Текст книги "Врата в преисподнюю"

Автор книги: Олег Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

– Может, в ваших словах и присутствует логика. Однако, поверьте, для вас будет лучше, если это случится скорее.

– Не улавливаю смысла…

– Объясняю. Татьяна Сергеевна, беспокоясь о вашей судьбе, которая, вне всякого сомнения, для нее небезразлична, решила просить разрешение на брак с вами. А, чтобы подобное стало возможным, вы должны перестать быть изгоем…

– Даже так? А как же чистота расы?

– Вы зря иронизируете. Понятие "чистота расы" давно утратило изначальное значение. Теперь приоритетным является преданность идее. Готовность пожертвовать ради нее всем, даже жизнью…

– Нечто подобное я уже слышал. Прямо-таки коммунистическая пропаганда…

Господину директору не понравился мой сарказм. Он нахмурился, выражение его лица не обещало для меня ничего хорошего. И все же гром, который должен был грянуть, не разразился.

Громоотводом на этот раз стала Татьяна. Она справилась с обуявшей ее робостью и поспешила мне на выручку.

– Андрюша, ты просто не хочешь ничего понять. Даже в коммунистической пропаганде были свои положительные моменты. А сейчас речь идет совершенно об ином. Если ты согласишься стать в наши ряды, то уже – навсегда. У тебя не будет ни права, ни возможности повернуть вспять. Если ты предашь наши интересы, ты просто-напросто все потеряешь, даже жизнь…

– Очень доступно.

– Да, Татьяна Сергеевна, благодарю, вы точно описали перспективы, я бы сказал, с отрицательным знаком. Для полноты картины необходимо рассказать и о положительном. Так вот, Андрей Васильевич, пройдя посвящение, вы обязаны будете некоторое время, достаточно долгое, работать в вашем мире и исполнять наши поручения. Конечно, жизнь ваша не сравнится с предыдущей. Вы будете обеспечены всем необходимым, можно даже сказать, купаться в роскоши. Впрочем, Татьяна Сергеевна вам лучше объяснит…

– Понятно, – выдавил я. – Теперь для меня ясно, откуда у научных сотрудников заокеанские "джипы" и прочие излишества…

– Не надо меня упрекать, Андрюша. Скоро ты сам поймешь, что все не так плохо…

Больше я не питал иллюзий. Меня откровенно вербовали в шпионы. И, наверное, мне нужно было соглашаться.

Только непокорный бесенок, сидевший внутри меня, начал подавать усиленные сигналы протеста.

Не хочу, чтобы меня неправильно поняли. В те минуты меня меньше всего волновали такие высокие понятия, как патриотизм, чувство долга и прочее. Я давно не придавал значения подобным абстракциям. Мною руководствовало обыкновенное чувство противоречия. Меня склоняли к чему-то, что я пока еще не мог полностью осмыслить. И именно тот факт, что склоняли очень настойчиво, даже применяя угрозы, вынудил названное чувство вырваться наружу.

– А если я все-таки откажусь от лестного предложения, вы меня немедленно ликвидируете?

– Зачем же так?

– Я ведь узнал непозволительно много…

– Вы об этом забудете сразу, как только выйдете из этого кабинета…

– И в дальнейшем мне предстоит влачить роль жалкого изгоя в вашем нелепом мире?

– Нет, как раз этого мы допустить не можем. Даже позабыв все, о чем здесь шла речь, вы и ваши друзья представляете опасность для нас. Вы знаете слишком много такого, чего не должны знать остальные изгои…

– То есть, возвращаясь к исходному, вы нас всех уничтожите?

– Можно сказать, что – так. Происходить казнь будет следующим образом. Дабы развлечь наших верных подданных, им нужно время от времени дарить зрелища. Вы пройдете обряд посвящения и станете равными среди них. Пока вы не владеете языком, вы – не опасны. Естественно, времени на то, чтобы язык выучить, у вас не будет. У этого народа с древних времен существует хорошая традиция приносить в жертву лучших представителей своей расы. Боги ведь любят только первосортный товар…

– Варварский обычай…

– Да, но таким образом очень удобно регулировать внутриплеменные отношения. Лидеры всегда опасны непредсказуемостью. А так, никто зазря высовываться не станет. Потому что знает, чем такое чревато. Вот и царят мир и покой… Вы, по-прежнему, не согласны, что это хорошая традиция?

