Текст книги "Врата в преисподнюю"

Автор книги: Олег Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава вторая

Буквы были большими и корявыми, цвет чернил отдавал ржавчиной, фразы – отрывистые, иногда совсем не связаны между собой. Но не это было суть важно.

От одного лишь вида собственных записей в моей голове стало проясняться, как будто с памяти сползло некое одеяло, укрывающее целый период жизни.

Происходящее со мной можно было сравнить с фотобумагой, которую окунули в раствор проявителя и на ней начали появляться смутные очертания запечатленных некогда изображений.

Даже еще не вчитываясь в собственные каракули, едва увидев их, я тотчас вспомнил, что у меня были проблемы с чернилами. Я долго не знал, чем их заменить, пока не додумался использовать сок черных ягод, горьких и неприятных на вкус. Высыхая, он оставлял на ткани рыжеватый, но вполне отчетливый след.

То же самое с каракулями.

У меня не было ни ручки, ни пера. Писать приходилось остро заточенной деревянной скалкой, что, хоть и было неудобно, зато вынуждало концентрировать внимание на главном и не растекаться мыслью по древу.

Не знаю, почему мне вообще пришло в голову что-то записывать?

Наверное, настолько укоренился журналистский инстинкт, что, даже оказавшись в критической ситуации, я не мог прожить ни дня без строчки.

И, скорей всего, я вел дневник втайне от всех. Только таким образом можно объяснить отрадный факт, что его у меня не отобрали.

Теперь же записи сослужили полезную службу. Благодаря им я смог хотя бы частично избавиться от амнезии.

После прочтения оставалось много неразрешенных вопросов. Дальше, их становилось и того больше, однако, я уже не чувствовал себя слепым котенком, бредущим наощупь в поисках истины.

Теперь я, более-менее, в общих чертах, знал, что случилось со мной и моими друзьями. И хотя я, по-прежнему, не мог ничего объяснить (этого не смог бы объяснить никто), я ни капли не сомневался, что все происходило именно так, как повествовалось в моих записях. Ибо, если не верить самому себе, кому же тогда?

* * *

"Не знаю, где мы оказались: возможно, на иной планете, а, может, где-то совсем рядом от того мира, который привыкли называть реальным, ибо никогда иных не видели…

Мир этот красив и своеобразен. В нем ощущается простор, яркость красок поначалу до боли резала глаза. Но, только поначалу. А вообще, все здесь очень напоминает Эдем, каким его принято изображать на библейских картинках…"

* * *

Очнулся я внезапно, словно от толчка.

После того, как мое тело распылилось во Вселенной и сознание угасло, возвращение к реальности и восприятие ее как таковой оказалось болезненным и даже неприятным.

Словно пробуждение ото сна, даровавшего покой и умиротворение. Сновидения отошли, вроде их никогда и не было, а проблемы, только и ожидавшие этого, набросились с новой силой.

Ярко светило солнце. Небо было чистым и безоблачным. Ничего не напоминало о недавней грозе, как будто она нам всего лишь пригрезилась…

Внешние восприятия почти полностью подавлялись нарастающей внутренней тревогой. Слишком свежи были воспоминания о последних событиях.

Особенно тот миг, после которого наступило Великое Ничего.

И первая мысль была далека от канонов научного материализма, она напрочь перечеркивала его основы, упорно вдалбливаемые в голову во время учебы в школе и институте.

В момент пробуждения я не сомневался, что накануне – умер, и, последовавшая за скорбным событием способность снова созерцать небо и чувствовать твердь земли под собою, воспринималась, как чудо, неопровержимо подтверждающее церковный догмат о существовании загробного мира.

Я был искренне рад такому открытию. Ибо, хотя Великое Ничто тоже имеет положительные стороны, гораздо приятнее осознавать, что ты есть и, коли, таким образом, устроено мироздание, будешь существовать вечно.

Такие мысли неосознанно пронеслись в голове сразу после пробуждения.

Затем я ощутил неудобство от позы, в которой лежал, и прирожденный скепсис начал брать верх над размышлениями о вечной благодати.

