруг расстилалась голая степь с холмами и далекой лесополосой.
Картинка действовала умиротворяюще. Неровная брусчатка уводила нас вдаль от людей, а значит, от неприятностей. Самое время расслабиться и приготовиться к встрече с чудом, дарованным природой, а, возможно, и нашими очень далекими предками. Я снова ощутил неосознанную внутреннюю дрожь, которая всегда охватывала меня, когда я приближался к Монастырищу.
Только я слишком рано успокоился. Отголоски событий прошлой ночи преследовали меня с завидным постоянством.
Едва я собрался свернуть на грунтовку, ведущую непосредственно к цели нашего путешествия, из придорожных кустов выбежало некое растрепанное чучело и бросилось наперерез автомобилю.
Я чудом успел нажать на тормоз. Автомобиль завизжал, содрогнулся и остановился в нескольких сантиметрах от новоявленной Анны Карениной.
– Ты что, очумела? – вызверился я, высунувшись из бокового окошка.
Когда пыль рассеялась, моему взору предстало жалкое существо с растрепанными волосами, в разодранном на плече платье и огромным фиолетово-желтым фингалом под глазом. Одна рука девушки опиралась на бампер автомобиля, другая цепко вцепилась в миниатюрную дамскую сумочку. Глаза у нее были испуганными, словно у затравленного кролика. Она вряд ли соображала, что делает…
Что-то в ее облике показалось смутно знакомым, но я был слишком взволнован, дабы углубляться в выяснение нюансов.
– Тебе что, жить надоело? – набросился на девчонку со стандартной фразой водителя к нерадивому пешеходу.
Девушка несколько раз всхлипнула, из ее глаз, промывая на запыленном лице белые дорожки, покатились слезы.
– Увезите меня отсюда! – взмолилась она.
– Куда увезти? – не понял я.
– Куда-нибудь, не то он убьет меня…
– Кто убьет?
– Федька!
Мою память вспышкой озарило просветление.
Только этого не хватало…
Час от часу не легче…
И что за день такой выдался?
– Катька?
Девчонка перестала всхлипывать. По эмоциям, которые нарисовались на ее лице, стало понятно, что обрывки ее смутных воспоминаний также начинают складываться в единое целое. Наконец, длительный и мучительный процесс завершился: до того растерянное и испуганное лицо озарилось радостной улыбкой.
– Андрюха! Ты? Вот здорово! А ведь Федька из-за тебя мне морду набил!..
– Если не ошибаюсь, это жена заведующего фермой? – деланно равнодушным голосом поинтересовалась Татьяна.
– Ошибаешься, – поправил ее. – Это Катька, невеста сына председателя.
– М-да… Нет слов…
Дабы отгородиться от окружающего кошмара ученая дама нацепила темные очки и углубилась в собственные мысли. Наверное, я опустился в ее глазах ниже некуда.
– Андрюша, родненький, возьми меня с собой… – упрашивала Катя, а я не знал, что ей ответить.
– Но ведь мы никуда не едем…
– Мне все равно, лишь бы Федька меня не нашел…
– Таня, что делать? – обратился к спутнице.
– Не знаю, сам решай. Твои женщины, ты и разбирайся, а меня разбудишь, когда приедем…
Вот так всегда!
Легче всего взвалить ответственность на другого, а самой изображать гордое негодование…
– Ладно, садись, – сухо бросил Кате, не столько желая ей помочь, сколько ради того, чтобы досадить Тане.
– Что ты делаешь? – слезно взмолился Илья. – Ведь Федька нас теперь всех уроет.
– И так уроет, – успокоил друга. – Хуже все равно не будет.
Я свернул на грунтовку и мечтал лишь об одном, чтобы это приключение оказалось последним…