– Возможно, – не стал спорить я. – Только относительно самого себя, нарисованная вами перспектива, отчего-то не радует…

– У вас есть право выбора. И все же, я хочу быть предельно откровенным. Будучи принесенными в жертву нашим богам, вы умрете только для этого мира, и снова возродитесь в своем. После казни врата, ведущие к нам, для вас навсегда закроются. А учитывая, что вы начисто лишитесь воспоминаний о проведенном здесь времени, такой исход нас вполне устраивает. Как видите, мы вовсе не изверги…

– Процесс принесения в жертву, наверное, болезненный?

– Увы… Но у вас, как уже неоднократно упоминалось, есть право выбора.

– И когда я должен его сделать?

– Прежде, чем покинете этот кабинет.

Я обернулся к Татьяне и внезапно понял, что она по-прежнему дорога для меня, и я очень люблю ее.

Девушка гипнотизировала меня взглядом, умоляла соглашаться. И я готов был подчиниться ее просьбе. Ведь для нас двоих уготовано столь блистательное будущее…

О чем еще можно мечтать?

Однако, прежде чем мой разум осмыслил все, язык, подчиняясь предательскому чувству противоречия, уже сделал свой выбор.

– Что же… – произнес я. – Такова "се ля ви". Каждый волен сделать свой выбор. Одни выбирают богатство и карьеру, другие – мучительную смерть. Наверное, я выгляжу полным идиотом, только я выбираю – второе…

Сказал и сам испугался своих слов. А что-то менять уже было поздно…

Глава девятая

– Танечка, ты действительно хотела выйти за меня замуж?

Она сидела напротив: бледная, испуганная и нервно теребила в руках скомканную бумажную салфетку. Часть стола с ее стороны, словно снегом, покрылась белой невесомой трухой.

Услужливая официантка хотела смести пыль, но я знаком попросил не мешать.

– Что об этом теперь говорить… – наконец, произнесла Таня. – Все равно уже слишком поздно…

– Почему? – возразил я. – Если я мертв для того мира, что мешает нам быть вместе в этом?

– Нет… Я не могу…

– Что тебе мешает?

В ее глазах отразилась такая вселенская печаль, что мне стало не по себе…

– В этом мире мы всего лишь временные. А в том, ином, можно жить вечно. И хорошо жить… Глупенький, зачем ты отказался?..

Мне показалось, в ее глазах взблеснули слезинки.

Однако, Татьяна слишком быстро, быстрее, чем мне бы того хотелось, смогла совладать с чувствами и взяла себя в руки.

– Ты – хороший парень, Андрей… Возможно, я когда-то и питала к тебе нежные чувства. Только все осталось в прошлом. Ты должен смириться и не смущать меня нелепыми предложениями, а себя не тешить беспочвенными надеждами. К тому же, нынешним разговором ты окончательно возвел между нами непреодолимую стену. Вспомнив, что с тобой произошло, ты стал опасен для нашего мира и я обязана что-то предпринять… Конечно, трудно предположить, что кто-то поверит твоему бреду, если ты захочешь предать его гласности, и, все же, в иных делах, не лишнее – перестраховаться… Ты меня поставил в безвыходное положение. При всем моем к тебе уважении, теперь я должна относиться к тебе, как к врагу…

– То есть?..

Она сумела прочитать не прозвучавший вопрос.

– Нет, сама я ничего предпринимать не буду. Но наш разговор не может долго оставаться тайной. Я просто обязана сообщить о нем…

– А если, нет?

– В таком случае, они сами о нем узнают. И, тогда я также буду причислена к предателям…

– Как они узнают?

– Есть много способов…

Я чувствовал, что Татьяне нелегко говорить, ведь, практически, она выносила мне смертный приговор…

– И сколько у меня осталось времени?

– Не знаю. Не думаю, чтобы слишком много…

В ее голосе было столько безнадежной обреченности, что мне стало дурно. Внезапно я во всей полноте осознал, что услышанное – не шутка, что все очень и очень серьезно.

Да и на что, собственно, я мог рассчитывать?

Что надеялся услышать в ответ на никому не нужные разоблачения?

Глупо было ожидать раскаяния и сочувствия, тем более неуместными выглядели бы восхищения моими умственными способностями…

Нашел то, что искал…

Разве можно винить Татьяну?