Я поднял голову, и с радостью убедился, что тело мне подчиняется. Присел и осмотрелся по сторонам.

Мои друзья и недруги находились тут же. Они, как и я, начали приходить в себя и ошарашено вертели головами.

Вид у всех был слегка прибабахнутый: глаза круглые, челюсти отвислые, выражения на лицах – соответствующее полным идиотам.

Отличалась только Татьяна.

Она, по-видимому, очнулась первой и теперь сидела на мягкой траве, уткнув голову в колени и выглядела скорее задумчивый, нежели ошарашенный.

Мы находились на невысокой возвышенности, вокруг нас расстилалась холмистая местность. Незнакомая и даже какая-то нереальная.

Трава казалась слишком зеленой, небо слишком голубым, деревья, видневшиеся вдали, неестественно резко отдавали темной синевой. Как на картинке неопытного художника, не научившегося подбирать естественные тона…

Таким было мое первое впечатление о загадочном мире, в котором, волей судьбы, нам довелось оказаться при столь странных обстоятельствах.

Естественно, тогда никто из нашей компании не мог даже предположить, каким образом и где именно мы очутились. На первых порах высказывались разные немыслимые версии, и не самой глупой из них казалась гипотеза о коллективном помешательстве.

Необычность ситуации как-то сразу сгладила острые углы в наших отношениях. Забылись прежние размолвки и конфликты, мы сообща пытались решить возникшую проблему. Однако ничего путного никому в голову не приходило.

Мы внимательно осматривали местность, пытаясь угадать знакомые ориентиры, но все наши усилия оказались напрасными.

– Если чувства и ощущения нас не обманывают, а, судя по всему, воспоминания наши сходятся до мельчайших деталей, и, если все, что мы видим, нам не снится, тогда мы, наверное, стали жертвой колдовского перемещения в пространстве, а, возможно, и во времени… – изрек очередную версию Федор…

Сейчас, вспоминая тот разговор и зная уже почти все, я удивился, насколько быстро мы подошли к верному решению. Правда, тогда слова Федора никто всерьез не воспринял.

Помню, его дружки съязвили, мол, меньше телевизор смотреть надо, а Катька злорадно захихикала. Согласился с фермером только Илья, да и то, наверное, лишь ради желания пофантазировать на любимую тему.

– Вполне возможно, – сказал он. – Учитывая все таинственное, что приписывают Монастырищу…

Я тоже сморозил нечто умное. Не помню, что именно, какую-то банальность, и не подтверждающую, и не отрицающую высказанное накануне.

Рыжая и Таня участия в споре не принимали. Первая по той причине, что ей было безразлично, где она находится, а Татьяна…

Еще тогда ее поведение должно было меня насторожить. Но я не придал значения странностям, приписывая их пережитому девушкой стрессу…

А ведь я должен был помнить, что раньше Татьяна никогда не теряла голову, даже, когда у всех остальных опускались руки. Взять хотя бы ситуацию, когда я стрелял в Федора и думал, что убил его…

Кстати, как это ни странно, после чудного воскрешения никаких ссадин, синяков, ушибов на наших телах не оказалось. Как будто взаправду некто всемогущественный разложил нас на мельчайшие частицы и затем, сложив обратно, выбросил лишнее и ненужное…

Так вот, пережитый накануне стресс не помешал Татьяне первой броситься на помощь пострадавшему фермеру, невзирая на то, что он хотел с ней сделать. Сейчас же девушка выглядела вялой и безучастной. Наши дебаты ее не интересовали. Она сосредоточенно о чем-то размышляла, и делиться своими мыслями с нами не собиралась…

Спорить о том, где мы находимся и, как мы здесь оказались, можно было долго, до бесконечности, только ответы на задаваемые вопросы не могли появиться из ничего. Мы вынуждены были всерьез задуматься над иной, не менее важной, проблемой: что делать дальше?

Теория здесь бессильна. Нужно было действовать – идти и искать. Кого и что, не суть важно…

Почему-то все были едины в желании двигаться на запад, к кромке виднеющегося вдалеке леса.

Не скажу, что наше путешествие было приятным, хотя свежесть красок девственно чистой природы не могла не радовать глаз, а обилие звуков, издаваемых насекомыми и пернатыми, снова и снова направляли мысли в сторону библейского Эдема. И все же, жизненные проблемы казались слишком близкими и насущными, чтобы мы могли вдоволь насладиться окружающей красотой, возможно, загробного мира.

Когда мы приблизились к заветным деревьям, солнце уже клонилось к закату, и все сильнее давал знать о себе голод. Мифического сада с изобилием яств рядом не оказалось, и нужно было терпеть, что, отнюдь, не способствовало хорошему настроению.

Углубившись в чащу, мы стали замечать первые признаки существования человека. Правда, сначала мы в этом не были полностью уверены. Множество тропинок и следов, встречающихся на нашем пути, могли быть оставлены и четвероногими обитателями…

Мы понуро брели по одной из таких дорожек, пока она, наконец, не вывела нас на более широкую тропу. Ее пересекал ручеек, поверх которого были положены несколько срубленных стволов от берез.

Теперь в существовании людей никто не сомневался. Но к открытию мы отнеслись спокойно, так как подсознательно мыслили себя еще в привычном мире…

Ручей взбодрил, не найдя еды, мы смогли вдоволь напиться. Думали заночевать возле него, однако, пошли дальше.

Лес оказался небольшим и вскоре закончился. Перед нами расстилался глубокий овраг, заросший колючим кустарником. Внизу, увитая камышом, струилась неширокая мелкая речушка. Мы направились вдоль ее русла и оказались на берегу большого озера. Здесь и решили переждать ночь.

Никто из нас так и не смог уснуть. Голод, тревожные мысли и полное неведение не позволяли расслабиться ни на минуту. Так и просидели возле костра, почти не разговаривая, пока первые лучи солнца не разогнали холодный предутренний туман. Затем, нахлебавшись мутной воды, усталые и изможденные, поплелись дальше, уже почти не соображая, зачем, вообще, нужно куда-то идти…

К полудню мы были полностью морально подавлены.

И, внезапно, когда уже мало кто верил в правильность выбранного маршрута, жизнь даровала нам надежду.

Взобравшись на очередной холм, мы увидели настоящий город. Он, словно бы сошел со страниц учебника по истории Древней Руси.

Длинная стена деревянного частокола, опоясываемая земляным валом и рвом. За стеной смутно угадывались крыши строений.

– Здесь что, фильм снимают? – наивно поинтересовалась Рыжая, но ей никто не ответил.

К этому времени мы уже не сомневались в том, что Монастырище сыграло с нами злую шутку, и теперь получили веское тому подтверждение.

Если даже нас и не отбросило в иную галактику, мы оказались очень далеко от родимого двадцатого века…

– Неужели мы действительно видим средневековый город? – изумился Илья.

– Скорей, даже не средневековый, а более ранний, периода варварства, – вспомнив, что, как-никак имею историческое образование, блеснул "умняком". – Танечка, что ты об этом думаешь?

– Может быть… – безучастно и неподобающе равнодушно, как для историка с ученой степенью, ответила девушка.

– Что бы там ни было, нам не остается ничего иного, как стучаться во врата и сдаваться на милость хозяев…

– Разве нам может что-то угрожать? – не поняла Катя. – Здесь так тихо и спокойно…

– Глупая! – обрубила ее Рыжая. – Видно не все здесь спокойно, если такую стену отгрохали…

Я не ожидал от нее подобной прозорливости. Остальным тоже мысль Рыжей показалась убедительной, и все, кроме Татьяны, тотчас начали настороженно озираться по сторонам. Однако, по-прежнему, ничего не нарушало первобытной тишины.

С того места, где мы стояли, в частоколе не было видно ни ворот, ни калитки. Мы пошли в обход, предпочитая оставаться на безопасно-отдаленном расстоянии от города.