Она такая же игрушка в чужих руках, как и я. Она всю жизнь работала на некую, непонятную для меня, перспективу, и, с чего ради, вдруг должна от нее отказываться?

Только потому, что я оказался полным идиотом?..

Жестом я приказал бармену принести еще коньяк.

Татьяна сидела напротив и, молча, смотрела мне в лицо. Теперь она была совершенно спокойная, и невозможно было угадать, о чем она думает?

– Эх, Танюша, Танюша… – произнес я, сам не знаю почему. Но уж точно не для того, чтобы ее разжалобить.

Она все так же, молча, изучала меня.

– А как все хорошо начиналось. Ты помнишь, как мы с тобой познакомились? Ты ведь тогда уже прекрасно знала, что собой представляет Монастырище, и как умело притворялась удивленной и ничего не ведающей…

– Андрюша, я не притворялась. Ты действительно преподнес мне сюрприз. Я заинтересовалась урочищем, как научный сотрудник. Я ведь историк по призванию. В то время я не могла и предположить, что отыщу путь в иной мир. Ведь, до тех пор он мне не был известен. Я не имела права знать, где находятся такие пути. Я была простым передаточным звеном…

Она говорила тихо, спокойно, и я ей поверил.

– Ты хочешь сказать, что совсем ничего не знала?

– Да. Я, как и вы, попала в иной мир совершенно случайно. И, наверное, волей судьбы, мы оказались именно в том мире, с которым я давно связана прочными нитями…

– Что, наверное, помогло тебе в продвижении по службе?

– Нет. Даже – наоборот. Я узнала то, чего не должна была знать. А нарушения иерархии не поощряются нигде.

– И, все же, ты, по-прежнему, в фаворе?

– Может быть…

– Танюша, а давай забудем обо всем, словно бы, ничего и не было. Черт с ним, что произойдет завтра. Сегодня ведь мы можем оставаться друзьями, как прежде?..

На мгновение показалось, что она мне откажет.

Но, нет…

Тень замешательства скользнула по ее лицу и исчезла. Черты разгладились, девушка даже попробовала улыбнуться.

– А у нас получится?

– Не знаю. Но что нам мешает, хотя бы, попытаться?

И мы попытались.

Еще посидели в кафе, затем долго бродили уютными столичными парками, болтая ни о чем, тщательно избегая запретной темы. А вечером, когда день погас, и улицы озарились светом фонарей и рекламных щитов, она, все же, пригласила меня к себе.

Ночь получилась долгой и какой-то скомканной.

Мы оба чувствовали, что это наша последняя ночь, а потому, даже невзирая на количество выпитого, не могли полностью расслабиться. И то, о чем не говорили вслух, все же стояло мертвой стеной между нами. Словно материализовалось, не позволяя нам в полной мере насладиться теми крупицами счастья, которые мы решили подарить себе напоследок.

Утром, когда мне нужно было уходить, нас больше ничего не связывало. Точки над "і" были расставлены, а купленная ночь искупления миновала без следа.

Уже можно было говорить обо всем, и это, ровным счетом, ничего не меняло…

Татьяна плакала, склонившись над чашечкой кофе. Я с унылым видом размышлял о той горькой несправедливости, которая должна была вскоре свершиться, и проклинал себя последними словами из-за того, что так глупо отказался от девушки, да и, вообще, от всего…

– Самое страшное, что я совсем ничего не могу сделать… – говорила Татьяна. – Стоит мне с ними встретиться, и они сами обо всем узнают. Им подвластен дар, который нами давно утрачен. Они умеют читать мысли, изведывать тайны из глубины подсознания…

– Пока ты с ними не встретишься, мне ничего не угрожает?

– Да, если я сама не назначу встречу и не доложу…

– Ты это сделаешь?

– Не знаю. Я ведь, действительно люблю тебя. Однако, я даже не представляю, что будет со мной, когда ты уйдешь…

– Танечка, я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности. Я разрешаю тебе рассказать им все…

– Да замолчи, ты! – вышла из себя девушка. – Не рви мне душу! И, ради Бога, не строй из себя благородного ангелочка! Разве ты не понимаешь, что унижаешь меня еще больше? Да и не всегда чрезмерное благородство идет на пользу… Ты сам в этом не раз убеждался…

Возразить было нечего.

Я чувствовал себя оплеванным, и оплеванным по заслугам…

В общем, расставание получилось грустным и тяжелым. Огромный булыжник придавил душу всем своим весом, и не было никакой возможности от него избавиться.

Говорить, казалось, уже было не о чем, и возникшая пауза еще больше усугубляла неловкость…

Татьяна хотела заварить еще кофе, но, высыпав в "турку" полпачки порошка, в сердцах выбросила ее в мойку. Достала из шкафа початую бутылку коньяка и стала наливать себе в чашку с застывшей на дне кофейной гущей.

Обо мне, вроде бы, позабыла.

А потому, когда коньяк начал переливаться через верх, я вырвал из ее рук бутылку и сделал несколько глотков из горлышка. Однако не ощутил ни вкуса, ни крепости.

Татьяна также залпом осушила чашку и снова замерла, подперев голову руками.

– Наверное, я пойду…

Она ничего не ответила, лишь, когда открывал дверь, я услышал ее тихий шепот:

– Прощай…

Выйдя из подъезда, я обернулся и за прозрачной занавеской увидел ее нечеткий силуэт.

Татьяна смотрела на меня…

Домой я добрался затемно.

Еще с лестницы услышал, как разрывается телефон. Уезжая, я забыл включить автоответчик.

– Андрюша, дорогой, как хорошо, что я тебя застала…

Я молчал. Мне нечего было ей сказать.

– Андрюшенька, миленький, я тебя очень люблю…

Голос Татьяны был тихим и грустным. Мне показалось, что она оправдывается передо мной…

Только, к чему запоздалые оправдания и никому больше не нужные слова?

– Андрюшенька, ты слушаешь?

– Да, Танечка… Дорогая… – добавил после небольшой паузы и испугался, что сейчас совсем раскисну, брошу все к чертовой матери и снова помчусь в Киев, неизвестно зачем и ради чего…

Сердце мое разрывалось от тоски и обреченности. И, наверное, от любви…

Взаимной и недоступной…

Зачем жизнь сыграла со мной такую жестокую шутку?

Чем я так сильно провинился?

Почему у меня все не как у людей?

– Андрюшечка, могу я тебя попросить об одной услуге?

– Да, конечно…

– Пообещай мне, что не поедешь на свадьбу к Илье…

Я молчал.

– Андрюшенька, тебе нельзя туда ехать. Для тебя это очень опасно… Ты не должен появляться возле Монастырища…

Я положил трубку и выключил звонок. Потом достал бутылку и накачивал себя коньяком почти всю ночь.

Однако желаемое забвение не приходило.

А когда коньяк закончился, я спустился во двор и вывел из гаража свою потрепанную "Таврию"…

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава первая

Где-то на полпути начал моросить дождь и, чем ближе я продвигался к цели, он все усиливался.

Пока был асфальт, дождь мне особо не мешал. Лишь, когда нужно было сворачивать на грунтовку, я понял, что моя "Таврия" безнадежно застрянет в вязком черноземе. Пришлось оставить машину и добираться пешком.

К тому времени почти рассвело, а, когда я преодолел семь километров, отделявших меня от Монастырища, солнце уже показалось из-за горизонта, озаряя окрестности золотисто-радостными лучами.

Дождя словно не бывало. О нем напоминала лишь мокрая трава под ногами да мои раскисшие, впитавшие, словно губка, влагу, кроссовки. В отличие от травы, которая должна была скоро высохнуть, обувь, похоже, доживала последние часы. Но не было смысла расстраиваться, ибо я не знал, сколько осталось жить мне самому. А, как известно, потеряв голову, по волосам не плачут…

Я не мог объяснить себе, зачем сюда пришел?

Скорей всего, снова сыграл злую шутку неподвластный мне дух противоречия. Ведь, не далее, как вчера, меня недвусмысленным образом предупредили, что я здесь – нежеланный гость, и что это не самое безопасное для меня место…

Или, может, была иная причина, смысл которой я не мог постичь, ибо подчинялся исключительно наитию, напрочь оградив себя даже от намека на здравый рассудок?