Так мы снова оказались на берегу озера, где увидели небольшую деревянную пристань, у которой находилось на привязи несколько длинных лодок. К пристани от частокола вела выложенная камнем лестница с вбитыми в землю кольями вместо перил. У верхней площадки лестницы виднелась узкая калитка, над которой возвышалась сложенная из брусьев квадратная башня.

Не успели мы приблизиться к пристани, как перед нами, неизвестно откуда, возник древний старец.

Он словно материализовался из воздуха, ведь рядом не было ни кустов, ни деревьев, за которыми можно спрятаться. И я такому не удивился, ибо в странном создании, облаченном в длинную серую накидку с надвинутым на глаза капюшоне, узнал старого знакомого – Стража Монастырища. Правда, теперь, в отличие от нашей первой встречи, он никуда убегать не собирался.

Старик заступил тропу и, приподняв посох, приказал нам остановиться. После чего приблизился и своей сучковатой палкой зачем-то притронулся к каждому из нас.

Возможно, таким здесь был ритуал приветствия?

Мы же, в свою очередь, смогли убедиться, что перед нами не призрак. Старик был материален, а тычки его палицы довольно чувствительными.

Удовлетворившись произведенным опытом, Страж отошел на безопасное расстояние и залопотал некую бессмыслицу на непонятном каркающем языке.

И вдруг, о чудо!

Татьяна ответила ему. И он ее понял.

Оглядел девушку более внимательно и снова залопотал, теперь уже обращаясь к ней одной. Они обменялись несколькими фразами, после чего старик оставил нас и не спеша отправился обратно к лестнице.

Мы хотели последовать за ним, но Татьяна нас остановила.

– Он просил, чтобы мы ждали здесь.

– О чем вы базарили? – спросил Федя.

– И на каком языке? – поинтересовался я.

– Это – древний, мертвый язык, – объяснила девушка. Похоже, она немного отошла от пережитого стресса и сейчас, пообщавшись со стариком, выглядела повеселевшей. – Смесь санскрита с древнеиранским…

– Ну, ты, подруга, и даешь! – восхитился то ли Игорь, то ли Вася. Я никак не мог запомнить, кто из них кто?

– Где ты его выучила?

– Я ведь ученый – историк. Иногда приходится изучать многое, не зная, пригодится оно в жизни или нет…

– Наверное, ужас, как сложно… – по-своему отреагировала Рыжая.

– И что сказал старик? – снова повернул разговор в прозаичное русло Федор.

– Интересовался, кто мы такие и откуда?

– Кому, как не ему об этом знать… – возмутился я.

Кроме меня и Татьяны никто раньше Сторожа не видел, а потому замечание осталось не понятым.

– Надеюсь, ты намекнула, что мы жрать хотим?

– Не волнуйтесь, теперь, мне кажется, все будет хорошо…

Спокойствие Татьяны и ее, неизвестно откуда появившаяся уверенность в благополучном исходе, выглядели странными, но мы очень устали и проголодались, чтобы всерьез об этом задумываться. Оставили девушку в покое и, молча, наблюдали за поднимающимся по лестнице стариком, мысленно проклиная его за медлительность.

Глава третья

После того, как я прочитал свои записи, для меня начались трудные дни и долгие ночи. Каждая скупо начертанная строчка оживала новой картинкой воспоминаний.

Воспоминания терзали меня, мучили, возрождая в изможденном мозгу все новые подробности, которые очень часто вместо желаемого ответа, вносили еще большую несуразицу, ставили новые вопросы, ответов на которые я отыскать не мог.

Мое добровольное затворничество в четырех стенах не давало возможности отвлечься, развеяться, и тяжесть воспоминаний захлестнула меня целиком, доводя до полного отупения.

Нередко, находясь на грани нервного срыва, я доставал из холодильника заветную бутылку коньяка, однако, выпив рюмку, благоразумно прятал ее обратно и, укутавшись с головой в одеяло, пытался утонуть в забытье. Но если и удавалось забыться, то ненадолго.