Меня, вроде бы, что-то звало сюда, тянуло невидимой нитью. Я словно бы попался на крючок мистического рыбака, который уверенно подсек леску и теперь неторопливо подтягивал ее к берегу, зная, что глупая рыбешка никуда не денется…

Правда, находясь уже у подножия скалы, для очистки совести я все же придумал некое оправдание. А именно, что прибыл в урочище с целью поймать таинственного Сторожа и, таким образом, в один момент расставить все точки над "і".

Только, одно дело – придумать убедительную версию, и совсем иное – заставить себя поверить в нее…

А, как было на самом деле, я просто не знал…

Пугливая птичка вспорхнула из-под ног и тревожным криком на мгновение освободила меня от пут своеобразного транса.

Туман рассеялся с моих глаз, и я совершенно отчетливо увидел заросшие мхом камни, блестящие под лучами пробудившегося солнца лужицы не успевшей испариться из их впадин влаги. Мой слух стал различать шорохи листьев на деревьях и заунывный рокот реки, которая коварной змеей опоясывала урочище…

И теперь, уже совершенно осознанно, в который раз я задал себе все тот же вопрос: "Что я здесь делаю, и как я здесь оказался?"

Увы, несмотря на кажущееся пробуждение, ответа, по-прежнему не было. Мои действия не поддавались логике, пытаться их анализировать было бессмысленно…

Сердце заколотилось с неимоверной силой, я вмиг покрылся испариной, когда, скользнув по каменным исполинам на вершине горы, мой взгляд остановился на большом жертвенном камне.

Уши заложило от неистового крика тысяч несчастных, которые на протяжении многих столетий в неимоверных муках встретили здесь свой последний час. В каплеподобном углублении в косых лучах восходящего солнца до сих пор молчаливым упреком алела их невинно пролитая кровь…

Я в ужасе содрогнулся, явственно ощутив, как холодный нож палача прикоснулся к моей груди.

В глазах потемнело, закружилась голова, окружающий мир расплылся перед глазами, в один миг из реального и привычного превратившись в наполненный ужасающими тонами мерцающий мираж…

Ноги не держали меня.

Я присел на камень, однако, могучая сила, исходящая от него, не желала удовлетвориться малой победой и еще настойчивее тянула меня к жертвеннику, вынуждая лечь на него так, как когда-то лежали невинно убиенные.

Я не мог сопротивляться. Такое было выше моих возможностей.

И вот, плечи ощутили грубую поверхность влажного (от дождя ли?) камня, а закрытые глаза с нереальной четкостью запечатлели неумолимо приближающийся багровый от крови предыдущих жертв, выгнутый полумесяцем клинок. Над ним в зловещей ухмылке расплывалось спрятанное в глубоком капюшоне от всех, кроме жертвы, лицо палача.

Надо мною вечностью нависла неизбежность. Тело нервно, словно уже в агонии, задергалось на жесткой поверхности жертвенника и сотни мелких камушек, словно клещи, впились в него, терзая преддверием боли и не позволяя вырваться из замкнутого ада.

Неистовый крик отчаяния, то ли настоящего, то ли нафантазированного, пронзил мозг и тысячью отголосков пронесся долиной, натыкаясь на гранитные скалы, отталкиваясь от них и понемногу затихая в невидимой дали…

И вдруг реальность снова вернулась, шокировав четкостью окружающего и непривычно живой яркостью красок…

Я лежал на мокром холодном камне, который, казалось, еще продолжал нервно пульсировать подо мной. Но уже не было ни садиста-палача, ни опускающегося на грудь клинка…

Лишь только синее-синее небо с режущими глаза от солнечного отражения белесыми клочьями туч.

Магическое притяжение жертвенника ослабело, я смог подняться и сесть. Обрывки воспоминаний все еще продолжали носиться в черепушке, но уже утратили связь между собой и почти не воспринимались.

Еще некоторое время я не мог прийти в себя и сосредоточиться на окружающих предметах.

Чтобы освободиться от пережитого кошмара, того самого, который, кажется, совсем недавно произошел со мною на самом деле, я поспешил отойти от жертвенника, приблизился к краю площадки и надолго замер, всматриваясь в ленивое течение неторопливой реки.

Картина успокаивала, внося желанный покой в душу, излечивая ее от пережитого стресса. Нынешнего – надуманного и прошлого – реального.

Реального ли?

И, вообще, что такое реальность, и способен ли я рассуждать о ней?