Видения с настырностью кошмара преследовали меня неотступно, и я ощущал, что недалек тот час, когда я окончательно двинусь рассудком…

* * *

"С каждым днем поведение Татьяны становится все непонятнее. Она, по-прежнему, почти ни с кем не общается, все время о чем-то думает, а иногда срывается и начинает психовать. Внешне это проявляется в резких, порывистых, движениях, в ее глазах загорается какой-то неистовый огонь. Пребывая в таком состоянии она начинает бормотать разборчивые, но совершенно непонятные фразы, типа: «Что они себе думают? Они, что совсем оборзели?..» и тому подобное. Не знаю, к кому относились нелестные реплики, только, явно, не к нам.

Иногда мне приходит в голову странная мысль: во время разговора с девушкой Сторож что-то пообещал ей и не выполнил. Хотя, наверное, я брежу. Что мог пообещать девушке незнакомый старик, которого мы встретили всего второй раз в жизни, да и то мельком?.."

* * *

Ожидать нам пришлось не долго. Вскоре из калитки появилась процессия, во главе которой двигались два старца в таких же, как и у Сторожа, накидках, а за ними – шесть воинов в кожаных безрукавках и юбках, прикрывающих бедра выше колен. Вооружены они были короткими мечами, за спинами у каждого, подобно ружьям, торчали луки и колчаны со стрелами. В руках воины держали длинные древка копий.

Вблизи воины, отнюдь, не тянули на суперменов. Они были коренастыми, но низкорослыми. Самый высокий из них едва достигал Федору до подбородка. Лица всех украшали клиноподобные бородки, а длинные волосы были стянуты на макушке широкими кожаными ремнями.

Старики, возглавляющие отряд, выглядели менее экзотично, но более внушительно. В их манерах, движениях, облике чувствовалась уверенность людей, привыкших повелевать.

Оба были старыми, но не дряхлыми. Я пытался определить их возраст, и у меня ничего не получилось. С одинаковым успехом им можно было дать от шестидесяти до восьмидесяти и больше лет.

Старики были худощавые. Их лица имели строго очерченные профили, носы – длинные, с костлявой горбинкой, как у древних римлян, абсолютно седые волосы перевязаны лентами. Светлые накидки – подпоясаны на талии, что подчеркивало стройные осанки фигур.

Они были выше ростом, чем воины и отличались от них, словно представители иной расы…

Приблизившись, воины окружили нас со всех сторон. Они не проявляли агрессии, но были готовы ко всяким неожиданностям с нашей стороны.

Во всяком случае, копья держали наготове.

Один из стариков что-то сказал. Резко, требовательно, словно отдал приказ.

Татьяна тоже произнесла длинную фразу, однако, старцы на ее речь не прореагировали, как будто бы не услышали.

Подобное непочтение озадачило девушку, от обиды она даже прикусила губу.

– Что он сказал? – спросил Федор.

– Чтобы мы следовали за ними…

Татьяна снова повернулась к старикам и произнесла еще что-то на непонятном для нас языке.

Слова так же остались без ответа.

Старики отправились в обратный путь, а воины тычками тупых сторон копий, словно скот, погнали нас следом. По дороге Татьяна пыталась заговорить со стражами, однако, они или не слышали ее, или умело притворялись глухонемыми.

Наверное, город для чужеземцев являлся запретной территорией. Вместо того чтобы распахнуть калитку и встретить хлебом-солью дорогих гостей, нас пригнали на пристань и рассадили в двух длинных лодках.

Я оказался в одной лодке с Ильей, Рыжей и Татьяной. Фермер, его друзья и Катька – в другой.

Нас разместили в центре узких и неудобных посудин. Двое охранников сели за весла, третий с луком и стрелой на натянутой тетиве расположился на корме. Его лицо было беспристрастным, он внимательно следил за нами и был готов, не колеблясь, выпустить стрелу при малейшем подозрительном движении.

Высадили нас на маленьком островке посреди озера. Его берега были плотно укрыты кустами и вьющимися растениями, за которыми виднелась стена густого леса.

По едва заметной тропинке нас привели вглубь острова, и мы оказались на обширной поляне, по краям которой располагались несколько хижин, наподобие шалашей.