Ведь, не исключено, что мои воспоминания, на самом деле является лишь нафантазированными ужастиками или наснившимися кошмарами?..

Может, и сейчас я спокойно сплю в мягкой постели в своей, хоть и маленькой, но уютной квартирке?

Такие мысли запутали меня еще больше.

Я постарался взять себя в руки и взглянуть на происходящее по-иному: воспринимать его таким, каким вижу, и относиться к увиденному с долей здорового скепсиса.

Итак, что я имею?

Я почему-то нахожусь на Монастырище, более, чем за сотню километров от дома. Но это, как раз, вполне объяснимо. Мотивом безрассудного поступка мог послужить выпитый накануне коньяк.

По-пьяне и не такое совершить можно…

Дальше: мои пробудившиеся воспоминания и последовавший за ними разговор с Татьяной…

На алкоголь списать трудно.

Уж больно все задело за живое.

А, значит, в моей жизни и в самом деле произошло нечто такое, что трудно или даже, невозможно, объяснить…

Придя к такому выводу, я понял, что ничего путного из затеянного не выйдет. Подобным образом, можно было объяснить все, что угодно и в то же время, ровным счетом ничего.

Я осмотрелся.

Увидел каменных исполинов, разбросанные в беспорядке, покрошенные временем и закамуфлированные мхом, гранитные валуны, глубокую долину у подножия скалы.

Картина казалась мирной и спокойной. Даже жертвенник с каплеподобным углублением больше не казался страшным. Я убедился, что в нем нет никакой крови, только лужица дождевой води…

Все, как и должно быть.

Выходит, причину недоразумений нужно искать только в самом себе. И, дабы совсем не сорваться в пропасть безумия, необходимо тщательно себя контролировать и, по возможности, стараться воздерживаться от употребления крепких напитков…

Поставив себе диагноз и прописав необходимые лекарства, я успокоился и стал, неторопливо спускаться вниз. Теперь я снова в полной мере мог наслаждаться окружающей природой.

Только природой…

Ибо углубляться в неразрешимые загадки я себе также строго-настрого запретил.

Вот я уже внизу.

Вижу место нашей недавней стоянки, обгорелые поленья костра, примятые автомобилем кусты. В кустах поблескивает плоская бутылка от "Смирновской", втоптанная в грязь сигаретная пачка…

Явные свидетели нашего недавнего здесь пребывания…

Только, что в этом удивительного?

Никто ведь и не собирается отрицать, что мы здесь были…

Я уже собрался уходить, когда мое внимание привлек посторонний звук.

Я обернулся.

Труды моего самовнушения в один миг ушли насмарку. Передо мною реальней реального маячило подтверждение того, что я так упорно пытался приписать проискам фантазии.

Старик с клюкой в руке, в длинных неопределенного цвета лохмотьях и скрытом в глубоком капюшоне лицом, стоял всего в нескольких шагах от меня.

И имя старику, как утверждали местные жители, было – Сторож.

Убедившись, что я его вижу, хранитель урочища угрожающе взмахнул клюкой, развернулся и мелкой рысцой побежал к вершине пирамиды. Я бросился следом, но, как уже было когда-то раньше, меня снова постигла неудача.

Старик исчез так же внезапно, как и появился…

И опять я не знал, что думать.

Я отчетливо видел Сторожа, отчетливей не придумаешь, но, когда старика не стало, сразу начал в этом сомневаться.

Наверное, снова нашло помутнение?

Я уже взобрался на вершину противоположного земляного склона, когда услышал шум автомобильного двигателя.

Из-за кустов вынырнула и остановилась рядом со мной белая "Нива". Хлопнула дверца и из автомобиля показался председатель сельсовета Андрей Павлович.

– Какие люди! – кажется, искренне обрадовался он, увидев меня. – Ищем новые приключения и загадки?

– Скорей, пытаемся разтгадать старые, – в тон ему, неожиданно для себя, признался я.

– Похвальное занятиию А я вот приехал травки подсобирать. Здесь ее много, целебной, растет. Подождешь пол часика, могу подвезти…

Я не стал отказываться, но и сопровождать Андрея Павловича не решился. Сослался на усталость, свалился в уже успевшую высохнуть траву, закурил сигарету.

Председатель, действительно, отсутствовал недолго. Вернулся с пучком желтоватых цветов и небрежно бросил их на заднее сидение.