Посреди поляны – вытоптанная площадка, лишенная растительности, в центре которой находился сложенный из камней очаг.

Рядом с очагом лежало толстое бревно. Его поверхность была стесана и, вероятно, служила для разделки пищи.

Возле бревна валялся большой металлический котел. Судя по всему, им давно не пользовались, он был заляпан грязью и почти доверху наполнен песком.

Здесь нас и оставили, ничего не объяснив.

Старики ушли первыми, немного выждав, за ними отправились конвоиры.

Когда мы опомнились и добежали до воды, лодки уже отплыли далеко…

В хижинах на поляне никто не жил, да и на всем острове не оказалось ни единой живой души. Весь клочок суши был в нашем распоряжении, только мы не тешили себя иллюзиями. Прекрасно понимали, что видимость свободы ограничивается пределами маленького его береговой линии.

Конечно, нас никто не стерег и, при желании, мы смогли бы убежать, только: куда и зачем?

Тюремщики рассудили здраво, полагая, что самым надежным стражем для нас станет здравый смысл.

Хижин было пять. Все одинаковые: большие шалаши с куполообразной крышей, сплетенной из сухого камыша. Из мебели – ничего, кроме набитых травой мешков, которые должны были служить вместо постелей.

Нас было семеро, но проблем с жилплощадью не возникло. Роман Ильи с Рыжей, несмотря на обстоятельства, шел по нарастающей и, естественно, они решили поселиться вместе. Катька успела помириться с фермером, друзья Федора также разделили одну хижину.

Я решил, что сам Бог велел нам жить с Татьяной вместе, только она, неожиданно, решительно воспротивилась. Настаивать не имело смысла. С Татьяной и так творилось неладное, и назойливые притязания с моей стороны вполне могли послужить поводом для истерики.

Голодом нас морить не собирались. В каждой хижине имелись небольшие запасы продуктов. В основном – мясо: засоленное и сухое. Были также фрукты, грибы, овощи: свекла, морковь, какие-то, неизвестные нам, корни. А в больших кувшинах с высокими узкими горлышками, плотно закупоренными деревянными затычками, оказалось вкусное и крепкое вино.

Первый вечер, проведенный на новом месте, запомнился особенно ярко.

С голодухи мы бросились поджаривать мясо на раскаленных углях, но вынуждены были пережить горькое разочарование. Мясо оказалось соленым и несъедобным. Прежде, чем готовить, его нужно было долго вымачивать в воде.

Тогда девчонки вымыли котел и начали варить бульон из сушеного мяса и овощей.

Дожидаться, пока он будет готов не было сил, и мы напихивали себя фруктами, обильно запивая их вином.

Настроение быстро улучшилось, мы развеселились и даже временно смирились со своим подневольным положением. В сущности, ничего ведь плохого не произошло, и незачем зря ломать голову, размышляя над тем, что будет дальше…

Вино ударило в голову. Мы травили анекдоты, пели песни, веселились, словно полоумные.

Лишь Татьяна держалась особняком, почти не пила и в разговоры не встревала. Сначала мы пытались приобщить ее к общему празднику, а, поняв, что растормошить ее не удастся, плюнули на дохлое дело.

Когда суп был готов, возникла новая проблема: чем его кушать?

Задача поначалу казалась неразрешимой. Оставалось одно: дождаться, пока варево остынет и, уподобившись свиньям, хлебать его с котелка.

Смекалку проявил Федор.

У него в кармане отыскался складной нож, он ловко срезал кору с деревьев и, скрутив ее, мы получили нечто вроде ковшиков, которыми и черпали наваристый бульон, а после выгребали гущу.

В общем, наелись до отвала и упились до упаду…

К счастью, все были слишком уставшими и обошлось без конфликтов…

Утром возле тропинки у озера мы обнаружили корзины со свежим мясом и фруктами. Пока мы спали, невидимые стражи позаботились о нашем благополучии.

Так, впоследствии, повторялось каждый день.

Дни на острове проходили скучно и однообразно.

Единственным стоящим развлечением было купание в озере. Иногда, чтобы разнообразить пищу, рыбачили.

Ловить рыбу оказалось нетрудно. На острове имелась узкая заводь, которую мы рано утром перекрывали частоколом из прутьев, после чего руками вытаскивали крупных карпов…

И все же, мне было скучно и неуютно.

Не найдя общего языка с Федором и его друзьями, они держались особняком, я лишился также и компании Ильи с Рыжей. Поглощены взаимным чувством, они вообще, ни на что не обращали внимания. Татьяна упорно не желала растормаживаться и на контакт тоже не шла.

Волей обстоятельств я оказался предоставлен только самому себе.

Возможно, именно вынужденное одиночество и натолкнуло меня на мысль завести дневник?

Первые несколько дней мы свято верили, что о нас вспомнят и в жизни наступят какие-то перемены. Но миновала неделя, две, три, а все оставалось по-прежнему. Вечерами, а ужинали мы, как и раньше, вместе, все чаще возникали разговоры о необходимости что-то предпринимать.

Не сидеть же, в самом деле, на этом острове всю жизнь…

И в один из вечеров мы твердо настроились бежать. Организатором стал Федор. Он оказался самым нетерпеливым и самым решительным…

– В общем, так, мужики и бабы, – молвил он, наполнив перед этим самодельные деревянные кружки вином. – Вы, конечно, как хотите, а мне экзотика осточертела. Не кажется ли вам, что пора делать ноги?

– Куда? – поинтересовался Илья.

– Какая, в хрена, разница?

– А зачем убегать? Здесь так здорово! – протестовала Рыжая.

– Дурочка! – вызверился Федор, но сразу взял себя в руки. – Кайф, девочка, нужно понемножку ловить, иначе он приедается и перестаешь получать удовольствие. В общем, так, если никто ничего против не имеет, завтра и двинем…

– А через озеро как переправимся? У нас нет лодки… – запаниковала Катька.

– Ты что, плавать не умеешь?

– Умею…

– Тогда переплывешь. Ничего с тобой не станется. Здесь недалеко и вода спокойная. Главное, продуктов запасти. Для них плотик смастерим…

– Федя, а куда плыть будем? – спросил я.

– Хороший вопрос… – призадумался фермер. – Думаю, подальше от города. Че-то мне его обитатели не нравятся…

– А вдруг на кого-то нарвемся? – это Игорь.

– У тебя что, руки из задницы выросли? – подколол его Вася. – У тебя – вон какие кулачищи, а они здесь все какие-то чахлые…

На том и решили. Больше возражений, вроде бы, ни у кого не было. Но вдруг, неожиданно для всех, подала голос Татьяна. Мы настолько отвыкли слышать ее, что даже вздрогнули.

– Все, конечно, хорошо, – сказала девушка, и мне показалось, что я узнаю прежнюю Татьяну. – Но не кажется ли вам, друзья, что, прежде чем ломиться неведомо куда, необходимо провести небольшую разведку. Пусть для начала кто-то один переплывет озеро и попытается разузнать, что к чему…

Предложение было дельное и заслуживало на внимание. Открытым оставался лишь вопрос, кому поручить роль Штирлица?

Дабы не тратить времени на бесполезные споры, решили бросить жребий.

И тут снова вмешалась Татьяна.

– Думаю, правильным будет, если поплыву я. Я знаю язык и мне будет легче раздобыть необходимую информацию…

Возражать против такого аргумента было глупо. Однако предприятие могло быть опасным.

– Татьяна, я тебя одну не отпущу…

Она внимательно посмотрела на меня, и при свете костра я разглядел знакомый, но уже позабытый, блеск в ее глазах. Мне даже показалось, что девушка улыбнулась, и от этого слегка притупившееся за последнее время чувство вспыхнуло с новой силой.

– Андрюшенька, дорогой, я очень тебе благодарна. Если ты будешь рядом, я буду чувствовать себя намного увереннее…

Мы решили отправиться вечером следующего дня.

Только, когда я проснулся, Татьяны в лагере уже не было…