– А ты, тезка, значит, к Илье на свадьбу приехал? – расспрашивал по дороге. – Правильно. У меня Федька тоже женится, так что две свадьбы вместе гулять будем. Событие – значимое, все село должно веселиться…

Я молча кивал головой, только сейчас вспомнив, что суббота уже завтра, и что именно на завтра намечено торжество в жизни моего друга.

Когда грунтовка закончилась, я попросил Андрея Павловича остановиться.

– Это еще, почему? – не понял он. – Довезу тебя до самого порога, как миленького…

– У меня здесь машина. Утром по грязи проехать не смог, вот и пришлось пешком добираться… – объяснил я.

– А… – как мне показалось, разочарованно протянул председатель. – Тогда, понятно…

Он притормозил у моей "Таврии", но уезжать не спешил. По-видимому, ожидал, что я поеду следом. Только мне почему-то не хотелось составлять ему компанию.

Я открыл капот и сделал вид, что что-то чиню.

– Может, помочь? – Андрей Павлович стоял рядом.

– Нет, я просто протираю. Нужно еще машину помыть. Не являться же в таком виде к молодоженам…

Председатель походил вокруг и, видно, поняв, что я уезжать не собираюсь, неохотно попрощался.

Едва он уехал, я завел двигатель. Однако, трогаться не спешил. Что-то меня насторожило в поведении Андрея Павловича.

Председатель далеко не уезжал. Я догнал его за первым же поворотом. "Нива" стояла на обочине и он, как недавно я, делал вид, что копается в капоте.

– Помочь? – подражая ему, предложил я.

– Нет-нет, ничего страшного. Нужно было воду в радиатор долить…

Я обогнал "Ниву" и медленно покатил к селу. В зеркале было видно, что сзади, так же медленно, движется машина председателя.

Все очень уж походило на примитивную слежку, что еще больше меня встревожило.

Возле деревни я свернул к колхозной ферме и остановился рядом с водонапорной башней, где находилась колонка с водой. Мои действия вполне вписывались в придуманную для председателя легенду.

Андрей Павлович притормозил, посигналил мне и поехал дальше. Когда он скрылся в переулке, я снова вырулил на трассу.

Я спешил обратно к Монастырищу.

Теперь я точно знал, что меня насторожило в поведении Андрея Павловича. Я не придал значения тому, что он спустился к капищу со свертком в руке, а возвратился лишь с охапкой травы.

Сверток остался где-то там, возле пирамиды. Или на ее вершине…

Я облазил все вокруг, но ничего похожего на искомое, не находил. В скале было много щелей и укромных мест, к некоторым трудно было добраться. На такие я не обращал внимания. Андрей Павлович справился быстро, значит, тайник находится в доступном месте.

Вопрос: где?

Очень скоро я отчаялся в успехе затеянного, тем более, что шансов было не так и много.

Где гарантия, что напуганный мною Сторож, не вернулся обратно и не забрал передачу?

Не солоно хлебавши, я совсем уж настроился уходить, когда вспомнил о подпертом круглом камне. Просунул руку в узкую щель и сразу же нащупал перевязанный бечевкой целлофановый пакет.

Развернув его, я увидел две видеокассеты в фабричных картонных упаковках. На коробках – сделанные шариковой авторучкой надписи на непонятном мне языке.

Этот почерк я узнал бы из тысячи других…

Невзирая на мои надежды и сомнения, Татьяна продолжала исправно исполнять свою черную работу. А потому, не исключено, что в какой-то из найденных кассет таился мой смертный приговор…

Догадка поначалу ошеломила меня, а затем привела в неистовство.

Я буйствовал, словно ненормальный, да и нельзя было назвать меня в тот момент нормальным…

Я крошил кассеты обломками камней, рвал пленку и, когда под моими ногами валялась лишь груда черных пластиковых обломков и спутанные мотки магнитной ленты, собрал все это в охапку и выбросил в речку.

Кое-что сразу утонуло, что-то медленно поплыло вниз по течению, цепляясь за стебли камыша, крутясь и запутываясь вокруг выступающих из воды камней. Но я был уверен: ни одному эксперту, из какого бы мира он не был, ни за что не удастся восстановить информацию, которую хранили жалкие обрывки магнитной пленки.